Голосование пользователя

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Сначала Со Ён не поняла, что Макс смеётся. Заслышав его серьёзный тон, она тоже обернулась к охраннику и сурово нахмурилась, готовясь обрушить на него свои неудобные вопросы. Вопросов, разумеется, не последовало. Как только в словах Кимуры проскользнул смешок, а Зубаир невозмутимо начал объяснять причины своего «странного» поведения, Со Ён поняла, что бледнеет. Глупая, тысячу раз глупая! Ну как можно быть такой дурой? Она как будто услышала голос бабки, её рука сама собой выпустила пистолет так быстро, словно ожидала получить ложкой.

— Я просто... Я подумала, что... Простите! — Со Ён тут же сложилась в поклоне. — Пожалуйста, не обижайтесь. Это от нервов...

Охранник был прав. Но она не знала, что сказать на это, как правильно выразить то, что чувствует. Это словами не объяснить. Мокрые глаза Такаямы, захлебывавшейся кровью, вытягивали из Со Ён всю её показную выдержку — даже сейчас, когда уже не видела их, но всё ещё не могла прогнать от себя. И она до сих пор не говорила с Кимурой о том, что произошло на улице И Цзюя. За пулю, попавшую Такаяме в шею, она не несла ответственности, но за те, что полетели в протестантов — да. И всё как будто было связано. Всё началась с её неправильных решений, она запустила это. Со Ён плаксиво шмыгнула носом. Сложно было не съёжиться, защищаясь от настырного внимания начальника. Нет, не объяснить ему. Зажмурившись, она с усилием помотала головой.

— Я в порядке. Работать могу. К тому же, если бы господин Пэн узнал, что я отлыниваю, мне бы не поздоровилось! Да и тебе заодно...

Со Ён сконфуженно улыбнулась, пытаясь ободрить немного и себя, и остальных. Она впервые обратилась к Кимуре так, по-свойски. Это вышло случайно — и совсем не смертельно, надо же. В этот момент внутри неё как будто развязалось что-то, позволив спокойно вздохнуть и расправить плечи. Всю жизнь она училась говорить с окружающими правильно. А оказалось, что можно и по-людски. И это приятно.
Люди умирали этой ночью. Она внутренне содрогалась от страха и думала о романтических глупостях.

Всем. Шипит, мелко подергиваясь всем телом ребенок, когда первые слова, хиспанцем произносимые слышит, которые про чудовищ, про взрывы, и про топографическую дезориентацию. Лязгает клыками, наконец, с металлическом больше, чем обычным - "зубным" - позвякиванием, услышав про степень вкусности Фиделя.
- Да! Вкусный...
Убрав ладони прочь от лица, слепо щурится пустыми пятнами шрамированной кожи. Какие-то остатки мимических мышц, за это отвечающих, похоже, еще функционируют.
- Кейто? Звучит... - Размышляет о чем-то пару мгновений. - По-имперски. Вижу, вижу... Да, имперка.
Разводит скрюченные, расчерченные вдоль косточек пульсирующими, натянутых струнами - как в судорожном припадке - жилами руки в стороны, изображая непонимание.
- Не знаю. Это игрушки Гончара, он нам с ними играться не дает. Да мне и не надо, я сам себе игрушки найти могу.
Повернувшись к рубаке, посреди зала замершему, отрицательно качает головой.
- Ты не переживай, я не буду его всего есть. Ну, пока он с тобой. Он же с тобой?
Щерится, снова объедки, меж зубов застрявшие, демонстрируя.
- Да? А то ты скажи, если нет.
Теперь уже к тебе, Фидель, обращается.
- Ты же с ним, да? Ну, с Рубиком.
Вопрос с тем, держат ли его - их - в Комплексе против воли, похоже, игнорирует.
- Держат?
Нет все же, гляди-ка.
- Ну, да. Пока ты не сделал выключение всего, то держали. Как бжиков под стаканами, в колбах таких.
Показывает некое подобие перевернутой горловиной вниз чаши, из пальцев сложенной.
- Хершел. Ведьма. Она забрала и спрятала мои глаза. Мне сказала, если я буду слушаться, то их вернут. Врут - не вернут.
Тычет себе в лицо.
- А они и не нужны больше. Тетя Барански научила смотреть без них. Я вот тебя вижу. Ты такой весь...
Потряхивает расслабленной кистью в воздухе, перед собой спирали рисуя.
- Как огонь, если сильно горит, такой. Из черепа как бы... Кружится, и кольцами. И он как бы, ну, яркий. Вы все такие.
Выгибается вдруг дугой, утробно заурчав.
- Все...
Рычит чуть слышно.
- Я ответил.
Облизывает губы посиневшие, неестественно вытягивающимся языком - бугристым, темным практически до черноты, осклизлым на вид - по ним поелозив.
- Теперь ты отвечай. Какую руку отдашь, правую или левую?
Снова чувствуешь странное онемение во всем теле.
- Скажешь никакую, обе заберу.
Оцепенение охватывает каждый мускул, статуей фиксирует на месте.
- Честный обмен.
Неожиданно кивает войд-кочевнику, словно поддержки ища.
- Скажи ведь, Рубик, да?
И направляется к стрелку.
- Не бойся, я не больно сделаю. Не умрешь.

Со Ён держалась позади Макса и Ливея. Мысль о том, что она постоянно наступает на остающиеся за Кимурой красные пятна, мучила её, но Со Ён послушно и молча шагала следом, опустив голову, стараясь не смотреть на свисающие с предплечья Макса ноги Такаямы и неуклюже переступая по хрустящему под каблуками стеклу, по мраморной и бетонной крошке. Никогда раньше она не задумывалась, как выпущенные с бешеной скоростью кусочки металла могут быть настолько разрушительны и неостановимы, что прошивают здание, как бумагу, разрывают и рассеивают само заключённое в нём пространство и любое движение, — когда она ступила на холодный и влажный от ночи газон, за их спинами пулемётные очереди оставили только пыль и тишину. А ей нравился этот холл, и нравился их просторный, но уютный офис. Она чувствовала себя очень комфортно в любимом кресле. Безопасно. Как она могла быть такой наивной?

С этого момента Со Ён больше не верит в безопасность. Она больше не знает, во что ей верить. Не в безопасность. Не в уют, не в иллюзорное благополучие и счастье. Дружбе тоже веры нет. Такаяма, может, думала, что они настоящие подруги, но Со Ён бросила её в самый важный в жизни момент — в последний. Но если только её спасут, думала Со Ён, если только... Уж тогда-то обязательно... Тогда-то она будет первой, кто станет дежурить у койки Такаямы дни и ночи напролёт. Тогда — да.

А теперь ей оставалось слушать переговоры Кимуры и Ливея и слепо кивать в ответ. Она всё понимает. Всё понимает, но плохо видит их лица, они — сплошь размытая мешанина пикселей, словно на записях сверхсекретных допросов или, может, тех фейковых интервью с порносайтов, которые Со Ён стесняется даже добавлять в закладки, наизусть помня адреса. Лица женщин на них обычно не цензурируются, но мужские — да. Почему? Может, сейчас тоже так? Поэтому охранник так на неё косится? Не в первый раз уже. Зачем?

Уже на улице, смотря на предложенный ей пистолет, Со Ён поняла, что если не сказать сейчас, потом будет поздно. Она протянула руку, но вместо того, чтобы взяться за рукоять пистолета, вцепилась Кимуре в запястье и, нарушая любую субординацию, притянула к себе. Она поднялась на носках и тихо прошептала ему в самое ухо:

— Этот странно на меня смотрит.

Со Ён коротко стрельнула глазами в сторону охранника и больше уже не вернула свой взгляд Кимуре. Она уставилась на его запястье, которое всё ещё крепко держала. Опомнившись, Со Ён осторожно разжала пальцы и положила их на рукоять пистолета.
Он ей нужен.

Ульрих немигающие смотрел на Дерека. Он даже не улыбался, а пытался предугадать дальнейшие ходы оппонента.
Он не был даже английским джентльменом, ибо джентльмены никогда не позволили бы себе такие выражения в присутствии дам и других мужчин. Это скорее состояние души, чем звание.
Дерек был скорее типичным представителем "вайт треш". Белым мусором.
И его замечание по поводу полового члена во рту, тоже не вызвало никакой реакции у бывшего сотрудника Скотленд-Ярда. Еще в Кентском колледже для копов, психолог- преподаватель чётко рассказала про работы доктора Карла Густава Юнга, который вывел прямую зависимость между курением и оральным желанием что то сосать. А если совместить это с работами его близкого друга Зигмунда Фрейда, то можем сделать вывод, что слова Дерека о половом члене во рту - прямое подсознательное его желание. Которого он возможно стыдиться, что тоже странно для современной Англии, где каждый восьмой житель классифицирует себя как гомо, би или транс.
Резюмируем? Данный человек не понимает понятий английского права о харассменте, которые действуют в стране аж с 1972 года и преподаются в школах на уроках социальной этики; выборочно придерживается правил английских джентльменов; обращает внимание на хамство других людей, не замечая своего; и наконец стесняется своих нетрадиционных сексуальных желаний в нашей свободной стране.
Так кто вы, такой мистер Дерек на самом деле? Может быть иностранец? А что если он демон, прибывший из далёких прошлых веков, но еще не успевший привыкнуть к изменениям в нашей стране за последние 40-50 лет? Хмм...
Конечно, коп не стал никак реагировать на оскорбления, ибо это было абсолютно естественно для любого преступника, желающего переключить повестку и уйти от ответов. Они все, вместо того чтобы аргументированно защищаться - срывались на оскорбления, ибо были не способны что то пояснить по существу. И вежливо. Такое случалось на каждом третьем допросе и было сплошь рутинным наблюдением для копа.
Угроза между тем легко читалась в выражениях Дерека и безусловно он жаждал продолжения.
- Конечно, мы же не закончили. Еще поговорим. - детектив сухо и вежливо ответил оппоненту, будучи готовым к продолжению.
А затем отошел на другую часть комнаты. Пришел лорд Алистер, и детектив жаждал его послушать.

Где-то в Городе.

Как всегда, в целях конспирации и во недопущение утечки информации, вы получили носитель с информацией через третьи руки. Это была многоуровневая система звеньев, где исполнители не имели никаких данных о тех, кто был наверху.
Хотя с Юрием Петровичем, что возник на крохотном голопроекторе, вы были знакомы лично. Виделись пару раз. Профессор из старого мира, геолог, организатор и архитектор «хошиминки». Его крохотная светло-голубая фигурка озарила тёмную подворотню. Когда-то это была всего лишь дешевая, одноразовая игрушка, что в массе продавались в автоматических киосках. Проекторы показывали мультяшку, зацикленную анимацию, но всего один раз, после чего данные стирались. Чтобы посмотреть новый мультик, нужно было вновь прикладывать кредитку к считывателю. Вариаций было множество. Умельцы Сопротивления научились их взламывать, и записывать нужный файл поверх исходника. Но функцию самоуничтожения оставили, конечно же.

—...так что нашим ломщикам удалось кое-что стянуть из их сетки. Похоже, речь идёт о какой-то электростанции, от которой они собираются в будущем запитывать свои аванпосты — и соединить с остальной сеткой, как вы понимаете. У них там не меньше шести человек охраны* на внешнем периметре. Внутри постройки наверняка есть кто-то ещё. И конечно, там есть гражданские сотрудники. Они прекрасно понимают, на кого они работают, и зачем, так что...возможно, они выкинут какой-то фокус. В любом случае, сохранность шкур лизоблюдов Коалиции не должна вас интересовать. У нас нет инфы, где конкретно находится сердце электростанции, но будь я проклят, если оно не находится в самой массивной части корпуса. Именно там вы и должны установить заряд...

— Что касается проникновения на объект. Нам удалось выйти на поставщиков, которые поставляют им материалы и припасы. Мы одолжили у них машину, а ещё пропуска и удостоверения личности. Мы немного поиграли с этим, так что на время операции вы станете рабочими из подрядной организации. Правда, только двое из вас. Остальные спрячутся внутри машины, а двоим — водителю и экспедитору — придется широко улыбаться и проявлять свою лояльность делу Коалиции. Как только вы заедете на территорию, придется импровизировать. Прежде всего необходимо разобраться с постом охраны: он располагается сразу справа, как заедете. Дежурная смена на въезде и территории состоит из шести копов**. Ещё столько же отдыхает. Вам стоит поспешить и разобраться с ними прежде, чем они проснутся и очухаются. У них на компе, в дежурке, есть тревожная кнопка. Как вы понимаете, нельзя позволить им врубить тревогу и послать сообщение на материк, иначе к вам сбегутся солдафоны со всей округи. Они всё равно сбегутся, но вы должны выиграть себе время...

— Конечно, тревогу могут поднять и с самого объекта. Ломщики говорят, что у них там хитрая охранная система, которая может распознать атаку на объект и вызвать подкрепление. Сигнал пойдёт через радиовышку и, к счастью, она запитывается отдельно: они ещё не ввели комплекс в работу, и это хорошо. Там есть генераторная — я советую вам её вырубить. На всю операцию у вас минут десять, может быть пятнадцать. Ваш отход планируется на той же машине. Как только выскочите из «горячей» зоны, бросайте машину и разбегайтесь. Вы знаете инструкции, как поступать в таких случаях. Машину обязательно сохраните: даже если вам удастся отпитать комплекс, и таким образом обесточить электрическое ограждение по периметру, между заслонами они всё заминировали. Даже не вздумайте лезть через забор.

— Хотел спросить, есть ли у вас вопросы, но...сами понимаете. Удачи.

Со Ён вздрагивала каждый раз, когда тонкие стены офисов пробивали пули, когда в дальнем конце коридора раздавались шаги и незнакомые голоса обрывались оглушающим стрекотом пистолетов, который она даже не слышала — ощущала неприятным гулом в лёгких и ключицах. Прячась в нише, они с Такаямой жались друг к другу, и даже через бронежилет можно было почувствовать, как часто и сбивчиво они обе дышат. Стена сухо хрустнула где-то за их головами и Со Ён взвизгнула, запоздало пригибаясь, а затем машинально посмотрела на Юки. Выпустив её руку, та медленно сползала на пол, оставляя на стене облако из красных точек, перечёркнутое тонкой изодранной колеёй на облицовке.

— Юки! Юки, ты чего? — Со Ён подхватила её под локоть, но, не в силах удержать, упала на колени рядом.

«Почему она так смотрит на меня? — трусливо подумала Со Ён, запуская руки в карманы в поисках каких-нибудь салфеток. В следующую секунду, когда она потянулась к Такаяме, её руки всё ещё были пусты. — Пожалуйста, Юки! Не смотри на меня так. Пожалуйста!»

Запрокинув голову, Такаяма безуспешно елозила ладошкой по скользкой, залитой кровью шее и пыталась что-то сказать, но пробитое горло не давало ей — только красный ручей на коже становился гуще от этих усилий. Она всё понимала. От этого понимания, застывшего в её взгляде, Со Ён всю трясло, но оторвать глаз от лица подруги она не могла. Лицо замкнутой в себе тихони, вечно спрятанное за густой чёлкой, открылось, обращённое к беспокойным белым клиньям фонарей и к ней, и теперь было неестественно, пугающе живым. Со Ён накрыла ладонь Юки своей, прижав к шее так, что ей самой стало больно, но ничего не помогало — чужая жизнь толчками утекала меж её неумелых пальцев, тяжело наполняя рукав.

— Тихо, не бойся... Сейчас пройдёт, — приговаривала она, ужасаясь своему отражению в широких зрачках. Как, должно быть, страшно она выглядела, пытаясь врать Такаяме, которая в свои последние секунды запомнит её такой. — Сейчас, Юки. Сейчас пройдёт, ты потерпи.

Она запомнит, думала Со Ён, запомнит её такой — обещающей что-то, пока охранник дёргает её за локоть и толкает в коридор, оставляя Такаяму смотреть ей вслед и всё медленней, медленней шевелить губами. Шатаясь, Со Ён бросилась прочь, быстрей и быстрей, пытаясь не смотреть на свои красные руки, а только на дверь в конце коридора и на фигуру Кимуры рядом с ней.

Msg: 2 of 2
From: Mithgol the Webmaster
To: All
Subj: Re: КАК НАМ ОБУСТРОИТЬ РОССИЮ

-------------------------------------------- Всем -------------------------------------------
Новости из Омска. Смотрел, думал, заливисто смеялся. Осторожно, по ссылке 15 Мб.

[ссылка на ftp. По ссылке видео 144р, ebanko.wmv]

Кадр: диктор в студии провинциального телеканала «Омск-ТВ».

— Товарищи! Мы прерываем показ художественного фильма «Сало, или 120 дней Содома» ради срочного прямого включения с площади Габриэле д’Аннуцио (бывший Театральный сквер), где в эти минуты с программной речью выступает каудильо Евразийской Социалистической Республики генералиссимус Эдуард Вениаминович Лимонов.

Кадр: заполненная народом площадь, на фоне Оперного театра — фанерная, задрапированная кумачом трибуна. За трибуной — ряд безыскусных гипсовых статуй, воздвигнутых в последние недели по плану монументальной пропаганды и предназначенные к отправке в разные районы Омска и России. Крупный план статуй, одна за другой: Сергей Нечаев, Мишель Фуко, Эрнесто Че Гевара, Юкио Мисима, Андреас Баадер, Иван Каляев, Леонид Губанов, Иуда Искариот, Алексей Черехов-Анчар, Виктория Аралович-Владимирова. Из динамиков по сторонам трибуны играет «Родина» Гражданской Обороны.

Под усиливающийся приветственный шум толпы на трибуну поднимается Эдуард Лимонов в сером военном френче без знаков отличия, с нарукавной повязкой с серпом и молотом в круге. На седой, стриженной под андеркат голове Вождя — очки в массивной пластиковой оправе и красная повязка на лбу. В середине повязки — тот же символ НБП.

Шум стихает, музыка прекращается. Повелительно поднимая руку, Лимонов начинает говорить надтреснутым голосом:

— Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! В эту годину испытаний я выступаю перед вами, чтобы во всеуслышанье объявить о начале великого Танца Русской Свободы, в вихре которого закружится вся Россия и весь мир! Вы ждали от нас танца с саблями? Вы получите танец с лимонками! Вы ждали танца с драконами? Вы получите танец с лимонами! Здесь, в сибирских степях, звучат первые тонкие серебряные тремоло музыки, в громовом крещендо которой потонет Вселенная, да туда ей и дорога, старой блядине!

Кавалеры приглашают дам, и я сделал свой выбор! — Лимонов простирает руку с указательным пальцем куда-то в направлении Ульяновска. — Новодворская, я иду на тебя!

Беги, беги прочь, Валерия Ильинична, Орлеанская блудница смутного времени; ты слышишь уже, как неостановимо из-за Уральского хребта надвигается на тебя наш хтонический гопак! Ты перепутала абсолютную свободу с калькулятором гнид; ты променяла первопринцип братского общежития на место в капиталистической системе. Ты забыла, что опыт соборной любви угнетённые народы земного шара воспринимают через фигуру Владимира Ильича Ленина, чей родной город ты нагло попираешь своею тушею. Не по тебе твоё отчество, не по тебе твоё отечество, не по тебе этот город! Purga urbem, Новодворская, purga urbem! Оберни своё лицо к небесам! Видишь? — Лимонов патетично простирает руку к закатному небу цвета мяса, — видишь ли ты этих птиц? Это птицы перемен, и они уже надрывно кричат над шестой частью суши, предвкушая океаны падали, потому что слышат, как катятся на запад наши железные полки! Беги, Лера, беги! Приложи своё ухо к земле! Слышишь? Это стонет мать-земля, не в силах более выносить вес твоего чудовищного тела, отягощённого нечистой совестью и гормональными проблемами. О, окончи свою жизнь, Новодворская! Хромой могильщик отроет тебе могилу; глухонемые плакальщицы с «Эха Москвы» пропоют панихиду по тебе, окостенелые старухи из «Мемориала» уронят саван с твоим телом в яму, а дальше — лишь рыжая ржа и звёздный рой над головой, лишь стылый красный рассвет над ледяным простором, в котором бродит мужик с топором, давно позабывший твоё имя. Верёвка, пуля, ледяная тьма и музыка, сводящая с ума, — вот твой удел, вот твой венец, вот твой финал.

А ты, кошачье ухо бумажный тигр нефритовый дилдак? Куда тебе тягаться с Русским народом? Ни души у тебя, ни музыки, ни танцев! Весь мир слушает Чайковского, Достоевского, Кобейна, Моррисона! Курт Кобейн — русский, родом с Москвы! Джим Моррисон — русский, родом с Москвы! Славой Жижек — русский, родом с Москвы, и через подаренные им очки идеологии я вижу твоё гнилое нутро, твоё изнасилование Маркса маоистским пьяным жестоким ботинком, твоего разварного Гегеля быстрого приготовления! Я обращаюсь к нашему восточному соседу, к господину Баркашову, — защищай Русь, если дорог тебе твой дом и твой народ! Если ты не убил за день хотя бы одного китайца, твой день пропал зря. Если шнурки на твоих берцах ещё не белые, ты не понял угрозы. Если ты думаешь, что с китайцами возможно меситься по файрплэй, ты делаешь ошибку. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно — убитых тобой косоглазых! Убей китайца и не беспокойся о своём желудке — мы тебе поможем. Недоедим, но вывезем!

Нам скажут, что жителям Урала и Западной Сибири самим не хватает еды, что еда вывозится поездами на восток. Наш ответ на это: нет еды — жри буржуя! Еда — лишь социальный конструкт; только поэзия материальна! И, как писал великий русский поэт Велимир Хлебников, «Когда умирают кони — дышат; когда умирают травы — вянут; когда умирают солнца — они гаснут; когда убивают буржуя — танцуют все!»

И мы будем танцевать! Танцевать, танцевать, танцевать! Мы будем танцевать в уральской тайге, мы будем танцевать на волжских просторах, мы будем танцевать всё яростней! Мы будем танцевать на пляжах, мы будем танцевать в полях и холмах, мы будем танцевать на улицах и площадях; мы попляшем на развалинах! Весёлые ребята, полные огненного смеха, — мы разрушим всё, все здания, все университеты и музеи и установим на их пепелище табличку — «Здесь танцуют!» Мы должны позволить музыке революции двигать нашими ступнями! Ритм времени — это танцор!

Мы начинаем наш гильотинный гавот, наш стальной уанстеп, наш гальванический твист среди озёр сукровицы, сквозь заросли злаков зла, и не одни мы пойдём по этой неторенной тропе! Нет! Вместе с нами рука об руку будут шагать наши товарищи с Волги и Дона, неизобретательно выбравшие называться РСФСР. Попрошу товарищей отнестись снисходительно к товарищу Андреевой и её сторонникам: да, они могут быть скучноваты и старомодны, с бедной фантазией и полным непониманием тенденций марксизма в эпоху постмодерна, но мы пойдём с ними рука об руку! Вы слышали уже о предложении Андреевой создать с нами Единый Антиимпериалистический Фронт; мы с радостью принимаем это предложение! С одной поправкой — наш союз будет называться «Добровольный Альянс "Советско-Модернистский Единый Революционный Штаб"»! Ура, товарищи!

По толпе проносится громовое «УРА!», нацболы принимаются распевать «Эрику» вперемешку с «А Ленин такой молодой» и «Всё идёт по плану». Некоторое время Лимонов не может продолжить.

Но маловеры спросят меня: ради чего этот кровавый танец? Зачем, мистер Лимонов, зачем? Зачем вы встаёте? Зачем продолжаете драться? Неужели вы верите в какую-то миссию, или вам страшно погибать? Нет, нам не страшно погибать: смерти мы смело говорим «ДА!». Может быть, нам нужна победа? Нет, она нам не нужна — победу мы одержим в любом случае! Может быть, вы сражаетесь в интересах Революции? Нет! Наша война — это больше, чем Революция. Наша война — это перфоманс!

И поэтому, в этот тяжёлый для нашего народа час я обращаюсь к вам, братья и сёстры. Хотите ли вы участвовать в нашем адском балагане, идти за мной, канатным плясуном, по оголённому проводу через оголтелые пропасти?

Толпа ревёт: ДАААА!

Я спрашиваю вас во второй раз: хотите ли вы завывающего вальса, однообразней и безумней, чем всё, что вы когда-либо видели?

Толпа: ДАААА!

Я спрашиваю вас в третий раз: хотите ли вы кровавой кадрили, бессмысленней и беспощадней, чем мы можем её сегодня представить?

Толпа: ДААААААА!
Лимонов: СМЕРТЬ!
Толпа: ДАААААА!
Лимонов: СМЕРТЬ!
Толпа: ДАААААА!
Лимонов: СМЕРТЬ!

Беснования продолжаются, в толпе начинаются свальный грех, драки, распитие алкоголя и спонтанные чтения стихов Эзры Паунда.

Камера отключается. Картинка на экране сменяется титром:
ПЕРЕДАЁМ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГИМН ЕВРАЗИЙСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
«Тибетское танго» (Нас вырастил Будда на благо народа)
Слова: Сиддхартха Гаутама
Музыка: Сергей Курёхин
Исполняет рок-группа «Аквариум»
ссылка

На этот раз пятиться назад не стал. Смысла нет прицел сбивать – если тварь сейчас не ляжет спать, мало разницы, между вами пять метров или десять. Задержал дыхание. Прицелился еще раз четенько в "венцы" эти страшные. И начал стрельбу.

"Довыёбывался, терминатор хуев!" - подумал Лэмб, в равной мере разозлённый и обеспокоенный фактом тяжелого (слово "смертельного" Карл упорно гнал из головы) ранения напарника, о котором ему равнодушно сообщил тактический интерфейс. Вслух, разумеется, он ничего не сказал - не положено в бою забивать эфир посторонней бессмысленной болтовнёй, тем более что капитан и сам уже наполнил его отборным матом, покрыв Гирша вдоль и поперёк. На откровенную замануху хитрожопого наёмника Клифтон не повёлся - и, по мнению Лэмба, совершенно правильно. Гирш уже в любом случае труп, без вариантов, и притом не дурак, так что и сам прекрасно понимает, что никакая идиотская дуэль его не спасёт.

Оставшиеся в живых кочевники ломанулись по машинам и дали по газам, побросав мёртвых и умирающих товарищей. Всем плевать, на них никто уже не обращал никакого внимания, Лэмб в том числе. Сопротивление подавлено, груз на месте, так что хрен с ними, пусть бегут, пока могут.

- Говорит Лэмб, левый фланг чист, смещаюсь к центру!

И всем аналогично плевать, куда он там сейчас собрался смещаться, но крепкая выучка требовала сообщать о своих передвижениях, чтобы ненароком в суматохе перестрелки не получить пулю от своих же. Все эти крутые тактические интерфейсы и системы распознавания "свой-чужой" тоже могут дать осечку.

Прижав "Сингэн" к груди, Карл перепрыгнул через своё укрытие и помчался к центру событий, двигаясь стремительными зигзагами - ему нужно было успеть туда, где происходят остатки заварушки, вырулить из-за гор этого добанного мусора, хоть как-то увидеть неприятелей, поймать в прицел и завалить их наглухо. Драгоценные секунды утекали, а с ними и шансы обойтись без новых потерь в отряде.

      Надежды на светошумовые не оправдались, а зашедший сбоку Гирш сбил прицел, не дав дожечь боекомплект и обнулить всех нанятых им пешек. Секунда промедления дорогого стоила — левую руку буквально снесло с ручки пулемета, заставив ствол клюнуть вниз, а дальше пошли уже знакомые ощущения от погружения в кровавый туман, перемежающиеся хрустом керамической брони. Последние операции, включая замену сердца, Мёллер делал без наркоза, экономил, благо выкрученный на максимум имплантат позволял переживать и такое, только вот ощущения полной прострации и непонятного желания спать были весьма схожими. Последним усилием Мёллер чуть приподнял пулемет и упал на живот, роняя оружие на сошки перед собой, благо, что смотрел он куда надо. Стрелять стоя возможности уже не было, как и пытаться поймать в прицел мечущегося блохой Тонвуда. Надо было отдохнуть. Чуть-чуть прям. Эдгар положил культю поверх пулемета, заливая кастомный корпус «Дефендера» кровью и зажал спуск, осыпая пулями передние двери, капот и окрестности ближайшего из джипов. То, что происходило дальше, он уже не видел, уткнувшись разбитым забралом в раскрошенный пластик и ржавые банки. Сообщения о критических повреждениях напоминали навязчивые неоновые вывески, сулящие все и одновременно ничего.

      — Да знаю, знаю… — пробурчал он себе под нос уже закрывая глаза, — отдохну чуток и разберусь.

   Друзей у Брауна было не особо много - с простыми обывателями не рекомендовалось общаться во имя секретности, а с оперативниками Министерства он и так каждый день виделся, чтобы ещё в нерабочее (или то, которое можно назвать таковым) время заниматься выстраиванием социальных связей. Да, конечно, с Боуменом отношение были получше, но у любого хорошего медика есть куча спасённых им людей, так что ничего удивительного в этом Джеймс не видел. Так что в дни перед Рождеством он просто писал письма, изучал подборку накопившихся газет и просто старался не смотреть на оружие и свою сумку. Только положил туда пару шприцов с морфием....на всякий случай.

Сноровке и выдержке пилотов "Атлуса" можно позавидовать: с выключенными двигателями, ави имел аэродинамические качества, сопоставимые с камнем. Но бойцов отряда Джонса это уже не бескопоило. С характерным шипящим "шпом", один за другим внезапно оказались в воздухе. Под ногами раскинулся бесконечный пейзаж песчаных холмов и гребней, у подножий коих бы щедро навален мусор всех калибров и типов. Свободное падение и стремительно приближающаяся земля захватывала дух. А вот для Страттона и Мёллера всё происходило в будто бы замедленный съёмке — действие их «Сандевистанов» вступило в силу.

Атаки с воздуха их противники явно не ожидали. И уж тем более, такой атаки.

Грянул выстрел «Града» за авторством Морозовой. Вспышка, и характерный толчок по плечу. К счастью, советские инженеры оснастили "снайперскую винтовку" соответствующими системами компенсации отдачи, включающими в себя массивный дульный тормоз. Судя по всплеску, что она успела заметить, её выстрел кого-то накрыл, и, судя по всему, наповал. ОС развеяла сомнения: «ЭФФЕКТИВНОЕ ПОПАДАНИЕ. ЦЕЛЬ УНИЧТОЖЕНА». Информация об успехе уже дошла до командира. Когда они вернутся на базу, данные об этом будут внесены в её личное дело. Сканер, встроенный прямо в глаза, успел выдать данные по машинам: «Эмперор 620» от компании Шевиллон. Вес — 6076 килограмм. Бронированная версия. Предупреждение о том, что лобовая и задняя сфера сферы машины имеют усиленную защиту. Рекомендация по стрельбе в борт. Но Алина могла забыть об этом: всё-таки, SPT32 был предназначен для охоты, в том числе, и на таких бизонов.

Несколькими секундами спустя за спиной сухо ухнула тормозная система, отлетевшее кресло присоединилось к общему мусорному общежитию, а под ногами снайпера захрустел какой-то мусор. Перед глазами рассыпалась целая гирлянда уже мечущихся целей и целеуказаний. Сверкнула щедрая пулемётная очередь. Отчетливо гаркнул «Карнаж» Джонса. Жужжащая "тра-та-та" карловского «Сингэна». Началось. Где-то вперед и чуть левее приземлился Страттон.

Джонс отправил сноп картечи в сторону двух кочевников, которые на подлёте оказались к нему ближе всех. Одним выстрелом он накрыл обоих, проделав несколько дырок в груди одного, а другому и вовсе снесло руку. Поднялись крики, суета. Из внедорожников, один из которых благодаря Морозовой только что лишился одного из пассажиров, высыпали наемники, двое из которых уже разворачивались в сторону лейтенанта.

Партлоу уже мог приступить к выбору целей. Ему повезло десантироваться прямо на некую полуразрушенную бетонную постройку. Едва ли можно было понять, для чего она предназначалось когда-то. Вокруг — разбитые стены и амбразуры, складывающиеся в неплохую огневую точку. Торчащие ржавые пруты армирования. В метре слева в полу зиял провал, на месте которого некогда находилась лестница. Метра четыре до пола. Мусор, следы огня...похоже, кто-то здесь пытался жить, но это было давно. Справа - уходящая вверх стена, метра три высоты. Он мог бы попробовать запрыгнуть туда (рассчитывать на железную лестницу, часть крепежных болтов коей были вырваны, не приходилось), чтобы забраться ещё выше и получить обзор ещё лучше. С текущей точки Алехандро имел в простреле лишь два черных «Эмперора», из которых поспешно выбирались хорошо вооруженные, в броне, противники.

В какой-то момент слева от Страттона просвистела пуля (или всё же снаряд?) снайперской винтовки. К счастью, своей. И весьма удачно. Впереди уже завязался бой, а кочевники уже понесли первые потери. На этом празднике не-жизни они явно были лишние; их снаряжение и оружие, в общем-то, не шло ни в какое сравнение с тем, чем были вооружены TCTF. Не их война, но так бывает, и им не повезло. То, что осталось от кресла, автоматически отскочило от стены и зашуршало где-то позади, кувыркаясь вниз по склону, пока не застряло среди чего-то ещё.

Мёллер, видимо изображая пикирующий истребитель, открыл длинную очередь по трём кочевникам, которые крайне удачно выстроились в ряд. Это их и погубило: фигурки быстро падали, одна за другой, подбитые и подкошенные пулями. ОС зафиксировала успешное поражение трёх целей, мигнула изменившимся индикатором остатка боеприпасов в магазине, и маркеры трёх целей погасли. Правда, таким образом он известил всех присутствующих о своём прибытии. В каком-то смысле ему повезло — оказавшись на земле он вдруг выяснил, что закрыт со всех сторон. Правда, неприятели тоже. TacTec быстро выдал возможные варианты, указав четыре ближайших точки, с которых можно было вести огонь.

«Сингэн» Лэмба бодро отрапортовал "цель захвачена", обозначив это быстро мигающим прицельным маркером, и всё, что ему оставалось сделать — нажать на спуск. Пули устремились куда-то вниз и влево, два раза впившись в тело кочевника, что стоял перед машиной. Одна из пуль угодила в стопу, роняя, а вторая догнала и впилась в локоть, разбив сустав, мышцы и артерию заодно. Через три секунды Карл обнаружил себя посреди какого-то хаоса из скрученных балок, торчащих прутьев и прочих обломков металлоконструкций. ОС настоятельно рекомендовала двигаться к ближайшему укрытию в 11 метрах перед Лэмбом: его появление не осталось незамеченным.

Лейтенант полиции Джонс смиренно сидел на своём месте внутри десантного отсека ави, вертя в голове события предшествующих часов и поглядяывая на закреплённый поверх бронежилета, старый и потёртый полицейский жетон. Мацумото объяснил всё предельно чётко, и задание было не из тех которые подразумевают длительную мыслительную деятельность - высадиться, обезопасить район от кочевников и городских отбросов, установить контроль над предметом осуществления сделки. В иной ситуации, конечно, каждому из присутствующих следовало бы предъявить формальные обвинения и предложить бросить оружие и сдать краденный товар... но нужно быть конченным идеалистом что бы поверить, будто "Альдекадос" просто не расхохочутся в ответ, а люди Гирша - молча не разнесут в ответ говорящему офицеру голову из чего-нибудь крупнокалиберного. Иногда правосудие подразумевает причинение тяжкого вреда здоровью.

Ещё до приближения к зоне выгрузки, пока ави прогревал двигатели, набирал высоту и выдвигался в район проведения операции - Джонс по обыкновению следил за тем как его подчинённые закрепляются на своих местах, проверил всё ли на месте. И за одно - зачитал им, по своему обыкновению, небольшую вступительную речь.

- Ну что, орлы мои. Пришло время в очередной раз продемонстрировать силу Закона и Порядка, на этот раз - стае необразованных перелётных петухов и группе тараканов, вылезших на свет из самых тёмных углов Найт-Сити. Помните ради чего всё это делается. Каждый фунт контрабанды - это евродоллар, неполученный городской казной. Каждый украденный товар - это евродоллар, недополученный городской казной. А каждый евродоллар, недополученный городской казной - это голодающие дети, рыдающие матери и бездомные, рвущие друг другу глотки за пакет соевой пасты. Речь ведь не только в Гирше и "Альдекадос". Это задание будет отличным послание всем тем, кто думает что Найт-Сити это город в котором можно безнаказанно крутить свои тёмные дела.

Задание не подразумевало тактических изысков от командира или понимания психологии организованных преступных группировок, да и времени - как справедливо заметил Мацумото - было в обрез. Выдумывать какие-нибудь мега-планы было некогда. Как там говорил кто-то из классиков? "Лучше хреновый план сегодня, чем идеальный план завтра", что-то такое. Однако пару вещей Клифтон всё таки имел в виду, продумывая куда воткнуть своих бойцов. Во-первых, с высокой долей вероятности, когда откроется стрельба - Альдекадос попытаются дать дёру, поэтому хотя бы номинальный контроль над дорогой - и способность перекрыть её. Например чем-нибудь вроде машины, потерявшей ход из-за того что ей выбило двигатель в результате попадания из 30-мм пушки (наивно считающейся "снайперской винтовкой"). Во-вторых - в его отряде нет ни одной повторяющейся единицы оружия, если не считать вездесущих револьверов. А в-третьих: у Морозовой и Страттона была лёгкая (относительно конечно) броня, диктующая вообще свои особенные условия. Выполнение задания конечно важно, но ответственность за сохранность подопечных никто не отменял. Джонс на лету сообразил простейшую схему с разбивкой своих людей двойками и накрытием места проведения противоправной деятельности зонами перекрёстного огня. Быстро расставил точки для своих, поспешив продублировать на канале подразделения:

- Значит так, напоминаю, действуем по стандартной схеме, двойками. Морозова, Страттон - будьте готовы высадится во фланг к дороге, на 200-300 ярдов в сторону. У вас там должно быть достаточно укрытий что бы компенсировать облегчённую броню, а оружие у вас двоих самое дальнобойное. Патрлоу, Лэмб - вы двое идёте на другой фланг, на 120-150 ярдов. Ну а мы с тобой, Мёллер, - лейтенант мрачно ухмыльнулся, поглядев на Эдгара, - да. Мы с тобой в самый центр, прямо промеж двух булок. Нам не привыкать.

Оценив то, что - по началу по крайней мере - основную угрозу ему будут представлять легко вооружённые и плохо защищённые кочевники, Клифтон зарядил "Карнаж" картечью и уселся на своё место. Оставалось что-то около трёх минут до высадки, и в груди - там, где когда-то было сердце - что-то будто бы усиленно щемило. Как будто бы фантомные боли.

Барни Швитцер не в первый (и не в последний, вероятно) раз поймал это странное ощущение, словно он был брошенным офисным компьютером, который кто-то вывел из режима "сна". Честно говоря, тонкости перенесения его сознания из сгоревшего почти целиком тела почти ускользнули его, как и принципы работы нейропроцессора, который служил для вместилищем для его личности сейчас.

Факт лишь в том, что в последнее время он все чаще в промежутки между миссиями не столько жил, сколько... функционировал. Вроде и самосознание сохранялось, но какое-то приглушенное, в пол-силы. Может, корпоративные техники реально настроили его нейропроцессор сбавлять обороты, чтобы не тратить без нужды (для корпорации) нужные ресурсы. Или это лишь один из симптомов нарастающего чувства отстранения от остального общества? Он уже давно подозревал, что на обязательных тестах у психолога ему давно ставят "зеленый" по приказу свыше, а чтение всех этих унылых текстов про клетки и фонтан является не более чем бессмысленным ритуалом, чтобы все выглядело прилично. Хотя какая-то проверка все равно есть, если бы он начал угрожать уже интересам RRR, Барни бы быстренько отключили.

Ладно, все это, на самом деле, было порожней мысленной болтовней, беганием битов и байтов туда сюда в голове. Сложным человеком Барни Швитцер никогда себя не считал. Идти в обход - скучно. Сидеть на посту, пить кофе, смотреть сериалы - хорошо. Выходной - отлично.

Теперь поменялись проявления. Все даже упростилось до бинарности. Сидеть без дела - скучно. Убивать - отлично.

Поэтому, получив сигнал от командира, он почувствовал как на его киберлице расплывается страшненькая улыбка.

- Понял, босс. Директива принята. Всяко лучше, чем стоять и ржаветь тут. Попросил бы пожелать удачи, но я свой запас явно выбрал. Конец связи.

...

Процесс перемещения до точки назначения словно опять был на полуавтомате, как и связь с новым посредником от корпоративного руководства. Какую бы форму они не принимали, живую или искуственного голоса в голове - все они были всего лишь оракулами Верхушки. Верхушка - это было почти религиозное понятие для Барни. Люди, которые сумели обмануть смерть за него, которые распоряжаются им настолько же, насколько он - своим дробовиком.

Но по мере приближения к цели, в его кибернетической груди начинал нарастать жар. Вот оно, вот ради чего он все еще "живет." Когда стали слышны звуки перестрелки, стало совсем хорошо.

Зайдя в коридор с дробовиком, он увидел оперативницу из группы, перестреливающуюся с вероятным противником.

Напевая под нос, Барни прошелся в темпе по коридору.

- Kickin' me
Are you dumb, sir?
Move, move
Are you done, sir?
You've makin' me
Mad enough, sir

И, прицелившись, выстрелил из дробовика появившемуся за углом врагу в коленную чашечку.

— Да уж наверное теперь я попробую! — зашипела Со Ён, зажав мякиш микрофона в кулаке. — Кто ещё-то будет это делать, раз ты не можешь? Толку от тебя!

Она недовольно зыркнула на Юки, но тут же пожалела, что вообще повернулась к ней. Растерянность, которую она увидела в лице Такаямы, оказалась заразна. Она запнулась, чуть не поперхнувшись лезущей из неё желчью. Не найдя выхода, та лопнула и разлилась в горле, просочившись горячим паром за воротником. Лицо Такаямы размылось, а когда снова собралось в фокусе, Со Ён уже не знала, что ещё сказать той в глаза, и так старательно избегающие контакта с нею. Понять, каково было Юки, оказалось несложно: она ощутила то же покалывание в щеках и во лбу — под густой чёлкой Такаямы, где её мягкие брови сломались в замешательстве и стыде, должно быть, жгло невыносимо, — а губы сами собой сжались, не в обиде, как у её молодой коллеги, прячущей ладони между ног, будто не зная, куда деть собственные руки, а в несогласии с тем, что происходит.

— Извини, я… — Со Ён поискала взглядом хоть что-нибудь, что её спасёт, и нашла пол, вытаращившись на него так удивлённо, будто видела этот паркет впервые в жизни. — Давай... Давай я им тоже что-нибудь напишу. Они же просто… придурки, да? Просто придурки, столпились там. Какой же это автозак? Ты мне только скажи, как в этот ваш чат, ну, зайти, — она вдруг вскинула брови, будто удивившись ещё сильнее, и наконец подняла к Юки лицо. — О! Может, мы им другое развлечение найдём? Пусть лучше на контролируемых территориях кучкуются. Есть там что-нибудь?

«Глаз» наконец заработал, и отслеживать движения митингующих стало проще. Очаги скопления людей ясно отражались на карте, и теперь, видя точки наибольшей активности, можно было строить какие-то прогнозы. О том, чтобы напрямую управлять массой протестантов, Со Ён всё ещё боялась заикаться — с чего она вообще решила, будто им это под силу и что может требовать этого от Юки? Это ведь не ребёнку объяснить, что нельзя ходить по газону. Такаяма, может, и с ребёнком бы не справилась, но разве дело в ней? Со Ён выбесилась на неё, потому что испугалась. Как, наверное, испугалась сама Юки, когда у неё ничего не получилось.

В ушах тихо затрещало чужое нетерпеливое дыхание, и Со Ён вспомнила, что всё ещё на проводе. Она выпустила микрофон, вернувшись в тёплую впадину широкого офисного кресла. Можно говорить что угодно и считать хоть ребячеством, хоть придурью, но её кресло помогало ей думать.

— Да. Да, я вижу, — торопливо подтверждая командиру, что получила картинку, Со Ён заглянула под мигнувшую иконку Вуаньдо и открыла беседу с Юки. От той уже посыпались указания, что и как делать. Со Ён предпочитала не думать, что заставляет её строчить сообщения так быстро. — Проезжайте, насколько можете, и останавливайтесь. Посигнальте ему пару раз, что он там встал. Назад не сдавайте, ждите. Потерпите немного, ладно? Пожалуйста, не провоцируйте толпу. Я сейчас разберусь, что это за грузовик такой и чего они к вам прицепились, — она склонилась над клавиатурой, когда Юки закинула её в чат митингующих. — «Мэджик», приём. Вам хорошо видно грузовик? Что это вообще такое? Он специально так встал?

У неё была секунда или две, чтобы пробежаться взглядом по мельтешащим сообщениям протестантского чатика и придумать, что писать, прежде чем голоса в наушниках вновь оживились. Отбивая клавишу отправки раз за разом, она быстро погрузилась в кипящее обсуждение.

лол, это наш грузовик?

есть мнение, что это всё ещё не автозак…
вообще не полиция

вы вертушку видели?
что если это военные? и чего вы к ним лезете?

— Юки, нам надо придумать, куда их отправить.

хотела слона, но в последний момент решила пойти в противоВЕС

"Печенье и Балет"

— Ладно, раз все готовы. Это хорошо... — отозвалась Со Ён, больше убеждая себя саму, и повторила: — Это хорошо.

Кончики пальцев, кажется, стали холодными и влажными. Со Ён почувствовала это, когда в очередной раз принялась скроллить свои заметки: ребристое колёсико мыши стало тугим и скользким, поддаваясь её робким поглаживаниям через раз. Список на экране между тем убеждал её, что всё в полном порядке, и Со Ён действует в пределах собственноручного составленного плана. Он был не о том, к какому параграфу корпоративных документов обращаться в случае чего — а попросту как не потерять себя в суматохе. Небольшой столбец текста, напичканный мелкими глупыми штуками, которыми всегда можно занять себя в момент растерянности, и это будет полезно.

— «Гонец-1», приём. Поняла вас. Тогда начинаем, — Со Ён поправила микрофон, и её голос стал громче и чётче. — Прошу донести до экипажа: ни при каких обстоятельствах не провоцировать толпу, не отвечать на провокации, не использовать вооружение. Подтвердите готовность, и я поведу вас по маршруту, — она сделала короткую передышку и добавила уже по каналу с вертушкой: — «Мэджик», приём. Мы начинаем. Подтвердите готовность.

Со Ён развернула на экране карту лейтенанта Вэня и, не забыв, что ещё должна отправить запрос, полезла в Вики. Действовать приходилось уже на два фронта, подключая свою многозадачность. Вечер, как говорится, резко перестал быть томным. А ей же талдычили ещё в самом начале стажировки, что такое будет случаться постоянно, и это норма. Тогда она, впрочем, как и любой стажёр в первый день, отнеслась к этому наставлению с юмором: стращают больше, ну какой экшен у тебя случится тут в офисе? А вот, пожалуйста. И вроде бы никто не волновался — мистер Кимура выглядел спокойным, его такие накладки не пугали, а Ливей так и вообще сейчас сидел плевал в потолок, скорее всего, — но в такие моменты как-то скоро проникаешься идеей, как все эти планы хрупки. Наверное, настоящее мастерство в их работе и заключалось в том, чтобы не просчитывать всё наперёд, а лавировать, быстро разбираясь с тем, что тебе досталось.
Это отец её научил — просчитывать. Господин Гвансон считал всегда и всё, и некоторые люди — да вот хоть и мама, к примеру, — всегда восхищалась этим его качеством. Но почему-то оно не очень помогло ему в карьере, думала Со Ён. Помогло только начать лысеть раньше времени.

— Юки! — приглушив микрофон, она высунулась из-за стола. — Ну что там у вас? Есть успехи?

Со Ён прислушалась к голосам в наушниках. Она уже держала в уме начальный отрезок пути к западу по Лай Чи Кок, как будто подкрашивала городские улицы на карте Вэня тонким маркером.

— Вы как хотите, а я на боковую, — ответил Виктор. После не самого приятного перелёта с ещё менее приятным контингентом в виде постоянно орущих черномазых ощущалась сильная усталость. Да и возраст давал о себе знать: вроде и не старик, но всё сильнее начинало с каждым днём болеть в спине и шее, да и седина почти полностью покрыла его голову. Больше всего хотелось именно спать, поесть можно было и утром.

— К тому же вечер - время молодёжи, — грустно произнёс мужчина. На самом деле хотелось остаться при своих вещах в чужой стране с чужими порядками, — Сколько баб я за всю свою молодость перетрахал, но ни одна не доставила эйфории, все были какие-то... не такие.

Да, гонка за дырками уже позади. Из мужских развлечений, приносящих азарт видавшему жизни сердцу оставались только экстремальный спорт и война, которой никогда не будет конца. Алкоголь, охота, рыбалка... всё это было не для него. После потери семьи мысли доходили до самоубийства, но руки никак не доходили. Значит дойдут у какого нибудь зусулки, когда Виктор, зазевавшись, не укроется от шальной пули. Тогда его ухо отрежут и повесят рядом с ушами других такими же искателей наживы. Но дело до этого не должно дойти. К тому же Афган был позади, кое какие навыки по методичному выкашиванию дикарей имелись.

Со стороны Со Ён последовала секундная заминка. Это время понадобилось ей, чтобы понять, как крепко она держится рукой за подлокотник кресла — будто не сидит в нём посреди тихого офиса, а плывёт в открытом море, увлекаемая отливом всё дальше и дальше от берега. Каждый раз она готовит себя к тому, чтобы стойко получать отказ и, следуя корпоративной методике звонков, превращать неуверенное «нет» в твёрдое «да» — и каждый раз начинает с того, что плывёт. С человеческой несговорчивости и вообще.

— Господин Вэнь, — сейчас Ким занималась тем, что превращала негодование в сдержанное уважение, — я подготовлю официальное письмо… Но послушайте, сколько времени могут занять все процедуры? У меня минут сорок на всё про всё. Там же сейчас черт-те что творится в центре, и без вашей поддержки я поведу машину вслепую. Речь ведь о жизнях. И о сохранности данных. Я и за посылку, и за своих ребят головой отвечаю, как и вы за своих…

Со Ён не хватило воздуха. Как-то она загнула… Не чересчур? Отчего-то ей представилось, как по истечении таймера на табло, её голова отделяется от тела, а Макс Кимура смотрит на это с выражением искреннего и безмерного разочарования.

— Это же важнее «бумажек»? — осторожно добавила она. — Документы будут оформлены и отправлены, но ведь вы тот, кто может всё ускорить? Протестанты на улицах ждать не будут, пока мы все подписи соберём. Перевернут машину и всё!..

Время убегало, отсчитывая тики ударом пальцев по клавиатуре. Конечно из-за своих проблем с концентрацией Такаяма могла запросто увлечься подкинутой задачкой и забыть, что у них выезд машины через час, но большущий экран, висящий прямо перед ними, служил отличным напоминанием. Взломать парня за час выглядело чем-то похожим на эти модные блокбастеры, где хакеры в эпизодах проникают в чужие системы за пару команд из консоли. Но начать всё-таки стоило. Первым Юки решила взяться за почту. седьмая винда выглядела всё-таки чуть более крепким орешком, даже без последних обновлений, чем почтовый сервер "из коробки", который, вероятно вынужден был развертывать один-единственный админ, да ещё и без перерыва на обед. В отличие от компании зла, у которой трудился всё-таки целый штат. Поэтому сначала она попыталась получить хоть какие-то права на сервере, а затем отправила ему фишинговое письмо, подделанное под вид поздравления с грядущим днем рождения и приглашением его, как перспективного специалиста-экономиста на государственное мероприятие с вручением всяких наград.

Второй удар – что называется "в лоб". Завела фейк-аккаунт(очередной) в Синчате, порывшись в галерее откопала фотку Ким, налепила на аватарку и кинула запрос тезке подруги в друзья. "Привет! Мы с тобой на митинге четыре дня назад были, тебя ещё в полицию забрали, помнишь меня?". Если добавит – немножко поболтать, раскрутить на диалог, затем предложить "подписать петицию в защиту рабочих с завода". И – кинуть ссылку на фишинг-сайт. Авось купится. Нет, так у неё ещё достаточно запасных вариантов. Какой-нибудь ключик да подойдёт. На крайний случай можно даже попробовать забрутфорсить пароль к Синчату. Не цифрового супергиганта же взламывает, а экономиста какого-то. Он вон даже историю браузера чистить не удосуживается.
— Э-ээ, Ким, не возражаешь же, я тут твою фоточку позаимствовала для того чтобы у парня тут пароли угнать? – рыжая зараза постучала палец о палец, впав в замешательства из-за резкого перехода от родного виртуального пространства в страшный "реал". – Ну ты парься, если что, скажешь, что фото угнали, и всё. Никто с тобой этого не свяжет. Всё ок будет. Наверное.

Пока Такаяма отрабатывала варианты, ей пришла в голову ещё одна светлая мысль.
— А что у нас там по стримам? Наверняка ж какие-нибудь ребята, желающие срубить побольше просмотров замутили какой-нибудь лайв с GoPro. Хотя бы поможет оценить ситуацию получше. Мобильный может и глушится, но ведь на нём свет клином не сошёлся же.
Пробежавшись по популярным стримерским площадкам через запросы, Такаяма тоже взялась готовиться наконец к сопровождению машины. Нацепила гарнитуру, просмотрела информацию о тех, кого предстояло вести и с кем сотрудничать.
— Ну, Великий Псевдослучайный, не подведи?

— Со Ён!.. Со Ён, — из коридора послышался топот босых ног, а вскоре из-за угла показалась растрёпанная и мокрая голова младшей сестры, — а ты не забыла, что обещала забрать планшет? Завтра с утра! Он мне нужен!

— Какой планшет? Твой планшет, Хаюн? — с кухни донёсся мамин голос. С каждой секундой он становился всё отчётливей, и босоногая Хаюн поспешила ретироваться от греха подальше, но не успела. — Откуда это его нужно забрать, и почему ты сама не мож… Хаюн, почему ты в одном полотенце?!

— Она его уронила, и теперь он в ремонте, — флегматично оборвала их Со Ён, с усилием надевая новые, ещё скрипучие, туфли. Она разогнулась и посмотрела на дувшуюся сестру, покачивая в руке ярко-жёлтый пластиковый рожок для обуви. — Могла бы и сама забрать.

— Но мне же в автошколу!

— Завтра? А ведь правда, — мамин тон сразу изменился. — Со Ён, ей же в автошколу… И раз уж ты всё равно пойдёшь по магазинам, Со Ён, купи курицу. Крахмал тоже закончился.

— Спасибо! — когда по коридору вновь зашлёпали пятки Хаюн, рожок уже висел на крючке, на плечи Со Ён опустился серый габардиновый жакет, а мама бочком пробиралась обратно на кухню: — Да, спасибо.

— Планшет, курица, тапиока. Ладно, — беспомощно согласилась Со Ён, но прихожая уже была пуста.

В дальней комнате разговаривал телевизор. Иногда с телевизором разговаривал отец, смеясь и повторяя какие-то фразы. Минут через двадцать вся семья соберётся в гостиной смотреть «Пять дней, пять ночей». Наверное, неплохо проведут время, если не считать, что папа страшно не любил, когда все остальные умилялись верной лошади главного героя. Обычно он бурно реагировал на животных в кадре, но лошади его практически не трогали. По этому поводу у них однажды случился спор, и если бы Со Ён добилась тогда от него откровений, то обнаружила бы, что эти создания даже немного неприятны господину Гвансону, и он отрицает их природную притягательность, непонятно как присущую этим ладьеобразным телам, устроенным на изящных, но ломких словно спички ногах. Этот спор случился восемь лет назад, и он до сих пор не закрыт.

Со Ён придирчиво осмотрела себя в зеркале. Она уже совсем не та. Красивая взрослая женщина в деловом костюме, которая порой хочет, чтобы всё оставалось как восемь лет назад. Тогда она ещё ходила в школу, и все, кажется, были куда счастливее. Уж она-то точно была, особенно когда за хорошие оценки отец покупал Со Ён её любимую соломку в шоколаде, по дороге с работы забегая в магазинчик своего двоюродного брата — и только туда. Теперь по дороге с работы уже она заходит под соседнюю вывеску, в аптеку, чтобы купить отцу гепарин.

Со Ён закрыла за собой входную дверь.
Дальше лифт. Наискосок через дворовую коробку. Пешеходный переход. Семь минут вдоль улицы Папоротников. Пешеходный переход. Сто метров до спуска в метро.

Планшет. Курица. Тапиока.

Ей очень нравился хуадяньский метрополитен. Наверное, Со Ён относилась к числу тех людей, кто несознательно наслаждались присущим ему запахом креозота ровно настолько же, насколько чтением урывками по пятнадцать-двадцать минут, сидя в дрожащем вагоне, горячем от десятков утрамбованных в нём людских тел. Сейчас, когда основной поток возвращавшихся из офисов белых воротничков уже иссяк, никто не мешал ей читать. Но прежде чем приступить, Со Ён всё равно украдкой посмотрела по сторонам. Тапнув по закладке, она почувствовала, что в вагоне и правда стало душно, когда…

«...Гувернантка расцепила ремешок на поясе и выдернула его одним движением, ловко перехватив поудобнее. Сидя на полу с открытым ртом, Такахара смотрел, как она сделала к нему пару шагов, на ходу нетерпеливо справляясь с застёжкой. Прямо перед его лицом юбка сползла с её бёдер и плавно скользнула вниз по голым ногам. Такахара запоздало зажмурился, уже увидев, что меж ними, скрывая лобок, остался лишь тёмный треугольник кружевной ткани».

Со Ён сдвинулась к краю скамьи и села вполоборота, закинув ногу на ногу.

Проходя через арку металлоискателя в здании Eastern Beacon, Со Ён была вне себя, не понимая, зачем она вообще читает «Садовника Такахару», где автор постоянно прерывает пикантные моменты какой-нибудь ерундой — и ведь не первый раз уже. Это был тот момент, когда её чаша терпения опасно накренилась, и в рутинном спокойствии их ночного дежурства бедняжка Такаяма наверняка стала бы той, на кого пролилось всё скопившееся в ней негодование.
Но ни о каком рутинном спокойствии речи сегодня не шло, и тревожный тон в конец вымотавшегося босса моментально настроил Со Ён на серьёзный лад.

— Доброй ночи, господин Пэн, — Со Ён легко склонилась, когда Вужоу засобирался домой. — Поспите как следует. И положитесь на нас, — она тепло улыбнулась ему в спину, а затем нашла глазами менеджера: — Мистер Кимура, я вам напишу через пять минут, обсудим, что делать с полицией.

Она выразительно мотнула головой в сторону Юки — та говорила ровно об этом же. Да Сон, может быть, и сомневался, но если уже трое считали, что это стоящая идея, то стоило её проработать.

— С вертолётом я свяжусь, конечно, — добавила Со Ён, проходя мимо Такаямы и с интересом заглядывая ей через плечо. — У тебя тут, похоже, и без того занятие нашлось.

Включившись в рабочий процесс следом за напарницей, Со Ён первым делом заглянула в Вуаньдо, отметившись в общем чате, что «забирает» позывные ребят из вертушки. Подумав с секунду, она оставила заметку и самой себе. Всего три слова.

Планшет. Курица. Тапиока.

Ночь обещала быть длинной.

Джонс снимает с себя дыхательную маску, отрывает от себя иглы и чуть не упав выходит из капсулы. Увидев, что его никто не встречает, вкалывает себе содержимое красного ящика, жалуясь самому себе на боль, оглядывается и говорит:
—Ей! Есть кто живой? Ау!

- Царь Соломон, угомонись, а? - поморщился Генрих. Прогулка по долине смертной тени штука, конечно, неприятная, тевтонец на своей шкуре прочувствовал, но у этого парня что-то чересчур мозги перекрючило.
- Сядь, подыши. И сними ты уже эту херню железную, ей-богу. Мало шлемом башку натирает? - добавил с отвращением. Сам он, выбираясь из панциря и воинской сбруи, каждый раз чувствовал себя бабочкой, рождающейся из кокона. Изрядно вонючей, но счастливой. Во-первых, выжил. Во-вторых, счастье от снятия, наконец, этого сраного салада может понять только тот, кто его носил на марше пару дней, практически не снимая. - Или думаешь тут кого-то шрамом на роже испугать?

- Я вам так скажу, геноссе, - продолжил Генрих, обращаясь к остальным, прежде всего к капитану. - С Бородой мы дали маху. Конкретно так дали, если вы спросите меня. В связи с чем лично у меня есть вопросы к герру Йонасу, но об этом позже. Сейчас о более конкретных вещах. Задерживаться здесь еще на день смертельно опасно. За нами придут, вопрос лишь - когда? Вы говорите - завтра, а я вот опасаюсь, как бы уже и не сегодня. Факты - Борода знает, что мы те еще сукины дети и безобразники. Как мы видим, Борода как-никак старается данников Луцка оберегать. Вопрос - понимает он, чем чревата еще одна шастающая в округе бесконтрольная банда наемников? Вопрос риторический, конечно же. Я бы на его месте выслал по нашим следам лихих ребят почти сразу, например. Может, оно и не так, но что, если так? Тогда нас прихватят с голыми жопами на куче добычи, как мы тех свинских солдатиков в Камышах. Как бы там засада наша не обернулась, а побили мы их таки. Так что я бы не расслаблялся, стоит как минимум дозоры выставить на ночевку. Плюс есть еще мысль, хоть и несколько авантюрная. Кто-то сомневается, что после Глиномесья за нами будет погоня? Пускай не сегодня, не завтра, но будет точно, не похож Борода на того, кто позволит свое хозяйство потрошить кому попало. И коль скоро мы об этом знаем, может, тут их и встретить? Просто подготовиться, рассадить стрелков по чердакам, кого-то на колокольню усадить с арбалетом и полной сумкой болтов? Как мы тогда влетели у Водичек, помните? Несладко нам пришлось, чудом не погибли тогда. Выбьем погоню, выиграем время, заодно деревню выпотрошим не торопясь, до донышка. Все лучше, чем если они нас прихватят первыми, нет?

Кокенуа c трудом удержал рвоту, хотя рвотные позывы не стихали ещё какое-то время, а слабость в теле никуда не исчезала. Всё ещё сидя в танке и разглядывая пробоину в реакторный отсек - сержантвдруг заметил, как люк над командирским местом приоткрылся снаружи. Сквозь образовавшуюся тонкую щель внутрь рванули лучи солнечного света, подсвечивающие на своём пути облака парящий в интерьере танка пыли. По ту сторону щели был командир взвода МТО лейтенант Леннон, присевший на корточки на краю башни, и заглядывающий внутрь боевого отделения. Ивандро увидел наклонённую вбок голову, закрытую газовой маской и капюшоном костюма РХБЗ.
- Эй. Солдат. - Лейтенант Леннон явно был замешательстве, совершенно не ожидая увидеть живого человека внутри радиоактивного танка. Всё ещё глядя в щель, он уставился на Ивандро. - Ты чё, ебанутый? Что ты там делаешь?

В конце концов трое бойцов МТО вытащили Ивандро изнутри, затолкали ему в рот какую-то пилюлю, дали воды, и отправили к парящему над северными холмами БМП, внутри которого уже сидел и скучал экипаж Аль-Халиля в полном составе вместе с группой раненных сапёров. Неподалёку в чёрных мешках на земле лежало два тела. Мамбуэн и Моррис. Сидя на краю десантной аппарели Ивандро мог наблюдать в первых рядах как его танк едва ли распиливают на части - солдаты МТО ползали по броне в костюмах РХБЗ, снимая внешние модули, и вытаскивая изнутри боекомплект. Широкая машина БРЭМ при помощи крана вытащила изнутри танка остатки реактора, по-кусочкам, раздробленного на как минимум восемь крупных частей - их уложили на несколько слоёв расстеленной на земле ткани, похожей на брезент, после чего замотали и как один огромный мусорный мешок увезли куда-то на запад. Через час увезли и сам танк Ивандро - то, что от него осталось, по крайней мере. А где-то на западе вскоре прогремел мощный взрыв.

Тем временем штаб-сержант Кей совершал свой бросок до временного лагеря в пятнадцати километрах на северо-запад, рассекая полупустынный ландшафт и объезжая небольшие поселения на предельной скорости. Вокруг не было ни души - за исключением редких гражданских на окраинах городов, тут и там. Внутри лагеря тоже было запустение - остались только снабженцы и небольшая группа охранения, да и те собирались сворачивать лагерь и покидать его по приказу командира батальона. Однако склады были ещё на месте, и интендант без особых проблем выдал экипажу Mk. 60 большую часть потребованных боеприпасов - разве что в ящике с ракетами, который ему принесли, оказался только один "Ковенант". И тепловых ловушек ему не дали вообще - как рассказал сам интендант, Дуглас оказался далеко не уникальным случаем в батальоне. Минут за 15 до него приезжали два "Харматтана" из первой роты и забрали последнюю пачку тепловых ловушек.

Уже на обратном пути, примерно посреди пути от лагеря до позиций роты у Эль-Шакрии, несущемуся вдоль дорог "Харматтану" наперерез выскочила небольшая колонна из грузовиков, пары командирских модификаций "Маршаллов" с массивными антеннами, и одинокой КШМ в середине построения. Командир головного танка - усатый офицер в фуражке - высунулся наружу из своего люка и просигналил "Харматтану" что бы тот остановился. Киттельсен, скрипнув зубами, повинуется. Вскоре с висящим на месте танком поровнялась КШМ, изнутри которой выглядывает никто иной, как командир батальона, подполковник Комптон.
- Хм. Надо же. - Комптон обвёл "Харматтан" взглядом снизу-вверх. - А я всё ломал голову, думая что это за такие мистические антигравы, которые наблюдают после боя в прифронтовой зоне. А это вторая рота.
Комптон ненадолго остановился, вскинув руку на юго-запад
- Господин штаб-сержант. - Комптон упёрся взглядом в Дугласа, нахмурив брови и не скрывая своего раздражения в голосе. - Летите. На. Свою. Грёбанную. Позицию. Что бы через тридцать секунд я вас здесь не видел.
Спрятавшись обратно за бронёй своей бронемашины, Комптон и его колонна продолжили путь. Кей и его "Харматтан", тронувшись, вскоре добираются до позиций роты без происшествий.

Бертони тем временем организует свой экипаж на ускоренную экспроприацию фургона с радарной установкой, замеченного неподалёку от позиции республиканской зенитки. Кларк двигает машину через разбитые вражеские позиции, обогнув по дуге МТОшников и их ремонтно-эвакуакционную машину, пытающихся прицепить корпус многотонного зенитки-монстра к себе. Громадный, прямоугольный как кирпич, блок радиостанции предполагалось тянуть грузовиком - хотя ничего похожего на республиканский грузовик рядом не было. Внутрь радиостанции можно было зайти по спускающейся сбоку лестнице - беглый осмотр показал что там было что-то вроде поста наблюдения за воздушно-космическим пространством. Джером обратился к своему командиру, окинув взглядом сложенную на крыше плоскую тарелку радара.
- Вы только посмотрите какой у этой дуры здоровый радар! - Кларк обвёл рукой крышу машины, затягиваясь трофейной республиканской сигаретой, найденной внутри фургона. - То что надо, я думаю.
В конце концов кое-как сообразив крепление фургона к корме родной бронемашины - "Йомен" Бертони возвращается обратно.

Бернард тем временем распивал чай вместе со своим экипажем. Возняк притащила на всех пакетики с каким-то "ягодным" чаем из своих запасов, и аромат черники на какое-то время перебил запах пороха и нагревшегося на солнце металла, исходящий от танка. Хейз вроде как пришёл в себя - хотя у Ирвина сложилось впечатление что он, скорее, сделал вид что пришёл в себя. Потому что как-то он залип на кружке и особо в разговоре не участвовал. Возняк, напротив, вроде довольно быстро пришла в себя и разговорилась, пытаясь выпытать у Джордана в каком городе на Соллакаро-4 он жил и почём там цены на квартиры. Уайт же пустился в длинный рассказ про кризис на Соллакаро развернувшийся в самом начале войны, из-за которого он попал в кредитную петлю и не знал что делать - но тут, "к счастью" (с), его наконец забрали на фронт.
- Везёт тебе, однако.
В какой-то момент мимо позиции проходила с одного холма на другой четвёрка улимаройских солдат. Остановились ненадолго неподалёку - один присел неподалёку перешнуровать ботинок, другой обрабатывал себе рану на ладони, а третий присел на колено и выглядывал в прицел что-то на северо-востоке. Четвёртый солдат - стоящий без дела в поле - обратил внимание на Хейза, который завис и смотрел в сторону. Тыкнул в его сторону пальцем, указывая остальным:
- Ой, cunts. Гляньте какой динго сидит грустный. Видно, чай попил невкусный.
Его сородичи, впрочем, юмора не поняли, махнули на юмориста рукой, и продолжили заниматься каждый своими делом, прежде чем собрались и ушли дальше в холм на севере.

Арчибальд тоже распивал чай, но уже в компании улимаройцев. Дегрили, вытерев руки о свои штаны, с удовольствием взял предоставленную ему сигару. Поднёс её к носу, тщательно изнюхав со всех возможных сторон и ракурсов.
- Ооо, это хороший табак! - Всё тем же, полным энтузиазма голоса, заключил лейтенант. - Я могу отличить хороший табак от плохого, уж поверьте. Позвольте я вас тоже угощу!
Леон принялся ковыряться в своём рюкзаке, стоящем в углу комнаты.
- А радиация... да к чёрту её, радиацию эту! У меня на родине под каждым кустом сидит ядовитый паук размером с собаку. А по лесу за городом гуляют плотоядные рептилии размером с этот дом. Да и половина растений в лесу, к слову, ядовитые. Что бы мне бояться ещё и от радиации умереть - это уже слишком.

В домике-штабе "вомбата" стало довольно тихо - шум боя вдали почти стих, и стал чем-то очень отдалённым, эфемерным. Из окна можно было видеть как группа "Мерлинов" - третьей роты, судя по всему - прошла вдоль занятой фузилёрами Эль-Шакрию и двинулась вдоль дороги к холмам на северо-западе, оставляя за собой пылевые следы. Командир улимаройцев тем временем выложил на стол коробочку с крохотными, шириной едва толще спички, сигарет. А рядом - устройство, куда их нужно было вставлять. Похоже на электронную сигарету. На корпусе устройства были буквы "OIQS-nano".
- Я, правда, перешёл на эту дрянь пару лет назад. - Дегрили отпил чаю и, отвернувшись, прикурил сигару. - Меньше вреда лёгким, говорят. Вы попробуйте, вдруг вам понравится. Магазины здесь в тылу их всё ещё продают.

Спустя какое-то в комнату время вернулся неназванный рядовой - принеся сумку, из которой он достал несколько конфет, которые Дегрили и сам рядовой называли не иначе как "лоллиз". В частности, там были вафли в герметичной упаковке, именуемые "Джулия": на ярко-жёлтой упаковке была изображена довольно странная, рисованная девочка-подросток с жёлтым ободком на голове. Впрочем, сами вафли вполне сносного качества. И последнее что вытащил рядовой из сумки - банку с чем-то тёмным, похожим на шоколадную пасту. Но только очевидно не бывшим шоколадной пастой. Дегрили назвал содержимое каким-то трудно произносимым словом, что на Общем звучало чем-то средним между "клещ" и "овощ". Предполагалось, что пасту эту нужно намазывать на хлеб. Картер отважился попробовать эту загадочную пасту первый. Судя по сдержанной реакции последнего - вполне съедобно.
- Сэр, а из чего это делается вообще? - Картер обратился к Дегрили, прожевав кусок бутерброда.
- Лучше вам не знать! - отвечал лейтенант улимаройцев... прежде чем залился ярким, громогласным хохотом, разносящимся по всей округе.

Ужасно боясь разрывов Ивандро поспешил к люкам и позвал экипаж обратно. :"Мужики мне стрёмно- может вернётесь? А?". Задраив все люки кроме люка стрелка-наводчика.
Он одел газ маску и принялся за осмотр смежного с реактором сегмента боевого отделения танка. Благо УТРК ещё не был до конца расхищен.

В несущемся на юг танке лейтенанта Блэкбурна вновь усилилась активность - защёлкал автомат заряжания, на радость капралу Ли протискивая очередной БОПС в орудие. Эйдан, мимолётом оценив дистанцию до цели глянув в бинокулярный оптический дальномер, развернулся к своему основному тепловизионному прицелу - доводя орудие на цель. Сам Блэкбурн, правда, мог видеть это только боковым зрением - поскольку был занят связью с экипажем Робинсона. Прозвучавший в ответ голос тамошнего оператора КАЗ Лоуренса Леннокса звучал как-то особенно невнятно. Если Грэхэм правильно помнил личное дело - ему совсем недавно стукнуло 20 лет, едва ли он понимал происходящее хоть как-то сейчас.
- Леннокс н-на связи. Я, мы, эээ, ну...
На канале послышался шорох, и чей-то голос добавил с повелительной интонацией: "Дай сюда!". Спустя пару секунд на канале с говорил уже сам сержант Робинсон.
- Ай-2-1-2 на связи. Прошу меня простить, сэр. Осколок... вспорол руку, кровища повсюду. Отвлекло.
Блэкбурн мог видеть как один из танков южной группы снова выстрелил по Робинсону: в наушнике гарнитуры раздался звук, похожий на громкий удар в колокол. Робинсон чертыхнулся. Но продолжил.
- Дайте мне четверть минуты на наведение порядка, и всё будет нормально.

Окончив сеанс связи, и раздав команды окружающим, сам Блэкбурн ухватился за ручку-манипулятор "пульсара" - снова сводя виртуальное перекрестье на экране с силуэтом вражеского БМП. Пара плотных сгустков раскалённой добела плазмы шлёпаются в цель, вспыхивая яркими вспышками и "брызгами" плазмы, вперемешку с каплями расплавленного металла, летящими в разные стороны. Причём первое попадание пришлось точно в пятно, оставленное предыдущим выстрелом - помягчевшая броня БМП вокруг места попадания в ответ прогнулась и покрылась трещинами. Тут как раз АЗ закончил свою работу, зелёным сигналом уведомляя экипаж о готовности орудия: капрал Ли, прильнув к своему бинокулярному оптическому прицелу и сделав поправку на скорость цели, кричит с самодовольной интонацией.
- Выстрел!
Над позициями южной группы громыхнула ярко-белая вспышка. С дублирующего монитора Блэкбурн видит как росчерк снаряда шлёпается врагу под башню, раскрываясь взрывом и облаком летящих в разные стороны осколков. Танк в ответ чуть дёрнуло в сторону - однако он продолжил движение прежним курсом, спустя мгновение.

Чуть в стороне от танка Блэкбурна - шёл параллельным курсом "Гризон" под командованием Ростовой, чей экипаж, кажется, окончательно оправился от недавнего шока и паники, снова заработав как часы. Миллер, с молчаливой сосредоточенностью, подала в казённую часть рельсотрона свежий бронебойный композитный снаряд, прячась в сторону - легонько шлёпнув Мотидзуки по спине. Последняя, не отлипая от своего прицела, свела прицельную метку с корпусом республиканского танка - Ростова хорошо видела его сейчас на своём мониторе. Несущаяся на полном ходу навстречу ей "шестёрка", с сглаженными углами корпуса и агрессивно выглядящей башней, целилась прямо в неё и, казалось, вот-вот выстрелит. Ребекка, глядя на демонстрирующий цель монитор в месте Ростовой, прикрикнула на Кану.
- Христа ради, да стреляй уже!
Мотидзуки ответила:
- Выстрел!
Воздух над позициями Виварийцев снова рассёк раскат искусственного грома, и "Гризон" дёрнулся в ответ - а внутри, сбоку от Натальи загромыхал механизм гашения отдачи, возвращая орудие положение для стрельбы, и засвистели орудийные конденсаторы. Едва заметный, светло-белый луч сорвался с кончика ствола и ударил в прямо в самый центр башни - в полуметре от маски орудия, пробив броню насквозь и выбив из противоположного конца башни сноп искр. Танк непоколебимо продолжил движение вперёд - однако башня прекратила подавать всякие признаки жизни, и орудие так и не выстрелило в ответ.

Идущая правее "шестёрка" развернула башню на "Гризон", вероятно намереваясь отомстить за собрата - однако Наталья, заранее выпустив дымы, успешно скрывает танк. Росчерк снаряда втыкается в песок в то место, где самоходка была секунду назад.

Вартаньян, тихо выругавшись о чём-то своём, водительском - заложила разворот. Медленно стала разворачивать самоходку к Эль-Шакрии и северным холмам за ней. Среди обильного количества источников дыма, чьи столбы медленно тянутся влево-вверх около холмов - трудно разглядеть целую технику, однако облака пыли поднятые парой тормозящих меж холмов "Маршаллов" командира роты и Бернарда видно хорошо, хотя сами танки скрыты от наблюдения. А в воздухе за холмами, на небольшой высоте, шло на Юг два незнакомых Наталье самолёта - пузатые, массивные штурмовики с толстыми крыльями - под которыми свисало какое-то совершенно неприличное количеством бомб.

Машина сержанта Рэмси также открывает огонь по контратакующим с Юга танкам. Шаррат-Аи, снова развернувшись к своему посту и чуть скривившись лицом, ухватилась за ручку-манипулятор и поймала в прицел один из танков противника - угловатую, приземистую "пятёрку", стоящую к строю Виварийцев боком.
- Поняла, рработаю!
За бортом зажурчала плазменная пушка - и в воздухе между двумя сторонами проносятся сверкающие сгустки иссиня-белой звёздной ярости, приземляющиеся точно в цель. Борт цели покрывается серией ярко-белых вспышек взрывов, и звук характерных плазменных "щелчков" доносятся до "Йомена" спустя пару секунд. Вспышка: и звенья гусеницы вражеского танка улетают в разные стороны. Ещё одна: срывается с места кусок опорного катка, плашмя падая в песок. Танк, как раз разворачивая башню на север, получает несколько попаданий и по ней тоже - в разных местах лопается оптика, отделяются от корпуса антенны. Одно попадание прилетает прямо в место стыка башни и корпуса - плазма снаружи почти не вспыхивает взрывом, очевидно пробившись внутрь. Когда очередь заканчивается - значительное почерневшая "пятёрка", в нескольких местах объятая пламенем, перестала подавать признаки жизни.
- Этот готов.
Шаррат-Аи пытается навестись и на соседний вражеский танк, по-обыкновению наведя перекрестье на виртуальную отметку, куда СУО "Йомена" рекомендовала целится с учётом скорости цели. Однако выстрел лейтенанта Блэкбурна неожиданно остановил цель на месте, и короткая очередь, сделанная из расчёта на движущуюся цель, уходит "в молоко" - вспышки плазмы сверкают среди холмов, в сотнях метрах позади цели.
- Пр-роклятье. - Шаррат-Аи отвернулась в сторону, поглядывая на контрольную панель системы охлаждения орудия, и полуобернулась к командиру. - Радиаторы нагрелись до 115 градусов. В прределах нормы. Дать ещё раз?

Штаб-Сержант Кей маневрировал в своём ховер-танке чуть севернее. Угрожающий "Харматтану" лазерными прицелами полугусеничный БМП, спрятавшийся в тени небольшого жилого дома, как раз получил пару попаданий из плазмы лейтенанта Блэкбурна и по какой-то причине так и не открыл огонь. Эдвардс, дождавшись сигнала о готовности к выстрелу от автоматики, жмёт спусковую клавишу - не давая ему никакого шанса.
- Выстрел!
Выплюнув из себя снаряд, вместе с облаком иссиня-белого пламени и дыма, Mk. 60 закладывает разворот в сторону - Киттельсен аккуратно развернул машину, разминувшись по дороге с очередным особо крупным кустом. Дуглас мог видеть, как на соседнем экране в сверкнула скромная вспышка - сопровождённая грохотом и металлическим лязгом спустя пару мгновений. Во лбу БМП образовалась дыра, из которой хлынула струя дыма. Откуда-то сзади, из десантной аппарели, выскочило двое в серо-бежевой форме, бронежилетах и шлемах, со следами крови на форме. Явно члены экипажа. Один из них рванул вперёд, влетая в ближайший доме - второй ковылял позади, придерживая окровавленную ладонь.
- Вот же твари, смотрите, бегут!

Тем временем, ховер-танк стремительно мчался почти прямым курсом к небольшому, некогда набитому товарами двухэтажному продуктовому магазину. И внутри, особо не прячась, стояло двое республиканских солдат: стрелок с массивной рельсовой винтовкой, уложивший её на прилавок, и его асисстент. Появление ховер-танка не стало для них неожиданностью - стрелок развернул винтовку прямо на машину Кея. Однако он не успевает ничего сделать. Два пулемёта заработали практически синхронно, превращая уже разбитые до этого витрины магазина в стеклянную крошку и рубя в щепки интерьер. Стрелок с рельсотроном почти сразу падает назад, за прилавок - чья-то меткая пуля, пробив затемнённый визор у него на шлеме, разбрасывает волну кровавых ошмётков из затылка. Второй номер пытался рвануть в ведущую в подсобные помещения дверь - однако Дуглас и Престон, сместив огонь, и его заливают. С ног до головы. Получив не менее дюжины попаданий - враг падает в дверном проёме, истекая кровью сквозь дыры в потрескавшейся броне.

Внезапно, откуда-то с фланга по несущемуся ховеру "щёлкает" лёгкая противотанковая граната, выпущенная отделением пехоты в Эль-Шакрии. Танк слегка качнуло в противоположную сторону.
- Ауч. - Меланхолично прокомментировал ситуацию Киттельсен.
Монитор общего состояния систем перед Дугласом отчитался о полученном уроне: броня не пробита, однако детектор микроволнового облучения уничтожен. Граната просто раздробила антенну на маленькие кусочки.

Тем временем, в холмах на севере лёгкие танки бросились на "Маршаллы" в скоординированную самоубийственную атаку. Пара на флангах, за неимением другого оружия, открыла пулемётный огонь по танку Арчибальда - однако заранее выпущенные командиром дымы умело скрыли предпринятый мехводом Соботкой манёвр на торможение, и проносящиеся сквозь дым плотные пулемётные очереди грызут песок на склоне холма впереди - там, где танк мог бы быть, если бы не затормозил. Пока Соботка переключал передачи, завеса чуть рассеялась, и Арчибальд пользуется моментом и наводит башенку с пятидесятым калибром на один из лёгких танков в ответ - и наблюдает, как плотная очередь трассирующих патронов высекает искры из вражеской брони, грызёт колёса и ломает висящие снаружи блоки электроники. Но и экипаж явно понёс какой-то урон - танк остановился, и через аппарель в задней части попятился республиканский солдат - волочащий по земле другого, перемазанного в крови.

Однако они были не единственные кто атаковал машину командира роты: внезапно в небольшом пробеле дымовой завесы показался несущийся навстречу "панцерегерь". На мгновение сверкнул сигнал о микроволновом облучении - а в следующее с корпуса противника сорвалась, разбрасывая за собой дым, тяжёлая противотанковая ракета. На мониторе командира экипажа сверкнуло оповещение системы о входящей ракетной угрозе. Гарольд был занят расстрелом колёсного танка, и сержант Картер - уже подавший снаряд к орудию - заметил это первым.
- Внимание, ракета!
Внезапно ожили приводы крохотной лазерной турели на крыше. Над башней раздалась серия громких хлопков, как будто кто-то бьёт ладонью по столу: а в дыму вокруг засверкал, обычно невидимый, рассеянный светло-красный лазерный луч. Вражеская ракета, до этого уверенно шедшая прямо на "Маршалл" командира роты, отклонилась от курса и шлёпнулась в землю - так и не разорвавшись. Под одобрительный сигнал вспыхнуло новое оповещение на мониторе у Аричбальда: "ВХОДЯЩАЯ РАКЕТНАЯ УГРОЗА УСТРАНЕНА".
- Всё в порядке. - Облегчённо доложил Картер остальному экипажу. - КАЗ справился.
Тейлор, оглянувшись на заряжающего, вернулась наконец к прицелу, и прокричала:
- Сука, выстрел!
Орудие громыхнуло, посылая бронебойный снаряд в обидчика: последний в ответ скрывается в вспышке из огня и дыма, разбрасывая в разные стороны куски металлоконструкций и то, что когда-то было башней. На лбу лёгкого "охотник за танками" в разные стороны разошёлся металл, и из широкой оставленной снарядом - даже не дыры, а расщелины - хлынул поток чёрного дыма.
- Так тебе, козлина, аха!
Визг капрала Тейлор, наполненный взрывоопасной смесью из самодовольного восторга и злобы, разнёсся по бортовой сети. От эмоций она едва ли не запрыгала на своём боевом посту, и задёргала ногами - пару раз досталось кряхтящему с передачами Соботке внизу. Не отрываясь от прицела - выставила в сторону свою пятерню.
- Картер, дай пять! - Чернокожий заряжающий как-то неохотно шлёпнул ладонь Лилли своей механизированной рукой, после чего Тейлор протянула свою ладонь назад, в сторону Гарольда. - Командир!

В "Йомене" Бертони тем временем случился конфуз: Джером переключил передачи и плавно вжал педаль тормоза, однако "Йомен" в этот момент спускался с холма вниз, и более тяжёлая корма машины вдруг по какой-то причине перевесила и буквально вырвалась вперёд - "Йомен" стало разворачивать вбок. Джером, ценой титанических усилий, вернул машину на прошлый курс, наконец остановившись. Экипаж в процессе всех этих манёвров, конечно, изрядно побросало из стороны в сторону - Ренцо чуть не налетает на собственную приборную панель головой.
- Это не я. - Джером поспешил оправдаться. - Это всё дебильная "бовингтонская" трансмиссия.
Кауко, поправившись на своём месте, захлопала глазами и уставилась на Ренцо.
- Командир, вы в порядке?

В танке Бернарда, однако, атмосфера была несколько иная. Возняк, с зрачками размером в монету в пять фунтов, с обезумевшим от испуга выражением лица развернулась от командира экипажа к своему месту и налегла на рычаги - немедленно разворачивая машину вправо, и одновременно вжав тормоз, останавливая танк. Манёвр вышел довольно кривой - да и, вообще говоря, её попытка выполнить остановку и разворот не последовательно, а одновременно больше напоминала лихорадочный манёвр, из-за которого налетел на айсберг и затонул древний терранский круизный ланейр. Тот, про который ещё куча фильмов снято. Однако ничего критичного не происходит - танк в итоге слегка занесло влево, и вперёд по-инерции вырвалось облако пыли. Примерно в этот момент - после остановки, но ещё до выстрела - о борт "Маршалла" снова шлёпнулась выпущенная пехотой противотанковая граната, и где-то наверху башни застучала пулемётная очередь. Блок электроники при командирской башенке зацепило - не то шальной пулей, не то осколком гранаты. Картинка на экране терминала "пятидесятки" перед Ирвином дёрнулась, и виртуальное перекрестье вместе с строчками информации о состояния ствола, азимута и всего остального - потухли, оставив командира только с потоком видео невысокого разрешения, идущего с резервной камеры

Капрал Уайт, дослушав командира, на время покинул свой пост - встав с места и рывком добравшись до хранилища боекомплекта, по пути чуть не упав, когда танк дёрнуло во время экстренной остановки. Добравшись до хранилища боекомплекта - выхватил с полки кумулятивный снаряд, и кряхтя с непривычки, закинул его в казённую часть орудия. Протолкнул до упора. Удостоверившись что всё в порядке - вернулся к своему месту, бросив в сторону заряжающего, который до сих пор лежал на полу в обнимку с огнетушителем.
- Хейз, ты просто пиздец. - Уайт прильнул к прицелу, выискивая обозначенную командиром цель. - С какого рожна я твою работу делаю?
Хейз ничего не ответил. Всё ещё лёжа на полу - молча уставился в стену, с отсутствующим выражением лица.

Вражеский колёсный танк, похоже поняв что танк Бернарда собирается стрелять по нему - в опережение выпускает по нему ракету ПТРК. Однако выпущенные Ирвином дымы сбивают наводку, и она улетает в небо, на восток. А вскоре раздалась команда Ирвина к открытию огня, и Уайт ответил "Выстрел!": из орудия вырвалось облако дыма, раскидываемое по сторонам иссиня-белой вспышкой дульного пламени. Танк качнуло на месте, и остатки механизма стабилизатора грустно заскрипели в носовой части башни. Цель вспыхнула, обзаведясь громадной вмятиной на крыше, прямо у башни. Сквозь поднятую попаданием дымку видно, как из аппарели выскочил единственный уцелевший член экипажа. Спотыкаясь - рванул наутёк, в сторону дома на севере.

И совсем другая атмосфера была в танке Кокенуа. По-правде говоря, в буквальном смысле - со стороны кормы боевого отделения доносился отчётливый запах гари. В добавок Ивандро почувствовал металлический привкус у себя во рту. Нехороший знак.

Экипаж, вероятно решив что командир контужен, рванул наружу. Первым рванул Рейес - этому вообще два раза приглашение делать было не нужно, он явно был готов танк покинуть по любому поводу. Капрал Моррис, повертев головой по сторонам и посмотрев на командира, зачем-то выхватил револьвер из кобуры и выполз через свой люк на крышу "Маршалла". Последним через люк заряжающего выползает сам Мамбуэн - перед выходом метнувшись к своему посту и прихватив спрятанную под сидением аварийную радиостанцию.

Все трое члена экипажа были снаружи, и Ивандро оставался внутри. С учётом того, что все мониторы потухли - дальнейшие события он мог только слышать.

Рейес рванул прочь от танка не дожидаясь никого - его топот по левому борту Кокенуа отчетливо слышит, прежде чем он сливается с фоном идущего в округе боя. Моррис с Мамбуэном остались на крыше, спрятавшись от противника на востоке за башней. Мамбуэн крикнул в сторону люка - так, что бы Ивандро слышал.
- Командир! Тут БМП рядом, надо позвать их на помощь! - Мамбуэн, судя по щелчку, активировал переносную рацию и обратился к Моррису. - Ты помнишь канал?
Моррис, впрочем, кажется не обращал внимания на заряжающего и кричал в сторону - вероятно, убегающему мехводу:
- Эй! Стой! Ты куда! Стой!

А в следующее мгновение рядом снова засвистели приближающиеся снаряды миномётов. Кто-то из танкистов успел что-то прокричать, прежде чем грохот взрывов вокруг полностью забили собой все звуки снаружи. В какой-то момент один взрыв раздался совсем близко - от грохота у Ивандро поднялся звон в ушах. Волна светло-белого дыма вместе с песком хлынула сквозь приоткрытый люк внутрь танка. И что-то тёмное провалилось внутрь через соседний люк - заряжающего, и повисло на краю. Рука. Мамбуэн. Лишённое жизни тело заряжающего лежало прямо на крыше башни, и его рука свисала теперь внутрь. По руке и рядом вниз хлынул поток крови, капающий на пол боевого отделения.
Моррис орал где-то снаружи.
- Аааа! Бля, помогите! Жжёт, сука, аааргх!

Не так далеко шумел двигатель БМП улимаройцев, щелчки пулемётных очередей и гранатомётных разрывов доносились с севера и юга. С нарастающим рёвом могучих двигателей, на цели вдоль 210-ой линии заходили "Доберман-9" и "-10". Идущий слева штурмовик высыпал град неуправляемых ракет вперёд - заливая волной взрывов пехоту в коттеджах прямо по курсу. Десятый отплевался из закреплённой под носом пушки по последнему уцелевшему лёгкому танку: в воздухе над холмами, спустя пару секунд, проносится характерный звук работы тридцатимиллиметровой пушки гатлинга: "БРРРРРРРТ!".

На связь с командиром роты, тем временем, вышел подполковник Комптон. Судя по значку с "антенной" и тремя схематично изображёнными волнами - вызывал Гарольда он уже через обычную радиостанцию.

- Санрей-2, это Санрей-Главный. Санрей-2, как слышите? Санрей-Главный к Санрей-2. Используйте основную радиостанцию для ответа. Санрей-2, доложите обстановку. Я практически перестал получать пакеты с тактической информацией от вашего бортового компьютера - похоже, спутниковая группировка перестаёт существовать. Повторяю. Санрей-2, это Санрей-Главный. Используйте...

Получив приказ, Ренцо с самым мрачным видом продублировал его экипажу.

– Джером! Экстренная остановка.

После, посмотрел на смотрящую на него Кауко, одновременно щелкая тумблерами всех возможных контрмер.

– Да, это опасно. Но синхронность – наш шанс для всех. Попробуй пустить ЗРК. Хуже не бу... Что за? Держись!

Интенсивность боя за Эль-Шаркию нарастала - 2-ая рота продолжала наступление, но противник сопротивлялся упорно, ясно давая понять, что за взятие города Виварийцам придётся заплатить кровью. Своей.

В машине Бертони на какое-то время воцарилась что-то, напоминающее спокойствие - Джером молча переключил передачу и слегка сбавил обороты, сминая придорожные кусты и выезжая на идущую на восток просёлочную дорогу. Кауко, быстрым движением руки вновь включив выключенный случайно вентилятор над собой, развернулась вполоборота, уставившись на сержанта. Выслушала. Поправив сползший под шлемом наушник гарнитуры - кивнула, мрачно ухмыльнулась, и развернулась к своему посту.
- "Спасибо" мы умеем.
- Для справки, сержант. - Неожиданно в бортовой сети заговорил Джером, - "Royal Armaments" была выкуплена догманской "Ayase Corporation" лет пять назад. А "Ayase" была основана этническими имперцами. А они с карланами дружбу дружат, вроде как. Так что лично я нихрена не удивлён что пушка не работала.
Прошептав что-то скептически-насмешливое в адрес мехвода, Кауко наконец свела прицельную метку с силуэтом пятящейся назад вражеской самоходки. Щелчок клавиши - и по левому борту, с визгом и рёвом, в полёт срывается "Ковенант". С дублирующего монитора Бертони видел как ракета, оставляя за собой тёплый след из дыма и "размытого", горячего воздуха - плюхается прямо в лоб башни цели. Вспышка взрыва на короткое мгновение засвечивает экран - однако когда дым и пыль рассеиваются, а до Бертони доносится отдалённый и приглушённый слоем брони и наушниками раскат взрыва - видно, что цель больше не отступает. Стоит на месте. По всему корпусу были следы попаданий, он был весь прокопчён, а в левой полусфере была громадная вмятина с чем-то, похожим на сквозную дыру. Но цель стоит.

Его поддерживает танк Бернарда - Хейз молча, без лишних вопросов, подал к казённой части кумулятивный снаряд, и Уайт уже давно державший "Крокодил" в прицеле - дожидается подтверждения и открывает огонь. Снаряд вонзился "Крокодилу" в нижнюю лобовую броневую деталь - раскрывшись вспышкой взрыва, и содрав внешние элементы вокруг места попадания. Но без какого-то заметного эффекта. Сам командир, впрочем, видел картинку только краем глаза - целиком и полностью поглощённый расстреливанием лёгкого "колёсного танка" из пятидесятого калибра. Плотная очередь наискось проходит по цели, и Ирвин чётко мог видеть, как где-то внизу лопнуло колесо, а на башне по швам треснул громадный блок оптики, поймав попадание пятидесятого калибра. Но едва ли он был выведен из строя.
И ещё он разворачивал башню следом за танком Бернарда. Орудия у него больше не было - но сбоку от него красовалась ещё целая, ничем не тронутая "труба" ПТРК.

Машина командира роты капитана Арчибальда, несясь впереди порядка едва ли не на полной скорости, также открывает огонь по "Крокодилу". Пока Арчибальд наводил на него перекрестье виртуального прицела на дисплее контрольной панели командирской башенки - сержант Картер, молча кивнув капитану в ответ, развернулся к стенке боевого отделения. Снял с полки свежий бронебойный снаряд. Резво шевеля своими искусственными мускулами - затолкал его в казённую часть орудия, хлопнув напоследок Лилли по плечу, и спрятался в сторону. Сам Гарольд видит это только боковым зрением - он уже отправлял патрон за патроном в сторону цели. Пятидесятый калибр наверху стрекотал, массивные гильзы плясали на броне крыши, и пули щелкают о почерневшую вражескую броню - на борту "Крокодила" снова что-то громко лопается, искрят пробитые блоки электроники, но большинство просто рикошетит в разные стороны.
Тейлор, явно не в себе после зрелища роя взрывающихся перед ней ракет, рявкнула в ответ.
- Да я поняла, поняла. Выстрел!
Орудие вспыхнуло иссиня-белой, яркой вспышкой, отправив к цели вперёд-вниз пламенный росчерк снаряда. В полёт отправилась придорожная пыль, с веток стоящих вблизи кустов срывает листву - всё это пролетает прямо перед монитором Гарольда. Гарольд не успел увидеть куда именно приземлился снаряд - отвлёкся на отметку о входящем вызове на давно забытом радиоканале - однако когда он вернулся к экрану, у "Крокодила" не было практически большей части башни. Левая ракетная установка по-частям валялась сбоку, а правая - поникнув, уставилась в землю.
- Хах, - Тейлор злорадно хохотнула, - готов!

Тем временем на зашифрованном радиоканале, не использовавшемся со времён боя у Закари, по обычной радиостанции на связь вдруг вышел неизвестный абонент. Это точно был не Санрей-Главный, потому что он отвечал только на персональном радиоканале через спутник, да и был с известным позывным (хотя он так и не ответил). И это были не артиллеристы - у тех тоже был свой спутниковый канал, да и незадолго до этого они ответили что снимаются с позиции. Впрочем, Гарольд сразу узнал голос. Грубый, чуть хрипловатый, низкий бас, с характерным догманским акцентом. Судя по лёгкому чавканию в микрофон - что-то жующий. Жвачку.

- Санрей-2, это Доберман-10. Нам передали что у вас неприятности. Мы с Девятым уже на подходе, идём курсом 0-9-5, высота 5-5-0 футов, скорость 5-9-0 миль в час. Передавайте координаты - у нас тут восемь тонн средств от неприятностей на двоих, доставим куда надо.

На заднем плане у говорящего гудела вентиляция и играла какая-то древняя мелодия, с словами на старом терранском. Язык, конечно, отличался от современного Общего, но текст можно было более-менее понять - даже с поправкой на качество связи. Арчибальд точно мог услышать что-то про "других детишек", кому надо обогнать пистолет.

Тем временем танк Кокенуа открывает огонь по фланговой цели - одному из колёсных танков. Моррис, дождавшись пока Мамбуэн закончит свою работу. Кричит:
- Выстрел!
Осколочно-фугасный снаряд, пролетев свой путь по дуге за долю секунды, раскрывается на лбу танка мощным взрывом - от которого содрогается земля вокруг, а в воздух поднимаются литры смеси светло-бежевой пыли и серого дыма. Однако когда завеса рассеивается - кроме почерневшего, помятого корпуса и треснувших внешних модулей - никакого ущерба не видно.
- Командир, неэффективно! - успел прокричать капрал Моррис, прежде чем противник открывает ответный огонь.

И огонь этот был концентрированным и хорошо согласованным.

Бернард внезапно обратил внимание на коттедж прямо по курсу - и очень вовремя, потому что из чёрной бездны за окном чердака коттеджа вдруг вспыхнула вспышка дульного пламени. Ирвин вжал кнопки разбрасывающие контрмеры - однако выпускать их было уже поздно. В ответ вспышке на чердаке дома - Ирвин услышал одинокий щелчок за бронёй, снаружи башни, за которым последовал не предвещающий ничего хорошего хруст и звон стеклянных осколков. А следом за ним - бортовые системы ругнулись звуковым оповещением. На мониторе общего состояния систем надпись "КАЗ" резко перекрасилась с зелёного цвета в красный. Из коттеджа в ответ вскоре раздался одобрительный возглас:

- Er ist getroffen!

И другой голос, откуда-то изнутри здания, ему отвечал. Долгим, протяжным криком:

- FEUER!

В окнах прямо по курсу вдруг возникло сразу несколько карлсландских солдат - в характерной наполированной броне, с внешними экзоскелетами, при шлемах закрывающих всю голову. Но главное - с гранатомётами, пулемётами и винтовками. И преимущественно с гранатомётами. Прежде чем Ирвин успевает моргнуть глазом - четыре гранатомётчика почти синхронно делают залп по нему. Один за другим о корпус стучат попадания - лишённый КАЗ "Маршалл" ничего не может им противопоставить кроме своей брони. Однако броня, надо сказать, выдерживает всё стоически. Плотная пулемёта очередь из одного из окон второго этажа звенит снаружи брони, в основном нервируя экипаж - пока шальная пуля не пробила тарелку спутниковой радиостанции, закрасив и её отметку красным цветом.

И тут следом залп из ПТРК даёт колёсный танк - тот самый, который Ирвин обстреливал из пулемёта. Не иначе как из мести. Танкисты северной группы могли хорошо видеть как ракета, оставляя за собой белесый дымный след, в последнее мгновение перед попаданием резко рванула вверх - а затем вниз, ударив по "Маршаллу" сверху-вниз по носу башни - прямо в маску орудия - как молот ударяет по наковальне. За бронёй раздаётся жуткий грохот, и самого Ирвина, а также Хейза и Уайта здорово тряхнуло сверху-вниз. Возняк вскрикнула в панике где-то снизу. Уайт, едва не вылетев с боевого поста, молча ухватился за казённую часть орудия и остался на месте. Хейз пытался закрепиться обняв стойку с огнетушителем на стене боевого отделения. Но вместо этого соскальзывает на пол с огнетушителем в руках, и шипит в ярости:
- С-сука, с-сука!
Возняк недоумённо полуобернулась со своего места на командира. Уставилась прямо.
- Сэр, что происходит? Всё в порядке? Может мне развернуться? Сэр?
Обзор монитора состояния систем подсказывал, впрочем, что броню похоже не пробило - однако удар был такой силы, что стабилизатор главного орудия не выдержал и вышел из строя.

Следующим под раздачу попадает Кокенуа. В него с южного направления - от притаившегося на юге за домом лёгкого танка - срывается, с агрессивным шипением, ракета ПТРК. Ивандро слышал, как над башней ожил комплекс КАЗ - молниеносно развернув на неё крохотную башенку с лазерной пушкой, и громко хлопнув лазером - подбивая её в поле за сотню метров. Самодовольно отчитавшись на командирском мониторе: "КАЗ: ВХОДЯЩАЯ РАКЕТНАЯ УГРОЗА УСТРАНЕНА", комплекс возвращается к режиму сканирования местности...

Как вдруг по правому борту раздаётся взрыв чудовищной мощи. Правый борт "Володьи" буквально подбросило, и на секунду могло показаться, что танк сейчас отправится в открытый космос. Члены экипажа практически в унисон заорали. Окружающие хорошо могли видеть, как спрятавшийся в зелёнке "Панцерегерь 5" выстрелил синхронно с лёгким танком - и хвалёный догманский КАЗ, похоже, не справился с обнаружением двух целей с разных углов.

Внутри "Володьи" мгновенно погас свет - и вскоре загорелось рыже-красное аварийное освещение. Погасла большая часть мониторов. Электромоторы в гусеничных модулях заглохли. Танк практически полностью обесточен. Сзади к Ивандро подскочил Мамбуэн, дрожащей рукой указав пальцем на трещащий как обезумевший дозиметр, предусмотрительно вмонтированный догманскими инженерами в стену рядом с каждым боевым постом.
- Командир! У нас утечка из реактора! - Мамбуэн потряс Ивандро за плечи. - Утечка! Командир! Утечка!
Капрал Моррис, кажется, застыл на месте в кататоническом ступоре.
- Эт-то чт-то б-было?!
Мехвод Рейсес, тем временем, уже открывал люк над собой - матерясь во всю глотку.
- Нахуй и в пизду это всё, блядь! Нахуй и в пизду!

Вокруг обездвиженного, обесточенного танка Ивандро стали сыпаться, с характерным свистом, миномётные снаряды - поднимая килограммы земли в воздух, и оставляя на месте попаданий аккуратные воронки. То же происходило и возле подбитой самоходки Аль-Халиля - правда экипаж, благополучно покинув машину, уже грузился на борт БМП Улимаройцев.

***

На Юге обстановка также была, всё ещё, довольно напряжённой.

Рядовой Киттельсен, сидя за штурвалом "Харматтана" штаб-сержанта Кея, вёл машину прямиком на встречу с обездвиженным телом "Крокодила" у Хариб-эль-Манары. С сумасшедшей скоростью перескочив шоссе и едва не сбив придорожный знак с названием города - Якоб поддал газу, дёрнув на себя штурвал. "Харматтан" подскочил вверх почти на пять метров, перепрыгивая идущий вдоль дороги бетонный забор. Снова оказавшись на штатной высоте, продолжил сближение с целью. Дождавшись нужной дистанции - Дуглас, выпускает свою последнюю ракету, синхронно с криком стрелка Эдварсда:
- Выстрел!
Орудие грохочет над округой. Держа "Крокодил" в прицеле, Кей хорошо видит оставленный им огненно-жёлтый след, окончивший свой путь прямо в тыльной стороне шестнадцатиствольной ракетницы - всё разлетается вдребезги. В разные стороны сыпятся какие-то трубы, осколки металлоконструкций, что-то похожее на сами ракеты. А следом вся башня скрывается в звезде бросившегося в разные стороны разноцветного дыма и пламени - то попадает и выпущенная командиром ракета. От попаданий крокодил окончательно почернел до такого состояния, что законченного белого узора со "снежным змеем" на его лбу теперь было не видать - только отдельные светлые пятна.
- Командир, на 9 часов!
Эдварс обратил внимание Дугласа на замигавший сектор экрана детектора лазерного облучения. Бортовая система вскоре указала источник: БМП по левому борту в наглую облучала Mk. 60 лазером. И не одним, а целыми двумя.

В самоходке Ростовой, тем временем, приходил в себя после обстрела экипаж. Наталья завела песню, и по проводам бортовой сети она разнеслась в наушник к каждому члену экипажа. Девушки вроде как приподнялись духом - даром что не впервые её слышали. Мотидзуки, и так особо и не потерявшая самообладания, сжала зубы и развернулась к прицелу. С обречённостью в глазах, но всё же оживает и Ребекка - растерянно забегав глазами по боевому отделению, находит нужную полку и подаёт таки в казённую часть орудия композитную болванку. Буркнула "готово", шлёпнула Кану по плечу. Последней остаётся Вартаньян - Ростова видела только её спину, и та временами поглядывала обратно - с её места происходящее было не видно, и она явно была в замешательстве. И вообще она похоже не совсем хорошо понимала что происходит.
- Нет, серьёзно. - В бортовой сети раздался чуть дрожащий голос Мари. - Вас всех по "семнашке" списывать надо. Причём давно.
Немного погодя, добавила.
- Да и меня тоже, впрочем.
Что она поняла хорошо - так это то, что остальные вроде как собрались с духом. А также последующий приказ сбавить скорость - его она прекрасно поняла. Громко щёлкнув коробкой передач, отозвавшийся грузным шуршанием трансмиссии под днищем, Мари налегла на рычаги - и самоходка стала плавно сбавлять в скорости, одновременно поворачиваясь на юг. Мотидзуки тем временем - прилипнув к своему бинокулярному прицелу, к концу манёвра поймала, наконец, обозначенную цель. Жмёт спусковую педаль.
- Выстрел!

В воздухе между позициями Виварийцев и республиканских танков на долю секунды сверкнула ярко-белая, прямая молния - и орудие громыхнуло с такой силой, что эхо стало отражаться от окрестных холмов. В ответ на это - вражеский танк, остроугольная и щуплая "Пятёрка" - резко покрылся фонтаном искр, хлынувших из лобового бронелиста - едва ли не на десяток метров вперёд. Танк резко затормозил, уцепившись гусеницами в оказавшийся слишком скользким грунт, по-инерции заваливаясь набок и выбрасывая впереди себя облако пыли. Остановился наконец.

Вражеский танк, впрочем, ещё частично был жив - развернув башню, успел выстрелить в ответ - и в воздухе рядом с "Гризоном" проносится снаряд, окончивший свой путь в танке сержанта Робинсона чуть позади. Судя по взрыву - ничего хорошего.

Рэмси, тем временем, получив утвердительные ответы от обоих членов экипажа - начал работу над исправлением скрипта для защиты "Гризона" Ростовой - собственно говоря работы там было не много, всего лишь скопировать прошлый скрипт и исправить последнюю строку, за одно подчистив пару других потенциально проблемных мест. Шаррат-Аи тем временем лечит себя. Сперва-наперво ввела себе шприц с "Анти-Шоком" в ногу выше колена - а затем Ха'Тширрка разорвала своими клыками упаковку ИПП и быстро обмотала рану на ноге бинтом. Не слишком технично - скорее что бы удержать порванную штанину комбинезона на месте и наложить немного давления, чем что бы остановить кровотечение. Но с учётом того, что кровотечения и так почти не было - а также ограниченности во времени - сойдёт и так. Перевязать удачнее можно будет потом.
- Я закончила. Хм. - Шаррат-Аи задумчиво глянула на своего командира, после чего уставилась на свою левую ладонь. - У этого "анти-шока" ведь нет никаких побочных эффектов для нас? Пальцы покалывает.
- Нет ничего, - снизу ей за сержанта ответил МакКена, - Я читал инструкцию.
Мимо "Йомена" в нескольких метрах пролетает снаряд - оканчивая свой путь в земле. Заблаговременно выставленные командиром дымы, на этот раз, спасли машину.

Тем временем, Блэкбурн даёт залп по "Крокодилу". Едва АЗ заканчивает зарядку орудия - капрал Ли, под аккомпанемент грохота орудия, с криком "Выстрел!" отправляет БОПС прямо в нижнюю лобовую бронедеталь машины. "Крокодил" получает, наконец, фатальный удар. Изнутри республиканской самоходки, выбивая люки, в ответ вырвалось пламя - оно бьёт на несколько метров из люка мехвода на лбу машины, оно же выстреливает струёй из люка командира экипажа на вершине башни. Интерьер "Крокодила", скорее всего, просто стерилизовало. Навряд ли даже микробы после такого выживают. Сам Грэхэм, впрочем, сколько-нибудь выдающимся успехом похвастаться не может - из пары выстрелов по спрятавшемуся между домов БМП только один достигает цели, и то - тот только оставляет аккуратное круглое расплавленное пятно на лбу бронемашины, не больше. Счётчик ёмкости в текущей ячейке сменил цвет с зелёного на жёлтый - в текущей осталось только 30% энергии.

Выстрел одного из танков южной группы напоролся на заранее выставленную Блэкбурном стену дыма - Прохазка успел сманеврировать в сторону, уводя танк с предсказуемой траектории - и выскочивший из дыма росчерк вражеского снаряда хлопается в землю в нескольких метрах от борта. Однако взрыв снаряда был какой-то особенно большой. Очевидно что фугасный выстрел. Весь левый борт обдаёт волной песка и царапающих обшивку осколков. Антенна детектора микроволнового облучения, находящаяся как раз по левому борту башни, такого обращения не выдержала и просто-напросто отказалась работать.

И как в довершение плохих новостей - на связь с лейтенантом вышел командир артиллерийской батареи.

- Это Бивер-21. Ракеты ушли. Внимание - мы попали под контрбатарейный огонь. Мы снимаемся с позиции. Я повторяю, если вы слышите - мы сним...

Голос резко прервался воем, электронным треском и щелчками. После чего связь резко оборвалась. Последие две ракеты РСЗО вскоре появились в воздухе на окраине Хариб-эль-Манары, раскрываясь в воздухе облаками кластерных зарядов, рушащихся наземь. Дом и окружающие постройки с отделением пехоты на востокескрылись в волне крохотных взрывов, ломающих потолки и крошащих стены в крошку. Трудно было сказать какой ущерб это нанесло людям внутри - но их было значительно меньше.

Расчета рельсового орудия, засевшего на первом этаже небольшого придорожного магазина, это впрочем почти не коснулось - взрывы разбросали осколки черепицы на несколько десятков метров вокруг, но двух стрелков визуально не затронуло.

— Т-тиииихо! — крикнула Ростова в пустоту, скорее приказывая самой себе, чем кому-либо ещё. От того что зуб на зуб не попадал, слово растянулось как жвачка. Тряска прекратилась, с ней ушло и желание закопаться поглубже, накрыться одеялом и вжать голову в колени. Отцепившись от кресла, которое во время тряски непроизвольно сжала мертвой хваткой, Наташа подалась вперёд и окликнула экипаж.
— В-вартаньян! Мотидзуки!.. — губы ещё плохо слушались и капитан самоходки немного запиналась, — Миллер!

Тишина. Тишина. Тишина... Её словно кипятком обдало. Да они же перепугались все!.. Хотя почему "они"? Она сама испугалась как девчонка! Подсознание ядовито-услужливо сообщило: "Ты уже минуту как губами просто шлепаешь". Что же делать, что же делать...

В какой-то старой книге, автор писал, что служба в артиллерии одна из самых "мягких". Ты не видишь лиц людей, которых убил твой снаряд, не стоишь на передовой, когда летят снаряды в тебя. Так и Ростова, хоть и не первый раз оказалась в бою, по-настоящему струсила, когда в них впервые прилетело совершенно по-серьезному, без этих легких ударов и скользнувших по обшивке пуль. Вот так, да, взяла и струсила. Смерть подобралась куда-то совсем близко, дыхнула в затылок. Помелом вымела какие-то там пафосные мыслишки в духе "надо этот крокодил убить поскорее, чтобы ребят прикрыть!". Да вот он, чертов ублюдок, не по каким-то там ребятам стреляет, а шмаляет по ней самой!

— М-мать твою!.. — выругалась наконец девушка, стукнув кулаком по подлокотнику и до боли закусив губу. Нет! Надо собраться, поддержать экипаж – она здесь капитан! Верных слов Наталья не знала – на ум ничего не шло. Но зато она умела петь, и чтобы успокоиться в первую очередь самой, завела древнюю земную песню, которая часто пелась на вечерних посиделках большой и дружной семьи Ростовых. Начав тихо, Наташа постепенно повышала голос, стараясь заразить ей боевых подруг и таким образом вернуть самообладание.

— Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей —
Может, крылья сложишь посреди степей.
Вьётся пыль под сапогами — степями, полями, —
А кругом бушует пламя, да пули свистят.

И это, чёрт возьми, помогло. Ушла дрожь в коленях, перестала нервно подпрыгивать левая бровь. Ростова пропела куплет, и услышала, как неуверенно подхватила незнакомые слова Мотидзуки. Одна за другой, все три девушки откликнулись в эфир, и Наташа поняла, что экипаж вернулся в строй. Так-то! Сдерживаясь, чтобы не подпрыгнуть от самодовольства на капитанском кресле, капитан с неудовольствием посмотрела на неисправную плазменную пушку, и принялась раздавать приказы.
— Вартаньян, сбавить скорость наполовину, разворот вправо! Ребекка, стандарт! Кана, разнеси эту дрянь в щепки! — скомандовала Ростова, а сама склонилась к рации – "Пульсар" был выведен из строя, а чинить его сейчас было некогда, — Айронсайд 2-3-1, это 2-3-4! Начинаю атаку группы легких танков к юго-западу от нас!
— ... Раз уж мистер Дуглас решил утащить нашего "крокодила" себе, — почти про себя добавила девушка, а сама по рации пожелала удачи Кею, — "Файрфлай", рассчитываю на вас!
Где-то в этот же момент система просигнализировала, что танк Рэмси прикрыл их активной защитой.
— Айронсайд-2-3-3, спасибо! — отправила сообщение Ростова, — с нас причитается!
Спасибо было ещё и за то что это послужило напоминанием – без защитных мер сейчас никуда. Тыкнув пальцем на панели управления, девушка выпустила защитные дымы.

Те, кто говорил про дискомфорт от глубокой заморозки, путали понятия. Криогенный сон не был болезненным или неприятным. Он немного пугал первозданным страхом сомкнуть глаза и никогда не открыть их вновь, но этим же самым был так притягателен. Когда-то давно Каору на глаза попалась изречение мудреца, которое гласило, что небытие есть главное стремление человека, потому что в течении жизни он испытывает лишения и лишь отринув страдания тела обретает истинный покой. Сон, продолжал хаким, это маленькая смерть, потому человек истинно счастлив перед тем как упасть в объятия грез.

С этим изречением хотелось отчаянно спорить, доказывая, что в жизни есть столько моментов, которые гораздо ярче, чем ожидание неминуемой смерти, но в то же время сложно было не согласиться с тем, что погружение в сон было таким сладостным, таким нежным, но настойчивым, таким болезненно приятным, какими бывают только объятия искусной любовницы.

Эти ласки были слишком хорошо знакомы Каору. Сколько раз они начинали танец с тьмой забытья, сближаясь и разрывая холодный поцелуй. Это свидание обещало было быть коротким, но в миг погружения в бездну сна даже мгновение превращалось в вечность.

Совсем другим делом было пробуждение. Оно было по-настоящему мучительным и болезненным. Слабость во всем теле, липкое дыхание воздуха на покрывшейся мурашками коже и необходимость с силой выбираться наружу. Если криосон был смертью, то пробуждение было повторным рождением, а это всегда грязное дело. Никто не приходит на свет чистым, люди рождались в крови и крике. Чрево капсулы-роженицы исторгало из себя дрожащего от немощи человека с бессердечностью, на которую способна только природа.

Полностью привыкнуть к мерзости возвращения было невозможно, можно было только приучить себя подавлять самые острые реакции и приходить в себя как можно быстрее. На выработку таких навыков требовалось время, но как раз времени у Каору было предостаточно. Это пробуждение прошло почти буднично. Укол адреналина, вернувший способность чувствовать мир вокруг. Холодная влага на коже. Глубокое дыхание, чтобы наполнить легкие чистым воздухом. Первый аккуратный шаг из капсулы, чтобы почувствовать холодный металл пола под пальцами ног.

Стоило Каору выбраться на палубу, как головокружение атаковало с новой силой. Внезапно, без предупреждения. Перед глазами пошли черные пятна, а тело на секунду полностью отказалось слушаться, скрутившись в болезненной судороге.

За первым уверенным шагом последовало резкое падение на колени. Острый спазм в животе заставил согнуться так, что крылья лопаток пугающе выпирали из-под форменной бежевой футболки, ноги беспомощно скребли по полу, а скрюченные пальцы впились в шов между двумя панелями. Кажется, в после этого в металле остались неглубокие вмятины. Или они всегда там были?

Происходящее не было последствием неудачного пробуждения, нет, все показатели были в норме, процедура прошла успешно, как и всегда, но в то же время тело протестовало, как будто пыталось отвергнуть само себя…

- Цао ни ма… - в негромком проклятии было больше удивления, чем злобы.

До Каору медленно доходило, что же произошло, и от этого по телу пробежала волна адреналина, вызывая легкое покалывание в пальцах. Удивление во взгляде сменилось азартом, а затем в нем появилось то выражение, которого так боялись все, кто оказывался по другую от Каору сторону баррикад.

Чтобы подняться на ноги с привычно легкостью пришлось переместить упор и двигаться непривычно медленно. К этому нужно было привыкнуть, но ничего непоправимого не произошло.

Вся метаморфоза заняла от силы минуту – вот Шиван выходит из капсулы, вот неуверенно ступает на пол и падает на колени, скрючиваясь от резкого головокружения, вызванного дезориентацией после криосна, вот поднимается обратно на ноги и медленно подходит к своему локеру. Ничего не обычного.

- Ножа нет, - ответом на интонацию Халеда была хитрая улыбка, - Но есть лучшая замена.

В руках Каору оказался широкий пояс, совершенно неподходящий к шеврани. Однако, стоило надавить на незаметную кнопку у основания массивной пряжки, как ее центральный сегмент с тихим щелком отсоединился и упал в подставленную ладонь золоченой рукоятью куанского прямого меча.

- Заряд полный, должно хватить на пару часов бесперебойного использования, - деактивированный ртутный меч лежал в руке приятной тяжестью, - Не навсегда, потом отдашь.

Пока попутчики знакомились, осматривались и спорили, внимание Каору было полностью сосредоточено на содержимом локера. Ни одного слова, ни одного лишнего движения. О существовании маршала можно было с легкостью забыть. Ровно то, что и было нужно Каору, чье навостренное ухо, тем не менее, ловило обрывки фраз и выделяло из них ключевую информацию.

Прежде чем делать что-то, нужно было одеться. Не распугивать же пиратов исподнем, правда? Отслуживший свое пояс был брошен в раскрытый кофр к остальным вещам. Китель тоже предстояло оставить, но уже по другим причинам – под бронепластины можно было комфортно поддеть только курту. С обувью пришлось немного повозиться – замерзшим пальцам никак не хватало гибкости, чтобы завязать шнурки. Покончив с непокорной одеждой, собрать темные волосы в хвост, от чего вид у Каору сделался совсем мальчишеский.

Затем – застегнуть длиннополый арманитовый жилет, защищавший предплечья, грудь и бедра. Закрепить протекторы на коленях, локтях и голени. Убрать табулу в армированный карман чуть ниже груди, где он мог послужить дополнительной экстренной защитой жизненно важных органов в случае попадания. Убрать по кармашкам энергоячейки и обоймы, да закрепить в пазах на спине сложенный разведдрон.

После можно было приступить к сбору оружия. Без пистолета в набедренной кобуре было некомфортно, нос этим чувством предстояло смириться. Движения Каору были отточены до автоматизма – примкнуть приклад к ложе, уложить в пазы реле ускорителя, поставить энергоячейки и фокусирующие матрицы, закрыть ложе, проверить спуск и после этого с приятным щелчком вставить магазин в приемник. И только после всего этого надеть арманитовые перчатки и прицепить шлем на пояс брони.

- Мое имя Каору Шиван.

Поддерживаемый довольным урчанием набирающего мощь реле ускорителя голос маршала ворвался в первую же повисшую паузу. Два гулких шага, и Каору стоит в центре отсека, ловя на отражающей поверхности легкой армейской брони красные блики. Карабин обманчиво вальяжно лежал через опорную руку дулом в пол, поблескивая индикаторами энергозаряда и боекомплекта.

- Я могаддам вооруженных сил Легиона, и инспектор по особым делам на Кориолисе. Возможно, вы слышали обо мне. Я прошу уделить мне минуту вашего внимания.

Голос маршала звучал со спокойной уверенностью привыкшего обращаться к отряду человека. Неагрессивная поза и чуть склоненная на бок голова контрастировали с оружием и броней, не давая ни почувствовать однозначную угрозу, ни полностью расслабиться. В глазах – абсолютная убежденность в правильности выбранных действий и решимость идти вперед до конца, каким бы он ни был. Просьба была лишь данью формального уважения собравшимся в отсеке людям, а не настоящим прошением.

- Мы не знаем, где находимся и когда. Мы не знаем причину тревоги. Это может быть нападение на корабль, это может быть авария. Мы можем дрейфовать в клике от места назначения, а, может, корабль гибнет в неизвестной системе после неудачного прыжка. До получения новой информации мы можем рассчитывать только на собственные силы. Во всех смыслах, наша миссия спасения началась здесь и сейчас, но прежде чем мы отправимся спасать Тао-Аньцев, мы должны позаботиться о себе и корабле.

- Каждый из вас профессионал своего дела и привык действовать в соответствии со своими навыками. Иначе просто не может быть, в противном случае командование операцией не отобрало бы вас в экипаж «Газали». Однако сейчас нужно больше, чем качественно выполнять свои обязанности. Чтобы выжить, мы должны действовать не как группа талантливых одиночек, а как единая группа, где целое больше простой суммы составляющих.

- Перед нами стоит несколько задач. Первое, собрать информацию о произошедшем на корабле. Второе, оценить состояние «Газали» и ее способность продолжить путешествие. Третье, устранить кризис, если это возможно, и добраться до безопасности с максимально возможным количеством выживших.

- Учитывая возможную опасность, прежде всего нам нужно добраться до командной палубы. На мостике могут быть уцелевшие старшие члены экипажа, там находится навигационное оборудование и, что важно в случае прямой угрозы, там находится арсенал с оружием. По пути нужно будет по возможности установить связь с другими выжившими и корабельным ИскИном, если он еще активен. Добравшись до мостика, мы сможем спланировать следующий шаг исходя из тактической обстановки.

- Повторю, мы не знаем, что нас ждет там, - движение головой в сторону лестницы, - Какая опасность грозит, есть ли на корабле противник. Поэтому нужно готовиться к худшему. Убедитесь, что вы не страдаете от последствий пробуждения. Соберите ценные вещи. Возможно, мы не вернемся сюда больше. Вооружитесь по возможности, даже если ломом. Траоре, осмотрите помещение на предмет полезных инструментов или приборов. Одному Безликому известно, что рабочие могли тут забыть.

- Халед, что показывают приборы? Мы можем подняться наверх? Ванг, вам удалось определить, какие отсеки подают признаки жизни? Без этой информации мы не будем покидать безопасность отсека.

Вся речь, состоящая из коротких раздельных фраз, давалась Каору с привычной легкостью, будто не было вокруг ни ревущей тревоги, ни потенциально смертельной опасности.

- Прежде чем мы двинемся дальше, у меня есть три вопроса. Во-первых, у кого из присутствующих есть летный опыт, кроме Гарама? Во-вторых, кто из присутствующих, кроме аль-Шабаба, имеет опыт военной службы? Я также прошу гражданских обозначить свой статус, чтобы мы знали, кто нуждается в защите. Наконец, - все внимание Каору сосредоточилось на тихушничавшем Стейне, - Кто вы такой, бей-эфенди… Стейн, если не ошибаюсь? Все представились, кроме вас. Вы что-то скрываете?

Арчибальд с замиранием ждал выстрела, отметив краем сознания ответ артиллеристов. Давай, Лилли, давай! Да! И выстрел, кумулятивный тандемный заряд несется вперед к цели...
Остальные машины тоже открыли огонь по своим целям, за исключением Аль-Халиля, который держал прицел для снарядов с лазерным наведением на проклятой зенитке.

Это был их момент максимального сосредоточения силы, как будто древний всадник на коне в ту секунду, когда он готовится нанести удар копьем на скаку, вложив в него все массу и ускорение. Потом уже так не получится, потом момент будет упущен.

И.... удар оказался недостаточно силен. Проклятый "Крокодил" съел снаряд без каких-либо особых последствий. Легкие танки и пехота получили хорошую трепку со стороны виварийских танков, но пережили её. Потери врага были недостаточно серьезными, и теперь он нанесет ответный удар.

Едва загорел сигнал захвата вражеской системы наведения, как от "Крокодила" вырвался пресловутый рой ракет и понесся прямо на "Кавалера". Несмотря на судорожные усилия Арчибальда, догманская система активной защиты не смогла вовремя захватить ракеты. Капитан уже сжался, приготовившись к серии взрывов ракет, когда ракеты вдруг начали взрываться одна за другой. Это работал КАЗ машины Бертони - он, похоже, перенастроил свою систему на прикрытие своего командира, так же как сам Арчибальд прикрывал Аль-Халиля. Как говорит лейтенант Блэкбурн, заслужил шоколадку. Ящик шоколадок? Ящик шоколадного ликера, если его здесь можно найти?

Но карсландцы продолжили избиение ударной группы. "Тайра" Аль-Халиля поймала залп из вражеской зенитки, словно почуявшей (а может и почуявшей, если у них есть детектор лазерного илзучения) основную угрозу. Бертони ловил тяжелые попадания в башню.

Их били, и били больно.

Единственное, что немного скрашивало тяжесть ситуации, это вой снарядов, несущихся сверху на зенитку. Онемевшим от хаоса и шума битвы разумом Арчибальд наблюдал, как снаряды бьют прямо в крышу машины. Она не взорвалась, но плазменное орудие явно не пережило такого мощного удара. Машина замерла, экипаж или мертв, или потерял сознание от силы удара. По крайней мере, задачу они выполнили.

Придя в себя, Арчибальд снова взялся за коммуникатор, включив режим лазерной связи. Радио лишь делало работу "Крокодила проще".

- Айронсайд-231! Покинуть машину! Ребята, вы горите! Сбрасывайте дым и эвакуируйтесь, это приказ! Вомбат, подберите экипаж своим БМП! 221, 232 - помогите прикончить Крокодила, пока он не прикончил нас! 222, прикрывай нас от целей с юга!

Теперь спутник, молясь чтобы сигнал прошел.

- Санрей-Главный, это Санрей-2, цель уничтожена, повторяю, цель выведена из строя! Но это была ловушка, карсландцы ждали нас, по нам ведется огонь со всех направлений! Вражеская танковая группа пытается отрезать нас с юга! Нужная быстрая, конкретная помощь, сэр, нужна летуны! Хил-2, это Санрей-2, цель поражена, повторяю, вы убили эту тварь. Удачи вам, Господь в помощь.

Повернув голову в сторону Картера, капитан крикнул:

- Мистер Картер, БОПС!

Взявшись за управление дистанционного пулемета, он, едва слышно рыча, начал стрелять бронебойными патронами в сторону Крокодила, завороженно следя за трассерами через командирский прицел. Перекрикивая огонь пулемета, он закричал:

- Мисс Тейлор, убейте мне этот дьявольский республиканский кусок дерьма! Прикончите его, сейчас, прямо сейчас! Цельтесь в башню и ждите моего сигнала! Я сброшу контр-меры сразу после выстрела! Ждите.... ОГОНЬ!

Продолжая наступление и не сбавляя скорость, северная группа открыла огонь по обнаруженному противнику. Одним из первых открыл огонь "Йомен" сержанта Бертони. Джером как раз поддал газу, и "Йомен" вырвался вперёд, обгоняя "Тайру" командира взвода и дыша в спину танку Ирвина. Капрал Кауко, отметив цели на своём сенсорном дисплее пока Бертони говорил, дослушала и принялась претворять приказ в жизнь - сервоприводы башни зажужжали, когда она привычным движением ручек-манипуляторов развернула башню на корпус одного из карлсландских колёсных танков, что спрятался за невысоким деревянным амбаром у склона холма. Ренцо снова слышит ставший привычным грохот справа от него, за бронёй - орудие посылает два бронебойный снаряда точно в цель. С свистом и вспышкой пыли лопнула лопнула покрышка на одном из колёс - снаряд пробил его насквозь, кажется. Следующее попадание приходится точно в основание главного орудия, разбив напополам некий блок, висящий сбоку от него. Следом Кауко разворачивает башню левее, на соседнюю цель - такой же колёсный танк, спрятавшийся за некой сельскохозяйственной постройкой, открывая огонь о нему. В воздухе проносится росчерк ярко-рыжих снарядов - первый снова падает прямо под лобовую плиту, уткнувшись в переднее колесо и превратив его в кучу утиля. Второй снаряд, сверкнув вспышкой от столкновение бронебойного сердечника с металлом брони, пробивает лобовую плиту и тонет внутри машины - скорее всего задевая экипаж.

Пока Линнеа наводила орудие на одинокого стрелка на северном фланге - Бертони уже во всю занимался настройкой комплекса КАЗ на защиту командира роты, оперативно связывая сенсоры обоих машину в общую сеть через лазерные коммуникаторы. Над иконкой машины командира роты на тактическом дисплее загорелся полупрозрачный "щит", уведомляющий что работа закончена, и комплекс КАЗ теперь закрывает комроты. Однако пятого выстрела действительно не последовало. Кауко переключила орудие на питание ОФС и нажала на спусковую клавишу - и внизу, в бункере под полом башни, что-то звучно треснуло. Как будто бы велосипедная цепь вдруг слетела.
- Пер-р-ркеле, опять!
Кауко, обычно холодная и спокойная, вдруг вспыхнула. Со злости ударила кулаком по оборудованию в своём боевом посту, нечаянно выключив вентилятор над собой.
- Говна кусок! Работай, работай, что б тебя!
Но орудие отказывалось стрелять. На мониторе общего состояния систем у Ренцо орудие снова заштриховалось в красный и вывело цифровой код ошибки над повреждённым модулем, который означал сбой в системе подачи снарядов. Похоже, что речь о какой-то большой проблеме, раз это повторяется два раза подряд.

Танк Арчибальда тем временем наводился на спрятавшегося между кустов "Крокодила" с зелёным орнаментом. Пока командир роты был занят радиопереговорами, перепрограммированием собственного КАЗ на защиту Аль-Халиля и отправкой пакета данных до машины Блэкбурна, сержант Картер метнулся до тыльной стороны боевого отделения, подав из хранилища боекомплекта в казённую часть снаряд - длинный, остроконечный тандемный кумулятивный выстрел. Рявкнув к Тейлор "готов!" и хлопнул на всякий её по плечу, отодвинулся в сторону. Лилли, громко набрав воздуха в лёгкие, крикнула:
- Выстрел!
Грохот электротермохимического орудия, вместе с светлой жёлто-голубой дульного пламени, сдирает слой пыли с земли впереди - на долю секунды практически ослепив машину. Арчибальд видит на своём мониторе как жёлтая полоса снаряда впечатывается прямо в лобовую бронеплиту "Крокодилу", меж двух ракетниц, раскрываясь на ней устремившегося во все стороны пламени: взрывная волна с лобовой плиты сшибло что-то, подозрительное похожее на мортиру дымовой завесы.

Командир артиллерийской батареи, тем временем, отвечал на отдельном канале - вперемешку с постепенно нарастающей волной помех.

- Это ХИЛ-2. Понял хорошо, готовы открыть огонь.

Кокенуа поддерживает командира роты огнём - пока прилипший к своему бинокулярному прицелу Моррис выцеливал гусеницу Карлсландской самоходной зенитки, получая от СУО поправки на дистанцию и движение цели, сам Ивандро берётся за пятидесятый калибр. Ловит спрятавшуюся в зелёнке вражескую самоходку в перекрестье прицела на мониторе, жмёт спусковую клавишу. Над крышей грохочет пятидесятый калибр, отплёвываясь гильзами на крышу: у Ивандро удалась на удивление меткая очередь. Большая часть пуль, конечно, просто рикошетит от брони - однако несколько попаданий отзываются хрустом и вспышками летящих в разные стороны осколков лопнувшей оптики и внешних модулей. Моррис, тем временем закончив прицеливание, жмёт правой ногой спусковую педаль.
- Выстрел!
Снаряд, молнией пролетев около километра, под углом впечатывается в край гусеницы - выбивая сноп искр из расположенных друг на друге катков, и рикошетя дальше в небо. Исполинская вражеская машина, чуть дёрнувшись и завернувшись в сторону, быстро пришла в себя и продолжила движение как ни в чём не бывало.

Командир второго взвода Бернард тем временем, раздав указания, ловит в виртуальное перекрестье на экране прицельного компьютера засевший в засаде на севере вражеский бронетранспортёр. Возняк, покорно развернув машину примерно на пятнадцать градусов севернее от курса, продолжала держать скорость - осторожно озираясь в свои мониторы на приближающуюся сзади машину Бертони. Момента лучше было не придумать - Ирвин открывает огонь, и догманский М4 за потолком бодро грохочет. Едва ли не прямо на люке командира застучали гильзы. Трассирующие пули грызут широкий, прямоугольный лоб бронетранспортёра, и пронзают его лёгкую броню, впиваясь прямо в башню. Под очередью вражеский бронетранспортёр окончательно замер. Ирвин не мог точно сказать что вообще произошло - но едва его очередь стихла, как из люка во лбу машины выскочил человек в обмундировании песочного цвета. Спрыгнув с брони и едва не убившись после прыжка - снял с себя шлем, и рванул наутёк, спотыкаясь. Куда-то на северо-восток, к зданию с расчётом ПТРК внутри.
Хейз тем временем с отрешённым выражением лица затолкнул снаряд в казённик орудия, просигналив Уайту о готовности. Последний, собравшись с духом, голосит:
- Выстрел!
С монитора, дублирующего изображение с прицельных приспособлений наводчика, Ирвин мог видеть как в ответ на грохот на экране вспыхивает башня вражеского колёсного танка - обрывая торчащие из неё антенны, надламывая ствол главного калибра. Хотя ракетницы, висящие сбоку башни, и оказались относительно нетронуты - главного орудия цель точно лишилась.

Однако противник был готов к такому. И ударил в ответ. Из всего что есть.

Слепя оптику, светом десятков тысяч солнц вспыхнуло орудие на республиканской зенитке - отправляя тугой, толстый луч света прямиком в "Тайру" Аль-Халиля. Воздух над порядками танкистов разрезал резкий, как удар хлыста, шипящий звук. Машина Сейфуллы оказалась сравнительно цела - попадание было непрямым, судя по огромной воронке в песке - однако весь левый борт "Тайры" был буквально расплавлен. Гусеницы самоходки скоптились, и капли расплавленного металла стекали по борту в почерневший песок. Из экипажа у него тоже никто не пострадал, хотя можно представить каково сейчас внутри.

Раскрашенный змеиным орнаментом, спрятавшийся в кустах "Крокодил", на какое-то время затих и был полностью неподвижен. Во лбу у него теперь красовалась огромная чёрная звезда, с выемкой по центру - похожая на ударный кратер астероида, а вокруг не было ни одного целого блока электроники. Однако он вдруг, неожиданно, ожил - врубив задний ход, прячась под кроны деревьев. А следующее что танкисты могли заметить - это как с правого блока стволов, выбрасывая кубические метры сизого дыма, стартовала стая ракет...

На тактическом мониторе Арчибальда едва успел загореться индикатор входящей ракетной угрозы, как уже в следующую секунду в воздухе вокруг танка командира роты развернулась битва электронных богов - проходящая на кажущейся абсолютно непостижимой для смертных, существ из плоти и крови, скорости. С пилонов в разных местах корпуса "Йомена" Бертони резко сорвались в полёт, один за другим, противоракетные осколочные снаряды - оставив за собой едва заметный белесый дымный след по левому борту от "Маршалла". А следующее что могли увидеть танкисты - так это то, что впереди по курсу танка стали раздаваться хлопки взрывов. Несущаяся прямо на танк Гарольда "стая" ракет вдруг будто бы напоролась в воздухе на невидимую стену. Стена эта, впрочем, будто бы стала сдавать назад - взрывы следуют один за другим с интервалом в несколько миллисекунд, неотступно приближаясь к танку Гарольда и вытягиваясь в цепь из вспышек дыма и пламени. Но до цели они так и не добрались. Из оставшегося на месте ракетного роя облака дыма вылетела одна-единственная уцелевшая ракета, чья электронная начинка или органы управления, похоже, сошли с ума от одиночества - она заложила манёвр влево-вверх, исчезая в небе. Однако помимо всего прочего огонь открыла и пехота - из дома прямо по курсу Арчибальда направилось несколько снарядов РПГ, но оба также не добрались до цели - один упал метрах в десяти по правому борту, а другой снова взорвался в воздухе, встреченный непреодолимой стеной КАЗ "Энигма II" с машины Ренцо.

Единственное, что в итоге всё таки достаётся машине командира роты - это очередная пуля рельсотрона, от всё того же одинокого стрелка, лежащего в кустах на севере. И та с визгом отрикошетила от маски орудия, ничего не повредив.

Однако потратив большую часть вычислительных мощностей и снарядов на успешную защиту командира роты, КАЗ неожиданно провалил свою основную задачу - защиту самого Бертони и его машины. Один из обстрелянных чуть ранее лёгких танков выпускает по "Йомену" ракету ПТРК, и - не смотря на выброшенные вперёд дымы и дипольные отражатели - она пролетает мимо них, впечатываясь практически в тыл развёрнутой на Север башне. Экипаж "Йомена" хорошо тряхнуло, и на мгновение освещение боевого отделения погасло - что бы восстановиться через секунду. Ни сам Ренцо, ни Кауко, ни сидящий внизу-впереди Джером не пострадали. Однако мониторы уже пестрили строчками показаний о полученном ущербе.
- Сержант. - Линнеа, неожиданно снова "поймав" своё характерное, холодное спокойствие, с обидой в голосе добавила. - Система подачи снарядов нас больше не будет беспокоить.
Джером, поглядывая снизу в боевое отделение, переспросил на всякий случай:
- Все целы?

Ренцо не мог видеть сам, но окружающие могли разглядеть громадную, почерневшую вмятину почти в самом тылу башни его бронемашины.

Ракетную атаку предпринял и соседний вражеский лёгкий танк - но против Ирвина. Однако потеряв наводку из-за удачно выпущенного облака дымов - ракета врезается в землю, и остаётся лежать там бесполезным мусором. Следом за ним - спрятавшийся в кустах "Панцерегерь V" сделал ракетный залп по танку Кокенуа - но последнего спас комлпекс КАЗ, хлопнувший пару раз лазером и сбивший ракету на подлёте к броне. Пускай и как-то особенно близко, от чего Ивандро и его подопечных в танке слегка качнуло.

+ + +

У южной группы дела обстояли схожим образом - Виварийцы первые открыли огонь, и были встречены беспощадным залпом из всех доступных огневых средств противника.

Машина Ростовой, не сбавляя скорости и не меняя направления, открывала огонь по "Крокодилу" прямо по курсу. Миллер, уже доведённым до автоматизма движением, резко достала с полки хранилища боекомплекта свежий метакумулятивный снаряд, сняла защитный кожух - бросив его на пол боевого отделения, где их образовалась небольшая кучка - и затолкнула снаряд глубоко в казённую часть рельсотрона, протолкнув его рукой до одобрительного сигнала приёмника. Продублировада капралу Мотидзуки о готовности голосом. Кана не теряя времени, дала залп прямо в цель:
- Выстрел!
Над порядками королевских войск снова разносится гулкий грохот, смешанный с шумом, напоминающим морской прибой. Сперва кажется что цель буквально разорвало на части - из ярко-белой вспышки по левому борту самоходки в разные стороны летят куски металла, обломки, в сторону улетел диск похожий на каток. Однако очень быстро становится понятно, что "Крокододил" всего лишь лишился левой гусеницы - её действительно практически уничтожило, разбросав вокруг с десяток звеньев и выбив с места ведущий каток. Над почерневшей левой полуплоскостью теперь поднимается дым от оплавившейся краски, некогда изображавшей некую мифическую рептилию. Но вот сама машина была цела. Наталья добавляет из плазменной пушки - и может видеть как один разряд плазмы раскрывается иссиня-белой вспышкой у цели во лбу, без ощутимого ущерба.

Чуть поодаль от "Гризона" сержант Рэмси скомандовал оперативный разворот в южную сторону. МакКена, ухватившись за рычаги, заложил аккуратный почти на 90 градусов - машину слегка занесло, и из-под гусениц по направлению предыдущего вектора движения вырвалось облако пыли. Но скорости "Йомен" почти не потерял, и Рой быстро её набрал по-новой. Шаррат-Аи быстро развернула башню на расчёт рельсового орудия спрятавшийся в киоске - оба человека, стрелок и его асисстент, едва ли не целиком испарились во вспышках звёздной ярости, разбрасывающих воспламенившиеся куски коробок и обломки стеллажей в разные стороны. Оставив объятый пламенем киоск, Ха'Тширрка наводит орудие на отделение пехоты чуть южнее, засевшее в коттедже - дырявя очередью сгустков плазмы стены дома насквозь. Дом быстро покрывается языками огня, и в тепловизор видно как пехота внутри забегала туда-сюда, в спешке меняя позиции.

Сам Томас был занят спешной активацией скрипта для прикрытия "Гризона" Ростовой от ракетных атак, однако в ответ на команду "выполнить" вместо индикатора о синхронизации с её сенсорами сержанта встречают строчки ошибок. В последнее мгновение - прямо перед тем, как "Крокодил" с подбитой гусеницей сделал залп - Том кажется понял, в чём ошибка. Последняя строка. Забыл поставить точку с запятой.

Из стволов обездвиженного и побитого "Крокодила" вырвался рой ракет. С рокотом, выплёвывая за собой облака сизого дыма, и кружась вокруг невидимого центра массы - рой шлёпнулся прямо в лобовую броню "Гризона", скрывая её от самых гусениц до крыши в облаке беснующегося пламени. Внутри боевого отделения Ростовой всё гремит и гудит. Броня, кажется, как будто бы трещит по швам, а экипаж - включая саму Наталью - бросает из стороны в сторону. Где-то под потолком лопнул пластиковый светильник дневного освещения, грустно хрустнул тянущийся к тактическому монитору кабельный канал, и несколько коробов с лентами к пулемёту сорвалось с полок - на пол боевого отделения, едва ли не на спину Наталье.
- Матерь Божья!
Побледневшая от страха Ребекка, сидя на своём месте и придерживая защищающую хранилище боекомплекта бронешторку, быстро перекрестилась свободной рукой. Мотидзуки нервно обернулась назад со своего места - забегала глазами, проверяя все ли целы, всё ли на месте. Вартаньян тихо материлась на своём месте. Но, кажется, броню не пробило, а монитор жизненных показателей членов экипажа ничего экстраординарного - кроме слегка подскочивших пульсов - не показывал. Если бы не одно "но": экран в командирской аппаратуре Натальи, транслировавший до этого картинку с командирской башенки, теперь демонстрировал заставку с зелёными лугами, синим небом и несколькими ярлыками для доступа к служебным программам. А в самом центре горело серо-красное окно с кодом ошибки и пояснением: "СВЯЗЬ ПОТЕРЯНА, ПРОВЕРЬТЕ СОЕДИНЕНИЕ". С дорогостоящим плазменным орудием, похоже, что-то случилось.

Mk. 60 штаб-сержанта Кея тем временем нёсся на юго-восток, разворачивая башню в сторону Эль-Шаркии. В небольшое "окно", когда корпус вражеской полугусеничной боевой машины попался в прицел, Престон отправляет в неё бронебойный подкалиберный снаряд - который по дуге впивается в обращённый к ховеру правый борт, заставив вражеский БМП изрыгнуть над собой облако чёрного дыма. Вокруг кипело бой между центральной группой третьей роты, маневрирующих по склону холма БМП-антгигравов с фузилёрами, и обороняющей город пехотой: несколько метких залпов из РПГ разбили гусеницу одному из "Мерлинов", и последние в ответ вдарили по ним из орудий и пулемётов. Эдвардс и сам Дуглас поддерживают их, поливая из имеющихся у них пулемётов ближайшее отделение засевшей в городе пехоты - можно наблюдать, как под плотной очередью пуль калибра .303 крошится кирпичная кладка вокруг окон, где сидел противник, трескаются стёкла и лопаются оконные рамы. Но едва ли кого-то задело. В ответ из города случайная пулемётная очередь постучала по лобовой броне несколько раз - неприятно, но не более того.

Огонь открывал и Блэкбурн - потратив несколько секунд на то, что бы отправить пару разрядов плазмы в "Крокодил" - которая, как и предыдущие залпы из плазменной пушки Ростовой, раскрывается довольно безобидными вспышками на уже покрытой следами попаданий лобовой броне - Грэхэм мог наблюдать с дублирующего монитора, как капрал Ли отправляет на тот свет аномально молчавшую вражескую лёгкую зенитку: она так и не выстрелила по какой-то причине. Дождавшись пока АЗ закончит зарядку и прокричав "Выстрел!", Эйден оставляет в лобовой броне "флюгельпанзера" огромную дымящуюся дыру. Прямо там где должно было находится боевое отделение. Навряд-ли после такого долго живут.

Переместив прицел на Юг, Грэхэм ловит на луч лазерного маркера центральный танк в первом ряду атакующего с фланга вражеском построении: то была остроносая, укрытая реактивной бронёй "пятёрка". А на канале связи, с обрывками помех, как раз отвечал голос артиллериста:
- Это БИВЕР-21. Координаты приняли. Три залпа по две ракеты, с лазерной наводкой, открываем огонь.

Однако вражеские танки открыли огонь прежде, чем с неба стали падать снаряды. Почти синхронно выстреливает первый ряд: ярко-белый росчерк снаряда пролетает сквозь облако дыма прямо над башней танка Блэкбурна, зарывается в песок не долетая метров пять до машины Ростовой. Чей-то залп обездвиживает один из броневиков сапёров - тот немедленно вспыхнул, как спичка, а изнутри повыпрыгивали горящие и вопящие от жара люди. Другой снаряд проносится над машиной Робинсона, занимавшегося борьбой с целями на востоке. И ещё один - неожиданно меткий выстрел - впечатывается прямо в лобовую броню "Йомена" Рэмси, у самого основания башни...

Рэмси, едва активировавший контрмеры которые и не успели ещё толком развернуться, видел всё перед своими глазами: вспышка, гулкий грохот снаружи: и у пола боевого отделения бронемашины раскрывается дыра шириной примерно в теннисный мяч. В боевое отделение засасывает волну дыма, вместе с запахом гари и накалённого металла. К счастью для самого Томаса, угол попадания снаряда в башню был намного ниже, чем располагался его боевой пост: его не задело. Однако досталось сидящей впереди-справа стрелку. Томас видел как Шаррат-Аи вздрогнула, ухватившись за свой боевой пост, и вскрикнула от боли. Выпустив из себя поток ругани на незнакомом сержанту Тширр'Хат, вперемешку с шипением, капрал уставилась вниз - на свои ноги. Только спустя пару секунд Шаррат-Аи всё таки пришла в себя - полуобернулась назад, со странным выражением лица уставившись на Томаса.
- Командир, я ранена!
В подтверждение своих слов - Шаррат-Аи вытянула из-под своего боевого поста правую ногу. Защитная противоосколочная ткань комбинезона Эриданской Торговой Лиги, до этого более-менее свободно болтающаяся вокруг, сейчас прилипла к конечности - покрывшись отверстиями, края которых быстро пропитывались густой, красной кровью. От колена до самого основания длинной Ха'Тширрской ступни, где начинался гибкий инопланетный "ботинок", оканчивающийся подошвой причудливой формы - всё было в следах пробивших ткань и впившихся в плоть осколков. На полу боевого отделения под ней скопился узор из тёмно-красных капелек крови.
- Шарра? Ты в порядке? Шарра? Сержант? Аллё?
Голос МакКены в бортовой сети звучал не на шутку озабоченным - сидя далеко внизу-впереди он вертел головой между боевым отделением и картинкой со своих мониторов, не до конца понимая что произошло. Стрелок отвечала ему, оскалившись и повысив голос.
- Нет, Шаррат-Аи не в порядке!

Вражеские танки на Юге продолжали нестись вперёд, пока неожиданно в воздухе прямо над ними не стали сверкать вспышки взрывов. Артиллерия. Кластерные ракеты. Сотни небольших бомб стали, как дождь, сыпаться на головы противника - преимущественно взрываясь в песках Ар-Рахмана, но неизбежно попадая и врагу по крышам. Ровно три серии взрывов, по два крупных "эпизода". Всё как Блэкбурн заказывал. Вражеский танковый строй на какое-то время целиком скрывается в поднятой взрывами пыли. Когда она всё таки рассеивается - видно что машины противника уцелели, хотя строй у них пошатнулся. Ехавшие по краям строя танки выглядели особенно побитыми и двигались куда-то в сторону, один из них едва ли не на столкновение с одним из своих товарищей. Но они продолжали наступление, нисколько не сбавив скорости.

Примерно в это же время артиллерийские снаряды стали раскрываться вокруг "GSEP II" - республиканской зенитки. Титанически огромный корпус скрывается в не менее титанической вспышке пламени, дыма и килограмм поднятого вверх песка - которые следуют, одна за другой, четыре раза подряд. Когда песок, поднятый в небо, улягся - вокруг корпуса некогда внушавшей трепет карлсландской зенитки, на удалении не больше чем пары метров, видно четыре же огромных воронки. Ствол орудия GSEP II покосился и дымился. Сама же зенитка, поблёкшая и присыпанная песком, просто перестала подавать всяческие признаки жизни.

- Это ХИЛ-2. - Искажённый, перебивающийся помехами голос командира артиллерийской батареи возник в наушнике гарнитуры Арчибальда - Санрей-2, подтвердите поражение цели, как поняли? Можем оперативно дать ещё только один-два залпа, позицию надо менять.

В голове оказавшегося в полном, если не считать стекшего по стенке китайца, одиночестве Николы проносились мысли, корпускулярно-волновым дуализмом окатившего его света фонарика и вспышкой адреналина, ударившей прямо в первобыно-рептилоидную часть мозга, ускоренные. Простое осознение...

...Ох я рагуль...

...сменилось иронично-сардонической реакцией, дававшей исчерпывающую оценку шансам Гопкало на противостояние в сложившемся корридорно-этническом конфликте...

...Охуенно, бля...

...вслед за чем включился поиск решения, заставивший мозг перебирать сотни, тысячи, а то и миллионы вариантов, безжалостно отсекаемых от сознания бойца фильтром стресса. Однако этот поиск прорвался в форме заполнившего все вокруг вопроса, эхом метавшегося в черепной коробке Николы, пока руки его медленно поворачивали автомат в сторону, с которой вот-вот должен был хлынуть поток смертоносных пуль...

... Сука, че делать, че делать, че делать?

И, наконец, выход был найден. Придя к единственно верному решению, заключавшемуся в том, что в ситуации, когда в пределах досягаемости нормального укрытия нет, а светить в свете фонарей китайцев голой жопой посреди коридора смерти подобно, надо предпочесть здоровье славе первого штурмовика и ретироваться, по возможности причинив побольше вреда окружающим недругам. Что с воплем...

- Нахуй-нахуй-нахуй-нахуй!

...Никола и сделал, выпалив почти наугад очередь куда-то в направлении китаез и свалив обратно в уютное и надежное прикрытие в знакомое уже пространство за дверью. Где уже посмотрел на коллег, выражая лицом немой укор и вопрос "Серьезно?" Однако разбор полетов стоило оставить на потом, и потому он просто показал большим пальцем в сторону, где засели азиаты, после чего показал два пальца, обозначая их количество.

Очередным титаническим усилием мысли Никола внезапно понял, что бросать осколочную гранату в помещение, которое может оказаться, а может и не оказаться серверной, это плохая затея. И, так как явно все решили двигаться и договариваться о штурме по стелсу, попытался это показать жестами. Тыкнул пальцем в Тайрона. Показал рукой взрыв, сжав в кулак и быстро раскрыв. Затем скрестил перед собой руки и помахал ими ладонями вовне. Затем потыкал в глаза, и после этого еще раз показал рукой взрыв. Не будучи, впрочем, уверенным, что это дойдет до зрителей, он подсветил прикрученным к винтовке фонариком лицо и громким шепотом, сильно артикулируя, сказал:

- С-В-Е-Т-О-Ш-У-М-О-В-А-Я

И прильнул к стене рядом с дверью. Готовясь, когда туда кинут какую-нибудь гранату, рвануть внутрь и перестрелять всех ублюдков.

Бенни замер. О враге следовало сообщить, желательно не выдавая себя при этом. Для начала – привлечь внимание товарищей. Пару раз посигналить фонариком в их сторону выглядело подходящим. После, направив луч фонаря в потолок над собой, чтобы отражением осветить себя, выдать стандартные армейские жесты. Внимание. Тихо. Враг. И указать на дверь.

И уйти нахрен с линии огня. Хотя бы за обратно за дверь.

Наступила тишина. Стрельба затихла, долбанный хип-хоп больше не раздражал слух, и судя по тому, что последние выстрелы были явно из ствола назойливого баскетболиста, закончились пока именно узкоглазые. Вражеские. Хотя Том, насколько его успел узнать Бенни, за подобное сравнение, высказанное вслух, скорее всего заставил бы ляпнувшего такое сильно жалеть о сказанном. И если весовые категории были бы достаточно неравны, чтобы лично начистить лицо, месть всё равно настигла бы обидчика в другом, совершенно непредсказуемом виде. В общем, не_японец был в доску своим.

А вот потом вырубился свет. Бенни посмотрел на часы и тихо, чтобы слышал только "напарник", выругался. И сжато передал своё видение ситуации.

– Проклятье. Не то время. Следили. Нейтрализовали угрозу. Подкрепление, пересылка или порча. Нужно спешить. Загляни дальше, пока темно. Я рядом.

<...>

Так или иначе, в какой-то момент брифинг закончился, и командиры экипажей покинули командный тент в сторону расположения роты - во временном лагере, развёрнутом у шоссе в двух десятках километров к северо-западу от Эль-Гхарбии не было никаких казарм, поэтому танкисты находились у своих машин, сгруппированных в два ряда друг напротив друга, прямо под открытым небом. От палящего солнца и зноя они скрывались в их тени или в развёрнутых при них же палатках.

Экипаж Бернарда, пожалуй, был одним из самых оживлённых в округе, и безусловно самым сосредоточенным на подготовке танка. Было ли это по причине того, что для них предстоящий бой был первым, или потому что им только что МТО наконец подвезли боекомплект - сказать было сложно. Возняк, собрав волосы в хвост, целиком зациклилась на своих перископах и установленных снаружи за бронёй танка всенаправленных камерах, а также мониторах, транслирующих с них картинку - ковырялась с проводами, кряхтела и лазила снаружи по броне, дёргая и разворачивая сами камеры, что-то меняя в их конфигурации. Впрочем, занималась этим она не одна - помогал ей с этим хитрым занятием мехвод из экипажа командира роты, капрал Соботка. Чем бы они таким интересным не занимались - к моменту возвращения Ирвина к танку, Возняк уже что-то щёлкала в настройках мониторов на своём месте.
- Я ведь говорю, - Соботка сидел снаружи на лобовой броне, присматривая за работой коллеги через открытый люк, - это намного удобнее, чем с заводским пресетом страдать, вот увидишь.
Хейз с Уайтом и парой солдат из взвода МТО параллельно этому вчетвером занимались погрузкой боекомплекта в танк, в процессе перекидываясь лишь короткими репликами с необходимым минимумом слов. Между стрелком и заряжающим, насколько Бернард мог судить, была какая-то антипатия. Лёгкая, потому что их совместной работе это не мешало. Но всё же антипатия.

Чуть поодаль стоял "Маршалл" Ивандро, и в нём тихо и мирно, укрывшись одеялом, сопел Мамбуэн. Морриса рядом не было, а младший капрал Рейес стоял снаружи "Володьи" и нервно курил, недоверчиво поглядывая на машину нового командира взвода. Ивандро мог заметить как у того дрожат руки когда тот прикуривает, сигарету за сигаретой. За три недели он так толком и не оправился от тех событий под Закари, и по-хорошему в его поведении уже, наверно, достаточно "красных флагов" что бы солдата списать. Если бы не его навыки, конечно - Рейес всё ещё был исключительно умелым механиком-водителем.

Экипаж Ростовой - из тех, что был при самоходке - откровенно бездельничал. Мотидзуки сидела внутри "Гризона" на своём посту, прямо под кондиционером. Капрал с самодовольным выражением лица попивала растворимый фруктовый напиток из состава ИРП и закусывала рахат-лукумом из коробки, которую экипажу подогнал - пока командиры были на брифинге, надо полагать - никто иной как аль-Асад из экипажа командира взвода. При появлении Натальи вежливо предложила немного. Миллер спокойно дремала в тени снаружи машины, под закреплённым на левом борту тентом, укрыв лицо разговорником Карсландского. Вартаньян было не видать... хотя, идя на шум от собравшейся толпы народа, Ростова нашла и её тоже.

Джамиль Аль-Асад, по обыкновению, организовал полевую качалку в стороне - поближе к расположению взвода МТО. Здесь, под здоровым тентом предоставленным кем-то из мтошников, Джамиль как раз тягал импровизированную штангу, нагруженную поддерживающими катками с ходовой части "Мерлина" и двадцатилитровыми канистрами с водой. Его приятель из МТО как раз стоял на страховке. Здесь же находится и сержант Картер из экипажа комроты, занимающийся с гантелями - не смотря на то что руки у него уже давно были искусственные, кибернетические. И чуть в стороне от них всех - Мари из экипажа Ростовой прописывала удар за ударом по Эстер из экипажа Аль-Халиля, которая защищалась от неё подушками для спарринга. Вообще спарринг татуированной экс-байкерши и мутантки привлёк немало внимания - поглазеть слетелась небольшая группа зевак из МТО, экипаж Mk. 60 штаб-сержанта Кея в полном составе, капрал Моррис, капрал Эйден Ли, и рядовой МакКена. Всё это сборище было хорошо видно (и слышно) издали. Ну то есть, формально, они чем-то там занимались в "качалке" Аль-Асада - но по большей части они стояли, болтали и наблюдали за тем как Вартаньян выбивает дух из подушек, подставляемых Эстер под удары.

У "Йоменов", стоящих на противоположном конце расположения роты, наоборот же довольно пустынно. У Джерома, как выяснил экипаж "Птицелова" не так давно, помимо всего прочего оказались весьма специфические музыкальные вкусы, и сейчас его музыка - "трэш нуар-гранж фолк метал" ревела внутри боевой машины, приглушённая только слоями материалов корпуса и брони. Кауко, пренебрегая собственным категорическим неприятием местного климата, расселась снаружи в тени своей боевой машины, облокотившись спиной на пыльные после марша катки. С грустным лицом что-то чертила веткой в песке. Шаррат-Аи из экипажа Рэмси сидела сбоку от неё, попивая холодный чай из бутылки разданных роте накануне, таким образом машина Рэмси к его прибытию вообще пустовала. Танк командира роты тоже был пуст, почти - Арчибальда встречает только капрал Тейлор, по-обыкновению сидящая снаружи на лобовой броне, свесив ноги в пустующий люк мехвода. Сверкая солнцезащитными очками и потягивая сигарету, она с плохо скрываемым раздражением наблюдала за тем, как Соботка возится с экипажем Бернарда - с тамошним мехводом, в частности - в противоположном ряду.

В экипаже Блэкбурна к моменту возвращения командира шёл достаточно оживлённый научный диспут - рядовой Прохазка, занятый чисткой своего револьвера, пытался объяснить мл. капралу Прайсу основные положения Пси-Теории и её гипотетическую связь с физикой гиперпространства, которая в случае подтверждения может произвести революцию в межзвёздном перемещении и открыть дорогу к колонизации других галактик и, возможно, других вселенных. Прайс смотрел на это всё, как минимум, крайне скептично, как правило парируя аргументы Прохазки контраргументами вроде "какая-то дичь", "чушь" и "брехня". Блэкбурн, впрочем, так и не понял по какой причине они вообще затронули эту тему - танкисты практически сразу затихли как он появился, каждый продолжая заниматься своими делами по-отдельности.

Улимаройцы, приданные на выполнение задания, прибыли в полном составе к расположению роты за полчаса до отбытия. Маршируя стройной колонной через лагерь, с оружием и прочим имуществом - они напевали по дороге какую-то песню. Что-то довольно печальное, лиричное, совершенно непохожее на типичные строевые песни, и кажется вообще неподобающее обстановке, с припевом состоящим из фраз "скажи, почему" и "я хочу, чтобы было так". Получив последнее напутствие от своего командира роты - яркого и крикливого молодого капитана, с чуть хрипловатым голосом, прочитавшего им какую-то полную ярости и пафоса речь, выглядывая из турели своего внедорожника - разбрелись по своим БМП. Принялись распихивать по ним пулемётные ленты, снаряды к автопушкам, запасные ракеты к ПТРК, комплекты первой помощи, и всё такое прочее.

<...>

Час отданный батальону на приготовления к предстоящему наступлению проходит. За это время погода почти не изменилась - разве что откуда-то с Юго-Востока подул ветер, несущий в себе запах моря. И лёгкий, едва ощутимый аромат гари. Ярко-белую полосу горизонта под кристально-чистым синим небом осквернили чёрные дымные столбы, поднимающиеся далеко за горизонтом с южной стороны фронта. Судя по доступной информации там на южной части фронта действовали остатки 22-ой бронетанковой бригады. Судя по дыму и интенсивной канонаде артиллерии - действовали достаточно активно.

Повинуясь своим экипажам, на территории временного лагеря медленно оживает боевая техника. Ревут и гудят двигатели. Скрипят, ползя по земле, гусеницы танков. Облака норовящей попасть в глаза пыли поднимаются в воздух. Глухо гудят и щёлкают антигравитационные подушки БМП-антигравов и немногочисленных Mk. 60, призывая песчинки и мелкий мусор парить между поверхностью и днищем машин. Люди замерли на своих постах в напряжённом ожидании. 16:03 стандартного времени: приказа к атаке ещё нет. В воздухе над головами пронеслось звено виварийских истребителей, закладывающее разворот на юго-восток. 16:06 - всё ещё нет. На северо-западе с неба к поверхности понеслась группа едва заметных, полупрозрачных белых следов - не иначе как пущенные с орбиты десантные капсулы. 16:11 - батальон всё ещё стоит на месте. Где-то на севере, с характерным повторяющимся стуком, заработала зенитная артиллерия. В конце концов, только четверть часа спустя назначенного времени - в 16:15 Стандартного - на радиоканале командира роты звучит голос подполковника Комптона.

- Санрей-2, это Санрей-Главный. Санрей-2, это Санрей-Главный. Начинайте атаку.

Китайцы оказались несколько более серьезно мотивированы, чем Тайрон ожидал. Он то думал что они ворвутся, может быть кого-то прикончат, и под дулами своих стволов заставят какого-нибудь придурка самому свинтить для них нужный сервер, после чего уйдут домой в лучах победы и шикарности. Но эти, оказывается, ещё и отстреливаются. Причем достаточно серьезно. Тайрон, прижавшись к колонне, на мгновение задумался сколько ж им заплатили. Наверняка не много, сотни три-четыре евробаксов, не больше. Это ж китайцы. Столица у них там одна, Шанхай что ли, а в остальном деревни где бедность как у нас в гетто. Назанимались тайцзицюанем своим и лезут тут теперь как озверевшие.

К счастью, Тайрон как раз знал хорошее средство от китайцев в комнате.

- Поешь-ка говна, нигга!

С этими словами он высунулся из-за колонны так резво как мог, открывая по своему оппоненту на той стороне длинную очередь.

Июль 1682 г.,
Поветлужье,

— Нет, нет! — громким полушёпотом отбивалась Алёнка, отстраняя от себя Игната, перехватывая за запястья бесстыдно блуждавшие по её холщовой рубашке руки.
— Ну чего ты, чего, Алёнушка… — не понимая смысла своих слов, почти не слыша себя сквозь жаркую колотьбу в голове, шептал Игнат ей в волосы, в ухо.
— Отстань! Отстань, я говорю! — Алёнка вырвалась, вскочила с пышной горы зелёного, упоительно пахучего сена, оставив Игната лежать в глубоком мягком провале. Раннее, но уже по-июльски знойное солнце било через щели в стенах сарая, бросая на утоптанный, замусоренный травинками земляной пол резкие весёлые тени. Под высоким тёмным потолком из твёрдого известнякового гнезда вылетела ласточка, чёрной стрелкой пронеслась между балками и ловко выпорхнула на солнечный простор двора.
— Ну и зачем ты так? — с досадой выдохнул Игнат, закладывая руки за голову, откидываясь в бездонную мягкость сена. — Ты ж всё равно мне обещана, какой же в том позор?
— Обещана, а обещанного знаешь, сколько ждут? — уперев руки в бока, сказала Алёнка. — Три года! А тебе не три года ждать, а до мясоеда всего: вот после Воздвиженья повенчают, тогда и… а пока жди!
— После Воздвиженья! — с мукой воскликнул Игнат. — А ещё Петров день не прошёл! Алёнушка, давай к попу никонианскому в Пыщуг убежим! Он таких как мы хоть когда свенчает, пост-не пост, лишь бы щепотью покрестились!
— Ты что говоришь такое? — возмутилась Алёнка.
— Так это ж для вида! — принялся объяснять Игнат. — Для вида перекинуться в никонианство, потом назад! Грех есть, но небольшой, так много кто делает!
— А брат твой тоже для вида в Макарьевском живёт? — строго спросила Алёнка. Это был больной вопрос: брат Игната, Семён, был в расколе — точнее, он-то считал, что в расколе была его семья, а сам Семён примкнул к истинному православию — со щепотью, «Иисусом», ходом противосолонь, — всем тем, что в Раменье проклинали как ересь. Мало того, Семён ещё и стал монахом в никонианском Макарьевском монастыре, взяв себе имя Филофей. Это висело тучей, несмываемым пятном над семьёй Игната. Игнат помнил, как Семён отрекался от семьи, в последний раз придя домой, как кричал на него безжалостный, страшный в гневе отец, как колотил его пудовыми кулачищами, а Семён безропотно терпел, только закрываясь. Наконец, отец сорвал с шеи Семёна бронзовый крестик на гайтане, заявив, что вероотступнику такого креста не полагается, и выгнал Семёна в зимнюю сугробистую ночь. Крестик этот теперь носил Игнат.

— Что брат мой к Никону подался, за то он ответ на Страшном суде нести будет, моей вины тут нет, — насупился Игнат.
— Ладно, ладно… — смягчилась Алёнка, отошла к сухой деревянной стене, где лежала котомка, которую она принесла из её деревни, Никольского, и достала оттуда лестовку, покрытую чёрным лаком, отделанную засушенными рябиновыми ягодами.
— На вон, подарок тебе, — вручила она лестовку Игнату. Тот хотел было схватить девушку за руку, притянуть к себе, повалить на сено, но Алёнка с готовностью увернулась: — Чего выдумал?! Вон, молитвы читай лучше. Читай да дни считай: чай, быстрей и пролетят! — Алёнка подхватила котомку и вышла из сарая, бросив через плечо последний лукавый взгляд.

—

Перевёрнутый мир качался в багровом тумане: бортик телеги сменился очертаниями жутко знакомого двора, который Игнат узнавал и боялся узнавать. Игнат надрывно мычал, силясь выплюнуть туго выпучивший щёки кляп, старался высвободить руки, но без толку: вязать узлы отец умел.
— Отче, его сразу туда? — спросил отец, держа извивающегося Игната на плече.
— Сразу, сразу туда, сыне мой, — откликнулся невидимый из-за широкой отцовской спины старец Иннокентий. — Не бойся, там мягонько: свежего сена настелили.

Игнат увидел перед собой чёрную дыру погреба в земле, деревянную приставную лестницу и с судорожным, животным надсадом завизжал от ужаса. Отец снял Игната с плеча, перевернув (от головы как волной отхлынуло) и, с усилием подняв под мышки, спустил в страшный тёмный провал. Игнат больно упал на мягкое, с отчаяньем огляделся по сторонам: ничего не видать, только светлый квадрат люка над головой.
— И ты, Марфушка, полезай, полезай, — мягко сказал отец Иннокентий матери.
— Куда мы лезем, мама? — спросила маленькая Параша на материных руках.
— На небо лезем, донюшка, на небо… — колыбельным голосом откликнулась мать, спускаясь по лестнице.
— А почему небо в погребе? — наивно спросила Параша, и мама порывисто, судорожно вздохнула, прижимая дочь к груди.
— И ты, Фёдор, давай слезай, — сказал Иннокентий отцу.
— Чуток времени дай, отче, — попросил отец. — На небушко погляжу в последний раз.
— Чего глядеть-то, Фёдор! — настоятельно подстегнул его старец. — Наглядишься ещё: чай, туда и идёте все!
— А может… — неуверенно попросил отец, — может, огнём всё же лучше, а, отче?
— Огнём! — как маленькому ребёнку, принялся разъяснять старец Иннокентий. — Огнём оно конечно, куда как проще, Фёдор! Раз, и на небо с дымом! Да только на вашем роду-то грех тяжкий, вам отстрадать за него надо! Ничё, ничё, не боись, полезай, вон туда, полезай, сыне, — в просвете люка появилась фигура отца. — Ты не бойся ничего, главное, а страшно станет — псалмы читай! Я вам и свечечку оставлю!

Размашисто перекрестившись, отец тяжело начал спускаться в подвал.

—

Игнат сидел в морильне. Это страшное слово Игнат долго боялся произнести, сказать себе: я в морильне, меня сунули в морильню, откуда нет выхода живому, откуда только через неделю крючьями вытаскивают из смрадного, застойного мрака бледное, безжизненное тело издохлеца.
Игнат не понимал, сколько прошло времени: теперь время измерялось не движением солнца, наступлением и отступлением ночи, а усилением духоты, жажды, переменой настроения в тёмном, холодном, душном, смердящим мочой, калом, дымом, прелым сеном погребе.

Сперва Игнат мычал, плакал, орал, извивался связанный, и от этого плакала Параша, мама её успокаивала, а отец, сидя в середине погреба с маленькой сальной свечкой, водил пальцем по строкам псалтыря, ровным голосом без выражения читая псалмы один за другим: мама слабо ему вторила. Потом Игнат забылся мутной дрёмой, его развязали, он проснулся, потягиваясь, сперва не понимая, где он, а когда понял, увидел дрожащий огонёк свечи, пляшущие тени, чёрный силуэт сгорбившейся мамы, пергаментно-жёлтое в свечном свету лицо отца над книгой, его мерный бубнёж… Игнат рывком набросился на отца, повалил свечу, поджёг сено (морильня сразу красно осветилась) — но сгореть им было не дано: сухого сена было мало, огонь быстро затух, и они с отцом вдвоём в темноте мутозили друг друга, катаясь по полу: мама и Параша жутко, по-звериному кричали, визжали, выли.

Наконец, расползлись по разным углам. Отец ещё молился по памяти, мать тоже. Потом она перестала, потом он. Параша хныкала, плакала, просилась наружу, описалась: в морильне резко запахло мочой. Потом отец, как ни в чём не бывало, присел в углу: запахло ещё и калом. Становилось всё душнее: дышать спёртым, зловонным, влажным воздухом теперь нужно было полной грудью, с усилием. Молитв уже никто не читал, только часто, громко дышали, как собаки. Очень хотелось пить. Потом мама с передыхами начала ругаться на отца — кажется, первый раз в жизни Игнат слышал, как тихая, всегда идущая за отцом мама зло костерила его страшными словами, вспоминала какие-то обиды из юности: к Игнату прижималась голая, плачущая, холодная и липкая как лягушка Параша, а Игнат, лёжа в тёмном удушливом смраде, сквозь подступающее головокружение с невыносимым отчаяньем думал, что вон, сверху там жаркий июльский день или, может, свежий дождь, или звёздная ночь, — что угодно, а ещё там сверху где-то Алёнка, которая даже не знает, что сделали с ним, Игнатом, не спросив, и от этого сам тихо выл, скрежеща зубами.

Потом, когда мама уже обессиленно лежала где-то в углу, тяжело, хрипло дыша, отец предложил подсадить Игната, чтобы тот с отцовых плеч открыл люк. Игнат знал, что люк в морильне приваливают глыбой, но, конечно, согласился: забрался отцу на плечи, как в детстве, толкал неподъёмную крышку, налегал плечом — всё без толку. Сверху было, кажется, чуть проще дышать, и, уже понимая, что ничего не выйдет, Игнат не спешил говорить отцу, стараясь остаться чуть подольше наверху, припадал губами к краям люка, воображая ток свежего воздуха через щели, — а потом отец грохнулся в обморок.

Потом отец очнулся от обморока и позвал почему-то Парашу. Параша лежала рядом с Игнатом, и Игнат попробовал было её растолкать: девочка не отвечала, холодная уже не как лягушка, а как камень.
— Параша умерла, — разлепил ссохшиеся губы Игнат.
— Слава Богу, — медленно ответил отец.
Игнат на четвереньках в густой, сплошной темноте полез выяснять, умерла ли уже мама. Мама была жива: сидя на корточках, она облизывала влажную земляную стену морильни. Начал делать то же и Игнат. Потом мама тихо опустилась на пол, подгребла к себе охапочку сена и замерла так.

Сколько потом ещё времени прошло? Игнат не помнил: он лежал в непроглядной, пляшущей химерными всполохами в глазах черноте на гниющем сене, уже не ощущая ни смрада, ни духоты, даже не дыша, а лишь медленно перебирая в пальцах подаренную Алёнкой лестовку, отсчитывая непонятные промежутки времени. Сколько раз он полностью перебрал сухие красные зёрна в ледяных пальцах? Он и сам не знал.

—

Игната больно подцепили за ногу и вниз головой поволокли наружу: он давно уже увидел, как открылся в потолке люк, как хлынул оттуда ярчайший, слепящий свет, но не мог пошевелить ни одним членом и вот теперь больно ударялся лбом, рёбрами о края люка. Только когда его, безжизненного как деревянная кукла, вытащили наружу, Игнат изо всех сил напрягся и с усилием сделал отчаянный, рвущий лёгкие вдох головокружительно пахучего воздуха.

— Живой! — удивились вокруг.
— Живой! Тут живой! Скажите воеводе скорей! Живой парень тут!

Игнат сделал ещё одно усилие и хрипло, как через узкую прореху втягивая воздух, вдохнул ещё раз, пошевелил глазами. Вокруг него стояли бородатые люди в красных кафтанах с галунами. Игнат снова напрягся и сделал ещё вдох.

—
— Эк ты, хлопец, запаршивел весь, — сказал Тимофей Тимофеич, дородный, бородатый мужчина в вышитом кафтане, сафьяновых сапожках, с чёрной плёткой у богато изукрашенного пояса. Он подошёл к скрючившемуся на табурете Игнату, по-отечески накрыл его плечи стареньким побитым молью тулупчиком. — Весь чуть не синий, а смердит от тебя как — хуже, чем от пса!
— Шутка ль? — поддакнул воеводе дьяк, за неимением стола расположившийся с листом бумаги и пером у колоды для колки дров во дворе морильни. Вокруг всё было бело первым, свежим снегом, крупно выпавшим накануне и сейчас густо лежащим крупными хлопьями на ветвях, в тенистых углах. — Неделю или сколько в этой яме просидеть, ещё слава Богу что жив остался. Э, парень, — обратился он к безразлично смотрящему в пустоту Игнату, — ты сколько там сидел-то?
— Я не помню, — сипло, почти беззвучно отозвался Игнат.
— Откуда ему помнить, балда! — обратился к дьяку воевода. — Тебя туда посади, как будешь день от ночи отличать? — воевода присел на корточки перед Игнатом, заглядывая ему в лицо. — Так из какой ты деревни-то, малой?
— Из Раменья, — тихо ответил Игнат.
— Из Раменья, значит? — участливо спросил воевода. — Так Раменья-то с лета нет уж: гарь была!
Игнат не знал, что сказать, и промолчал.
— Ну-ка, — обернулся Тимофей Тимофеич, — достаньте-ка из клетки этого старца вшивого!

Откуда-то, где в стороне толпились стрельцы с лошадьми и телегами, привели старца Иннокентия, избитого, со спутанными седыми волосами и запекшейся губой.
— Ну чего, расколоучитель, — внушительно обернулся к нему воевода, поднимаясь с корточек. Тимофей Тимофеич подошёл к старцу и, схватив за кустистую седую бороду, рывком поднял его безвольно повисшую голову, обратив её на Игната: — Чего скажешь? Когда парня с семьёй заморить решил? Заложили они тебя, да?
— Э, не, — жутко усмехнулся старец. — Я ж говорил тебе, эту морильню я ещё под Петров день замкнул! За неделю до гари это было.
— Что несёшь, балда! — воевода без размаха ловко ударил рукой в перчатке по щеке старца. — Парень вон живой: что он, святым духом там питался три месяца?
— Не-е-е, — протянул старец, щерясь беззубым окровавленным ртом, — не святым, уж верно не святым!

Что-то в его голосе было таким, что заставило безразличного ко всему Игната поднять голову, взглянуть на старца: старец смотрел на него водянистыми, бледными глазами из-за спутанных седых волос, а Игнат с первым по-настоящему сильным за многие месяцы чувством понял, что старец когда-то испытал то же, что Игнат сейчас, и что старец понимает, что Игнат это понимает. Поэтому он так и пах всегда — с неожиданным, с силой продравшимся через многомесячную коросту безразличия, прозрением понял Игнат, — потому и синюшный цвет лица у него всегда был, потому старца Иннокентия утопленником и кликали по деревням: да только не утопленником он был, а издохлецом, как и Игнат сам теперь.

Чавк, чавк – весело хлюпает грязь под ногами, поганя роскошные ботинки. Хрусть – изредка ломаются ветки под тяжелой наемничьей поступью. Взвалив тяжелую алебарду на плечо, размеренной, упругой походкой привычного к долгим пешим переходам человека, совсем не вяжущейся с седой бородой, месит Гжесь землю гостеприимной Вакнахщины, напевая под аккомпанемент бурчащего от голода живота немудрящую солдатскую песенку:
Я иду по выжженной земле,
Ржавый айзенхут на голове.
От меня воняет пуком,
Салом чесноком и луком,
Их бин швайн в быту и на войне.

Но вот острый нюх старого мародера уловил, как в запахи мокрого леса, прелой листвы и неистребимой смеси перегара и пота, идущей от отряда, вплелись нотки дыма и дерьма – верный знак очередной деревни на пути бравых парней. Сплюнув на землю, Гжесь поправил салад и, усмехнувшись, отдал короткие указания – на правах опытного бойца:
- Так, братья. Впереди воняет, как и положено Старым Жопкам, так что скоро набьем мошну и нажремся от пуза. Если какой вшивый кметь попытается что вякнуть – выпускаем ему кишки и оставляем подыхать. Они нам не помеха – куськи не доросли с такими бравыми парнями, как мы, сдюжить.
Баб, - ландскнехт мечтательно прищурился, - баб хендожим, но бдить не забываем – бдить, а не бздить, понял, Эрвин, твое святейшество? А то ейный брательник или муженек вам вилы в жопу загонят и скажут, что так и было. А срака-то нам еще нужна, верно, Алонсо? А как умиротворим это вахлачье, можно и в шинок зайти, за пивком и рулькой. Защитники мы их, холера ясна, или где? А счет, гы-гы, пущай корольку пришлет!

Надеждам Гжеся не суждено было сбыться. Вместо того, чтобы спокойно миновать сонную лощину, «Аршвельт» столкнулся с какими-то вооруженными ублюдками, не иначе возжелавшими отобрать у бригады их законную маложопошную добычу. Алебардисту было плевать, кому они служат: эти парни покусились на принадлежащее Гжегожу – а долю из того, что есть в деревне, Бжещиньский уже считал своей собственностью, а значит, должны были сдохнуть.
Мужик радостно осклабился щербатой улыбкой, словно не врага увидел, а старых друзей:
- Курва мать, добы-ыча! Братва, мы теперича не только весь эту обнесем, да еще и с уродцев этих прибарахлимся!
Алебарда повисла в ременной петле на плече, а Гжесь уже споро натягивал арбалет, со смешком приговаривая:
- Щас я вам устрою, придурки. Поп и рад бы к попадье, да инструмент забыл в бадье!

Эрнест не придумал ничего лучше, чем дать птеродактилёнышу пожевать конец отвёртки, авось не поймёт, что это лишь подделка под еду и замолкнет, не привлекая лишнего внимания.

Общее
Отдых нужен даже Паладинам. Каждую секунду вы проводите с пользой, приводя в порядок свое оружие, свой дух и свои тела. Монахи-реликторы с протяжными песнопениями уносят назад, за линию фронта, искореженный щит Защитницы Иларии и бережно извлеченный из тела Червя обломок клеймора Искупающего, которым тот чудом успел пронзить демона за мгновение до смерти. Оружие займет достойное место среди Реликвария "Радости Искупления". Несут они и запаянные в золото свитки с именами погибших Братьев - Лазаря, Иоанна. Изломанное тело Лорда-Капитана Алексея Вархоффа также будет передано обратно его благородным родственникам. Это придает радости вам - никто не останется забытым, каждый, умерший за правое дело, в сердце Ордена останется жить навсегда.
Но непродолжительный перерыв заканчивается - нет покоя Паладинам и Слугам Его. Все более нервно расхаживает по позициям заносчивый Лоренс. Вот он опускает хронометр - истекли пять минут пятьдесят семь секунд до атаки. Смотрит на вас, в окулярах его маски будто бы даже видна растерянность. Растерянность - и одновременно решимость.
Далекий грохот за вашими спинами заметно сотрясает землю даже здесь. Тремя секундами позже на горизонте, уже впереди, поднимаются вверх черные облака - работают освященные "Ихоры" оперативно подтянутой к месту наступления артиллерийской манипулы.
Стрекот, слышимый вами и ранее, превращается в рев, и над головами проносятся три серые громады штурмовых коптеров. Грохочут их пушки, отправляют пилоны черные нити ракет к позициям извечного врага, добавляют разрывов там, на другой стороне.
Секундой позже над скорбным ландшафтом Содена I разносится усиленный динамиками свисток, и Слуги поднимаются в атаку. Сотня зеленых фигур выныривает из траншей и воронок, с единым криком "Именем Его!" идет вперед, к смерти и триумфу.
Вы не видите, как вокруг одной из летающих машин материализуется черное шевелящееся облако, и она, объятая им, падает вниз, теряя детали обшивки. Фиксируете лишь удар о землю. Не видите, как мерцающие зеленые стрелы раскаленной плазмы начинают косить наступающих, разрывая тела верующих на куски. Не видите ответного огня, не слышите, как кричит в радиостанцию Лоренс, запрашивая усиление поддержки.
Долг у вас тот же, но путь - другой. Вы спускаетесь под землю, навстречу опасности куда более страшной - непредсказуемой. Свои жизни и успех операции вы поставили на этот зыбкий шанс, дарованный ныне мертвым демоном.
Уриил идет первым, его наплечный фонарь разгоняет тьму. Вы в неведении о том, что происходит наверху, лишь самые сильные удары по многострадальной земле фиксируют сенсоры. В остальном - полная тишина, не слышно даже собственных шагов. Покрытые серой слизью стены будто сжимаются вокруг. Каждому из вас приходит мысль, что вы находитесь внутри огромного, пораженного скверной организма. Каждый из вас гонит ее, но никто не преуспевает в этом.
Путь кажется бесконечным. Туннель извивается, заставляя вас со страхом гадать, что ждет за очередным поворотом. Но вы смело преодолеваете каждый из них, не встретив ничего, кроме собственного страха.
В один момент начинает казаться, что вы здесь не одни. Сенсоры четко фиксируют чье-то присутствие, недоступное чувствам обычных смертных. Оно не показывает себя, но оно здесь, оно ждет, чтобы напасть. Оно давит. Вы замедляетесь и останавливаетесь, не в силах продолжать путь под этим давлением. Тишина становится невыносимой. Смотрите друг на друга и не видите Братьев - видите тех, кто виноват, заведя вас в ловушку. Предателей.
Поднимаются винтовки. Сжимаются латные перчатки на рукоятях мечей.
- Триединый с вами, Братья и Сестры. Ваш путь не закончится здесь.
Голос брата Исмаила разрывает эту смертоносную тишину. Простые слова возвращают разум, и вы со стыдом опускаете оружие. Никто не говорит ничего, стараясь выбросить этот случай из памяти. Потустороннего присутствия больше нет - перед вами обычный узкий туннель, пусть и пропахший демоном. Земля дрожит, сверху идет бой. Вы не имеете права останавливаться и сомневаться. Сосредоточенно продолжаете путь.
Решительность переполняет всех, вы ускоряете шаг. Один брат Исмаил, замыкающий строй, немного отстает, словно в задумчивости.
Он готов поклясться, что не проронил ни слова в этом долгом пути.
...
Ваша вера оправдалась сторицей. Туннель не был завален, в нем не ждала ловушка. Он был пуст и провел вас мимо боя, уберег от очередных потерь.
Более того - он вывел отряд не просто за вражеские линии. Понимаете это, выбираясь из узкого проема и спешно рассредотачиваясь вокруг, беря на контроль сектора.
Вы внутри огромного собора, некогда бывшего величественным и священным для всех слуг Триединого. Теперь собор - оскверненные руины, ужасающая насмешка над прежней чистотой.

ссылка

Прекрасные барельефы, некогда украшавшие внутренние колонны, покрыты черной кровью и насаженными на крючья и шипы телами - сотни погибших Братьев усеяли их в осмеянном демонами посмертии. Тяжелый запах бьет по вашим ноздрям даже сквозь фильтры, с гулом кружат над гниющими телами мучеников тысячи мух, кишат червями их некогда могучие тела, изъедены ржавчиной покореженные доспехи.
Крышу собора, уничтоженную, наверное, в первые дни войны, заменил собой багровый шевелящийся купол, нечестивый союз плоти и железа. Подобная масса спускается вниз по стенам, покрывая их целиком, пульсирует, гонит нечестивую гниль по шлангам и трубам, с содроганием пропускает через себя к тому, что некогда было алтарем Триединого.
Алтарь, святая золотая пирамида, покрыт демонической сущностью целиком. Переплетение страдающей живой материи с проклятыми технологиями формирует некое подобие трона, окруженное вросшими в пол пародиями на коленопреклонных молельщиков. Слепые существа, некогда бывшие людьми, а теперь лишившиеся кожи и лиц, с ритмичным воем вздымают и опускают руки, усиливая работу омерзительных систем. Щелкают реле, выточенные из костей, мечутся стрелки из орошенного кровью железа. Жуткие символы на мониторах из демонического стекла - обсидиана - заставляют визуальные системы рябить при взгляде на них. Трон-машина трясется, испуская прерывистый гул и исходя черным дымом. Вы пришли в самый разгар чего-то непонятного, но, несомненно, абсолютно чудовищного.
Огромная техноеретическая тварь восседает на троне, соединившись с ним ворохом кабелей и шлангов. По форме напоминающая человека, всей сутью своей она ему противостоит. В три роста больше каждого из вас. Металлические руки и ноги усеяны теми же символами, что внушают отвращение на мониторах. Изъеденные язвами внутренности пульсируют там, где должен находиться живот. Лицо - мешанина шлангов и горящих огнем ненависти визоров.
Бывший барон Клаус фон Кигельбургер, а ныне демон Азазель, восседает перед вами.
- Вторжение. Остановить процедуру. - Щелкающий синтетический голос разносится по проклятому месту, глушат живые стены звук.
Оседают на пол несчастные "молящиеся", прекращают пульсацию стены, затихает ток жидкости в трубах. С лязгом и мерзким чавканьем демон поднимается с трона, оборачивается к вам.
- Уничтожить. Охранные системы прибудут через...
Машина замирает, дергается, будто в агонии.
- Нет! Я уничтожу их сам! - Тот же голос будто спорит сам с собой, но теперь он не столь ровен - в нем звучит ярость. - Дай мне убить их! Зачем мне сила, если я не могу наказать этих фанатиков сам?
Замирает колоссальная тварь. Пару секунд спустя выдает, вновь спокойно:
- Передаю контроль.
Выпрямляется с жутким хрустом. Отмечаете обилие оружейных систем на ее теле - пулеметы, лезвия, пилы, огнеметы и огромные когти. Дергаясь, Азазель начинает движение к вам.
- Сейчас вы увидите, слепцы, от чего отворачиваетесь! Сейчас вы узнаете! - Грохочет его голос. - Посмели придти сюда, здесь и сдохнете!

Загрузив вещи Хлои в машину Лео, двойка "уполномоченных помощников федерального маршалла" выдвинулась в сторону ближайшего аэровокзала Гудвотера. В центре города движение было медленное - пришлось немного и в пробках постоять. На дорогу ушло почти полчаса.

Северный аэровокзал Гудвотера представлял собой высокое, широкое здание с стеклянным куполом вместо крыши, разбитое на многочисленные терминалы. Ежеминутно аэробусы разных моделей пребывают и покидают его в разных направлениях - отдалённый шум реактивных двигателей не стихает ни на секунду. В отличии от космопорта взлётно-посадочной полосы тут не было - аэробусы приземляются на специальные площадки вырастающие из терминалов аэровокзала, поэтому здание находилось едва ли не в самом центре города.

Внутри не протолкнуться от спешащих по своим делам масс людей. Ларссону и Хлое пришлось постоять в очереди сначала к терминалу для регистрации, а затем почти тридцать минут потратить на оформление багажа - оружие, боеприпасы, спецсредства, медикаменты - практически на всё пришлось оформлять декларацию на перевозку. Впрочем, для сотрудников силовых ведомств процесс шёл по упрощённой схеме и, что самое главное, бесплатно - иначе бы Хлое и Лео пришлось бы отвалить крупную сумму за перевозку и страховку всего своего снаряжения.

Пока ждали рейса - Лео немного почитал про этот самый Кохассит. Город был далеко не выдающийся и раньше про него Ларссон ничего не слышал - максимум видел название пару раз. Что-то около 350 тысяч человек населения (забавно, но это почти ровно в 100 раз меньше чем в Гудвотере и пригородах), расположен почти в четырёх сотнях километров от моря, на пересечении двух линий монорельса. Городок довольно депрессивный - высокий уровень безработицы, сложная ситуация с преступностью. Существенная часть населения - работники местной промышленности с низким уровнем образования. Когда-то в городе был корпоративный Кохасситский Университет Энергетики при Ayase Corp, у которой в Кохассите была пара заводов производящих комплектующие термоядерных реакторов - однако во время Войны многих служащих Аясэ, этнических имперцев, интернировали в "лагеря временного содержания" за городом. Завод закрылся, а следом за ним и университет - мэр Тхалхаймер, сам откуда-то с Тары, желая получить себе очков в глазах планетарного и федерального правительств решил что для этого нет ничего лучше кроме как начать бороться с "тлетворным имперским влиянием". И борьба началась с жалобы на энергетический университет Ayase Corp в министерство образования. Вскоре университет лишили лицензии и закрыли. В результате Кохассит лишился единственного высшего образовательного учреждения, окончательно оформившись как дыра - молодые люди стараются бежать оттуда едва им стукнет 18. На "возрастно-половой пирамиде" Кохассита из галапедии это особенно хорошо заметно.

Единственное что радует в Кохассите - это погода. Сейчас там переменная облачность, 26 градусов тепла, лёгкий ветерок.

В конце концов время, обозначенное на посадочных талонах, настало. 14:30 - начало посадки на рейс. Хлоя и Лео взошли на борт длинного, похожего на стрелу аэробуса с вытянутыми к хвосту крыльями и крохотными передними крыльями у самого носа. Уселись на свои места...

...
..
.

Спустя три часа
К юго-западу от Кохассита

Лео и Хлоя стояли на холме, посреди полупустыни покрытой редкими клочками травы и кустарников весьма причудливых острых форм. Изредка тут и там виднелись тоненькие, кривые деревца с непропорционально широкими кронами. Вокруг были обильно рассыпаны тонущие в песках валуны - выступы какой-то вулканической породы, покрытые местными аштабульскими мхами или лишайниками. На горизонте терялась в дымке небольшая горная гряда. Высоко в небе - широкий, бледный блин Тары. Если в Гудвотере планета-компаньон наблюдалась практически у самого горизонта, то в Кохассите сейчас она висела неподвижно в небе примерно на высоте в половину от своего видимого радиуса. В полуденном свете на Таре можно было разглядеть несколько белых пятен циклонов. В нижней полусфере за облаками проглядывали кажущиеся серыми контуры северных побережий материка Земля Зеллнера.

"Меридиан" - а вернее то, что от него осталось - был метрах в двухстах вперёд, у основания холма. Корабль представлял собой довольно жалкое зрелище: перевёрнутый вверх дном корпус, обгоревший до угольно-чёрного цвета, многочисленные дымящиеся дыры в обшивке, разбросанные тут и там осколки. За кораблём тянулась борозда из вспаханного им грунта - глубиной метра четыре и длиной почти в сотню, а у самого носа образовалась довольно внушительная песчаная насыпь. Не смотря на редкий дым, валящий из нескольких дыр в обшивке - на почерневшем корпусе корабля сидело несколько похожих на ворон птиц.

Приближаясь к кораблю Лео вдруг почувствовал как будто мир немного потерял в красках, потускнел. Почти сразу понял что это от останков корабля веяло довольно жутким коктейлем из предсмертной агонии, ужаса, боли, и жара. По крайней мере Лео так чувствовал. На курсах по "теоретическим основам ЭСВ" в колледже рассказывали, что согласно современным представлениям существенной части учёных психическая активность мыслящих существ имеет свойство накапливаться на окружающем пространстве. Получается что-то вроде запаха, хотя учёные больше любят сравнение с радиоактивностью - "психические активное" существо излучает свои эмоции в окружающее пространство, оставляя в материи вокруг наведённую "психическую радиацию". Естественно, большинство ежедневных эмоций у 99% людей или ксеносов сохраняются в среде считанные минуты и практически неосязаемы, даже для экстрасенсов-мастеров. Однако особенно сильные эмоции вроде гнева, похоти, ревности - могут оставить свой след в окружающей среде надолго - часы, возможно даже сутки. Когда одни и те же эмоции испытывает большое количеством человек - психологический след в окружающем пространстве может оставаться многие годы. Так что Лео сейчас чувствовал отголоски тех эмоций, которые испытывали падающие с орбиты и заживо сгорающие внутри корабля люди.

На место падения двойку уполномоченных помощников привёз шериф Кохассита, Аттон Логхаус - он же сейчас стоял рядом, выйдя из своего пикапа, с ладонью на кобуре. Логхаус был довольно полным, с широкими щёками усатым мужиком где-то около шестидесяти, с лицом красного цвета и полностью лысой головой. На шерифе была полицейская форма со значком шерифа, кепи и тактический жилет - он не висел, а уже практически лежал на его пузе.

- Преступление на кончиках пальцев. Я не знаю что тут ещё сказать, пф... Я бы оценил его на 10 из 10 по моей личной шкале. Преступление года, как минимум. Уф... - Логхаус вытирал пот со лба платком. - Часть трупов уже вытащили из корабля. Кого-то уже даже опознали. Правда, наши судмедэксперты уехали сегодня утром. Работали всё воскресенье и всю ночь, а часов в семь утра свалили по домам. Остался только контейнер со статис-капсулами для останков и дежурный андроид.

Метрах в пятидесяти от корабля действительно был возведён небольшой городок: с десяток палаток, пара модульных быстровозводимых металлических бараков, дизель-генераторы тут и там, несколько полицейских джипов и фургонов. Народу почти не было - группа мужиков разгружает фуру с некими коробками в одну из палаток, да по периметру вокруг корабля тут и там стоят небольшие группы по двое-трое полицейских. При оружии и броне. А в воздухе над местом крушения кружат патрульные беспилотники. Шериф повёл Лео и Хлою вниз, к лагерю, продолжая рассказывать по дороге.

- На нижних палубах ещё что-то дымится, однако угрозы взрыва нет - все горючие жидкости уже детонировали при входе в атмосферу, скорее всего интерьер жилых отсеков для экипажа коптит, отбивается по эмоциям. Спасатели и пожарные туда ещё не добрались - слишком серьёзные повреждения внутри, никто не рискнул туда спустится пока. Надо корпус снаружи пропиливать. Но тут тоже проблема: циркулярки эту херь не берут - не одну сломали. Это ж военный корабль был когда-то. У него корпус попадание плазменной пушки выдержать может. Нужен лазерный резак, и мощный. А его нет. Хм.

Логхаус полуобернулся на Лео и Хлою.

- Могу показать вам вход внутрь корабля, если хотите.

Уриил приподнял забрало, открывая покрытое шрамами, потом и грязью лицо. Паладин улыбался, а добродушные голубые глаза смотрели на Симону. Уриил ободряюще, но легко похлопал госпитальера по плечу.
- Война тяжкая вещь и мы, как и все живые существа, совершаем ошибки, Симона. Когда я был таким молодым, как ты, каждым промах оставлял шрам на сердце. Каждый некропехотинец, которого должна была убить моя пуля, но не убивал, мог стать роком для меня или другого паладина. Это трудно не принимать близко к сердцу. Но мы паладины Триединого не потому, что мы никогда не ошибаемся, а потому что мы никогда не сдаемся и несем кару нашего Господа, что бы ни случилось. Подними голову, Симона де Винтер, ибо дух наш - сила наша!

"Радость Искупления"
ссылка
Ваше место базирования и один из Монастырей Ордена. Космический дредноут, миллиарды тонн стали и миллионы человек команды. Пять лет пути подошли к концу. Соден I. Вы у цели.
Тренировки, молитвы, тренировки. Сотни проверок. Тренировки и молитвы. Кончились. Сегодня ваш день, сегодня вы вышли на орбиту и десантируетесь для того, чтобы положить конец многолетней бойне. Совместная служба в общем храме, благословение Верховного Ментора. Освящение оружия. Ход по Коридору Возвышения, шепот молитв из бойниц в стенах.
Вы в десантном отсеке. Гудят напитываемые энергией катушки, пляшут по ним редкие искры, выхватывая из полутьмы ржавые стены. Бормотание закутанных в серое техномонахов, сладкий дым кадила, ровный свет сотен свечей.
- Вас телепортируют на передовые линии врага. - Вновь монотонно повторяет громада Техноепископа, осеняя вас треугольным знамением. - Одновременно начнется общая атака. Будьте готовы. Ни в коем случае не включайте визоры, пока не получите сигнал об окончании процедуры. Да, секунда промедления в бою может стоить жизни. Излишнее любопытство будет стоить души. Ждите сигнала.
Вы слышали эти инструкции тысячи раз. Послушно блокируете зрение, переводя акцент на остальные чувства. Нарастает гул, усиливается шепот из нахлынувшей беспросветной тьмы.
- Вы - отряд номер три, лучшие из лучших. Избранные, отмеченные священным числом. Победа ждет. Да благословит вас Триединый.
Шум превращается в грохот, в гром бури. Остальные звуки исчезают. Исчезают и ваши тела. Битва близка.

Межпространство

Для кого-то путешествие оказалось мгновенным, кто-то вынужден был провести в медитации несколько часов. Кто-то не почувствовал ничего, кому-то пришлось отгонять силой воли вой потусторонних сущностей и прикосновения живущих в межпространстве Демонов. Вы знали обо всех угрозах и были готовы к ним.

Соден I

Грохот врывается в слуховые системы. Выстрелы, крики, металлический звон и яростное уханье пушек. Ваши улучшенные и благословенные разумы мгновенно осознают происходящее вокруг, раньше, чем звучит свист сигнала в головах. Вот он, и тьма сменяется видимой картиной.
Зеленый туман ядовитого газа вокруг. Вы стоите в неглубокой, но идеально ровной воронке, черная земля в ней спеклась до состояния стекла. Бегают по краям желтые молнии - постэффект. Вокруг разбросаны ошметки тел и железа, багровая кровь устилает все склизким ковром. Удачный выход, вы уже открыли счет первым потерям извечного врага.
Перед вами траншея и их спины. Они стреляют куда-то вперед, в туман. Рокочет огнем обложенная мешками с песком автопушка, звенят падающие гильзы. Один оборачивается. Видите его в деталях. Порождение тьмы, мерзость.



- ANGRIFF! - Неестественно низким голосом ревет тварь. Вслед крику синхронно поворачиваются еще несколько, направляют на вас оружие.
Время действовать.

Крагг бросился на противника, нанося кинжалом удары ему в левую руку. Судя по всему, ему удалось пробить крупную артерию. Кровь хлынула по обмякшей конечности. "Волк" пытался еще несколько секунд сопротивляться с ножом в правой руке, но кровопотеря и общие повреждения организма, которые уже не могли замаскировать никакие наркотики, наконец, достигли критического уровня. Сделав последний взмах, наемник вяло пошатнулся и свалился под ноги "Одноглазому". Трубки на горле пульсировали, вкачивая все новые порции стимуляторов, но агонизирующее тело отвечало лишь резкими конвульсиями. Через пару секунд стихли и они.

Селена открыла огонь по последнему противнику на правом фланге, но промахнулась, очередь пуль просвистела над его головой. К счастью, ей удалось привлечь внимание противника на себя. Выживший СПОшник сам открыл огонь из автогана. Несколько пуль попали в голову наемнику и тот откинулся на спину и затих.

Пока Саммер метнулась в укрытие и перезаряжала гранатомет, Дакко открыл ураганный огонь по "Драгуну".

Настоящий шквал пуль бил и бил по монструозной конструкции, пули со звоном рикошетили от брони, но некоторые залетали в различные слабые или поврежденные места. На одной из конечностей был перебит какой-то внутренний трубопровод, и темная маслянистая жидкость начала струится по металлу. В другом месте попадание воспламенило скрытый баллон с газом и синие огоньки заплясали по поверхности.

- КРИТИЧЕС...КИЙ...УРОН...СИС...ТЕМ..А...ОХЛАЖДЕ...НИЯ...РЕАК...К...ТОРА....НЕИСПРА..В...

Человеческая фигура, соединенная с машиной множеством запрещенных и пугающих аугментация билась в судорогах, испытывая боль механизма как свою. Последний пароксизм заставил её скорчиться в позе эмбриона. Несколько пуль попали и в неё, но она уже не двигалась.

А потом "Драгун" взорвался.

Эффект был такой, будто кто-то сбросил бомбу прямо за фонтаном. Ослепительно яркий взрыв уничтожил заднюю стенку фонтана. Сидевшего там вражеского стрелка поджарило и завалило обломками. Осколки разбитых статуй нимф осыпали округу словно картечь.

Оставшийся последним наемник возле Крагга пригнулся и оглянулся назад.

- Периметр прорван, потери полные. Слава Тет...

Закончить ему не удалось. Раздался выстрел, и "Волк" рухнул на землю с дырой в голове.

Лейтенант Бронко опустил дымящийся ствол автопистолета.

Со свистом мины обрушились на пространство за фонтаном, перепахивая землю. Был ли там кто-то живой, отсюда было сказать трудно, но по крайней мере желание противника контратаковать явно было остужено.

Агенты Инквизиции и Ваксанидские Драгуны сидели в укрытии, дожидаясь конца обстрела. Наконец, свист и взрывы затихли.

Некогда вполне милый, хотя и немного запущенный парк превратился в опустошенное поле боя, по степени разрушений напоминающие худшие побоища Махарианского Крестового Похода.

Фонтан был уничтожен почти полностью взрывом "Драгуна" и обстрелом, оставив вместо себя гору разбитого мрамора. Живые изгороди были искромсаны пулями и гранатами, выжжены лазерными лучами. Земля вскопана следами от взрывов. Мертвые тела наемников и Драгун лежали здесь и там, окровавленные или обожженые.

Пороховая дымка стелилась по земле, в воздухе витал мерзкий но хорошо знакомый кислотный запах фицелина, смешивающийся с оттенками крови и горелого человеческого мяса. Аромат, способный вызвать рвоту у мирного человека. Таковых, впрочем, здесь не было.

- Это капитан Маллори, доложите обстановку - раздалось по каналу связи СПО.

- Мы сделали их - уставшим голосом сообщил лейтенант Бронко - все висело на волоске, но Агенты Трона сумели вытащить наши задницы из огня. Без них нам была бы крышка. Что же это за дрянь такая? Если это наемники каких-то богатых аристократов, то я техножрец.
- Комиссар Чаши Бруциус. Потери тяжелые, контр-атака противника остановлена.
(голос радиста) - Все еще нет связи с третьим взводом.
- Принято. Агенты Инквизиции? Леди Селена? Мне нужно с вами поговорить. Лично. Рандеву у выхода из парка перед входом в поместье. Путь вперед должен быть чист. Комиссар, продвигайтесь вместе со своими силами туда же.
- Так точно.

Выжившие СПОшники сгруппировались возле Бронко, с опаской изучая трупы.

Это было так странно, что Эбони только сейчас прекратила бессмысленные попытки — будто сигналы, посылаемые её мозгом рукам и ногам, вернулись назад в смущённой растерянности. Это как проснуться, отлежав себе руку, и... нет. Нечувствительная рука всё ещё подчиняется твоему движению, неприятно чужая, вялой рыбой переваливается на другую сторону кровати... здесь было не так. Совсем не так.

Говорят, по укурке некоторые забывают, как дышать. Эбони не пробовала — но вдруг поняла, каково это. "Не паникуй," — сказала она себе. Наверняка она лежит сейчас на полу, с вырубленной электроникой, и вот-вот техник Смит выдернет её обратно. Затем Саммер подумала, какая нахрен разница, паникуй сколько влезет. И снова недоумённая пустота. Ни сжимающихся внутренностей, ни напряжённых мышц, ни дрожи в подбородке. Неужели ей нужно тело, чтобы предаться панике? Как это делают аватары? Она не могла вспомнить.

Но ведь если у её аватара перегорела электроника, то она сейчас вовсе и не в Хауресе, она в... как его?.. Форте Охуенном, в своём кресле, в своём теле? Нелепая мысль. Понятие места здесь (здесь?) теряло смысл.

Понятие времени здесь теряло смысл.

И вот тогда Эбони стало действительно страшно. Того, что время остановилось. Того, что всё это одна и та же застрявшая секунда, в которой ей придётся провести целую вечность, прежде чем наступит следующая, а потом ещё одну — целую череду отчаянных беспомощных одиноких вечностей, прежде чем техник Смит дослушает анекдот и обернётся на экран.

- Так точно, мутсера, перевожу данные о курсе на ваш терминал. Обращаю внимание на то, что окно для оптимального пуска продлится не более двух минут.

Г'ишшо, одетый в скафандр A87M модель Х'Т, сидел в кресле не модели Х'Т (Ха'Тширров в ВКС Федерации служило не настолько много для выпуска своей модели кресел), но достаточно адаптированном под его телесные нужды за бутылку "Догмановки" флотскими техниками. Кресло было большое, чтобы уместить его почти двухметровую фигуру, с изогнутой спинкой и прорезью для хвоста, облаченного в чехол скафандра. Хвост был аккуратно свернут кольцами и закреплен изолентой, чтобы не натворить дел в отсутствии гравитации.

Он издавал тихий шум, едва слышный для человеческого уха, но хорошо различимый Ха'Тширрами. Это была специальная мантра, полу-напевание полу-урчание, которому обучали жрецы богини Тширр с целью обрести спокойствие духа перед боем.

Делал он это, для того чтобы избавить исполнение своих обязанностей от каких-либо неточностей. Долг есть долг, перед кланом или нет. Он не испытывал особых эмоциональных переживаний по поводу происходящего, хотя отдавал себе отчет, что люди могут переживать от мысли о соучастии в массовом убийстве своих сородичей. Г'ишшо достаточно долго прожил среди людей, чтобы не считать их смерти не имеющими никакого значения, дело тут было в другом. Просто Ха'Тширр - очень древняя раса, пережившая тысячи лет войн, поражений, трагедий, поэтому участие в убийстве во имя выживания въелось в их плоть и кровь.

Ему вспомнилась легенда из древней истории, которую рассказывал учитель выводку клана. Во время войны против Дун'Мо, вождь клана обратился к Богине, плача о том, что ему придется поднять свой меч против своих же возлюбленных сородичей, зараженных паразитами. Он взмолил её о пути, который позволил бы спасить их жизни. В ответ Тширр явилась ему и сказала о том, что его роль воина требует от него встать на защиту клана, о том, что нити их в жизни лежат не в его руках, и обрывая их он всего лишь исполняет свое предназначение. Наконец, он явилась ему в образе Разрушающего Времени, уничтожающего вся и все. "Из всех орд, что собрали Змеи Пустоты, ни один не доживет до рассвета".

Говорят в одной из религий людей есть похожая легенда.

Сейчас они станут одним из воплощений сияния Богини. Пусть он не совершит сам акт, но он, единственный из Её последователей здесь, направит их путь, что символично.

Г'ишшо начал стучать когтями по клавиатуре, передавая маршрут.

Следующие несколько секунд прошли для Саммер как дурной сон — липкие, тягучие, как будто не вполне настоящие, едва она поняла, что только что сделала. Все слова о цене, о последствиях, о защите общества, это придёт позже. Сейчас девушка просто замерла, будто боялась пошевелиться, будто любое её действие подтвердит право этой реальности на существование.

Потом кто-то другой подумал, что надо доложить Свэтбэку, и она уже почти начала рапорт, когда услышала кашель. Ребёнок был жив.

Всё ещё не вполне отдавая себе отчёт, Эбони сделала шаг в направлении машины, и пошла, почти сразу переходя на бег, всё ещё не выпуская из рук винтовки — и даже не вспоминая о ней.

Откровенно говоря, подписывая контракт с DEA, Роберт ожидал чего-то… иного. Рейдов по притонам, захватов наркодилеров, уничтожения складов наркотиков. Кто же, как говорится, знал, что однажды для этого придется использовать практически ничем не отличающиеся от армейских, броневики, да ещё и запрашивать помощь SAS и планировать десант на аэродром. А если вспомнить, что всё это ещё и происходило не в какой-нибудь дерьмовой стране с названием на «-стан», а прямо на Острове… Роберт не был ярым патриотом, даже в выборах участвовал постольку-поскольку, а службу что в армии, что в DEA воспринимал больше как работу за деньги, чем гражданский долг. Но такого для своей страны он не хотел всё равно. И был готов побиться об заклад, что «бобби» думали о чём-то схожем.

Темнота, разгоняемая фарами бронемашин, несомая ветром стылая морось. Дерьмовый денек, каких у «старой доброй Англии» — одиннадцать на дюжину. Однако, скоро ему предстояло стать ещё дерьмовее.
Приказ о проверке систем и подготовке к бою, Роберт воспринял с радостью. Экзоскелет — приводы норма, питание норма, гидравлика норма. Быстро проверив средства связи и опознавания, он прогнал режимы оптики и остановившись на ночном канале, занялся оружием. Пистолет, карабин, боеприпасы, спецсредства — норма. Всё на своих местах, готово к бою. Следом настал черед винтовки. Команда на включение смартгана, череда полупрозрачных транспарантов и пиктограмм, сигнализирующих об успешном прохождении этапов проверки работоспособности элементов системы. Через секунду в поле зрения возникла прицельная марка, подгрузилась баллистическая сетка — и Прайс, сняв винтовку с предохранителя, дослал патрон в патронник и перещелкнул переводчик на автоматический огонь.

Оружейный комп, распознав тип заряженного боеприпаса, режим огня и сняв показания с метеомодуля, наложил на сетку эллипс вероятного рассеивания. Улыбнувшись, Роберт активировал режим визуального распознавания целей и активную смарт-блокировку автоматики. Теперь, система наведения будет получать данные с оптики в смартгане и «Аватаре» и проводить опознание и селекцию целей при помощи интегрированного шлемного модуля с АR-наложением сигналов IFF-транспондеров. А блокировка автоматики позволит винтовке даже при зажатом спуске выстрелить только тогда, когда ЛЦУ, а значит и ствол, будут направлены на объект, опознанный как цель. Для подавления огнем есть «бобби» и Волконский со своим пулеметом, а он пока поработает адресно.
— Ну что, поехали, — пробормотал Роберт, удостоверившись, что не поставил рацию на передачу.

И они поехали. Точнее, поехали броневики, а они пошли-побежали за ними. А уж когда началась стрельба… Всё происходящие напомнило ему записи операций русского spetsnazа на рубеже первого-второго десятилетия, которые им показывали в учебке. Все тогда ещё шутили про «CQB по-русски: долбануть термобаром, причесать зону пушками броневиков и гранатометами, дождаться, пока догорит и собрать оружие с трупов». Теперь он поймал себя на мысли, что сам бы не отказался от русского реактивного огнемета, а желательно и от двух. Но — подозреваемые, улики… Нет в жизни счастья.
На пути к зданиям он не стрелял — сасовцы и снайперы вполне справлялись со своей задачей. В это «вполне» даже укладывался признанный их взводным проёб с автоматчиком, один черт, броневик всё стерпит.
— Понял тебя, — ответил Прайс командиру броневика, походя удивившись, зачем так орать. Вообразил себя за рычагами «Крусейдера» или «Шермана» с соответствующей рацией, не иначе.
— Дельта, заходим по вспышке, работаем осторожно, на рожон не лезем. При наличии возможности, иммобилизуем подозреваемых, при отсутствии — огонь на поражение по собственному усмотрению. Первая пинта всем сегодня с меня.
Пять метров до пролома, куда там шекспировскому Генриху Пятому. Левая рука покидает цевье, мгновенно срывает со снаряжения светошумовую гранату. Треск пластикового колпачка, щелчок чеки.
— Вспышка! — и продолговатый цилиндр отправляется в полет, а сам Роберт, снова взяв винтовку наизготовку, чуть смещается в сторону, чтобы по максимуму прикрыться щитом МакКаллина. Вот теперь точно поехали. Внешние динамики на полную...
— Всем на пол, работает DEA! Бросить оружие, лечь на пол, руки за голову!

      «Путешествие к северным берегам содержит немного удобства. Большак пуст, а ветра холодны. Народ неприветен и груб. Проживает в христианской вере немало финнов, эстов и всех других. Городов и селений в привычном понимании [они] не строят, живут лесом и безмерно далеки от всего, что нам кажется высоким и гуманным».
      — Адам Олеарий, путешественник и писатель.


00: ПРОЛОГ


      Склонившись над серыми от сырости листами, горный инженер Фриц Дортмунд быстро готовил письмо, не глядя окуная выщербленное перо в походную чернильницу. Нервные руки молодого человека метались по бумаге с проворством охотничьих кречетов, выдавая в неопрятном, бледном, поросшем до самых глаз бородой инженере обладателя блестящего реального образования. Выводимые чёрной тушью слова ложились на неё, следуя законам прихотливой грамматики своего времени:

      «Писано в день двадцатый июня года одна тысяча семьсот пятого.

      Милостивая Ваша светлость! Того дня, июня двенадцатого, а после шестнадцатого, взято нами ещё сорок два золотых листа. Листы сии назначены к отправленью и справно высланы в день девятнадцатый, в чём росписью сознаёмся мы, Ф. Дортмунд, и караульный начальник Г. Бюлле. Помянутый груз последует до Вашей милости экспедицией при двух повозках, к каковым в ответе приставлен…»

      Сухой трескучий выстрел прокатился над холмами, заставив инженера вздёрнуть голову. Вскочив, он боязливо подобрался к окну временной землянки и отдёрнул три слоя рогожи, сшитые между собой на манер бычьих пузырей, чтобы лучше хранить тепло. Несмотря на то, что окном лукаво называлась всего лишь узкая щель в брёвнах, наваленных под скатами крыши, по утрам обитатели землянки просыпались от пробирающего до костей мороза. Когда они впервые пришли сюда, не было предела удивлению рабочих при виде того, как лопаты отказывались грызть схваченную каменной стужей землю. А ведь экспедицию снабдили железным инструментом производства новейшей литейной фактории!

      Но сейчас герр Дортмунд дрожал совсем не от холода. С видом человека, добровольно сунувшего голову в печь, он тревожно оглядывал таёжное мелколесье, подбиравшееся к холмам как волосы к фатовской лысине. Инженер с болезненной тщательностью всматривался в шумящую пену крыжовников и голубики, в тень среди елей и сосен, но не видел ничего, кроме других холмов, таких же пологих, невзрачных и стылых. Острозубые каменные отвалы чередовались с земляными склонами, по которым ползли к вершинам сухие кустарники и карликовые деревца, изуродованные борьбой с пустым небом и с промерзающей до минеральных горизонтов почвой. Однако Фриц Дортмунд интересовался совсем не красотами северной природы, а тщетно выискивал признаки жизни и движения. В течение его недолгого дозора новых выстрелов не звучало, и определить их направление Фриц не смог, еле заметно покачав головой. Вернувшись к письму, инженер долгое время смотрел на него, будто упражняя месмерический взор, а потом тяжелой походкой вернулся за грубо сколоченные доски.

      Оставив бухгалтерскую опись на середине, Дортмунд решительно отчеркнул новый абзац, брызгая чернилами по странице. Округлый почерк сбился, обрастая ненужными изъянами и помарками, но Фриц не претендовал на состязание с каллиграфической комиссией при родном Геологическом училище. Торопясь, он старался уместить на двух куцых листах всё, что произошло с той поры, когда на улыбчивом лице местного проводника расцвела многообещающая ухмылка.

      Через шестую долю свечи, при которой работал инженер, в безбрежном небе растаял отзвук второго выстрела. Эхо повторяло одинокий хлопок, пока не выдохлось и не утихло, а несчастный геолог выпрямился на стуле, отчего-то потеряв способность шевелиться. Всё, что было и осталось в нём от человека, гордо ступившего в северные леса с весенней оттепелью, обратилось к надежде. Но тянулись минуты, а свеча, налепленная на угол столешницы, всё ниже клонилась к озеру натёкшего жёлтого воска. Не звучал задорный голос охотничьего рожка, не раздавался знакомый лихой посвист. Слушая воцарившуюся среди холмов тишину, Фриц Дортмунд понял, что в его экспедиции больше не осталось вооружённых людей. Закрыв глаза, он считал удары сердца в ожидании неминуемого. И неминуемое настало с той неотвратимой данностью, с какой следует за отливом прилив.

      С той поры минуло сто пять лет.


01: ОГОНЬ В ТЕМНОТЕ


      К ужину выходили при полном параде.

      Эта традиция родилась из тех двух причин, по которым рождаются все глупые и бессмысленные обряды. В монотонной череде дней человеческий разум отчаянно искал отличие, как голодный карельский медведь бросаясь на любую кроху того, что в обстановке естественной городской жизни не счёл бы достойным внимания. Так, например, ежевечерний ужин обратился ритуалом не оттого, что нёс в себе оттенок торжественности. Наоборот, одиннадцать измученных севером человек, уже уставшие от лиц друг друга, встречались за ним, чтобы в сотый раз обменяться уже слышанными новостями или вслух зачитать свежие, заранее зная ремарки друг друга. Но обязанность готовиться к нему с тщательностью лейб-гусара перед праздничным смотром подспудно заставляла ощущать трапезу как нечто особенное: нечто такое, чем стоило бы гордиться и для чего застёгивались многочисленные и неудобные пуговицы на сорочках с жилетами. Как по мановению волшебного жезла, сами собой расправлялись плечи и тускнело ощущение ущербности общества, чья культурная парадигма дошла до того, что наделила обыкновенную еду церемониальным статусом. Всё это составляло первую причину. А во-вторых, ужин и подготовка к нему попросту убивали время.

      Время, пожалуй, стоило бы назвать самым страшным врагом для морского форта «Герцог Гленн». Время тянулось над его батареями как череда сизых морских туч, чьи жирные бока несподручно заколоть штыком или прострелить навылет. Такой враг не мог быть убит. Коварный, сильный в кажущейся слабости, он штурмовал укрепления, выстроенные для другой войны и других натисков. Он отравлял воздух, пахнущий солью и тиной. Крики морских чаек, пикирующих на тёмные от дождей парапеты, больно резали уши, а пшеничные галеты теряли вкус. Время разило безотказно, расправляя стальные крылья как бессмертный ангел, не способный щадить. И какие бы ухищрения не выдумывал гибкий в умении адаптироваться разум человека, с каждым прожитым месяцем стены каменной клетки надвигались всё теснее. Оборачиваясь назад, недавний юноша с удивлением видел себя прежнего, ступающего на блестящие глыбы причала с по-глупому восторженной улыбкой, и удивлялся — как? Как всё могло измениться столь незаметно и бесповоротно?

      Приезд на уединённую морскую батарею поражал до глубины души. В первые недели панорама, развернувшаяся перед непривычными глазами, часами восхищала тех, кто только-только приноравливался к своей новой роли. Казалось, что от самых твоих ног и до невообразимо далёкого горизонта развернулся ковёр из серого мрамора, тут и там отмеченный дремучими барханами волн. Море, великое и всемогущее, содрогалось в своём вечном беге — оно казалось исполинской равниной, засеянной зерном, что дрожит и темнеет в ветреные дни. Но только ковёр золотых колосьев сменил ковёр иной: и о, каким он был! Не хватало ни мыслей в голове, ни слов на губах, чтобы подобрать определение, достойное грандиозного величия севера. Леденящий сапфир? Изумруд, не ведавший руки ювелира. Нет — пошлыми, простыми казались эпитеты, которые в гимназические годы заставляли возбуждённо румяниться щёки. При виде холодной красоты океана из глубин сознания поднималось ошеломляющее чувство чего-то монументального, прекрасного и беспощадного одновременно. Защитный форт обращался могучей крепостью из тех, о которых пишут в сказках, а его чёрные стены — непреодолимым бастионом, который даже море не в силах покорить. Офицеры, облачённые в ореол римских оракулов, казались непогрешимыми и мудрыми, а долг, порученный самодержавным цезарем, заставлял ноги подгибаться в трепете.

      Стоя на открытых площадках башен и держа рвущуюся с головы треуголку, новый военнослужащий осознавал себя и королём, и пленником этого удалённого, потерянного на окраине карт гарнизона. Открытый морской простор обнимал его, насылая свирепый ветер и жалящий непривычную кожу дождь, который в минуты штормов хлестал землю и воду с огромной свирепостью. Под хмурыми тучами раскатывался низкий гром, а молнии ударяли в едва различимую полоску земли так далеко отсюда, что лучше бы её вовсе не было. Скалистые гребни восточных холмов никогда не знали ноги человека. Их присутствие не внушало уверенность, а дарило безотчётный страх — понимание, что нигде в этой северной земле нет другого очага, нет человеческой жизни, нет городов и шумных улиц. Только хвойная тайга, охраняющая болотистые берега реки Нойштрем. Кто бы знал, в каком месте берёт начала река, которая тянулась в самое сердце земель Пальмиры.

      Река и найденные в восточных холмах соляные залежи оставались единственной причиной, по которой много десятилетий назад король Петер, отец короля Генриха, отца короля Иоанна, отца нынешнего короля Александра (да славятся его дни) повелел возвести форт, насыпав острова на дне безымянного залива. Среди лесов к западу от морских батарей лежала бухта святого Варфоломея, узкий и глубокий фьорд, глубоко врезавшийся в сушу. Возможно, в те далёкие дни король-реформатор желал превратить его в гавань для новосозданного северного флота — но потом, уже при его сыне, стало очевидным, что деревянные корпуса судов неспособны выдержать гнёт многолетних паковых льдов в открытом полярном море, а летняя торговля вполне может обойтись без перевалочной базы. Проекты гавани и соляных копей похоронили в пыльной могиле Королевского архива, а форты, в которые было вложено столько времени и сил, остались. По всей видимости, навсегда.

      Людвиг фон Вартенбург

      В день, когда Людвиг фон Вартенбург впервые увидел кирпичную сырость плаца, сердце рассказало ему о печальной судьбе. Усилие железной воли легко справилось с меланхоличной ноткой между строк нового назначения, но с тех пор минули не дни — минули три долгих года, за которые Людвиг трижды видел смену гарнизонов, но каждый раз оставался. Мог ли он сам объяснить себе, почему? Хитрые армейские крючкотворы позаботились о том, чтобы до минимума сократить издержки на дальний рубеж. Тогда как в боевых частях в каждую батарею был бы назначен командиром подполковник, «Герцог Гленн» обошёлся майорами, имевшими восьмой разряд содержания по Табели о рангах вместо седьмого. Будь одутловатый, толстый и совершенно безвольный Йоахим Руттергейм не премьер-майором, а подполковником... в эту самую секунду Людвиг фон Вартенбург понимал, что ничего бы не изменилось. И ностальгия возвращалась к нему.

      Если Людвиг, как казалось ему самому, с каждым годом лишь становился сильнее, то премьер-майор Руттергейм страдал всё большей близорукостью, и физической, и политической. За три долгих года фон Вартенбург не упомнил бы сходу ни одного случая, когда непосредственный начальник батареи лично отправлялся инспектировать арсенал и казармы. Низенький, несчастный и толстый, премьер-майор Йоахим Руттергейм выглядел паркетным генералом, картинно восседающим на белоснежном коне и озирающим своё воинство невидящим взглядом. За ужинами, бывало, премьер-майор ворчливо осведомлялся: хорошо ли всё, не учинить ли инспекцию, а потом умиротворённо ворчал, погружаясь в кресло с рюмкой бренди, когда капитаны на все лады заверяли его, что «сделаем, проверим, выполним». Нет, премьер-майор не был плохим человеком. Наоборот, он любил своих людей, целиком и во всём на них полагаясь — пожалуй, слишком даже во всём. В другие дни, когда в прострации созерцающему горизонт Руттергейму докладывали (смягчая выражения и тон) о неурядицах или перебоях в снабжении, премьер-майор — тут стоило отдать ему должное — храбро морщил усы и вопрошал, может ли он что-нибудь исправить и с кем ему для этого надо говорить. Капитаны переглядывались и просили письма или полномочия, которые исправно выдавались и подписывались почти не глядя. Возможно, захоти секунд-майор Людвиг фон Вартенбург сместить своего начальника, у него получилось бы это без особого труда. С другой стороны, это смещение не изменило бы ровным счётом ничего, поскольку даже комнаты и жалования у майоров различались от силы на десять квадратных дюймов и золотых марок соответственно. Фон Вартенбург хорошо понимал, с кого берёт пример премьер — с непосредственного начальства, поскольку иных духовных родителей в округе не сыскалось бы даже с астрономическим телескопом. Полковник Вукорский, почти точная копия их премьера, только сидящая в кресле повыше и форте побольше, мало чем отличался, по сообщениям сослуживцев и докладам унтеров, от своего аналога на батарее номер три.

      С другой стороны, медаль «За апатию» сияла с обеих сторон: по сути, не было над батареей другого начальства, чем объединённый штаб офицеров под дружно признаваемым водительством секунд-майора. Никто не проверял и не контролировал их деятельность, требуя в обмен лишь чинного соблюдения устоев и порядков, а также изрядной продолжительности бесед (к старости премьер увлёкся философией, чем не давал никому покоя). Пожалуй, ближе всего секунд-майор сошёлся с адъютантом: вице-фельдфебелем Берном из числа мещанских детей. Как руке нужны пальцы, так отцы-командиры нуждаются в молодых ногах, которые готовы сновать туда и обратно, исполняя распоряжения таким волшебным образом, чтобы утренний приказ к вечеру оборачивался само собой разумеющимся докладом об успехе. Вице-фельдфебель, кажется, был создан специально для того, чтобы безропотно выносить крутой нрав фон Вартенбурга, усердно пучить глаза и отдавать распоряжения тогда, когда замолкал Людвиг.

      В этом естественном балансе офицерская компания нашла гармонию, собираясь то в небольшой гарнизонной библиотеке, то в обеденной зале и просто дожидаясь, когда очередная ненастная зима кончится и можно станет в очередной раз задуматься о возвращении на большую землю. Задумывался ли Людвиг?

      Но сегодня, против обыкновения, ужин был объявлен в пять часов пополудни, и требовалось прикладывать огромные волевые усилия, чтобы не начать анализировать этот сбой в распорядке с маниакальной пристрастностью, выдающей подступающее безумие. Загадочно жмуря глаза, Йоахим Руттергейм восседал во главе длинного лакированного стола, накрытого алой скатертью. За спинкой его широкого кресла полыхал огонь в камине, разбрасывая под кирпичными сводами рыжие тени. Высокие свечи в массивных медных канделябрах мерцали в унисон, отражаясь в гранях столовых приборов и фаянсе дорогих сервизов. Кларет уже шёл по рукам, не дожидаясь первой перемены, а через узкую громыхающую дверь то и дело втискивались новые офицеры. Они сметали с рукавов и плеч снежный порошок, вешая шинели на корону из оленьих рогов у входа. Безмолвный денщик — солдатик по имени Мартин с далеко выступающими скулами — принимал перчатки, шарфы и уборы. За окнами давно уже сгустилась ночь. Восседая по правую руку от Руттергейма, Людвиг в тысячный раз оглядывал лица собравшихся, непроизвольно подмечая до неровный контур бакенбард, то помятый воротник, то небрежно пристёгнутую запонку. Единственный из всех, не считая своего верного фельдфебеля Берна, секунд-майор имел себя и гардероб в близком к идеальному состоянии. В настолько близком, насколько этого можно было достичь с одним тазом горячей воды в день.

      Справа от Людвига, занимая всю правую сторону стола, в рядок сидели четыре капитана: капитан Гроссер, начальник караульной службы и заведующий боевым распорядком; капитан от артиллерии фон Мак, командир артиллеристов; штабс-капитан каптенармус Лехаим Нильсен, которого солдаты за глаза дразнили Вашим еврейством, а он обижался; и, наконец, тихий и невзрачный штабс-капитан Леопольд Крамм — гарнизонный врач и самый, пожалуй, уважаемый человек среди прочего офицерства. Сейчас Крамм, блестя пенсне, как раз откупоривал пузатый кларет, отпуская дежурную шутку:

      — Уже темень на дворе, надо подкрепить организм.

      — Вы, дорогой мой, зарядкой бы организм подкрепляли, —ехидно заметил Гроссер. — Давно я вас, знаете ли, не имел удовольствия там замечать.

      — Желаете видеть меня чаще — так я всегда для вас готов. На стол — и вперёд.

      Индендант, вахтмейстер Шульц, фыркнул в тарелку, но ничего не сказал — он чрезвычайно стеснялся невеликого звания, а ещё и того, что сидел аккурат напротив импозантного герра фон Вартенбурга. Премьер-майор тоже хранил загадочное молчание, наблюдая за шутливой перепалкой и оглаживая в толстых ладонях газету, прибывшую со вчерашней лодкой. Несчастная газета, доставлявшаяся в одном экземпляре раз в три недели, а то и реже, ходила по рукам до самого следующего визита лодочника и всегда служила лакомым источником застольных новостей.

      — Где же Зельде, господа? — поинтересовался фон Мак, жестом предлагая налить вино в кубок Людвига. — Как верно заметила наша медицина, уже темень. Или без него начнём?

      Дитрих Хайнц

      Вице-фельдфебель Зельде, начальник сигнальной службы, в этот самый момент пытался поднять воротник шинели, спасаясь от свистящего как польский атаман ветра. Стоя на вершине первой орудийной башни, он смотрел в голодную ночь, швыряющую навстречу комья холодного снега, и ждал, пока тщедушный солдат, уставший от многочасового дозора, подготовит большой сигнальный фонарь с разноцветными стёклами и специальными заслонками, похожий на подвесной самовар. Этого солдата звали Дитрих Хайнц.

      В ноябре, на пятом месяце своей службы на морской батарее, гренадёр Дитрих Хайнц открыл для себя, как плохо именитая английская шерсть защищает от холода и снежного дождя. Под мокрым снегом шинель быстро накапливала сырость, из сухой и тёплой защиты превращаясь в ледяную коросту, неприятно налипавшую на суконный мундир под ней. Руки сотрясала неуёмная дрожь, и даже в рукавицах, пошитых мехом внутрь, почти не чувствовались пальцы. Замотанный в свитера и шарфы до самых глаз, юноша поднимал из большого сундука фонарь, оскальзываясь на ведущей к площадке винтовой лестнице.

      Тот вид, что в ясные летние дни поражал хрустальным сиянием нерукотворного совершенства, вселял ужас ноябрьской ночью. Казалось, что исполинские ножницы в руке Господа вырезали остров и батарею из привычных очертаний мира и поместили в космическое ничто, о котором много читал его отец — там, дома, в уютной и тёплой Пальмире. Чернота растекалась как огромная лужа из земляного масла, затопляя всё — контуры причала внизу, мощные контрфорсы гранитной стены и даже фундамент внизу. Выглядывая через парапет, Дитрих не видел внизу два уровня плаца, лестницы и здания казарм. Он видел плещущееся у самых глаз чёрное-чёрное море, где жили только ветер и снег. Возможно, в таком мире приходится жить слепым.

      И только одно спасало его в долгие дежурные ночи. Цепочка огней, растянувшаяся в эфемерной пустоте: два справа, где стояли батареи один и два, и два слева — маяки на батареях четыре и пять. Крохотные точки размером с бисерину в мелком шитье, они мигали и вздрагивали, регулярно сдуваемые порывами ветра, хотя на самом деле мощный костёр высотой в половину человеческого роста горел в крытом чугунном котле круглые сутки, пожирая прорву драгоценного угля.

      — Хайнц! — крикнул Зельде — Ну же, скорей! Поднимайте фонарь! Раз-два-три, раз-два-три... бр-р-р...

      Карл Бахман

      Фельдфебель Франц Вебер считал, что со взводом ему повезло — недаром в его подчинении находились солдаты, а не артиллеристы. Взять хотя бы Дитриха — смирный, тихий, слова поперёк не скажет. Глядят глаза, наглядеться не могут, чтоб их. Или гренадёр Кройце — сам, представьте себе, вызвался собаку кормить. Сам, никто его палкой не выгонял. И что теперь? Будь то ветер или снег, исправно выносит бродяге еду. Его и проверять не нужно: что ни скажешь, всё сделает. Другие, конечно, не такие молодцы, но друг друга стоят. И друг за друга горой, а это и командиру важно. С самого апреля, дай Бог памяти, три выговора за картишки да двадцать палок одному умнику. За пьяную ссору, если память не подводила фельдфебеля. Одно слово — солдаты. Обученные, дисциплинированные, состоящие на немалом жаловании, а кто-то и войну повидавший. Держатся вместе, командиру не перечат, в упражнениях и атлетике всегда первые. Хороший взвод. Повезло ему.

      Да, противодесантный взвод третьей морской батареи целиком состоял из солдат федеральной армии. И командовал им опытный ефрейтор из ветеранов по фамилии Бахман. В то же время остальные четыре комплектовались канонирами, а в орудийную обслугу — не зря шутки шутят — набирали самых тупых. Тупых и здоровых. Так обстояло дело и в этом случае, пусть от «случая» до ближайшего рекрутского пункта лежали полтысячи миль расстояния. Канониры усердно лупали глазами, сталкивались друг с другом лбами, дрались и воровали еду. На них регулярно приходилось орать, причём иногда слушали они только фельдфебеля, а не своих ефрейторов. С одной стороны, объяснялся этот феномен очень просто: Военный устав требовал от них очень простого набора действий, с которым справился бы осёл. Наводка орудия заключалась в том, что четверо тянули цепи, поворачивая лафет, или крутили рычаг, поднимая и опуская прицел, а наводчик отдавал им команды, запрещая думать. При таком раскладе мозги не к чему. Разумеется, мозги должны были быть у наводчика — и, тут фельдфебель соглашался сам с собой, канониры-наводчики своё дело знали, но таких на пятьдесят человек имелось всего восемь. Восемь! Против тридцати двух дуболомов, от которых, если ефрейтора с палкой не приставить, толку не добьёшься. За этим и гоняли их по плацу почём зря, чтобы если не мытьём, так катанием вколотить в их деревянные головы, как ружьё снаряжать и с какой стороны щёки мылить.

      Франц Вебер знавал одного кирасира, от которого унаследовал зубодробительную присказку: «Среди сортов каберне тоже разбираться надо». И тот кирасир, давно сгинувший невесть где, не мог даже догадываться, насколько к месту придётся его полупьяный совет. Дело в том, что канониры делились на две касты: отвратительную и худшую. Первую в их среде составляли коренные пальмирцы, которые как минимум были обучены началам грамоты и могли отличить порох от гуталина. Вторую касту тянуло назвать диаспорой, потому что жили в ней всякие там Куппери и Лаппери. Эти полудикие рыжеволосые ублюдки набирались из финского населения на севере и, чтобы не швырять их через всю Пальмирскую федерацию, отправлялись служить по месту набора. Из них, как сходились в мыслях фельдфебель и ефрейтор, родоплеменной строй не выбивался даже палкой: уроды шептали всё по-своему и мстительно сверкали глазами, когда получали трудовую разнарядку вне, так сказать, справедливой очереди.

      Ефрейтор Бахман, не будучи дураком и вовремя ощутив напряжение многоопытной солдатской шкурой, пошёл к Веберу с жалобой. После долгого обсуждения Франц решил, что ломать Куппери и Лаппери окончательно нельзя. Они, на просвещённый взгляд фельдфебеля Вебера, тупостью соперничали с баранами, а бараны смерти не боятся. Могут взбунтоваться, а их тут человек двадцать будет. Взамен выделили среди финнов главного — наименее дикого и самого старшего по возрасту, именем Юхи Лайкинен, и поставили его ефрейтором. К июню все вопросы, касающиеся национального единства, решались через него, и этот механизм наконец-то заработал: утренние поверки проходили без мрачных рож, а интендант перестал прятать ключи от арсенала под подушкой.

      Офицерам об этом происшествии не докладывали.

- Отставить продвижение, 4-2. Я сейчас получаю указания от командира роты, пока закрепитесь на позиции и ожидайте инструкций. Норманн - двигай на соединение с Аббасом и ожидай вместе с ним.
Ответ командира противотанкового отделения не заставил себя ждать.
- Поняла.

Мэнли, Девис и Хопкинс, а затем и подоспевший к ним на помощь сержант Аббас, словно студенты-ксеноархеологи на вылете в далёкую звёздную систему, занимаются раскопками. Только откапывают они не артефакты какой-нибудь исчезнувшей миллионы лет назад цивилизации или древние Ха'Тширрские звёздные карты, а Эдгара Райза. Раскопки проходят успешно - мебель, булыжники и всякий утиль уходят в сторону, а прижавшая Эдгара бетонная плита, совместными усилиями самого потерпевшего и его товарищей, приподнимается. Райз, шевеля всеми конечностями как таракан, вылезает из под завала живой и невредимый. Почти. Шлем его силовой брони сломан - это бросается в глаза прямо сразу, по треснувшим линзам и скрипящему звуку при поворотах головы. Райз чувствовал себя как будто с ведром на голове - звуки снаружи были приглушённые, видимость отвратительная. К тому же, у десантника ужасно болела голова и ныла шея. Особенно болел затылок - хотелось срочно приложить туда чего-нибудь холодное.

Сигизмунд, Ларрсон и Гаскойн двигались в сторону сержанта, конвоируя пленного ополченца-имперца. Имперец оказался немногословен - возможно из-за Ларссона, на которого тот смотрел как-то грустно, с недоумением. Только повторял без конца уже известную информацию, про "семь пехота, один танк", "чёрные хризантемы", "большие пушки" и "бомба дом". Хотя Сигизмунд кажется уловил один момент. Речь не просто о танке, ибо перед словом "танк" дед Такео каждый раз повторял ещё какое-то слово, что-то вроде "шота". Или "шотай". То же слово он употреблял, когда говорил о "тейсин сюдан" и "чёрных хризантемах". Похоже что речь идёт о танковом подразделении - наверно о взводе, или может даже роте. Впрочем, вдруг это артикль какой-нибудь. Вайнхоппер не был уверен. Всё таки в стандартном разговорнике Корпуса грамматика Имперского была сильно упрощена.

По дороге "Зик" умудрился толстыми пальцами силовой брони выковырять таки прилипшую к гранатомёту, покрытую просочившейся внутрь кровью гильзу от штурмовой винтовки.

Миколай Шаутов, напоследок вмазав хорошенько имперской "наводилке" и отправив её в небытие, двинулся к месту сбора отделения - к раскопкам Райза. Передал имперский наручный КПК Аббасу. Шарль мельком глянул на него - похоже что это простейший артиллерийский компьютер, но весь интерфейс и вся информация внутри была на иероглифах, в которых Шарль точно силён не был. Насколько можно понимать - в КПК вручную вводится собственное положение (поскольку спутниковой системы навигации нет), азимут и дальность до цели, после чего компьютер высчитывает координаты цели. Есть ещё несколько вкладок и менюшек, однако Аббас пока не может разобраться что к чему.

Тем временем. ПТ-отделение в неполном составе - всего 7 человек - показывается к северу от скал "Высоты 48", двигаясь к Аббасу в боевом порядке через место посадки. Впереди них шагала, гордо сверкая розовой надписью "SORRY, I'M ON MY PERIOD!" на левом наплечнике, сержант Кристина Норманн. Её отчего-то радостный голос проносится по округе.

- Хэй, Аббас! Шарль! Где ты там зашкерился, мразь.

Далеко на севере, на злосчастном пляже, события понемногу разворачивались в лучшую сторону. Несколько групп десантников уже штурмовало укрепления на Высоте 118 - в обращённых к морю бункерах раздавались взрывы, внутри других вспыхивал напалм. На склонах горы Мукай в нескольких километрах на север идут перестрелки. Пара штурмовиков заходит со стороны моря на гору, открывая по огонь из своих 30-мм гатлингов - и на её склонах и вершине расцветают десятки маленьких взрывов. Приглушённое расстоянием "Брррррт!" доходит лишь спустя несколько секунд. Отработав по горе, штурмовики разворачиваются на Юг и набирают высоту.

Отделение Аббаса вместе с "анти-танкистами" заняло оборону среди коттеджей. Вулович вместе со своими братишками тоже присоединились, сохраняя подавленное молчание. Имперцев не было ни слуху ни духу, как и их артиллерии - более того даже миномётный огонь по пляжу прекратился, единственные миномётные взрывы сейчас раздавались только на самой Высоте 118 - и это были миномётчики роты, накрывающие вырезанные в скалах огневые позиции имперцев.

В конце концов лейтенант Хекли заговорил на радиоканале взвода. На заднем плане у него раздавались миномётные выстрелы, а также команды: "заряжай!", "огонь!", и тому подобные. Будто поставленная на повтор запись.

- Значит так, десант. Оперативная обстановка... непростая. Как уже ясно, первая волна захлёбнулась, в некоторых секторах потери личного состава более пятидесяти процентов убитыми и раненными. Вторая волна, то есть мы, тоже понемногу захлёбываемся. Имперская атмосферная авиация совершает налёты на группировки нашего ВКФ, вошедшие в атмосферу. DFS "Красная Скала" получил тяжёлые повреждения, поэтому высадка танков в нашем секторе откладывается на неопределённый срок. Ещё два корабля уничтожено. Если ближайшая имперская контратака выбьет нас с Высоты 118 и горы Мукай - командование приказало уходить в горы и леса и вести партизанскую войну.

Пока лейтенант говорил, в воздухе нарастал звук приближающихся с севера самолётов. На заднем плане, к ведущим огонь миномётам и командам их расчётов, прибавились крики "Воздух, воздух!".


- Но этого не произойдёт.

Из-за горы Мукай со свистом выскакивает звено из дюжины истребителей. Похожие на крылатые молнии, тонкие и элегантные, с красными опознавательными знаками. Имперские истребители A22M "Ryusei". Задрав носы вверх и двигаясь курсом на перехват висящего почти неподвижно корвета DFS "Неоспоримый", один за другим они выплёвывают в него веера ракет "воздух-воздух". На "Неоспоримом" в ответ заработали плазменные и артиллерийские зенитные комплексы. Напоровшись на практически непреодолимую стену из плазменного и зенитного огня, ракеты взрываются одна за другой - ни одна так и не долетела до корабля.

- Третий взвод обосрался и не смог высадится в нужной точке, они высадились вместе с первой ротой в нескольких километрах южнее. Поэтому, блядь, эту ебучую Шима-как-её-там придётся брать только с одного направления - с Юга. Первый взвод займёт Гору Мукай и будет наступать на школу и фабрику к востоку от неё, второй взвод будет удерживать Высоту 118. На наш взвод ложится задача перекрыть северные подходы в город. Это наиболее очевидные пути подвода подкреплений обороняющимся.

Имперские истребители продолжают сближение, отплёвывая последние ракеты и открывая по кораблю огонь из авиационных пушек по мере приближения. Корпус корвета сверкает от многочисленных попаданий. "Неоспоримый" отвечает им всё тем же огнём зенитных орудий. Имперские самолёты пытаются маневрировать, уклонятся - но при колоссальной плотности огня, создаваемой корабельными орудиями, это практически бессмысленно. Один за другим они взрываются, раскалываются на части, вспыхивают и горящими обломками падают в океан. Но оставшиеся всё так же упорно двигаются к "Неоспоримому".

Мощный взрыв раздаётся высоко в небе. Один-единственный уцелевший имперский истребитель протаранил "Неоспоримый" с левого борта. Место попадания объято пламенем - на корвете начался пожар.

- Задача такая. Командир роты отметил на карте две точки, которые представляют повышенный интерес. Кодовые названия: "Спарта" и "Карфаген". Их нужно занять. Перекрыть любой дорожный траффик. Ничего не проходит, ничего не уходит. Так как это единственные подходы к городу с северо-востока, а вокруг них одни холмы - то именно здесь ожидается проход имперских подкреплений для обороняющихся в городе. Кроме того, если имперцы будут отступать - отступать они будут именно здесь. Вот такие дела. Аббас, действуете совместно с Норманн, назначаю вас старшим. Я и миномётчики расположимся на Высоте 118 и будем осуществлять вашу миномётную поддержку. Если огневой мощи не хватит - у меня есть коды авторизации для вызова огня орудий DFS "Неоспоримый" и штурмовиков с "Красной Скалы".

- Аббас, я спрашиваю у тебя лично, так как доверяю тебе больше Норманн. Вы сможете удерживать эти позиции? Штурм города может занять несколько часов, и я не знаю чего стоит ожидать от имперцев на этих направлениях.

Лейтенант Хекли, наконец, замолчал. Ждёт ответа.

Общее.

Пленных оказалось не так много. Да и не то чтобы пленных, а всего лишь гражданских, что укрывались в подвале здания. Поскольку времени на них совершенно не было, и дальнейшие работы с гражданским населением не входили в обязанности боевой группы, пришлось их предоставить самим себе. Предварительно обыскав, конечно. Закралось подозрение, что их уже успело "обыскать" второе отделение, но с ними потом еще лейтенант переговорил, удостоверившись, что всё в порядке. Захваченное оружие ликвидировали, перемолов его гусеницами танка. Сокурцев, впрочем, забрал пулемет в свое отделение. К нему набралось пара-тройка сотен выстрелов. Не слишком много, но огневой мощи мало не бывает, тем более что в штате ничего крупнее 5.45 не было. Не считая СВД, само собой. МГ-3, меж тем, был почти точной копией МГ-42, который хорошо себя зарекомендовал еще во Вторую. "Пила Гитлера", м-мать.

Пока суть да дело, лейтенант собрал младших командиров, чтобы более подробно ввести их в курс дела:
- Сейчас мы отправляемся в сторону Ильцена, - он разложил карту на ВЛД своего танка. - Это в сорока километрах отсюда. Несмотря на наше численное преимущество, сопротивление будет серьезным, так что...готовьтесь. Часть полка будет наступать с северо-востока, продвигаясь по шоссе 216, по маршруту Гёрде-Химберген-Эммендорф. Мы пойдем южнее, по шоссе 191, через Карвиц-Цернин-Этцен соответственно. С юго-востока нас поддержит третий батальон. Линия фронта, насколько я понимаю, еще не выпрямлена, так что они, скорее всего, будут чуть позже. Загвоздка состоит в том, что Ильцен прикрыт от нас рукавом Эльбы, так называемый Эльбе-Зате...блядь, Эльбе-Зайтенканаль. Ширина канала составляет 60 метров. Там есть три моста, два из которых немцы вполне могут успеть подорвать. Это означает, что единственная переправа превратиться в бутылочное горлышко. Вот за неё-то и развернется основная драка. И в этой самой драке, товарищи, нам и предстоит поучаствовать. Ильцен входит в линию обороны Любек-Гамбург-Люнебург-Брауншвейг, так что наша миссия является стратегически значимой. Группировка противника включает в себя смешанные немецко-голландские части при поддержке британских экспедиционных сил. Даю пятнадцать минут на перекур и прием пищи. Дальше времени на пожрать не будет - через полтора часа мы уже должны быть на подступах к Ильцену. Командуйте, - махнул рукой.

Брендан посмотрел на Крейгана, как на больного каким-то весьма не распространенным ментальным заболеванием.

- Эээ, какой периметр? Наружу выходить? Идейка что надо, я б даже прямо сейчас тебя туда отправил, если честно. Есть же уже приказы, логичные, нормальные, а ты, по сути, говоришь то же самое, но еще и добавляешь херни какой-то. Ты слово "обживать" вообще в словаре видел?, - видно было, что Брендана уже порядком доебали всякие инициативные группы, и он хотел как это бывало в армии, получать приказы и в их рамках действовать, - Мы весь корабль уже обошли, если ты не собрался по вентиляции гонять и убивать нас, то корабль зачищен, боец. А трупы ты для чего собрался смотреть? Еще один криминалист-эксперт что ли? Киборг крышей поехал, пытался отобрать у нас инструменты, потом, как был более или менее вразумлен, перекрытый пошел жрать, я хз как его там замкнуло, капитан его и захуярил, чтобы, блять, он чего не натворил, нас обоих киборг чуть не грохнул в ответку, потом приперлись араб с доктором, нас кое-как залатали, но супер-араб решил ебнуть кэпа, считая, видимо, что борется за добро, за что и был захуярен в ответ. В перестрелке еще попало по доку, который вообще не при делах был. Если хочешь такую же движуху начать - вперед.

О'Фаррелл даже не собирался слушать ответную реплику, - набрали здоровых, а спрашивают, как с умных, какой пиздец, - под нос произнес сам себе техник, собираясь уйти заново искать чертов инструмент.

- Олидамарра простит, сын мой, - сыто отдуваясь легкомысленно отмахнулся отец Тук. - Поелику не грех это, естественные отправления сосуда бренного, телом именуемого, своими именами называть. К тому же, я лично слышал, как именно в таких выражениях изволили описать свою слабость графиня Раневска, правда она про шампанское говорила.

Граната пошла немного не туда, но с тем количеством дыма, что она выпустила, это не было особой проблемой. Бабба еще раз взмыл в воздух и приземлился возле Зика, который как раз оказывал первую мощь лежащему на земле Хардвингу. Вроде, ему удалось стабилизовать, судя по устаканившимся жизненным сигналам на тактической карте.

- Отличная работа, Зик - Медэвак скоро будет, но мы не можем оставить его здесь. Тащим на юг, прямо в броне. Так его случайной пулей не пришибет. Помоги мне.

Он попытался поднять закованную в броню фигуру Хардвинга. Сервомоторы взвились от натуги. Один он его не поднимет, но если Ванйхоппер поможет
- Давай, Зик, подмогни! Пока он поднимал Брауна, раздался взрыв и заговорил пилот "Добермана". Собрался же мужик. Шарль уже собирался его похвалить, как услышал еще один взрыв. И это был уже не БМП. Через поднимающиеся клубы дыма, он увидел горящий росчерк, стремительно движущийся к земле. ПЗРК? Больше здесь ничего не может быть. Но ведь ролик на "Догмантубе"...

Немыслимая усталость обрушилась на Шарля. Он так отчаянно пытался спасти своих людей, что отправил двух чужих на смерть. Ну. Это не только его вина, конечно. Тут и случайность, и действия пилотов, и меткость гребаного имперца с его гребаной ракетой. Но он надавил на пилота, ужалил его в уязвленную гордость, и тот сделал заход, ставший для него смертельным.

- Кадиллак-Главный. Несмотря на плотное минометное накрытие, мы только что потеряли самолет над космодромом от огня ПЗРК. Все чертово место горит, и они все еще продолжают где-то прятаться с ракетами! Не могу гарантировать безопасность вашему транспорту. Принимайте решение о продолжении спасательной миссии сами.

Он повернулся к Зику.

- Все равно тащим. Если он кончится, так пусть, хотя бы...не здесь...

Прайслер до последнего сохранял каменной лицо и косил под идеального солдата. Только когда лейтенант выстрелил в лицо Улеку диафрагма его немного дернулась, но не от приступа тошноты, а от еле сдерживаемого смеха. А когда их повели на позиции для наступления и лейтенант скрылся из виду Франц разразился смехом. Буквально согнулся пополам.
- Ахахаха, ну Таади и отмочил! Могу предложить вот это! Умора! Вы видали! Ахаха, это ж предложение от которого невозможно отказаться! Вы видели рожу этого долбоеба? Он даже не понял, что произошло! Я до конца жизни буду это помнить! Час примерно! Фууух нужно успокоиться, а то так и душонку порвать можно.
Пару секунд Прайслер глубоко дышал, а потом продолжил.
- Че вы такие серьезные? Не все так плохо, штыки то у нас есть. Если бы лейтенант приказал на врага с членом на перевес бежать, было бы хуже, некоторые бойцы оказались бы в затруднительном положении!
Франц заливался всю дорогу. У него была истерика. Всю историю его семьи мужчины погибали на Войне. Он не знал как именно это происходило, но сейчас ему казалось, что они умирали точно так же как и умрет Франц, от нелепости Праймера, косности руководства и глупости сослуживцев. Хотя у него все еще был мизерный шанс. Отец и дед готовились к своей стезе. Они учились стрелять и драться, записывались в СПО, овладевали профессией, молились. Перед смертью мать говорила ему, что он совсем другой. Франц предпочитал школу жизни, а не учебку СПО. В бою он смотрел не только вперед, но и вбок, назад, себе под ногои и на лик Императора в небе. Вот в чем была разница. Они учились стрелять, а он учился убивать, они осваивали строевой шаг в СПО, а он убегал от Арбитров по узким переулкам Улья. Они молились, а он знал, что Император всегда рябом с ним, как белоснежный орлан летящий параллельно твоему поезду жизни и заглядывающий в окна. Иногда забываешь о его присутствии, ведь он всегда рядом, но от этого он никуда не девается, как не девается Астрономикон или благодать эклизиархии.
- Ладно, не унывайте, - улыбнулся он, - на все воля Его. Вы главное не забудьте принять перед боем по Стимму, и постарайтесь забрать как можно больше еретиков. Может очистим свое имя хоть.

- ...а потом он мне и говорит: "Вы знаете, ваша обезьяна нагадила мне в пиво". А я такой отвечаю: "Нет, но если вы напоете, то я, может быть это сыграю".
Алистер понимал, что даму, которая старательно рассматривает пейзаж, не менявшийся всю дорогу, не интересуют на ходу придумываемые рассказы. Но из всех развлечений у него было ровно два - доставать людей своей болтовней, и, собственно, тоже глядеть в окно. А в разговоре с молчаливым слушателем есть некий особый шарм - он не перебивает, не мешает, и говорить ему можно все, что угодно. Поэтому Алистер рассказал следующую историю.
- А вот вы знаете, что значит "засосать головастого"? Так вот, однажды мы с доком ночевали в одной палатке... Эй, да что вы так смотрите? Это про еду, честное слово!

Однако его рассказу было не суждено продолжиться. Леди преклонных лет могла вздохнуть свободно, избавившись от необходимости выслушивать треп Алистера. Сейчас мистера Граута занимал вопрос внезапной остановки. И вот, его пыльные походные сапоги снова коснулись иссушенной почвы, и непоседа-доктор вышел чуть вперед, скрестив руки на груди.
- Я полагаю, причина нашей столь внезапной остановки - вон те три джентльмена с их лошадями? - Осведомился доктор Граут у кучера, отставив в сторону подозрительных личностей мизинец. - Знаете, кажется им пригодилась бы помощь с их транспортом.

После этого послышался громкий свист в два пальца, и Алистер Граут крикнул тем троим.
- Знаете, джентльмены, это ведь опасная дорога. Грабителей развелось тьма! Вы бы поспешили до захода солнца доехать до ближайшего города. Наш охранник уже четыре бандитские засады уложил, пока мы сюда приехали. О, эти безумные времена. Не знаю, что бы мы делали без этого парня.

В машине Кейн дремала. Давняя привычка отсыпаться при первой же возможности, потому что никогда не знаешь, когда удастся выспаться в следующий раз. Не при их работе.
Наверное, кто другой на ее месте нервничал бы перед предстоящей операцией, грыз ногти и мучался разного рода моральными терзаниями. Кто угодно другой, но не она. Это будет не первое ее место преступления, не первые торчки и не первые трупы на счету. Природный цинизм, помноженный на опыт, позволял Кейн не психовать лишнего и не изводить себя, теряя концентрацию. И все равно - как же мерзко.
Девушка, уткнувшаяся носом в ворот куртки, усмехнулась про себя. Забавно. Раньше она прибывала осматривать тела, а сегодня - должна была сама их оставить.
Зеленый Транспортер с тупым, будто обрубленным рылом, шуршал шинами по асфальту, за бортом сливались в разноцветные светящиеся полосы огни города и других машин. Хорошая тачка. Не новая, но надежная. Жалко будет.
Проснулась Кейн только когда автомобиль свернул с магистрали в сторону жилого района. Она поерзала, выпрямляясь, выудила из кармана балаклаву, расправила ее на колене.
Осталось совсем немного.
Девушка окинула взглядом коллег. Спокойные, сосредоточенные, серьезные. Надежные. Даже улыбчивый Хоуп сейчас имел деловой вид и казался старше, чем был на самом деле.
Наконец машина остановилась. Приехали. Кейн натянула балаклаву на голову, оставляя открытыми только глаза, повела плечами, проверяя, удобно ли сидит разгрузка.
Вроде, готовы.
Прайс заговорил вслух, раздавая указания. По идее, каждый из них и так знал что делать, все-таки не первый раз вместе работали, но порядок есть порядок.
Проверка готовности. Разведка. Связь. Поехали.