Мой милый демон | ходы игроков | Бремя соблазна

Это была игра - древняя как мир, никогда не надоедающая и невыразимо притягательная. Игра, в которую играют двое, с четко определенными правилами, позволяющими наслаждаться каждым ее мгновением, с веками выстраивавшимся ритуалом жестов и прикосновений. Игра, каждое неверное движение в которой, каждый не вовремя прозвучавший звук, могут спугнуть возникшее настроение.

Нежные пальцы, скользнув по губам, щеке, переместились на шею, зарывшись в волосы. Губы обдало горячее дыхание, наполненное ароматом персика, смешанное с терпкостью коньяка. Анна подалась навстречу... Губы на мгновение, показавшееся вечностью, соприкоснулись, вызывая очередную волну бабочек. Девушка немного отстранилась, глядя в антрацитово-черные глаза, наслаждаясь настоящим и желая неизмеримо большего... но позже, пока, желание продлить эту игру пересиливало. Девушка приподняла бокал и поднесла его к губам, поставив между собой и Владимиром хрупкую стеклянную перегородку, наполненную расплавленным янтарем,
- Да? - полувопросительно, полуутвердительно хрипло прошептала она

Такой легкий поцелуй... Незаметный настолько, что легко спутать его с дуновением ветра, выдохом ее дыхания, упавшей на губы тончайшей ресничкой из сверкающих глаз. Чего стояли бы тысячи прожитых (и не совсем прожитых) лет, если не определить в губах девушки - поцелуй, в жесте - желание, в словах - страсть.

Улыбнуться, позволив веселым бесятам запрыгать в глазах, и ответить на вопрос:
- Выпить.

Затем прикоснуться губами к своему краю бокала, и, наклонив его к себе, набрать небольшой глоток обжигающего алкоголя. Двигая лишь головой, вернуть бокал наместо. Не спускать взгляда с ее лучистый глаз, ловя каждый момент вздрагивающих, словно испуганные газели, век. Положить руку на плечо и медленно, лаская, провести ладонью по руке, играя пальцами со одеждой, ее гладкой кожей. Перехватить пальцы, деражщие бокал, и несильно, но уверенно опустить его вниз, прижав руку девушки вместе со своей ладонью к ее груди. Закрыть глаза, одновременно резким движением бросаясь вперед, пересекая весенней молнией краткое расстояние до ее чуть приоткрытых губ, и впиваясь в них резким, грубым поцелуем, вливая в ротик напиток сегодняшнего вечера, иже в достатке истомившийся на жадном до любви языке мужчины.

Анна выдохнула от неожиданности, смешивая дыхание с дыханием мужчины, когда вдруг резко приблизились бездны черных глаз. Поцелуй получился действильно обжигающим, теплая ароматная жидкость обожгла рот и волной прокатилась по пищеводу, смешиваясь с поднимающейся снизу живота волной. Кухня, наполненная мерцающим светом и ароматами персика, закружилась сияющей каруселью. Мысли растворились в волне удовольствия, и Анна со всей страстью ответила на поцелуй.

Краем глаза Анна скользнула по часам.

23.30

Ответ. Такой страстный, наполненный желанием и чувственностью. Такой ожидаемый, но от этого не менее приятный. Удовольствие – от касания губ, от чувств, от пьянящего сильнее коньяка чувства победы.

Оторваться от ее губ: "Я угадал твое желание, не так ли?", – и снова прильнуть поцелуем, свиваясь вместе языки, играя с ней, лаская острые зубки.

- Сложно было не угадать... - тихий шопот в ответ и продолжение поцелуя - пьянящего сильнее коньяка, со вкусом персика и ароматом южной ночи, кружащего голову и разливающего расплавленный металл по телу. Анна с трудом оторвалась от жадных губ и не много отодвинулась, продолжая ласкать пальцами затылок мужчины, - Знаешь чего не хватает? - Чуть слышно спросила она, глядя затуманенными вырвавшейся из под контроля страстью глазами.

Лизнуть ее губки и, пристально глядя в глаза, улыбнуться. Даже больше – легонько рассмеяться. Какая она все таки милая... Действительно, она именно то, что нам нужно. Ведь в действительности – какой мужчина признает, что он что-то не знает, особенно сейчас, за секунду до безудержной вспышки дикой страсти, которая древней самой вселенной. Ведь ее тоже родили – причем, в результате взрыва.

- Знаю. Вечности, чтоб этот момент никогда не кончался. Хочешь, я подарю все это время тебе?

Опустить руки на бедра и резко посадить девушку на стол, отодвинув рывком кухонную утварь с края, и прижаться к ней, раздвигая телом в стороны ножки. Впиться заново поцелуем в ее сладкие губки, не давая шансов и времени на ответ, жадно, как странник в пустыне припадает к обнаруженному оазису с озером прохладной воды.

Жар охватил ее лицо, а потом и все тело, Анна чуть подалась вперед, рот чуть приоткрылся, а
руки ее, лежащие на плечах Владимира, напряглись и обняли его за шею. Его руки медленно скользнули по бедрам, что вызвало ее судорожный вздох, и дрожь ее тела стала чувствоваться сильнее. Резкий рывок заставил ее сжать руками его плечи, прижимаясь всем телом к мужчине, она скрестила ноги за его спиной, прижимая его и, откинув назад голову, простонала то ли соглашаясь с его словами, то ли просто наслаждаясь, - Мммм, - В ответном порыве Анна, захватив губами его губы и обняв его за шею, впилась в Владимира страстным и долгим поцелуем.
Она почувствовала, как умелые мужские руки ласкают ее спину и бедра, и положила ладони ему на грудь, покусывая дразнящими движениями мочку уха и шею, скользя руками по его напряженной груди.

- Разве… это… ответ? - прошептать на ушко, переместив поцелуи сначала к щёчке, затем – к шейке, а потом даже чрезмерно сильно сжав ушко губами. - Кажется, мои поцелуи плохо влияют на вашу способность говорить, моя лапочка.

Провести языком по внутренней полости ушка, а затем подуть струёй теплого воздуха на обнаженную кожу шеи, а тем временем руки продолжали свою ласковую работу – медленно поднимались вверх, лаская перебором пальцев спинку девушки и, как бы невзначай, но от этого не менее непререкаемо задирая одежду вверх…

- Кажется, мне придется на время отпустить ваши сладкие уста, чтоб выслушать ваши желания, - хитрая улыбка, прямо в глаза девушке… и резко нагнуться, вырывая голову из теплых объятий. Припадая на ее грудь и сильно прикусывая сосок прямо сквозь одежду….

Анна расцепила руки и откинулась назад, собираясь с мыслями, когда следующая волна, вызванная одновремено болью и удовольствием от грубой ласки, прокатилась по телу и вызвала новый стон. Сарафан приподнялся на обтянутых чулками ножках, открывая кружевные резиночки чулков и загорелую кожу над ними. Запустив пальцы в волосы мужчины и приподняв его голову, Анна заглянула в глаза,
- Хочу танцевать, - хрипло ответила она, - Фламенко, - и взяв в руку чудом не перевернувшийся бокал, пригубила напиток.

- Все, что захочешь, мой милый ангел! – проворковать, и картинно щёлкнуть в воздухе пальцами одной руки.

Затем сразу же сорвать девушку со стола, ставя на ноги и крепко прижимая к себе. Кажется, зазвучала музыка – быстрая, ритмичная, страстная, как огонь пылающего в ночи костра. Или это просто гудит в голове шум ночного, не желающего засыпать города, а звук кастаньетов – лишь хлопот старых, разбитых ставень в подъездном окне?

Черно-красное платье, с длинной, многоступенчатой юбкой, ниспадающей до пола вместо сарафана – или это лишь мираж, и лишь нежелание посмотреть вниз, чтоб не задеть горячим взглядом выступающий вперед бугор в районе молнии на брюках лифтового знакомого?

Закружиться, взмахивая ножкой и вздрагивая всем телом, в очередной раз падая в его объятия – и откуда столько места в этой старой, знакомой до каждой трещинке в стене кухне? А может быть, это всего лишь из-за его бездонных глаз, с нескрываемой похотью следящих за каждым па в этом безумном танце?

Немного кружится голова, и общая усталость нападет на тело? Или это просто выпивка, наконец-то ударившая в голову и подкашивающая ставшими непослушными, но упорно танцующие ноги? И лишь его руки, продолжающие крепко держать и заставляющие настойчиво пускаться в пляс снова и снова…

А может быть, все как раз проще – и это просто ночь, гигантский зал, живая музыка и дикое фламенко со знакомым пару часов мужчиной? Но… кто поверит в такую безумную чушь?

Звук кастаньет? Откуда? Да какая разница! Гитара звенит. Переборы, опять звенит нежно, глуховато, будто на дне океана. Она плачет, что-то капает… Потом вступают скрипки. Мощно, трагично, и они плачут о затонувшем корабле. Блики на воде, опять звенит гитара. Но вот стало тихо на миг. Первые звуки высекли в душе искру, которая в мгновение обернулась пожаром, подогреваемым страстью и алкоголем. Стены кухни раздвинулись, не в силах вместить разрастающийся пожар. Напряженные руки взлетели, словно крылья птицы…
Фламенко в своей сути и истоках - танец страшный, на грани жизни и смерти. Говорят, что и танцевать-то его по-настоящему могут те, кто пережил беду, потерю, крушение. Беда обнажает нервы жизни. Фламенко - танец обнаженных нервов.
Он - танец-диалог, танец-спор, танец-соперничество между двумя началами жизни - мужским и женским. Перетанцевать партнера. Затанцевать его насмерть. Фламенко преображает, превращает в искусство именно то, что в нашей культуре-цивилизации задано как жесткие, беспощадные правила жизни. Напор. Агрессию. Соперничество. Дисциплину. Одиночество...
Неповторимая, завораживающая музыка звучала в ушах, во всем теле, создавая непередаваемую вибрацию. Тело, каждым своим движением, каждым поворотом выплескивало страсть.
… Руки как два крыла, прогнутая поясница и поворот тела с опущенной вниз рукой. Поворот вокруг своей оси на носках. И взгляд в глаза, все это время, не отрываясь… Взметнулись вверх белые руки , ожили плечи. Замелькали руки, застучали кастаньеты. Вспыхнула нижняя оборка. Движения рук гипнотизируют. Резко выставлена внезапно оголённая нога из разреза, сочащегося красным в чёрном обрамлении… Откинута вверх голова. Руки. Извивы фигуры. Пассы. Напряжённые позы и резкая дробь каблуков, и тут же глухой удар ступнёй. Опять кисти рук вверху, они напряжены, пальцы то сжимаются как лепестки цветка, то раскрываются, описывая круг. Голова неподвижна, но вдруг резко поворачивается то в одну, то в другую сторону под дробный стук каблуков.
Еще один шаг и ослабевающие ноги подкашиваются, позволяя телу упасть в объятья партнера…

Чтож, это ее день. Ее вечер и ее ночь, даже если она сама не до конца понимала происходящее или совершенно не верила в это. Даже если она не знала, что может пожелать столь многого, что он будет вынужден запустить на исполнение программу своего назначения в этом мире. Но сейчас есть только она, ее желание, и ее танец – до последней капли, до изнеможения… Не дать упасть, подхватив – и, смеясь, с силой вытолкнуть ее снова в центр зала, в центр танца, в центр внимания. Завертеть, закружить, заставить танцевать дальше – пока еще двигаются ноги, пока еще работает кружащаяся голова, все быстрее и быстрее, ловя горящими зрачками каждый взмах пушистых ресниц, пока звучание музыки не сольется в страшную какофонию, оглушающую и выбивающую дух силой своих децибел, пробивающих сквозь хрупкое человеческое тело…

Тишина. Ночь. Лишь легкий шум бессонного города из окна. Легкое дрожание свечей, робко освещающих гладкую кожу девушки. Кухня, та самая – знакомая до последней трещинке в потолке. Стол. Ножки в чулках, закинутые за спину мужчины. Его руки, упорно поднимающие вверх сарафан. И источающая сладостный яд улыбка над измученной танцем жертвой:
- Понравилось?

Что это было? Сон? Реальность? Может действие какого то наркотика? Какая разница? Это восхитительно! Прекрасно! Это взрыв эмоций, адреналин, смешиваясь с гормонами, расплавленной лавой течет по венам, стучит в висках в такт затихшей музыке... Тело вздрагивает в такт этим ударам, а руки уже поднимаются вверх, помогая движениям мужчины. Кожа, покрытая капельками пота блестит в неровном свете свечей, грудь соблазнительно вздымается в такт дыханию, просвечивая сквозь белое кружево. Анна выгнула спину и крепче прижала к себе ногами Владимира, чувствуя сквозь тонкую ткань трусиков горячее, напряженное тело,
- Да... - жарким шопотом.

Сползающая вверх одежда, скользящая по извивающемуся телу… Он любил этот звук – ее одна мелочь, которая не надоедает за тысячелетия. А еще он любил звук измученных страстью девушек – это еще одна мелочь, которая… ну, вы знаете.

ДА.

И не важно, к чему это было сказано. Не важно, ответом на что должно было быть – важно, ответом на что стало это слово.

Скользнуть руками вверх, следую по ложбинке на гладкой, изогнутой спине. Быстрым и столь точным движением расстегнуть замочек, сдерживающий от удовольствия за тонкой полоской ткани вздымающуюся грудь. С тихим, утробным рычанием подцепить зубами узелок спереди и рывком головы откинуть вверх кружевной лифчик. Пока она еще выползает из своих одежд, вцепиться губами в напряженный сосок, сжимая его и легонько засасывая в рот, чтоб коснуться языком самой вершины… Остановить в последний момент руками сползающую вверх одежду девушки, не дав ей высвободить руки, поймав хрупкие запястья в плен тканевых силков, и немного надавить к себе, заставив тело вынуться еще сильнее, приподнявшись над покрывающимся туманом столом. Ответить на ее позыв, поддавшись толчку ногами и, резко уперевшись напряженными объектом в девушку, продолжить движения невзирая на одежду, лаская самим лишь фактом присутствия и близости…

Каждое движение мужчины разливалось жаркой волной по телу, от низа живота вверх, заставляя спину выгибаться еще сильнее. Отвердевшие соски требовали продолжения ласки, как и все дрожащее от страсти тело, которым теперь владели только инстинкты, начисто отключив разум, чего никогда не происходило ранее. Руки сжимались и разжимались, словно сжимая что то, крепко но нежно ужерживаемые за головой.
Каждое прикосновение, каждый поцелуй обжигали, вызывая приглушенные стоны, тело двигалось в такт движениям мужчины, требуя... умоляя о большем...

Одна рука все еще держит шелковые путы, другая же скользнула вниз, быстро пробежав по напряженным ручкам, щекотнув ноготком шейку, и, крепко, до боли, скрутив твердый сосок, спряталась обратно за спину девушки, уверенными шагами пальцев пройдя по выгнувшейся венецианским мостом спинке, и вцепившись в край трусиков. Шаловливо заскочив под них, ладонь деловито вцепилась в попку, выдвинув вперед средний палец, заставив того проскользить до ставшего влажным входа и, изогнувшись, легонько коснуться, дразня. Тут же выскочить обратно, снова уцепившись за ткань последней преграды и потянув ее.. нет, не вниз. Вверх. Еще сильнее напрягая тросы желания, окутавшие два человеческие тела.

-Аах, - тело волной двинулось вслед за рукой и снова прижалось к паху мужчины, к обжигающему даже сквозь ткань брюк жару. Сквозь стиснутые зубы раздался пртяжный стон. К потолку взметнулись, на секунду забыв о притяжении земли, влажные пряди. И тут же опали, снова прильнув к коже. Стон.
Тело давно живет своей жизнью, не считаясь с разумом, что дремлет сейчас в самом уголке сознания. Это два неожиданно разных понятия – она и её тело. Она живет и чувствует, а тело...
Резкое движение. Прогиб. Руки пружинят, и вновь волосы повторяют недавно пройденный путь. Распахнутые глаза невидяще вбирают в себя узор тени на потолке, прорисованный крухевным тюлем окон. Дыхание замирает. Тишина. Секунда. Две... Стон. Сдавленный. Требовательный.
Губы впиваются в шею, но это не ласка, а просьба о ней. Продолжать, не останавливаясь...

Человеческое тело… Как мало ему, на самом деле, надо.. Еда, вода, воздух, вывод отходов… И ласка.

Надавить всем телом, подминая ее под себя, придавив к столу, заставив забытую посуду жалобно вздрогнуть на ставшей постелью столешнице. Прикоснуться губами к ушку, и провести игривым языком вдоль шейки, ниже – по ставшей влажной ключице, нырнуть к груди и обойти одну по кругу, поднимаясь вверх по этому горному серпантину.. Застыть и, легонько пощекотав сосок язычком, спросить с улыбкой:

- Чего-то хочется?

Освободить руки девушки из своего зажима, для того чтоб перехватить ладонью дело, начатое языком, и крепко обхватить полные груди. Сжать, оставляя на загорелой коже белые следы от пальцев, и впиться ногтем в вершину… Еще сильнее натянуть трусики другой рукой, то отпуская, то снова напрягая их, все укоряя и ускоряя движения ничтожного кусочка ткани…

- Да... нет... ах, - он что то спрашивает? Волны накатывают одна за другой, смывая все мысли, перед глазами кружится вселенная. Продолжать, не останавливаясь...
Вся жизнь тела сейчас сосредоточена в одном ограниченном участке, а все остальное – не важные к нему приложения. Глаза не видят, руки не чувствуют, мозг отключен...
Стон... Крик... Снова крутое пике. Вверх! Руки дрожат, удерживая тело. Мира нет. Вокруг только одна точка, расходящиеся волны от которой заставляют вибрировать каждую клетку.
Напряжение не спадает, скручивая тело послушной пружиной.

Возможно, Тамуран даже немного завидовал им – людей. Завидовал именно сейчас. Для них до сих пор многое было новым и незабываемым. Для него же – очередным приятным мгновением. Но если чему и учат века небытия, так это умению наслаждаться малым. Мгновенным. Мимолетным.

Улыбнуться и с жаром приняться целовать ее тело, везде – куда только попадали губы. Горячо, жарко – как будто вовсе не стол это, а жарка сковорода. Сковорода Преисподней, куда попадут грешники за прелюбодеяния. Но что нам жара, когда они так сладки?...

Рука прошла по внутренней поверхности бедер, и среди стона и тяжелого дыхания отчетливо прозвучал металлический скрежет брючной молнии… Что-то горячее и влажное коснулось ее ног, подрагивая от желания и напряжения. Медленно двинулось вверх, дойдя до тонкой измученной ткани трусиков… Секунда, растянутая как ложка густого меда… По животику скользнула теплая рука, медленно захватывая пальцами пространство под кружевной преградой, лаская самое сокровенное место, прикоснувшись – и войдя тонким пальцем внутрь, оставив теплого друга ждать снаружи, за тканевой преградой...

Еще один стон вырваллся из приоткрытых губ, язычек скользнул по нижней губе... Руки опустились на голову, дальше на спину, оставляя краные полоски от острых ноготков, скользнули по плечам на грудь. Дрожащие пальцы запутались в пуговицах и не справившись с ними рванули рубашку в стороны, убирая эту ненужную преграду между телами, сдергивая ее с бугрящихся в напряжении рук. Анна приподнялась, продолжая прижимать Владимира ногами и и рубашка оказалась у него на руках, сковывая движения. Уже медленнее, девушка продолжмла снимать ее скользя влажным язычком сначала по шее, потом по груди,стоящего перед ней мужчины, прикусив сосок, и глядя ему в глаза прошептала,
- А что хочешь ты?

- Тебя.

Ответ четкий, громкий, словно отрубая кусочки воздуха каждым слогом. И она ведь даже не знала, насколько дословным было на самом деле это желание. Тяжёлый выдох от ее шаловливых губ, принявшихся играть с мужским телом. Повести плечами, скидывая на запястья ставшую такой ненужной рубашку, добровольно подчиняясь ее игре, заодно пошевелив мышцами груди. Обе руки оказались прижаты к бокам, но именно сейчас ему не нужна была свобода, ведь ладони свободно доставали ее бедер, а это была та честь девушки, которая наиболее интересовала мужчину сейчас. Подавшись вперед рукой с побелевшим следом от натянутых манжет, вынуть насладившейся соком пальчик и, уцепившись за край ее трусиков, потянуть в сторону, царапая ногтями нежную кожу. Другой же рукой сжать свой член и подвести его в упор, дразня девушку влажным теплом мужского тела.

- Всю тебя…

Продолжая ласкать языком и губами грудь мужчины, покусывая кожу, Анна скользнула одной рукой по животу, царапнув ногтями кубики пресса и провела кончиком пальца по наконец то освобожденной от ткани брюк плоти. Слегка сжав член рукой, натянула нежную кожу и резко отпустив его, закинула руки на плечи мужчины приподнялась, садясь на дразнящюю плоть резким движением и замерла, глухо застонав и откинув назад голову.

Тихонько постанывая от нежной женской ласки, довольно зажмуриться, как сытый кошак. Кстати, о кошках….

- Муррр….

Так приятно просто стоять, получая свое (ну, не будем скрывать, заслуженное удовольствие, пока заведенная девушка играет с тобой, лишь еще сильнее разжигая в себе пожар страсти, отголоски которого вспыхивают в ее покрасневших щеках, в следах от острых коготков на груди…

- Ум…. – тихий вздох из под опущенной на грудь головы, словно грусть о ком-то одиноком, кто сейчас не здесь. А ведь если вспомнить – сколько лет уже он е занимался сексом в человеческом обличье? О, нет, лучше сейчас не думать об этом. Резко открыть глаза, бросив озорной взгляд на застывшую на пенисе девушку, и толчком ладоней в животик откинуть ее обратно, бросив спиной на стол. Перехватить руками за талию, не дав слететь с мужского джойстика – палочки удовольствий, и, не дожидаясь медленного удовольствия, начать резкие и сильные фрикции, с силой и жаром, даже с некоторой грубой ненавистью беря эту девушку.

Подчиняясь толчку Анна откинулась на стол, волосы разметались по столешнице, несколько прядей прилипли к покрытому бисеринками пота, лбу и щекам. Хриплое дыхание наполняет кухню и, кажется, вязнет в наполненном ароматами воздухе. Оно оглушает, наполняя все смыслом.
Голос громче, сквозь тяжелые вдохи-выдохи вновь пробивается стон. Вдох.
Выдох. Пронзительное дыхание рвет гортань, и тело слетает с пика волны, куда подняла его страсть, опуская все ниже, ниже и вновь взлет. Руки летают, оставляя на коже мужчины ярко красные полоски. Тело приподнимается и опускается в такт его резким, приносящим удовольствие на грани боли, движениям. Точка, вокруг которой сосредоточен весь мир начинает разрастаться, заполняя все тело. Крик. Взрыв. Летящие перед глазами звезды всей вселенной.
Все кости, поддерживающие девушку в почти вертикальном положении, исчезают, и руки словно ломаются в локтях. Узор на потолке расплывается перед глазами.

Удовольствие… Оно впитывается всем телом, растворяясь в крови сладостным соком, зажигая желания, накаляя тело, выключая сознание. В этот век и в этом мире для мужчины не осталось побед, в которых он бы был хищником, выловившим добычу. Поймавшим свою жертву. Тогда нераскрытую энергию доминирования можно выразить через один процесс – через секс.

Ладони срывают намокшую рубашку с запястий, и руки устремляются на ее грудь, хватая свою цель в цепкие раскаленные тиски. Не останавливаться – такого его желание, парня из Ада. Услышать ее стон счастья сквозь звон дребезжащей посуды и шатающегося стола.