'BB'| Warlords: The Desperate March to Yukimoto-jo | ходы игроков | День битвы

Акэти стоял на небольшом пригорке и, щурясь от сильных порывов ветра, пристально изучал поле будущей битвы. "Врата Инмэй" – два холма перед ним, встречавшие каждого, кто пересекал этот перевал, перетянули на себя всё внимание полководца. Эти высоты ни в коем случае нельзя отдавать Рэйдзи: старый демон наверняка нагнал сюда конницы, и если встретить его в чистом поле, их просто растопчут. У него не было столь умелых воинов, как у полководца клана Уэямы: всё-таки Акэти был чужаком в семье Фурукавы и никто бы не доверил стратегу элитные отряды клана просто так. Приходилось обходиться тем, что есть. Мужчина закусил губу: в его отрядах крестьян было больше, чем профессиональных воинов, так что приходилось быть изобретательным. Длинные волосы Акэти развевались на ветру, постоянно лезли в лицо и мешали сосредоточиться, но в хвост он их собирать отказывался наотрез: свои волосы полководец любил до какой-то странной одержимости, которая может быть и не приличествовала достойному самураю, но с этой своей чертой характера Акэти поделать ничего не мог. Да и не хотел.

Он поправил наплечник своего доспеха, подтянул завязи перчатки и склонился над картой. Палец заскользил от ставки к войскам Рэйдзи. Вместе с стратегом над ней склонилось ещё трое: Данзо Окибэ – мрачного вида мужчина в черных одеждах, Мисаки Цутия – рослый юноша, давний друг Акэти ещё по детским играм, Хидэхито Аоки – грузноватый, с выбритой головой самурай.
— Самураев и стрелков поставим вот сюда, — палец очертил полукруг. — Асигару поставьте вот здесь. Мисаки, Хидэхито... — Акэти поднял голову на своих советников, — в этот раз вы будете нужны мне на передовой. Наша задача – стоять до последнего. И чтобы воины при первом же успехе – особенно если он будет разыгран противником, – не ринулись в безрассудную атаку, необходимо чтобы кто-то усмирил их необузданность словом. Мои приказы не так быстры, как стрелы, а ваше благоразумие послужит надежной цепью для безумцев, рвущихся в атаку. Данзо, ты останешься со мной. Я не хочу принимать решения в одиночку; одна голова чаще принимает неверное решение, какой бы холодной она не была.
Акэти выпрямился окончательно и посмотрел на северо-восток – туда, где находился замок. Там ждёт его прекрасная Юмико. Во имя любви к ней, он должен устоять, пока не придут подкрепления и враг будет вынужден отступить.
— Пока, я, Фурукава Акэти, в состоянии отдавать приказы – "Врата Инмэй" будут запечатаны для клана Уэяма. Мне нужно сказать речь перед войском, так что поспешим.

Мужчина вскочил на гнедую лошадь и тронул поводья. Выехав вперед перед отрядами он ещё раз придирчиво оглядел стройные ряды собственных войск. Поправил прядь волос, закинутую неугомонным ветром прямо в лицо. "Стрелкам будет трудно бить в цель: ветер такой сильный, что будет сносить пули" –мелькнула в голове мысль. Но уклоняться от битвы было более бессмысленно.
— Воины клана Фурукава! — крикнул он, повышая голос чтобы перекричать порывы ветра. — Сегодня от вас зависит, пройдёт ли противник через эти земли и сожжёт затем деревни с вашими женами, детьми и родителями. От вас зависит, пострадает ли честь вашего господина, Кэйджи Фурукавы. Слушайте меня! Враг силён, но он отчаялся. Это его последняя надежда и он будет биться до конца. Он ожесточен, словно дикий зверь, загнанный в угол. И в этом его слабость! Человек слабее волка, но его ум способен подчинить это животное. Будьте тверды, сохраняйте разум, какой бы жаркой не оказалась схватка – и вы победите. Каждый из нас – воин Фурукавы. Ты, ты, и ты тоже, – мужчина выкинул вперёд руку с гумбаем, указывая на стоящих в строю солдат. — Вы все воины! Так что делайте что должно и будь, что будет.

Закончив эту краткую речь Акэти бросил взгляд в сторону, откуда должно было придти вражеское войско. Что замыслил Рэйдзи? Как он будет действовать? Дорого бы дал самурай за возможность проникнуть в разум бывшего союзника. Но всё что ему сейчас оставалось –молиться Бисямонтэну, что он всё сделал верно. Если Небесам угоден их союз с Юмико, он победит. Если же нет... Акэти примет смерть как подобает. Взлетела вверх левая рука с гумбаем, отдавая последний приказ, и Фурукава поскакал в ставку, пришпорив коня.

— Холодает, — Уэяма Рэйдзи неспеша уселся на дубовый стульчик, с небольшого взгорья наблюдая, как растягиваются в отдалении чёрные массы людей да колосятся над ними красные флаги, и поглаживая белую бороду. Рядом стояли две фигуры. А за их спинами колыхались на ветру шатры и сновали туда-сюда люди в последних приготовлениях. Ставка клана, до того оживлённая, перед самым боем погружалась в состояние напряжённого покоя. — До зимы затянули, вот что. Но может, так оно и лучше. К весне тут будет тишь да покой.

— Ты не замёрз, отец? — широкоплечий мужчина, которому самому легко можно было дать лет тридцать пять, с сомнением уставился в полированный покатый бок отцовского шлема, по которому ползли то солнечные блики, то тени от изогнутых золотистых рогов. Он облизнул обветренные губы. В его бороде, густой и угольно-чёрной, не в пример отцовской, как будто осели снежинки. Неудивительно здесь, в горах, но когда он вернётся домой, всё равно ничего не изменится, они останутся там. Каждая новая зима белила его волосы и бороду всё сильнее. В его голосе послышалось беспокойство, но Уэяма-отец на эти слова только горделиво хмыкнул. Разумеется, он не замёрз. — А то ветер-то сегодня поганый. Ты вот хорохоришься, а потом снова будешь кашлять...

— Неправда, Рю-сан, — фигура по левую руку от сидящего на стульчике полководца легко качнулась, зашуршал чешуйками доспех, и Накано Исаму, по-прежнему провожая своим взглядом взгляд господина, продолжил: — В прошлый раз дело было вовсе не в погоде. Но я ещё расследую это. А ветер… Ветер нам сегодня может быть даже кстати.

Уэяме Рю пришлось задрать подбородок, чтобы заглянуть поверх наплечья Накано-доно, настолько тот был высокий. И при своём росте Исаму казался удивительно тонкокостным. Рю практически мог представить, как хворостина его позвоночника и узкая грудная клетка, обтянутая кожей, зажаты внутри плотно подбитого доспеха. За маской, скрывающей половину лица, виднелись только тёмные глаза на выкате и ускользающая под металл горбинка носа.
Худоба, неприметность и замкнутость Исаму всегда играли ему лишь на руку. И если о его прозорливости можно было догадаться по внимательному и острому взгляду, по тонкой, но выразительной линии губ, которые он в задумчивости сжимал до того, что становились белыми, то его безрассудный, фаталистичный до безумия напор в бою был чем-то из ряда вон, сказочным — то ли Накано Исаму это крутится в гуще битвы, то ли прячущийся за чёрной маской мэмпо демон. Сейчас же он стоял и сосредоточенно смотрел на видневшуюся вдалеке пару холмов. По его взгляду было понятно, что картина эта ему не нравится. Врата Инмэй не выглядели такими уж неприступными, но даже не будь у него многолетнего опыта военных кампаний, генерал Накано мог бы сказать, что на этих склонах сегодня прольётся немало крови, а подъём наверх будет трудным.

В каменистую землю позади ударили конские копыта. Рослый игреневый скакун встряхнул головой, когда Исаму быстро развернулся и с коротким «О!» протянул к нему руки. Приведшая его под уздцы девушка в удобных тёмно-синих одеждах тихо поклонилась, не сказав ни слова. Никто не ожидал от неё слов, и только Уэяма Рю вытянул шею, пытаясь разглядеть её лицо, но из-за плотной тканевой повязки видны были лишь её глаза да брови. И тем не мене, полководец просиял.

— Вьюнок, это ты? Конечно, ты! — он взмахнул рукой. — Исаму-сан, я её всегда узнаю!

— Хорошо, что это не мой родной сын переметнулся к треклятым Фурукава, — заворчал старик Рэйдзи. — Не то какой смысл посылать на разведку такого плохого синоби, он бы её за доброе ри разглядел. Исаму, держи-ка её подальше от этого повесы. У него один ветер в голове. Дома жена и дети ждут, а он...

Накано рассмеялся, а Вьюнок быстро зыркнула на всплеснувшего руками младшего Уэяму, но тут же отвела взгляд в сторону, застыв расслабленно и непринуждённо, будто это не она внезапно стала центром беседы. Исаму мимоходом склонился и что-то шепнул ей на ухо.

— Не говори так! — не зная, куда деть руки, Рю схватился за нагрудник, поправляя подвязки. Он весело посмотрел на отца. — Я ведь не дурачина Акэти. Зачем мне бегать за чужими женщинами, когда наши лучшие на свете!

С последними словами Рю вновь повернулся было к Вьюнку, но той уж и след простыл. На её месте, довольно поглаживая фыркающего коня, топтался господин Исаму.

— Действительно, дурачина… — старик нахмурился и сомкнул на груди руки, заложив веер утива под мышку. — Гордый, глупый, наглый… Мало того, что сам сбежал, так ещё и других уговорил. Нет, нет… Не сносить ему головы...

Он что-то едва слышно бормотал под нос ещё какое-то время, в кругу близких позволив себе побыть сварливым отцом и дедом. Исаму и Рю, впрочем, прекрасно понимали, что за этим кроется настоящая обида: Уэяма Рэйдзи чувствует себя действительно преданным. Особенно после того, как сам же вынашивал планы приблизить талантливого стратега Акэти Сирояма, сосватав ему свою младшую дочь. Сам Акэти об этом, скорее всего, даже не знал, но старик носил в сердце оскорбление и за себя, и за юную и ни в чём не повинную Кёко. Он вынырнул из своей задумчивости и поднялся со стула лишь к моменту, когда заметил спешащего к шатру Хасэгаву, своего третьего генерала. Накано, может быть, относился к нему с лёгким пренебрежением оттого, что Хасэгава из совсем уж маленького и скромного рода, но не мог не принимать в расчёт его всегда разумные доводы. Рэйдзи же, кажется, увидел в молодом самурае замену Акэти, а потому относился к нему со странным расположением. Тот, надо отдать ему должное, не завирался и своё место знал, а несколько насмешливое пожелание господина Накано назначить Хасэгаву ответственным за крестьян принял без тени недовольства.

— Все на местах, Рэйдзи-сама, — Хасэгава Юма поклонился, надувая щёки. От спешки у него всё не получалось надышаться. — Мои люди готовы тоже, ждут приказов.

— Как оценишь положение с передовой, Хасэгава… сан? — Накано Исаму обернулся, не убирая заботливой руки с лошадиной морды. Он придирчиво осмотрел доспехи новоиспечённого полководца, но ничего больше не добавил.

— Честно, пасмурно, Накано-доно, — Юма снова легко поклонился. — Того и гляди стрелы посыплются нам прямо на головы. Но тут уж ничего не поделать, развернуться нам особо и негде, — он посмотрел на господина. — Мешкать нельзя, перестреляют.

— Значит, ударим быстро, — Уэяма кивнул, а затем шагнул к сыну и положил ладонь на плечо. — Не бойся ничего. Не мешкай. Если замешкаешь, Исаму и его люди пострадают. Делай, как договорились. Главное, сейчас не дрогнуть, тогда погоним Фурукава обратно туда, откуда они выползли.

— Зна-а-аю, — протянул Рю. Он хлопнул себя в грудь. — Я-то не дрогну! Я крепкий, как клён!

— Это правда, — старик улыбнулся. — Поспешим, воины ждут.

— Я подам коней, — подхватился Хасэгава.

— Отец, почему Исаму лошадь водит Вьюнок, а нам Юма? Сколько можно гонять бедного парня?

— Я его не просил, — старик покряхтел, потянувшись. — А ты помолчи уже. Балбес.

Перевал Накатогэ притих за несколько минут до начала боя, когда две армии замерли друг напротив друга. Солдаты пытались высмотреть вдалеке чужие лица — те, в которые они будут глядеть в упор уже совсем скоро. Полководцев больше интересовали построения и знамёна над ними, точно выверенные фигуры, прямоугольники и квадраты, чьи углы яркое, но холодное солнце делало острыми до рези в глазах. Здесь, на укутанном зимой перевале, они были отчётливо видны, как угли на снегу.

Ветер трепал знамёна. Частые хлопки ткани мешались с короткими окликами командиров и шепотком солдат. Холодные порывы несли по головам и верхушкам копий приказы, смешки и тревоги. В ветре вилась чёрная грива коня, на нём, гордо вытянувшись, восседал старик. Он выглядел торжественно и грозно — и измученно в то же время, как выглядит солдатская старость в свой последний, решительный момент. Он говорил что-то, и даже видно было, как под седой бородой натужно тянется на шее дряблая кожа, но из всех его слов крестьянскому сыну Нобуо, опиравшемуся на копьё в рядах асигару под знаменем «Ножей» и тайком доедавшему рисовую лепёшку, ничегошеньки было не разобрать.

— Чего он там надрывается? — не дожевав как следует, Нобуо с трудом проглотил сухой комок и локтем ткнул стоявшего рядом. — Хотэка, ты хоть слово одно понял?

— Ни одного. Не слышно ничего из-за ветра, — Хотэка шмыгнул носом, под камышовой касой его пухлые и красные в мороз щёки вздрогнули от тяжёлого вздоха и снова мягко опали. — Но и так понятно всё. Помрём, видать. В этот раз уж точно.

— Вот ты заладил: помрём да помрём, — Нобуо облизнул губы и подумал о том, чтобы снова залезть за пазуху и отломить ещё кусок.

— У парней из Амасимуры хорошо там, на утёсе, — вдруг добавил из-за их спин Такаюки и задрал кривой нос к востоку, где над скалою торчали знамёна «Бобов». — Вроде и чисто, а между скал сугробы намело такие, что хоть с головой ныряй. Я таких в жизни не видел… Нобуо, сколько можно есть? Тебя в бою животом прихватит, как в прошлый раз. Опять будешь в кустах лежать и орать, что ранили?

По шеренгам разнёсся хохот, а позади кто-то боязливо шикнул, мол, дураки, сейчас главный услышит — накажут всех. Но перед самым боем было уж всё равно, и на Нобуо посыпались шуточки со всех сторон.

— Ему жена эту лепёшку оставила, наказала беречь до самой последней битвы!

— Так это уж два месяца тому… Ты что же, Нобуо, так и хранил её?

— Так Нобуо жене верный! Конечно, хранил. Зато жена его, я слышал, всем подряд лепёшки раздаёт.

— Надоели вы, дурачьё! Не та это, другая. Ту крысы утащили... — Нобуо хотел было развернуться да как следует ткнуть Такаюки за обидную шутку про жену, но осёкся и мгновенно побледнел, когда увидел, как лошадь господина Уэяма вскинула голову и стукнула копытом, поворачиваясь в их сторону. — Ну всё… Вот теперь...

Но не успел он договорить, как перевал залил громогласный крик воодушевлённых солдат. От страха Нобуо заголосил вместе со всеми — и только потом понял, что ничего старик не слышал и слышать не мог на таком-то ветру, как никто из солдат не слышал его речи, а кричали сейчас просто оттого, что положено.


Получатели: Уэяма Рэйдзи.

Когда перед взором стратега появились войска Уэяма, Акэти невольно засмотрелся на шагающих солдат: когда-то и он вёл их под этими знаменами. Сощурившись - уже не от ветра, а в бесплодной попытке высмотреть, не мелькнут ли знакомые рога шлема самого Рейдзи. В смешанных чувствах вернулся мужчина в ставку и не сразу даже понял, что его окликает Данзо.
— Приведите сюда, — отрывисто приказал Акэти. — Женщина. Хм.
В мыслях сразу возник образ Юмико: совершив над собой усилие, полководец отогнал этот образ. Сейчас ему нужно сосредоточиться на битве. Если он за праздными мыслями прозевает победу – подведёт их любовь. Ввели девушку: она держалась спокойно, даже непринужденно. "Красивая" – невольно отметил про себя стратег. Вздохнул. Какой-то ненависти к ней у него не было. Впрочем, это касалось всего войска Рэйдзи. Судьбе было угодно расставить их по разные стороны баррикад, но по-настоящему врагом – таким врагом, которого надо обязательно убить, уничтожить, иначе душа не успокоится, Акэти по-прежнему старика не видел.
— Заприте покрепче, да не спускайте глаз, — наконец заключил мужчина, склонившись над картой. — Если Рэйдзи победит, значит её судьба – жить. Отступит – может совершить дзигай или уходить. Мы не палачи, мы – воины.

После того как девушку-синоби увели, Акэти принялся раздавать приказы. Данзо докладывал о больших силах врага: как и ожидал стратег Фурукава, демон не поскупился на конницу. Ну что же, Мисаки и Хидэхито знают, что делать. В сущности, с иронией подумал про себя стратег, они в выгодном положении: думать особо не надо, стой себе насмерть как истинный самурай, да и всё. Однако черноволосого красавчика – как его частенько величали девушки (да и не только они), всегда отличал изрядный скепсис по отношению к главному постулату "Бусидо". Нет, он готов был без промедления отдать жизнь, если потребуется – во всяком случае Акэти нравилось думать, что готов, но в то же время он всегда недоумевал, почему перед этим не попытаться найти способ прожить долгую и счастливую жизнь. Фурукава ещё не посетил все тридцать три святыни, чтобы в подземном мире ему простили предательство господина.

— Ну, начнём, — тряхнул Акэти головой, выбрасывая из головы дурные мысли и, сделав знак военным советникам, шепнул Данзо: "Твои люди нам ещё понадобятся".


Получатели: Dungeon Master.

Акэти тем временем не спешил с выводами. Он всё-таки неплохо узнал старого лиса за время своей службы, но и старик Рэйдзи знал его достаточно хорошо. Так что в отличие от взволнованных гонцов, он сидел спокойно, склонившись над картой, но думая при этом о чём-то своём. Жестом пригласил гонцов сесть, как будто собирался позвать их на партию в сёги. Хотя трусость асигару, конечно, неприятно удивляла. Но и тут было бы кого винить, кроме себя: значит, недостаточно хорошо зажёг сердца людей, не донёс важность их подвига. Фурукава пожал плечами, будто извиняя неразумных крестьян, но на самом деле скорее извинял себя: война полна неожиданностей, что тут поделаешь? Стратег, умеющий исключить больше неожиданностей, чем его противники и называется хорошим стратегом.
— Сядьте, отдохните. Вам сейчас придётся скакать во весь опор обратно, чтобы донести мою волю, — размеренно проговорил самурай, растягивая слова. "Краб бредёт медленно, но всегда поспевает вовремя" – говорил его наставник. Так и тут, спешка была ни к чему.

Самурай вновь обратил свой взгляд на карту. Да, не ожидал он такой прыти от лучников Рэйдзи, не ожидал. Зато один конный отряд почти уничтожен: это хорошо. Самые опасные противники были здесь. Станется, без конницы они просто не дойдут к сроку, даже если они не устоят. В следующее мгновение Акэти отогнал от себя эти малодушные мысли: нечего и думать, что они здесь могут не устоять. Его долг, как самурая и полководца, чтобы Рэйдзи не прошёл через врата Инмэй.

Вновь склонился мужчина над картой, что-то чертя и раздумывая, отдавая приказы и отправляя гонцов. Что же, не любит он лишних жертв, но похоже это самый сейчас момент для этого.


Получатели: Dungeon Master.

В ставке клана Уэяма было неспокойно.

— Вражеский лазутчик, — подтвердил Хасэгава полученные от гонца новости и сочувственно взглянул на господина. Он знал, что для старика это больная тема с тех пор, как месяц назад его свалил странный недуг, и Рэйдзи уверился, что где-то в их рядах завёлся ещё один предатель и теперь травит его. — Накано говорит, что не дал им уйти с линии огня.

— Живой, значит? Это хорошо. Людей его жаль, — сдержанно отозвался господин Уэяма. Думал он, похоже, о другом. — Всюду Фурукава запустили своих убийц. Всюду.

— Людей Накано потерял почти всех, да и сам едва выжил, — продолжил доклад Хасэгава, а затем помедлил немного и осторожно, но с нажимом добавил: — Всё-таки можно было и нам вооружить асигару ружьями, хотя бы тех, что собрали в Амасимуре. Была возможность, — он покосился на господина, предполагая, что опять разозлил его разговорами о ружьях. — Но этих мы всё равно с холма согнали...

Рэйдзи не сказал ни слова, а только резко взмахнул над головой веером. У подножья холма гонец Ивамото пришпорил коня и во весь опор помчался на передовую.

Старик теперь был собран и хмур. Свои ошибки вслух он не признавал и осторожные наущения молодого генерала Хасэгавы, хоть и принимал в расчёт, оставлял без ответа. Да и что он мог сказать? Стал бы каяться, как закоснел в своей гордости настолько, что ставит обветшалые воинские традиции выше жизней Накано и его людей, выше очевидной, безжалостной эффективности крестьянской толпы с хинава-дзю — а значит и выше победы? Нет, нет. Не ружьями выигрываются войны. Прав малец Юма, впрочем, в одном: дай деревенскому дураку ружьё, он хоть кого-нибудь да убьёт (не исключено, что себя), да и быстро это — сунул в руки и отправил на войну. А верному обращению с юми учатся, бывает, годами, тем закаляя дух и становясь настоящим воином…
Господин Уэяма вдруг горько хмыкнул вслед собственным мыслям. Воином! Каким же таким воином может стать крестьянин, когда он, вон, от одного вида самурая бежит? Дай ему ружьё или лук — всё одно. Пустое это. Так уж лучше пусть косит залпом, не понимая, что делает, от застившего глаза дыма и от неспособности понять. Ему и не надо, за него есть, кому думать.

— Может, ты и прав, Юма-кун, — наконец нехотя выдавил старик. — Настанет день, вооружишь уже своих воинов ружьями. Настанет твой день…

А пока — старик Рэйдзи плевал на ружья. И почему это его угораздило родиться в век, когда всё так лихо поменялось?


Получатели: Уэяма Рэйдзи.

— Нани?! — Вырвалось невольно у Акэти. Чтобы успокоить себя, пришлось больно закусить губу: полководцу не следует демонстрировать смятение на публике. Это может вселить неуверенность в воинов, а неуверенность воинов равносильна гибели. — Данзо ко мне!
— Я уже здесь, господин... — мужчина в налобной повязке и черных одеждах вошёл в ставку.
— Чем занимаются твои синоби? Был приказ: чтобы никакие указы Рэйдзи не дошли до их конницы и копейщиков!
— Я прошу прощения, Акэти-доно! — мужчина опустился на колени, со степенным достоинством, но нижняя его челюсть подрагивала, выдавая волнения. — Им удалось опередить моих людей. Я готов искупить свою вину...
— Нет, нет, нет, — скрипнул зубами стратег клана Фурукава, — остаться ещё и без тебя в такой момент это глупость. Встань, я приказываю. О твоих ошибках поговорим после битвы, но сейчас вы все – слышите, все, нужны мне. Если понадобится, возьмём луки и будем стрелять вместо бегущих отрядов. Примкнём копья и будем сдерживать конницу Рэйдзи, пока не сломается древко. Потом возьмём мечи, кинжалы, и будем стоять до последнего.

Потушив вспышку гнева – больше на самого себя за непредусмотрительность, стратег вновь принялся раздавать приказы.
— Журавль – вернуть! Поднять знамя Феникса! Пусть старый лис видит, что нас не так-то просто будет заставить побежать. Данзо... да, поручаю это тебе.
"А ведь если бы проклятые синоби хоть раз сделали своё дело, ничего бы этого не было" – мелькнула упрямая мысль, но мужчина усилием воли отогнал её. Что толку думать, как могло бы быть, если Бисямонтэн решил иначе? Не иначе как мало ему солдат в его божественном воинстве, вот и требует новой крови. Что же, это можно устроить. Заодно и возможность старому соратнику искупить вину. Не для Акэти – он-то прекрасно понимает, что бывает всякое, но для самого себя.
— Пусть мчат во весь опор. Уничтожить копейщиков раньше, чем они атакуют наших лучников! Если не успеют... пусть мчат дальше и исполнят свой долг до конца. В таком случае враг откроет своих лучников, так отплатим им их же монетой.

— Тигр... обстреляет копейщиков. Пусть не жалеют припасов! — отдал следующий приказ Акэти, и вдруг с удивлением понял, что холодное спокойствие уступило место нарастающему азарту битвы – сейчас его решения больше походили на те, что предпринял бы Рейдзи. По крайней мере, как себе представлял его действия стратег Фурукавы. Да, непросто разорвать узы, что связывали его с наставником, как непросто вычеркнуть из жизни те года, когда он ходил под стягом Уэямы. С правого флага доносили, что лучники Рэйдзи обстреливают его крестьян-копейщиков, но своё внимание Акэти продолжал удерживать на правом фланге – там всё должно решиться. Стратег отдал последние приказы о наступлении и вздохнул, возвращая себе внутреннее спокойствие. Что же, даже если он победит, то у старика будет повод для гордости: в конце-концов ученик признал превосходство учителя, выбрав его решение, а не своё.


Получатели: Dungeon Master.

Накано зло дёрнул нагрудник, поправляя, из-под пластины в шею хлестнуло жаром и запахом пота. И, кажется, крови. Но он не чувствовал боли, и уже осмотрел себя кругом, нигде не найдя повреждений. Может быть, кровь была на зубах — сложно было заставить себя разжать их, расслабиться, сказать хоть слово без напряжения и поганого чувства, что вот-вот ляпнет что-то лишнее.

— Сядь, отдохни, — не глядя, сказал старик. — Ты ни в чём не виноват. Мёртвых уж не вернуть.

Накано сильнее сжал зубы. Конечно, он ни в чём не виноват!

— Не вернуть, — только и буркнул он в ответ, но послушно опустился на приготовленный стул.

— От утренней вьюги не видно было, как Фурукава окопались, — Хасэгава не хотел встревать между Накано и господином, но чувствовал, что должен сказать хоть что-то, иначе быть беде. Пусть лучше Накано на него будет злиться, и даже рявкнет пару раз пусть, но хоть немного выпустит пар. — А разведчики не вернулись. Неверно мы рассчитали.

— Долго шли! — наконец не выдержал Накано. — Долго шли. Не подгоняй я вас последнюю неделю, Фурукава бы тут замок успели построить! Как брали бы?

— Хватит, Исаму, — Рэйдзи обернулся. Он выглядел бледновато, похоже, всё-таки начал замерзать, но лицо было серьёзно, а губы сомкнулись в строгую линию. — Переведи дух. Ты нам сейчас нужен будешь, — он недолго поглядел ещё на Накано, а после снова обратил лицо к раскинувшемуся впереди полю боя. — Синоби твои никчёмные.

Накано Исаму вздохнул. Лаванда, Слива, Вьюнок. Что же они, все погибли? Как плохо началась для него эта битва! Столько ненужных смертей. Он не любил ненужные смерти. Он любил цветы...

Вьюнок искренне любила цветы.

Однажды жена генерала Накано, госпожа Хина, пожаловалась ему, что недосчиталась цубаки в саду у дома. Сначала господин Накано не придал этому большого значения, но скоро случай повторился, и жена привела его на место — разбитую вдоль пруда клумбу с камелией — и заставила убедиться лично. И правда, несколько цветков были срезаны, а пустое место, где из-за отсутствующих бутонов теперь видна была земля, очень выделялось — особенно если о нём знать. Господин Накано гордился своим большим садом, в котором цвели и камелии, и ирисы, и сливы, и много чего ещё, и нередко бывало так, что на ханами его дом принимал немало гостей, хоть для многих из них, как говорится, клёцки всегда были куда важнее цветов. Допустить, чтобы кто-то безнаказанно губил его собственность и поганил красивые виды, было никак нельзя, и господин Накано наказал часовым смотреть за садом бдительней. Но прошла ночь — и новые цветы оказались срезаны.
В следующую ночь Накано сам заступил в караул. Каково же было его удивление, когда свои цветы и большой кухонный нож (тоже его, как оказалось) ему пришлось отбирать у мелкой беспризорницы, такой шустрой, что он едва умудрился её поймать. Ждала бы её незавидная участь, но Накано рассудил по-другому. С тех пор Вьюнок могла вдоволь любоваться цветами в его саду, ей не приходилось больше пробираться в этот дом под покровом ночи — только в чужие и с совсем другими целями...

— Сэтэо! Паршивый пёс! Вот и пришла пора ответить за всё! — был день, когда она сидела в тени старой яблони и играла. Маленькие палочки стукались в её руках, изображая давних соперников, схлестнувшихся не на жизнь, а на смерть. Ударив одной о другую, она с пылом добавила: — Тебе не победить, Хидики! Я одолел тебя в прошлом, одолею и сейчас!

— Цукуё! Чем бездельничать, принеси на кухню воды, — госпожа Хина, каким-то чудесным образом всегда знающая, где её искать, опять приготовила ей работы. — И не забудь расчесать коней, Накано-сан скоро поедет провожать гостей.

Вьюнок поднялась и потянулась, бросив заинтересованный взгляд по ту сторону пруда.

— Кто это там? Кто это с господином Накано?

Там, занятый разговором со своим старым другом, прохаживался господин Уэяма в сопровождении младшей дочери Кёко и молодого черноволосого юноши, чьего имени Вьюнок не знала...

Этот юноша вырос с тех пор. Он поймал её и посадил под замок.
Вьюнок сидела на куче соломы, выдёргивая из неё соломинки побелее и покрепче. Наконец, найдя подходящие, она взяла по одной в каждую руку.

— Сэтэо! — раздался её тихий шепоток. — Паршивый пёс! Пришла пора ответить за всё...


Получатели: Уэяма Рэйдзи.

Акэти продолжал пребывать в смешанных чувствах. Опасность прорыва удалось отодвинуть, но какой ценой? "Тигры" разбиты, от "журавлей" осталась ладно если сотня... Миками не в окружении, но подставил фланг. И это ещё им в самом начале обломать один из клыков Рэйдзи – тяжелую конницу расстрелять. И всё равно ещё сохраняется опасность, слишком много войск привёл с собой Рейдзи. Отступить бы, перегруппироваться, потянуть момент... но нельзя. проклятая самурайская гордость!

Никто ведь не подумает о том, скольких он спасёт таким маневром. Сколько мужей и отцов вернутся домой, чтобы вновь пахать землю и кормить свои семьи. А подумают о том, что он, Фурукава Акэти, трус, неспособный сражаться до конца, как приказал ему господин. И только Юмико поймёт его и не осудит. Потому-то и доверил ей своё сердце Акэти, обычно равнодушный к девушкам. Его красота подарила ему множество поклонниц, но тихий и рассудительный юноша и здесь сохранял до поры до времени холодное равнодушие – пока не встретил её.

С ней было легко и просто: доброта Юмико не терпела вообще того, чтобы кому-то было причинено насилие. Дочери самураев обычно воспитываются в соответствии с тем же кодексом, пусть никто и не ждёт, что они будут сражаться как мужчины. Но все они, как Акэти казалось, ждали от него всех тех глупостей, что написаны в этом кодексе. Пожертвовать собой, пожертвовать, если потребуется, ими – и всё с такой легкостью, будто это весит меньше, чем лепесток сакуры. Нет, черноволосая, бледнокожая Юмико, была совсем не такой. Её внешняя красота была лишь отражением внутренней красоты души – доброго сердца, неспособного обидеть самого малого зверька. Рэйдзи воспитывал своих дочерей в строгости и соответствии кодексу – Кёко тоже была такой. И рядом с ней – да и не только с ней, Акэти себя ощущал каким-то... неправильным. В её глазах он видел укор старого Уэямы, а не бескрайней океан. Только во взгляде Юмико он находил спокойствие – это и определило его судьбу.

— Акэти-доно, какие будут приказания?.. — из воспоминаний о встрече в саду храма, среди зарослей бамбука, стратега вырвал нетерпеливый голос Данзо. Полководец поерзал на месте, приходя в чувство, и махнул рукой, почти не глядя на карту.
— Цутия знает, что делает. Двигайте войска вперёд. Покажем Рэйдзи, что мы тоже умеем не только отбивать удары. А, и да, дайте добро Хитаги на отход, — спешно прибавляет мужчина, — Иначе, сдаётся, они всё равно побегут.


Получатели: Dungeon Master.

— А ты говоришь, Цутия увлёкся, — заметил Акэти, явно ехидничая – но ни выражением лица, ни интонацией явно этого не выдавая.
— Они бегут, — возразил Данзо. — Журавль потерян. Ещё и Муракумо окружены...
Полководец Фурукавы позволил себе усмехнуться и покачать головой. Да уж, Окибэ-сан до ужаса пессимистичен. Впрочем, он ведь для этого его и держит – когда готов к худшему, все остальные варианты приносят больше радости.
— Никуда Мисаки их не отпустит. Накричит, копьём стукнет, да обратно на позиции древком погонит. Там же Аоки-сан рядом, думаешь он при нём посмеет осрамиться? Даже я насмешек Хидэхито побоялся бы. Конница вон под удар опять подставилась, доносят, что Цутия выбил Рю из седла...

Словно в подтверждение слов молодого стратега, с поля боя донёсся звук трубы.
— Пошли-ка гонца, лучше, Данзо, — распорядился Акэти, — пусть Муракумо поднимет знамя "Краба". Пусть стоят до последнего, и отвлекают на себя внимание от Миками... а, да, и верните обратно лучников! Опять они позиции покинули, что ж ты будешь делать. — Покачал головой стратег.

Закончив раздавать приказы, Акэти подсел к чайному столику и налил себе полную чашку душистого чая. Несмотря на кажущуюся благодушность, последние часы боя требовали от него исключительных усилий, чтобы сохранять спокойствие. Сердце начинало бешено колотиться от осознания, сколько людей погибло от его ошибок в начале битвы. Но теперь уже скоро всё закончится. Его позиция лучше, чем у Рэйдзи – преимущество, которого он долго добивался и чуть было не потерял. Теперь оставалось вцепиться в добычу как барсук и не выпускать до последнего.


Получатели: Dungeon Master.

Подорожник для Рю.


Получатели: Уэяма Рэйдзи.

  Видя поражение своих войск и бесплодность попыток дальнейшего наступления, Рэйдзи приказал своим отрядам отходить. Так закончилась битва за врата Инмэй, которые остались запечатаны.
  Господин Акэти снискал славу и уважение в этой битве, хотя его армия и понесла чувствительные потери, лишившись всей конницы. Он не рискнул перейти через перевал, а отвел войска для отдыха и оставался в Ямагати, чтобы предотвратить новые попытки Рэйдзи пробиться на помощь к своему князю, если таковые последуют.
  Воинам Уэяма пришлось нелегко - их ждало трудное отступление, полное лишений и горечи. Говорили, что Рэйдзи отступил, потому что молодой господин Рю был ранен, но они продолжали верить в своего старого военачальника, и никто не роптал.
  Впрочем, замок Юкимото продержался достаточно: новая восходящая звезда Запада, Синран, ударил Фурукава в спину и разграбил незащищенные земли в Микумо. Фурукава пришлось срочно снять осаду, чтобы отразить эту новую угрозу. Уэяма же получили столь нужную им передышку.