Ранние года Боры были довольно не спокойными, лишенными той оседлости привычной для людей. Маленькое солнышко, тёплое и даже чуть горячее дитя с розовыми глазами, с самых первых недель жизни то и дело похищали просто из под носа присматривавшей за ней знахаркой, что спохвачиваясь бежала возвращать её обратно, сама или с помощью отца смотря кто и куда забирал. А когда твои похитители звери, дикие или домашние, живущие там же где и ты, а не таинственные сущности из волшебных лесов и лугов, и даже не врущие соседи мечтающие о ребёнке - найти и возвратить несмышлёныша было сравнительно проще, но не менее тревожно. Первыми же похитителями по рассказам всё той же бабки, была отцова собака. Как только глядящая отвернулась на то что бы сварить супу, пушистая морда унесла из колыбели маленький сонный комок, решив что тому будет лучше лежать у неё под боком. И дальше это становилось страннее, порой доходя до того, что маленькую не понимающую происходящего девочку, хватали посреди улицы орлы унося в своё гнездо, откуда её вытаскивал разволновавшийся отец, радостно смеющуюся и играющуюся с птенцами, сражавшуюся с ними за кусок рыбины.
Бора до сих пор помнит, как будучи постарше, ушла на неделю в горы со стадом овец. Потому что ей было любопытно посмотреть на них в таких условиях, и на ту огромную розовую тентаклю упавшую с неба на гору. По крайне мере так она потом сказала дома, что бы не обиделись что ей надоело лепетание ведьмы, пытавшейся ей что-то вталдычить про свои грибы. В отличии от родных овец. Они не доказывали, они просто играли с ней, такие гордые и грозные словно штормовые тучи спустившиеся с горных вершин, но для неё бесконечно мягенькие и тёплые, позволяющие буцаться лбами с ягнёнками. За этим занятием она впервые и встретила "рогатого пастуха" играющего на дуде, и по мнению малышки, пытавшегося приманить и украсть её малюток. За что справедливо получил камнем в лоб и прогнан ею как настоящим пастухом. Испугавшимся своей смелости и давшим дёру домой вместе с овцами, как только понял что он сделал. Как раз вовремя, потому что отец совсем недавно расшиб себе нос, говоря что поскользнулся на дороге пока нёс на себе подроста в обтягивающих разноцветных одёжках. Маленькую Бору это несколько озадачило и огорчило, даже её отцу, такому сильному и прохладному словно зимний день, никогда ничего не просившему - требовалась та ласка что она давала зверям.
Со временем весеннее дитя и вовсе перестало уходить с родной фермы не откликаясь на зов свободы, теряя интерес и сосредотачивая свою странную любовь на тех кто всегда был рядом. Чему бабушка была несказанно рада, наконец успокоившись, что маленькое сокровище нигде не расшибётся, и сможет таки перенять её наставления. Но зовущие от этого не переставали приходить, особенно в дни когда над горами растилалась тень новой летающей железки. С лёгкой опаской снова и снова они углублялись в хлева и на средину открытых лугов, в окружение ревнивого домашнего скота. Приходили к ней, нагло требуя внимая и помощи, и получая их вместе с остальными, словно они ничем не отличались от коров и собак. Но они уходили и терзаться за них душа не желала. А вместе с ними, порой на глаза попадался тот самый Рогатый, держащийся вдалеке. Не то приглядывающего за ней, как петух за цыплёнком, не то карауля и выжидая, как змея под колодой, готовая укусить. Но пока он не пытался увести её спутников, рыжей селекционерше было безразлично на такого надоеду. Или нет, она точно была уверенна что она бы и его почесала за гривой предлагая сдобной каши приди он к ней, зачесала бы и зажмякала бы такого трусишку до полусмерти и усадила в хлеву, что бы он перестал мозолить глаза.
Но в этом всём, в своей деятельности как пастуха, скотовода - во всем своём наблюдении и помощи, она ощущала какую-то растущую зияющую дыру в душе, от чего становилось так неспокойно и гадко. Ей чего-то не хватало, нечта важного в этой картине цветущего и растущего, будто она делает не всё что может, не всё что должна для своего бесконечного стада. От чего при взгляде на это кажется будто всё это чужое, её в этой картине будто нет, это не она, а лишь бледная тень, зародыш её настоящей. Подобные мысли были такими не приятными и незнакомыми для всегда знавшей чего она хотела девочки, а Отец на осторожные расспросы и просьбы помочь, лишь бессильно пожимал плечами. Бора ощущала под этой холодностью тревогу родителя, и одновременно уверенность что она справиться сама. А Бабушка и вовсе увидела в этом шанс. Основательно схватившись за удобный момент, попыталась передать свои премудрости, говоря что её бесценным зверям нужен достойный урожай и место где жить, потому как вон леса регулярно портятся всякими фантастическими тварями. То затопчут, то подожгут, а то и просто обляпают каким-то соплями. Да только все тонкости мастерства ведьмы урожая, скатывались с Боро как вода из гуся. Не способные зацепиться за некий "не пробуждённый источник" и отсутствующий интерес пожираемый пустотой. Не складывалось у неё с растениями, не ощущая от них той отдачи и родства, что она ощущала даже от самого мелкого червяка. А больше в деревне ей не было к кому обратиться, все остальные просто скот, любимый, ласковый, тревожный но не знающий.
В процессе поиска этого загадочного недостающего пазла, зацепившись мыслью что она не даёт достаточно свежей крови для подопечных. Побуждая бурную волну энтузиазма, и обходя вниманием других зверей округи - весенним ветерком, дитя уводило диких волков, горных козлов, людей, кокатриксов. Всех кто имел хоть какое-то родство с домашними, на ферму пытаясь усилить популяции свежей кровью. Но это было не то, Бора будто жевала пресную кашу в которую забыли добавить хотя бы соли, так и цветущему царству жизни, не хватало остроты, чегото подчёркивающего. Всё же она сама видела, как хищники забирают слабого и больного, а здоровые дают болезненный опор тем кто слишком наглый. Смотрела, но не участвовала, как и сейчас смотря на свою жизнь, а не живя в ней - мало уделяла таким одиноким зверям, когда живой блеск мерк в их глазах.
Шаг за шагом, сперва на бойне, а потом и в поле, она причащалась формируя первые зарисовки и преисполняясь познанием строения, которое могло помочь в разводе. Пусть и поперву казалось всё таким одинаковым, красная масса да красная масса. И заходя всё дальше на этом пути, начала замечать другого наблюдающего, вечно скрывающегося в лесу, а не просто поодаль, и не убегающего при приближении. Нечто дикое, хищное, но при этом несколько ленивое словно медведь, сова и дед одновременно. Последовав за которым, из любопытства, что бы узнать что это за зверь. Ведущим её и комментирующим словно рассказчик в этой истории, она прошла сквозь лес собирая вокруг себя зверей, жертвуя одними ради прокормки других. Стояла за спинами и согревала тех, кто защищал её перед лицами опасности, ведь не каждый зверь был ей рад, и не каждое существо было зверем в которое можно было кинуть камень. Как те агенты в чёрных костюмах, голодные сидящие у костра, и хныкающих о какомто хозяине забывших о них.
Но она шла ведомая голосом, словно пастух собирая разбрёдшееся стадо, шел на звуки трубача зовущего домой. Что бы войти в заброшенную людьми хижину, но обжитую тем страшным зверем. Что она назовёт своим учителем. Его "Область познаний" лежала в несколько ином, и он наблюдал за ней из интереса как переписчик зверей, внося в свою энциклопедии новый образец, но всё ещё мог помочь, ведая и за тёмную сторону жизни. Так они периодически встречались на уроках, где она познавала не друидизм бабушки, а полузабытые методики каких-то там язычников. Продолжая внедряться в глубины строения и оттачивая руку, самостоятельно, с помощью своего разума выхватывая уроки, которые не сплетались на готовом. Порез, надрез, разрез, обрывание, рана, шрам - множество видов проявлений, и множество использований.
Учитель довольно ухал, даже когда её рука вздрагивала и бельчонок умирал до нужного срока. Предлагал ещё ковыряться в себе, что бы точно понять как миновать рецепторы и лучше двигать лезвием, внутри другого. Он не заставлял, но ей идея понравилась, достаточно что бы подхватить это. Вот только стоило ей решится, мастер решил прибавить процессу красок, заставляя параллельно играть с собой в карты в качестве отвлекающего фактора. еудачи долго преследовали её, подталкивая скорее изучать сшивание, но жестокий зверь всё ещё знал милосердие и поддерживал, что бы подопечная не потеряла какую-то свою часть. Негодуя на эту тему, что многие из её возраста слишком нежные и предпочли бы отсиживаться за чужими спинами или в громадных роботах что бы только не ощутить боли.
Но Самым Тяжелым уроком было препарирование её любимого зверька, который всё ещё ощущал. Сердце нет-нет, но вздрагивало, не от того что она возложила на алтарь дорогого ей петуха, а от того что всё могло провалиться и стать хуже. Осторожно срезая перья, разрезая так что бы не было больно, проникая глубже. Спокойствие и улыбка, и новые раны, не проникающие, а сшивающие вместо так и не освоенной иголки с ниткой, придавливая края новым сечением, словно сложенное гнёздышко где всё держится друг на друге без лишних элементов. Что бы триумфально подхватить верного ассистента, и на радостях насыпать тому зерна с кусочками сырого мяса. Он единственный её спутник, её маленькая записная книжка, выращенная из крохотного яичка которое и вовсе хотели склевать. Но она не дала, обогревая то в собственном бюсте вблизи сердца. Что бы он теперь был с ней, как у папы его верный пёс, так и у неё красивый и защищающий петух. Что перенеся столько опытов, уже и сам давал рекомендации, спрыгивая на стол или другую рабочую поверхность, что бы внимательно следить за происходящим, и клюнуть когда это надо. Хотя Бора подозревает, что он просто хотел бы её немного мяска, она не может не отметить что справляется с такой ролью ассистента он даже лучше, чем с тем что бы откорковать ей бутылку медовухи.
Методология Ран росла и крепла, как всякая живность в руках Урос, проникая в каждую сферу жизни. На полях она срезала паразитов, обтачивала на месте копыта и рога, а иногда и просто наносили сеточкой крохотные порезы для тех у кого чесалась спина. Дома же она всё чаще ставала к плите, кроша всё что ей не сунь под руку и отправляя это в варку. Стороной не обошли и странные дети выпрыгивающие из неба в цветастых костюмах, рассказывающие ей о странных сражениях и своих приключениях, пусть и больше похожих на сказки у костра трижды перевратые, но всё равно задорные - в обмен на выход из леса, и полезное для неё лично, оказание первой медицинской помощи. Странные они животные, считающие себя чем-то больше чем кусок мяса, но всё ещё милые. А наука росла, перекидываясь и на её загадочное тело, не просто резать изучая себя и обратно сращивать с помощью ёлочки, но попытаться чего-то добавить в себя? Так одно время её пальцы украшали внушительные когти, которыми было гораздо удобнее расчесывать её малюток.
Но постепенно ей всё же становилось Тесно в своей деревне. Она ощущала будто здесь уже есть свой Пастух, свой глава земли, и леса, родные поля, не в своём жалком зелёном наполнении - а действительно важном, зверином. Теперь она и правда чувствовала, Этого Всего Недостаточно. Ей необходимо больше пушистиков и более разнообразное зверьё, для новых ран и деталек, для новых сил что бы найти своё гнездо, когда родительское уже словно выталкивало.
Впрочем это кажется касалось только её одной. Ведь родной скот ставший ей почти что семьёй, всё ещё отзывался на зов. Тот что трубили пастухи для разбрёдшегося стада, но не что бы вернуться домой, а что бы найти новую поляну. Подобной поляной был город, такой загадочный, что за скот обитал в нём, и найдётся ли среди него Её Будущий, что также пойдёт за ней? Что бы узнать это она спустилась в город, где первой пробой стала птицеферму стоящаа поотдаль от бетонного муравейника. Полная родных птиц, взбудораживших гонор милого Кокота, было решено войти в неё, едвали не взять на штурм эту ферму, ради пополнения стада. Сопротивления практически и не последовало, стоило маленькому весеннему солнышку зайти и показаться болезненным птицам на глаза, случился Бум. Куриное восстание распушив перья, поднялось против пленителей вливаясь к ласковым Боросам.
Совместно решившим временно осесть в удобно Огромном Хлеву в котором было достаточно корма для её малюток. Как раз кстати, потому что последовавшая за сим волна возмущения от местных стражей, всяко хотела выкурить её, и её родных кур с гнезда. Ну какая наглость! Она ведь просто собирает бесхозное стадо на выпас. На подобном, их конфликт усугубился, бесчисленные пернатые орды против почемуто сопротивляющихся, а не присоединяющихся людей - сошлись в кухахтанье .В то время как сама Бора тащила к себе раненых полицейских одного за одним, приделывая им перья. Болью ран и лаской своего тепла, что сшивал следы от когтей и шпор - забирая в орду, что бы на их руках выйти из гнезда продолжив свой сбор нового, её личного а не отцовского стада. И по рекомендациям новоприбывших людей, они направились в зоопарк. Странное место населённое новыми животными, кажется даже из иных миров, непривычных на вид но в целом это всё ещё был скот заслуживающий своего пастуха.
А ведь это только второй шаг, и сколько зверья ей ещё нужно было найти и забрать! Вот только счастье и триумф не могли длиться вечно. Более серьёзные, похожие на рыцарей в доспехах и вонючих как те клопы-вонючки, защитники порядка специального назначения, выудили её бежать домой, теряя многих из пушистиков в спешке и панике. Но не носильщиков ласково трущихся об неё словно жадные до сметаны котята, бывших директоров спонсирующих фабрику и зоопарк, так удачно подвернувшиеся во время нашествия. Но и их пришлось оставить, таких слабеньких старичков, тьфу, даже её старая вековая бабка и то сильнее была, а ведь они могли ей так понравиться! Так потеряв часть отцовского стада, она вернулась сперва к учителю, смотревшего за всем из края леса, встречая её. Чем она восспользовалась начав возмущаться тем вопиющим фактам увидеными в мире, и такой малой насыщенности зверушками её родной планеты.