2230: Колонизация | ходы игроков | - Коридоры корабля. По следам

Михаил.
Михаил-Михаил. Ну, приказов ты не нарушал, так что в принципе, ты прав. Сообщить на мостик, что остальные в медотсеке заперты не по своей воле, а не просто решили там передохнуть за закрытой дверью. Коридор от медотсека до первой двери достаточно короток. Он освещён так же, как и медпункт, извечным аварийно-красным цветом. Перекрёсток. Налево-направо - каюты. Прямо - дверь. Открыта. Дальше по коридору дверь кажется закрыта. Позади медпункт, техническое какое-то помещение, не помнишь точно. Что-то ещё кажется. В общем, выбирай, витязь на распутье. Жаль камня нет.

Иду вперёд, через открытую дверь к закрытой в конце коридора. Нажимаю кнопку, чтоб открылась. Поглядываю по сторонам.

.

На самом деле кнопку ты нажал чисто для проформы. Она не работала. Оно и не удивительно. Ещё подходя, ты понял, что с дверью что-то не так. А подойдя уже едва поборол зародившийся росток паники. На двери был ряд вмятин, внизу же металл был вмят настолько, что между полом и дверью образовалась щель, достаточная, что б просунуть ладонь. В такой ситуации чувства невольно обострились. Ты заметил и вскрытый щиток слева от двери, видимо кто-то пытался её вскрыть гуманным методом. Никаких пятен крови или иных следов борьбы. Но дверь выглядела впечатляюще, это да.

Долго гуманный метод не созерцаю. Я ещё в лазарете почувствовал знакомое дыхание этого гуманизма. Встаю на одно колено, потом, опираясь, на руки ложусь осторожно рядом с дверью и смотрю в развороченную щель у пола. Что за дверью?

Видно совсем мало. И опять же, в принципе, ничего необычного. Металлопластиковый пол коридора, залитый красным светом. Где-то там капитанский мостик.
И где-то оттуда раздаётся звук выстрела. Ну, по крайней мере чего-то похожего на выстрел.

Подскакиваю с пола и бегу к каютам. Возможно там сейчас кто-то из действующей смены. Мыслей нет. Я бегающий человек - воплощение метода тыка. Во все каюты забегаю. Во все.

После короткой пробежки по каютам отмечаешь, что почти все закрыты. Уже было остановился. Как замечаешь, что одна открыта настежь. Вскрытый щиток рядом подсказывает, что тут явно кто-то был и открывал каюту путём взлома. Но людей внутри нет. Как, впрочем, не слышно их поблизости вообще. Ты прикидываешь, что из прошлой смены могли уже уложить спать всех, кроме дока и капитана. А ещё не идёт из головы выстел. В принципе, к капитанскому мостику можно подойти ещё с одной стороны, со стороны библиотеки. Но это пару минут бега. И стоит ли стремиться туда, где стреляли?

Бодрость и торопливость выветрились с беготнёй. Азарта не осталось. Подъёма не осталось. Тяжеловесное безразличное спокойствие. Глухое раздражение внутри. Кому тут стрелять-то? Я чувствую, как разогрелся. Дыхание стало чаще и глубже после бега. И в кого?

Иду по коридору в сторону библиотеки, переводя дух. Чувствую, как нагрелась на мне новая синяя роба, которая до этого сидела вроде бы как чужая. Всегда любил униформу. Никогда не понимал, как людям может быть НЕ приятно, чувствовать себя штатной единицей без лица и номерного знака. Я всегда находил в этом что-то от воинского подвига. Даже больше, чем от воинского - от человеческого. Человеку всегда трудно стать механизмом - больно и страшно. И совсем не видно за этим героики. Но для меня это было всегда сродни воинскому самопожертвованию.

Я помню, к нам в госпиталь поступил боец. Я тогда проходил там практику со старшими товарищами. У него был плохой прогноз - ног не было, руки... Но мы тогда вернули его в строй. Как раз в тот год новая серия боевых модулей сходила с конвейеров... Я слышал, как он говорил с моим куратором. Это был очень сложный пациент. Кажется, там кроме конечностей ещё были осколочные и как бы не пулевые. Не помню уже. Зашёл потом сказать спасибо врачам. Мы и сами очень гордились. Ему было за сорок. Он из них лет двадцать воевал. На войне потерял брата, с которым вместе уходил. Умерли у него здесь, пока его раскатывали танками по пустыне, отец и мать. Жена ушла и забрала детей. Он сказал, он с ними повидался, когда выписали. Ровно так сказал. Как о старом однокласснике или парне со своего потока, чью фамилию уже забыл. У меня тогда от его взгляда волосы зашевелились.
И Вадим Вадимович на него так же смотрел. Его ещё, когда привезли, он необычно выглядел - всегда под боевым наркотиком пелена на глазах у ребят, а этот как в море смотрел. Или в чистое небо. Он тогда рассказал немного о себе. Это перед нашей сменой было. Он с утра заходил, мы как раз заступали. А потом посмотрел на Вадим Вадимыча и улыбнулся:
- Спрашивай, доктор, хочешь же, по глазам вижу.

И Вадим Вадимыч хотел спросить. Я видел, что хотел. У него лицо в какой-то миг кричало, так что тот воин всё понял и улыбнулся. Откуда ты такой?! Кто ты?! Что у тебя в жизни есть?! Что тебя в жизни держит?! Ты же из сменных модулей весь собран! У тебя мозг на половину из неорганики! Память твоя для тебя военными психологами и режиссёрами несколько раз заново почти наугад снята на основе документальных о тебе записей!!! У тебя родных нет! У тебя у друга средняя продолжительность жизни в горячей точке 2,6 месяцев! Ты сам-то кто? Что ты делал полжизни? Как ты жил? Как ты БЫЛ?!

Но Вадим Вадимыч тогда поперхнулся вопросом. Наверно, он увидел то же, что я увидел. Там за искусственными хрусталиками Космос. Глубина, бесконечная, как сама реальность. Грандиозная безбрежность и безмолвие. И мой куратор ничего не сказал. Да он чуть не заплакал тогда. Нет униформ. Нет сменных модулей. Нет сверхпроводимой полимерной ЦНС. Нет памяти от Мосвоенфильма. Ничего нет. Человек есть. Человек. Он был ЖИВОЙ, этот боец. Для него ЖИЗНЬ была. Для него синтетического тела не было. Для него ужаса распада личности не было.
Он не давил чувства - было грустно, и он грустил. Уходили родные и друзья - он плакал. Была победа - он радовался. Этот киборг. Этот терминатор. Да на нём униформы было больше, чем на всём спасательном корпусе - и тело, и память, и искусственные рефлексы... Да для него вся жизнь была - униформа. 20 лет. А он был человеком! Он её по-воински нёс. Не корчился, не бежал от себя, не сходил с ума.

"Нет униформ. Нет сменных модулей". И подпись внизу: "неизвестный хирург-имплантолог, полевой госпиталь Объединённых сил Евразийской Коалиции, Южная Сахара, 2200г."
Цитата для учебников по Теории решения аксиологических задач для студентов начальных курсов.

Обычный коридор. Чистый. По пути даже попался сиротливо стоящий у стены робот-уборщик, похожий на древний пылесос, по сути с которого и начиналась "эволюция" этого класса роботов.

Библиотека. Можно было пройти мимо, к мостику, однако что-то заставило тебя повернуть в открытую дверь библиотеки. Перед тобой предстало достаточно большое помещение. Шесть столов. Стулья. Лежащие на столах электронные книги. На противоположной двери стене огромный голопроектор. Прямо посреди прохода стоит один из стульев. На нём, спиной к тебе, восседает человек, одетый в одежд, похожую на твою. Сутулый мужчина, волосы с проседью. Среднего роста, судя по всему. Он смотрит на разворачивающуюся благодаря голопроектору картину, даже не вздрогнув, когда ты зашёл.

Ах да. Фильм. Объёмное изображение, достаточно новая штука, а вот фильм вроде бы древний.
Мужчина сидит в рубке космического корабля. Он читает книгу. Бумажную. То, что это космический корабль можно догадаться по экрану обозрения, на котором видно висящее в чёрном пространстве космоса Солнце. А, может, какую-то другую звезду.
– Гм… Дейв, у меня есть сообщение, - голос без всяких эмоций, однко кажущийся вкрадчивым.
– В чем дело? - мужчина подымает глаза. То есть он разговаривает с компьютером?
– Второй блок АЕ-35 тоже неисправен. Мой прогностикатор предсказывает аварию в ближайшие двадцать четыре часа.
Мужчина на изображении отложил книгу и задумчиво уставился на экран, укрепленный на консоли.
– Не понимаю, в чем дело, Хал. Не могут же за два дня отказать два блока подряд?
– Это действительно очень странно, Дейв. Но уверяю вас, блоку грозит авария.

Пауза. Картинка замирает. Мужчина сухо откашливается. Ты замечаешь, что всё это время даже не пошевелился.
- Входите, входите же, - голос сидящего, так и не повернувшегося к тебе, это голос старика.
- Я вот тут фильмы смотрю. На это аварийного хватает. Вот сколько не смотрю этот фильм, не пойму. Ну с человеком всё ясно. А у машины. У машины может быть душа? А есть ли душа у существа, не имеющего разума? Или имеющего разум чуждый нашей расе? Или вы вообще не сторонник понятия "душа"? А вы верите в то, что если во что-то верить, то оно будет существовать? Верить в веру. Хехе, - короткий смешок, - Нет, я стар, но не болен. Просто люблю пофилософствовать. И языком почесать.

Отрапортовал, не моргнув, как на экзамене:

- У человека душа - есть. С машинами - дело тёмное. С инопланетянами - дело тёмное. Вопросы идентификации будут вставать всё острее и острее. Особенно у тех, у кого внутренний компас сбоит. Но у меня - кардиоцентриста - с этим всё просто.

Продолжаю так же твёрдо:

- Теолог из меня, как из коня балерина, но про веру я вам коротенько отвечу. Один из отцов христианской церкви сказал: "Вера - это надежда на то, чего не видишь. Награда за веру - возможность увидеть то, во что веришь". Я с ним согласен.

И припечатываю:

- Я Вас тоже прямо спрошу. На корабле творится чертовщина - даже не спорьте, я повторю: Творится. Чертовщина. В чем дело? Вы из текущей смены - не можете не знать, это мы только что из холодильников, а у вас-то тут что происходит?!

Обхожу его и смотрю в лицо. Никогда со спиной не разговариваю. Говорю - смотрю в лицо. Слушаю - смотрю в лицо. И только так.

- Не смена, так, пассажир, - произнёс человек, пока ты обходил его.
- Свет отключили. Я в каюте помаялся, затем сюда пришёл. Что творится - ведать не ведаю. Это пусть экипаж заботится, я половину состояния за пропуск в новый мир выложил.

Когда ты посмотрел в его лицо, ты удиился. Лицо старика. Сухое, морщинистое. Европеец. Хищный клюв носа. Однако зубы все на месте, зубы белые. Блестят в белом освещении голопроектора. А глаза... Глаза не двигаются. Незрячие. Ты доктор, и можешь со стопроцентной гарантией сказать - человек перед тобой слеп. А старик, тем временем, спросил.

- А что такого? Какая-такая чертовщина? И да. Простите. Теодор. Вы?..

- Михаил... - говорю медленно, переваривая слова пассажира. Оказывается он пассажир. Почему же не в камере тогда? Мысли шевельнулись вяло, как сонные рыбы и улеглись. Такой поворот втолкнул в лёгкий ступор.

- А-а, э... Извините, что побеспокоил...это у нас тут свои накладки...так сказать внутренняя кухня...я из экипажа, Вас за одного из наших принял...из...только что...из этого, - внимательно сканирую взглядом библиотеку, каждый угол, каждый стол, - из криогена. А Вы, простите, разве не в камере должны сейчас находиться? Не примите за праздное любопытство - я корабельный врач, по долгу службы интересуюсь.

Оглядываю Теодора ещё раз. Не случалось ли мне видеть списки пассажиров с их мед.картами? Всех не упомнишь, конечно, но тут и случай незаурядный - странно, что человек с таким дефектом вообще оказался в числе пассажиров.

Даже несмотря на незаурядность случая, ты так и не вспоминаешь, был ли этот господин среди пассажиров или нет. С другой стороны, если не было, то откуда он? Из космоса? А.. хм.. дефект зрения могли и пропустить за достаточную сумму. Как говорится в древнем анекдоте: "в этом деле нога не главное". А вот что тебя действительно удивило, так это то что даже в медотсеке есть искуственные глаза. А человек, заплативший за место на корабле, мог позволить себе и настоящие.

- Нет, не в камере, - улыбается, - Насколько помню, и среди вас не только команду разморозили. Вот и я кости размять и погреть вылез. Врач. Врач это хорошо, - кивает тебе.

В библиотеке ровным счётом ничего странного. Даже предметов лишних нет, если кто из старой смены сюда что приносил, то унёс обратно, а тут всё как положено, хоть инвентаризацию проводи.

- Так что, Михаил, не просто технические неполадки?

- Да как Вам сказать... - морщусь, глядя в сторону, - технические, но с каким-то нетехническим размахом. Нет, Вы, не беспокойтесь только - лететь-то летим, вся база вроде, тьфу-тьфу, функционирует и двигатели, и криокамеры... Так, бытовуха, но странно, что везде и сразу. А проблемы-то по мелочи: двери заблокированы, сбои питания...

"...стреляют" - продолжил про себя.

-...а в остальном всё нормально. Я-то, когда крик поднял, думал Вы из текущей смены, которая тут что-то наворотила, а вышло вот, что зря побеспокоил только. Кстати, Вы из экипажа никого не видели?

- Ничего страшного. А команда. Судя по топоту, когда я ещё был у себя - к капитану пошли. Или куда-то туда. Если вы к ним, то до встречи. Заглядывайте, я тут ещё долго. И подумайте на досуге о непознаваемых наукой вещах. И хорошо что ничего сверхестественного.

Аудиенция окончена. Гордый слепой король (да, несмотря на мягкий доброжелательный тон, у тебя всё же осталось впечатление, что старик ощущает своё превосходство ну просто буквально над всеми) машет тебе на прощанье. Непреодолимое желание действительно уйти, ты даже не помнишь, собирался ли ты сам уходить или нет.

Пробормотал невнятное прощание - дошло вдруг как не к месту было моё "не видели" - и поспешил на мостик.

"Подумайте о непознаваемых наукой вещах" - да по мне так весь мир непознаваем наукой. Не отвечает она на вопрос "почему?", не отвечает на вопрос "зачем?" - даже на вопрос "как?" она врёт, но тут, нужно отдать ей должное, она делает это талантливо и авторитетно. И иногда она приносит практические результаты - да! Но познания - полноты познания - она никогда не приносит. Всё абы как. Всё как-нибудь. И так вся жизнь.

Мне встретился удивительный пассажир.

До мостика доходишь очень быстро, даже не заметив пути. Коридор, коридор, поворот, подняться по лесенке... Даже слишком быстро: видимо, так тебя заняли твои мысли. Наука. Обманывает здорово. Но ведь всё время совершенствуется. Когда-то считали, что Земля плоская. Это было далеко от правды. Сейчас считают, что шар-геоид. А это, как ни крути, истина. И эту истину познали всё же с помощью науки. А то что это не вся правда, мол, не учтены горы, впадины... Ну, абсолютной истины же не бывает.

Вот и двери. Без особой надежды откидываешь защищающий кнопку аварийного открытия пластик. Нажимаешь. Плавно и мягко дверь скользит вверх.
Взору открывается рубка. Замечаешь фигуру капитана, опершегося на один из стульев. И две уже знакомых фигуры в дверном проёме напротив. Стоят спиной к тебе, как и кэп.

- Кх-кх-кх-кх-кхм. Товарищ капитан... - вхожу в помещение, чуть подавшись головой и плечами в сторону, чтобы разглядеть из-за капитана двоих в противополжной двери. Уходят?

Капитан оборачивается. Видишь, что у того разбит нос.
Двое в коридоре склоняются над чем-то, лежащим в клубах дыма, быстро всасывающимся системами вентиляции корабля.
- Мм. Михаил Кадкин, правильно? - спрашивает капитан, изучая тебя, - Вы с ними? - жест в сторону Гюнтера и Трис.