Pax Britannica: Турниры Теней | ходы игроков | Увертюра

-Ну что же, все это звучит как очень неплохой план, - с хитро прищуренными глазами и ехидной ухмылкой отозвался из своего кресла лорд Уэсли, - Позвольте, я вновь повторю все детали. Мистер Сашевский незаметно проникает на аукцион, где крадет чертежи непосредственно в момент передачи, внося в них крошечный, но фатальный недостаток и возвращая бумаги назад, в руки Герцена сотоварищи. Незаметно, конечно же... Ну что же, неплохо, неплохо. Я счастлив работать с людьми, которым под силу осуществить такой план... Следующим нашим заданием будет подменить немецкого канцлера на... вот на него! - сигара Уэса показала на Фокса.
В негодовании, клакер бросил недокуренную указку в бокал, вскочил и принялся ходить по комнате, размахивая руками:
-Чинг ва као де лью манг! Во де ма хе та де фонг кунг де вай шенг доу! Же ши шенме дан донгкси? - прокричавшись, он глубоко вздохнул, - Хорошо, надо взять себя в руки... Вот что я предлагаю. Узнаем, где проходит аукцион. Подкупаем прислугу - а она наверняка будет - и узнаем, кому достались чертежи. Затем проникаем в жилище к покупателю и делаем копию веселых картинок. Сидим над бумагами ночь - как чертов минимум! - потому что, хоть я и верю, что мистер Игорь гений, но если это русское чудо представляет из себя вычислительное устройство, то думать над поправками придется долго. Затем, при посадке клиента на транспорт в Германию, меняем оригинальные чертежи на нашу бомбу типа "сделай сам"... Ну что скажете?
Остановился Уэс, вцепившись в спинку своего кресла и пронзительно уставившись в глаза Нерону.

Я с удивлённым непониманием несколько мнгновений разглядываю гипнотический узор на чешуе танцующей змеи: мне давно известны эти па, но почему эта яркая кожа? Ещё вчера она должна была вползти в гоночные ботинки, ведь завтра мы... нет. Загнанное, взмыленное, истощённое бесноватым динамизмом искрящих мыслей, время внутри меня дважды успело обогнуть циферблат, на два круга обогнав стрелки часов в гостиной Нерона. Громко втянув в себя кольца сигарного дыма, я расслабленно плыву сквозь успокаивающее эхо китайской речи, в пол-глаза наблюдая за красным тлеющим глазом, пока тот не издыхает в тюрьме из стекла и алкоголя.

Выслушав сэра Мидлмена, я со всей учтивостью, на которую способны мои неловкие пальцы, протягиваю трость к его креслу и сшибаю его бокал на пол, с угрюмой решительностью проследив, что тот разобьётся. Набалдашник трости ещё несколько раз опускается на смешавшиеся с напитком и сигарным пеплом осколки, превращая всё в тёмное месиво.

- Я скажу, что я хочу знать где вы найдёте руки, в которые хотите положить свои монеты. Я скажу, что хочу знать, какой монетой вы купите их молчание, какой монетой вы купите их правду и какой песней одурачите прикрепленный к этим рукам разум. Если...

набалдашник с треском ломает остатки бокала, тонкой предсмертной нотой бьющегося стекла обрывая мой голос.

- Если так нужный вам товар продаётся. Продаётся вам. Продаётся сейчас. Продаётся. Существует. Я...

Грязный от налипшего пепла конец трости чертит на паркете сперва одну дугу, затем пересекающую её вторую

- Знаю как нам найти так интересный нам турецкий базар. Немецкий базар. Вы -

трость втыкается в паркет рядом со стопой Уэсли.

- должны знать, как нам услышать на этом базаре стук молотка, выкрик, шёпот и довольные шаги, а вы, -

руки делают движение, но силы подводят меня, трость валится на пол, будто старые кости. Я смотрю в глаза Нерона.

- вы дадите мне руки и молчаливые лица, которые воздвигнут сторожевые башни, что дадут нам знать о немецких шагах, вслушиваясь в цокот копыт троянских коней. Лошади будут у меня уже завтра, как заставить немцев возжелать их, я узнаю лишь к гонкам, но башни нужны мне уже к следующей полуночи. Башни и русская безмятежность. И довольный немецкий комфорт. Я понят?

Последние слова я говорю уже смежив веки, будто усталый старик, что прожил на сотню лет больше, чем когда-либо собирался прожить.

Улыбнувшись, Уэсли поднял трость с пола и протянул владельцу:
-Знаете, интуитивно я понимаю, что в ваших словах есть смысл. Но не разумом. Если я Вас правильно понял, Вы хотите вместо старых добрых людей использовать... машины? Неужели Вы хотите построить для каждого немца по "Зевсу" - и надеяться, что никто из них ничего не заподозрит? Впрочем, что это я - в Вас достаточно артистизма, чтобы никто ничего не заподозрил... Обожаю безумцев, - клакер подмигнул Игорю.

Лицо Нерона медленно меняло выражение, пальцы его стучали по подлокотнику кресла, глаза внимательно следили за каждым движением трости ученого, залысины его стремительно потели, а верхняя пуговица угрожала оторваться под напором шумно передвигающейся груди Вульфа - необходимо было подавать к мозгу огромное кол-во крови.
Прошло еще около минуты после того, как Игорь кончил говорить, а Вульф все никак не давал ответа.
Наконец будильник в голове Вульфа прозвенел, извещая, что время, отведенное на обдумывание слов, кончилось.
Глаза его налились кровью, а слова вырывались из его рта, сопровождаемые утробным ревом самого Баал Зе Буба.
- ENGLISH, MOTHERFUCKER! DO-YOU-SPEAK-IT?

Мисс Ксиао немного утомилась от невоспитанности Вульфа и это отражалось на ее личике, которое приобрело легкую гримасу неудовольствия: Рюю не привыкла, чтобы ее просьбы игнорировали.
- Мистер Вульф, - маленькие кулачки сжимались и разжимались. - Если вы не перестанете так себя вести, мы сейчас же уйдем, а про ваш дом все общество будет знать, что вы не уважаете своих гостей и позволяете себе вульгарно выражаться в присутствии дамы!
Она вскочила с места и пронеслась несколько раз вокруг стола, остановившись где-то между Сашевским и Вульфом.
- Игорь выразился вполне понятно. И беседа с Вами его также утомляет. Вы жестокий, жестокий человек. Игорь всего лишь хотел сказать, что слежка с помощью уличных мальчишек хороша в детективных романах, но мы живем в век торжества науки и счастливо знакомы с господином Сашевским, который прекрасно организует слежку за интересующими нас господами, если в их вещи удастся подложить некоторые приборы, которые Игорь предоставит. Приборы будут готовы завтра.

Я слышу его слова. И только. Слышу, в тщетных потугах силясь понять, разгадать, молотом воли вбить в них хоть толику смысла, скрипящими от напряжения зубами выгрызть хоть искорку понимания. Тщетно. С тем же успехом я мог бы грызть гранит.

Сушь раскалённой в горне восточного солнца пустыни распластывается по моему нёбу, трещинами проползая в горло, жаром испепеляя лёгкие. Холод вакуума струится из пустоты желудка вверх по кишкам, осклизлым червём заплетаясь вокруг сердца.

Я вижу как надуваются его вены, как его тонкая кожа молчаливо стонет под напором горячей густой крови. Децибелы его пульса словно дубинки полисменов глушат мои мысли, я иду на дно. Из-под свинцовых ставен моих век наружу прорывается жажда: этот человек, слишком громкий голос, слишком много крови, много даже для двоих. Мне нужно. Я ... могу, я должен, иначе - жажда, иначе - холод. Пересохшие губы трескаются, обнажая алчущий оскал, ладони впиваются в подлокотники, чтобы швырнуть мой едва живой остов. Я рвусь вперёд, вон из жаркой кожи, прочь от могильного холода нутра.

И замираю, будто неживой мрамор: она накрыла мою горячую сырую от пота руку свой холодной сухой ладонью, никто не заметил тонкой иглы между тонких пальцев. Она зовёт этот яд "половина смерти". Один удар сердца вместо двух, один вздох на два, одна минута на час. Полусмерть. Для всех, но не для меня. Изголодавшиеся соки моего ледащего тела набрасываются на своё угощение, лёд медленно поднимается от кончиков пальцев по нервам, остужая мой жар, отнимая застывший в небытие голод, лихорадку мыслей и смятение чувств. Тишина по имени паралич разливается по моим полупустым жилам. Я теперь - зритель в её театре, декорация на её сцене. Хорошо.

Слова пряным лакомством выплывают из её рта, сладким акустическим вином наполняя разум, обволакивая своей томной плотью хлёсткую лозу с едва-горьким ядом. Сирена, она увлекает собравшихся на прохладное дно, где каждому утопленнику найдётся своё место, место под бездонным чёрным взглядом:

- Gentlemen, i think that everyone agrees that despite the severe nature of our enterprise it will be wise to keep a bit of cool in our heads, yes?

Примирительный жест ивово-гибкой руки рассеивает электрические искры от взглядов в воздухе. Платье шелестит голосом тихого весеннего ветра, когда леди балетным движением опускается в своё кресло.

- Now, i understand the difficulty of grasping the sense of visionary propposition of my lord Igor, but that i can help: the important thing is - he can and is willing to procure the means of tracking our german guests. All we have to do is to ensure they will hold on to that means, which will be easy enough if we manage to befriend the germans. And the easiest way to do it is to get aquainted with them at the races tomorrow, impress them, make them happy and give them what they desire and want. Of course you see the merits of the ... soft touch. gentlemen, don't you?

Полупрозрачный веер открывается с хлопком крыла райской птицы, чтобы полускрыть таящуюся в уголках её губ обольстительно-ядовитую улыбку. Я вижу, как их глаза следят за танцем змеи, как их разум оплетают змеиные кольца. К счастью, я не Лаокоон, а лишь камень в прибрежных водах.