[DA:M] Град Разорённый | ходы игроков | Запись 1. В поиске ночлега

Готов ли ты, путник, потомок богов, встретиться со своею судьбой?...

Итиль, 1066 год, начало декабря
2 часа пополудни, южная гавань

  Мускулистые люди с явно персидской внешностью сидели по обе стороны низкобортного торгового судна, усердно налегая на вёсла в попытке приблизить корабль к Итилю, расположившемуся чуть выше по течению. Дымок от кострищ зимних стойбищ местных кочевий, вставших под его старыми стенами, уже был заметен, поднимающийся над голой, безлиственной, в это время года, полосой прибрежных, галерейных ивовых зарослей, за которыми виднелись жухлые, почти почерневшие на корню, вымороженные луга без малейшей толики снега. Ещё немного и путники смогут увидеть бывшую столицу хазар. Тонкий ледок, вставший по обе стороны поймы, предвещал, что совсем скоро судоходство прекратится, и те, кто останется на зиму в этих краях, будут вынуждены пережидать зимний период вместе, дожидаясь его окончания, либо на свой страх и риск уйти по сухопутным путям куда глаза глядят, хоть до Саркела, хоть до Булгара, хоть до Арала. Ночи становились всё холоднее, каждый раз отвоёвывая ещё немного от водной глади. Несмотря на это, днём было относительно тепло, конечно не для теплолюбивых южан, но всё же... лёд пока имел тенденцию таять, особенно под лучами полуденного солнца.

  Пока гости кутались в меховые одеяния, столпившись поближе к носу судна, пока Эскандар отвлёкся на разговор с капитаном, персом по имени Алим, выведывая у него дела торговые и расспрашивая про положение в городе, пока Мауриса перебирала и упаковывала в тюки вещи, готовясь к высадке на берег, корабль доплыл до степного города, пройдя пару небольших речных изгибов. Перед путниками открылись полуразрушенные, обветшавшие городские стены из необожжённого кирпича с парочкой низких башен по обе стороны реки, но жилой оказалась только восточная сторона, где обнаружились целых две большие гавани с несколькими рядами деревянных причалов. Одна ниже по течению, немного побольше и поближе, с единственной широкой улицей, уходящей куда-то в глубь между плотными рядами прямоугольных низких одно-двухэтажных домов из кирпича-сырца, облепленных слоем тёмно-красной охры, немного похожих на такие же в Персии или Ширване. Где-то в глубине квартала был виден округлый минарет, невысокий и малоприметный. Вторая гавань расположилась чуть выше по течению, окружённая более грубыми, почти сплошными стенами полуземлянок из некрашеного кирпича-сырца с деревянными крышами и зданий помассивней из камня. Кое-где виднелись настоящие тёмные срубы из цельных стволов. В той стороне также возвышался минарет, остроконечный и белый.

  Совсем другим был западный берег, мёртвый и холодный, с большими зданиями, превратившимися в руины, деревьями, когда-то, скорее всего, росшими в роскошных садах, но теперь уже одичавшими и иссохшими, и множеством пустого пространства, предназначенного для обширных базаров под открытым небом. Всё что осталось от ханской столицы после прихода князя русов. Печальное наследие старины, когда правители Итиля контролировали многие племена во все стороны света.

   – Господин, – вернувшийся Эскандар привычно заговорил на языке греков, мигом перейдя с персидского, только что лившегося рекой из его уст: – Алим, наш благодетель на этом корабле, поведал мне пару мест, где мы сможем остановиться...

  Причал приближался, стало видно, что он и широкая дорога, ведущая внутрь города, оказавшаяся заставленной палатками, укрытыми разноцветными полосатыми тканями вместо крыш, с товаром, полон людьми. Кое-где можно было заметить мохнатых двугорбых верблюдов, возвышающихся в толпе, в другом месте пробирался всадник прямо на коне, перед которым люд расступался, недовольно махая руками.

  — ... на Великом Базаре, к нему ведёт во-он тот проход, – переводчик указал как раз на тот самый широкий коридор с торговцами: – Радханиты содержат странноприимный дом, они иудеи, все это знают...

  Чем ближе корабль приближался к причалу, тем заметнее становилось, несмотря на общую тенденцию к напяливанию на себя мехов, насколько разные народы собрались на улице. У реки и у лавок толпились и азиаты в цветастых распашных кафтанах, в длинных штанах, заправленных в сапоги, и персы с густыми чёрными бородами, чьи головы покрывала объёмная чалма, другие ходили с непокрытыми светлыми или рыжими волосами, в плащах, застёгнутых на правых плечах, оставляя свободной руку, некоторые, похожие на гостей из Дар-банда, стояли явно дожидаясь их судна, тогда как другие не обращали особого внимания на новоприбывших, ругаясь из-за товара или весело торгуясь как во всякий другой день.

   – ... у Алима тут дела к багдадскому купцу по имени Ибрагим, – продолжал Эскандар: – Так он сказал, что мы можем остановиться и у него, если захотим, Алим поговорит с купцом, если мы изъявим желание...

  Послышался стук дерева об дерево, когда судно стукнулось бортом о деревянный причал.

  Слева хмурились пеплом и трещинами в камне владения Ареса, век назад решившего покровительствовать рукам и клинкам русов. Неужто сотни лет не было достаточно местному пёстрому люду, чтобы впустить на этот по-покойницки молчащий берег немного жизни? Затуманенный долгим и тоскливым плаваньем через Каспий (воистину, в иные моменты Агатон был готов нырнуть в никак не заканчивающиеся воды и поплыть одному, перегоняя судно!) разум пустился в красочные размышления о том, что же может мешать заново заселить западную часть города. Вновь и вновь стегаемые бичом Фобоса духи мёртвых, помнящие о былой резне и террору? Спящие под руинами катаканы, выходящие утолить голод в тёплую восточную сторону Итиля? Некая местная демоническая гадость, охотно приползшая из степей после разорения и поселившаяся в покинутых садах? Воображение Агатона разыгралось, будто у малого дитя: вот он шагает по запустелым улицам с натянутым луком в руках, а вот Враг выбирается из своего усыпанного костями гнезда, а тут ведомая самой Артемидой и её гончими стрела пробивает отвратительному чудовищу лоб и выходит из затылка, и наконец рёв счастливой толпы, женщины целуют герою руки, правитель города осыпает его золотом, Эскандар воспевает этот подвиг, что вспомнят потомки через тысячу лет!
  Агатон тягостно вздохнул, прогоняя фантазию, недовольный собственной хандрой. Нет, такая обыкновенная и пошлая расправа вряд ли возбудит в сердцах людей благоговение перед его фигурой. Такая мелкая мечта недостойна даже его ума, не то что будущих поколений.
  И вновь нет, сейчас он должен обратиться направо, к бурлящим жизнью владениям Гермеса. В пору той войны он, должно быть, взмахнул своим золотым жезлом сотни и тысячи раз, чтобы созвать за собой сонм всех душ погибших и отвести их к Аиду. Теперь же неугомонный Ктарос был занят более мирным ремеслом, зажигая рынки пылом, шумом и звоном монет. Твёрдая земля под ногами сулила горячую пищу и выпивку, внимание женщин и шанс на интересную беседу с теми ромеями или же другими говорящими на греческом путниками, что могут оказаться в городе. Вне сомнения, Агатону следовало развеять скуку бесцветного путешествия, а уже потом броситься выведывать у Итиля, как он может запомниться ему и окрестным мёрзлым территориям.
  А над своими олимпийскими племянниками возвышалась скорбная Деметра, чьё горе в ожидании дочери здесь было особенно суровым. Агатон вдохнул её колкий холод полной грудью, глубже спрятался в свой овчинный тулуп, подбитый лисьим мехом и подпоясанный пёстрым шерстяным кушаком, и нетерпеливо застучал каблуком сапога о палубу. В конце концов он дождался момента, когда Эскандар всласть наговорится с капитаном корабля.
  На слова мудрого спутника коринфянин широко улыбнулся:
  - Я слышу немой вопрос, на который существует очевидный ответ! Что же нашей благородной троице, ютиться в какой-то богадельне среди непойми откуда приехавшего сброда, ворья и хворья, если у нас есть перспектива стать гостями некоего состоятельного купца! Решено, мы идём отдыхать, есть и слушать сплетни у твоего Ибрагима, кем бы он ни оказался! Мы заслужили это, верьте мне, после такого-то изнуряющего пути!
  Затем Агатон сделал серьёзное лицо, склонился к Эскандару и сказал тише:
  - Кроме того, иудеи, друг мой. Ещё в Константинополе, нет-нет, ещё у себя на родине я вдоволь наслушался историй об этих единобожных извергах! Говорят, мой Эскандар, что они крадут кровь у простого и знатного люда, прямо как немертвые катаканы, убивают любого им неугодного, дабы потом принести в жертву для своего лжебога! Да ещё и детей крадут, ну что это за мерзость! Оказаться гостем у враждебных, ненавидящих всех, кто не их вздорной веры - удовольствие сомнительное, вот так...
  Он выпрямился и махнул рукой, мол, ступай к Алиму и провозгласи мою волю, чтобы потом обратиться лицом к своей прекрасной молодой вдохновительнице, Маурисе. Тем временем непорочная девушка уже успела собрать собственные снадобья, травы и котелки с маслами, футляры со свитками и картами и писчие принадлежности Эскандара, и принадлежащую Агатону скромную котомку: там находились вооружение коринфянина, доспех, иссечённый печатями Олимпа шлем и пара сменных сапог, а также множество маленьких памятных и священных трофеев из уже посещённых мест.
  - Моя возлюбленная медведица! Мы прибыли, пусть я порой впрямь терял надежду, но мы прибыли! - Агатон ободряюще коснулся её маленького плечика, стараясь вызвать в кротком, серьёзном лице хоть тень улыбки - Слышала ли ты, куда мы сейчас направимся? В гости к уважаемому и весьма богатому купцу, который счастливо примет нас, как родных! Ну же, обрадуйся, моя тихая лань, нас ждут жаркие объятья очага и сочная пища!
  И он взвалил на себя все три тюка, тряхнув головой, отчего его золотые волосы всколыхнулись и разлились по плечам.
  - На сушу!

  Мауриса ничего не ответила, только лишь склонила голову, но когда выпрямилась, взгляд её был строг и полон уверенности, спокойствия, какой-то внутренней доблести, такого не ожидаешь от кроткой монахини, не считая тех, редких по темпераменту и силе воли, что держат в своих любящих, трудолюбивых руках целые обители, не давая им развалиться. Но она... не была монахиней, а потому эта её черта Агатона вряд ли смогла бы удивить, как не смогла удивить и искра заботы в глубине её выучено безразличных глаз, которую он привык уже наблюдать за время их путешествия, искра, предназначенная исключительно для близких и больных, которых она иногда лечила в дороге.

  – Конечно, мой господин, сейчас же передам ваши слова, – Эскандар удалился обратно к капитану, пока остальные спускались на причал.

  Мало помалу все их попутчики последовали примеру Агатона. Кое-кто даже успел опередить. Гости из Дар-банда послали вперёд двоих своих самых младших, которые были радостно встречены похожими на них как две капли воды встречающими. Вскоре, к их группе присоединились и остальные, большой компанией, вместе с грузом, покидая судно. На некоторое время в гавани стало очень шумно, но ненадолго. Уже вскоре она, наоборот, как-то внезапно, почти обезлюдела. Большая часть случайных спутников разбрелись без лишних прощаний, вряд ли собираясь встречаться в будущем, разве что, столь же случайно как и на этом корабле. Последним спустился невысокий азиат, с тюркским килиджем на поясе поверх персидского халата, которого всё плавание некоторые называли с каким-то явным пренебрежением Ханзаде или Фарух-хан, в то же время капитан пару раз обмолвился, хоть и только лишь в разговорах в узком кругу, в котором, к концу плавания, оказался и Мидиец, по-другому – "Сельджук", и в этот момент в его глазах читался потаённый страх. Впрочем, Эскандар ещё в Адхарбайджане отозвался об этом малом как о беглом рабе, но тогда он объяснять своё презрение не стал, посчитав, что и так всё сказано и понятно.

  Ханзаде имел нелюдимый нрав, а глаза сверкали злобой, будто каждый, кто прошёл мимо, наступил ему на пятку и не извинился. Вот и сейчас, косой взгляд на Коринфянина, тихое цокание в сторону капитана и скользкий, хищный шаг, уводящий путешественника в глубь города. Стало совсем тихо, только грузчики таскали грузы на палубы парочки небольших кораблей, немного похожих на тот, что принадлежит Алиму, и, похоже, готовящихся к скорому отплытию. На один из них завели веретеницу молодых женщин под охраной бородатых копьеносцев, на другой заносили связки каких-то тонкоствольных деревцев, несколько тяжёлых сундуков и утварь с тканями. По берегу прохаживался неопрятный надсмотрщик, но не очень понятно было, присматривал он за грузом, за кораблями или же за гостями. Большой кинжал под ладонью не внушал особого страха, так как у многих вокруг легко нашлось бы оружие и посерьёзней.

  Эскандар вернулся уже с капитаном, которого сопровождали два воина и два младших купца, толи его ученики, то ли его родственники, а может и то и то одновременно.
   – Алим очень рад, что мы согласились на его предложение. Он нас сам проводит и представит, он сказал...

  Агатон было открыл рот, чтобы осыпать свою восхитительную спутницу ещё десятком добрых и ласковых слов, но тотчас обернулся вслед уходящему, коли без лишнего любезничанья, коротышке-"Сельджуку" с саблей на поясе. Сердце забилось чуть быстрее, лицо обняло тепло от прилившей краски, ему почудился голодный треск факела неусыпной Алекто.
  - О, этот беглый, как мне секретно сообщил Эскандар, раб! Как он на меня посмотрел! Не первый раз такое происходит, как он провоцирует меня на суровый разговор, моя чарующая Мауриса, не первый! Разве оскорблял я лично его, вызвал у него неприятие одним своим видом, или ему был неугоден мой родной язык и громкий голос? - коринфянин сощурился и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы угомонить горячее мимолётное возмущение - Ну что же, пусть так, пусть так! Вот он пропал из виду, чтобы больше никогда нам не встретиться, а на его место встанут десятки таких же робеющих говорить в лицо грубиянов. Людская природа, Мауриса, и ничем её не выкорчевать.
  Спустя миг Агатон напрочь забыл о покинувшем их неприятном человеке и с легкой улыбкой рассматривал тех дев, что садились на другой корабль под стражей. Размышления о цели этого предприятия, сверкающих на солнце смолисто-чёрных волосах девушки в начале процессии и скрытых лимонным платьем бёдрах той другой, что шла в конце, стремительно минули в мыслях, и тут заговорил возвратившийся Эскандар.
  - Великолепно! Мы также рады его компании, так и передай ему! - Агатон широко взмахнул рукой, указывая пальцем в небо, и с искренней благодарностью кивнул Алиму - Пусть это и была скучнейшая и тоскливейшая поездка за всю мою жизнь, я чувствую в Алиме не только лишь капитана судна и уважаемого торговца, но и приятного моему сердцу с самого начала друга! Как избранный богами воин, благодарю его, Алима, так и переведи скорее, мой Эскандар!
  Никак не обратив внимания на следующих за купцом пар вооруженных и безоружных людей, коринфянин старался не перегонять своими широкими шагами компанию, пересекающую людный квартал цвета вина. Всё же Эскандар разделял его и Алима, чтобы передавать слова воина быстрее, а Маурису Агатон завёл к себе за спину, дабы расчищать ей путь через толпу своей внушительной фигурой.

   – Ты прав, Агатон, – голос Маурисы обладал странным чарующим притяжением, особенно сейчас, когда она почти постоянно молчала более суток. Девушка была в хорошем расположении духа, Коринфянин мог бы это понять по одному простому признаку, послушница назвала его по имени, а не безэмоционально "мой господин": – Это злой человек, недостойный твоего меча и внимания.

   – O! Man şodam, ki şumo rozī şuded! – Алим первым обратился к Агатону, хотя ответа он явно ожидал от Мидийца, что не было чем-то удивительным. Корабел был в курсе проблемы незнания языка греком.

   – Ne ne! Şumo cī kor? Mo ʙa şumo taşakkuri zijod dorem! – Эскандар прямо расплылся в улыбке, при этом интенсивно махая руками: – Ustodam şodu minnatdor ast. Ustodi man mehmonnavozii şumoro dūst medorad! Alimro dusti azizi xud medonad!

   – Bijoed duston! Iʙrohim mehmondūst ast, – Алим махнул рукой, символически объяв своих спутников. Два воина отправились вперёд, расчищая дорогу своим внушительным видом, хотя никто особо и не пытался преграждать им её. Надсмотрщик с причала со скучающим видом проводил их небольшую процессию и вернулся к своим делам. Носильщики скосили взгляд, узнавая корабела, но никто не прекратил своей работы. Торговец в ближней лавке с рыбой уже успел встрепенуться, но завидев Алима, сел обратно, с хмурым видом доедая какую-то местную лепёшку. Мимо пробрёл погонщик с верблюдом, везя в гавань связку книг, исписанных арабской вязью. А затем они... окунулись в шумную торговую улицу. Вокруг как-то неожиданно стало шумно, монеты зазвенели в связках и мешочках, говор на нескольких языках, один громче другого, раздался со всех сторон, но ни один из разговоров не был понятен Агатону. Купцы торговали, казалось, всем, что можно встретить на просторах Ойкумены, тканями, шёлком и коттоном, драгоценностями и золотом, лакированная посуда и косметика, были тут и оружейные лавки и бронники, у одного из азиатских гостей в синем восточном халате на прилавке лежали черепашьи панцири. Вместо них, поближе к своему господину подошёл Эскандар.

   – Мы идём по главной улице к Великому Базару. Скоро тут станет тише, это просто ажиотаж перед приостановкой караванов... скоро зима, – переводчик старался говорить погромче, чтобы его слова были услышаны правильно: – Ещё пара дней и корабли уплывут и перестанут заходить в Итиль. Алим тоже собирается покинуть город послезавтра...

  Его прервал звук копыт, когда всадник на молодом жеребце выскочил из толпы, опрокинув парочку мужчин у лавки с какими-то камнями, проскакав в метре от одного из охранников Алима, заставив того и самого отшатнуться.
   – E tu! Qipcak! Şumo dar kuço mepared? Agar xajoti şaxrro nadonj, ʙa daşt rav! – взмахнув рукой, выругался торговец, но было уже поздно, молодец успел ускакать. С кряхтением и сопением, двое опрокинутых поднялись, отряхнулись, даже посмеялись, продолжив, как ни в чём не бывало, разговор.
   – Послал кочевника обратно в степь... – прервавшись на ругань их сопровождающего, Эскандар продолжил: – Всего в городе три базарных площади. Есть ещё малый Базар и верблюжий Базар...

  Вскоре они добрели до самого Базара, где количество торговцев только возросло, все пытались успеть поживиться перед долгими зимними месяцами. Город гудел. В одном из углов площади Агатон заметил рабский рынок, где молодые женщины, полуобнажённые мужчины, либо в серых халатах на босу ногу, сидели, стояли и даже лежали, пока бородатые купцы бродили между ними и разглядывали лица и тела. Отдельно, под навесом, ютились какие-то подростки, ещё чуть поодаль сидели на стульчаках, видимо, продавцы, в то время как самой торговлей и зазыванием клиентов занимались надсмотрщики, у некоторых из которых были плети, хотя никто никого не был.

   – Ar-Raðaniyya, – сказал Алим, заметив взгляд Мидийца в сторону рабского рынка.
   – Радханиты, – машинально перевёл Эскандар: – Нам вроде в противоположную сторону. On ço?

   – Bale. Xonai Iʙrohim dar on kunç ast, – кивнул корабел и указал рукой туда, куда до этого переводчик, в противоположный от радханитских лавок угол площади.

   – Дом Ибрагима в том углу, – послушно перевёл Эскандар.

  Агатон счастливо рассмеялся, запрокинув голову, стоило Маурисе произнести свои слова. Весь Итиль и окрестности могли преклониться перед коринфянином и воспевать его правоту и легендарное хладнокровие, однако это померкло бы перед лаконичными замечаниями служительницы Артемиды, настолько было оно ценным и вдохновляющим. Сам Олимп поддерживал воина в его нескончаемом героическом странствии, и всё же чистейшая, бескорыстная, не вопящая от похоти, оскорбительной для богини охоты, любовь к присягнувшей ему целительнице придавала сил и крепости духа только лишь немногим меньше.
  Не успел Агатон в который раз обдумать эту лучистую мысль, как переключился на обступившие их торговые ряды. Не будь их троица бедна, располагая деньгами лишь на пищу и ночлег с лошадями, и намечавшегося впереди тёплого приёма в доме Ибрагима, несколько здешних лавочников точно расстались бы со своими товарами. Охотничий рожок, предназначенный для пробуждения свирепости в зверях по милости Артемиды, был утерян опьянённым Агатоном ещё в Мидии и требовал замены. Бронзовый щит, который своим пронзительным звоном от удара по нему оружия или же рук провоцировал людей выпустить свою ярость наружу по воле Ареса, был разрублен на части чудовищными когтями гарпии среди безлюдных персидских скал, возможно, и на этих рынках найдётся достаточно опытный кузнец.
  И был третий предмет связи с богами и их мощью, с ним Агатон тоже расстался не по своему желанию...
  Чем же он являлся...
  Что ж.
  Похоже, Агатон просто забыл. Или чуть не расколовший ему череп хвост пустынного змия напрочь выбил это воспоминание.
  Однако это вовсе не значило, что после обхода местных базаров данная вещь не будет найдена и не приобретена!
  Непонятную речь на десятках языков, которая пчелиным ульем гудела вокруг, Агатон воспринимал с легкомысленным спокойствием, будто некую своеобразную форму музыки - наслаждаться ею нельзя и кружиться в танце она не искушает, но звуковой фон ему совершенно не отвлекал от размышлений.
  - Послезавтра! Так скоро! Какое мимолётное знакомство у нас получилось! - улыбнулся коринфянин на новость о скором отбытии Алима - Пусть позовёт меня в день, когда его корабль вновь встанет на вёсла, мой Эскандар! Я произнесу речь для самого Посейдона и постараюсь умерить его гневный для всякого смертного пыл! Именно, я чувствую себя обязанным этому человеку, поэтому вовсе не желаю, чтобы его судно бесславно разбилось о скалы из-за бурной природы бога морей! Да, переведи ему это скорей!
  Как оказалось, Агатон был абсолютно прав ещё и насчёт иудейских купцов, которые владели в городе приютом для странников. Должно быть, тех, кто оказался неугоден этим сумасшедшим изуверам или же просто не смог заплатить за ночлег, они заковывали в кандалы с ошейниками и продавали прямо перед своим заведениям. Иначе как объяснить такое расположение рабской торговли? Эти единобожники превосходили по гнусности всех остальных смертных людей, посему воин даже слова не обронил в их сторону, только раздраженно тряхнул златовласой головой и сморщился с презрением, окинув взглядом радханитов.
  - Поспешим же! Не терпится восхититься нашим вторым по счёту благодетелем в этих землях!

   – Dūsti aziz! Çanoʙi aziz va xajrxoh, mexoham dar rūzi raftanaton şumoro ʙuʙinam. Ba şumo safari xuʙ orzumandam, – споро перевёл Эскандар слова Агатона. На что Алим улыбнулся и ответил с полупоклоном, приложив руку к сердцу.
   – Alʙatta... Man şodam, ki tu va hamrohonat doşta ʙoşam.

   – Он будет рад, если мы придём, – переводчик кивнул купцу, но по-гречески отвечал, естественно, Коринфянину: – А вот и дом Ибрагима.

  Здание, на которое одновременно указали Алим и Мидиец, было не то чтобы особенно большим, в сравнении даже с виденными в Персии, а уж тем более, в Константинополе. Усадьба была почти такой же как и окружающие её строения, из кирпича-сырца, облепленного тёмно-красной охрой, но отличалась вторым этажом, представленным большим открытым деревянным балконом, немного нависающим над рынком, и явно крупным внутренним двором за, в остальном, весьма простым фасадом. Находясь в углу площади, дом представлял своеобразный тупичок, где народ почти не скапливался. А у главного входа было вообще пусто.

  Алим шёл впереди, постучал, а затем быстро переговорил со стражником, или обычным привратником, так как оружия Агатон в короткой встрече не заметил. Тот пустил их внутрь, но когда грек проходил мимо, мужчина, открывший им двери куда-то успел подеваться, несмотря на то, что подеваться там было буквально некуда. Один коридор, две двери, на улицу и во внутренний двор. Когда все зашли в узкое и продолговатое помещение, купец открыл вторую дверь, пролив свет на путников и приоткрыв завесу внутреннего убранства. Просторный шестиугольный внутренний двор был засажен невысокими деревьями, сейчас голыми из-за зимы, небольшой бассейн оказался наполовину покрыт тонким льдом, а большие горшки для трав и цветов, расставленные по углам, пустовали, дожидаясь теплых месяцев. Каждая внутренняя грань дома включала вытянутое декоративное окно с витражом и отдельную дверь, впрочем, на одной из сторон, проход был необычен, утоплен в земле по пояс, с маленькой лестницей, ведущей в некий полуподвал.

   – Xuş omaded ʙa xonai man. Alim... – голос появился раньше хозяина, когда вторая дверь справа приоткрылась и оттуда выглянул высокий седеющий мужчина, с опрятной бородой, в зелёном длинной халате.

   – Salom, çanoʙi mehruʙon, inho mehmononi man hastand, onhoro qaʙul mekuned? – Алим почтительно поклонился, за ним последовали все его спутники. Немного погодя повторил и Эскандар, а вот Мауриса поступила несколько иначе, отступила за спину Агатона, стараясь особо не выделяться. Мужчина, вышедший, наконец, во двор, внимательно посмотрел на гостей.

  Ибрагим оказался очень скромен.
  Или же прятал золотые статуи, тигриные шкуры вместо занавесей и павлинов внутри своих владений.
  Даже его слуги были талантливы в сокрытии самих себя от глаз гостей.
  Будто богатые жители Итиля предпочитают не блистать своими сокровищами напоказ, памятуя о нашествии русов.
  Кто такой Агатон, чтобы их судить за это?
  Только завидев купца, он взмахнул рукой вверх в приветственном жесте и воскликнул с широкой улыбкой:
  - Приветствую тебя, Ибрагим! Я - Агатон Коринфский, избранный вездесущими богами Олимпа воин, защитник четырёх сезонов и охотник на всякую тварь и человека, кто оскорбляет своим существованием владык этого мира! Я - сын Карпуса, чей род возвышается к Беллерофонту и Сизифу, герою и царю, которые дерзали подняться в божественные чертоги и обмануть саму смерть! От моих рук пали чудовища и негодяи, осквернявшие земли от моей родной Греции до глухих местечек Персии, могущественные близнецы Артемида и Аполлон благоволят мне в моём смертельном и справедливом искусстве и напитывают мой разум сокровенными знаниями! Моя цель в этом городе - отыскать достойную моего мастерства цель, что калечит и глумится над порядком самой природы и Вселенной, и вытравить её ради счастья и облегчения Вас и прочих жителей Итиля! Знайте же, я заочно называю вас другом и товарищем за ваше гостеприимство и доброту!
  Агатон повернул руку в сторону мидийца.
  - Это - Эскандар, мой друг и товарищ из Мидии, несравненный мастер слова и человек великой мудрости! Без него нашего путешествия и прибытия в ваш дом не случилось бы, ведь ум и обаяние этого мужа безграничны, а мои познания в иных языках, кроме греческого, отсутствуют!
  Затем коринфянин слегка повернул голову вбок, мягко указывая на девушку, которая укрылась за его широкой спиной.
  - Это - Мауриса, моя подруга и непорочная возлюбленная из Анатолии, благочестивая послушница самой Артемиды и безупречный врачеватель! Без неё не существовало бы меня, ведь именно она бесчисленные сотни раз занималась моими ранами, полученными в сражениях, и тем самым спасала меня от смерти!
  Агатон с должным уважением посмотрел на Ибрагима и завершил свою речь, подняв подбородок.
  - Мы счастливы быть вашими гостями и готовы оплатить долг перед вами за дарованный ночлег и пищу в любое время, Ибрагим, - он коротко взглянул на мидийца и со смехом добавил - И надеюсь, греческий язык вам знаком! Всякий раз мне, несмотря ни на что, жаль Эскандара, которому вечно приходится переводить то, что я сказал!

   – Gapzanon... – в голосе хозяина проскочила нотка неудовольствия: – Alim. Dustat ci megujad?

  Алим выпрямился, растерянно оглянулся на стоящего в полный рост Агатона.
   – Господин, кажется, Ибрагим не ценит красноречивость речи... и не понимает по-гречески, – Эскандар, привычный к обычным манерам Коринфянина, не сразу сообразил, что произошло. Но взгляд Алима сказал сам за себя, мол "помогай, переводи": – Xoçaam turo xuş omad, Iʙrohim. Nomi ū Agaton ast, ū junonī az Qūrint ast. Ū qotili hajuloho va devhost. Ū ʙa şumo nekī va xuʙ orzu mekunad!

   – Çangovar? – мужчина, по всей видимости, пришёл к каким-то своим выводам, но продолжил держать долгий и въедливый взгляд на фигуре и лице грека.

   – Bale, – Эскандар удовлетворённо кивнул: – Nomi man Iskandar. Man forsizaʙon va mutarçim hastam. Va zan ʙo most, taʙiʙ ast.

   – Xuʙ, şumo mehmoni xonai man meşaved, – Ибрагим развёл руками, на что и Алим, и его спутники, и Эскандар заулыбались: – Vasifa, duxtarakro ʙa xonai zanon ʙared. Man şodam, ki dar utoqi mehmonī mehmonon doram.

  Из дальней комнаты слева выглянула невысокая женская фигура, полностью закутанная в чёрное покрывало, видно было только глаза. Она нерешительно встала у двери, ожидая, что ещё скажет её... хозяин? А вот Эскандар немного помрачнел, видно было, что о таком он не подумал, отвык за время путешествия.
   – Господин, Ибрагим хочет, чтобы Мауриса отправилась в женскую половину дома. Тут так принято, что не гоже женщине с мужчинами спать в одном помещении.

  Агатон в замешательстве моргнул несколько раз. Сердце стукнуло быстрее, чем должно, краска тронула щёки.
  - И снова я опозорился, друг мой Эскандар.
  С искренне виноватым видом он медленно качнул головой вниз, чтобы хоть таким образом сгладить своё неуважительное поведение. А пока коринфянин распрямлял шею, продолжал шептать своему товарищу:
  - Кто мне должен был сказать, что нужно поклониться при этом знакомстве? По чьему совету я не должен был тратить столько слов, чтобы не расстроить его? Плохое, очень неудачное начало, друг мой, я повёл себя хуже свиньи, которой место на улице, а не дома у купца! Ты извинился за меня? О боги, пусть подадут они в этом городе хоть кого-нибудь, кого я сумею понимать...
  Волнение Агатона ещё не ушло, а Ибрагим и другие гости уже успели разрешить возникшую неприятность, судя по жестам и улыбкам.
  - Конечно, теперь я не совершу ошибки, - быстро кивнул воин на слова мидийца и повернулся к Маурисе - Моя вдохновительница, волю Ибрагима придётся исполнить, мы не можем позволить оскорблять его дальше! Я уверен, что он - достойный человек, и никто внутри его владений не хочет тебе навредить. Поэтому ступай, моя Мауриса, наша разлука будет недолгой. Клянусь нашими покровителями.

   – Прошу прощения, господин. Я думал, что вы повторили за всеми, – мидиец даже немного присел: – Я сказал Ибрагиму, что вы – великий воин из Коринфа. И он принял мои слова.

   – Xuş omaded! – тем временем Ибрагим повёл руками, показывая, что гости могут идти за ним, в ближнюю правую дверь. Женщине в чёрном покрывале он кивнул, после чего та приблизилась к Маурисе, потянулась к её руке. Неохотно, лишь после неуверенного кивка Эскандара, послушница подчинилась и скрылась за ближней левой дверью, куда её настойчиво тянули.

  – Xonai xudaton. Şumo metavoned dar in ço to dame ki xohed, ʙimoned. Alim, meravem, ʙo Menacem va Xakim voxurii ticoratj doram, – хозяин дома остановил Алима и отозвал в сторону.

  Внутрь зашли четверо спутников купца и Эскандар, Алим же, переговорив с мидийцем, ушёл вслед за хозяином дома.
   – Сейчас принесут яства и питьё, – прошептал Эскандар, встав поближе к Агатону, когда вернулся: – Мой господин, у Ибрагима, кажется, какие-то гости, Менахем и Хаким, и он зовёт Алима на их встречу.

  Комната внутри была похожа скорее на гостевую. У входа был грязный пол, где можно было снять уличную обувь. Дальше шёл чистый пол, который устилал тяжёлый цветастый ковёр, по краям, у голых неокрашенных кирпичных стен, располагались покрывала и подушки, на которых можно было сидеть или лежать, предаваясь отдыху. Довольно высокий потолок украшала незатейливая мозаика, синими и зелёными цветными геометрически выверенными узорами услаждая взор, но не придавая никакого особого смысла и не показывая потайного символизма более, чем в других домах. Внутри было тепло и царила полутемень, единственное маленькое окошко было выше роста Коринфянина и давало лишь слабое освещение.

  - Великий воин из Коринфа, да. И неотесанный грубиян тоже, - хмуро тряхнул головой Агатон на заверения мидийца - Ты ни в чём не виноват, мой Эскандар, твой острейший ум был занят переводом с их языка на мой. Будь это моей задачей, я бы забыл, как переставлять ноги, чтобы ходить! Не кори себя.
  Он кивнул Маурисе на прощание, попытавшись вселить в девушку хоть сколько-нибудь спокойствия своей улыбкой, и пошагал внутрь, когда ему это позволили.
  Не впечатляющая роскошью комната, куда попали они с Эскандаром, не помешала убеждённости, что Ибрагим - довольно осторожный и лишенный манеры бряцать своим богатством всем на зависть человек. Может быть, сабли в усыпанных бриллиантами ножнах и мраморные изваяния находились в других помещениях. Скорее всего, в том загадочном полуподвале, куда вела лестница сразу напротив входа во внутренний двор.
  - Буду честен, мой друг Эскандар, произошедшее слегка испортило мне аппетит. Умудриться не соблюсти приличия в первые мгновения встречи, ну что это за нелепость! Никак не могу прекратить об этом думать, - Агатон выбрался из-под объемного тулупа и разулся, чтобы ощутить босыми пальцами мягкий ковёр - Скажи мне, повлияет ли это на наше с Ибрагимом дальнейшее общение? Мне теперь неловко даже сесть на эти подушки, без разрешения на то хозяина! В этих землях ты являешься моим голосом и ушами, Эскандар, а я, как человек вынужденно оглохший и онемевший, не хочу выставить себя ещё большим варваром перед кем бы то ни было. Прошу, посоветуй, как мне нужно себя вести при Ибрагиме? Что ты рекомендуешь мне делать почаще, что пореже, а что запрещено?

  – Не корите себя, мой господин, – Эскандар опустил взгляд: – Я не думаю, что отношение хозяина дома сильно ухудшится, он знает, что вы иноземец. Более чем уверен, это... обстоятельство так или иначе, но вызовет снисхождение. Я вижу, что он – человек строгого нрава. Будет лучшим, если вы в разговоре проявите умеренность и степенность, а ещё лучше, даже, гордость и высокородность, может быть благонравие. Но я считаю, что, кроме приветственного поклона, нельзя перед ним опускать глаза, чтобы он не примешивал вас к своим нижестоящим по статусу, лучше быть прямым иноземцем, чем полностью повторять манеры персов или местных его сообщинников. Единственное, по его желаниям и привычкам, я понял, строго-настрого, не пытайтесь говорить с женщинами из этого дома, и не заходите в их покои.

  Пока они разговаривали у входа, четверо спутников Алима уже успели устроиться в одном из углов рядом с окошком и тихо разговаривали на своём языке. Через некоторое время, входная дверь открылась и четверо слуг Ибрагима внесли два круглых низких стола, а затем керамические блюда с мясом, приготовленным несколькими способами: горячим мясом, поданным просто кусками на костях; мелкоизмельчённым, перемешанным с некими зелёными травами, в наваристом мясном бульоне, смешанном с чем-то, напоминающем молоко; ещё какое-то жирное мясо, порубленное на части, и, кажется, перемешанное с почками, печёнкой и лёгкими; блюдо с, наоборот, холодным животным жиром продолговатого вида. Затем подали какие-то плоские хлебные лепёшки. Поставили кувшины с местным кислым молочным напитком. Отдельно, видимо, для Агатона, принесли кувшин с вином, похоже, действительно, настоящим греческим.

   – Думаю, можно угощаться, – переводчик кивнул слуге, который, уходя последним, закрывал за собой дверь: – Они нас не побеспокоят...

  - Пусть так, пусть так. Спасибо, Эскандар, ты успокоил меня, - Агатон вздохнул и опустился на подушки напротив окошка, чтобы ласковый солнечный свет падал на него.
  Неприятный осадок на душе уступил весёлому настроению, когда настало время еды, сладкое греческое вино и вовсе вызвало у коринфянина одобрительные смешки и довольные жесты руками. Он поглощал предложенные яства не торопясь, смакуя и нахваливая хозяина, с каждым глотком вина его лицо краснело всё гуще, а улыбка становилась всё шире.
  - Пища и ночлег, мой друг Эскандар, как мы и ожидали, мы этого добились. М-м! - отложив очередную объеденную дочиста косточку, Агатон облизнулся и взглянул на мидийца - Однако вот о чём нам нужно подумать. Как я могу отплатить Ибрагиму за такой щедрый приём? Стоит ли мне выехать за пределы города и принести ему в дар самого огромного кабана, какого только смогу найти? Поспрашивать местный люд, не бродит ли по окрестностям шатун? Моё ремесло - сражения и охота, только ими я способен благодарить тех, кто проявляет ко мне доброту. А если Ибрагим - человек без смертельных врагов и не ценитель свежей дичи, то не знаю, что и предложить! А предложить надо, необходимо, Эскандар! Даже если сперва я услышу вежливый отказ!
  Прервавшись, чтобы отправить в рот рубленого мяса, закусить лепёшкой и глотнуть ещё вина, Агатон продолжил:
  - М, да, именно так... А как выясним это, причём обязательно... Хм. Развлечения, вот о чём я размышляю. Коли в доме Ибрагима не будет актёров, танцовщиц и музыкантов, нам придётся расспросить о подобных увеселительных местах за его пределами. Не всё же на подушках сидеть и набивать живот, Эскандар! Итиль смущает мои мысли своей неизвестностью, я хочу войти в него и поскорее почувствовать жизнь и действие, иначе чем наше нынешнее положение отличается от тоскливой качки на корабле Алима, чем? Вот, смотри! Солнце ещё не село, мы не обязаны чахнуть здесь до завтрашнего утра, вовсе нет! Вдруг здесь устраивают скачки? Или можно посмотреть уличное представление? Да даже поиграть в кости для меня совсем не стыдно, ведь среди людских разговоров вокруг мы можем подслушать что-нибудь интересное, узнать, какие демонические отродья здесь водятся!
  Вдруг коринфянин описал окружность широким жестом руки и, подмигнув, докончил свой кубок.
  - И мы возвращаемся к ответной услуге Ибрагиму. Развлечения и прочие удобства стоят денег, скажу тебе очевидную вещь. А значит, важно выяснить, как я могу услужить уважаемому купцу не только за предложенную сейчас кров и еду, но и за наше дальнейшее существование в Итиле. Посему прошу тебя, Эскандар, когда Ибрагим решит увидиться с нами, озвучь моё предложение и сделай его настолько убедительным, чтобы он согласился.

   – Думаю, мы узнаем об этом, может быть даже сегодня, – переводчик согласно кивал: – Не может быть, чтобы за свой приём он не испросил какой-нибудь услуги. Вот только я не знаю, водятся ли тут кабаны или медведи, быть может, что те слухи о волках с красными глазами, про которых я слышал в Дар-банде... но мы действительно знаем не так уж много об этой части Ойкумены.

  Эскандар не стал сомневаться и так же принялся за еду, прикоснувшись и к вину.
   – Это же торговый город. Тут должны быть как танцовщицы, так и музыканты! Хотя я и считаю, что стоит дождаться Алима, дабы он рассказал нам и ответил на все вопросы. Но вот что скажу, по дороге сюда я не видел ни одного уличного представления, а скачки, – он неожиданно усмехнулся: – Молодые степняки устраивают прямо между торговых лавок!

  Персы за другим столиком сначала неодобрительно цокали и качали головами, видя как Агатон принялся за вино, но по мере того как солнце садилось, погружая комнату во всё более углубляющуюся темень, проявляли больше и больше интереса к бывшим спутникам. Время от времени они что-то спрашивали у Эскандара, а в конце концов один из воинов прямо подошёл, желая присоединиться к их застолью, в то время как остальные выжидали – готовые тут же придвинуть свой стол.

  От очередного упоминания волков с красными глазами взгляд у самого Агатона едва ли не стал сиять хищным светом.
  - Да! Обязательно проверить эту историю! Вдруг это волки-зверолюды? О, Эскандар, я сотню раз рассказывал, сколько раз мой путь пересекался с дикими тропами этих существ! Обыкновенно они не причиняют вред людям и очень редко заходят в крупные города, некоторые из них даже понимают своим животным умом, что такое благородство и здравый смысл. Но иногда порочная людская частичка, спрятанная глубоко в их непробиваемых черепах, служит недобрую службу, заставляет их нарушать постановленный Олимпом порядок, превращает в ненасытных бешеных людоедов. А такие, как я, должны быть готовы уничтожить подобных больных полузверей как можно скорее. Из милосердия...
  Коринфянин взял кувшин и вновь наполнил как свой кубок, так и Эскандара. Ему искренне нравилось, что его спутник постепенно веселел и выныривал из тяжёлых размышлений, так ему свойственных.
  - И конечно, конечно же, нам следует дождаться Алима и Ибрагима, чтобы они разогнали наше неведение, описали этот город во всех его подробностях! На беглый взгляд здесь достаточно тесно и людно, но вот такая моя мысль. Если Ибрагим, бесспорно богатый и влиятельный человек, не выставляет напоказ нажитое своей торговец, то и Итиль может прятать самое интересное в своей глубине, за стенами и под землёй? Прав я или нет? - Агатон со смехом звякнул кубком о кубок мидийца.
  Желание персов сесть к ним Агатон встретил с громогласным радушием, несколько раз взмахнув рукой и глотнув вина.
  - Пусть не страшатся, скажи им, Эскандар, чего они стесняются? Мы братьями стали на том корабле, настоящей семьёй, такой длинный, почти бесконечный путь прошли бок о бок, почему они только сейчас решились с нами завести разговор?! - разрумянившийся, он похлопал ладонью по столу - Да, Эскандар, друг мой, расскажи им! Расскажи им историю о зверолюдах! Любую, ты выбираешь! Сегодня вы сидите за одним столом с героем, уважаемые спутники Алима, убийцей чудовищ, полу-людей и полу-волков! Пелопоннес, Фракия, Анатолия, везде я давал бой сошедшим с ума животным во славу олимпийцев!

   – О! Конечно, людозвери ли это или же дикие слуги Аполлона, встреча с ними будет достойна длинной поэмы, – всплеснул руками Эскандар: – Первым же делом, завтра, я разузнаю об этих существах. И есть ли здесь схожие рассказы. Всяка земля скрывает в себе множество тайн и сокровищ. Найдём мы свой путь и в этой отдалённой стране. И я даже знаю, с кого можно начать, – переводчик кивнул подошедшему персу: – Salom! Rafikon, ʙo mo şined... az taom va nūşokihoi xud lazzat ʙared! Moro ʙo afsonahoi mahallī şinos kuned...

  Вечер продолжался, но уже не двое весело разговаривали, пили вино и ели мясо, а шестеро. Эскандар охмелевшим голосом, ужасно широко жестикулируя, передавал рассказы Агатона. И о зверолюдях, и о кровососущей нежити, уничтоженной в Македонии, о ведьмах Греции и жутких гигантских скорпионах, встреченных в Персии, и, конечно же, о сражениях с ними Коринфянина. В ответ, они поведали о слухах, будто сильные шаманы ведут кипчаков своей мудростью на запад, об обладающих силой, заклинающих джиннов и сражающихся с дэвами, колдунов Хорезма и Ферганы, о сильной птице Симург, об огромной птице рух, о крылатых духах пери, красивых как красивейшие из женщин, и их царствах вокруг горы Каф. И хотя все их рассказы были о далёких от Итиля землях и о том, что они своими глазами не видели, а только лишь слышали от других путешественников, один из писцов упомянул, что есть и у местных истории о джиннах, хотя и зовут они их иначе, чор. Будто бы, демоны-абасы вызывают у степняков болезни, а трёхглазые ийе поджидают одиноких путников в степи либо следуют вслед за племенами, наблюдая за ними с расстояния. О красноглазых больших волках они ничего не знали, но настоятельно рекомендовали спросить у кочевников, ибо волк их главный символ, якобы о волках они знают всё, что захочет путник узнать.

  Постепенно вино подходило к концу, несмотря на то, что слуги приносили новые кувшины ещё два раза, с каждым разом всё в большем количестве. Яства также закончились, а персы успели улечься спать. Эскандар сидел, склонивши голову и хлюпая носом, он то ли спал, то ли был на грани, изрядно захмелевши, бормотал что-то по-персидски, иногда открывал глаза, смотрел мутным взглядом на Агатона, и проваливался обратно в свои пьяные грёзы. А Алима всё не было. Лишь глубоко заполночь снаружи послышался скрип, дверь отворилась и там показался купец, плохо державшийся на ногах.

  Поздно Агатон понял, что не стоило позволять его, буквально, голосу и ушам в этой чуждой стране так напиваться...
  Но как же было весело наблюдать за мидийцем, сбросившим с себя всю серьёзность и волнение! Не шатайся сейчас долгожданный купец на пороге, Агатон так и оставил бы спутника в сладких и запутанных объятиях Гипноса.
  - Дорогой Алим! Подожди лишь мгновение! У меня есть к тебе вопросы, и я намереваюсь задать их через моего захмелевшего друга! Только подожди, прошу!
  Почти что перекатившись по подушкам к своему тюку, он раскрыл один из пухлых кармашков и вытянул на тусклый свет немногочисленных свечей шнур цвета розового винограда.
  То был один из шнуров, посвящённых Дионису, который наверняка присматривал за маленькой пирушкой избранника Олимпа и его друзей. Простейший инструмент, пользоваться которым молодого Агатона научили пелопонесские ведьмы, бескровный и тихий способ обратить внимание богов на себя и попросить их о помощи. Божество веселья было не таким строгим, придирчивым и упрямым, как его родственники, посему не было оскорблением обратиться к нему для пустяковой проблемы.
  - Дионис Никтелий, в моих руках твоя лоза и твои плоды на ней, власть и мощь твоего смеха и безумия, - Агатон быстро сделал два узелка в центре шнура и присел рядом с Эскандаром - Я благодарю тебя, сын Зевса, за чудесный горячий дурман в наших жилах и умах, за реки радостных речей и рощи широчайших жестов. Но я, твой избранник и преданный воин, вобравший в себя три кувшина вина, нуждаюсь в твоем милосердии к одному из моих смертных друзей, Эскандару.
  Коринфянин повязал шнур вокруг головы мидийца, сделав последний, третий узелок в честь тройки вакханских празднеств, и приложил ладони к его щекам.
  - Ослабь свои чары, Быкоглавый, отгони ядовитые тучи от головы этого смертного, а коварные путы лозы от его членов! А первые лучи солнца вернут тебе правление над его рассудком и беспомощным телом!
  Затем Агатон набрал в грудь воздуха и тихо выдохнул с сумасшедшей улыбкой, какая может быть только у того, к кому он обращался.
  - Дионис!

  Смех пьяного бога и заманчивый звук льющегося в кубок напитка был ответом на просьбу Агатона, хоть и слышимый только лишь одному избраннику Олимпа. То был ответ, то было указание на благосклонность хозяина винограда и предводителя диких гуляний. Он действительно приглядывал за великим воином в этот вечер! А посему, нетрудно оказалось обратить его внимание, и не столь нагла видимо была просьба, чтобы божество ответило буйной яростью, под которую часто попадали его враги и неугодные ему.

  Тяжёлый и шумный вздох за спиной Агатона, который знал, что там никого не должно быть, затем такой же ленивый, протяжный выдох, и звук лопнувшей струны, так же неслышимый ни для кого, кроме Коринфянина, раздался, после чего Эскандар резко открыл глаза, ошалело смотря перед собой. Он не сразу понял, что случилось.
   – Г-господин?...

  Алим всё это время стоял и моргал, не вполне понимая, что происходит, хотя, быть может и понимая, задней мыслью. Остальные спящие персы пошевелились, побормотали во сне, но никто из них так и не встал, несмотря на громкий голос грека.

  - А кто же, если не я? - улыбнувшись ещё шире, хихикнул Агатон.
  Он знал, что покровитель всякого пира и кутежа не оставит его в беде или, что ещё хуже для него, во внутренностях Эскандара не вскипятилось выпитое вино и сам мидиец не был поражён припадком убийственного дебоша после пробуждения. Так, божественной шутки ради!
  Хотел бы воин, коли Дионис оказался в хорошем настроении, обвязать голову также и Алиму.
  Но велика, очень велика разница между Эскандаром, проверенным во многих совместных странствиях и принимающим власть Олимпа над миром, и купцом-иноверцем, который может своим ненамеренно беспечным поведением оскорбить бога. Вот тогда и впрямь можно будет узреть, каков Быкоглавый в ярости.
  - Ты был пробуждён для важной миссии, друг мой. Не трогай этот шнур, он поможет твоему уму остаться ясным до самого рассвета, - коринфянин указал на виноградную повязку спутника, встал и широким жестом пригласил Алима присесть на подушки рядом - Переводи же, Эскандар, наш час задавать вопросы настал! Пусть Алим устраивается, чего же он застыл в дверях? Удачно ли он поговорил с Ибрагимом? Где он сейчас находится, готов ли он принять нас? Мне необходимо знать от него, как я могу отплатить давшему мне ночлег и великолепное вино человеку! Ах да, и где в этом городе мы можем продолжить веселье? Трёх кувшинов мало, чтобы утолить мою жажду развлечений, развеять скуку после долгого плавания!

  Эскандар широко улыбнулся, поняв, что стал свидетелем силы своего господина, проявление которой он, с волнением, всегда ждал, будучи готовым, порою, как Геракла, признать Агатона не менее чем полубогом, а то и кандидатом на восхождение к Олимпу.
   – Я понял, – мидиец зашевелился, встал и помог опуститься недоумевающему Алиму на подушки: – Alim dustam, ʙo Iʙroxim suxʙati xuʙ kardi?
   – Man... in cī ʙud? – моргая, спросил перс, но продолжил уже отвечая на вопрос: – Bale, xuşʙaxtona, jak rūz ʙa'd ʙo molu gulom ʙa Şirvon meravam.
   – Говорит, что послезавтра отплывает с товаром в Ширван, видимо смог договориться с купцами, – переводчик оглянулся на Коринфянина: – Ojo Iʙrohim holo moro qaʙul karda metavonad?
   – Ne, vaj xoʙ ast, – мотнул плохо управляемой головой корабельщик.
   – Cī ƣamgin. Ojo dar şahr çoe hast, ki dar on şomi faroƣat guzaroned? – напускно посетовал Эскандар, и сразу перевёл разговор в иное русло, на что Алим даже немного просветлел и принялся долго и образно бормотать, иногда хватая переводчика за плечи, шепча какие-то подробности, на которые мидиец вежливо посмеивался. Когда перс закончил, стало заметно, что он кренится набок, готовый провалиться в сон.
   – Хозяин дома уже спит, – развёл руками Эскандар: – А вот по ночным увеселениям... он сказал, что на малом базаре есть множество домов, где можно найти удовольствия и веселья, рабынь или же "недоброй" драки. Там опасные места, где лучше держать с собою кинжал, но и лучшие на всю степь бани. Но особенно сказал, зайти в бани к купцу по имени Шавача, там много ромейского вина и разного народу, говорит, лучший из тех, кого в Итиле знает.

  - Эскандар, добытые тобой сведения заставляют моё неугомонное сердце биться чаще!
  Это действительно было так: ещё больше сладкого вина, бани, женщины и глупцы, обязательно возжелающие вступить в конфликт с выделяющимся из толпы златовласым греком, всё это, ещё и в одном месте, взбудоражило благородную кровь Агатона до лёгкой дрожи.
  - Я благодарю вас, Алим, вы и вообразить не можете, как помогли мне и моему товарищу! - он, едва сдерживая радостный смех, чтобы не разбудить других персов в комнате, поклонился купцу и накинул тулуп - Я был готов зачахнуть от скуки, болезнь сразила бы моё тело, если бы не ваш великодушный совет! Спасибо вам!
  Коринфянин покопался в своём тюке, чтобы впоследствии собрать горсть монет (вряд ли развлечения в месте, куда они сейчас направятся, будут бесплатными!), и положил руку на плечо Эскандару.
  - Что же, мой остроумный друг, твой дар и искусство вновь меня спасли! Я считаю, наши тоскливые страдания, перенесённые на корабле Алима, необходимо смыть, как липкую грязь, да поскорее! А бани купца Шавачи, насколько я могу судить, идеальная для такого дела территория! - он с полным предвкушения хихиканьем подтолкнул мидийца к выходу из комнаты - Что до советуемых Алимом кинжалов? Не заслуживают те, кто бросит мне вызов, и прикосновения моих освященных Аполлоном и Аресом клинков... Я сокрушу их кости и выверну их конечности безоружным. Идём же, к ночному веселью, что на Малом Базаре!

– А я, с вашего позволения, кинжал захвачу, – улыбался Эскандар такой обезоруживающей улыбкой, что было ясно, присутствие Агатона было ля него надёжнее, чем любое оружие, чтобы прогнать страх: – Идёмте. Кажется, я понял как туда дойти. Заблудиться не должны.

Мидиец встал и тихо выглянул наружу. Никого не было. Кажется, что даже на выходе никого не было. Недолго думая, переводчик вышел на площадь Великого Базара.
– Никто не остановил...

Снаружи, на Великом Базаре стало довольно тихо. Люди уже разбрелись по своим домам. Радханиты, последними, сворачивали лавки и убирали товары под светом факелов на противоположном конце площади. Рабы, пока что, так же сидели на улице, как и днём, охраняемые парой вооружённых стражей. Одинокий конник свернул в некий узкий проход, почти не различимый на тёмном фоне. Заметно похолодало.

  - Ещё бы нас остановили! Олимпийцы - вот те единственные, кто вправе преградить нам путь к вину, женщинам и жару бань! - рассмеялся, тряся Эскандара за плечо, коринфянин.
  Он уверенно шёл через Базар, стараясь не перегонять широкими шагами своего спутника. Пар шёл из его рта, его чуть расфокусированные от выпитого глаза блуждали по теням. Так по ночным улицам торговых городов идут только люди, которые ничуть не страшатся разбойников и воров. Даже напротив, ищут драки с гнусными обитателями подворотен.

  Где-то на середине пути до улицы, ведущей к Малому Базару, Агатон почувствовал на себе взгляд. Пристальный и тяжёлый. Человек. Человек? Длинная тёмная фигура неподвижно стояла за углом, в узком проулке позади копошащихся и нервничающих слуг радханитов, рядом с рядами сидящих усталых рабов, не замечающих, казалось, его присутствие. В густой тени, он, насколько было видно, был закутан в свободные, даже немного мешковатые, одежды, хотя на высоком теле мешковатость была почти незаметна.

  Фигура стояла неподвижно всё то время, что Агатон мог его видеть, и как только двое путников нырнули с площади в довольно узкий, хотя достаточно широкий для проезда телеги несмотря на стоящие днём вдоль стен лавки с товарами, проход, ведущий к Малому Базару, ощущение взгляда тут же пропало.

  Несколько кварталов с достаточно богатыми домами сменились значительно более бедными, хотя и всё ещё достойными, к тому моменту когда Искандар со своим господином вышли на другую площадь. Люди по дороге не встретились, хотя иногда мелькали тени и свет в окнах вторых этажей тех немногих особняков, по всей видимости купеческих, что пару раз попадались мимо. Сам Малый Базар был примерно раз в пять меньше Большого, буквально превращаясь в маленькую поляну в окружении домиков разной степени обшарпаности, где с утра до вечера люди вытаптывают землю, толкаясь словно муравьи или овцы в отаре, работая, покупая, прогуливаясь или спеша по своим делам.

  Чтобы добраться до нужных бань, которые были услышаны магом ещё от Малого Базара, ровно оттуда, где они свернули в район уж совсем бедных хижин, некоторые из которых даже не имели крыш, пришлось преодолеть запутанную сеть "улочек" между домиками, настроенными в довольно хаотично порядке. И если бы не громкий смех и музыка, далеко разносившиеся в ночной тишине, найти искомое стало бы предельно сложной задачей. В конце концов, по дороге стали местами появляться люди, сидящие у стен домов несмотря на темень и время суток. Состояние многих из них само за себя говорило о количестве выпитого. Некоторые провожали путников взглядом, другие мирно похрапывали, лишь дёргаясь от звуков шагов, третьи пытались подойти к Эскандару, всякий раз сворачивая от внимания Агатона. Не пришлось долго ждать прежде чем двое выскочили в более широкий проход, где стояла группа бородатых воинов, двое или трое были с боевыми топорами, остальные без всего. По всей видимости, бани были тут же, спрятанные в галерее из цветных тканей, образующих что-то вроде крытого входа перед низким каменным зданием, разительно отличающимся от окружающих лачуг.

  Однажды Пелопонесские ведьмы сказали Агатону, что с его растущей силой крепнет и чуткость существ вокруг к его избранности. И только минув в своём путешествии Анатолию, герой понял смысл их слов.
  Он дышал жестокостью. Вслед за ним шагала тень хищности. Его кожа была оттенка дикости. От него пахло бесчеловечностью. А когда он пожимал руку мужчине или касался тела женщины, на них оставались отпечатки Хаоса, его первопредка. Это неизбежно, так было сказано. Мастерство Агатона будет оттачиваться, как и инстинкты встречающихся ему живых созданий, их знание того, что перед ними чемпион ведьм Гекаты.
  Всякий крестьянин, проститутка, купец, служанка или разбойник своими задними умами чувствовали, что им не выстоять в споре и драке с воином Олимпа, будто облако брутальности сгустилось вокруг него и заменяло собой любые напускные слова и действия.
  Но нелюди? Кровососущие трупы или же зверолюды? В них страх был выхолощен их суровым существованием. Посему Агатон не удивился бы, обнаружив, что наблюдавшая за ним фигура являлась чудовищем, которое спряталось за безразмерными тканями.
  - Я привлекаю внимание, друг мой Эскандар. Таковы все эти тесные города, каменные тиски, где я всегда под присмотром, - уже после того, как они вышли к Малому Базару, посетовал коринфянин - Некий наблюдатель тайно стоял на половине нашей прогулки, чувствовал моё могущество, вот моя догадка. Сообщаю я это тебе затем, чтобы ты не попал в беду по незнанию, как мой неотъемлемый спутник. Но только не волнуйся, нет нужды думать об этом всё наше пребывание у Шавачи! Не-е-ет, ты насладишься всеми предлагаемыми там увеселениями, не очернив их своими беспокойными мыслями о возможном враге, прошу тебя. Обещай мне, Эскандар.
  Повернувшись к товарищу, он пошёл ко входу в бани задом наперёд и пьяно улыбнулся:
  - Ибо благословение Диониса пронзило твою голову! Тревогам и страху там не место!

– Я ни... кого не видел, – заоглядывался после слов Эдуна перс: – Ну, верно то, что лучше мне от моего господина не отделяться. Вот верное решение! А потому, нестрашно, будь там даже толпа с кинжалами и кривыми клинками.
Несмотря на смех и утвердительное высказывание, некоторое время он ещё продолжал непроизвольно водить взглядом по окрестностям, но когда появились первые люди вдоль дороги, немного "успокоился".

– ...Лютоборъ​, – услышали путники обрывок разговора у входа. В глубине группы кто-то махал руками, голоса становились всё громче, кричало несколько человек, явно не совсем трезвые.

– Смотри кꙋда идешь! – дёрнулся ближайший воин, когда мимо него прошёл Агатон: – Эй, дрꙋгъ.
– Что слꙋчилось, ​Ратимиръ​? – оглянулся другой. Их язык мог показаться Коринфянину знакомым. Примерно так разговаривали болгары, досаждавшие в былом веке землям Греции постоянными набегами и войнами, разве что те были мягче и несколько смуглее. Впрочем, понять их магу было сложно, не считая наглого, но в тоже время недоуменного тона: – Это не мѣстный.

– Разскажи, что произошло, Андрей,– зычный голос принадлежал высокому соломенноволосому варвару, стоявшему чуть поодаль. Воин возвышался над остальными едва ли не на голову.

– Я их не понимаю, – прошептал греку Эскандар. В глазах перса читалась лёгкая неприязнь. Будто он вспоминал что-то, что ему было вряд ли особенно приятно.

  - Я понимаю, - просиял, тряхнув гривой волос, Агатон.
  Недоброжелательный тон этих молодцев раззадорил кипевшее от вина сердце коринфянина, но оскорбиться от брошенных слов он и не помышлял. Для конфликта ему нужно услышать нечто более существенное.
  - Прости меня, незнакомец, коли тебе знаком греческий! Ещё немного, и я бы оттоптал тебе ногу! - простодушно хохотнул Агатон, его взгляд сомкнулся на человеке, которого он потревожил, а руки вышли вперёд в примирительном жесте - Мы с моим спутником хотим посетить эти бани, отдохнуть после долгого пути. Мы не хотели никого обидеть.
  После чего он как можно более любезно поклонился воинам и глянул на вход, ожидая, что те отойдут достаточно, чтобы спутники попали в здание.