Голосование пользователя

— Можешь не волноваться, Талон — большой город и для страждущего в нём обязательно найдётся кто-нибудь, кому будет за что сломать руку, — с напускной серьёзностью прокомментировал Густав.

— Спасибо за предложение, Уильям, я не против им воспользоваться. У меня есть свой дилижанс, но он для дальних путешествий и, откровенно говоря, слишком громоздкий. Уже вечером… по мне, так не стоит терять времени. Хлоя, предлагаю сразу присмотреть маски. И костюмы. Я не очень разбираюсь во всех этих вещах, но, полагаю, что наши наряды должны сочетаться.

***

В лавке было множество масок. Классических и новомодных, минималистичных и простых, экзотических и вычурных. Символичных, театральных, карнавальных и откровенно дурашливых. Но взгляд Густава вдруг приковала одна единственная.
Мрачная и отрешённая серебристая маска баута, с традиционной морской треуголкой и чёрным цендале. Шарборро выпал из реальности и застыл на несколько минут, смотря в пустые и равнодушные глазницы.
Маска пользовалась дурной славой. Она полностью закрывала лицо, даруя своему носителю анонимность. Последняя использовалась не только в благородных целях. Эта маска имела заслуженную популярность в преступной среде. Из-за этого в Девятиградье когда-то давно даже был закон, запрещающий одновременное ношение баута и оружия.

За каждой маской стоит долгая история. С каждой связано великое множество символов. Но, разумеется, люди на маскарадах редко воспринимают всерьёз что-либо, кроме их прямого назначения, а именно — сокрытия лица. Однако… что на самом деле является маской метафорически? Где скрывается больше правды: в человеческом лице ли или в запечатлённом символе?

Баута была пропитана загадкой и тревожностью. Пожалуй, самым жутким её элементом было полное отсутствие рта. Эта маска — как сторонний наблюдатель. Который всегда следит за тобой, но никогда не даст об этом знать.

— Ясно. А вы ведёте какие-нибудь секции по рукопашному бою? Или кто-то из тренеров?

Ей было холодно. Прямо как тогда.
Беседа с Сердцем оставила Майю опустошённой, не дала ответа на самый главный вопрос, взамен заложив предчувствие, что всё куда хуже, чем можно было бы предполагать. Проморгавшись от последних видений, она вдруг поняла, что обнимает себя за плечи, пытаясь не то согреться, не то унять дрожь. Но дрожи на самом деле не было — и холода больше тоже, он отступил спустя секунду после того, как Сердце попрощался с нею, вернув в реальный мир. Однако было полное непонимание, что делать с новообретёнными воспоминаниями. Или не воспоминаниями даже, ведь нельзя помнить то, что ты лично не пережила. Это сон. Которому, к тому же, не хотелось верить.
Майя ни с кем не разговаривала, избегая встречаться взглядом с одноклассниками. Чужие дела ей резко стали неинтересны, размышления над собственным будущим поглотили её настолько, что она пропустила мимо ушей почти всё, что сказал куратор, и едва не забыла, что ей ещё предстояло встретиться с господином Дженовезе.

К счастью, мастер Лоренцо сам её нашёл. Он, должно быть, хорошо понимал, каким потрясением могла оказаться встреча с Сердцем, и очень умело отвлёк её от проблемы, которую здесь и сейчас Майя всё равно не в состоянии была решить. Обсуждение предстоящего бала и поход по магазинам по-настоящему вернули её к реальности: что бы там ни пророчил Сердце, но у Майи ещё оставались и более насущные дела. И цели, которые лежат прямо пред ней и к которым она потихоньку проложит путь, шаг за шагом. Под руку с мастером Лоренцо, если придётся. На кого-то же ей нужно опираться эти первые несколько шагов?
Так, под руку, они этим вечером прошли от одной витрины к другой. В сумках Майи оказалось бальное платье с открытой шеей и спиной, тёмного красного цвета с вышитым чёрным рисунком, своими завитками похожим на изморозь. Лоренцо сразу остановился на нём, когда увидел, как контрастирует оно и как подчёркивает её белую кожу. С платьем соседствовали туфли в тон, Майя с трудом могла назвать их настоящей обувью, учитывая, что они едва ли скрывали её стопы, держась лишь на паре ремешков, а на каблуках такого размера с непривычки она чувствовала себя немного неустойчиво. Тут же была и белая маска, закрывающая половину лица, прорези для глаз отделаны по контуру вереницей красных камней, пространство вокруг них оплетали золотые лепестки и насыщенные розовые бутоны, края отделаны мягкими перьями, за которыми прятались две тонкие ленточки. Помимо этого на дне сумок в изобилии покоились футляры, банки, коробки с кремами, лаками, пудрами, помадами и всем, что мастер Лоренцо посчитал необходимым иметь своей спутнице. О деньгах никто из них не заикнулся, и Майя приняла его заботу как должное, подозревая, что цена за эту невысказанную сделку будет озвучена Лоренцо позже, когда (или если) тот сочтёт нужным. Оставалось гадать, что такому человеку, как господин Дженовезе, может потребоваться от Майи, и загадка эта изрядно будоражила её воображение.

За день она вымоталась так, что с заходом солнца упала на кровать почти без сил и не заметила, как уснула. Ей снился ночной лес, утопающий в дымке. Он был спокоен, не таил в своей глубине опасности и тревоги, не напоминал о плохом, лишь лениво покачивая макушками и стряхивая наносимый с предгорий холодный серебристый песок. Застрявшие в еловых ветках ломти промёрзшего снега отливали зелёным и оранжевым от пляшущего в тёмном небе северного сияния. Переливы зелёного и оранжевого бежали и по её лицу, пока Майя неподвижно смотрела вверх.

Тёплое рыжее пятно упало ей на глаза, когда служанка распахнула шторы и позвала:

— Вставай давай. Ты мне вчера наказала не будить тебя совсем рано, ну так уже девять. А дел на сегодня много...

— Опять ты, — хрипло отозвалась Майя, закрываясь от солнца одеялом. — Поди прочь.

— Грета, — напомнила Грета, с силой стаскивая одеяло и обнажая растрёпанную и сонную девушку, впопыхах соскребающую с подбородка засохшую дорожку слюны. — Вставай. Я тебе ванну приготовила.

Майя заставила себя сесть и потянулась. Грета настойчиво на неё посмотрела, намекая, что уже готова убирать постель, а кое-кто сидит тут и ей мешает. Клятая «прислуга» с ней вообще не церемонилась, чувствуя полнейшую защищённость, пока присматривала за своей подопечной по указке самого Князя, и именно «не церемониться» было его последним приказом. Грета к тому же толковала его как-то слишком вольно. А помимо прочего наверняка ещё и следила за ней, отправляя отцу доклады, пока Майя на уроках и не знает. Но Майя всё знает: доверять крысе нельзя, а при удобном случае лучше найти повод и отправить обратно домой. Стыдно сказать, Грета даже являлась ей родственницей — из тех, что ни к чему не пригодны, кроме как греть воду и менять постельное бельё, — однако ничто в её облике не выдавало их сходства. Грета кругом была обычная и скучная, не такая красивая, не такая умная, но при этом донельзя серьёзная, и больше походила на их старосту Хлою. Майя, мягко говоря, её недолюбливала. Не старосту, Грету. Хотя и старосту тоже, но это разговор отдельный.

Спорить и ломаться дальше, пытаясь обратно отобрать одеяло, было бессмысленно. Да и, честно говоря, с рутиной Майя сама хотела разобраться побыстрее: едва вспомнив, что её ждёт сегодня вечером, она тут же ощутила прилив энтузиазма, вскочила и прошлась по комнате, разминаясь.

— Прибралась, я смотрю, — на глаза ей попалось бальное платье на вешалке, аккуратно расставленные на туалетном столике и избавленные от чрезмерно цветастых упаковок макияжные принадлежности. Зеркало вычищено до того, что её заспанное отражение пугало Майю своей невозможной реалистичностью. Неизменным со вчерашнего вечера остался только её рабочий стол. — А это что? Выкинуть нельзя было? И новые где?

На столе, поверх открытых тетрадок и учебников, лежали остатки разодранного розового бутона, изломанные и подвявшие за ночь лепестки разбросаны тут и там.

— Откуда я знаю, что с ними делать, — недовольно отозвалась Грета, взбивая подушку и хлопая по ней так, будто хотела пришибить. — В прошлый раз убрала, так у тебя истерика началась.

— Поговори мне ещё, — Майя скривилась, отворачиваясь от неприглядной картины на столе, и направилась прочь из комнаты. — В тот раз нельзя было трогать, а сейчас можно было.

— Ну вот видишь, тебя ещё поди пойми, — Грета со вздохом подошла к столу и принялась собирать лепестки в руку, добавив, когда Майя уже была в дверях: — И чего ты их потрошишь каждый раз? Их в вазу ставят и всё. Любуются. Никто не делает... вот этого.

— Так пахнут лучше, — послышалось из-за двери. — Новых купи.

Эту розу она купила вчера у цветочника, когда уже возвращалась домой. Выбор к тому моменту был небольшой: ассортимент цветочной лавки по соседству с одной из крупнейших талонских гостиниц прямо напротив набережной улицы стабильно раскупался каждый день. Ей, можно сказать, повезло. А можно сказать, это судьба, и цветок должен был попасть ей в руки, он был той самой связующей частью между реальностью и тем местом, где они встретились с Сердцем. И Майя запускала в бутон пальцы, разламывая пополам и выворачивая наизнанку, словно пытаясь найти в нём подсказки.

«Надеюсь, роза вам понравилась».

Она не понимала, что это должно значить. Погружаясь в тёплую воду, Майя решила, что это теперь неважно, вчерашние неопределённость и трепет отошли на второй план перед тем, что её ждало впереди, погасли, увяли, как лепестки, которые Грета собирала в кулак.

— Ещё кое-что. — Задержал Густав класс после обращения Хлои. — Буквально на минутку. Как вы знаете, соревнования не за горами, а участвовать мы в них обязаны всем классом. Все до единого. Если кто-то отвалится, то он просто подведёт остальных и оставит их в меньшинстве, так что прошу отнестись к этому очень серьёзно. Кое-какие наброски у нас уже есть, но они никогда не заменят настоящие тренировки. А чтобы получить максимальное число информации за раз и подстроить эту часть студенческой жизни под удобный для всех график, необходимо, чтобы все определились с традициями. Преподаватели, разумеется, говорят, что ограничений по времени нет и вам некуда торопиться, но вы сами понимаете, как оно бывает… в идеале я планирую устроить первую тренировку уже на следующей неделе. Там же определимся с проблемами и путями их решения. Аурель, надеюсь у тебя уже будет что сказать по поводу поручения, за которое ты взялся. Может быть половина из вас уже определится с направлением к тому моменту. Если что, сразу сообщайте об этом мне или Дио. На этом всё, всем удачи!

Сам Густав со своей Традицией определился точно. Разговор с Сердцем был… странным. Он мог показаться пустым, но фактически помог принять одно из ключевых решений.

***

— У меня уже есть некоторый опыт в таких делах, господин Арманд, — заверил Густав. — Не сомневайтесь. Пара проблемных везде найдётся, но глупых у нас точно нет.

Густав застыл на секунду. Вспомнил, что ему прошептало Сердце прямо перед этим разговором. Он на секунду выпал из ситуации и почувствовал, как под одеждой проявилась гусиная кожа. Курсант поспешил прогнать странные мысли.

— Эм… в общем мы с моей помощницей уже сделали некоторые наброски, но настоящая работа запустится только после очных встреч. Понадобится некоторое время, чтобы все разбрелись по Традициям… Ваша помощь также будет на первых порах неоценима.



***

Вечером пятницы Густав обдумывал планы на выходные. Сидел в кресле и разглядывал надетый на серебряную цепочку значок, что никак не давал ему покоя. В этот момент к нему подошёл Джеб.

— Босс… Тут принесли почту. Две новости. Одна — сносная, вторая — очень плохая.
— Давай начнём с того, что получше…

Половинчик протянул одно из писем. За авторством некоего Флавия Круса. Ему следовало отдать должное. Для человека, который до поступления в училище мог спать в свинарнике, а перья использовал только для того, чтобы ковыряться в носу, сейчас он мог писать очень развёрнутые предложения без орфографических ошибок. Сотник всегда говорил, что хулиганы и беспризорники способны очень быстро обучаться, если дать им почувствовать в этом необходимость.
Письмо Флавия было преисполнено иронией и издёвками, понятными лишь воспитанникам хайгардского училища, а между строк читалось искреннее любопытство к текущему положению дел Густава. Флавий много сетовал на то, что после Густава словно бы что-то случилось и за ним вслед начали расходиться с направления многие другие.

«Аулуса вообще взяли в командование легиона. Якобы главным по лошадям там будет. Мне кажется брешут и его завербовали для чего-то серьёзного. С Хостусом вообще не поверишь: просто исчез однажды. Старшие ничего про это не говорят. Все шепчутся про арканитов и что он от ихней муштры скоро вздёрнется. Из наших вообще мало кто остался... <…> …а со мной всё просто. Ничего необычного не предлагают и я за это благодарен. Я хочу нормальных вещей. Стать пехотным офицером, как хотел, дожить до того, как Хайгард снова перейдёт реку в Великий Лес, а там уж… трахать пленных эльфиек, резать эльфов и прочее отребье — вот это жизнь! Нордов тоже можно чуть-чуть порезать, но это даже неспортивно…»

Хотя письмо в основном касалось дел текущих, оно пробудило целый ворох воспоминаний. Не самых приятных в том числе. Хотя не то чтобы в военной стезе особо есть место для приятного.
Это было так давно. Кажется, Густаву тогда было в районе лет четырнадцати...



«А тебя правда определили в Талон? Ну и позорище. Только начал думать, что ты, может, нормальный мужик, но всё сразу же встало на свои места. Будешь там теперь как бабка варить в котле жабьи яйца, плесень и кожу тритона, а потом продавать всяким идиотам как лекарство от всех болезней. В народе таких как ты не любят.
Слышал ещё, что там смешанное обучение, мол тёлки вместе с мужиками. Можно только гадать, какой безмускульной плаксивой тряпкой ты станешь всего через год. Боюсь представить, за что тебя так наказали, но, видимо, заслужил.

Искренне соболезную вашей матери,
Флавий Крус

P. S Будешь в Хайгарде — отправь весточку. Хоть ремминского вместе бахнем.»

Густав отложил письмо в сторону, откинулся на кресле и глупо улыбнулся.
— Ну и ну. То есть второе письмо должно меня удивить ещё сильнее?
— О-о-о, поверьте, босс. Оно очень короткое, но… не в бровь, а в глаз, как говорится.

Курсант поперхнулся, едва увидев оформление конверта.

Долгих лет, мой любимый кузен!

Я долго размышлял над всеми нашими беседами и наконец созрел: ты всегда был прав! Мне надо что-то делать со своей жизнью! Разумеется, я не буду излагать все подробности в письме. Это сюрприз! Но поверь мне, в какой-то момент произойдёт нечто великое! И ты обязательно будешь этому свидетелем!

  Пока испытание проходили остальные ученики, Хлоя, сложив руки, с показной невозмутимостью ждала дальнейшего развития событий, параллельно наблюдая за реакцией каждого прошедшего беседу с сердцем и пытаясь, интереса ради, угадать, кому что посоветовали в качестве пути, и как тот или иной студент отнесся ко встрече с таким феноменом, как Сердце. Не то, чтобы эта информация была полезной, но подобное времяпровождение было явно лучше бесцельного тоскливого отсвета минут. Еще лучше было бы поделиться с кем-то всем услышанным и увиденным, но здесь, под десятками взглядов, дья болтовни явно было не время и не место.
  Наконец, все закончилось. Последним оказался господин Уэббер – кажется, у юноши начинало входить в привычку поступать так, чтобы не привлекать к себе внимания. Поставив мысленно галочку напротив фамилии Эрика, новоявленная староста отметила для себя, что надо предпринять меры для того, чтобы расшевелить парня. В делах, для которых нужны совместные усилия, вроде тех же экзаменов, люди, не желающие подчиняться диктату старших или не имеющие чувства плеча, чаще всего оказываются обузой, вольно или нет. А если они при этом ходят еще с мрачной миной, то тут и до самоубийства может быть недалеко: вон, в найденной в свое время дома газете полувековой давности прямо писали, что современная молодежь жизнь не ценит, заветы предков не уважает, и от подспудного ощущения собственной беспомощности и ненужности накладывает на себя руки. Не приведи Господь, что Уэббер из таких – только покончившего с собой ученика ей не хватало на должности старосты!

  Эти рассуждения, а также желание формализовать ситуацию и обеспечить, при необходимости, контроль над ситуацией, побудили девушку попросить куратора дать ей возможность выступить перед всей группой, пока имеется такая возможность и ситуация располагает. Ну а до тех пор можно было, кивнуть, подтверждая услышанное, и заодно уточнить некоторые аспекты:
  - Мастер Уайет, - поравнявшись с учителем, негромко поинтересовалась фон унд цу Шварценберг, - дозвольте поинтересоваться. Я правильно понимаю, что учащийся, излишне затянувший с выбором Традиции, будет по программе отставать от своих коллег и, видимо, кроме того, может быть отчислен? Я бы хотела уточнить этот вопрос, чтобы мотивировать соучеников, если у меня в группе появятся уклоняющиеся от решения. И еще: извините, что я, возможно, интересуюсь тем, чего мне знать не требуется, но… вы учились не в Университете, судя по вашей оговорке, или в годы вашей учебы была иная процедура определения специализации?

Под такие беседы группа вышла на поверхность. Прежде, чем все разошлись по своим делам, Хлоя, чуть повысив голос, чтобы ее лучше было слышно, попросила всех задержаться. Оправив ворот и скрестив перед собой руки, она выждала несколько ударов сердца, чтобы все прониклись будущей речью и спокойно и размеренно начала:
  - Господа! Прошу вас внимательнее отнестись к словам мастера Уайета, и не затягивать с выбором Традиции. Это и в ваших, и в общих интересах. Если что, я всегда и в любой момент готова выслушать ваше решение и передать его дальше. Кроме того, настоятельно прошу всех сообщить мне свои домашние адреса… адреса пребывания, то есть. Если вы заболеете, если что-то случится, и вы не придете на занятия, я постараюсь это узнать и, при необходимости, оказать посильную помощь.
  Кроме того, так как впереди у нас выходные, это возможность для тех студентов, кто ранее не занимался общеобразовательными предметами, пополнить знания, а для прочих, кто захочет, освежить их. Как я и говорила ранее, я готова оказать помощь и провести внеклассное занятие у меня на дому в воскресенье. Рассчитываю на вашу сознательность и понимание необходимости подобных уроков для всех нас. Да и, опять же, если кому-то потребуется от меня какая-то помощь или совет – мои двери для вас открыты в любое время. Раз я стала старостой – моя обязанность по возможности оказывать вам помощь и поддержку. Но, надеюсь, злоупотреблять этим вы не станете.
  Благодарю за внимание и никого больше не задерживаю. Хороших вам выходных дней.

  Решив организационные вопросы, горянка вместе с капитаном проследовала в кабинет куратора, где получила все необходимые информационные материалы, а заодно и узнала про АРВ-бюллетень. Сама идея – использовать учащихся их уровня на каких-либо работах, пускай и добровольных, казалась странной, но была не лишена логики. Пробежавшись взглядом по бумагам, Хлоя уточнила:
  - Мастер Уайет, прошу уточнить: а выполнение АРВ-поручений как-то сказывается на классе учениках, помимо объявленного. Влияет ли оно как-то на экзамены, или на что-либо еще, или польза от них, помимо финансовой, заключается в получаемом опыте?



***

  Вернувшись под на целый год минимум ставшую родной крышу и отобедав, леди фон унд цу Шварценберг поднялась наверх, в свой «кабинет». Обстановка в комнате была скудной и пустой, словно владелица ее старательно пыталась дистанцироваться от своего обиталища: никаких картин, никаких милых безделушек, ни одной глубоко личной вещи. Только узкая кровать, да письменный стол под окном, да единственное кресло, кочующее от камина к столу и обратно. Единственным признаком обитаемости были ровные стопки бумаг и учебников на столе, старательно рассортированные по категориям. Еще одной стопкой стали буклеты и расписание, которым не позже, чем в понедельник предстояло вернуться в Университет.
  Скрестив пальцы в замок прямо над объемистой кружкой ароматно дымящего кофе, Хлоя попыталась спрогнозировать выходные – сначала в голове, а потом и на бумаге. Воскресенье будет отведено под обучение желающих или, если таковых не найдется, на самообразование. А вот субботу можно уделить отработке Малых Арканов и занятиям с рапирой. А вот вечером уже можно и прогуляться по городу – по приличной его части естественно, никаких трущоб. В парк сходить, например, если он тут есть: а то дома, дома и люди, люди кругом навевают тоску по родным местам, где из любого окна можно было увидеть склоны благородных гор, темные густые леса и даже летом не тающие белые шапки снега на пиках.

После знакомства с сердцем Катона чувствовал себя довольно странно, но решил не бежать впереди телеги и оставить себе время на подумать как минимум до понедельника, просто выкинув из головы тройственность выбора. Но, выбор настиг его буквально по выходу из Университета. Он, внезапно, осознал, что в общем то у него нет каких-то важных дел и, более того, нет старших, которые укажут ему что делать, да и вообще, он внезапно оказался предоставлен сам себе. Найдя взглядом Густава, Аурель тихо хмыкнул, чувствуя себя тем самым тупым лбом про которых «Капитан» говорил на обеде. Тех, которым надо указать: что делать, как делать, когда делать. Иначе... быть беде. А впрочем и ладно. Парень подошёл к Неласир.

— Ну что, как ощущения? Открылись великие глубины бездны прозрения? — акробат ухмыльнулся, — Я вот думал, что там и сдохну. Отвратительные ощущения.

— Что до субботы, тут и встретимся. Ну, как пары обычно заканчиваются. Я с городом ещё не особо познакомился, так что, боюсь, иные адреса могу и не найти. А тут и часы есть, удобно.

***

Добравшись домой, раньше чем обычно, Аурель сходу перемахнул через забор к соседям.

— Дядь Генри! — парень приветливо махнул рукой седому плотнику, — Как вы?

Дядя Генри и его жена Ребекка были глубоко пожилыми людьми, и очень хорошими, судя по тому, что «подаренный» Коди дом остался под их присмотром в относительной целостности. Их дети уже давно выросли, многие имели собственные семьи и своих детей, пахали на заводах, либо уходили на промысел в море. Так уж получалось, что хоть всё большое семейство и жило либо в городе, либо рядом, регулярно навещать родителей дети просто не успевали. Руки Генри всё еще крепко держали что топор, что стамеску, но в остальном, былая сила потихоньку его покидала. Поэтому Аурель нашёл себе средство… заработка? Да не, не совсем. Он просто брал самую тупую и тяжёлую работу, что могла накопится в соседской семье за неделю, и вкалывал как проклятый. Хоть дров наколоть, хоть доски пилить, хоть бы и все бочки водой наполнить или грядки перепахать. За это получая скромную, но достойную оплату. В этот раз, через четыре часа пота, это была миска каши, два фунта картофеля и дюжина яиц. Половину яиц он заточил вечером, а другие были для иных дел. Может, это и выглядело смешно, учитывая, что идя вечером четверга домой, парень искренне боялся за свою жизнь, а его рука то и дело тянулась к кинжалу: такая-то куча деньжищ! Но это другое было, вот.

***

В субботу утром он ополоснулся, причесался пятернёй, захватил немного денег (своих), и отправился на свидание. Первое из двух. Ну, почти. Он собирался зайти к Мисти, потому-что, во-первых, надо было сказать спасибо, во-вторых, был вариант что она поможет с зельями. Либо сама, либо через знакомых. В сумку он затолкал аккуратно завёрнутые с тряпку яйца и картофель. На этот раз пришлось идти пешком, а не бегом.

В крошечном магазинчике Мисти всегда пахло необычной смесью трав и благовониями, а от количества различных оккультных символов, подвесок, да и прочего, в чём Аурель (возможно, пока) не разбирался, разбегались глаза.

— Привет! — Катона улыбнулся и принялся выкладывать на стол гостинцы, — Как дела идут?

Глупый вопрос, и так было ясно, что неважно.

— Слушай, если бы не ты, я бы вообще не знаю, что там делал. Просто жуть, мне кажется у меня за месяц мозги спекутся.

Немного поболтав на отвлечённые темы, и всё-таки убедив девушку забрать свежий и самый что есть натуральный продукт, Аурель перешёл к делу.

— В общем, слушай, мне зелья нужны. Специфичные, для тренировок. Я бы может кого в Университете поискал, но, пока клиент щедро платит, я решил к тебе сначала зайти. Если у тебя возможности нет самой сделать, так может ингредиенты тогда? Вон у тебя сколько всего тут висит без дела. Если рецепт нужен, ты скажи где поискать, я в Университете найду и притащу, вот.


***

Ну а дальше второе свидание. Перед которым студент зашёл в торговые ряды и, недолго думая, купил большую бутылку местного красного вина, кусок копченой грудинки и скромный треугольник сыра. Такой вот планировался романтический ужин. Почему? Да потому, что если центр города был чист и красив, то вот окраины, через которые приходилось бегать на учёбу, его уже утомили. Хотелось на пляж, к морю.

— Привет! — Аурель поднялся со ступенек, встречая эльфийку, — Скажи, тебе нравится Талон?

Хавьеру были чужды колебания и нерешительность невинности, а потому огромные глаза на загорелом лице юнги, в которых ясно читался протест, вызывали внутреннее отторжение, раздражали. Потому что глубоко в душе испанец знал, что потерянного уже никогда не вернуть... Впрочем, мир взрослых мужей, завоевателей и победителей, не терпел подобные придатки. Когда-то Хавьеру помог избавиться от балласта старший брат, ввергнув его в новый мир, теперь настала очередь Мендеса помочь юному шведу. Если уж им будет суждено ходить по морям под одним парусом, капитан хотел, чтобы его спину прикрывала надежная рука.

В воздухе разливался запах крови, глухие булькающие хрипы заполняли залу, пока капитан Мендес взирал с высоты своего роста на Олле. Испанец подтолкнул юнгу к всё еще храпящему "камзолу", и подступил к юнцу сзади, так что между их телами оставалась лишь пара дюймов. Олле мог спиной отчетливо ощущать близость чужого тела, разгоряченного боем. Гарпуны были скинуты в сторону, чтобы ничто не помешало действу.

Капитан вложил свой клинок в ладонь мальчишке и сжал его пальцы на рукояти своими. Юнга должен был почувствовать как острая сталь проникает в податливую плоть, как кровь обагряет кожу убийцы. Должен был взглянуть в широко распахнутые глаза поверженного, в которых в последний миг отразится лик смерти.

— Удар в сердце, — послышался негромкий, но настойчивый голос капитана над ухом юнги, — быстрый и точный, чтобы не мучился. Нужно бить сильно, чтобы добраться до цели.

Жесткие мазолистые пальцы бывшего испанского офицера сжали ладонь юнца, поднимая обе руки разом для одного верного удара.

— И не смей закрывать глаза...

Кинжал, сжимаемый двумя ладонями сразу, устремился к цели...

От урока риторики Майя не ожидала многого, но мастеру Лоренцо очень быстро удалось завладеть её вниманием. В какой-то момент ей показалось, что в конце лекции она вынесет с собой за дверь целый кладезь новых знаний, но увы. Чуда не случилось. Вероятнее всего потому, что она слишком увлеклась собственными фантазиями, и просто взглянув на Майю со стороны, уже можно было предположить, что обстоятельный монолог преподавателя по ораторскому мастерству уводит её мыслительный процесс куда-то совершенно в другое русло. Она отрывалась ровно настолько, чтобы записать в тетрадь самое важное, и расцветала всякий раз, когда мастер Лоренцо хотя бы поворачивал голову в её направлении. Неудивительно, что когда прозвучал звонок, она уже крутилась у учительского стола, намереваясь завязать разговор.

— Чудесная лекция, господин Дженовезе! Позволю себе нескромно заметить, что среди студентов можно услышать о вас лишь хорошее, но и тут вы сумели превзойти наши ожидания, — Майя наклонилась и поставила на стол локти, а затем, сцепив кисти в замок, устроила на них подбородок. Она скосила глаза в сторону, невзначай осматривая лежащие на столе конспекты. Ей пришлось слегка наклонить голову набок, чтобы ползущие по щеке локоны не загораживали ей обзор. — И потому я решила, что вы как раз тот самый человек, который может мне помочь! — она вернула полный надежды взгляд мастеру Лоренцо. — Понимаете, у меня есть... нет, не проблема, а как бы сказать... цель. Как вы наверняка знаете, я прибыла из довольно отдалённого и уединённого места, и эти отдалённость и уединение мне, как члену правящей семьи, очень не нравятся. Я бы хотела, чтобы Княжество активнее участвовало в мировой политической и социальной жизни, центром которой безусло-о-овно является Талон. Но как это осуществить без правильных контактов, верно? И хорошего представителя, конечно, — Майя улыбнулась, уже зная, что Лоренцо прекрасно понял, к чему она ведёт. — И я хотела бы стать таким представителем и впоследствии познакомиться с ведущими лицами Девятиградья. Под вашим руководством, если это возможно?..

Первый шаг был сделан. В течение дня ей ещё оставалось разделаться с одной назойливой историей, которую она привезла с собой из дома — проклятое поручительное письмо, где отец охарактеризовал её состояние как нечто, с чем нужно бороться. Это всё, что она знала, не вскрывая княжескую печать — что делать было крайне опасно. Майя не надеялась, что такое своеволие сойдёт ей с рук, а руководство университета прикроет и защитит от отцовского гнева. Но даже рискни она, старик наверняка использовал тот же способ письма, которым составлялись контракты княжеских Охотников: формальности для отвода глаз и скрытые строчки конкретно для тех, кто должен их прочитать.
С этим письмом она скучала у двери в кабинет мистера Уайета, пока тот принимал новоизбранных капитана и старосту, иногда лениво прохаживалась вдоль коридора и разглядывала случайных студентов. Те скорее предпочитали украдкой разглядеть, что это она такое носит с собой. Узкий глиняный цилиндр, в котором покоилось свёрнутое в трубку послание, не выглядел тяжёлым, но, держа его в руках, Майя как будто ощущала сам вес записанных слов. Вплавленная в торец пробка была обильно залита воском, а в нём, в вытесненном княжеской печаткой круге, отчётливо застыла безголовая волчья туша, за лапы растянутая верёвками в четыре стороны. В детстве мать пугала Майю, что если не будет слушаться, то окажется на её месте. До какого-то момента приходилось слушаться — пока Майя не вошла в сознательный возраст. А потом поняла, что с неё не спрашивали и десятой доли того, что отец требовал от её старших братьев.

Дверь наконец открылась, и из кабинета вывалились Фредерика и Густав. Спрятав письмо за спину, Майя проскользнула между ними, разделив, и с загадочным лицом обронила, не обращаясь ни к кому из них конкретно:

— Тоже вот, дела организационные...

Дверь за ней быстро захлопнулась, и с той стороны разнеслось взволнованное:

— Мистер Уайет!

      Нельзя просто так взять, и попасть в Университет. Хоть труппа и была многопрофильной, но но на поиске вариантов начался сущий кошмар. Мозговой штурм в формате балагана. Единственным адекватным решением было зайти через ближайшую коллегию, а также найти знакомую криса, Мисти, которая держала в Талоне какой-то полуволшебный-полуоккульный магазинчик. Да, она оказалась единственной из всех знакомых, кто имел некий магический дар, и вообще имел дело с магией. Правда, из Университета её выперли. Почему? Да кто его знает. Не доучилась, в общем. То ли терпения не хватило, то ли дар угас, то ли конфликт какой-то был. В общем, некий план был, и настало время действовать, а ещё попрощаться.

      — Коди? — к силачу Аурель подошёл первым. Похожий на гору мужик уже разменял четвертый десяток, но до сих пор держал на своих плечах целые пирамиды артистов. Он вроде служил, причём в артиллерии, и многие шутили, что стоит попробовать вставить в программу выступлений стрельбу из двухфунтовой пушки с рук.

      Но Коди ел. Ничто не могло отвлечь Коди от поглощения еды.

      — Я уезжаю, думал вот…
      — Десять минут, — ответил Коди, не оборачиваясь.

      Чтож. Аурель отправился дальше. В этот раз к пацану по имени Стэн. В нем он узнавал молодого себя (молодого, ха-ха). Фактически, этот парень был теперь ему заменой. Тоже акробат.

      — Тренируешься? Держи подарок, — Аурель протянул парню свой посох, оплетённый по центру кожей, с оковкой по обеим концам и свинцовыми вкладышами.

      Посох был его основным оружием. Казалось бы, зачем оно ему? Но труппа много путешествовала, и часто не по самым людным местам. Конечно, они были не столько лакомой добычей для лиходеев, но… Да и вообще, если выступления любили все, то вот саму по себе группу бродяг-проходимцев вовсе нет. Иногда приходилось отмахиваться, а иногда даже до крови доходило.

      — Теперь он твой, не сломай и не потеряй, вернусь — проверю, — улыбнулся парень.

      Дальше были эквилибристы, двое мужчин неопределённого возраста, абсолютно безволосых и, более того, близнецов, которых хрен отличишь друг от друга. Синхронисты, весельчаки и вообще хорошие ребята.

      — Ну что, сопляк, кидаешь нас, да? — сходу спросил первый.
      — Уууу… кидала... — эхом добавил второй.
      — Кидаю я вас только с прогиба, — ухмыльнулся Аурель.
      — Ну-ну.

      Эти двое были лучшими бойцами их табора, и мечтой Ауреля было им когда-нибудь навалять, но эти ужи всегда были быстрее, ловчее и вообще…

      — Ну ничего, сейчас волшебству научусь, и посмотрим, кто кого.
      — Ага, мы тебе сейчас ногу сломаем и ничему ты не научишься…
      — Или руку… — оба синхронно хрустнули пальцами.
      — Как же мне без вас, мудаков, скучно будет, — Аурель заржал.
      — Ну всё! Ты огребаешь!

      Акробат показал близнецам средний палец и дал дёру. Никто его, разумеется, не преследовал. Перед тем, как зайти к Сэму, он некоторое время смотрел на «семейную» тренировку Стэйси и Марка. Первая прекрасно кидала ножи, дротики, попадала шпагой в висящее кольцо и, в целом, показывала чудеса точности и координации. Второй же эти ножи ловил а полёте, а еще налету рубил стрелы и вообще был чудовищно быстр. Оба были замкнуты и неразговорчивы, поэтому Аурель удостоился только легкой полуулыбки и кивка на прощание. Еще была Келли, что танцевала с саблями, тётя Элла, тётя Марта, дышащая огнём Мари и множество других артистов, с которыми стоило попрощаться, но время поджимало.

      — Привет Сэм, — парень лишь недавно перестал называть Сэма дядей.
      — Я почти всё уладил, — сразу перешёл к делу шпрехшталмейстер, — Тебя проверят сразу в Талоне, в коллегии магов, потом найдешь Мисти и узнаешь, что нужно для учёбы. Город большой, всё на месте найдешь. Главное, поспеши.
      — Спасибо, Сэм.
      — Тяжко нам без тебя будет, — Сэм кисло улыбнулся, — Я уже думал тебя на замену себе готовить, а вот как вышло.
      — Да ты чего? Все же замечательно идёт! После Талона хоть в Мидиену, хоть в Осколки, где угодно с радостью встретят!
      — Может и так, только я не молодею, а цирк с каждым годом теряет актуальность…
      — Ой да что ты, раньше было лучше, да? Всё хорошо будет, и у меня, и у нас всех. Спасибо Сэм, — добавил парень еще раз на прощание.

      Пора было снова идти к Коди.

      — Коди? — тот как раз вычищал ломтем хлеба все остатки соуса и жира из миски.
      — Да. Талон. Там дом, на окраине. Он мой. Соседи Генри и Ребекка. Просил присмотреть. Передай записку. Они поймут. Дом теперь твой. Живи там.
      — Спасибо, Коди.

***

      — Да слушай, нецер может? Не потянет он… — скептически разглядывал Ауреля волшебник из сотрудников Талонской коллегии.
      — Гверет, не меньше, — отрезал второй, — Пусть попробует, там ещё было место. Говорят, что не все приехали.

      Аурель катастрофически опаздывал. учебный год начинался через стуки, а он всё околачивал двери коллегии. А ведь после этого надо было еще и в Университете бумаги оформить, получить настроенный под себя жетон, не говоря уже о том, что у него был целый выданный Мисти список необходимого, что ещё надо было купить. В общем, когда все бюрократические и организационные вопросы были решены, он уже пропустил целый день, и бежал на учёбу с мерзким ощущением, что уже пропустил буквально всё.


***

      Акробат витал в облаках и, мягко говоря, удивлялся происходящему. За время пробежки и после общения с Мисти, он напридумывал себе ситуацию, когда целый год будет сидеть в мрачном холодном подвале и писать скрипучим пером тысячи страниц конспектов, читать пыльные манускрипты при тусклом свете лампад, изучать древние проклятые языки и гадать на тушках дохлых птиц. Сейчас же перед ним был огромный стадион с таким обилием возможностей, что у акробата аж мурашки по коже пробежали. Просто вау. Ему не терпелось попробовать всё. Кажется, зря он вчера весь вечер тащил с побережья булыжник в свой вес, ведь если можно заниматься тут, то дома он будет только спать. Даже если всё остальное окажется не столь радужным, то перебить первые впечатления будь непросто. Это. Просто. Охуенно.

      — ...а? — Аурель вспомнил, что он тут вообще-то не просто так, — Отличный совет! День у меня будет не просто хорошим, а великолепным. Я забыл купить карету и пришлось бежать, чтобы не опоздать в очередной раз, как раз километров десять, даже чуть побольше.

      Тут парень не врал, Талон был на диво большим городом, и халупа в пригороде, в которую он уже успел заселиться, была довольно далеко. Если просто идти вразвалочку, можно было потратить часа два, а вот если устраивать себе легкую утреннюю пробежку, то он укладывался в полчаса. Нормальная разминка. Он приметил себе еще и маршрут к побережью, чтобы можно было освежиться. В общем, жизнь налаживалась.

      — Я пыль глотаю тогда. Да, в смысле последним иду, — никаких возражении против озвученного высоким мужчиной плана у него не было.

      Парень скинул в песок сумку, из которой достал лишь флягу с водой, отвратительно теплой, к сожалению, и примотал оную к поясу. Жару он обожал, но эта тварь иногда била в башку сильнее дубины, отправляя в тяжёлый нокаут даже самых крепких. Ничего лучше воды для применения в таких случаях он не знал: попить, или просто на голову полить, на лицо побрызгать. Следом за сумкой, туда же полетели сандалии и рубашка. Теперь горячий песок приятно пощипывал ноги.

      — Пойдемте! — Аурель поманил коллектив обеими руками, отступая спиной в сторону стартовой линии, — Это будет весело! — парень широко улыбался и сиял как начищенный медный таз.

Какая же она была... неказистая. По мнению Фредерики, дома даже самая последняя служанка выглядела презентабельнее. И, небось, даже бы разговаривать с этой Пэттс не стала, появись та на пороге. А фон Айнцберн разговаривает вот. Да, сама затеяла эту беседу – ну так рано или поздно всё равно бы пришлось. Поставили бы в какую-нибудь пару, и всё. Так блондинка оправдывалась сама перед собой, созерцая нестриженные (стриженными их назвать язык не поворачивался) когти Саши. Увидев запись в тетрадке Саши, она едва не закатила глаза, но тут в ряду посередине разгорелась настоящая перепалка, и это отвлекло блондинку от простолюдинки.

Пока Айнцберн думала, стоит ли пытаться урезонить спорщиц и как – обе они производили впечатление, что не задумываюсь могут и заточкой угостить в коридоре, — разборка закончилась сама собой. Хотя к ней попыталась присоединиться и та самая княжна с Севера. Интересно, у них там все девушки такие? Скорее мужчины, чем женщины. В общем, назревающий скандал иссяк из-за вмешательства эльфа, и Фредерика вспомнила, что говорила с Сашей.

Повернув голову обратно, она опять увидела это надругательство над фамильным девизом. Если что-то и было способно перебороть надменность Фредерики, так это её потребность кого-то поправлять и поучать. Довольно бесцеремонно она взяла тетрадь Саши, обернулась назад, взяв собственный карандаш, и каллиграфическим почерком расчертила девиз ещё раз.
— "Magicae potentia est" — назидательно повторила блондинка. — Это Старое наречие, так что неудивительно, что ты не знаешь. Переводится как "Магия – это сила".

Тетрадка легким толчком была возвращена Саше.
— А твоя тетушка и правда была ведьмой? — поинтересовалась она. — Впрочем, барон всё равно болван. Небось решил, что раз урожай поел долгоносик, так это сразу магия виновата.

Фредерика сдержанно взирала на то, как прислуга грузит её вещи. Со стороны она казалась изваянием: в душе же она чуть ли не подпрыгивала до макушек этих самых мраморных статуй, стоящих в саду поместья. Пожалуй, со стороны такое отношение выглядело бы странным – юная Айнцберн не содержалась в какой-то особенной строгости здесь, её не обременяли обязательным присутствием на званых ужинах, и не донимали многочисленными нотациями. С завидной регулярностью её навещали только учителя – но учиться девочка любила, и это было нельзя назвать обузой.

Тем не менее, Фредерика с нетерпением ждала, когда уже сможет покинуть родовое гнездо, и ворота "Бёрнхауса" закроются за каретой. Нетерпение росло с тех самых пор, как стало ясно, что ей передались родовые способности; это означало, что она может быть претендентом на следующую главу дома. Особенно, если среди остальных братьев и сестёр, таковых не обнаружится. От перспективы, что придётся отдать этот титул какому-нибудь Бренну, прожигающему отцовское состояние в карточных играх, или Альме, неспособной даже одну страницу в книге без запинки прочесть, мгновенно портилось настроение.

Наконец, погрузка была завершена. Чета Айнцбернов – белокурая красавица, несмотря на многочисленные роды, всё ещё стройная и свежая, и статный мужчина с тщательно уложенной бородой и усами, вышли попрощаться с дочерью. Ариана и Седрик фон Айнцберны.

— Мама. Отец, — книксен первой, второму. При последнем приветствии лицо Фредерике суровеет ещё больше. С отцом она всегда держалась по-деловому: так старалась она произвести на главу семьи впечатление. Доказать, что достойна. — Спасибо за возможность отправиться в Талон. Я не подведу семью Айнцберн.

— Ещё бы. Ты выросла умной девочкой, — улыбнулась Ариана, и толкнула мужчину под локоть. — Отец может гордиться тобой. И даже беспокоиться, да, Седрик? Как бы они не сменили табличку с твоим именем.

— Если вместо моего имен будет висеть имя дочери, я ничуть не расстроюсь, — едва заметно улыбнулся и Седрик. — Это означало бы, что мы вырастили достойную замену.

Мужчина подошёл к Фредерике и опустил руку на плечо, заглянув в изумрудные озёра, решительно встретившие его взгляд.

— Я не буду говорить длинных напутствий, Фредерика. Ты единственная, кто наперёд знаешь всё, что я скажу. Так что только одно: никто из нас в тебе не сомневается. Удачи.

Девочка перевела взгляд на мать. Та ободряюще улыбнулась. Дочь кивнула отцу, повторив уже сказанное:
— Я не подведу.

— Ну, иди, — поторопила уже Ариана. — Мисс Немайн, наверное, уже заждалась.

Фредерика в очередной раз кивнула, развернулась на каблуках в сторону кареты, и, не оглядываясь, проделала этот короткий путь, запрыгнув с первой ступеньки сразу внутрь экипажа. Возница тронул, подчиняясь оклику Седрика, и... ворота Бёрнхауса звякнули железом, закрываясь за спиной уже без пяти минут студентки Талонского университета.

— Тебе не терпится оказаться в Талоне, я смотрю, — послышался мягкий, почти обволакивающий голос прямо над головой Фредерики. Он принадлежал женщине в иссиня-черном одеянии, в тон таким же волосам. Её взгляд, в противовес холоду фон Айнцберн, был игривым и в нём плясали огоньки. Мисс Эвелинн Немайн, учительница Фредерики, готовившая её к поступлению в Талонский университет – его же выпускница, и практикующий маг. Неприятным для Фредерики фактом было то, что Немайн часто читала её как раскрытую книгу, и позволяла себе давать советы. Приятным – советы, стоило признать, были всегда полезны, какой бы сферы жизни они не касались. — Завидую... первые годы обучения – самое весёлое и лучшее время. Последние, впрочем, тоже... но уже по-своему. И если есть интерес к настоящей магии. Сначала вас ещё не так гоняют – ну, если ты не совсем идиот, а ты не такая, то учиться несложно, а позволяют уже много. Ещё и без лишнего надзора.... интересно, кто-то из моих старых учителей ещё остался? Ох, ладно, я начинаю звучать как старая кошёлка.

Фредерика не удержалась и хмыкнула. Что-что, а "старая кошёлка" к мисс Немайн точно было неприменимо – несмотря на то что она была примерно ровесницей Арианы, на её лице вообще не было никаких следов старения. Пейзаж за окном она видел сотни раз, так что смотреть в окно скоро наскучило; а о Талонском университете послушать хотелось побольше. Да и что ни говори, а в учительнице фон Айнцберн всегда находила остроумную собеседницу, с которой иной раз и поспорить можно было с интересом. Временами Фредерика задавалась вопросом, почему наставница вообще согласилась на эту должность – она явно могла претендовать на большее. Но спросить так и не решилась ни разу, боясь показаться глупой.

* * *

Первый урок встретил Фредерику жарой. Настолько сильной, что она порывалась даже стянуть свои белые перчатки и дать уже коже отдохнуть. Блондинка каждый раз в последний момент ловила себя буквально за руку, тянущуюся стянуть перчатку. Девочка уселась в первую парту в третьем ряду, косо посмотрев на Чеддарда, и мельком – на Густава. Назад, как примерная ученица, Айнцберн не оборачивалась.

Лекция Уайета... не очень воодушевляла. Интересно, он их запугать пытается? Да нет, непохоже, учитывая жалобы на рабочих, похоже, проблема его реально волнует. Впрочем, выходить куда-то дальше центра города. Зачем? Дались ей эти окраины, она не за видами для картин приехала.

Представляться девочка вышла одной из первых. Чеканя шаг, она вышла к доске. Пробежалась пристальным взглядом по всем. Ни поклона, ни кивка головы.

— Фредерика фон Айнцберн. Кто-то, как я услышала, потомственные воины. Кто-то – ремесленники или дворяне. Мы же – потомственные аристократы и маги, — блондинка без всякого предупреждения взмахнула выхваченной из кармана палочкой, и плавными движениями, нарисовала светящейся линией в воздухе герб: олений череп в окружении трёх крестов на каплевидном щите. — "Magicae potentia est" – наш девиз. Я пришла сюда учиться. Если вы тоже...

Блондинка отвлеклась от герба, который рассматривала на предмет изъянов и подняла взгляд на аудиторию.

— ... Мы обязательно найдём, о чём поговорить.

Взмахом палочки фон Ацнберн сдула вычерченный герб прочь и проследовала на своё место.

Со сдерживаемой печалью Густав глядел в открытое окно кареты. Знойный жаркий ветер еле-еле щекотал лицо.
Где-то там, далеко на севере, на мрачном, тёмном, мощённом плацу чеканили шаг идеально держащие равнение курсантские ряды. Нигде, кроме Хайгарда, не увидишь молодых дворян, вымуштрованных до такой степени, что уже походили на ветеранские легионы. Связанные друг с другом, как в волчьей стае. Сплочённые до состояния единого монолитного слитка. Впереди одной из центурий шагает «отличник службы». Уже не Густав. Огроподобный Флавий. Огромный, мускулистый. С круглой тупой башкой и высоким лбом. Он мечтал подсидеть Шарборро ещё с первых дней учёбы. И вот его мечта сбылась.

Флавий был в меру послушен, в меру туп. Из семьи просвещённых капиталистов. Очень не любил дворян. Но для этой ненависти не было выхода, пока верховенство в казарме постоянно оспаривалось. А потом… Помимо прочего, Флавий не знал, когда стоит остановиться.
В одно утро одного из имперских княжеских сыновей не было на построении. Как выяснилось, он не смог подняться с кровати. На лице — шрамы от лошадиных поводий. Обучение он продолжать уже не мог из-за обнаружевшейся позже грыжи.

Разумеется, никто не выдал центуриону виновника, но он и сам догадывался. Он торжественно объявил неделю бессонных ночей и с грустью вспоминал того светловолосого паренька, которого собирался по окончанию обучения назначить своим адъютантом.

***

Густав совсем не аристократично растёкся по мягким подушкам кареты и продолжал безучастно пробегать глазами по строкам книги. Единственная более-менее любопытная вещь, которую он отыскал в библиотеке своего горе-кузена. «Теория Престижа» за авторством самхафского философа Камиля ибн Пулима. Экс-курсант перевернул очередную страницу. «Издавание мужских звуков как способ завоевания места в коллективе». Густав обречённо вздохнул и небрежно уронил научный том на сидение.

— Хорош унывать, босс.

Раздался хрипловатый голос пожилого мужчины-полурослика. У Джеба был приятный, мягковатый тембр безобидного работника исторического архива. Недаром, ведь биография у него была чиста и безупречна.



Лишь сдружившись с ним и показав свою смышлённость и осведомлённость в определённого рода делах, Густав смог узнать о его прошлом контрабандиста. И не только. Но это далеко в прошлом. Джеб нашёл солидную, непыльную и полностью устраивающую его работу. Он был не просто прислугой и открывателем дверем, а благородным и уважаемым слугой древнего дворянского рода. Вряд ли многие полурослики могли похвастаться такими же заслугами.

Разумеется, Густав не мог взять свою свиту в Хайгард, но едва пришла новость о его возвращении, как Джеб тут же вызвался поехать в Талон вместе с ним. Это своего рода традиция. Старик всегда был рядом в судьбоносные моменты жизни Густава.

— Вы будто отправляетесь не в престижный университет, а на каторгу. Поверьте, разница весьма солидная… как минимум на каторге нет такого количества девушек. Знаете, «свободных» девушек. Ведь в гвардии Хайгарда едва ли хватало времени на лупанарий, а?
— Я был там, один раз, — с лёгкой улыбкой отозвался блондин. — Тогда там разбуянилась орочья банда. В итоге всё закончилось рапирами и кровью.
— О-о-о, амурные дела тоже нередко так заканчиваются, — задумчиво произнёс Джеб. — Но я верю в ваше здравомыслие и то, что вы не ввяжетесь в подобные авантюры. А так не переживайте, босс, всё у вас ещё впереди. С бабами… то есть с дамами оно только поначалу сложно и ничего непонятно, а дальше только и знай дело — ритм поймать.
Раскрыв частичку своего прошлого, Джеб стал называть опекаемого исключительно «босс». Это его забавляло.
— Босс, избавьтесь уже от этого конверта! Вас же скоро от него стошнит!
— Я, всё же, обещал, — с мукой выдавил Густав.

***

Да, это был чудовищный конверт. Плевок в лицо гармонии, равновесия и упорядоченности. Его кричащий, броский, ядовитый внешний вид так и говорил, что его можно выбросить в помойку, но отмыть пальцы от ощущения того, что они его когда-то сжимали — никогда. Этот монстроузный фиолетовый окрас с хтоническими вычурными узорчиками…

Письмо от самого Арчибальда Рози! Густав с самого начала чувствовал недоброе и до последнего отпирался от этой поездки к родственникам, но, как и всегда, кто его слушал?

К счастью, семейные встречи были редкостью, но когда они всё же случались, отцы семейства подолгу обсуждали политику и экономические вопросы, миссис Рози и миссис Шарборро пили чай на веранде, а Густав оставался наедине с этим… созданием.

Не то что бы его смущали зрачки Арчи, которые зачастую были ненормально расширены. Или постоянные разговоры о филейных частях горожанок Вердена. Его скорее выводил из себя немыслимый инфантилизм и безответственность человека, который был, между прочим, на год его старше. Собственно и взгляды его были под стать: бесконечные пустые беседы о анархизме, социальной утопии и метафизике.
В своей жизни Густаву приходилось поддерживать дружбу с большим количеством неприятных ему людей, но Арчи — это особый случай. С ним было труднее всего. Арчи считал его закадычным другом, но ценой этого были муторные и истощающие походы с ним по магазинам одежды и абсурдные по своей бессмысленности философские дебаты. Густав в них нередко одержал верх, но в каждом таком споре терял маленькую частичку себя.

Апофеозом тяжелого труда по поддержке союзнических связей с семейством Рози стал крайний раз, непосредственно перед отъездом в Талон. Арчи был невероятно возбуждён, в красках расписывал какой Талон «забубенный» город и что Верден ему и в подмётки не годится.
Арчи бывал там. Гостил у своего дяди, работника талонской полиции. Родители отправили его «посмотреть на мир». А на мир Арчи смотрел сугубо через призму неистового, дикого и декадентского кутежа. Ветра судьбы завели его на какую-то пролетарскую вечеринку и там он мало того, что не был закономерно избит, так ещё и сдружился с тамошним контингентом на фоне своих анархических идей и что гораздо, гораздо-гораздо хуже — встретил там прекрасную незнакомку.

— Она просто ангел, братишка! Её прекрасная, гладкая, белоснежная кожа, эти бездонные глаза, пронизывающие тебя из под трепетных, длинных, ласковых ресниц… <…> …я умоляю тебя передать ей это от меня! Я… не знаю… может она меня даже не помнит? Нет, не хочу об этом думать… Но… меня в такой трепет приводит одна только мысль, что это нежнейшее, милейшее создание будет читать своим мягким, обвалакивающим голосом эти…
— Конечно, братец, никаких проблем! — Выслушав десять минут невыносимого монолога, Густав позволил себе роскошь прервать его. С ядовитой улыбкой, он взял конверт в руки. — Ты ведь моя кровь, Арчи! Ну как я могу сказать «нет»? Обязательно навещу твою… — Густав передёрнулся. — …ненаглядную.

Густав всё пытался забыть про этот злополучный конверт, но он то и дело начинал зудеть в кармане, насмехаясь над ним всей своей невыносимой, отвратительной сущностью.
Страшная, неведомая сила однажды подтолкнула его попытаться пересилить своё омерзение. Аккуратными движениями (он в этом разбирался) Густав вскрыл конверт, так, чтобы его потом можно было без видимых следов вернуть в первоначальный вид. Письмо было адресовано некой Фернанде. Первый абзац был максимально перегружен слащавыми метафорами и восхвалением так называемой Фернанды путём сравнения её со всеми известными человечеству цветами. Когда дело дошло до развёрнутого пассажа о невероятно миловидном котёнке с блеском вечной красоты в очаровательных голубых глазах Густав не выдержал и убрал письмо, едва сдерживая подступивший рвотный позыв.
Тогда он понял. Чем быстрее он избавится от этой «чёрной метки» — тем лучше.

***

Мрачная тень рода Рози настигла Густава и по приезду, ведь родители настояли, чтобы он поселился в том же доме, который в своё время снимал Арчи. И даже поддерживать в нём порядок назначили ту же служанку, которая была выбрана баронетом.
В Талон они прибыли поздно ночью, но Амелия терпеливо ждала их приезда. Густав смерил её взглядом. Разумеется, выглядит как мокрая мечта пубертатного подростка. К счастью, она оказалась настоящим профессионалом своего дела.
Провожая её взглядом, Джеб лишь заговерщецки подмигнул.
— Будьте проще, босс. Просто наслаждайтесь красотой. И свободой.

***

На первом в своей жизни уроке Густав уже смирился со своей судьбой, хотя морально был опустошён и уничтожен. От Арманда веяло чем-то знакомым. Можно даже сказать, что родным. И чем-то очень серьёзным. Но этого, конечно, было недостаточно.
Он ощущал себя не в своей тарелке, точно как на другой планете. Но раз выбора нет, придётся танцевать под ту музыку, что есть.

Когда пришло время представить себя, Густав был спокоен как удав. Хотя, встав напротив всего класса, вдруг почувствовал неожиданное смущение. Внешне он этого не показал, но… не слишком ли прямо он держится? Наверное, это неестественно. Может, чуть ссутулится? Да, вот так…

— Я — Густав Шарборро, единственный наследник своего рода. Можно сказать, что мы потомственные воины. Собственно, я — хайгардский курсант. Бывший… если честно, мне всё тут вновинку и мне сильно непривычно. Среди вас ведь есть местные? Буду рад, если проведёте мне небольшую экскурсию. И… если у вас будут какие-то проблемы — всегда обращайтесь, помогу чем смогу.

На секунду Густав уважительно наклонил голову и уверенно направился назад за парту.

Вы не можете просматривать этот пост!

В эфир врывается уже знакомый голос. Низкий, твёрдый и вкрадчивый.

Как выбраться, если отсек изолирован? Кто он — второй?
α — Позволь представиться — Виконт. Я командир отряда, который прибыл для наведения порядка. И я буду рад помочь вам, если вы поможете мне.
γ — Пс, если что: его деятельность неофициальна, у него нет ни корки, ни лицензии! Может у меня и амнезия, но даже я могу уверить вас, что он не из наших краёв. С другой же стороны, кто ещё предложит вам помощь?
α — Это надоедливая обезьянка из комнаты связи порой говорит здравые вещи. Вам правда неоткуда ждать помощи. Я же предлагаю её за разумную цену. Я подскажу вам, где искать припасы. А самое главное — пульментарный аэрозоль. Магам он помогает восстановиться после всего. Даже в вашем случае.

При упоминании аэрозоля у вас усилилось слюноотделение, а лёгкие начало жечь от предвкушения, подобно жажде никотина у курящих, но усиленной раз в десять.

α — Мы можем помочь друг другу. Вам нужно подорвать обработчик морской воды. Это вызовет сбой охранной системы и вытащит из изоляции и вас и меня. Вы ведь хотите выбраться отсюда? Разумеется, я предлагаю долговременное сотрудничество.
γ — Не то чтобы заблокированы совсем-совсем все подходы к ГП...

Виконт в ответ издал тяжёлый вздох.

α — Конечно, ещё есть дорога через северные тех. туннели, до отказа набитыми киборгами, убивающими всё, что шевелится. Как вы понимаете, даже я туда не сунулся, притом, что у меня в распоряжении тяжеловооруженный отряд.
γ — Может у маленького отряда и будет шанс протиснуться там, к тому же не придётся повреждать одну из жизненно важных систем АКСД.
α — Моё предложение сугубо добровольное. Разумеется, при желании, я не помешаю вам рисковать собой ради того, чтобы у этого кастрата всегда была вода в кулере.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

  — О-о, – задумчиво протянула Медб, когда Ренаэль решила спросить её совета. Полной неожиданностью для Тени это не стало, наоборот, та ждала, когда дриада будет готова к разговору и начнёт его сама. Но всё же вопрос оказался не так прост, и ответ на него вряд ли понравится спросившей. Надо было приложить усилия, чтобы Рен не разочаровалась и не оборвала хрупкую связь с Медб.

  — Если бы всё было так просто, то миры давно перестали бы существовать. Все были бы сильными, все бросали бы друг другу вызовы. И это привело бы к неизбежному и быстрому самоуничтожению. Конечно, в меньших масштабах это и так происходит, но мы же сейчас не об этом, – девушка поджала губы и выдала кривую улыбку, будто проглотила кислый лимон. В каком-то смысле так и было, ведь дальше последовала банальная, но необходимая истина, — У каждого свой путь к силе. Да-да, знаю, что не этого ответа ты ждала, но не спеши с выводами. На самом деле источников могущества не так много, а вот заполучить их можно действительно разными и многочисленными способами. Самый лёгкий – это одолжить, взять чужую, предложенную силу. Это самый лёгкий, быстрый и самый ужасный путь, который ведёт в никуда. Он не делает тебя сильнее, только наоборот. Но это понимание приходит далеко не сразу, и зачастую слишком поздно.

  — Что до остальных путей, то всё же есть один универсальный совет, подходящий всем. Он тоже покажется тебе знакомым. Чтобы получить силу, надо работать над собой. Достойные сами притягивают к себе её. Могущие артефакты начинают нашёптывать своё местоположение, местные боги обращают свои взгляды, армии присягают на верность. Тут стоить упомянуть, что на этом этапе большинство ломаются. Берут на себя слишком много и не могут с этим справиться. В любом случае, обретение силы надо начинать с себя, с самосовершенствования. Твоё тело и твой дух должны стать величественным сосудом, способными не просто наполниться силой, но и удержать её, управлять ею. В конце концов, генерировать эту самую силу и приумножать. В первую очередь помни, что основной источник силы – ты сама. Не Храм Альрауне питал тебя, а ты – его. Да, ваша связь настолько тесная, долгая и личная, что тебе, должно быть, кажется, что без него ты стала слабее. Но это не так. У меня вот тоже есть подобный артефакт, – Медб сняла с головы корону и начала крутить её в руках, — Сейчас это просто напоминание о былых временах, но когда-то эта корона придавала мне сил. Точнее, она впитывала мои излишки энергии, которые я не могла контролировать. И уже потом я обращалась к ней, когда мне не хватало мощи. Но брала я не у кого-то взаймы, это была всё та же моя собственная отложенная энергия. Думаю, что Храм Альрауне – что-то подобное, что это твоё творение, твоя сила. Но ты можешь и создать новый артефакт, если пожелаешь, как и восстановить старый.

  — Наверное, ты можешь в ответ сказанному противопоставить Госпожу. Она использует не только свою силу, но и заимствуемую, а всё равно успешная и далее по списку. Но это имеет свою цену, и не значит, что она сможет заплатить её в конце. Так что в этом смысле мы более свободны, чем Скатах, и я надеюсь, что ты не будешь больше отдавать свою свободу так задешево. Ведь в этом тоже заключается часть силы.

Ренаэль не помнила, мог ли раньше храм Альрауне с ней общаться, но в любом случае улыбнулась – если он ожил, значит, сила возвращается к нему. И все бы хорошо, но одна из картинок вызвало совершенное недовольство. Нет, против того, чтобы заразить и пожрать Медб, Ренаэль ничего не имела – если та когда-то попытается оскорбить дриаду или подведет Госпожу, то после дуэли, в которой, разумеется, победит Дева Удачи, можно и принести её в жертву цветку, но сделать такое с Госпожой? Дриада почувствовала недовольство и абсолютное возмущение, которое хотела бы транслировать храму, но её отвлекли.

– Только попробуй тронуть мой Храм, шут, – угрожающе заявила Ренаэль, когда этот взявшийся из ниоткуда идиот начал склонять Госпожу к каким-то идиотским затеям. Однако, когда Скатах приказала уничтожить храм*, дриада с полным недоверия лицом повернулась к Темной Владычице. Спустя пару мгновений замешательства, она начала свою (с детскими нотками обиды) речь. – Но... Госпожа! Это храм Альрауне, источник моей силы! Он всего лишь поглотил магическую энергию этой статуи и вернул толику природной мощи. Без него я сильно ослабну и стану почти бесполезной! Джокер просто хочет затянуть наше покорение этого мира. Почему вы хотите уничтожить его? Посмотрите, какой он милый!

Скатах даже посреди боя, но всё-таки удивилась, когда вдали показался главарь гоблинов. Разве она не приказала Ренаэль принести его голову? Ну и где это бревно шляется?! Впрочем, перспектива лично проткнуть этого ублюдка была слишком приятной, чтобы ан Эйлин начала высказывать возмущение прямо сейчас и требовать Деву Удачи выполнить чёртов приказ. Да и в разгаре боя всякое может случиться. Так что каких-то серьёзных проблем дриаду не ожидало.

Зато они ожидали главаря.

Растянув рот в хищном оскале, Темная Властелин отвела руку с копьём в сторону и широкими шагами двинулась вперёд, к предводителю серозеленокожих, всем своим видом показывая что мол, давай, иди сюда, я тебя проткну, выпотрошу, и крысам брошу. Когда же расстояние между ними сократилось до одного прыжка – Скатах с грацией лисы оттолкнулась от земли и рванула вперёд, выбросив руку с копьём в сторону гоблинского здоровяка.

Кап. Кап. Кап. Дриада завороженно-меланхолично смотрела на кровь, стекающую с пальцев. Сжала ладонь в кулак и стряхнула алую воду на землю. Когда-нибудь тут будет расти дикая трава, освободившись от власти этого ходячего мусора. А Ренаэль занималась весьма нетипичным для себя делом: думала. Думала о странной горечи, когда она восхищалась собственной силой и победой над слабенькими гоблинами. Думала о том, почему она не помнит о том, как восстановить силы Храма. Наконец, думала о том, почему кровь сама не впитывается в её тело и почему приятное раздражение от уже подсыхающей корки начинает немного раздражать.

– Восхищаться можно только Госпожой, понял, красный? – чуткие уши услышали неслышимый приказ Госпожи и Ренаэль попыталась улучить момент, мягко, с готовностью убить, намекнув Хеллу о неподобающем поведении. "Владыке наверняка не понравилось, что он хочет восхититься смертной", – именно так трактовала приказ Дева Удачи, не замечая собственного проигрыша в эмпатийной лотерее. И старательно загоняя в темные уголки сознания мысль, что Владыка сохранила некоторые человеческие качества...

"Ненавижу грёбаные переходы" – оформилась мысль, как только Скатах вернула себе способность думать. Вернее, как-то так: "н-не н-н-навижу г-г-г-гребаные п-п-переходы". Проклятье, не могли её куда потеплее перенести? Ещё это отвратное сосущее чувство под ложечкой. И дикий голод. Кольца, ну конечно. С маниакальной поспешностью ан Эйлин нацепила на себя перчатки. Отвратительное чувство поутихло и женщина наконец смогла осмотреться. И себя осмотреть, в том числе. Уткнувшись взглядом в стоящий торчком от холода сосок, колдунья чертыхнулась и принялась стягивать с себя перчатки. Одеваться в них означало в лучшем случае изодрать любимый наряд в клочья.

— Цыц, — шикнула она на Джокера, который перестал изображать из себя благопристойность и полез к ней с определенно ценной, но совершенно неуместной информацией. — Одеться дай, а ебало своё – стяни.

Шутник, блин. Сам-то то ли уже оклемался, то ли вообще проблем с переходом не испытывает, наркоман хренов. И потом бегает вокруг пока у остальных отходняк и орёт "Чё такие серьёзные?". И пританцовывает как наркоман.

Тем временем наряд возвращался на тело, и вместе с закрытой кожей возвращалось самообладание, самосознание и вообще мысли приходили в порядок. Скатах взяла в руки своё копьё, задумчиво покачала его в руке, попутно приглядываясь к Джокеру – стукнуть или нет? Потешается ещё, "Слабейшество", блин. Решив, что всё-таки успеет ещё, она решила поинтересоваться насчёт того, что ещё советник успел узнать.
— А в этой Прей... — начала было Скатах, но, увидев, что арлекинша уже исчезла, в сердцах стукнула древком копья о землю. — Мать моя фомор!

Рассудив что громы и молнии по адресу Джокера слать бессмысленно, пока не вернёт себе хотя бы часть сил, Тёмная Властительница пошла по коридору, постукивая по стенам копьём. Раз уж глашатая пока нет, приходится извещать о своём прибытии самостоятельно.
— Подъём, бездельники! У нас тут целый мир незахваченный!

Лидер стоял неподвижно, словно статуя, впитывая в себя потоки информации со всех сторон. Планы действий будто карты в колоде молниеносно сменялись один за другим. Где-то проскочила мысль о запертых в подземке рабочих. Почему-то основная цель высадки, их освобождение, откладывалась всё дальше и дальше. Эту мысль быстро уволокло дальше вниз водопадом сознания.
— Copy that, — коротко ответил он Смотрительнице, после чего вернулся к Уэлш, на ходу отдавая несколько указаний подчиненным. — Hammer-5, overwatch the street. Hawk-3, examine the hatch.

Нависнув над стоящим на коленях мужиком, Девятый несколько секунд молчал, словно решая, что делать дальше. "Правдивый" ответ его не сильно убедил, но и серьезного повода избавляться от хозяина мастерской он не видел.
— Failure to cooperate will result in your disposal, — наконец выдал он ровным (настолько, насколько так можно сказать о дребезжащем вокодере), без капли угрозы, голосом. Просто как факт. Подняв глаза на полицейскую, Лидер ткнул пальцем за спину, в сторону Ястреба. — Assist him.

Затем, обойдя Уэлш, Девятый двинулся в комнату.
— Carry on, — сказал он Защитнику после беглого взгляда на штекер. Сейчас его больше интересовало другое. Тяжелые ботинки остановились прямо напротив лица лежащей на полу женщины. От внимания Девятого не ускользнул то, что во время штурма та первым делом рванула в комнату. — Why did you rush here? What do you know about all that hardware? — он указал в сторону компьютера.

— За поступление! — Анжелика приподняла стеклянную кружку с чёрным имперским стаутом, потревожив осевшую поверх шапку карамельной пены. — Отпразднуем как следует!

Она не стала подолгу зависать над печатной карточкой меню, быстро найдя знакомые названия. Мисс Морель показательно выбрала имперское пиво и закуски — к тому времени, когда каждый из них получил свой заказ, перед ней на стол опустилась тарелка, на которой горячие печёные колбаски с ещё кипящим на них сыром со специями были обложены соленьями и вымоченными в сметане и чесноке ржаными сухарями.

Анжелика особенно не налегала на пиво, тихонько потягивая из своей кружки, когда Шарль и Яноро уже заканчивали вторую, а за ней и третью, а Арчи обхаживал Фернанду. Она больше отвлекалась на разговоры, в основном в том конце стола, где расположились студенты постарше и «посерьёзней», нечаянно оказавшись между Фрейей и Неласир — и так же нечаянно при следующем заходе официантка поставила по кружке имперского тёмного перед двумя её соседками. Анжелика склонилась к Фрейе.

— Ну ты что, — она по-дружески пихнула северянку локтем. — Дуешься на меня типа? Из-за чего хоть? Из-за чего она на меня дуется? — Анжелика повернула лицо к эльфийке, ткнувшись плечом в плечо Фрейи, и зацепилась взглядом за её тёмные ладони на тёмном бокале пенящегося стаута. Она нетрезво улыбнулась. — Ты не знаешь?

Анжелика уже сменила пустую кружку на полную. Сложно было не отвлекаться на царящее за их столом веселье — которое уже выходило из-под контроля, подняв градус с застолья до настолья, — но у неё, кажется, была какая-то цель, с которой она решила притереться к этим двум. Анжелика точно не знала ещё, чего хочет, но повод для того, чтобы попасть в новый социальный кружок, выдался хороший, и она просто пользовалась.

— М-м-м? — отпив ещё и вытерев с губ пену, она снова потянулась к Фрейе, дыша в неё хмелем, жжёным ячменём и лукавством.

Не показывая своего восхищения, да и не будучи в нём до конца уверенным, баронет развеселился и поддерживал общее настроение. Может центральные районы Талона казались такими помпезными только из-за своей новизны. Всё-таки родной Венден тоже далеко не захолустье. Хотя и помельче будет... Да и в таких вылазках там принимать участия как-то не доводилось.

Долго изучал меню. В привычных богемных кругах он попробовал многие сорта вина, но в текущей компании и атмосфере захотелось чего-то необычного. Краем глаза приметил, как делает заказ Фернанда. Задумался. По идее он не должен отравиться пролетарским пивом, даже несмотря на разницу в статусе?.. Хотя и сама девица была одета далеко не как дочь рабочего. Определённо хуже чем Арчи (кто вообще здесь одевался лучше чем Арчи?), но всё же со вкусом.

— За поступление! — поддержал он тост.
Первый глоток. Не слишком утончённо и вообще... но пьётся легко... и вроде как... вкусно? Арчи грустно поймал себя на мысли, что как-то слишком сильно концентрируется на малозначимых вещах. Произошедшее за день несколько подвыбило его из колеи. Не так он себе представлял первые дни.
Тут же он приметил Фернанду, которая сидела словно бы сама с собой, изредка поддерживая общую беседу, но явно не участвовавшая в общем празднике жизни. Арчи потянуло к ней как-то само по себе... не только по вышеназванным причинам, естественно. Начал он разговор как-то неловко и чуть нервно.
— А не зря мы здесь собрались, да?.. Всем весело. Пиво, кстати, неплохое, у меня на родине таким не торгуют...

Затем постепенно спирт начал усваиваться, лицо Арчи покраснело, а сам он почему-то заказал напиток гораздо покрепче предыдущего.
— Знаешь, а я вообще-то анархист... Ты вот читала труды профессора Пилца? Ну там где это... про самосознание, эго, вот это всё... умнейший мужик, я считаю, хоть он сейчас и в опале. А почему в опале? Да нахуй государство, вот почему!..

***

Затем язык начал заплетаться, а Фернанда — раздваиваться.
— Феда... я тебя как только увидел сразу понял, что мы с тобой станем отличными... друзьями! Всю жизнь мечтал пообщаться с кем-то из народа. Да и вообще ты это ну... ну... ну ничё такая, понимаешь?..
Тут до ушей Арчи донёсся страшный, в чём-то даже обвинительный вопрос, который он просто не мог оставить без ответа. Он резко поднялся со своего места и развернулся к остальным, точно разрывая выстроенный до этого вакуум. И с пьяным изяществом и прищуром поглядел на едва стоящего на ногах Яноро.
— Я?! Не пою? А я просто весёлых песен не знаю! Или не помню! Ты начни, я уж поддержу...

Затем оглянулся назад на Фернанду и улыбнулся ей неожиданно по-доброму.
— А леди рабочих желает присоединиться к народному празднику?.. ГУЛЯТЬ БУДЕМ ДО УТРА!

Нагло свистнул со стола чью-то недопитую бутылку с ликёром и в мгновение оказался рядом с Яноро, отчего-то (хотя все мы знаем, отчего) по-панибратски обнимая его за плечи.
— Я... я тебя вспомнил, это же ты меня звал на дуэль утром?.. Ты хотел меня спасти от обморока, да? Ты... классный парень, только я тебе вот что скажу по секрету, — наклонился вплотную к одногруппнику и шёпотом заорал ему в ухо, — ты одет как ободранный петух! Давай тебя по моде оденем, а?.. За мой счёт наряжу тебя как принцессу... тьфу, как принца. Мне надоело тут торчать, пойдёмте на улицу! Шарль, это ты первый предложил нажраться? ЛУЧШИЙ, СУКА, ЛУЧШИЙ!

Слова становились не только честнее, но и громче. По меньшей мере в том конце стола, где обосновались Яноро, Шарль и окраина «северной троицы» в виде несчастной Китнисс. Соседствующая Саша держала оборону вокруг белоснежной макушки мисс Блант, но Шарля и Яноро её гегемония не достигала.

— За поступление! — во весь голос проорал Яноро в ответ Уильяму. Тогда-то вечер в «Разговорчиках» покатился туда, куда катится любая попойка вчерашних школьников, будь они дворянами или горными карликами.

* * *

    — Какой он на вкус? Какой он на вкус?! — допытывался Яноро спустя полчаса и две пинты пшеничного «белого», смеясь уже без остановки.
    — Ты идиот? Ты ликёр-то пробовал? — подначивал Шарль.
    — Сам лакай свой ликёр! Я шо-шо-шоколада не пробовал!
    — Не трогай её шоколад! — хором предупредили Саша и Шарль, злобно пялясь друг на друга.
    — Я не трогаю, — плаксиво понурился Яноро. — У меня свой есть…
    Он заглянул в пустой стакан:
    — А… — с интонацией печального ослика протянул Яноро и запустил пальцы в раскрашенные волосы. — Нет… у меня своего шоколада нет…
    — Эй, друг! — тут же обернулся Шарль и замахал рукой стюарду. — Принеси нашему клоуну портера! Да покрепче!
    — Что ещё за портер? — спросил Яноро, подозрительно поглядывая через стол на вздрагивающую от сдерживаемого смеха Неласир.
    — Увидишь. Это шоколад такой, — Шарль улыбался и жестами требовал от Пэттс заткнуться.
    — А это… правда шоколад? — тихонько поинтересовалась Китнисс.
    — Да! — крикнул Шарль.
    — Нет! — рявкнула Фрея.
    — Идёт! — ещё громче крикнул Яноро. — Неси мне портал, слышьте! Я портируюсь!

Тугой хмель лился легко и привольно. Больше не болела спина, стало наплевать на недавние сомнения. Яноро будто оказался снова среди циркачей, где все должны улыбаться и смеяться вместе с ним. Будучи моложе всех прочих, он пил за троих, поменяв пшеничный эль на тёмное пивное варево. К тому моменту, когда Шарль еле удерживал локти на краю стола, Яноро то начинал петь дурацкие трактирные песни, то вдруг вскочил на стол и без замаха вогнал нож в середину хлебной доски, на которой Уильяму подали куриный бургер. Любой мог видеть, что мальчишка уже с трудом держится вертикально. Однако нож, взявшийся неизвестно откуда, вибрировал перед носом Уильяма так, будто был брошен самой трезвой рукой на свете.

    — Ему больше не налива… — начал Уайет.
    — Идём гулять! — потребовал Яноро, качаясь на одной ноге.
    — Слезай со стола! — закисая от хохота, Шарль одновременно с этим протягивал Яноро недопитый кувшин. Яноро не помнил, в какой момент они перешли с бокалов на эту тару. — Слезай со стола, ваше клоунство, тебя шоколад ждёт…
    — Шоколад! — весело орал Яноро и тянулся к кувшину.
    — Прекратите подливать ему шоколад, — вдруг с подозрением пропищала Китнисс. Всё ещё стоя на одной ноге, Яноро с недоумением посмотрел на неё сверху вниз:
    — П… по… почему?
    — Потому что тебе хватит? Потому что шоколад неправильный?
    — Мне не хватит! — заявил Яноро. — Но если хочешь, чтоб хватило… пойдём гулять! А этот кувшин с шоколадом я конфискую именем Университета Магии!
    — Именем пяти долларов, которые ты уже мне должен, — добродушно ехидничал Шарль.
    — Я никому ничего не должен!

Второй нож воткнулся в хлебную доску в одной волосинке от первого. Уильям икнул:
— Точно не наливать…

— Гулять, гулять! — пел Яноро. — Мы идём гулять! Ну, чего такие унылые, а ну пойте вместе со мной! Эй, эльфийские владыки, вы, красивые как свет звёзд, где ваши голоса! Почему не поёшь, Арчи! Какие у вас песни про такой случай?!

* * *

Конечно, рано или поздно кто-то должен был выкинуть Яноро на улицу.

Приготовления мастера Альбы напомнили Яноро о цирковых репетицях. Разбиться по парам, учесть дистанцию… всё как в большом шатре. И от этой схожести мальчик лишь острее чувствовал, как сильно поменялась жизнь. Правила были похожи, но всё остальное… Совсем, совсем не так. А будет ли когда-нибудь «так»? Смешная Китнисс, которая врезалась в его плечо за обедом. Болтун-Шарль. Светловолосая обжора в синем жакете. Яноро поймал себя на внезапной мысли, что раздосадован. Новые люди появились вокруг слишком быстро. Яноро не успел узнать их, поэтому их лица выглядели для него как раскрашенные декорации из папье-маше. Недостаточно настоящими, чтобы их захотелось…

«…если вы кого-то убьёте», повторил Яноро про себя. Что-то на миг изменилось в его глазах. Потом он понял, что одно лицо не кажется ему вырезанным из белёной бумаги.

— Эй! — позвал он Рози и широко улыбнулся, подбросив в ладони палочку. — Давай разобьёмся на пару с тобой? Доллар даю, что я тебя где-то видел.

  «Долбоёб» – одними губами почти беззвучно Ирма полуозвучила мысль о водиле, не сумевшем поставить тачку как надо. Теперь придется импровизировать, а затем, наверное, тащить в укрытия кровоточащие полутрупы. Бросила быстрый взгляд на бесполезный теперь мешок с песком, что они с Бароном втащили в кузов и устроили перед багажной дверцей – работа впустую. Взглянула следом на забронированного по самую макушку «Танка» – вот кому предстоит первым привлечь к себе внимание и поймать пару пуль. Остается надеяться, что он не сдохнет от первой же пары выстрелов. Кивнула «Злодейка» товарищу по багажнику, чтобы тот приготовился, и правой рукой резко и решительно потянула скользящую боковую дверь фургона на себя, а затем бросилась на пол между сиденьями.

Не стал прикрывать здоровяк. Проигнорил демонстративно и начал в свежевыпавшем мясе возиться. Ну ладно. Начал уже привыкать, к тому, что всем похуй. Кроме, похоже, Коммутатора, тот хоть что-то отвечал. Взял и себе гарнитуру, к стене привалился. Чёрный к двери пошёл, Яболь труп тащить предложил. Хуле делать-то? Нет идей. Решил посмотреть, чем весь этот цирк закончится. Тут громила вдруг всё же подошёл и ништяков отсыпал, чем несказанно удивил.

Первое пробуждение
Руины Эдена

ссылка ♫

  Лодка неторопливо скользила по тёмно-синей глади воды, переливающейся в лунном свете. По обе стороны виднелись полуразвалившиеся каркасы зданий, что в сумрачном мраке напоминали жуткие непропорциональные фигуры. Вода непроглядно мутная, усеянная мусором. Обломки небоскрёбов сильно ограничивали передвижение, преграждая былые улицы, проспекты и бульвары.

  Их было порядка девяти. Все вооружённые, в защитных костюмах. Бесплодные и лишённые памяти. Недобитки старого мира, что вынуждены скитаться по опустевшей, безжизненной земле для продления жизни своих приютов. По обрывкам старых воспоминаний они ещё опасались повышенного радиационного фона и агрессивно настроенного мрака, что мог затаиться среди развалин. Их мир был причудлив. И в городе-призраке могла встретиться опасность хуже физического врага.

— Почему Первые вмешиваются только сейчас? — наконец, спросил Жрец.

  Вопрос был адресован Архитектору, пожалуй, самому странному из их компании. Человеку, что постоянно пребывал в тех областях, в которые иной человек не пожелал бы заглянуть и на секунду.

— Они всегда были среди нас, — ответил он, глядя на водную гладь. — Они жили на Земле задолго до нас. И они наблюдали за нами. И мы были им неинтересны. Они изредка вмешивались в наши дела, но не оставляли после себя и следа.
— И что изменилось теперь?
— У сил вне нашего понимания есть разногласия. Точнее сказать... они и тот, кто разрушил наш мир — имеют разную природу, ровно как мы сами отличаемся и от тех, и от других.
— Мы вымираем, – с ядом в голове напомнил один из солдат. — Твои покровители могли бы посуетиться и пораньше. Или хотя бы рассказать, как ёбнуть эту штуку наверху.
— Первородные уже поведали мне больше, чем должен знать человек. — Архитектор призадумался, словно выпав из реальности на минуту. «Вернувшись», он почувствовал пробежавший по спине холодок. — Тот, кто разрушил нашу цивилизацию всемогущ. Он перекроит весь мир, изменит его до неузнаваемости. Когда мы проснёмся во второй раз, реальности, что мы знали, уже не будет.
— Второй раз? — Спросил тот же боец. — А кто их считает? Ты уверен, что нас разбудили в первый раз, а не в сто первый? Я не помню лиц своих отца и матери. Ничего. Какие гарантии, что в следующий раз я не проснусь безвольным овощем? Ты лучше скажи эти... чипиздрики в твоей голове, они что-то говорят о иных мирах? Загробном? Может где-то нас ждут облака, вечный свет, да сотня девственниц, а мы всё плаваем в этом говне в надежде на лучшее.
— Я не берусь судить, как воспринимают вселенную Первородные. Но точно знаю, что для нас мир только один.

  Кто-то сдёрнул защитную маску и с презрением сплюнул за борт. Остаток пути они прошли в тишине.

***

— Здесь.

  Архитектор остановил лодку жестом. Начался процесс долгих раскопок и раскладки спец. оборудования. Среди обломков стен, крыш и мебели часто попадались кости. В большом количестве. Многие со следами насильственной смерти. Группа уже находила места бойни и похуже, но они всё не уставали поражаться, насколько дёшево в те времена ценилась жизнь. Видимо, когда ваше население достигает больше десяти миллиардов к таким вещам, относятся проще, чем, когда вас порядка нескольких тысяч.

  Жрец опасливо покосился на уже заполненную капсулу. Когда они наткнулись на этого, Архитектор подметил, что «он протянет особенно долго». Но Жрец всё никак не мог отделаться от мысли, что маг глядит на него. Как-то злобно. Хотя он явно не мог восстановиться так быстро.

— Трое. Щедрый улов.
— Да, кажется мы выиграли себе пару лет спокойного гниения в замкнутом пространстве.
— Эта точно пойдёт? Выглядит как кусок мяса.
— Прояви уважение, она всё-таки пережила ядерный взрыв.
— Пойдёт, — заверил Архитектор. — Они не умирают так просто.

  Жрец задержался у последней пары. Те перед смертью завалились друг на друга. Так и оказались погребены под завалом.
  Он знал, что нужно сделать. Но медлил. Присел рядом с ними. Смотрел, не отрываясь. Легко погладил одну по волосам, что успели отрасти заново. Он почувствовал, что Архитектор встал рядом.

— Знаешь... — опустив голову, начал Жрец, — мне казалось, что человек может всё, если по-настоящему захочет. А уж в мире до нас наверняка так оно и было... а потом пришло нечто, что всё разом сломало. Без надежды склеить обратно. Просто скажи, зачем мы всё это делаем? Мы ведь совсем не нужны Первородным. Они уже допустили то, что с нами случилось.
— Произошло ли это по нашей воле или без неё. Высшие силы уже ввязали нас в свою игру. И выхода из неё нет.
— Почему бы этим высшим силам просто не оставить нас всех в покое? — Задарил риторический вопрос кто-то из группы.

  Архитектор хотел было ответить, но вместо этого повёл губами и поднял взгляд на небо. Там горела космическая пыль и отрешённо сияли звёзды. Те самые, к которым всегда тянулся человек.

- Фантом? - алхимик озадачено приподняв бровь, посмотрел на Марию, - Звучит зловеще. Ты конечно права, я не самый жизнерадостный парень на свете, но знаешь... Терять эмоции вовсе - это как-то через чур.

Ариан на минуту замолчал, уставившись на флакончик с серебряной стружкой, что до этого вертел в руках.

- Знаешь, там откуда я родом маги гораздо более прагматичны. Они зарабатывают на жизнь, истребляя всякую нечисть. И зарабатывают весьма неплохо. Честно признаться, я подумываю заняться тем же, когда кончится обучение. Тем более людям такого рода не обойтись без помощи алхимика. Ну, ты понимаешь, - перекинув флакон из руки в руку, Эстерхази усмехнулся, - Может с первого взгляда так и не кажется, но я люблю эту жизнь. Со всей той болью и наслаждениями, что она несёт. Так что потеря эмоций в мои планы не входила. В конце концов, что толку от денег, если они не приносят удовольствия?

- Признаться честно, я планировал присоединиться к Тёмным. Вы, ребята, конечно выглядите странно, но меня больше волнуют знания, - Ариан постарался изобразить улыбку, - Ведь для этого мне же не обязательно красить ногти чёрным и взирать на всех как на дерьмо?

***

Уже по пути из подсобки в лабораторию студент вновь окликнул девушку.

- Слушай, ведь Мастера Коракса непросто впечатлить, верно? Готов поклясться, ты выдающийся алхимик, раз он так тебе доверяет. Да и учишься здесь подольше моего, - Эстерхази замолчал, стараясь подобрать слова, - Я... Я был бы признателен, если б ты посоветовала что взять почитать по алхимии из местной библиотеки, - выпалил парень, едва скрывая волнение, - Как более опытный товарищ.

***

- Господин, госпожа, - с легким поклоном обратился алхимик к своим клиентам, - Вы как нельзя кстати. Для вас уже всё готово, ровно как и договаривались, - похлопал по сумки с маслами юноша.

Вошедший в классную комнату мистер Уайет вырвал бывшего алхимика из грёз о небесных просторах. Начинались учебные будни.

Сама история как таковая не находила никакого отклика в душе парня. Семейство Эстерхази всегда жило сегодняшним днём, уделяя прошлому преступно мало внимания. Ариан не мог даже с уверенностью сказать кем был его прадед. Конечно он имел общие представления об истории, но почти все знания студента были сконцентрированы вокруг минувших дней его родного Княжества. Мировые же исторические процессы для него были подобны мифам древности - поди разбери где там правда, а где вымысле. Да и незачем всё это.

Впрочем, Ариан не имел ничего против этого предмета. Раз уже в университете считают что будущим магам невозможно жить без знаний о том что там творилось в Самхафе кучу веков назад, то так тому и быть. Да и мистер Уайет вызывал у парня определённое уважение. Было видно, что старик болел за своё дело.

***

Уж что-что, а много писать Ариану было не привыкать. Лет в семь папаша принялся учить его грамоте и с тех пор не проходило и пары дней, чтобы его писчее перо валялось без дела. Пару раз парень даже в спешке переписывал толстенные алхимические гримуары где-то одолженные отцом. Углубившись в воспоминания Эстерхази на мгновение улыбнулся.

Не пугал бывшего подмастерью и солидный список литературы. Годы чтения трудов по зельеварению давали о себе знать. Почти в любой книге парень мог найти требуемую информацию, споро продираясь сквозь дебри заумных слов и витиеватых речевых оборотов. Приходилось ему и запоминать наизусть довольно крупные куски текста - когда элементы в колбе вступают в реакцию за пару секунд, времени на поиски нужной формулы как правило нет.

Список же предметов на этот семестр и вовсе вызвал в Эстерхази восторг. Который он впрочем посчитал неуместным и тут же постарался скрыть. Если риторика с историей воспринимались как необходимое зло, то вот теория и практика магии сулили нечто поистине захватывающее. Это вам не умножение и даже не деление - такому пожалуй нигде больше и не научат. Но особый трепет в сердце Ариана конечно же вызывала алхимия. Парень не верил своему счастью - месяц назад, отправляясь в далёкий Талон, он уже мысленно похоронил все мечты когда-нибудь стать заметной фигурой в современном зельеварении. Как видно, судьба давала ему второй шанс.

***

Второй урок также таил немало сюрпризов. Мало того что это была та самая теория магии, дак ещё и преподаватель оказался самым настоящим самхавец. Когда мастер Мардук вошёл в класс, парень даже на миг открыл рот от изумления. В Княжестве ему ни разу не доводилось видеть таких людей и в представлении бывшего алхимика подавляющее большинство уроженцев Самхава были жестокими корсарами. Тут же перед классом стоял вполне представительный господин в весьма приличном платье. Вовремя вспомнив что вот так пялится на человека не вполне прилично, Ариан предпочёл уткнуться в свою тетрадь и ещё усерднее заскрипел пером.

Впрочем, помимо сюрпризов второй урок принёс и некоторые трудности. У Эстерхази долго не выходило увидеть магию. Легко сказать - расслабьте глаза! А как это сделать, когда ты фактически постоянно щуришься последние пару лет? Битые пол часа Ариан пытался увидеть своим единственным зрячим глазом хоть что-то кроме комнаты. Наконец у него получилось. Когда мир превратился в чёрно-белую картину из песка, парень даже на секунду подумал что у него что-то лопнуло в глазу. Но всё обошлось.

***

За ланчем бывший подмастерье сидел за одним столом со своими однокурсниками. С некоторой толикой зависти Ариан разглядывал пёстрые компании старшекурсников. На их фоне кучка его новых товарищей выглядела даже как-то жалко.

Впрочем не забывал Эстерхази и о еде. Неустанно работая челюстями он с остервенением жевал смаженицу, заранее приготовленную заботливыми руками миссис Олмс. Но начавшаяся за столом перепалка решительно мешала ему наслаждаться едой. Кажется одногрупники снова поцапались из-за какого-то пустяка.

Желая привнести толику мира и спокойствия за стол, Ариан попытался остудить пыл спорщиков.
- Ну и чего вы все так взъелись? Шарль же просто дурачится. Разве это стоит таких споров? - Парень на секунду замолчал, делая глоток из кружки - Ну а если ему вот так без подготовки и впрямь удастся запустить ядро в гузно этому барчуку, то должно быть мы сейчас сидим за одним столом с величайшим магом современности.

14-е апреля, Эден, центральный деловой район.
Температура: +6, Ветер: 15,7 м/с. 

  Над Эденом моросил мелкий противный дождь. Вы уже оставили океанический пейзаж далеко позади, но успели приметить волнующиеся волны. Небо пасмурное, повсюду собираются тучи и только где-то на востоке виднеется кусок ярко-оранжевого солнечного царства.

  Город напоминал сплошное нагромождение небоскрёбов и прочих высоток профилем поменьше. Всё в вылизанном корпоративном стиле, с преобладанием белёсых и светло-синих оттенков. Здесь крутятся огромные деньги. Такие, что вам и не снились. Помимо многомиллиардных сделок, что заключаются здесь каждый день, Эден также знаменит как одно из самых привлекательных мест для туризма. Однако с высоты птичьего полёта таковым он не казался. Более того, что-то явно было не так. Город словно погрузился в глубокий анабиоз. Людей на улице не так уж и много и ведут они себя как-то вяло. А машины встали посреди дороги и никуда не движутся. Или это местные пробки такие и тут принято держать большую дистанцию между автомобилями?

  Командир не придавал этим мелочам особого значения. Изредка переговаривался со штабом и сидел с отрешённым лицом, думая о чём-то своём.



  Ретранслятор располагался на крыше стоэтажного небоскрёба и был столь массивен, что производил впечатление здания, построенного сверху на другом здании. Ваш транспорт кружил где-то в районе 50-го этажа, как хищная птица и пока не торопился подниматься. В этот момент Кронос вдруг вскочил со своего места.

— Сбили? Из чего, из рогатки? База. База, приём. Это Альфа. Как слышите? База. Приём. База. — Командир выглядел слегка ошеломлённым, повернулся в вашу сторону, что-то переключил на своём шлеме. — «Химера», внутренняя связь. Проверка.

  Вы пытаетесь связаться друг с другом. И слышите только голоса. Они не дублируются по радиосвязи. Словно вместо неё у вас интернет-соединение, которое резко обрубили.

— Заглушка? — предположил Богомол.
— Я не слышу помех. — Кронос покачал головой. — Я вообще нихуя не слышу. Это так не работает. Только если у всех разом сломались приёмники.

  Шакал резко дёрнулся, будто в приступе боли. Никс заметила, как из его носа густым потоком заструилась кровь.
— Я... кажется, что-то слышу, подполковник... — выдавил он с трудом.
— Отключайся от сети! — С неожиданной уверенностью крикнул Кронос.
— Тогда мы останемся без поддержки дронов, — заметил Пария.
— Или останемся без дронов и Шакала.

  Шакал выдернул из боковой части шлема едва заметный модуль и вздохнул с облегчением.

— Кажется кто-то из вас жаловался на скучный месяц? Вот вам и веселье. — Голос Кроноса звучал приглушённо из-за шлема. — «Церберов» сбили из рельсотрона. Мертвы все до одного. Откуда у доселе неизвестной шайки такое оружие — обсудим потом. Сначала убьём их. В условиях отсутствия связи дожидаться подкрепления нельзя — нас самих могут подбить в любой момент. Поехали.

  Набрали высоту, поравнялись с 87-м этажом. Именно здесь удерживали заложников.

— Фрида, Никс! — окликнул Кронос. — Натягивайте рюкзаки. Задача: спасти гражданских, затем бегом к нам на крышу. Врагов немного, человек 19-ть. Вооружены чем попало, многие без огнестрела. Ликвидировать. Пария, становись рядом! Огонь по моей команде по левому окну.
— Так точно! — отозвался зам. ком.

  Массивная дверь транспорта медленно открылась, впуская внутрь холодный ветер и влагу. Вы встали у самого края. Между вами и целью — бездна и ночной кошмар акрофоба.

— Пошли, орлы!

[Престиж-Жажда] древо заходится в лающем, маниакальном припадке, отдалённо похожем на смех.
[Престиж-Жажда] — Салих! Её присутствие мне отвратительно. Мы здесь боги! Посмотри на это никчёмное создание! Радуется как малый ребёнок тому, что еле-еле смогла тебя уронить. Она — мясо для меня. Все они. Поиграл с жертвой? Хватит. Принеси её мне. Махать кулаками просто так здесь бесполезно. Тебе нужна идея. Не думай о ней как о враге. Думай, как о пище. Думай, как о своей игрушке. Она ничем не лучше шлюхи, что ты притащил до этого. Сорви её плоть, вкуси её крови. Принеси её мне. Оставь её на вечность в моих корнях! Боги не могут умереть. Мы будем переваривать её вечность...
[Эго-Похоть] — она будет беспомощна как кукла. Ты в любой момент сможешь вернуться сюда и творить с ней всё, что ты захочешь. ВСЁ!
[Власть-Сострадание] — на этом мы не остановимся. Мы пойдём выше. История Салиха ас-Сувейлема только начинается!
[Трепет-Вещества] — ...
[Разум] — ♦nf0 2@ b!2q6f2 2q6$ fc0o!f$@?
[Самосознание] — Alih ebe ormalno? ne azhetsa Z%e orozhba rabotala a as chen tranno.
[Разум] — Vood fnue ol. Vol nt ait guhthg.
[Логос] — ♪@ $x0c@ 2q6$ u6x2@ 2@3n6b!f$@. Π$6 $byf@x0$> b6o6bx6x0$.
[Абстракция] — グーグルに戻りますよね？
[Воля] — _opu_ yo_ pu_ hzot_ gxpzopix._ ixkjz. __ euitupbj_ augbcs. __ bxpao_ opu_ tupzop_ fjp_ ebxaluj/_ upgbuj_ skxpx. __ upgbuj_ skxpx_ yxzuyopp.
[Самосознание] — Alih Z%sli i enya onimaesh o oslushia Z%togo arnya ishe. N ovorin chen ravilnie eshi.

— 烟雾真的很強烈. — Леико согласно закивал. Затем запоздало удивился, что Салих вдруг заговорил на его языке. — 你是翻译员吗？
Он ободряюще похлопал Хаттаба по плечу. Последний вдруг затрясся, зашатался, да в конечном итоге упал на спину, уставившись широко раскрытыми глазами в голубое небо с неспешно плывущими по нему облаками.

Леико махнул на него рукой, успокаивая тем самым Глиста.
— Бывает, — пояснил толстяк. — Он справится, не волнуйся.

Получатели: Салих «Хаттаб» ас-Сувейлем.

— У тебя вот почему такое лицо сердитое? А все эти перепады настроения? Откуда оно всё, думаешь? Это из-за тестостерона!..
Всё время полёта на челноке Генри не затыкался ни на секунду и постоянно донимал своего попутчика в лице Максимилиана.

— ...ты не смотри, что я наёмник. Я так-то человек очень добрый, давал врачебную клятву. Это, правда, на панковской сходке было. Вытаскивал у приятеля пулю из бедра и тогда понял, что это моё призвание. Я ценю каждую жизнь! Если можно человека спасти, то мне неважно: враг это или свой. Нельзя людей в беде бросать. Если только это не правые. Ненавижу сраных правачков. Вот бы все эти собаки разом передохли, фашики ебучие.

— Аниме смотришь, кстати? Да просто спросил. Согласно статистике, чаще всего женские персонажи в аниме испытывают два чувства: стыд и позор. Ты знал? Омерзительно! Отвратительный пережиток токсичной маскулинной культуры. Есть, конечно, и хорошие работы. Ты вот как считаешь: стоит ли приравнять объективизацию аниме-девочек к уголовному преступлению? По-моему, однозначно стоит! Сегодня тупой фашик делает секс-объект из рисунка, а завтра начинает систематическое угнетение настоящих королев: реальных женщин. Ты не фашик, к слову? Да я так, на всякий случай...

— ... раз уж зашёл такой разговор: ты ведь смотришь иногда голых девочек в интернете? Ладно тебе, все смотрят. И я, увы, не исключение, хотя я всячески прорабатываю этот момент. Во времена бурной юности мне приходилось рассылать девушкам письма с извинениями всякий раз когда я... перенаслаждался их фото-сетами. Но после приёма гормональных препаратов я стал совсем другим человеком! Последняя естественная эрекция у меня была аж месяц назад! Конечно, иногда потенция требуется «здесь и сейчас», но на этот случай у меня есть настоящая палочка-выручалочка. Необычайно полезный укольчик. Он немного болючий, но эффект — моё почтение. Тебе дать рецептик? Нет? Ну как знаешь.

— Изучал на досуге геополитическую обстановку в Западном Джакале? Одни милитаристы, фундаменталисты и прочие капиталисты тут и там! Просто кошмар! Эта планета отстала от трендов лет на пятьсот. А всё из-за этих консервативных нелепых мужичков, что играют в свои детские войнушки. На планете процветает виктимблейминг, кэт-коллинг, менсплейнинг! Как относятся к несчастным представительницам прекрасного пола с приемлемой полнотой мне страшно и думать. Это из-за засилья мужланов на руководящих постах. Женщины — объективно лучшие руководители. Это естественно. Это даже не социология, это — биология! Вот я жил в семье с одной только матерью и видишь каким хорошим человеком я получился в итоге?

— Позывной у тебя, к слову, деспотичный. «Лорд». Это ведь рабство, право первой брачной ночи, вся эта средневековая ересь. Или это твой секс-псевдоним из-за интимного пирсинга? Тогда извини. А ты снимался в порно? Ты такой крепкий парень, я бы глянул на твоё исполнение...


Со временем Генри притих, позеленел, уставился в одну точку и старался не шевелиться. Он съел целую пачку леденцов «антиукачина», но они не могли его спасти. Гений медицины оказался совершенно один в неравной схватке против трясучки челнока. Как же он ненавидел челноки. Особенно после такого долгого перерыва...
Едва ступив на поверхность, Генри традиционно изверг содержимое желудка на желтоватую землю, сквозь которую пробивались ростки зелени. В муке он задрожал всем телом, утёрся и оглядел суровое убранство лагеря.
«И чего мне только не сиделось в своём кабинете? — тоскливо подумалось ему. — Ах, точно. Стигматизация меньшинств и узколобость большинства моих пациентов. Не время унывать! Наверное...»

Постоял на посадочной площадке какое-то время. Перевёл дух. Обречённой походкой принялся исследовать своё новое обиталище на ближайшую вечность. Тут-то он и приметил группу фотографирующихся операторов. И тут Генри расцвёл.
Как минимум две валькирии с ангельскими лицами и взором настоящих убийц! Они олицетворяют собой возможное процветание и спасение этой тусклой планетки. Может для мира ещё и не всё потеряно!
Едва все стали расходиться, он подошёл к одной из них — к Лине.
— Привет! Приятно познакомиться с настоящим профессионалом! Ты ведь зарегистрирована в «там-таме»? Как тебе новая обновка с фильтрами? Дашь ссылочку? Обязательно подпишусь! Ой, где же мои манеры? — Галантно поклонился, прижимая руку к сердцу. — Я — Генри О’Брайен, почти дипломированный медик с огромным стажем и военный специалист. Меня прислали в качестве подкрепления.
Генри подозрительно обернулся на мужских представителей отряда и продолжил уже на полтора тона ниже:
— Скажи мне, коллеги тебя... притесняют? Даже не говори, я ведь знаю ответ! Они то и дело говорят, что тебе не хватает опыта, принижают твои боевые заслуги, просто потому, что ты девочка, так? — Медик аж повёл головой от негодования. — Ты только скажи мне, я отправлю жалобу в штаб GDS. Я всегда ношу с собой пачку шаблонов для заявок такого рода. Я уже давно работаю, и чтобы ты думала? Большинство жалоб были на сексизм! Хорошо, что я помог устранить несправедливость хотя бы в рамках одной корпорации...

Глист

Получатели: Глист.
— Это из-за Кимуры или иностранца? — Багро фирменно насупил брови. На сей раз Цингелос переводил сказанное сразу же, чтобы поспевать за членами делегации.
— Позвольте мне повториться: драку спровоцировал представитель дома Спиат, — ответил толмач и поклонился.
— Оба хороши, — сдержанно отозвалась Аяко, откидывая тренировочный меч в сторону. — Кимура — как обычно. А Седой вывалил на него столько грязи, что и я бы не сдержалась.
— Из-за этого будут проблемы? — военачальник выжидающе посмотрел на переводчика.
— В Аль-Домейне каждый день кого-то убивают, господин, — ответил тот. — Иногда просто: потехи ради. Можем представить, что этого прецедента не было. Протекцию делегации все дома предоставили единогласно, так что проблем со Спиат вам также ждать не стоит.
Багро кивнул и переключился на Глиста.
— Мальчишка тоже с ними? Что ж, думаю, ему стоит поговорить с Леико. Или у тебя ещё остались вопросы к нам?

Получатели: Глист.

Син-Асим
«Мертвоглазый» скрылся за дверями кабака.

Получатели: Син-Асим `Мертвоглазый`.

Салих

Получатели: Салих «Хаттаб» ас-Сувейлем.
Избранный Салихом мальчонка запищал что-то тоненьким и трясущимся голоском. Стало очевидно, что его выбор пал явно не на вершину дворовой иерархии, но от осознания этого факта чернокнижник стал только твёрже.
Романтическую чету прервал самый наглый из малолетней банды. Да и здоровый, к тому же: ростом почти с Хаттаба.
— Реально пидорас, в жопу ебёшься?! — резонно вопросил он, подкрепляя аргументы активной обезьяньей мимикой и смешкам.
Ещё несколько особо наглых, его приспешников, медленно окружили Салиха, точно стая волков-дегенератов. Со всех сторон на него посыпалась однообразная лавина, поминающая его мать и прочих ближних родственников.
— Давайте этого деда в говне вымажем и яйца камнями закидаем!
Судя по тембру голоса данное деловое предложение поступило от одной из самок их вида, что вместе с менее отважными самцами продолжали пастись в стороне.

Получатели: Салих «Хаттаб» ас-Сувейлем.

Штефан хотел было броситься на пол ничком в последний момент, уже видя что не успевает отвести злой жезл направленный ему в грудь, но яркая жгучая боль в сердце и злой треск утопили его сознание в себе. Последний миг был слишком скоротечен чтобы вспомнить всю прожитую жизнь и бывший рыцарь-лекарь только вспомнил лицо давно почившей матери. Наверное это было воспоминание того самого юного и потому счастливого детства.

Последний из Фон Хагеннов подавился словами, захрипел и упал на пол башни словно куча металлолома высыпанная нерадивым кузнецом на камни. Разряженный пистоль выпал из разжавшейся руки. Невидящие глаза уставились в небеса, пустые и безжизненные. Для него все было, похоже, уже кончено. Крепость Стигмата поддержала свою репутацию гиблого места, ещё одно место под черным стягом было свободно для новобранца.

Глист

Получатели: Глист.


Салих

Получатели: Салих «Хаттаб» ас-Сувейлем.





Син-Асим и Ахмуш
Аяко поглядела на Ахмуша то ли озадаченно, то ли возмущённо. Затем последовал её строгий ответ:
— Поцелуй? — Сачико машинально повторила жест подруги, приложив палец к губе. — Только если в щёчку.

Получатели: Син-Асим `Мертвоглазый`.

— Это правда, у гильдии эскулапов есть куча своих несделанных дел, — уверенно подтвердил слова Ахмуша Цингелос. — Так что лучше вам разобраться с опросом сейчас, но раз уж нашим заморским гостям кажется, что есть дела поважнее...
Переводчик обречённо вздохнул, сложил руки за спиной и сделал шаг назад.
Ахмуш и Аяко встали на исходные позиции.
— Проигравшим считается тот, кто первым лишится своего оружия или подставится под удар, что в ином случае стал бы смертельным, — оповестила Сачико.
У тренировочных мечей была неплохая развесовка. Почти как у настоящих. Только их чуть изогнутая форма показалась «Вдоводелу» странной. Они не были и не прямыми и не кривыми. Да и будь такой же меч сделан из стали — впору было весьма скептически относиться к его прочности.
Аяко легко поклонилось оппоненту.

Получатели: `Вдоводел` Ахмуш Кафи.
[Абстракция] ссылка ♫
Аяко резко сорвалась с места, как ураган. С глухим стуком деревянные клинки врезались друг в друга. Ахмуш отвёл удар, но это далось ему не так просто, как он мог ожидать.

Получатели: `Вдоводел` Ахмуш Кафи.

Получатели: Син-Асим `Мертвоглазый`.
— 這是我妹妹！
Син-Асим немного ошалел от неожиданности. У его левого плеча стоял Кимура, водрузив на голову свой вычурный шлем. В руке он непринуждённо сжимал свой боевой клинок. Он произнёс это, указывая на Аяко пальцем.
— 她殺了我父親. 真遗憾... — продолжил он и с деланным драматизмом покачал головой.

Фокс ожидал чего-то другого. Правда. Он не ожидал того, что тревога утихнет практически сразу же, как его коллеги залезут в эти странные кресла. Должны были быть какие-то манипуляции, как выразился Хорст, для получения необходимого результата. Или все, что надо было сделать, это натянуть этот наголовник, чтобы башня решила, что ею снова управляют? Он облегченно выдохнул, каждой частичкой своего тела почувствовав, как хорошо это, перестать быть в эпицентре взрыва радиусом в две мили.

И только он обернулся к решившему провести обыск с изъятием (с каковой процедурой по собственному прошлому Ричард был хорошо знаком) Штефану, чтобы поздравить того и улыбнуться, как башня заговорила. Опять про сдерживание каких-то СУО объектов. Которых, как ни крути, рядом не было. Ну, во всяком случае, рядом не было ничего, что требовало бы взрывов радиусом в две мили. Рик сомневался, что оно было бы невидимым и неслышимым, потому что это было бы совсем уж нечестно. Пожалуй, сейчас было самое время, чтобы сидевшие в креслах очнулись и подобрали свое оружие.

Вот только они не собирались этого делать. Более того, их глаза бегали еще более активно, как будто что-то происходило в том загадочном магическом (а это все магия!) сне, в которой их погрузила Башня. И вряд ли что-то хорошее. Он подошел ближе, и громко, прямо рядом с ухом сказал:

- Хорст, Марк, если вы слышите, то нам время, кажется, отсюда двигать…

Нервно немного. Ибо сейчас должны были прибыть какие-нибудь стражи с нижних уровней. Образ механического или скелетподобного повара-убийцы в колпаке и с горящим магическим огнем глазами, с заржавевшим тесаком в одной руке и ложкой для выковыривания глаз, сердец, мозга и прочих органов, которым место все-таки в теле, как живой пронесся перед глазами. Ночь, проведенная в гостях у ведьм, которые для своих нужд непринужденно использовали нежить, не прошла даром.

Но того, что случилось дальше, Рик не ожидал. Угроза должна была прийти откуда-то изнутри башни, а не, в буквальном смысле, свалиться им на голову. Отшатнувшись в сторону, он повернулся к ней, поднимая меч в позицию, а щитом прикрывая верхнюю часть торса. Противников было много, слишком много. Оставалось надеяться, что они не будут рисковать повредить оборудование, и навязать им позиционный бой. Вот только неведомо откуда (ну, кроме хлопьев черной дымки) нарисовавшийся незнакомец в черном сразу разложил ситуацию по полочкам. Посохи – оружие, доспехи не помогут.

Завалить на землю и сломать им член. Или что там у них.

- Мужик, ты не СУО?

Проформы ради спросил у спины незнакомца Фокс. Конечно, враг твоего численно и кратно превосходящего врага, твой друг, но если ради твоего друга кто-то готов испепелить четыре мили, то это повод задуматься о выборе друзей.

Увы, думать времени не было, только вопрос задать. Первый залп, к счастью, прошел мимо, а примерно в это время в толпу одоспешенных налетчиков врезались Ведун, а на заднем плане начал орудовать своим клинком незнакомец. И реакция противников говорила о том, что они, во-первых, смертны, а, во-вторых, вполне способны поддаться панике. И, прежде чем враги подготовились стрелять вновь, с воплем…

- Бери дальнего!

Рик рванулся вперед, выставив вперед щит, и замахиваясь мечом. Вот только вместо того, чтобы ударить последним, как полагается, он подло пнул противника куда-то в область лодыжки, выбивая землю у того из под ног. Во всяком случае, такой был план.

Ахмуш и Син-Асим

Получатели: `Вдоводел` Ахмуш Кафи.
Стражник, молодой парнишка, в ответ на такую предъяву, захлопал глазами и едва ли не попятился. По любому испугался.
— 我不說外語, — уверенно произнёс страж и замотал головой.

Получатели: `Вдоводел` Ахмуш Кафи, Син-Асим `Мертвоглазый`.
Его более матёрый товарищ хлопнул его по плечу, кинув недовольный взгляд на Ахмуша.

Получатели: `Вдоводел` Ахмуш Кафи.

Получатели: Син-Асим `Мертвоглазый`.


Глист
Когда творящаяся вокруг Глиста вакханалия закончилась и его оставили с калекой наедине, тот поднял на него необычайно тяжёлый взгляд. То есть от него стоило ожидать чего-то такого. В Аль-Домейне понятие «социального дна» довольно размыто, но этот старик определённо приблизился к его абсолюту. Но помимо горечи от нищеты в его пустых глазах угадывалось нечто иное.
— Не смей общаться со мной как с господином, понял, пацан? — Неожиданно твёрдым голосом произнёс бездомный. — Может быть, ты слеп? Я всего лишь грязный никому не сдавшийся старик.

Получатели: Глист.
Калека склонил голову набок и пригляделся к Глисту повнимательнее. Уже через секунду он расплылся в грустной, страдальческой улыбке.
— А-а-а, вон оно что... знакомая история. Знакомая. И въедливая похлеще чем мой геморрой.

Получатели: Глист.

Салих
Проститутка сделала одну особо длинную затяжку, одновременно глядя на мужчину со странной ухмылкой. Словно бы раздумывала над его просьбой.

Получатели: Салих «Хаттаб» ас-Сувейлем.
Наконец она испустила густое облако грязного дыма и запустила руку в глубины своей вульгарной тоги. На мгновение Салих разглядел, как она достаёт самокрутку из ремешка, обвязанного вокруг нагого тела.
— Привет-привет! — Произнесла она охрипшим, но всё ещё женственным звонким голосом. — Вот уж подсластил, так подсластил, спасибо. Эти у ворот? Ой, молоденький ко мне через день бегает, как мальчишка за сладостями. Очень смешной! Вот друг его ни разу не был. Глядит на меня, мудень, как на сифозную. А ведь почти каждый мужик из Палаты был у меня по крайней мере единожды.

Получатели: Салих «Хаттаб» ас-Сувейлем.

Маракеша наебашили — таков был печальный итог не самого смышлёного миньона дома Хасс. В ходе драки Брут случайно переломал ему позвоночник, а Агбал шутки ради выкрутил уже загибающемуся противнику кадык. Последующий допрос протекал не особо успешно, но гладиаторы быстро догадались в чём дело: его также прислали за проклятым фолиантом, и он отнюдь не был рад прибытию потенциальных конкурентов.
Выжившие исполнители мигом сообразили, что лучше уж им заключить хрупкий альянс и хотя бы убедиться, что в этой деревне действительно есть искомая книга. Терпели друг друга они не зря. Едва они подошли к церемониальной пещере, как их окружили местные. Вроде бы обычные крестьяне, но что-то нездоровое виднелось во взгляде каждого из них. Что-то такое можно было увидеть в глазах маньяка, но не безумного и выкрикивающего глупые нечленораздельные речи, а холодного, расчётливого, жестокого человека победившей крысиной натуры. Селяне набросились на гладиаторский дуэт с фанатичным остервенением, но были безжалостно изничтожены. К счастью, профессионализм всегда побеждает бессмысленную тягу к старому доброму насилию.
Настоящее испытание ждало уже в пещере. Двоица новопосвящённых аколитов, являющих собой груду мышц и похожие на кувалды кулаки, и их предводитель: тощий жрец с чёрными кишащими нарывами ореолами вокруг остекленевших злых глаз с улыбкой, столь предвкушающей и ненавистной, что не по себе стало даже Агбалу. Ведь Агбал с горем пополам мог жить в человеческом обществе. Ну так, хулиганил иногда. А этот урод не нёс в себе ни капли человеческого. Только бесконечный голод и жажду чужого страдания. Жрец поведал гладиаторам такое, что книга мигом перестала иметь хоть какое-либо значение. В благодарность Агбал и Брут превратили его в мешок с поломанными костями и на всякий случай вывернули все его руки и ноги в обратную сторону (жрец, как выяснилось в процессе, совсем не чувствовал боли).
Из пещеры гладиаторы вышли единственными выжившими, хотя едва могли дышать от полученных травм. Пришлось задержаться в деревне, распотрошить местные запасы целебных трав, а заодно полюбоваться, что местные сделали со своими домочадцами и случайными путешественниками. То был ряд поразительных мясных инсталляций, при виде которых нервно взглотнул бы любой эксперт по строительству из человеческих костей в Аль-Домейне.
Не желая задерживаться в этом ненормальном месте, гладиаторы разошлись. Каждый в свою сторону.

***

Почему Агбал так легко поверил словам жреца? Видимо потому, что жрец явно пытался морально задавить его, но не учёл, что и сам Агбал тот ещё больной мудила. К тому же он истинный сын Тёмной Долины, а значит интуиция его развита не по годам.
И Агбал не ошибся, что вместо Аль-Домейна вернулся в родные пенаты. Ведь его родина пылала, а земля её обагрилась кровью. Местные владыки, чемпионы, многочисленные рабы, демонические слуги — всех их перемолола орда отдалённо напоминающих людей выродков, подобных жрецу. Не вынеся зрелища того, как его родичей режут словно расово неполноценных свиней, Агбал бросился на силы оккупантов. Пятерых он разорвал или десятерых... уже не вспомнить. Но закончилось всё смачным ударом булавой о его чугунную голову. Всеразрушающая сила, встретив несломляемое препятствие, опрокинула последнее в забытие.

Очнулся Агбал от злости на то, что кто-то интенсивно хлестает его по щекам. Над ним возвышался жирный боров с необычайно объёмными ляхами, в чудных ламеллярных доспехах и однозаточенным мечом в правой руке.
— 醒醒吧武士, — произнёс Леико на неведомом Агбалу языке.
Вокруг валялись бесчисленные трупы неведомых черноглазых нападающих, не чувствовавших боли. Несправедливо, ведь Агбалу приходилось убивать их голыми руками.
Чуть позади стояли союзники жирного, тоже в доспехах и при оружии. Узкоплечее, низкорослое и слабосильное мясо для ебли — женщина. А рядом с ней рослый воитель в характерном рогатом шлеме.
— 咱们把这座城市烧成灰, — Леико улыбнулся, протягивая руку.

***

Триай с мрачным выражением выслушивал доклад Брута на балконе своего дворца.
— А книга уничтожена?
Брут кивнул. Они с Агбалом разумно решили, что если это нечестивое описание попадёт в руки хоть кому-нибудь, то неизбежный конец наступит им всем.
— Неужто Воловид решил, что приближающаяся орда — это кара от его богов? Записал себя в победители заранее? Что за идиот. — Триай ухмыльнулся, опираясь покрытыми браслетами локтями на балконное ограждение из тёсаного бледно-жёлтого песчаника. — Отлично сработано, Брут. Хоть и принёс ты отнюдь не те вести, что я желал бы услышать. Однако, есть повод волноваться? Я часто вспоминаю про дикие земли, упоминаю текущую в них силу. Но есть что-то и в этом городе. Не думаешь?
Отсюда открывался шикарный вид как на беднейшие кварталы, так и на величественные помпезные сооружения ближе к центру. Брут прислушался к шуму ветра и тот, отражаясь от каждой стены и убогой лачуги, наполнил его подлинной мощью Аль-Домейна. Города приспособленцев. Не города, а горы, что по темпу жизни напоминала жаркие джунгли. Каждую секунду здесь дохнет тысяча, а рождаются — две. Это огромный человеческий улей, жаждущий жить. И пережил он ни одну и ни две орды. Орды эти для него — как муравьи.
— Испытания на горизонте и испытания непростые, — продолжал Триай. — Поэтому толку тебе махать кулаками на арене? Я думаю, тебе самое место в армии. Скоро мне придётся созывать подвластные мне малые дома. И разумеется, ты не будешь рядовым солдатом. Ведь ты сильнее всех этих насекомых внизу. Ты сожрёшь заживо, перемолотишь и растопчешь любого, кого захочешь. Ты похож на меня в этом. На таких людях и держится этот город. Ты будешь моим чемпионом, Брут.

Не то чтобы у Брута был большой выбор, но ему было что добавить к словам своего нового владыки.
Он не будет чемпионом.
Он будет Монстром.

– Мы – дозорные Стигматы, славной крепости охраняющий путь в это забытое богами место. – произнес до того сосредоточенно молчавший Штефан вытягиваясь в струнку как на параде. Он с достоинством слегка поклонился башне словно расшаркивался с реальным человеком, а не странным магическим зданием. – Нас прислало сюда служить королевство, а вернее протекторат Кальфеон, с ведома и по поручению имперской власти. С некоторых пор где-то тут завелись странные варвары и нелюди. Наш служебный долг и комендант крепости, велят нам найти решение как допросить одного из них. Думаю имперская постройка не станет уничтожать людей что на одной стороне с теми кто её создал, а Магический Надзор насколько я знаю – так же как и мы служил интересам Империи.

Фон Хагенн замолчал с волнением ожидая вердикта сущности, недавно думавшей в его голове. Такое с ним было впервые и хотя шансы выжить во всей этой передряге им оценивались как умеренно низкие, он все же не хотел сдаваться пока ещё не все потеряно.

Небольшая скучная деревушка, построенная подле реки. Фактически вся вода к югу от Аль-Домейна была изгажена отходами его обитателей настолько, что увлечения античеловеческими культами среди селян не должны были стать каким-то откровением. На самом деле, какой-никакой доступ к чистой воде всё же был. Внутренние воды. Туда уж смывать говно ещё никто не додумался. Пока что.
Несколько домов из песчаника, холм с разукрашенным гротом (явно ритуальное место), да высокий указательный столб к которому прибит уже полуразложившийся мужик. Говоря о последнем, найти покой и позабыть о работе ему не дали и после гибели. Во-первых, периодически его прилетали развлекать стаи голодных сипов, а во-вторых под его левую руку вбили кол, таким образом, что покойный указывал всем случайным путникам дорогу «прочь» от поселения. Концептуально.

Подле сей инсталляции повстречала друг друга троица туристов. Ближе всего к столбу стоял короткостриженый мужчина небольшого роста, но с коренастым и массивным телом. Ему навстречу из-за плотной завесы песка шагало две огромных мясных громадины: одна лысая с белым черепом, другая с роскошной шевелюрой тёмных волос. Вопреки увиденному, мужчина не растерялся, а приветственно помахал обоим рукой, приглашая подойти поближе.

Агбал поймал запястьями смехотворный девчачий удар обессилившего оппонента. Но он был опытным бойцом, поэтому не спешил переходить в контратаку. Может это был отвлекающий выпад и вот-вот придёт черёд настоящей атаки.

— Гх-х-х... — вдруг издал звук из своей нечестивой глотки недочеловек и рухнул наземь.
Ублюдок только сейчас приметил, что его оппонент стал похож на сгоревшего цыплёнка. Скукожился весь, заскулил, задымился. Сам воитель Тёмной Долины продолжал невозмутимо стоять на ногах, каким-то чудом. Так казалось зрителям. Сам же Агбал знал, что его роду огонь нипочём. Как однажды сказал его дед: «Пока стоит хуй, Агбал, стоит и анус». Или эта цитата была не про огнеустойчивость. Хм.
Ублюдок раскинул руки в стороны и завалился на песок. Огонь погас так легко, что по трибунам пробежал восхищённый гул. Песок — ещё один союзник Тёмной Долины.
Продукт многовекового смешения кровей больных уродов, сифозных шлюх и прочих мутантов лежал у ног Агбала, поверженный.

Чудом не закончив свой бег вынужденными перекатами кубарем или лицом в какой-нибудь неприятно выглядящей и пахнувшей куче отходов (не то, чтобы это было важно с шлемом и прочим, но все равно как-то не очень вышло бы), Бадди оказался, наконец, на месте, где происходила основная перестрелка. Не обращая внимания на кочевников (их вполне могли контролировать остальные бойцы отряда), он сразу рванул к Мёллеру, перекидывая винтовку за спину и доставая медсканнер. Добежав до места, где Эдгар свалился, Страттон на секунду замер, оценивая картину бедствия.

- Эк тебя разворотило…

"Гарри", разумеется, умер. К счастью, эта смерть могла быть клинической. Ранений в голову не было, и мозг, по идее, был цел. Насколько это было возможно для мозга, какое-то время находившегося без кислорода. Прикинув время, прошедшее от сигнала о выбытии Мёллера, Страттон скривился. Примерно сорок секунд без должной помощи это, конечно, плохо. Нервные клетки мозга дохнут без кислорода очень резво, и даже экспресс-помощь от "Травмы" далеко не всегда может обратить процесс. Конечно, сейчас было бы неплохо иметь что-то из их снаряжения и химии, но, как говорится…

- Make do…

Прошептал самому себе Бадди, и крикнул:

- Командир, мне тут еще одни руки нужны!

Одним из имплантов, которые в себя запихнул Эдгар, было так называемое децентрализованное сердце. Конечно, то обстоятельство, что прилетевшая в грудь пуля не может продырявить единственное сердце, ибо их три штуки, было весьма полезным для любого человека, связывающего свою жизнь с летающими вокруг пулями. Но текущая ситуация проявляла как раз недостатки импланта. Ввиду естественных биологических ограничений, новые сердца были меньше по размеру, и имели достаточно тонкую систему балансировки. Два сердца вполне могли подхватить выбывшее из строя третье, но вот с остановкой двух "моторов" оставшийся уже переставал нормально справляться с нагрузкой. Плюс усложнение конструкции малого кровеносного круга…

Иными словами, три сердца были лучше, чем одно, только пока работали.

Но, по показаниям медицинского сканера, сейчас не работало ни одно из них. Возможно, последнее остановилось как раз пока Бадди бежал. Гадать смысла не имело. Равно как и колоть стимулятор в один из портов экстренной помощи. Химию разносила кровь, а сейчас она не слишком быстро вытекала.

- Твою ж мать, Гарри, ты не танк, чтоб без укрытий всех расстреливать…

Грудная пластина брони обычно чуть ли не отстреливалась, когда активировалась система экстренного доступа, но с дополнительными бронепластинами ее все-таки пришлось стаскивать. Под ней было месиво. Сперва Бадди надеялся, что серьезные повреждения преимущественно в области конечностей, но тут получалось, что, помимо мозга, кровь сердца будут качать и в продырявленные органы брюшной полости, и грудную. Полноценно перекрыть зажимами можно было только дополнительно вскрыв Мёллера, поэтому Бадди, как мог, пережал доступные крупные артерии и вены, перетянул жгутами продырявленные конечности повыше (омертвения до прибытия "Травмы" наступить не должно было), и приготовился делать попеременно непрямой массаж сердца и искусственное дыхание.

А потом хлопнул себя по лбу, и расчехлил угрожающего вида шприц стимулятора.

Сканер позволял достаточно точно определить местонахождение сердец, а система дополненной реальности глаз любезно нарисовала большую красную точку на груди Мёллера над ним. Бадди занес руку, как для колющего удара ножом при обратном хвате, а за тем со всей силой всадил стимулятор прямо в сердце Эдгару...

Сверху открывался хороший вид на нехорошую ситуацию.

Мёллер валялся лицом в землю.
Бывали, конечно, у Партлоу неудачные деньки на службе, но все же лучше, чтобы их не было, правда?
Но хорошо еще, что ничком. Старая солдатская примета гласила, что раненый, который лежит лицом в землю, скорее окажется жив, когда до него доберутся санитары. А лежащий на спине - скорее всего уже вытек. Так что вызовут Мёллеру сейчас валькирий из Травмы, вставят пару трубок, накачают соком, с кикстартера мотор заведут и будет как новенький.

Гильза все не поддавалась.

С этим, конечно, надо будет потом разобраться. Совершенно не дело. С таким оружием работать невозможно.

Руки работают сами, на ощупь, каждый изгиб, каждую деталь винтовки модели "Copperhead" Алехандро знал до миллиметра, помнил каждое чувство на своих кончиках пальцев, каждый момент упругой реакции на его аккуратные прикосновения к тонким, интерактивным местам. Партлоу был озадачен. Его винтовка вряд ли могла пожаловаться на недостаток смазки, ухода и внимания. Почему тогда она себя так ведет, реагируя на Алехандро совершенно не так, как он привык? Что случилось? Он где-то совершил ошибку? Что-то сделал не так? Самое отвратительное, конечно, что она ему ничего не скажет, и придется додумываться самостоятельно, исправлять сложившуюся ситуацию методом экспериментов, проб и чертовски опасных ошибок. Но Алехандро был на это готов, ведь без его винтовки ему просто не жить.

А глаза тем временем, отдельно от разума, смотрят в пустоту рассеянным взором, одновременно и охватывая вниманием все пространство, и не фокусируясь ни на чем. Взгляд искал то, что может привлечь внимание. Движение. Странные паттерны. Неоднородности ландшафта. Неестественности.
Бродяги валялись, откисая от светошумовой, успевшие свалить на машинах сваливали дальше, трупы не шевелились, товарищи брали ситуацию под контроль, а Гирш... Гирш куда-то убежал. Куда-то в ту сторону. Он должен быть где-то там...

Партлоу возвышался над остывающим полем боя, и ветер гладил его по бронированным щекам.

Бадди, как обычно это бывало на вылетах в АВИ, сидел, откинувшись на спинку кресла и полуприкрыв глаза. И старался не показывать те ощущения, которые испытывал. Не самые лучшие, надо сказать. И старался отвлечь себя самоанализом, точнее, анализом этих самых ощущений и их рациональности. Статистика говорила, что всевозможный авиатранспорт - самый безопасный транспорт в мире. Но несколько ситуаций, в которых Страттон побывал в чуть более молодые свои годы, мешали ему воспринимать это беспристрастно. Собственно, они же были причиной того, что Бадди сидел без шлема, а пальцы его барабанили по карману разгрузки, где находилась "щепка" с ARPR-чипом базового пилотирования. Повторно оказываться в ситуации, когда пилот со спекшимися после кибератаки мозгами пускает слюни, красные аварийные огни и предупреждающие о том, что все плохо мигающие надписи нагнетают драматизму, центробежная сила кидает пассажиров от стенки к стенке, и никто не знает, что делать, он совершенно не хотел. Разумеется, это была исключительная ситуация, но, опять же, силовые структуры гораздо чаше попадают в исключительные ситуации, чем рядовые граждане...

Ход течения мыслей абсолютно не помогал. Вместо того, чтобы убедить себя в том, что полет безопасен, в который уже раз Страттон приводил себя к выводу, что все не так однозначно, если ты служишь в NCPD или просто ведешь интересный образ жизни.

- Полеты, ша(е, гребаные полеты.
Он поежился в кресле, и хотел уже было дополнить реплику, как поступил входящий вызов. Мацумото, похоже, имел сегодня проблем даже больше, чем обычно. Количество сигарет заставляло задуматься о том, свои у капитана легкие, или он в ближайшем будущем планирует замену - Бадди и сам не чурался курева, но в таких объемах рак был практически гарантирован. Но, к счастью, сейчас это совершенно не приговор. Если есть деньги, разумеется. Но и чек ежемесячный Мацумото получал несколько с иными цифрами. Возможно, даже имел небольшой пакет акций "Найт", или, как минимум, должен был их получить по увольнению. Если результаты его деятельности корпорацию устроят, наверное. Благотворительность корпорациям не свойственна, разве что для хорошего PR.

Беспокойство Страттон испытывал, скорее, за их миссию. Он не любил задачи, которые поступали вот так, в АВИ, не давая возможности полноценно подготовиться. Конечно, их отряд был в значительной степени универсальным, но возможность подобрать подходящее оружие и разработать тактику заранее, а не на лету, была бы предпочтительней брифингу практически на месте.

Но, похоже, других вариантов не было. По словам Мацумото, информация была настолько свежей, что нормальный порядок действий был исключен. Когда командование отключилось, Бадди хмыкнул, надел шлем, поежившись, когда легкий электрический разряд засвидетельствовал успешный контакт систем нейроприводов Arasaka и Zetatech, после чего достал из подсумка кусок пластиковой взрывчатки, воткнул электронный запал, и отдал мысленный приказ системам на проверку связи шлема и детонатора.

Детонатор дружелюбно два раза подмигнул, свидетельствуя, что связь установлена. Это чуть успокоило Страттона, и он приступил к стандартной предоперационной проверке остального снаряжения, слушая указания Клифтона. В патетике командиру отказать было нельзя, хотя Бадди и подозревал, что городской казне куда больше вреда наносят налоговые лакуны корпораций, криминальные синдикаты и коррупция, чем контрабанда. Хотя, конечно, летели они ловить кота в мешке (точнее, в "Бегемоте”), и оное животное могло, в теории, оказаться и чем-то, целиком и полностью меняющим расклад.

Мысль о "Бегемоте” заставила Страттона взгрустнуть о том, что в стандартное снаряжение средства противотанковые не входили, и рассчитывать приходилось лишь на ЕМ-винтовки в лучшем случае. Но что поделать?

План командира был неплох, с учетом всех имеющихся обстоятельств. Сам бы Бадди предпочел установить взрывчатку на пути джипов с реальными противниками, но времени на это категорически не хватало, да и провернуть все так, чтобы кто-то из группы "профи" оный трюк не заметил, в сложившейся ситуации возможности не представлялось.

- Командир, нам сразу по профи работать, или с бедолагами помочь?

Получив ответ, он хмыкнул, после чего еще раз осмотрел крепления кресла и отрапортовал о готовности. Кочевников было жалко, хотя бы в силу имевшихся у них шансов, но что-то подсказывало Бадди, что, пройдя столько трудностей для того, чтобы доставить груз, они колебаться перед тем, чтобы сделать пару-тройку "свиных" трупов не будут.

Но реплика Мёллера задела за живое:

- Тараканы заводятся там, где грязно, Гарри. И не то, чтобы они виноваты в том, что родились тараканами.

К тому же, многие из них стали тараканами не по своей воле. Но эту мысль Бадди не стал озвучивать. Он хмыкнул.

- Мы таки копы, а не дезинсекторы. Нет задачи по умолчанию всех уничтожить. И оставить пару в живых для допроса лучше, чем всех положить и потом гадать. Пограничники спасибо, как минимум, скажут.

Агбалу было на редкость весело покидать арену. В толкучке никто не мог заметить, как он «случайно» несколько раз прыгнул кому-то на голову обеими ногами, разодрал ноздри, губы, переломал шею или вроде того. Зрители и бунтующие не отличались бойцовскими навыками, а стражников Агбал уже давно приноровился изящно огибать, чтобы, чего доброго, не получить копьём между рёбер.

Прекрасный всё же это город, Аль-Домейн, но Тёмная Долина, как ни крути, роднее. Агбал уже было покинул арену и гуляющей походкой направился через тесные улочки в сторону своих тренировочных залов. Однако, до конца избежать проблем со служителями закона сегодня не удалось.
Как из ниоткуда появилось семеро человек в фиолетовых цветах дома Маруп. Шестеро закованы в броню и при оружии. Видно, что бойцы уже бывалые. Один из них, судя по синеватым перьям на шлеме, их лидер, встал напротив Агбала и буркнул что-то сердито. Нежного вида мальчуган встал рядом с ним, достал какой-то свёрток.

– Господин Агбал, – звонким, девчачьим голосом заговорил мальчишка, – как вы, должно быть, заметили, сегодняшним днём на арене произошло страшное бедствие. В связи с этим городские власти более не намерены терпеть присутствие в городе всяческих асоциальных элементов, коим вы, безусловно, являетесь.

Мальчик развернул свёрток и огромный, кажется, длинною в жизнь свиток с грохотом упал на песок. Да и так до конца не развернулся.
– Властью данной мне домом Маруп, я сообщаю вам, что вы обвиняетесь в массовых убийствах, геноциде малых народностей на фоне расовой ненависти, изнасилованиях, в том числе групповых и представительниц высших сословий, осквернении непогрешимых святынь, мошенничестве, многократному поджиганию случайных прохожих с целью развлечения, поджогом бесчисленного множества общественных мест, актах дефекации в общественных банях, мастурбации на площадях знатных кварталов, насилием сексуального характера над чужим крупным рогатым скотом, уклонении от налогов и податей, жертвоприношениях, и...
– Достаточно, – остановил мальчишку командир, заметив, что у того перестаёт хватать дыхания.

Агбал не мог вспомнить, действительно ли он совершал всё перечисленное, а если и совершал (что скорее всего), то имело ли это место быть именно в Аль-Домейне. В целом уже можно было понять, что в Аль-Домейне о своде законов чаще всего вспоминают только в те моменты, когда это выгодно одному из правящих домов. Да и гладиаторы, вроде как, имеют множество льгот, особенно если выступают на таких крупных турнирах.
– Владыка Арватавартиш крайне желает с тобой обсудить что-то важное, – пояснил командир. – Не лично, само собой. Дара убеждение у него не отнять. Но если ты против, мы всегда можем пойти прямым рейсом на шахты или сразу на «ферму».

Над тем, что он будет говорить и делать, Ричард размышлял почти все время, прошедшее с момента принятия определенного решения и до того мгновения, когда все-таки удалось оказаться наедине с одной из ведьм. Судя по разговору недавнему, возможно, наиболее адекватной. Конечно, это создавало дополнительный риск, но не то, чтобы у Фокса было много опций. Возможно, Милена была последней из доступных и нормальных…

Вообще, надо, при случае, взять у Хорста пару уроков учености, а у Штефана – рыцырскости. Или как это называется. В общем, говорить красиво, складно, и так, что если не нести пурги, бабам нравиться. А то сейчас пришлось сильно напрягаться, чтобы что-то внятное сказать.

Он посмотрел в сторону, где скрылся отпочковавшийся Штефан. Вообще, за товарищем надо было приглядывать. К ведьмам он явно не слишком хорошо относился, и мог дел натворить, сунувшись куда-нибудь не туда. Но сейчас Ричарда больше волновало другое. Вернувшись взглядом к Милене, он сглотнул, и начал говорить, стараясь не отклоняться от задуманного плана…

- Госпожа Милена, есть, скажем так, дело достаточно приватного характера…

— Если это живая плоть, то не так уж и важно, что не настоящая. — Рассудил Хорст. — В мире куда чаще встречаются мороки. Всё не то, чем кажется. И не всегда дело в магии.
Вода странно подействовала на Хорста. Плавно обвалакивала, создавала лёгкое ощущение невесомости. Экс-купец даже на сиськи смотреть перестал, хотя тут, стоит признать, просто Марта уселась уже не так эффектно.
Хорст завидовал ведьмам. Знай себе прячься за армией немёртвых слуг, изучай умные книжки, владей тайными знаниями. Всяко лучше чем рисковать шеей и ползать по говну по приказам начальства, что даже не посвящает тебя до конца в собственные планы.
— А как вы получили свои способности? — Вдруг спросил он. — Если это не секрет, конечно же. Мне казалось, что люди, владеющие такой силой, обычно склонны к уединению. Вы же как-то уживаетесь втроём. Хотя если тебя окружает одна только магическая нежить, то можно почувствовать себя одиноко.

"Вольный меч" Фокс сидел и слушал. По тому, как ведьмы отозвались о Леоше, он сразу догадался, что просто так то, за чем они пришли, им не отдадут. Более того, дальнейший маршрут экспедиции попахивал самоубийством. Вне зависимости от того, к какому решению придут более умные, чем фоксова, головы. Уже две ведьмы не слишком тонко намекнули на то, что в случае несоблюдения их условий обратная дорога будет связана с не вполне случайными несчастными происшествиями. А лезть в Башню, тут Фокс вынужден был согласиться с Армандом, было не то чтобы делом, с которого высоки шансы вернуться в принципе.

Он бросил взгляд на Штефана. Гарантии безопасности… ведьмы, похоже, были в настроении представлять только гарантии опасности. И шкурой Ричард чувствовал, что если разговор продолжится в том же направлении, то садик со скелетами может ожидать пополнение. А потом ведьмы будут с невинным видом (если они вообще в него умеют, с такими-то обличиями и поведением) объяснять, что не дошли дозорные, пропали по дороге.

Сглотнул. Дождался ответа на слова фон Хаггена.

- Это, такая штука. А что, собственно, эта Башня с теми, кто проникнуть туда хочет, делает? И что наемники не так делали? Чтоб решение принимать, а не подписываться на незнамо что…

Он еще раз посмотрел на переговорщиков.

- …или не подписываться.

- Хрен его знает, что тут водится. Одно известно, чем дальше в лес, тем страньше. Но в любом случае, одному ходить даже в обычный дозор не стоит.

Ответил он Хорсту, поднимая арбалет и проверяя, не сломалось ли там чего. Хотя аппарат надежный, всякое может случиться от внезапного падения. Трещина какая, или тетивы разрыв, или винт какой отошел, что лук, собственно, крепит к ложу. Выяснять это в бою не хотелось.

А вот содержимое карманов и смысл татуировок главаря бандитов хотелось выяснить прямо сейчас. И, пока остальные беседовали на отстраненные темы, он изучал интересующий его предмет пристально. И результаты были интересны. Достаточно печальны, да, чтобы такую сумму собрать, пограбить эта гоп-компания должна была немало путников.

Поняв это, Фокс бросил злобный взгляд на пленника. Проще было бы, если бы он загнулся сразу. А так придется решать, что с ним делать. Сам Ричард колебаться не собирался. Бандит хотел их убить и обобрать, а за это надо было не только по закону, но и по понятиям, и даже по базовым принципам справедливости жизни лишить. Не говоря уж о его предыдущих и сопутствующих преступлениях.

Но пугать взглядом времени особо не было, по-хорошему, чем быстрее они бы свалили отсюда, тем лучше. На стоянку совсем ночью становиться, без подготовки… так себе дело. Можно не там встать. Совсем не там. И Фокс вернулся к обыскиваемому предмету. И не только карманы, но и кожа оного рассказала интересную историю.

- У нас тут богатей, оказывается…

Хмыкнул Фокс во всеуслышание.

- Золотишко даже есть.

Он подкинул монетку в воздух и та закружилась, поблескивая благородным желтым цветом.

- Да и человек интересный. Я в воинских тату не силен, но вот за что эта штука…

Ричард довольно бесцеремонно обнажил клеймо главаря.

- Сказать могу. Он боевым слугой был, из мятежников, а так клеймят, вроде как, на рудниках фон Штайнера. С них и сбежал. Что приводит нас к вопросу, сам он орудовал тут, или как-то завязан был на тех, кто сюда сбежал после поражения. Но я бы сказал, что все-таки артист вольный, иначе бы деньгу тратил, а не с собой таскал в таком количестве. Хотя…

Он поднял флакончик.

- А что вот это за хрень, я не знаю. Под рукой держал, может, магическое зелье какое. У колдуний спросим.

Не такой представлялась служба. Говорят же, что в армии сто дней скуки на один день кровавого веселья. А тут не успели выкарабкаться из одной жопы, как тут же посылают в другую. Однако в одном старик-комендант, пожалуй, прав. Сами виноваты, что показали себя с лучшей стороны.
Вопросов у Хорста не было, одни только жалобы. А их лучше держать при себе. Кто знает, может ещё окупится повышенное внимание со стороны командира. Если все переживут следующее задание, естественно.
— Так чего там с этой башней?
Заговорил доброволец только после окончания аудиенции, обращаясь к Арманду.

***

Перед следующей вылазкой дали время надышаться. Первым делом Хорст наведался в кузню, подловив момент, когда тамошний мастер прервётся на очередной перекур.
— Здорова, Герт. Я заходил с чеканом недели эдак две назад, ты уже вряд ли помнишь. Дело такое: на обух приделать молот, на навершие шип. За качественный материал и сварку сверху накину, лишь бы этот шедевр после первого же удара не посыпался. По срокам: отправляют на очередное задание, мне бы лучше быть по всеооружии. И горжет надёжный мне бы не помешал. Это тоже к тебе или к Циглеру?
При упоминании коллеги-торгоша Хорст непроизвольно скорчил рожу, будто оттяпал кусок леденющего лимона.

***

В идеале Хорст хотел стать псарём и воспитать сразу всю стаю. Ещё бы, такая порода пропадает.
Но коммендант доверял ему достаточно, чтобы отправлять за демоническими артефактами вместе с группой товарищей по несчастью, но псину дрессировать — так всего одну.

Пересобаки-недомедведи зашлись лаем, едва стоило Швертбургскому подойти к вольеру. Он только окинул псов равнодушным взглядом.
Кампфхунды, безусловно, большие и злые, но не отличаются от любой другой собаки. И, как и все собаки, они проницательны и хорошо чувствуют, что затаилось у человека внутри. Малейшее сомнение, а то и страх, и тебе лучше не подходить к этому заборчику даже под страхом смерти.
В свободное время Хорст забредал сюда и раньше. Наблюдал за псами. И вычислил среди них самого громадного, но вместе с тем уравновешенного (насколько это было возможно в отсутствие хозяина) кобеля. Вероятно вожака. Осмысливая это, Хорст на секунду застыл на месте, точно заметил что-то очень важное.
— Они держат всех в одной клетке? — Произнёс он про себя. — Какой сейчас сезон? Боги, когда суки потекут, эти монстряки перегрызут друг друга и половину крепости, как пить дать! Кхм... ладно, позже.
Хорст зацепился взглядом за избранную псину, не без труда перевёл её в отдельную секцию вольера. Похлопал по своим нарукавникам и кольчужным перчаткам, будто успокаивая самого себя. Схватил черенок потолще, глубоко вздохнул и вошёл на импровизированную «арену».
Кампфхунд был несколько сбит с толку спокойствием вторгнувшегося человека, который при этом даже не смотрел в его сторону. Пёс напрягся всем телом, издавая тихий рык, пока его изолированные собратья заходились в истошном лае. Хорст не издавал ни звука. Позднее он подумал, что прежний псарь наверняка уже научил своих подопечных каким-то командам. Но без должного авторитета от них не было бы смысла. Пока что за Хорста должны говорить его тело и поведение. Чтобы не запаниковать, экс-купец воображал себя в одной клетке с привычной ему тонкой и тощей гончей, а не с лохматой машиной смерти.
Излучая безразличие, Хорст невозмутимо сокращал с псом расстояние, протягивая в его сторону палку. Когда терпение кампфхунда лопнуло, Хорст резким движением вручил ему в зубы черенок, налетел откуда-то сбоку, обхватывая широкую пушистую шею закованной в броню рукой. Удушающий приём, решительный удар по чёрному носу. Когда животный напор ослаб, Швертбургский повалил его на землю, прижимая одним коленом шею, а вторым туловище.
Псины продолжали яростно лаять, но с каждой минутой их гул становился всё слабее, как и сопротивление поверженного кобеля. Кажется, теперь у стаи был новый вожак. Протяжным движением Хорст смёл капельки воды со лба и вспотевшей лысины. Вытер слюну кампфхунда о его собственную шерсть и раздосадовано развёл руками.
— Блядь... Я не взял цепь, да? Ситуация.
Пёс ему не отвечал. Только тяжело дышал, уже не пытаясь вырваться.
— Давай так, парень. Я схожу за цепью, а ты не будешь пытаться отгрызть мне яйца. А я в ответ не буду отрезать твои. Идёт? Да расслабься ты уже.
Постепенно ослабляя хватку, Хорст потрепал собаку за ухом.
— Как тебя звать-то? Хуй с ним. Будешь Ведун. Глаза у тебя мудрые такие.

Штурм затянулся. Люди бы уже сложили оружие. Подняли белый флаг и согласились на любые условия. Но болотники ничего не знали об отступлении. Бойня продолжалась до последнего чумного, что ещё мог стоять на ногах. Это серьёзно потрепало и без того ослабленную армию Леико.
Особый сюрприз ожидал шайцев, когда они добрались до боковых ворот. Против них подняли копья собственные бойцы, обезумившие под воздействием болезни.

Через несколько часов битва закончилась. Решительной победой местных. Но проблемы, естественно, не имеют свойства заканчиваться. Самые сложные решения ожидали впереди.
Леико и его приближённые долго гадали о способе размножения могваев. Но вид заражённых солдат, что минуты назад ещё подчинялись ему, открыл неудобную и пугающую истину. В крепости был объявлен карантин, а любых нарушителей просто расстреливали на месте.

За неделю новых заражений выявлено не было, что ввело командующих в ещё больший ступор. Лишь исследовав катакомбы Леико смог сделать верное предположение. Основной источник заражения попросту был уничтожен.
Уничтожен теми заморскими наёмниками. Шаец долго оглядывал пепел и обугленные трупы, которые уже не шибко друг от друга отличались. Занятная вышла история. С детства он знал, что его народ избран самим Небом и во всём им помогают предки. Так оно и оказалось в итоге. Варвары принесли из-за океана свою заразу. Леико победил её. Захватил крепость. Даже две.
Но что-то дрогнуло в нём, когда он увидел помещение, где произошла последняя битва. Сильнее всего его, конечно же, тронул запах. Большинство трупов не догорели до конца. В одном из уродливых скелетов он сразу же узнал Пауля. Его непропорциональный череп был особенно весел и жизнерадостен на фоне остальных. Но куда сильнее его поразило тело болотного императора. Прогорев наполовину, он выглядел ещё более жутко.
Заморцы. Явились из ниоткуда. В никуда и ушли. И поставили перед Леико самый сложный в его жизни вопрос: что же делать дальше?

Леико начал телохранителем среднего сына самой влиятельной семьи провинции. Продолжил вассалом мятежного офицера. И вот сейчас он в одиночку провёл два штурма, всего-то получив приказ обезопасить границу. И тут эти сраные могваи. Спутали все карты. Без них всё казалось таким простым.
Как бы поступил господин Аи? Господин Аи мудр, вечно твердил одно и то же. Что нет ему дела до этих глупых распрей и междоусобиц. Что всю жизнь он сражался с внешними врагами и для мужчины не может быть ничего более доблестного, чем защищать свою родину от варваров.
Вот ваши внешние враги, господин Аи. Но где же вы сами, когда вы так нужны? Почему самое важное решение приходится принимать вашему ученику? Проклятье, должно быть именно так и рушатся целые государства!
О чём там лепетали эти наймиты? Тогда Леико не слушал, не воспринимал всерьёз. Но, кажется, они говорили, что пал целый континент. А заражение происходит так легко и так быстро. Целый континент могваев. Сколько человек может жить на континенте? И скольких они победили здесь?
Аи прав. Все эти дворянские распри — это детские игры. Могваи перегрызут их всех, и эти глупцы пополнят их армию.
Леико принял решение. Отправить гонцов ко всем местным лордам, отсечь у могваев головы в знак доказательства и донести тревожные вести. В будущем надо будет связаться с соседними провинциями. Предупредить их или узнать о новых местах вторжения могваев. В совсем далёкой перспективе стоит отправить миссию к императору. Пускай эта декадентская мартышка отвлечётся от женщин и алкоголя и раскошелится на что-то полезное. Или же пускай ждёт, пока могваи заглянут к нему на чайную церемонию.
«Что же делать с остальными телами?» — спросили его.
«Всех сжечь» — решительно ответил он. И со странной улыбкой добавил: «А наёмников, которых удастся опознать, сложите в одну могилу. А рядом на стене прибейте голову верховного могвая. Сделаем на этом месте мемориал. Чтобы никто никогда не забыл, какой ценой далась нам эта крепость».

***

Минули года. Провинция Ляран уже давным-давно была объединена под властью единого правителя. Но территория Аи была объявлена нейтральной и защищённой императорской властью ещё во времена междоусобицы. Это было особое место. Где начали усиленно возводиться прибрежные защитные сооружения. Куда ссылали всех самых опытных рекрутов и постоянно набирали добровольцев.
Естественно могваи вернулись не сразу. И от простоя гарнизоны периодически бунтовали или кошмарили местных крестьян. Да и сами защитные укрепления были поганого качества. На их постройку император выделил не самую внушительную сумму, которая, к тому же, была наполовину разворована по пути.
Но командиром всё ещё был генерал Аи. Люди в него верили, как ни в кого другого. Он был военным старой закалки. Когда ему предлагали официально заступить на службу, он оглушительно скрипел костями, ворчал, сетовал на государство, что никак от него не отстанет. Но в душе он подумал: «Пора!». Это будет его последнее громкое выступление перед заслуженной пенсией. Ну или гибелью, что звучит почётнее.
Леико всё ещё был с ним. По-настоящему довольствовался своей второстепенной ролью. Быть главнокомандующим его изрядно утомило. Особенно быть правильным главнокомандующим.

Однажды Аи разбудили на рассвете. В прибрежном замке, где базировались его войска, поднялась боевая тревога.
Он стоял на стене, глядя вдаль. Лучи солнца пронзали воду и задерживались на его благородной фигуре. А там далеко горизонт почернел от вражеских кораблей, что уверенно приближались к берегу. Зрелище было шокирующее.
Но Аи только улыбнулся в предвкушении, поднял свой меч в воздух и обратился к собравшемуся на плацу гарнизону:
— Воины! На подходе масло для наших клинков! Сегодня эти воды почернеют от нечистой крови! Сами предки проследят, как вы изничтожите орду нечистой силы! Не подведите же их, вперёд, за империю!

***

— Что же вы будете делать дальше?
Корабль сонно покачивался на гладких волнах. Казалось, словно бы он устал плыть. И вправду, пришлось преодолеть огромное расстояние. Благо они были уже близко. Совсем близко. Это подсказывал холодный северный ветер.
— Спроси вы меня об этом несколько месяцев тому назад, и я ответил бы, что собираюсь сдать вас всех в рабство и вновь начать продавать услуги своего меча. Более предсказуемым клиентам.
Когор серьёзно изменился, хоть и не хотел этого показывать. Долгое время он думал, что по нему уже давным-давно плачет могила. Ещё с тех пор, как его изгнал Кимура. Он был воином, а никак не прислугой, какой являлся любой толмач. Может ради сохранения своей чести ему стоило покончить с собой или устроить диверсию в стане своих пленителей.
Но море поменяло его. Качка и тихий свист ветра вообще по-своему воздействуют на человека. Многих от такого попросту выворачивает наизнанку. А кого-то наводит на сидящие где-то глубоко в подкорке мысли.
К моменту, когда судно вошло в рейд у побережья страны севера, Когор успел обзавестись семьёй и наслушаться от Капитана как правдивых историй, так и совершенно бессовестных морских баек.
— Боюсь, что вопреки вашему изменившемуся настрою, нам все ещё будет сложно найти себе место под солнцем. Хотя вы и рассказывали, что оно периодически не светит в этих краях.
Здоровье Капитана изрядно пошатнулось. Не сразу, но ему пришлось признать, что это его последний или в лучшем случае предпоследний выход в море.
Но даже в таком состоянии он привычно ухмылялся после каждой фразы.
— Люди здесь бедны. — Пояснил Когор. — Многие здесь зарабатывают грабежом, постоянная грызня между мелкими феодалами. Ничего нового для вас, Капитан.
— Как бы тяжело это не было, но мы должны бороться. Это наша огромная удача. И вместе с тем великая жертва тех, кто остался там, среди шайцев.
— Если сидеть сложа руки, то никогда ничего и не добьёшься. — Согласился Когор. — Я клянусь вам, что сделаю всё возможное. Но знаете, я кое-что понял после всего пережитого. И вы, и я, и все те, кто погиб у нас на глазах — это всё подтверждает данную мысль.
— О чём это вы?
— Некоторым просто не везёт, Капитан.
Моряк усмехнулся и понимающе кивнул.

Так много времени.
Столько сожжённых деревень, разукрашенных деревьев, изуродованной прогнившей земли. Столько болотного смрада. Столько ужаса во враждебном океане.
Всё ради того, чтобы вновь идти войной на болотников. Видимо от судьбы не убежать. Но вы ещё не раз и не два попробуете, несомненно.

Вы затаились в растительности на вершинах. До этого долго и муторно готовили ловушки. И принялись ждать. Очень долго. Даже начали сомневаться, что враг вообще появится.
Болотники славились своей непредсказуемостью. С чего вдруг им не менять маршрут патрулирования? Либо узкоглазые обманули вас, либо что-то изменилось в поведении чумных. Они не были ни людьми, ни безмозглыми животными. Может чем-то средним. Это по прежнему не помогало понять логику их мышления.

Но вы наконец дождались. Вот они, шагают строем, чеканят траву в грязь латными сапогами. Кажется, что сама земля трясётся от их вида. Все в чёрных доспехах, похожих на доспехи вашего командира. Крайт, проведший с лицом кирпичом две трети своей жизни, неожиданно нацепил скорбное выражение. Он знал этих людей когда-то. И чувствовал себя как хозяин, сворачивающий шею любимой собаке, подхватившей бешенство.
Вам было всё равно. Ваша жизнь до орды сейчас кажется райским временем, хотя и в ней горечи было предостаточно. Сейчас же сантименты, мораль, сострадание выгорели в вас окончательно. Если чья-то глотка агрессивно на вас лает — её нужно перегрызть. Только и всего

Зашипели уроды болотные. Это капканы схватывают их за лодыжки. Шипы пробивают тазовые кости и вспарывают артерии.
Маленькие огоньки затанцевали на фитилях. Зашипело. И потухло. Это одна из взрывных бочек бракованной оказалась. Одну и вовсе Крайт велел сохранить на будущее. А вот оставшиеся четыре бахнули. Ярко.

Все повыскакивали из засады, посмотреть на плоды своих усилий. Несколько разорванных тел. И их товарищи в обугленных доспехах, смотрят в вашу сторону и скалятся хищно. Один из них горит заживо и одновременно вынимает свой меч, смеясь своим дьявольским хриплым смехом.

На предложения эльфийки Себастян ответил вежливым утвердительным кивком, но на будто бы вылепленном из воска лице его при этом практически ничего не отразилось. Практически. Один раз внимательному наблюдателю могло показаться, что какая-то эмоция трещинкой проскользнула по поверхности в остальном совершенно неживой маски, но чем она была, определить, пожалуй, смог бы только Бенедикт. Да и то лишь потому, что знал, что единственной эмоцией юстициария было раздражение, вызванное несоответствием окружающего мира его ожиданиям.

Медяка никто бы не посмел назвать человеком добрым или совестливым, но идея использовать «активы» вроде баалитских фанатиков ему претила. И не только из-за того, что развязанная ими религиозная резня никак не сочеталась с упорядоченным миром, к которому стремился Себастьян, но и в силу непредсказуемости сопутствующих их использованию повреждений. Сгоревшее города, массовый убой работоспособного населения, уничтоженные пашни - эти вот повреждения. Хотя, конечно, ему следовало не забывать, что практически вечной по людским меркам эльфийке, чей народ последствиями задет не будет, дела до них, скорее всего, просто не было.

Список же деревень, находящихся у баалитов под контролем, с другой стороны, им точно не помешает. Его, правда, наверняка придется выбивать из лидера культистов, но его, вот удача, как раз притащил к огню Ричард. Ну, значит так тому и быть.

– Добро пожаловать, – сухо процедил Себастьян, усаживая колдуна лицом к костру, и, призывая его сфокусироваться серьезной такой пощечиной. – Мы тут играем в вопросы и ответы. Проигравшие умирают страшной смертью, победитель этой участи избегает. Ты, мой друг, будешь играть против тех вон слегка подгорелых господ. Сказать тебе, думается, есть что, но если станешь врать, путать мне допрос или вообще как-то мешать, я засуну тебе в жопу стальной прут, а другой его конец буду держать в углях, раздувая их мехами до тех пор, пока твой дымоход не возвестит об избрании первосвященника Латандера. Понятно? Надеюсь, что да.

Посыл его, вероятно, был кристально ясен, но юстициарий предпочитал вероятности уверенность, и поэтому, не дожидаясь кивка чернокнижника, ухватил все еще затянутыми в толстую кожу и сталь пальцами давшего меньше всего правильных ответов баалита за сальные космы, подтащил его к костру и сунул рожей прямо в угли. Сунул, упер в извивающуюся спину колено и продолжил удерживать до тех пор, пока не затихли крики, не перестали трястись ноги, а воздух не наполнился тошнотворным запахом паленого человеческого волоса.

– Цена проигрыша, – возвестил Медяк, обводя троих оставшихся в живых убийц немигающим взглядом своих по-рыбьи мертвых глаз. – Правила те же: я задаю вопросы, вы отвечаете. Плата за провинность или молчание – костер.

– Вопрос первый: какие деревни и иные населенные пункты уже находятся под контролем людей этого вашего Пророка?

Никто не отозвался, но это стало не важно – все собрались в ангаре. Эмай подошёл к официальному руководителю их компании.

– У нас проблема. После криосна есть вероятность нарушения функционирования наномашин. В теле. Если они в нём были после реанимации ДО начала полёта. А учитывая, что они подменяют ткани после смертельных ранений... – Эмай посмотрел Заку в глаза. – Мне не нужно объяснять, чем это грозит? И да повторная реанимация нанитами – невозможна. Старые атакуют новых. Новые уничтожают старых и клетки организма под которые старые пытаются мимикрировать.

Нападающие, пренебрёгшие столь привычными для лихого люда подбадривающими боевыми кличами и попытками запугать «добычу», производили странное впечатление, но время на обдумывание происходящего ещё не пришло. Ещё нет. Сейчас надо было не умереть, не потерять никого из компаньонов и, желательно, не потерять лошадей, а о причинах странного поведения разбойников Себастьян подумает после и в более располагающего к этому обстановке. Например, разогревая в костре кочергу для получения от пленных нужной информации. Если они, конечно, будут, что не обязательно в условиях того, что доспехами никто из «гостей» похвастаться не мог.

— Тогда мои правые, — произнёс юстициарий, делая шаг в сторону лезущих во все щели и окна со стороны питейного зала будущим мертвецам, но не отходя от товарищей слишком далеко.

      Общее
      События разворачивались стремительно. Пулемет продолжил грохотать, собирая кровавую жатву. Пулеметчик, пытаясь выжать максимум из момента, пока цели еще не скрылись, отправил вторую очередь по второй машине. Почти сразу с этим, джипы, повинуясь резкой команде и повороту рулей, завизжали тормозами оставляя на дорожном полотне жирные росчерки жженой резины и свернули на обочину. Замыкающая машина вылетела с дороги и ухнула в овраг. Ден не успел сбросить скорость до конца. Прыгающий по склону джип был поистине неуправляем и встречи с деревом избежать не удалось — бампер глухо вмялся в шероховатый ствол и в открытый люк сыпануло сухими иголками и веточками.

      Ведомый Арни джип попал под удар — очередь прошла по левому борту и в машине что-то пошло не так. Потомок викингов боролся с штурвалом как мог, но свинцовая буря оказалась сильнее. С шорохом прохрустев по гравийной обочине и оставив фару на мешающем куске ограды, машина полетела вниз. Взлетев над землей джип ударился задним колесом о большой валун, отчего его начало разворачивать, потом вписался бортом во второй каменный выступ и его траектория в очередной раз сменилась. Многострадальное транспортное средство остановилось лишь перевернувшись на бок и воткнувшись крышей в дерево. Вылезти оттуда можно было только через пассажирские двери, что сейчас смотрели на небо, или через дверь багажника.

      Зато у Клопа было все пучком. Торчащий в люке Левша, поймав точку откуда стреляли, начал садить туда короткими очередями, ловя спокойные (относительно) моменты поездки. Стрельба в ответ замолкла. Потом джип съехал с дороги и дал угла съезжая вниз. Пришлось отпустить карабин на ремень и вцепится в поручни, чтобы не размотало о края люка. Еще немного маневров и торможения, и машина останавливается, а её пассажиры воочию наблюдают ситуацию с теми, кто успел приехать первым — взяв лучшие парковочные места в овраге.

1:  Клоп [      ЗДОРОВ       ] [ СПОКОЕН  ] [  СВЕЖИЙ  ]
2:  Секс [ СЕРЬЕЗНОЕ РАНЕНИЕ ] [ СПОКОЕН  ] [  СВЕЖИЙ  ] ❗СЕРЬЕЗНОЕ КРОВОТЕЧЕНИЕ❗
3: Левша [      ЗДОРОВ       ] [ СПОКОЕН  ] [  СВЕЖИЙ  ]
4:  Арни [КРИТИЧЕСКОЕ РАНЕНИЕ] [ СПОКОЕН  ] [  СВЕЖИЙ  ] ❗СЕРЬЕЗНОЕ КРОВОТЕЧЕНИЕ❗
5:  Джон [      ЗДОРОВ       ] [ СПОКОЕН  ] [  СВЕЖИЙ  ]
6:  Одри [      ЗДОРОВА      ] [НЕРВНИЧАЕТ] [  СВЕЖАЯ  ]
7: Жанна [ СЕРЬЕЗНОЕ РАНЕНИЕ ] [ ПАНИКУЕТ ] [  СВЕЖАЯ  ] ❗РАНЕНИЕ В НОГУ❗
8:   Ден [      ЗДОРОВ       ] [ СПОКОЕН  ] [  СВЕЖИЙ  ]
9:  Лкон [ СЕРЬЕЗНОЕ РАНЕНИЕ ] [НЕРВНИЧАЕТ] [  СВЕЖИЙ  ] ❗РАНЕНИЕ В РУКУ❗
0: Генри [КРИТИЧЕСКОЕ РАНЕНИЕ] [НЕРВНИЧАЕТ] [  СВЕЖИЙ  ] ❗РАНЕНИЕ В НОГУ❗ ❗СЕРЬЕЗНОЕ КРОВОТЕЧЕНИЕ❗

Пожалуй, Винни была права – в стазисном отсеке действительно что-то случилось.
Осознать сразу весь этот всеобъемлющий хаос возможным совершенно не представлялось – я уверенно ворвался в зал вслед за остальными, но, выслушав непродолжительный доклад азиата, замер в стороне.
Некоторое время понаблюдав за хаотично выкрикивающими собственные имена и звания людьми, среди которых оказались и федераты, нетерпеливо дожидаюсь приказов полковника.
Гадаю, какое он примет решение.
Снова псионики и снова проблемы. Неистовая неконтролируемая сила, которая частично принадлежит ещё и конфедератам. С некоторым удивлением прислушиваюсь к собственным мыслям, в которых сквозит желание решить вопрос с псиониками наиболее радикальным из имеющихся в распоряжении способов.
По всей видимости, если бы главным был всё-таки я, то начал бы попытку «вразумить» пострадавших с точечного выстрела в голову источнику неприятностей.
Впрочем, решать не мне. Полковник принимает решение лично вынести медичку-сестричку, а я смотрю за применением нетрадиционных направлений в вопросах лечения психических заболеваний.
Значит, Лавиния всё же по девочкам? Жаль.

Рассматривающий стены азиат поморщился, словно от зубной боли.

– Да ты издеваешься... – а после, повысив голос уже сёстрам. – Жгут! Срочно! Опять паронормальщина...

Эмай, рванул в сторону припадочного, подхватив по пути коробку с оставшимися медикаментами..

– Так. Что там ещё осталось? – окинул он взглядом содержимое, пока перехватывал голову и прижимал на шее место сонной артерии. – Какой исполнительный боец. Настойчивый. Не дёргайся! Нам тебя опять откачивать.

ссылка

Чёрная тьма ревёт.
Под вой стальной канонады,
Вдруг просрёшься ты?
Хокку "Тетсу Буссшингу"ホック 鉄ブッシング

Сознание возвращалось медленно— хлюпанье жидкости, вспышки, затухающие, как спичка, кошмары.
При каждом движении тело полковника корёжилось спазмами, он представлял жалкое зрелище — немощный старик, эпилептик, сумасшедший.

Тем временем психо трип отъезжающего полковника.

— Привет. Ищешь тут что-то?
Алан мог почувствовать, как чья-то рука крепко вцепилась в его плечо.

Кас на некоторое время выпал из реальности, а загалдевшие повсюду голоса только перегружали его потоками информации. Но тут всё встало на свои места. Преступники, значит. В плену. Проиграли войну? Но он всё ещё дышит. Значит и побеждённым себя не ощущает. К тому же кругом немало его соратников. Ни одного тела с родного полка. Хотя, откуда ему знать? Похоже, память по-серьезке отшибло. Придётся довериться инстинктам.

А инстинкт такой: уебать тому, кто дерзит его старшому. Этот двухметровый верзила во-первых представился, а во-вторых только в федерации рождаются на свет такие богатыри! Враг очевиден. Казалось бы.
Но среди капсул какой-то хмырь затаился. Тоже ростом как вышка электропередачи с технически отсталой планеты. Что ж он, на прапора со спины кинуться хочет? Значит его уебать.

Из капсулы скрючившись неловко выбирается невысокая женская фигурка. На лице застывшая улыбка, средний палец поднят вверх - прямо как на "антипаникующей" голограмме. Что бы не сообщил черноволосой ИИ, взгляд коричневых глаз не выдаёт наружу ни единой мысли, ни отголоска чувств, ни краешка пробудившихся воспоминаний – он квинтэссенция приказа сохранять спокойствие. Неестественно идеальный макияж в обрамлении сальных, висящих сосульками патл делает лицо похожим на застывшую маску.

Некоторое время женщина стоит неподвижно, жадно вздыхая ледяной воздух и ни на что не реагируя, по коже бегут мурашки, соски аккуратной, упругой груди сжались от холода. Стройное, подтянутое, ладно скроенное тело несколько портит шея. Кожа на ней предательски выдаёт не юный уже возраст.

Чернявая принимается разминаться - хрустят затёкшие суставы. Крутит непослушными членами. Сначала запястья, потом шея, плечи. С каждым разом движения всё уверенней: пошёл ток крови. Она переходит к наклонам, затем к прыжкам. Голые груди забавно подскакивают асинхронно. Через несколько секунд интенсивного бега на месте дыхание ускоряется с отвычки, на лбу выступают бисеринки пота, кожа розовеет – разогрелись мышцы.

Не прекращая бежать, женщина наконец-то проявляет интерес к внешнему миру. Раскосые глаза скользят от одной капсулы к другой, словно пересчитывая их. Не все обитатели ещё выбрались наружу, впрочем, это ей, похоже, всё равно. Взгляд не задерживается ни на ком конкретно, лениво переходя дальше. Бегунья никак не комментирует механическую бабёнку и не пытается вступить в вялый разговор с соседями. Видимо, не знает, где здесь душевая, и не помнит, кто тут руководитель третьего эшелона.

Первый раз взгляд оживает, натыкаясь на тушу за два метра ростом, натягивающую исполинские трусы. Так дети впервые смотрят на слона. Черноволосая останавливается в восторге и даже обходит гиганта вокруг, чтобы посмотреть с тыла.

Наконец, нехотя отрывается от такого замечательного зрелища, поворачивается к своему сундучку, следуя примеру "слона" и остальных. Подозрительно принюхивается к белью, прежде чем начать одеваться. Надевая на себя трусы, воровато чешет промежность, явно стараясь сделать это незаметно.

Взгляд между тем снова становится спокойно-равнодушным. В нём мелькает было интерес при виде грациозной женской фигурки, коричневые глаза поднимаются вверх – к русым волосам и робкому веснушчатому лицу и гаснут разочарованием. Женщина уже натягивает лифчик, пытаясь справиться с застёжками, когда замечает ещё одну блондинку - на этот раз высокую. Взгляд снова оживает, коричневые искорки пожирают поджарое тело, добродушное, несколько растерянное лицо, мелированные волосы, и чернявая неожиданно делает несколько шагов вперёд.

– Явно не из последней коллекции, – с улыбкой кивает она своей визави на лиф таким светским тоном, словно они встретились в примерочной элитного бутика, а не среди посадочных капсул в окружении около дюжины голых мужиков, – никак не справлюсь с крючками, пальцы не слушаются. Вы не поможете? Я Лавиния Льюис Ллойд, если верить этому бесполезному куску железа. Я бы не слишком ему доверяла, там что-то весьма подозрительно гудело и щёлкало. Тоже явно не из последней коллекции. Однако, звучит не плохо, пусть будет так. Для вас просто Винни.

Бесноватые хохотали, разбирая ещё тёплые тела на трофеи. Братская могила, в которой копались стервятники.
Только командир болотный как-то странно себя вёл. Не веселился совсем. Точно в тумане каком-то находился. Где-то не здесь.
Подошёл к дальнему трупу, усеянному стрелами. Сапогом перевернул лицом кверху. Девка молодая. Сбежать пыталась, может? Зачем? Куда?
Несколько подчинённых обступили её труп. Подискутировали на философскую тему. Наконец, один из них приспустил рукой нижнюю часть её одежд и удовлетворённо взгыгыкнул, узрев сокрытое. Командир отвернулся.

Все забыли о своих делах, когда явилось Его Величество. Пятиметровое нечеловеческое существо, всем своим видом предвещающее неотвратимую катастрофу. Болотники сбежались на него, точно на ручей, из которого сплошным потоком шёл мёд. Никакой разбой, никакое горячее мясо с тела ещё сопротивляющейся жертвы не сравнится с тем, чтобы просто прикоснуться к Князю!
Существу пришлось возмущённо рыкнуть, чтобы его свита пристыженно разошлась, давая ему дорогу. Вся. Кроме одного единственного, что командовал ими.
«Зачем всё это, Князь?» — единственное, что хотел спросить он. Но не мог.
Он смотрел верховному владыке в глаза. В его измученные, вечно усталые, опустошённые глаза. Ему ведь не нравилось быть в этой шкуре, правда? Может, он просто не знает никакой иной.
Они похожи. Просто судьба выдала разные ступеньки на лестнице. Лестнице в никуда.
Он стоял бы так дальше, преграждая Князю дорогу. Чтобы тот разъярился и размазал его по полу. Но его кровь и разум отравлены. Он уже давным-давно себе не принадлежит. И не может выбрать даже достойную смерть.
Он поклонился в пол и ушёл с дороги.

***
Никому из защитников стены не суждено было выжить. Они из последних сил сдерживали нескончаемые ряды осаждающих, когда им в спину ударили свежие силы врага.
Большая часть лагеря не успела эвакуироваться. Но от берега отчалило несколько кораблей. Некоторые были загружены только наполовину. Остальных же ждала кошмарная участь.
Князь возвышался над одним из самых кровавых пиршеств, что когда-либо устраивала орда. Многие их жертвы в бреду видели его как дьявола. Впрочем, может он им и был.
Последний Оплот пал.

Немногочисленные выжившие в тесноте сидели на корабле, прижимаясь друг к другу, подобно грызунам в холод. Тела их может и спаслись. А вот дух у многих уже был, как минимум, не тот. Что их ждёт впереди? Может новая земля, а может их раскидает первый же тайфун. Всё лучше, чем остаться там, на континенте. Они уже и не думали о том, что кто-то принёс эту жертву добровольно.

Ныне Юлиан был одет в свои повседневные одежды, коими были белая рубашка, чёрные брюки, сапоги, серый камзол без рукавов и надетый поверх него длиннополый кафтан чёрного цвета с подрезанным по бокам подолом, узкими рукавами и брошью, прикреплённой на груди. Внешне было похоже, что кафтан застёгивался на пуговицы, но при более внимательном осмотре становилось понятно, что пуговицы — лишь декорация, а сам кафтан сшит так, чтобы молнию, на которую и застёгивался кафтан вдоль торса, было не видно за выступающей тканью большей твёрдости, чем в остальных частях. Интересным также были и рукава — их можно было легко отстегнуть от кафтана благодаря тем же застёжкам-молниям, спрятанным под плотной тканью. Подол же, по сути, разделялся на 3 секции: заднюю, переднюю-левую и переднюю-правую. Таким образом, кафтан можно было быстро и легко снять.
Облачаясь в этот костюм, Юлиан, как правило, надевал пояс с ножнами, кобурой и отсеками для гранат под кафтан. Сейчас же, в кают-компании и до самого выхода из шаттла на поверхность Стигматы, пояс носил с собой Александр, оправдывая своё звание оруженосца сэра Отэ.

Сам же Александр был одет несколько иначе. На нём не было каких-то широких одеяний до щиколоток, отстёгивающихся рукавов и подобного. Всё, что на нём было надето, не сковывало движений и не отличалось вычурностью. Никаких ярких цветов или множества украшений. Плотные штаны серого цвета, заправленные в кожаные сапоги до середины голеней, на торс — белая рубашка, чёрное полупальто с одной лишь отличительной чертой — «растянутыми» переходами от нагрудной части к рукавам. Подобная модификация позволила достичь большей подвижности рук при ношении. Вот и весь его наряд, если не учитывать брони и пояса со снаряжением, которых на нём сейчас не было, но которые он определённо прихватит с собой на поверхность Стигматы.

—Ну, раз уж Вы уже известили, то отказаться я всё равно не сумею.— наполовину в шутку, наполовину всерьёз подметил Юлиан, начиная проигрывать в голове возможные варианты разговора с церковниками. Был бы он также хорош в сборе информации, как какая-нибудь Ирма Рейка, то не нервничал бы перед заданием.

На севере капитан Арчибальд подаёт команду продолжить стрельбу по "Азапу" Т-8, но уже БОПСом. Считанные секунды проходят с команды - а сержант Картер уже подаёт нужный снаряд к орудию из хранилища в боевом отделении, хлопая Тейлор по плечу и дублируя: "Готов!". Последняя, поправив берет, неспешно поднимает прицел орудия чуть выше, целясь в башню и крича в ответ: "выстрел!". Вырвавшаяся из ствола иссиня-белая вспышка, сопровождаемая грохотом, сверкает на стенах домов рядом и разгоняет в разные стороны поднятую чуть ранее пыль. Снаряд выпущенный Тейлор летит по дуге, оканчивая свой путь точно в маске главного орудия "Азапа", вонзаясь глубоко внутрь. Трудно было сказать задело экипаж или нет - но оружия цель определённо лишилась. Оставшись доволен результатом стрельбы, Гарольд разворачивается к тактическому монитору системы КАЗ, быстро вбивая в командную строку несколько команд и нажимая "ввод". Через несколько секунд на экране уже прыгали одна за другой строчки, уведомляющие о том, что связь синхронизация с машинами Блэкбурна и Рэмси установлена. Спустя несколько секунд командир даже слышит над головой серию хлопков, похожих на хлопок резко закрытой двери - лазерная пушка системы КАЗ "Маршалла" открыла огонь по ракете, шедшей прямым курсом Рэмси. Пока та не взорвалась - примерно в сотне метров от машины.

Первый взвод снова поддерживает командира роты огнём. В ответ на реплику Блэкбурна капрал Ли понимающе кивнул, и переводит прицел влево, размещая крестообразную метку на дисплее прямо на несущемся по дороге БМП. Параллельно сам Грэхэм наводит командирскую плазменную пушку на неё же. Почти синхронно командир экипажа и стрелок открывают огонь. Бело-фиолетовый сгусток плазмы плюхается в цель первым: к своему удивлению лейтенант Блэкбурн не только попал, но и кажется содрал брызгами плазмы какое-то устройство с башни машины. Однако вражеская БМП была готова к такому, и пережила попадание "Пульсара" без ощутимого ущерба. Чего, впрочем, нельзя сказать о кумулятивном снаряде из главного калибра: попадание отзывается мощным взрывом на том конце, опалившим обшивку в передней полусфере. Проехав ещё метров пятнадцать по-инерции, БМП заносит вбок и останавливается. Семь человек десанта, на пару с экипажем повыпрыгивали со всех возможных отверстий на корпусе - немедленно попадая под плотный пулемётный огонь с севера, и отвечая ему в ответ рассеянными автоматными очередями.

Расположенный рядом Дагурссон, не растерявшись от потери лазерного дальномера и сбитой гусеницы, продолжает огонь из рельсового орудия. Стрелок-наводчик капрал Миральес, кивнув командиру, переводит прицел на следующий в колонне БМП как раз к тому моменту как автомат заряжания размещает новую болванку в стволе, а массив конденсаторов заканчивает накопление заряда для выстрела. Габриэль жмёт спуск. На миг Эйвару даже показалось что он опять промазал: снаряд на запредельной скорости, оставляя за собой луч перегретого воздуха, оканчивает свой путь в земле в нескольких сотнях метров за БМП. Однако это было потому что броня БМП была прошита насквозь - снаряд рельсотрона прошёл через неё как нож сквозь масло, выбив в её десантном отсеке дыру диаметром с футбольный мяч и отозвавшись снопом искр и роем крохотных осколков брони с противоположной стороны. БМП резко затормозила. Дагурссон видел как из десантного отсека после выстрела выбежал, спотыкаясь, один-единственный солдат - в тепловизоре он был с ног до головы покрыт яркими пятнами и свисающими ошмётками. Перехватив пулемёт за ручку для переноса и оглянувшись по сторонам, он спотыкаясь и пригнувшись побежал к своим на западе. Экипаж всё ещё оставался внутри - Эйвар мог наблюдать как башня остановившейся боевой машины начала разворачиваться в его сторону. Однако спустя несколько секунд рядом звучит ещё один выстрел, и коллега по взводу - сержант Робинсон - отправляет вражеский БМП на свалку окончательно и бесповоротно.

Рэмси, выпустив контрмеры и сбросив с себя наводку ракеты (окончательно подбитой командиром роты), продолжает нагонять танки северной группы. Шаррат-Аи на ходу открывает огонь по Т-8. "Квазар" бодро журчит, посылая в сторону цели сгусток за сгустком искрящейся, бело-фиолетовой плазмы. На удивление следящего за стрельбой Томаса, ха'тширрка попадает и - вражеский танк обзаводится четырьмя крупными пятнами расплавленного металла. Одно из них срубило левую ракетную установку, другое, в корму - заставляет двигатель цели поперхнуться чёрным дымом. Прекратив очередь что бы дать орудию ненадолго остыть, Шаррат-Аи слегка приблизила картинку на своём прицеле. Видно было как экипаж Т-8 в полном составе в панике выскакивает наружу из своего танка, скрываясь за его подпалённым силуэтом. Убегают прочь, на Запад.

Тем временем, ещё севернее штаб-сержант Кей и его Mk. 60 вступили в настоящую гонку со смертью: мехвод Киттельсен продолжал увеличивать скорость, разгоняя машину в сторону обозначенной на карте высоты. Стрелка спидометра в месте командира экипажа неуклонно ползла вверх. Позади оставался пролетающий перпендикулярным курсом конийский штурмовик: понимая что ракетами или бомбами Кея ему не достать, он ещё больше наклонился по ходу движения, так что бы расположенная у него на крыше турель могла открыть по машине Дугласа огонь. В спину уносящемуся на всех парах Mk. 60 летит короткая очередь - но Киттельсен умело уклоняется, и снаряды автопушки лишь рыхлят землю там, где "Харматан" был секунду назад. Окончательно разминувшись с штурмовиком, машина Кей на полной скорости выскальзывает на южный склон высоты 47.
Эдвардс открывает огонь сразу же, толком не прицелившись: возможно это и было ошибкой. Снаряд 90-мм орудия рикошетит от верхней лобовой плиты "Азапа", улетая куда-то на юг, и Престон громко зарычал от злобы в ответ. Впрочем, выпущенный командиром экипажа ПТУР оказывается намного успешнее: проделав путь в несколько сотен метров, ракета скрывает башню танка противника в ослепительно-яркой вспышке взрыва. Не останавливаясь на оценку повреждений, Mk. 60 разворачивается на север, скользя вдоль заброшенных Эль-Муширских домов и придорожных магазинчиков. Впереди поперёк пути была дорога, а также крупный трёхэтажный дом сразу за ней. Улица с поворотом налево была довольно узкой, и Кей мог видеть как Якоб замешкался.
- Сэр! - Перекрикивая рёв двигатель, Киттельсен обратился к командиру экипажа, - я боюсь что напрямик через город не получится!

Чего Кей не видел - так это того, как экипаж "Азапа" Т-9 - кроме погибшего на месте командира - оперативно покинул машину через свои люки, и в панике дал наутёк - на Запад, по пути присоединяясь к уже бегущему с поля боя экипажу Т-8. Таким образом из всего северного соединения сейчас какую-то боеспособную силу сейчас представляла лишь небольшая группа пехоты, перестреливающаяся с разведчиками на севере. Это определённо успех.

Бой шёл и в воздухе над позицией северного соединения: выпущенная Бертони чуть ранее зенитная ракета поразила идущий справа штурмовик прямо в кокпит. Опрокинув свой нос, "Гюзель" на полном ходу устремилась к земле, упав прямо на дорогу, что вела на север из Мердж-эль-Ката. Видно было как в воздухе над местом падения рядом раскрываются парашюты - только две штуки. Второй штурмовик - тот что обстрелял по пути из бортовой турели Кея - принял в себя две ракеты "воздух-воздух" с несущегося на всех парах с востока истребителя - однако не было видно что бы их попадание нанесло ему какой-либо серьёзный ущерб. Бертони, наблюдая всё это на экране радара и через оптику, выстреливает по нему следующую ракету. Вражеский штурмовик, делая противоракетный манёвр, выпускает тепловые ловушки - на секунду на тактическом экране командира "Йомена" даже загорается сигнал "цель потеряна".
- Никуда не уйдёт, пер-ркеле... - младший капрал Кауко, сопровождающая цель со своего поста внутри машины, щёлкнула тумблером в своём оборудовании, переключив ракету в режим оптического наведения. Ракета продолжила свой путь к цели.
Джером, тем временем, довольно хмыкнув переключал передачи, постепенно разгоняя машину на Запад.

Впрочем, решимости вражеского штурмовика - который был уже достаточно низко и шёл на громадной скорости - это не убавило. Дав пару выстрелов по машине Рэмси из подвесного орудия, одно из которых прошлось по-касательной над крышей и срубило детектор микроволнового излучения, он развернулся к танкам северной группы, набирая скорость и уменьшая высоту - фактически, пикируя. В пилонах под крыльями у него можно было разглядеть две массивных бомбы.

На Юге, тем временем, бой принял особо ожесточённый оборот. Вражеские БМП довольно резко затормозили и начали выгружать пехоту, занимающую позиции в близлежащих кустах, и прикрывая их выгрузку шквальным огнём автоматических пушек. Залп из главного орудия Шермана, а также попадание одного из ПТУРов выпущенного фузилёрами из города лишает противника двух машин из шести - на их месте остаются только чёрные кочерыжки-корпуса. Однако свой десант они к тому моменту уже высадили. Танк Симондса тоже открывает огонь по БМП, но уже осколочно-фугасным - снаряд немного перелетает, и цель переживает обстрел. Однако взрыв раскидал десантников, выбегающих из нутра машины, в разные стороны. Кое-где - в буквально смысле. Мощность взрыва оказалась такая что несколько человек, оказавшиеся близко к эпицентру разрыва, просто разлетелись на составляющие.

Командир колонны БМП фузилёров ответил "принято" в ответ на призыв перемещать БМП, и Симондсу даже послышалось как где-то в городе зарычали двигатели. Однако на канал связи довольно быстро вклинился до этого молчавший командира взвода, с весьма озадаченным голосом.
- Фоксхаунд-3 на связи. Всем позывным: отставить перемещение, отставить перемещение! Оставаться на позициях. Ай-2... - на заднем плане у командира фузилёров раздалась длинная пулемётная очередь - Ай-2, пока вражеские огневые средства не будут подавлены - мои подразделения никуда не двинутся.
Командир первой роты МакБёртон, в свою очередь, отвечал:
- Санрей-1 на связи. Ситуация в норме, противник отступает, собираемся перегруппироваться и начать преследование.

Пока командир второго взвода переговаривался с соседними подразделениями, Аль-Халиль в скрывшейся за углом "Тайре" раздавал указания своему экипажу. Брукс понимающе кивнул, а Эстер, мрачно ухмыльнувшись похвале, снова прильнула к прицелу в полной готовности. В ответ на команду командира взревел электродвигатель, толкая корпус "Тайры" вперёд, а экипаж вжимая в спинки кресел. Плавном затормозив на самом углу, Брукс развернул машину к центральной группе противника лбом, а Джамиль ловким движением затолкнул свежий снаряд в казённик рельсотрона. Кто-то из вражеских БМП в южной группе это заметил и открыл беглый огонь из автоматической пушки: однако снаряды не долетают до позиций самоходки пару десятков метров, разрываясь в земле по левому флангу. Эстер, подгоняемая ощущением того что по ней стреляют, бегло поймала предполагаемого вражеского командира в перекрестье прицела. Крик "Выстрел!" тонет в грохоте рельсового орудия - ярко-белый луч снаряда попадает точно в сочленение башни и корпуса, вызывая детонацию боекомплекта. "Азап" под номер Т-4 тонет в развергнувшейся на его месте огненной геенне - Сейфулла успел заметить только как из всполохов огня и дыма к небу рванула башня, прежде чем Брукс переключил передачу и вжал педаль в пол, сдавая обратно под прикрытие дома.

Джамиль, подготавливая следующий снаряд к подаче, наблюдал за происходящим через дисплей из-за плеча Сейфуллы. С кривой ухмылкой на лице бросил в сторону стрелка:
- Аллах милостивый! Женщина, да что с тобой не так? Промахнись хоть раз для приличия.

Чуть севернее, в машине у Кокенуа, заряжающий Мамбуэн закидывал свежий кумулятивный выстрел, параллельно с тем как Моррис разворачивал башню на обездвиженный танк Т-1. Звучит команда "Готов!", и Моррис жмёт спусковую клавишу - орудие громыхает на всю округу. Кокенуа мог видеть как лобовая часть "Азапа" Т-1 скрывается в вспышке взрыва. Однако, когда дым рассеивается - кажется, что кроме нескольких сбитых блоков динамической защиты, попадание не причинило никакого ущерба.

Виварийцы, конечно же, не знали и не могли знать что командир "Азапа" отмеченного как Т-1 был командиром вражеского взвода на том фланге - а также умудрённым, опытным ветераном первой войны с Королевскими Системами, лишь недавно получившим офицерское звание. Обладая воистину стальными нервами, он собрал в кулак пошатнувшуюся волю своего экипажа к продолжению сражения, чем заставил ожить уже, казалось бы, давно списанный со счетов танк. Преисполненный кипящей, первобытной злобой за подбитых братьев по оружию из своего взвода, стрелок Т-1 развернул башню на последнюю цель которую он видел - на вспышку дульного пламени от выстрелившего по нему "Маршалла" сержанта Кокенуа. И делает выстрел. Ивандро хорошо видел этот момент на дисплее: ослепительная вспышка на том конце, заставившая ПНВ понизить яркость картинки на дисплее, и вражеский снаряд - стремительно увеличивающийся на экране...

В следующее мгновение внутри танка всё резко поменялось.

Вспышка - и интерьер танка преображается. Повсюду дым, темно, Мамбуэн кашляет, Моррис и Ситомпул в панике что-то кричат. Лампы дневного света разбились, включилось аварийное красно-оранжевое освещение. Ивандро полулежит-полусидит в своём месте. Где-то над головой искрят разбитые дисплеи, свисают оборванные кабеля, кругом валяются металлические и пластиковые осколки. Всё тело сковало от боли, а поле зрения сжимается в точку. Краем уходящего сознания Ивандро видит, с одной стороны, дыру - небольшую, размером с теннисный мячик вогнутую дыру слева-снизу от казённика орудия. А также видит свою руку - то, что когда-то было его рукой - на полу боевого отделения, прямо у него под ногами, оборванную в локте. Она лежит в куче мусора, разбитых тактических дисплеев и серебристых осколков вражеского БОПС. Похоже что случилось практически невероятное: бронебойный снаряд противника попал в корпус, и срикошетил от него прямиком в ослабленную наклонную нижнюю деталь, что между корпусом и башней, после чего пробивет её навылет, оканчивая свой путь только в месте командира. Осознав это, Ивандро - под несвязанные крики заряжающего - окончательно проваливается в чёрную бездну и теряет сознание.

Видя как над "Маршаллом" обороняющихся поднимается чёрный дым, кто-то из вражеских пехотинцев в южной группе радостно закричал, ускоренно разворачивая тяжёлое оружие. Противник очевидно несколько воспрянул духом, и обстрел фузилёров из автопушек БМП и пулемётов усилился - хотя последние отвечали им гранатомётным. Короткая и особенно точная очередь из автопушки одного из БМП срезает антенну радиостанции с танка Кокенуа, лишая его связи. В воздух также поднялось и несколько ПТУРов - один даже непонятно в кого летел - ракета упала через сотню метров. Но второй полетел как раз в лишившуюся командования машину Кокенуа,

И что было хуже всего: пехоте центральной группы, не смотря на потери прикрывающих их танков, кажется, передалась часть уверенности их южных собратьев. Закончив разворачивание расчётов тяжёлого оружия и прицеливание - они открывают огонь по танкам северной группы. В воздухе сверкают снаряды безоткаток, реактивные гранаты, пулемётные очереди. В машину Арчибальда звучно приземляется крупнокалиберная пуля, со свистом отрикошетив в небо - не долетела до командирского перископа каких-то несколько сантиметров. Неподалёку от позиций фузилёров прилегающих к северной группе рвутся миномётные снаряды - отделение миномётчиков из центральной группы развернуло своё оружие в их сторону.

И, в добавок ко всему этому, что-то тяжёлое стало громыхать на западе - а следом за этим грохотом, мощные взрывы стали прокатываться один за другим Югу от позиций южной оперативно группы. На связь с Арчибальдом по этому поводу даже вышел командир батальона, полковник Ричардс.

- Санрей-2, это Санрей-Главный. Как слышно? Фиксируем вражескую артиллерию в районе Тавры. Стреляют куда-то к Югу от Мердж-эль-Ката. Непонятно что они там нашли, впрочем, наших подразделений там нет. Готовы передать координаты, приём.

- Прошу прощения, сэр. Вы уполномоченной Лиги, присланный забрать груз?

Вопрос был задан подошедшим к Ларкину у космического причала мужчиной, облаченным в иссиня-черную форму Имперской службы безопасности. Блестели позолотой пуговицы кителя, сапоги были вычищены столь хорошо, что Ларкин мог бы, пожалуй, увидеть в них свое отражение, если бы решил вдруг посмотреться в них, имперский герб красовался на кокарде фуражки. На поясе безопасника висели ножны с палашом и кобура. В затянутых в белые перчатки руках тот держал папку с гербом дома Алекто.

Уже пару дней потеющий на негостеприимной станции Леас был немного ошарашен поворотом событий: не так часто он принимал посылки от благородных мужей, что уж и говорить о Легате, которого Лига без предупреждения решила использовать как своего мальчика на побегушках. На подошедшего к нему безопасника Ларкин взглянул слегка испуганно:
- А... Да... Э...
"Сэр"? Ну и ну. Что дальше? Может, Легат подарит ему залежалую планетку в качестве жеста доброй воли?
- Да, я.... Я уполномочен принять груз у, эээ, его высоко... сиятельства? - Леас слегка прищурился, пытаясь по выражению лица "оловянного солдатика" понять, не заслужил ли он своим обращением к принцу приглашение на дуэль.
- Высочества, сэр. - поправил Леаса "оловянный солдатик".

Осмотрел цепника с некоторым скептицизмом, а затем вытянулся по струнке и отдал честь.

- Энсин Соломон Трир, Имперская служба безопасности. - представился он и добавил - Не могли вы предоставить документы, подтверждающие ваши полномочия?

Соломон открыл папку и начал листать находящиеся внутри документы. Через секунду-другую поднял глаза на Ларкина и добавил:
- Могу я также узнать, кто в настоящий момент является командующим вооруженного контингента Лиги в системе? Его Высочество желает передать ему приглашение на встречу в удобное для него время.
- Да, Высочества, само собой, прощу прщения, - на последних словах извинение окончательно превратилось в неразборчивое бормотание. - Сержант Леас Ларкин. Документы... Секунду...
Неловко перехватив каску, Леас начал копаться в стопке папок, беззвучно шевеля губами при прочтении заголовоков. Выхватив одну из них, он протянул ее офицеру, но спохватился и заменил ее другой: - Прошу прощения, это на экипировку. Вот на... Ваш груз.
- Командующий контингента... - Леас намурился и поднял глаза к потолку. - Боюсь, командовать тут пока некем. Ну, хотя, шефство над новоприбывшими осуществляю тоже я.

Кажется, в глазах безопасника проскользнули нотки слегка ехидного сочувствия. Впрочем, никак иначе он вида не подал. Только внимательно изучил протянутую бумагу.
- Очень хорошо, сэр. В таком случае Его Высочество принц Алексей Алекто имеет честь пригласить вас на борт своего корабля. - энсин с намеком посмотрел на Ларкина и добавил - Если это необходимо, мы могли бы немного отложить заполнение документов.

Массивная челюсть рыжего здоровяка поддалась гравитации: с одной стороны, присутствовать на аудиенции у принца было до усрачки страшно, с другой - это, несомненно, была та самая возможность, которая появляется у простого наемника только раз в жизни. Леас никогда не интересовался политикой, но знал вещь или две о том, что касалось основных моментов жизни Лиги и Империи. Сильно большого понимания того, какую роль играет принц в этих играх, у него не было, но действовать вслепую ему было не впервой.
Кажется, все то время, что эти несложные мысли проносились в голове Ларкина, он просто стоял напротив энсина с открытым ртом. Срочно нужно было что-то сказать.
- Я... Конечно! А... Прямо... Прямо сейчас, ну, на борт? - Леас показал пальцем в направлении, откуда пришел его собеседник. - Нам, безусловно, нужно обсудить вопрос... госпожи Командира Гарнизона. И документы, конечно, да. Я бы также хотел попросить... подать прошение... об инспеции груза. Судя по крейсеру, полет был интересным. - Леас неловко усмехнулся.
- Конечно, сэр, если прямо сейчас вам будет угодно, Его Высочество будет рад вас принять. - "угадал" пожелание Ларкина безопасник - Сразу после встречи вы также сможете удостовериться в целости и сохранности груза.
- Пожалуйста, следуйте за мной. - энсин по-военному развернулся на каблуках и зашагал к шлюзу, ведущему на борт корабля.

Уже у самого шлюза их ожидали еще двое коллег Соломона.
- Добро пожаловать на борт "Гордости Проциона". - произнес один из них - Пожалуйста, оставьте здесь имеющееся у вас оружие, ядовитые или радиоактивные материалы, острые предметы... - безопасник назвал еще пару категорий запрещенных объектов, которых прямо сейчас у Ларкина ну никак с собой оказаться не могло - Также, если вы позволите, мы должны будет провести обыск вашей персоны, сэр. Это займет всего минуту.

Кажется, вежливость вежливостью, а шмон шмоном.

Леас пару раз невпопад поблагодарил энсина и зашагал вслед за ним. Кивнув двум его товарищам, он прослушал список и, сопоставив его с тем, что было при нем, снял с ноги кобуру с ножом, а с плеча - внушительный дробовик, затем подняв руки и приготовившись к шмону.
- А можно... какой-нибудь, ну... номерок? - Леас впервые поднимался на борт корабля такой важной персоны, но решил перестраховаться: продолбать дробовик сейчас было бы очень не в тему, его кошелек переживал не лучшие времена. Ну а что, на каждой планете в самом замшелом блядушнике дают номерок, а на "Гордости Проциона" все на честном слове держится?
Охранники переглянулись только неловко и слегка удивленно в ответ на просьбу о номерке.
- Не беспокойтесь, сэр… - протянул Трир и добавил холодно – У нас на данный момент нет никаких других вещей на хранение. Уверяю вас, никто не спутает ваши вещи с чужими.

Обыск затем прошел быстро и энсин пригласил цепника следовать далее. Минуту-другую они шли по длинным коридорам крейсера. По пути Трир решил заодно просветить гостя относительно правил поведения в присутствие высокой особы принца.

- Не говорите первым, дождитесь пока Его Высочество заговорит с вами. – говорил он – Как только войдете, поклонитесь. Избегайте физического контакта. Корректной формой обращения будет «Ваше Высочество» первый раз и «сэр» далее. Если будете упоминать других особ благородного происхождения, называйте их по форме титулования. Для госпожи командующей Гарнизона это будет «Ее Сиятельство графиня Декатос». Нам сюда, сэр.

Дверь, охраняемая еще одним сотрудником службы безопасности, открылась перед Соломон и он зашел внутрь, приглашая Эл-Эла следовать за ним.

Помещение, в котором оказался Ларкин, выглядело роскошно по меркам космического корабля. Стены, вдоль которых стояли ряды стеллажей с книгами, и пол были обиты красным деревом. Прямо напротив дверного проема, через который только что вошел цепник, располагалось закрытое в данный момент окно. Блокирующая обзор перегородка была украшена укрытой стеклом картиной, которая, судя по нарядам нарисованных человечков, изображала что-то из истории Второй Республики. Посередине комнаты стоял кофейный столик на резных ножках, пара диванов и пара уютного вида кресел.

Сам принц (а это, пожалуй, читалось в каждой детали его внешнего вида) сидел на диване напротив двери. Он был одет в утренний костюм бежевого цвета и держал в руках книгу. Он отложил томик и поднял глаза сначала на Соломона, затем на Ларкина.

- Сержант Леас Ларкин из почтенной гильдии сборщиков. – объявил энсин Трир и немедленно убрался с дороги, давая Эл-Элу пройти.

- Мистер Ларкин, - произнес принц и продемонстрировал цепнику улыбку из числа тех, коими представители высшей аристократии так часто сверкают с экранов и страниц газет – добро пожаловать на борт «Гордости Проциона»! Пожалуйста, присаживайтесь. - он указал на кресло - Признаюсь честно, я уже слышал о причинах размещения войск Лиги в системе Стигматы. Но мне хотелось бы услышать о них из ваших уст. В чем ваша задача здесь? - Алексей улыбнулся снова - Официально, по крайней мере.

Ларкин, ужасно сконфуженный своей попыткой заполучить гарантии возврата своего барахла, с огромной благодарностью слушал Трира: уж что-то, а инструкция к принцу была как нельзя кстати. На всякий случай загибая пальцы после каждого пункта, Леас появился в покоях принца с плотно сжатыми кулаками.
- Приветствую Вас, Ваше Высочество. - Слегка запинаясь, произнес он и неловко поклонился, скрипя бронёй. Деревянным шагом проследовав к креслу, Леас постарался как можно более элегантно усесться в него и на всякий случай еще раз склонил голову перед принцем.
- Моими задачами в системе Стигмата являются: приемка экипировки и кадровых ресурсов Лиги, далее "бригада Цугцванг", разморозка и размещение бригады Цугцванг в качестве официального боевого контингента Торговой Лиги в системе Стигмата, а также согласование деятельности бригады Цугцванг с деятельностью Гарнизона Стигматы.
Выпалив эту тираду, Леас слегка расслабился: по крайней мере, теперь разговоры начались по делу, а значит, можно закидывать удочку.
- В благодарность за неоценимую помощь Лиге в доставке груза, я как официальный представитель Лиги хотел бы предложить Вашему Высочеству свою помощь в переговорах с Ее Сиятельством.

Последней фразой принц был, кажется, удивлен. Не всерьез так удивлен - скорее счел ее забавным таким сюрпризом.

- Я благодарен вам, сержант Ларкин. - улыбка на его лице стала чуть шире - Я еще не имел чести видеть ее во время текущего моего визита на планету, но я непременно обращусь к вам, если у меня возникнут сложности.

Он откинулся на спинку дивана и выдал еще через пару секунд:

- Я думаю, что нам, сержант, следует быть друзьями. Видите ли, я считаю весьма полезным развертывание в системе сил Лиги... Это добавит баланса в текущую ситуацию на Стигмате. Поэтому я буду рад любой вашей помощи и, конечно, буду рад предложить посильную помощь вам. - кажется, он о чем-то догадывался - Скажите, сержант, как у вас складываются рабочие отношения с Ее Сиятельством графиней и представителями Церкви?

Реакция принца была аристократически нейтральной. Ларкин поднял брови и неуверенно спросил:
- Но Ваше Высочество же, без сомнения, посещает Стигмату ради встречи с Ее Сиятельством?
Следующие слова заставили Леаса всерьез нервничать. Если имперский Легат хочет быть друзьями с простым сержантом - значит, сержант скоро вляпается в какое-то серьезное дерьмо. Впрочем, кажется, для протестов было уже поздновато.
- Я буду более чем рад называть Ваше Высочество своим другом, Ваше Высочество. - У Ларкина напрочь вылетело из головы второе допустимое наименование принца, но он не собирался это признавать. - К сожалению, я еще не имел чести общаться с Ее Сиятельством и с командующим контингентом Церкви. Прибыл всего пару дней назад, занимался в основном бумагами. - Леас похлопал по папкам. - Я думаю, это хороший повод совместить наши аудиенции у Ее Сиятельства.

- Я был бы исключительно рад визиту сюда исключительно ради встречи с моей благородной кузиной, но к сожалению, у меня есть и другие дела. Я здесь для комплексной инспекции сил обороны системы. - он развел руками - И как вы должно быть знаете, прибыл всего несколько часов назад.

- Я боюсь, что я уже направил Ее Сиятельству письмо с просьбой о встрече и мне, пожалуй, не хотелось бы изменять ее расписание еще один раз без особой нужды. Или возможно вы еще сами не писали ей с просьбой о встрече? - Алекто тщательно скрывал это, но сейчас уже стало заметно, что он играет со своим гостем- Тогда я мог бы включить вас в список моей свиты, если это вас устроит. Что бы вы хотели обсудить с ней, если это не секрет?
- Ну что ж, силы обороны Стигматы, которые сейчас лежат в ящиках на вашем борту, вы наверняка успели проинспектировать, хе-хе! - сержант неловко улыбнулся. - Ваше Высочество, эээ, абсолютно правы! Я, к сожалению... Не смог найти время написать Ее Сиятельству. Если это возможно, я бы, все-таки, присоединился к вам.

Вопросы вполне простые - Лиге нужно разместить свой контингент, ну и получить транспорт для оперативной передислокации. И, конечно же, убедиться, что Лига и Гарнизон не помешают друг другу. К слову, не могли бы вы рассказать о том, что помешало вам на пути сюда? Крейсер явно побывал в битве, а мне нужно знать, в каком состоянии груз.
- Да, мы действительно побывали в битве. - выражение лица принца приобрело более серьезный вид - В Саргассовом поясе мы столкнулись с тремя кораблями симбионтов. Волею Всесоздателя одержали верх, но потеряли двух храбрых солдат в сражение. Пусть покоятся с миром их души. Ваши люди, впрочем, не пострадали. Как видите, вас направили сюда в весьма ответственный момент. Существуют опасения... что активность симбионтов может возрасти в ближайшее время. Возможно, весьма значительно.

- А что касается вашей просьбы... Очень хорошо, я добавлю вас в список своей свиты на время визита. И сам буду рад просить Ее Сиятельство оказать вам всяческое содействие. Давайте же будем надеяться, что все принимаемые нами меры предосторожности окажутся излишними.

- А теперь, я полагаю, вы хотели бы собственными глазами увидеть ваш батальон. Если у вас нет больше никаких ко мне просьб, я не смею вас задерживать...
- Приношу свои соболезнования павшим, да пребудет Всесоздатель с их родными и близкими. Надеюсь, на встрече с Ее Сиятельством мы сможем договориться о плодотворном сотрудничаньи... сотрудничестве. - Леас не ожидал, что эта беседа перейдет к таким темам. Конечно, о том, что Стигмата - пограничный мир, он знал, но вот самому оказываться на передовой полноценного конфликта ему не хотелось совсем. Кажется, в этом задании появились проблемы посерьезней документов. Кстати, о них.
- Ваше Высочество, после приема груза мне понадобится ваша подпись в документах... Можно ли мне... передать их через вашу охрану? Благодарю вас за то, что согласились принять меня, Ваше Высочество. - Лес неловко поднялся с места, чуть было не протянул принцу руку для рукопожатия, но быстро опомнился и стал пятиться к двери.
- Все уже подписано, мистер Ларкин. Спасибо и вам за то, что уделили мне время. - он взглянул на застывшего у двери энсина Трира и добавил - Мистер Трир проведет вам экскурсию.

Соломон поклонился принцу и пригласил Леаса следовать за ним:

- Пожалуйста, сюда... - произнес он, покидая комнату.

------------

Последующие часы Эл-Эл посвятил тщательной инспекции груза и проверке различных документов. Попутно он размышлял о том, насколько быстро развивается эта история - вчера попадание на аудиенцию к командиру Гарнизона казалось ему невероятным, а сегодня он уже примазался к свите имперского Легата. Остается надеяться, что завтра не случится прорыва Симбионтов. На этот случай, кстати, надо присмотреться к прибывшим бойцам - скорее всего, иметь на примете пять-шесть самых отъявленных головорезов в скором времени придется очень кстати.

"Я пишу, чтобы уведомить Вас..." - скользит по плотной бумаге металлическое перо, выводя изящные буквы. Вдруг рука принца, в которой зажата ручка, останавливается, поднимается в воздух на секунду-другую, а затем опускается вновь, но только лишь затем, чтобы зачеркнуть написанное одной длинной прямой линией. Это звучит слишком сухо, слишком формально. Алексей Алекто пишет письмо семье человека, который отдал за него жизнь. Он пишет о подвиге, о героической смерти - здесь нет и не может быть места формальности. По крайней мере, не должно быть. Принц понимает, что это далеко не первое подобное письмо, которое ему предстоит написать. Боится, что когда-нибудь он просто физически не сможет писать такие письма или даже ставить на них собственную подпись, как не мог когда-то его отец - недостаточно в сутках секунд, чтобы хотя бы одним росчерком помянуть миллионы погибших на десятках миров. Но оттого это письмо становиться только важней. Этот человек - первый. Его смерть знаменует собой важный рубеж в жизни Алексея Алекто. Хотя бы за это его близкие заслуживают утешения.

Но Алексей отвлекается. Мысли его дрейфуют. Он думает о предводительнице симбионтов, все еще живой, но спящей беспробудным сном в ледяном саркофаге криокапсулы. Даже не чудовище в облике человека, но боевая машина из плоти и крови, безмерно опасная (ее ведь так и не удалось разоружить - как разоружить того, чье оружие есть часть тела?), но и необычайно ценная. Кто знает, какие секреты могут храниться в ее памяти? Возможно, она может быть даже предметом торга для командующей Гарнизона Стигматы.

Но "ведьма", как ее назвал кто-то из членов экипажа, не единственный артефакт симбионтов на борту. Есть, конечно, прицепившейся к корпусу остов абордажного коридора, который как раз сейчас демонтируют техники, махина из мертвой плоти и кости. Скоро он превратиться лишь в здоровый кусок космического мусора. Но даже тогда на "Гордости Проциона" останутся еще творения чужих. В одной из криокапсул, далеко от любопытных глаз, скрыто вооружение, которое оставили за собой симбионты. Оно не послужит благородной цели, но пригодиться вполне может. В конце концов, из него можно убить кого угодно и выдать атаку за очередной теракт симбионтов. Забота об оружие чужих доверена Эмилю. Возможно ему еще предстоит им воспользоваться. Если, конечно, Аттилас Зейн найдет их безопасными для применения.

Алексей усилием воли заставляет мысли вернуться к храбрым бойцам своей службы безопасности. Тем, кто живы сейчас, Эмиль как раз показывает изученные им хода и лазы корабля. Тем, кто уже мертв, помочь может только Всесоздатель. Но семьям их может помочь Алексей. Потому он вновь склоняется над бумагой, достает чистый лист и снова начинает писать.

Сегодня дул ветер. Небо черным черно. Но обитатели последнего прибежища хорошо знали, что даже самая тёмная полоса может стать ещё темнее.
С ночи работали многочисленные катапульты болотников. Только целили они не в стену, а через неё. А вместо боевых снарядов были их пленники. Эти чудища изощрённо подготавливали их перед запуском. Насильно кормили жертву болотными травами, чтобы та временно не чувствовала боли, а затем выкалывали глаза, уродовали лицо, отрезали руки и ноги, глумились над телом ровно до той степени, чтобы оно ещё сохраняло крупицы жизни и могло кричать. Затем такие «снаряды» в огромных количествах падали прямо на кучно построенные шатры выживших. Временами это оказывались их знакомые, но те, к счастью, не могли их опознать. Ошмётки этих тел не успевали убирать, отчего повсюду преобладал запах гнили. Порой нельзя было пройти от одного края лагеря в другой, не испачкав сапоги в чьих-нибудь мозгах.
Но тяжелее всего приходилось солдатам на стене. Даже на вершине одного из самых массивных сооружений континента они не могли чувствовать себя в безопасности. Нечестивая орда постоянно провоцировала их, в неисчислимых количествах двигаясь в сторону стены. Однако в последний момент они расформировывали боевое построение и вместо штурма принимались разыгрывать свои кровавые и извращённые представления. Порой самоцелью было даже не нанесение пленным физического ущерба, а их унижение.
Они прекрасно знали, что победа за ними. Для них одно из величайших укреплений было не более чем гнилым деревянным частоколом. Они просто предостерегали. Они играли.

Дуг, Тик, Кая.


Молчун


Чарльз и Альмарик


Нито и Кайл


Тишина, нарушаемая лишь стуком молотков. Тусклый свет факелов. Неизвестность и страх затаились вдали пещеры.
В таких условиях весь отряд возводил укрепления, а затем расставлял подготовленные Тиком капканы. Убивают медведя, значит убьют и человека или нечто на него отдалённо похожее, так ведь?
Пришла пора пить зелье. Никто не колебался. Изумрудная жидкость была просто омерзительна на вкус и обжигала горло. Пожалуй, вкусовые рецепторы были первым, что погибало под его воздействием. Вначале ничего необычного. Просто чуть кружилась голова. Неожиданный прилив сил. Все переглянулись друг с другом ярко-зелёными глазами. Значит, сработало.

Хриплые и весёлые голоса разнеслись вдали. Похожие на смесь звериных звуков и людских ругательств. Болотники.
Нечестивые. Грязные. Вечно расплывающиеся в кровожадной ухмылке и предвкушении. Многие из них были облачены в одежды, наспех сшитые из человеческой кожи. Только одна вещь могла сравниться с вашей ненавистью к ним — это их необъяснимая и безграничная ненависть к вам. И они пришли уничтожить вас.

Флавий продолжал возносить молитву Всесоздателю. Похоже, милосердие бога защищало их, и ситуация если не выправлялась, то не ухудшалась. Во-первых, они все еще были живы. Если внезапная атака провалилась, то шансы у "Гордости" были, и достаточно большие. За проведенные в разных уголках корабля время Котта понял, что собран он на славу. Во-вторых, свет стал ярче, и священник воспринял это одновременно как знак милости Всесоздателя и свидетельство стабилизации работ энергетических систем. И то, и то вселяло надежду в душу.

- И взмолились они своим богам, но боги их, ложны есть, молчали. И взмолились те из них, что искали силу во тьме, но Свет Пророка столь ярок был, что сущности, обитавшие в межзвездье, не услышали этого призыва. И восторжествовал Пророк.

Символ врат сейчас казался Флавию кольцом света, и перегораживать его пальцами казалось почти святотатством. И этот свет переставал быть холодным отражением, от символа исходило вполне себе ощутимое тепло. Священник не помнил ситуации, в которой ему приходилось бы поддерживать ритуал так долго, но развитие событий было довольно предсказуемо. Пламя – обжигает. Но пока…

      — Да чтоб тебя! — Чертыхнулся кузнец, когда все погасло едва он начал выкручивать мощность.

      Сразу стало понятно откуда у техники тех времен такой долгий срок эксплуатации. Шаг влево, шаг вправо и все отказывается работать. Ладно, пойдем другим путем.

      — Выключай все проверки, они не нужны. Мы все проверили по пути, все исправно, это «предохранители» сбоят. — Ответил Меш Зейну и принялся в свою очередь отключать все лишнее, что могло потреблять энергию генератора в угоду комфорту: декоративное освещение, подогрев полов и кресел, даже сраные кухонные печки, да все подряд.

      — Ну ты у меня сейчас попляшешь, принцесса. С характером, значит? Ну-ну… — Меш копался в панели ища параметры, отвечающие за перегрузки, датчики перегрева и прочие предохранители. Слишком малые допуски его совсем не устраивали.

Рассказав принцу то, что ему было известно о павшей из милости Всесоздателя (существенно ранее) и Универсальной Церкви (позже, чем должно было) Саландры Декадос, Флавий направился в отведенную ему каюту. Он уже достаточно согрешил за сегодня, чтобы настало время искупления. Некоторые священники считали, что самонаказание за грехи избыточно, и что для получения прощения достаточно исповеди и искреннего раскаяния. С точки зрения Флавия это было не вполне верно – боль оставляет на разуме такие же следы, что и на теле. Она закаляет его, готовя к испытаниям. Она очищает, изгоняя греховные мысли. В некотором роде самобичевание – это такой же ритуал, как и многие другие.

Войдя в каюту, куда уже доставили его немногочисленные вещи, он подошел к одной из сумок и открыл ее, посмотрев на содержимое. Затем вернулся к двери, запер ее, подергав за ручку, чтобы проверить, насколько она надежна, и стянул через голову сперва рясу, а затем и подрясник из синтетических материалов. Оставшись в одних штанах, он снял с груди символ, повесил его на стену и достал из сумки плетку, после чего стал на колени перед висящим на стене знаком веры.

- Всесоздатель милостивый, услышь меня-А!

Первый удар, как обычно, казался внезапным и более болезненным. Флавий знал, что это не так.

- Я согрешил, и грех мой тя-А-ажек!

Второй удар, и след плети пересекает спину под почти прямым углом к первому.

- Я поставил под сомнение столпов нашей веры-Ы-Ы

Окончание слова Флавий прорычал сквозь зубыы, поскольку очередной удар стал особенно болезненным. Возможно, разбередил рану, не зажившую после предыдущего самонаказания.

- Я поведал о своих сомнениях постороннему, а не на испА-А-Аведи

От очередной вспышке боли священник застонал, покосился и закусил губу, чтобы не закричать. Чтобы продолжить, ему потребовалось какое-то время.

- Смилостивься надо мной, и даруй свое прощение.

Скривившись, Флавий встал, поборов секундное головокружение, и посмотрел на плеть. На ней были свежие следы крови, говорившие о том, что он не, как это бывало иногда в минуты малодушия, ослаблял удары. Вытерев ее, он прошел промывать раны на спине – каждое наказание должно было быть справедливым, и не было ничего справедливого в том, чтобы за греховные мысли ходить с гноящейся спиной или тяжело заболеть из-за заражения крови.

Закончив, он облачился во власяницу и открыл вторую сумку. На некоторых, наиболее дремучих планетах, за содержимое этой сумки Флавия могли бы сжечь, побить камнями или подвергнуть одной из множества мучительных казней для еретиков, на которые так богата человеческая фантазия.

Большая часть содержимого ему была не нужна для того ритуала, который он собирался провести. Однако требовалось подобрать симпатические объекты для потенциальных мест назначения, а также символы для отражения удачности путешествия. Крематория. Жара. Огонь. Огонь проще всего было обозначить свечой. Не самый точный образ, но для быстрого ритуала сойдет. Критикорум, высокоразвитая планета, обитель аль-Малик. Технологию хорошо отражала технология – из сумки появился чип, который лег на бумажку, на которой Флавий написал имя дома и нескольких его видных фигур. Подумав, добавил еще символы Ортодоксов и Гильдии. Еще одна микросхема с аналогичными письменами (только Гильдию заменили Колесничие), стала Шапрутом. Византию обозначала небольшая миниатюра - пустой трон. На бумажке под ней теург нарисовал грубое изображение того, как Дворец выглядел из космоса, причем трон стоял ровно в том месте, где и находилась тронная зала. Точность тут была важнее пропорций. Последним объектом стал пистолет Флавия, обозначивший место, где идет война.

После этого началась самая сложная часть ритуала. С помощью линейки Флавий отмерял расстояние между лежащими на полу объектами и перекладывал их так, чтобы расстояние между ними более-менее точно соответствовало относительному положению на карте 47 миров. Помимо этого требовалось учитывать и некоторые другие факторы, например глубину симпатической связи. Камень с Критикорума с вырезанным символом аль-Малик, привязанный к памятной монете времен создания Гильдии и благословленный патриархом Критикорума священный символ дали бы почти стопроцентную гарантию успеха, но Флавий работал с микросхемой и бумажкой, и вынужден был учитывать степень погрешности. А то, что они находились в космосе и на корабле давала излишнюю силу Шапруту и его Колесничим…

Под конец, разложив все более-менее точно, он соединил тонкой красной нитью миры их маршрута. Крематория, пусть в него и не входила, была оставлена на всякий случай, если вдруг Всесоздатель решит дать знак, что ее нужно включить в маршрут любой ценой. Вслед за чем погрузился в молитвенный транс, покачиваясь и почти шепотом напевая слова катехезиса откровения. Дойдя до того момента, когда свет Всесоздателя, как падающий на Флавия, так и исходящий из глубин его души, начали ощущаться особо остро, он бросил кости.

- Amen.

И, осторожно, будто боясь нарушить мистическую тайну и волшебство момента, приоткрыл глаза.

Увиденное было несколько неожиданным. Кости лежали у символов, отражая, в целом, положительную картину, но левая рука самого Флавия покоилась на карандаше. А карандаш лежал на блокноте, где рваным почерком была начертана надпись:

"В каменном лесу скрывается великое зло; однако встреча с ним может привести к неожиданным открытиям"

Поразмыслив над ней некоторое время самостоятельно, Флавий облачился в обычную одежду и отправился искать принца, чтобы поведать ему об результатах своих изысканий…

Отношение к Эмилю среди общей массы знакомых коллег, людей часто склонных к показной общительности, отличалось сдержанной настороженностью. В восприятии большинства он не проворачивал собственные делишки, которые можно обсудить; не шутил шутки, не имел собственной жизни и потому не был интересным собеседником. Из-за этого в большинстве случаев любые его социальные взаимодействия были коротки и происходили исключительно по делу.
Иначе было с Сарой Сафо, грамотным информатором Гильдии Комбинаторов, которую со Служкой в некотором виде связывало общее прошлое. Примерно столь же несчастное детство, как следствие пожизненный контракт с Беренгаром Око, выкупившим Эмиля мастером, и чудесное освобождение от этого контракта после его загадочной гибели. Помимо одного большого общего дела, их связывало множество дел менее значимых. Эмиль искал информацию о своем происхождении, начисто стертую из разума. Сара тоже имела свои интересы, с продвижением которых мог помочь Служка и его возможности. Этот союз был выгоден.
По стечению обстоятельств (таких, например, как назначение должностей при Имперском дворе) Сафо так же оказалась на Византии. И сейчас эта огненно-рыжая полная женщина, наряженная в алое роскошное платье, салютует Эмилю бокалом, заливисто смеясь:
- Так что же, нашел себе нового хозяина, Служка? Без твердой руки никак?
- Пожалуй. Есть информация, насколько она тверда?
- Только за деньги, дорогой!
- Разузнаю сам.
- Держи меня в курсе.
- Только за деньги.
- Какой же ты заводной весельчак!
Еще пара незначительных фраз, и начинается деловой разговор. Сафо интересуется принцем Алекто, намекает на гонорар за информацию по нему. "Посмотрим." - Отвечает Эмиль. Сейчас ему нужен прибор с определенными свойствами. Средства имеются, нужен продавец.
- Тебе нужен Йозеф Бажов. Торгует техническими диковинами для благородных среднего пошиба. Из-под полы же - прямо твой ассортимент. Скажи, что от меня, и дело в шляпе.
Еще с полчаса идет обсуждение жизни, дел и всего того, что Эмиль не обсуждает ни с кем больше. Само собой, Сара на Византии из-за назначений и кипящих вокруг них интриг. Заодно можно насладиться роскошью и потратить накопленное, чем Сафо и занимается вовсю. Два Комбинатора могут вести беседу часами, не проронив друг другу ни крупицы важной информации. Здесь этого не требуется, потому обсуждение скоро сворачивается и коллеги прощаются.
Всех ждут свои дела.
...
Прибор куплен и занял место в поясной сумке. Полезная вещь. Больше на Византии Эмиля ничего не держит, и, не удостоив сияющие шпили прощальным взглядом, он направляется в порт. Предстоит долгий полет.
В первую очередь Служка выполнит задание принца, использовав по назначению купленное устройство. Осмотрит доступную ему документацию по "Гордости Проциона" и наметит план проверки, степень критичности контрольных зон, порядок осмотра. Наладит контакт с кузнецом для помощи в технической части. Осмотрит наиболее подходящие для несанкционированного провоза груза или человека места. Продублирует проверку спустя некоторое время. Действуя упорядоченно - преуспеешь.
Две недели полета - это немало. Все свободное время будет занято физическими тренировками, нужно держать себя в форме. Возможно, будет полезно наладить социальные контакты с остальной свитой принца, но Служка решает, что для этого пока рано. Нужно посмотреть на них в деле, найти повод для связи - иначе он не получит информации сверх уже известной.
Больше всего интересен Амальтианец и его знания о техниках коррекции разума. Станет ли он выдавать их после первичного знакомства? Стоит ли в первые дни демонстрировать свои личные интересы и возможность их наличия в принципе?
Нет и нет. Потому - тренажерный зал, комплекс упражнений и сосредоточенное молчание. Пусть Служка служит.

Пока что Юлиан ни с кем из этой разношёрстной команды особо не контактировал. Он лишь ходил взад–вперёд по комнате ожидания. До этого он выпил бокал вина, но этим всё и ограничилось. Обжираться или напиваться было не очень хорошей идеей.
Если говорить начистоту, то Юлиан не очень–то любил столичный мир. Красоте он предпочитал практичность. Здешняя же архитектура ему казалась чересчур вычурной и помпезной – совсем не такой, к какой он привык. Кому–то такое, несомненно, было по нраву, но Юлиан чувствовал себя неуютно. Чего не скажешь о его оруженосце. Александру такая обстановка, очевидно, пришлась по душе.
Отэ был одет в белого цвета одеяние, доходившее ему чуть ли не до щиколоток. Даже оно, при своём назначении, отличалось аскетичностью. На нём не было каких–либо вычурных узоров из золота или серебра, не имелось каких–либо украшений. Если так подумать, то даже его повседневный наряд больше походил на торжественный. Возможно, такой выбор был сделан с насмешкой над Господарями, чрезмерно любящими роскошь.

И вот в помещение вошёл Алексей. Его внешний вид внушал благоговейный трепет как Юлиану, так и его оруженосцу. Только после появления принца Отэ прекратил протаптывать прямую линию в полу. На Александра присутствие столь высокой особы произвело особо сильное впечатление, отчего тот поклонился чуть ли не в пол, и выпрямился только после жеста своего господина. Ножны палаша, которые он носил на левом надплечье, при поклоне ударились о пол стальным наконечником, издав звон.
Юлиан повернулся к принцу и поклонился, когда тот обратился к нему.

—Сеньор Эрдиньер там же, где и его господин. Герцог Хосе ведь в столице? Постараюсь связаться, с его адъюдантом, но обещать успех не могу.

Голос Юлиана вполне соответствовал его внешнему виду. Басовитый и несколько грубоватый, он создавал ощущение, будто медведь обрёл дар речи и выбрался в человеческое общество. Отэ ещё раз оглядел присутствующих. Второй раз за день.

— Дюк, — представился. Повёл в центр комнаты, закружил в танце, на ходу, не сбиваясь дыханием, продолжил: — Если и осудят, что с того? Я им не подчинён и не связан обетом не танцевать с красивыми девушками, — прижал партнёршу чуть плотнее. Заглянул ей в глаза, любуясь озорством. — Думается мне, наш общий новый командир, принц Алексей, — специально по имени назвал, дёрнулись выше уголки рта, — вскоре перезнакомит нас всех и объяснит, зачем собрал, потому имя ваше и род занятий мне малоинтересно. Гораздо важнее другое, — Лето ухмыльнулся шире. — Остановит ли Вас, — выделил последнее слово, — чужое осуждение?

Оставив позади себя наотрез отказавшуюся говорить что-либо ещё эльфийку и удостоверившись, что матросы заперли дверь её каморки на ключ, Савос вернулся наверх. Вскоре данмер уже спустился с борта "Скитальца" на твёрдую землю. Немного побродив по окутанному туманом портовому району Бравила, вскоре Савос добрался до городского рынка и прилегающих к нему торговых рядов различных мастеров. Нужный кузнец нашёлся достаточно быстро - ушлый, чуть полноватый нибенеец по имени Луций согласился купить одежду и броню для перепродажи, заранее озвучив данмеру свой порядок цен. Оплату гарантирует после осмотра вещей у себя в кузнице.

Чуть погодя, немного побродив вокруг рынка и найдя пару довольно паршиво выглядящих трактиров, Савос находит один вполне приличный с виду - "Три Гвоздя". Внутри было тепло и сравнительно темно - в стене напротив входа горел камин, практически единственный источник света, не считая мутноватых окон. Перед камином можно было сесть на скамейки и мягкие кресла и погреть ноги, либо разместиться за одним из столиков в зале. Народу с утра было ещё совсем немного - с полдюжины сонных рыночных торговцев, не больше. За барной стойкой расположилась довольно миловидная рыжеволосая данмерка - замужняя, впрочем, судя по кольцу. Её муж и по-совместительству хозяин заведения - рослый, худощавый и какой-то чересчур суетливый данмер - появлялся в таверне то тут, то там - загружая с стоящей снаружи телеги какие-то ящики в подсобные помещения.

Заказав пива и закусок, Савос предался размышлениям. Впрочем, подсевшие на столик неподалёку двое шумных торгашей довольно громко обсуждали какие-то свои торговые дела и политику, в определённой мере мешая сконцентрироваться на внутреннем голосе.

- Ты кстати слышал про Тарнов?
- А что с ними?
- Я слышал что последний наследник рода погиб вместе с отцом на охоте в горах под Брумой месяц назад. Сход лавины или что-то такое.
- Акатош милостивый... подумать только. Такой древний род, с такой богатой историей - взял и оборвался? Не верю.
- Можешь не верить, но род Септимов оборвался точно так же. - Собеседник громко отхлебнул пива и с громким стуком приземлил кружку на стол. - Истину говорят - конец времён грядёт.
- Конец времён грядёт если Совет с Императором начнут перебрасывать легионы с Линии Дециана на Север. Будем все тогда тут пить саммерсетское.
- Или не будем...

***

Анций выслушал Флоренция и нервно забарабанил пальцами по столу.

- Анеквина-Анеквина... - Анций задумчиво почесал нос. - Пришёл бы ты вчера - то успел в караван к моему хорошему другу Ра'Джера. Но он уже отбыл. Этот как раз спец по части переправке людей туда и обратно с грузами и без. А так...

Анций нагнулся в сторону, ненадолго поковырявшись в нижних ящиках своего стола. Откопал откуда-то несколько чистых бумажек. Перебрал их, недолго разглядывая, и вскоре протянул одну из них Каю. На бумажке был записан адрес - ничем не примечательный дом здесь, в Бравиле, в южной оконечности города. И ещё имя приписано чуть ниже: "Р. Леланд".

- Вот тебе контакты человека, который мастерски подделывает документы. Скажешь ему что от меня. Паспорта Доминиона, дорожные и налоговые грамоты, таможенные декларации - всё что угодно. Вместе с ними сможешь без проблем пересечь границу в обе стороны. Учти только, что если груз крупногабаритный - то его скорее всего будут его досматривать, так что всякие "интересные штучки" надо будет прятать. Ну и он оказывает свои услуги не бесплатно, само собой. И не каждому. Возьми с собой одного из моих доверенных лиц - тогда пропустят, без базара.

Анций откинулся на спинку своего кресла, размышляя теперь на тему корабля.

- По-поводу корабля - есть у меня один партнёр, недавно потерявший корабль в заливе Илиак. Редгардские пираты, знаешь ли. Он собирался заказывать новый корабль на верфях в Анвиле, и я думаю что вариант побыстрее его сильно обрадует. Ничего не знаю по поводу суммы, которую он готов отдать за корабль, впрочем. Встречу можно организовать, если хочешь, но я хотел бы взять себе небольшую долю от суммы сделки - за посреднические услуги. Не много, один-два процента. По-братски, как в старые времена. Что скажешь?

    02. КРЫСИНАЯ КРЕПОСТЬ




Заламывая руки, Джеймс Мортимер спешил за судебным приставом.
— Доктор, мистер Хамфрис очень занят. Сожалею.
— Но я должен сказать, послушайте же! Это важно! Это крайне важно! Тело… оно пропало!

    Холодная весна 1884 года,
    ранний вечер

    Вечер случился прохладным, но относительно погожим — погожим для лондонской весны. Это значило, что обошлось без дождя, однако туман уже погрузил берега в синюю дымку. Череда барж и вельботов на Темзе вползала под арки мостов. На улицах иссякли котелки и цилиндры. Днём этот город, этот непомерный Вавилон, этот кирпичный курган Порсены, принадлежал людям. Впрочем, стоило свернуть с оживлённого Чипсайда в старенький тесный дворик — тесней, чем иная гостиная — как городской шум утих. Так произошло без пятнадцати шесть, когда наступили первые сумерки.

    Заведение мистера Симпсона занимало средневековый дом со смешным названием Бёрд-ин-Хенд-корт. Первый этаж был таверной, и в низких помещениях, отделанных деревом, стояли дубовые столы, вился запах чеширского сыра с мясной похлёбкой. Полутёмная лестница вела наверх, в кабинеты кофейни. За ширмой в одном из них уже сидел инспектор Грин.

    Доктор Кларк не опоздал, однако прибыл в обрез: словоохотливый профессор Клемент задержал его до последней минуты, однако встреча окупилась сполна. Совместно два эксперта организовали истинный диспут. Пресыщенный путешественник и убеждённый учёный дополняли друг друга теорией и практикой. Выслушав тщательный пересказ Чарльза Айзека, профессор бросил своего Будду и дрожащими руками взял конверт с рыбьим треугольником.

    * * *

    — Господь мой, Чарльз… — враз стихшим голосом произнёс Клемент Тутч. — Вы только что воскресили покойника.
    В свете недавних событий аллюзия профессора могла показаться неуместной, но глаза Тутча впивались в амулет как два магнита. Он бережно водрузил поделку на пробковый штатив и надвинул крупную лупу, под которой различались мельчайшие волокна нитей, связавших рыбные косточки. В полутьме кабинета профессор Тутч пустился в мрачный рассказ.

    — То, что вы принесли — это тёмный, страшный знак, — говорил профессор, принимая от Кларка блокнот с изображением надписи. — Знак отрицания, знак отторжения оков старой плоти и перерождения в плоти новой. Доводилось ли вам бывать на Гаити? А в странах Амазонии?
    Кларк утвердительно кивнул.
    — Тогда, возможно, вам доводилось узнать и гаитянское слово zonbi — наполовину проклятие, наполовину восклицание ужаса. Или же приходилось слышать песнопения негроидных жрецов, которые заклинают мистический дух nzumbe. Обряд и культ, окружающий nzumbe, гласит, что после смерти человек способен восстать к жизни в своём теле, но уже лишённым души. Не улыбайтесь, доктор. Я понимаю, как это звучит, однако рассказываю вам суть их верований, потому что мы близки к ним.
    Профессор Клемент аккуратно перевернул треугольник, рассматривая его изнанку.
    — Видите ли, вера в духи zonbi столь сильна в Вест-Индии или на Чёрном Континенте, что умирающих прибивают к гробу чугунными костылями, а потом стреляют в сердце медной пулей, чтобы не позволить им подняться из своей могилы. Однако эта вера, как выражаются учёные, фольклорный конструкт. Произведение народной молвы, опиравшейся на некогда существовавшую религиозную доктрину. А то, что мы с вами видим…
    Профессор Тутч прерывисто вздохнул.
    — То, что лежит перед нами, мой дорогой Чарльз — первоисточник африканского фольклора. Как вы совершенно верно определили, его родина — Индия, далёкие провинции в джунглях у истоков Ганга. Видите ли, индийские боги весьма разнородны. Среди них есть шестирукие великаны и ненасытные сладострастницы, есть терпеливые идолы и зловещие золотые тигры, — пророчествовал дребезжащий голос профессора. — Но есть среди них нечто более ужасное. То, что я знаю под именами Чёрный Будда, Искажённый Будда. Или, на языке оригинала, परिवर्तन के वास्तुकार. «Паривартан ке-ваастукаар». В переводе это означает Зодчий Перемен. Эта религия давно мертва, Чарльз. Я знаю лишь немногих путешественников, которые встречали места поклонения. И все, как один, их отчёты говорят о тягостной ауре и тревожных чувствах, к которым склоняется психика при таких встречах. Тем не менее, именно треугольник из рыбьих костей был знаком Зодчего Перемен, а слова «Я отрицаю себя» служили неким религиозным выкриком, заклинанием, призывом к Зодчему, чтобы он помог освободить себя из оков плоти и преобразить в нечто… нечто более тёмное. Этот повторяющийся клич сами индусы называют мантрой. Она часто сопровождала человеческие жертвоприношения, если верить рисункам в уцелевших храмах. Итак, я убеждаю вас, Чарльз: ваша находка — это не шалость ребёнка. Это заклинание из языческой чёрной магии, чернейшей магии. Заклинание… возрастом в несколько тысяч лет.

    В неподвижных глазах профессора Тутча светился страх.

    * * *

    Вскоре Чарльз Айзек усаживался за стол против Уильяма Грина. Инспектору и доктору предстояло решить, каков их следующий шаг.

ссылка ♫

Как это обычно бывает перед любой катастрофой, сначала никто ни о чём не думал, и никто ни о чём не подозревал.
Узнав о новой опасности, в рейнджерских штабах что-то отметили, стали медленно формировать отчёты для отправки лично князю. Не было созвано армии, не произошло никаких массовых пополнений в среде рейнджеров. Не было даже состояния повышенной готовности на границе фронтира.
Но даже если бы это всё было, то изменилось бы хоть что-нибудь? Вряд ли.

Из гибельных болот вышла армия неведомых. Кошмарных созданий с чернотой в глазах, отдалённо напоминающих людей. Их, недолго думая, прозвали болотниками. С минувших событий болотники окончательно утратили искру человечности и превратились в кровожадных и жестоких существ.
Ранее пограничные селения имели дела с болотной живностью, ядовитыми растениями. Порой целые деревни поглощало болото. Но это было ничто в сравнении с тем, что принесли болотники. Безумной ордой они прокатились по всему княжеству. Они убивали и насиловали без разбору, глумились над трупами, особо изощрённо пытали и мучили ещё живых. Безмятежные когда-то леса превратились в сущий ад. На каждом втором дереве были развешаны человеческие внутренности и агонизирующие останки тех, кто продолжал держаться за жизнь, своими сдавленными стенаниями предупреждая о неизбежной судьбе выживших.
Первое время их сочли бездумными тварями, и это была вторая фатальная ошибка. Помимо чисто человеческих зверств, болотники также умело держали строй, устраивали засады, брали немногочисленных пленных, чтобы собирать необходимые им крупицы информации. Среди вторженцев было множество профессиональных солдат и помнивших родные края жителей сельской глуши, чьи навыки в сумме представляли смертоносную комбинацию.

Ходили слухи, что у болотников есть лидер. Те немногие, кому удавалось пережить встречу с ним, описывали его как пятиметрового великана с человеческими глазами и демоническим телом, что наполовину состояло из растений, а наполовину из гниющей плоти.
Выследить его так никому и не удалось, но из-за этого он не превратился в миф или легенду. Он стал символом надвигающегося кошмара, а в устах проповедников стал дьяволом во плоти.

Рейнджеры пали первыми. Хотя многие из них дезертировали в глубину страны, это не сильно продлило их жизнь. Отчаявшийся народ в первую очередь винил именно их и все, носившие рейнджерское клеймо, погибли либо после относительно цивилизованных судов, либо были разорваны разъярённой толпой.
Массово горели деревни, следующими жертвами стали крупные города. Стены не были спасением. Болотники могли держать осаду бесконечно долго. Они могли питаться дарами болот, живыми людьми, награбленной провизией, а то и вовсе нуждались в еде гораздо меньше, чем обыкновенные представители рода человеческого. Болотники не принимали белых флагов или капитуляции, поэтому зачастую осаждённые города и твердыни разрывали друг друга изнутри.
Болотники не знали боли, не знали усталости. Тысячи беженцев в отдалённых уголках княжества пытались бежать в соседние страны. Увы, после многочисленных войн князь был не в лучших отношениях с соседями, а тамошние крестьяне сами еле сводили концы с концами. Большую часть переселенцев грабили и убивали, едва они только успевали пересечь границу. Люди на живом примере показывали от кого произошли болотные монстры.

Площадь болот разрасталась, и вскоре они покрыли почти всё княжество. Орда болотников пополнялась и они стали готовиться к вторжению в сопредельные территории. И их никто не сможет остановить.
Только одна цитадель держалась дольше остальных. Последний оплот и пристанище, что остался во всей стране. Здесь был и сам князь, и все выжившие представители высшего сословия, и все простолюдины, для которых хватило места.
Здесь не было героев и доблестных защитников. Только бесконечные вереницы разбитых и сломленных, которым уже было всё равно. Только новоявленные пророки, вещавшие свои ядовитые и лживые речи. Только кликуши, потерявшие большую часть своих детей, часть из которых они сами же и сгубили из-за дефицита пропитания.
Но каждый про себя продолжал молиться. Богу ли, иноземным феодалам, чтобы те прислали подмогу. Может они надеялись, что небесный свет испепелит беспощадные полчища. Может ждали армию героев-освободителей в сверкающих доспехах.
Но никто не пришёл.

Но никто не пришёл.

Лейтенант Олдерман никуда не спешил. Не спешили и его люди.
Для человека пережившего полсотни атак на разных фронтах ничего нового сейчас не было и не будет.
Только вот невозможно привыкнуть к тому моменту, который был сейчас, к этим долгим тягучим секундам мнимого затишья, до первого выстрела. Обе стороны уже знают о близости друг друга, но притворяются, что ничего не происходит, соблюдают тишину, стараются не выдать друг друга.
Михаэлю не нужно было быть светилом тактики, что бы прикидывать разворачивающуюся вокруг обстановку. А прикидывать приходилось, поскольку его взвод выйдя к краю леса, упёрся в крутой клон холма, покрытый кустарником и ничего другого, кроме этого рассмотреть с этой позиции не представлялось возможным. Оставалось только слушать.
И Олдерман слушал, вместе со своим радистом Хуго Баллем, примкнул к радиопередатчику. Слышен был и рёв мотора тигра, и если его слышал Михаэль, значит его слышали и русские на вершине холма, а возможно уже и видели. Хорошим моментом было то, что за шумом Тигра, можно было не услышать более скромный рокот Штуга.

- Лейтенант, крутой холм, как было Лотарингии, - неловко усмехается обер-фельдфебель Кунст.

- Нет, Мартин, всё совсем не так, как в Лотарингии, - осаждает его Михаэль.

Им ничего не остаётся, как ждать здесь у кромки леса. Ждать пока не начнётся обстрел холма из боевых машин, пока Гауптам не вызовет артиллерию. Сейчас их позиция наилучшая, незамеченная и безопасная. Это сейчас.
Олдермана беспокоит, что отряды растянулись и он потерял из виду своих соседей. Особенно парашютисты Циммермана слева. Наверняка эти отчаянные диверсанты Геринга задумали обойти холм с севера.
Олдермана беспокоит, что его взвод самый боеспособный и ближе всего сейчас подобрался к противнику, а значит все буду ждать именно от него решительного штурма.
Но стоит только штурмпионерам выбраться из леса и дать обнаружить себя, как их позиция станет самой худшей.
Поэтому Олдерман ждёт и не позволяет своим людям продвинутся ни на шаг дальше на холм, за край леса.

    Ответа миссис Стрейнджер, каким бы ни задумывался новый шедевр мысли, не последовало. Экономика застыла за плечом возглавившего процессию мистера Кларка, гулко ахнув. На сей раз — без театральных прикрас.

    Четыре двери на втором этаже изготовил один столяр. В отличие от парадных уличных створок, которые кричали о респектабельности и статусе, внутренним дверям викторианской Англии досталась жалкая юдоль мучеников мебельной промышленности. Ни архитравов, ни сносной резьбы — голые панели, покрытые осыпающейся белой грунтовкой. Ни вставных стёкол, ни свинцовой оплётки, ни нарядной глазури. Ни уж, конечно, литых дельфинов или львов. Четыре уродливые белые двери.

    Но определить среди них нужную не составляло труда.

    — Я не… — пролепетала миссис Стрейнджер дрожащим голосом. — Я не знаю… я не понимаю, клянусь…

    Огромная надпись кроваво-бурыми буквами наискосок пересекала одну из дверей, залезая на стены с обеих сторон:

    मैं खुद से इनकार करता हूं

Лес. Тропинка. Скрытность. К такому Кляйна жизнь не готовила. Дороги вот, это да, это он понимал. По ним ходить удобно. А тут, что не шаг, то яма или кочка, а с ними риск падения. Особенно в сковывающей движения броне. Хорошо (не очень), что времена сейчас были тяжёлые и серьёзные доспехи Герман себе позволить не мог, а то бы точно грохнулся. Падать в грязь лицом (буквально) гвардейцу Его Величества не пристало. Тем более, алебардисту, единственному, кто мог в полной мере исполнить приказ короля. Внимание, пусть и косвенное, столь царственной особы льстило бородачу. Потому шёл он внимательно и осторожно, под ноги смотрел. Засада? Ну, её пусть кто другой, более глазастый выглядывает.

Опаздывать Себастьян не любил куда сильнее, чем опаздывающих, и поэтому последний час то и дело бросал на держащегося за стремя тяжело сопящего Бенедикта неприязненные взгляды. Писарь же, которого, по правде говоря, следовало бы называть не "братом Бенедиктом", а "Бенни-Заточкой", пользуясь тем, что на тракте они были одни, отвечал нанимателю взглядами, не менее, а то даже и более раздраженными. Тогда, конечно, когда мог себе позволить отвести глаза от кажущейся бесконечной ленты дороги. В другой ситуации Медяк подобное поведение подчиненного без внимания не оставил бы, но изображающий огмианского послушника личный соглядатай не был повинен ни в том, что Топотун расковался в десяти милях от ближайшей кузни, ни в том, что не мог теперь поспеть за рысаком, и прекрасно это знал. Это, и то, что Себастьян хоть и был безжалостной скотиной, но скотиной справедливой. В итоге они, естественно, опоздали, но это, может быть, и к лучшему: не придётся из вежливости терпеть беседы ни о чем в ожидании, пока все соберутся.

— Дамы, господа, прошу прощения за опоздание, — отчеканил он, снимая с головы охотничью шапочку с пером, и, еле заметно кивая при этом Бенедикту в знак того, что бежать надо не за притороченным к седлу арбалетом или в ближайший лес, а к местному конюху.

Когда подчиненный удалился, протирая блестящую от пота тонзуру выуженным из рукава платком, Себастьян стянул пыльные дорожные перчатки и направился в сторону разномастной группы в углу, задержавшись лишь на то, чтобы прихватить по дороге стул, чем выиграть себе лишнюю секунду на разглядывание будущих компаньонов. Эльфийки, как, впрочем, и всегда, казались в обычном заштатном трактире чем-то неуместным, но присутствие их выселяло надежду в то, что игра, на этот раз, намечается всерьёз. Большие ставки, большой риск, большой выигрыш: именно то, что нужно. Наёмник же Медяку показался слишком мягким что ли. Необтертым. Словно ботинок, только что вышедший из-под руки башмачника. Однако, юность его вряд ли сумел заметить только он, и, раз уж организаторы всей этой авантюры не посчитали её помехой, то и он не станет.

— Себастьян Флинт. Законник, — представился Медяк с приятной легкой улыбкой, которая не трогала его глаз и ничего не означала.

    01. СМЕРДЯЩАЯ РЕКА




— Ман-худ се инакаар карата-хун!
Тогда пророк узрел. Убеждённые следовали за ним.
Они омыли руки камфорой и цветочным маслом.

    Холодная весна 1884 года,
    поздний вечер

    Как уродливый чёрный торос, Лондон расстилался везде и всюду. Над медленной, валкой, больной рекой лился газовый свет. В тусклом блеске сгущались тени, смешивая пакгаузы и причалы, доки и портовые конторы. Все они принадлежали восточному Лондону. Ист-Энду. В той же степени дну мира, в которой он был его столицей.

    Со дна стакана философ — например, детектив-инспектор мистер Уильям Грин — может прийти к наблюдению, что это не ты живёшь в Лондоне, а он поселился в тебе. Так часто говорят. Судачат в бесчисленных пабах, которые зовутся то «Колокольный звон», то «Кабанья голова» (в ней, если не врёт молва, сочинял Шекспир). Так дискутируют в клубах Уайтхолла, в кофейнях Сити, в адвокатских Иннах и ливрейных компаниях, в Столичном комитете и Вестминстерском дворце. Шепчут контрабандисты в подвалах прибрежных трактиров и проповедуют викарии в многочисленных церквях. Говорят учёные, кэбмены, дешёвые актриски и флегматичные лодочники. Днём кажется, что весь Лондон говорит. Из каждого проулка несётся речь на множестве языков.

    Дымят его трубы. Грохочут хэнсомы на две персоны — например, вот мистер Тиллинг в Пекхэме, крупнейший хозяин лондонских кэбов: вы бы видели тамошние конюшни! Шумят печатные прессы на Флит-стрит. Заводы Гринвича изрыгают чад. Аплодируют в театре Хеймаркет. Стада пароходов фильтрует брюхо огромных Индийских доков. Матросы из Калькутты, курильни китайского мака, плечистые докеры, евреи-торгаши с одёжного развала в Спиталфилдс — они повсюду. И Лондон тоже всюду. Не было на Земле города столь же прекрасного и уродливого, как Лондон королевы Виктории, чьё царствие казалось вечным.

    Но если днём этот город гремит, то ночью засыпает, окутанный тяжким, липким туманом. Вспыхивает голубой свет — это газовые фонари зажигаются от шеста фонарщика с пылающим на конце факелом. Мосты над Темзой, днём забитые постоянным затором людей и лошадей, ночью пустеют. Растворяется публика. Одинокие чистильщики валят кучи навоза на свои телеги. Свинцовые облака затягивают чёрное небо; из «мастерской мира» Лондон становится городом-тенью. На улицах остаются патрули, бандиты, шлюхи и самоубийцы. И, конечно, театралы, ведь когда умрёт ночной Ковент-Гарден, умрёт само искусство. Люди интересного склада — например, возьмите необычного магната мистера Ч.А. Кларка, доктора медицины — усматривают здесь тонкую иронию.

    Лондон состоит из улиц-ущелий, кирпичных аллей и требухи черепичных крыш. Над ним клубится сонм печных труб. Мальчишки-трубочисты вынуждены чистить их голыми, страдая от рака кожи. Вырастая, они теряют работу или подставляют худощавые задницы посетителям «весёлых домиков». Никто не смог сосчитать всех этажей, балконов и переходов Лондона. Шахты его лестниц, извилистые подворотни, анфилады мрачных дворов и биллион слепых окон, закрытых ставнями и решётками, рваными сетками и грязным стеклом. Переломанный, искалеченный, изуродованный ландшафт ныряет в лондонский смог, похожий на густое гороховое варево — тот самый смог, что в пятьдесят восьмом нарекли Великой вонью.


    * * *


    Да что говорить! О лабиринте переулков Ист-Энда осведомлён любой, кому Бог сохранил глаза и здравомыслие. Куда интереснее закоулки, которые возникают в душах. Ведь Лондон меняет людей. Выворачивает их, вытряхивает как носок, набитый чёрной угольной сажей, и надевает назад, путая ноги. Что лучше изобразит Уайтчепел, нежели история о круглой жизни?

    На прошлой неделе гувернантка оставила юного джентльмена на улице, пока посещала ателье готового платья. Обаятельные дети Уайтчепела, отец и мать которых — дощатые мостовые, увлекли мальчишку в аллею. Им требовались одежда и ботинки, поэтому жертву раздели донага, чтобы стыд мешал позвать на помощь, а стопы изрезали битым стеклом, чтобы дать фору своему бегству. На воскресной мессе у церкви Святой Троицы констебль Грэхем встретил одного из налётчиков, подрезающего карманы прихожан. Констебль отвёл двенадцатилетнего плута за угол, где кулаком разбил лицо в кровь, а на другой раз обещал убить. Эту сцену застала словоохотливая миссис Померсдорф, и следующим утром «Морнинг Стар» напечатала возмущённую статью. Никто из местных, впрочем, не подумал осуждать констебля.

    Есть и забавная история. Подлинная загадка. Инженер Джозеф Бэзельджетт пригласил пятьсот человек на обед в канализацию, где чествовали новую насосную станцию. Пока гости обедали, наслаждаясь мавританскими мотивами в архитектуре гидроузла, их цилиндры бесследно исчезли. Куда? Почему? Никто не знает. Лондон выстроен на костях своего предка, сгоревшего дотла, а тот помнит королей англов и римский Лондиний на берегах подземной реки Уолбрук. Под улицами Лондона лежат другие улицы. Они хранят секреты более страшные, чем пятьсот пропавших шляп.

    Где-то есть другой Лондон, светлый и праздничный. Тот, где салоны и кофейни залиты светом, где блистают актрисы. Где Диккенс давал лекции, где не знают равных мудрость Флоренс Найтингейл и сострадание леди Пибоди. Ещё два года назад старик Дарвин пылко проповедовал там учение о всемирной эволюции. Всё это есть, но так далеко… изгиб Темзы отделил богатых от бедных, а будущее — от беспросветного социального тупика. Из Службы столичной полиции тот Лондон почти не видно.


    * * *


    Зарядил ночной дождь. Без пяти десять донёсся грохот — закрывались гигантские ворота дока Миллуолл на Собачьем острове. В сыром воздухе царила кромешная мгла, против которой едва держался фонарь на передке чёрного кэба. Лошадь неуверенно шарила копытами, сойдя с привычной брусчатки в утрамбованную земляную грязь. Вдоль обочин тянулась вереница унылых кирпичных зданий; неказистых и тёмных. Этаж выше, этаж ниже: никого не волновало. К сырости примешивалась неистребимая вонь дёгтя, вездесущий запах гари и цементной пыли. Оголтело брехала собака — псина из тех, что никогда не заткнутся. Ночь спрятала очертания огромных пакгаузов и железнодорожных терминалов, занимавших практически весь Собачий остров, однако не могла спрятать запахи.

    Улица шла под уклон, без предупреждения оканчиваясь зарослями осоки у вязко плещущей воды. Та была черна словно нефть; будто ездок смотрел не в Темзу, а в бездонный колодец, не имеющий противоположного края. Огней на диком южном берегу не горело. Кто помнил столичную топографию, помнил и то, что от Гринвича до самого сельского Вулвича тянутся мёртвые болота. Летом к Вулвичу ходили пароходы, набитые любителями пикников, не знавших, где извергаются в Темзу городские стоки. Паромщики рассказывали, что четверти часа в такой воде хватало, чтобы назавтра кончиться от брюшной колики.

    Из травы дыбились маленькие дряхлые пирсы, поросшие многолетним слоем тины. Слабые волны качали несколько вельботов и большой паровой катер. Больше ничто не выдавало в длинном дощатом бараке с деревянным забором здание Речной полиции. Станция Блэкуолл казалась заброшенной и тёмной, однако, стоило кэбу остановиться, из заскрипевших ворот выглянул рослый мужчина в форменной шляпе, отличавшей полисменов с Темзы от сухопутных собратьев. Отблески света выхватывали над номерным воротником овал белого лица с жёсткими усами и кривым носом.

    Рядом с привратником стоял другой мужчина, кутаясь в пальто цвета грязной мыши. Непримечательный, с мясистым лицом и неровными клочковатыми волосами под шляпой. Не слишком высокий, не слишком щуплый — его Чарльз тоже не знал.

    — Вы? — с дружелюбием клозета спросил дежурный. Щурясь, он поднял свой фонарь. — Давайте за мной. Доктор уже здесь.

    Заунывный лай никак не заканчивался. Мистер Чарльз Айзек Кларк был на месте.

      Когда все закончилось, бойцы нашли себя там же, где и пали, или оставались стоять. Окружающий поляну частокол кустарника еще колыхался после разошедшегося от камня божественного удара, но в остальном — казалось, что потраченные на раздумья минуты были вне течения времени и реальности. Тел, совершавших на поляне ритуал дроу, не было видно, их просто развеяло пеплом. В остальном, о произошедшем напоминали лишь проплешине в броне и одежде, что остались от вражеских выпадов и магии. Ну и спасенный эльф на алтаре, которого уже освобождал паломник. Надо сказать, освобождал не слишком успешно, потому как большинство эльфов одного дроу от другого не отличали, и правильно делали. Благо, что этот конфликт будет решен малой кровью, или вообще бескровно.

      Поднявшаяся Иллиамкиира, тихо ругаясь на подземном, разглядывала двадцатисантиметровую дыру в своей кирасе, которая осталась после удара столба пламени. Такое, наверное, даже Горану не под силу исправить, поэтому кирасу дровийка в конце концов сняла и сбросила в траву.

      Что касается прочих — то не было загадано ни одного материального желания, и понять, были ли они исполнены, можно будет только попав в ситуацию, где они будут востребованы. Раньше всех это поймет Горан, когда по возвращению попадет в очередную лавку, где торговец ему улыбнется и осыплет комплиментами. Поймет — что иногда знать, что человек врет, бывает не очень то и приятно. Шанти удивится тому, что его наконец-то оставят в покое, он перестанет притягивать косые взгляды, и те, кто раньше собирались воткнуть ему в спину кинжал, просто пройдут мимо. Эльстер обнаружит в себе силы лечить людей и нелюдей касанием, которым ранее обладал лишь Ганс. Ганс же сможет понять о том, исполнено его желание или нет гораздо позже. Капитан Ричард тоже будет сомневаться в исполнении чуда еще долгие и долгие годы, лишь годам к восьмидесяти поняв (если шальная стрела не сразит его раньше), что руки все также крепки, а печень и желудок еще ни разу его не подвели. Что касается Амелии, то она узнает о исполнении просьбы лишь когда попадет в ситуацию подобную этой, и узнает, что за нее будет кому заступиться, где бы она ни была.

      Впереди был отдых на этой же поляне, что оказалась освещена лунным светом даже глубокой ночью, а далее и путь домой. Хатч’Д’Ас свое обещание сдержал и отплатил сполна, даже с некоторой премией, как золотом, так и своим обещанным мечом. По его словам — поход окупился сполна, камень удалось активировать и, более того, теперь это место силы само по себе сможет расчистить и облагородить лес вокруг, будучи идеальным проводником для божественной энергии. Дроу уверил, что изменения не заставят себя ждать. В качестве подтверждения, он просто указал Ричарду на дровийку, мол, сам увидишь, в чем сила моего божества, и как оно работает.

      — Может это «не честно», но тяжелые времена требуют решительных действий… — Ганс то уж точно поймет, что изменилось. Окружающая каждое живое существо аура стала из грязно-серой, вполне себе яркой и чистой, даже чище чем у Ричарда, хах.

      Ну а что будет дальше, покажет время. Впереди были переговоры, поездка по долинам, военные хлопоты и много чего еще…

Горан вначале даже не понял как отключился. Под конец, он совсем сорвался, впал в раж и кого-то из нападавших пришиб. Метательные ножички, опять же, кидал налево и направо. Стыдно стало в тот краткий миг безвременья, когда все остановилось, только ради того чтобы вернуть его обратно на Торил. Он поднялся с земли, но глаза его были закрыты.

"Не сильно то я и изменился" – скорбно думал дварф, ощущая знакомое чувство присутствия. Неуловимо знакомое и в тоже время совсем другое. Что-то было в этих образах, в этих сменявшихся картинках... необъятное, сверхсильное и манящее. Какой смертный не узнает божество когда то уже поселиться в его сознании как важный гость? Горан не знал жив ли он теперь или такого было предначертанное ему померите. Обнаженные эльфийки, да? Мысленно усмехнулся дварф, хорошей шутке. И припомнил прожитую жизнь. Все его мысли и сомнения были как на ладони. Он покинул Аббатство Меча чтобы разыскать истину, чтобы самому увидеть её и решить для себя, как жить дальше точно зная что даже боги не всесильны. Но все что он делал это старался не думать об этой, главной его проблеме. Занять себя мирскими заботами, похоронить мысли за насущным. Но теперь, ощутив горький привкус смерти и вернувшись из её цепких лап, Горан невольно выскользнул из своей собственной иллюзии занятости и погруженности в события.

Он вспомнил свои размышления, вспомнил как тяжело ложились ему на плечи все и каждая не разрешенная загадка Долин. Дварф подумал что, если бы он смог видеть истину среди хитросплетений, он смог бы отыскать себе верный путь. Путь по душе. Да, для дварфа нет ничего лучше ясности и простоты! Видеть ложь и обман, словно тени в ясный день. Озаренный этой мыслью Горан открыл глаза, видя лунный свет и других наемников озаренных им.

"Элистрэя" – припомнил имя этого сияния бывший клирик бога Войны.

    — Ёб твою мать! — Инстаграм тихо и протяжно стравил воздух сквозь зубы. — Ёбаный рот, сука... пельмень, блядь, баллистический...

    Ситуация из тактической превращалась в критически нелепую. Теперь Инстаграм находился на одном фланге с «выключателем», а на другом фланге Бандит развернул реабилитацию для новоиспечённых ветеранов войн. Повезло ещё, что численное соотношение оказалось приемлемым. Вернее, повезло уже в том, что они с успехом начали штурм, не имея достаточной живой силы. Сержант, под чьим началом Инстаграм выходил из гражданского шкафа, охуевал бы немало. Доктрина пехотных войск, с которой знакомили Хьюго, требовала шестикратного перевеса. Они же не психопаты из Специальной Службы — ну той, с британских планет.

    Тем не менее, у них получилось. Почти.

    Сент-Мэри опустился на колено, не переставая поглядывать на ручей. Он продолжал удерживать винтовку правой рукой, уперев приклад в плечо, зубами содрал перчатку с левой и аккуратно сунул пальцы под искривлённый край шлема, нашёл шею. Пульс... на месте. Хьюго чувствовал под пальцами тёплую кровь, но не в таком объёме, как если бы череп под каской раскололо заброневое. Подтуленное устройство спасло.

    — Стрелок — трёхсотый, повторяю, трёхсотый. Занимаюсь, — Инстаграм перебросил своим радостное известие и, наконец, завязал с болтовнёй.

    Транспортировать Николая он не стал. Парень, который узнал позицию Стрелка, умер. Другой, если даже не пострадал за грехи людские, всё равно решил, что проверять коллегу — ниже его достоинства. Вот и хорошо. С достаточной вероятностью зона вокруг Хьюго была чиста. Тем не менее, Инстаграм расстегнул клапан на кобуре. Просто на тот случай, если «турист» всё же окажется рядом, а он сам не успеет сориентироваться с винтовкой.

    «Атлас» отправился на бок. Nikolay носил закрытый шлем, поэтому Хьюго нашарил застёжку под его арафаткой и аккуратно освободил её. Осмотрев поверхность каски, убедился, что сквозного действительно нет, и очень медленно снял сначала лицевую панель, а потом «горшок», сдвигая его так, чтобы не задеть потенциальную рану. Проблема, которая сопровождает попадания в голову, часто связана не только с головой. Неплохо достаётся и шее, которая вынуждена таскать лишние пару фунтов шлема, а потом переживает резкое изменение прилагаемых сил. Может случиться так, что кинетика пули и неудачный наклон головы сместят позвонки — и тогда Николай, хоть и совершенно целёхонький, кончится от любого неудачного тычка.

    «Надеюсь, это не наш случай».

    Из бокового подсумка Хьюго достал фонарик и, прикрыв вспышку ладонью, быстро подсветил ранение. Потом проверил шею, слегка оттянув арафатку. Затем фонарик отправился обратно, а Инстаграм, сопоставив в уме положение тела и направление выстрела, рискнул поверить, что Николай сегодня везунчик.

    Убрав его руки от спусковых устройств (ещё дёрнется от неожиданности), Сент-Мэри прижал плечо напарника коленом и аккуратно похлопал по руке:
    — Пират-тридцать-три вызывает твою башню, приём. Башня Стрелка, как слышишь.

      Хенрик, сразу как представилась возможность, солидно отхлебнул вина и прополоскал рот, отбивая вкус ссаной тряпки, что была с ним долгие часы путешествия. Или даже годы?
      — Вот срань. — Буркнул ведьмак, раздумывая над услышанным. — Десять лет значит, хм… так мы, сейчас получается, уже в Нильфгаарде, или еще нет?

      Слушал колдуна он внимательно, и если сказанное им было правдой, то ситуация была, прямо скажем, безвыходная. Ни денег, ни снаряжения, ни информации о происходящем в мире. Во знакомые то удивятся, когда он за деньгами придет.
      — Что за коллега то? Карстен фон Бауман? Кьелль Ибсен? Лоренсо? — Хенрих усмехнулся, — Кого я пережил, а к кому еще стоит зайти в гости? Ты не суди уж строго, но на магов я часто работал, и если простой люд в случае чего слова поперек не вставит, а вставит — так это им не поможет, то колдовская братия очень уж часто считала, что платить мне вовсе необязательно.

      Сказать то, что Хенрик был удивлен, не сказать ничего. Десть, сука, лет, и все коту под хвост, с нуля считай начинать. Может и ведьмаков уже не осталось, одни мясники, наемные убийцы и прочие бандиты по вызову.
      — В том хламе моих записей не было? Все потерялось? — Спросил Хенрик без особой надежды. — В общем, сойдет. Кого убить надо? Не короля Эмгыра надеюсь? Жив он там вообще еще? — Закончил с вопросами ведьмак, приступая к поглощению жареной курятины и сочно похрустывая хрящами.

      Выбор Лехтонена, да и не его одного, пал на уже знакомый дом с полуобвалившимся фасадом. Ян занял ту же комнату на третьем этаже, откуда вёл огонь вместе с вахмистром. В другой ситуации парень не хотел бы возвращаться туда, где оставил красноречивые тела в коридоре и россыпь гильз. Но то — в другой ситуации. В счастливой гражданской жизни, где можно быть человеком или быть мразью, и ничего тебе за это не станет. На безымянной улице пятого операционного сектора Ботинку приходилось быть имперским десантником, который занимает господствующие высоты и наблюдает за тем, как братишки-друганы, с которыми вчера в картишки резался, пихают винтовку в чей-то анус.

      «А чего кривишься?» — спросил Ботинок у себя. — «И не в таком говне ползали. Герр наш рекрутоначальник бы сказал, ты бы и руку туда сунул. Чё, не сунул бы? Ну вот».
      Мерзко. Наверное, скоро станет привычно.
      Наверное.

      Вжавшись в кирпичи под давешним подоконником, Ботинок вслушивался в нарастающий рокот моторов и хлопки выстрелов. На периферии забрала успокаивающе светились стабильные показатели, но взгляд Ботинка всё равно прыгал туда-сюда, обретая околопаническую остроту. Он выхватывал детали обстановки, на которые раньше ему было плевать. Ржавый радиатор, слетевший с обесточенных труб, осколки штукатурки вдоль плинтусов или свисающую на коротком проводе светодиодную колбу. «Ебучая лампочка, и как уцелела?..»

      Хотел бы Ян, чтобы ему повезло так же.

      Медленно, стараясь не высовываться больше нужного, Ян встал на колено и устроил «Маузер» на подоконнике. Так же медленно выглянул, стараясь понять, что их вообще ждёт. На полу рядом с Яном лежал один из «Панцерфаустов» — кто на раздаче, тот и завтракает первым.

      — Пацаны, — сказал он, не выходя в эфир, просто голосом. — Пацаны, сейчас пиздец будет.

Сложно сохранять спокойствие, когда в твоем направлении ведется огонь из пулемета. Даже если ты знаешь, что он не прицельный. Что враг ведет его, рассчитывая на то, что ты запаникуешь, попытаешься убежать или ответить. Десант Рейха не паникует. В десанте нет места тем, кто не умеет подчиняться приказу, и если этот приказ состоит в том, чтобы лежать и не шевелиться, когда над головой свистят пули, ты лежишь и не шевелишься. На тренажерах это отрабатывали. С боевыми, чтобы проносящаяся над головой смерть чувствовалась. И сейчас это помогало. Генриху, во всяком случае.

Да и выбора, на самом-то деле, не было. Хотя операция пошла не по плану, а по пизде, десант мог делать только то, чему его обучали делать. Убивать врага. Нет, это слишком простое, неправильное определение смысла существования десанта. Побеждать врага. Дисциплиной. Тактикой. Индивидуальным превосходством. Это все удивительным образом ощущалось. В командующием вахмистре. В не попытавшемся устроить героическое противостояние танку экипаже "Гангомага". В отрапортовавшем о готовности через несколько минут после получения очереди в пузо Томасе. В профессионально зашившем Томаса в полевых условиях "Мэде". В хладнокровно чесавшем яйца после не менее хладнокровного убийства Михале…

И это воодушевляло. Почти в той же степени, что и подбитый после первого же попадания танк. Но танк, пожалуй, все-таки больше. Когда раздался характерный звук пробурившейся сквозь броню боеголовки и "Гросстрактор" замер, Генрих испытал почти что детский восторг. Лучше было бы только если бы полыхнуло.

- Wunderschönen…

Слово само сорвалось с языка. Чуть не забылся, что надо обозначить свои цели, но поправился, сообщив остальным десантникам, в кого стрелять будет. А затем палец плавно вдавил спусковой крючок, давно уже совмещенный с силуэтом одного из сопровождающих танк пехотинцев врага. После чего рука повела выплевывающий свинцовые билеты на тот свет ствол штурмовой винтовки в сторону, к следующей цели.

      Ботинок кивнул тогда. Ответил «так точно», но голос выдал, что за уставной отмазой скрываются эмоции. Он не ждал такого от Оппландера, и моральный компас рассосало вконец: всё вертелся, не зная, куда показать. Поэтому атаку Ян воспринял почти как спасение от не к времени родившихся загонов. Да и сложно было не вдохновиться. Вдохновлять Оппландер умел.

      Ян, правда, обошёлся без лозунгов. Вскинув ствол над подоконником, он дал две длинных очереди, накрывая «тела» у дальнего борта танка — в помощь Макаронам.

Бабац, блядь!
Видя, как от цели фыркнуло красненьким, Гора довольно осклабился. По ходу дела, в своём отделении Михал был единственным, за вычетом коренастого вахмистра, кому до первой высадки доводилось забирать чью-то жизнь. По глазам он это видел, по-звериному чуял - в солдатиков сколько не играйся, а фраер есть фраер... Ну так вот, Горак этого дела отнюдь не чурался. Даже, можно сказать, любил. Не то, чтобы он был садистом, и получал удовольствие от самого факта причинения кому-то боли. Шлюх он не метелил ради куража, понятливых терпил на разбое не калечил, кошек-собак из любопытства по малолетке не потрошил. Скорее, его привлекала простота, быстрота и однозначность достижения нужного расклада посредством насилия. Натурально, один хороший удар легко заменял полчаса тухлого базара. А ещё ему нравилось, чтобы всякие пидорасы получали по заслугам. В общем, Михал был за справедливость.
Вот, к примеру, в том, что все обитатели этой говённой дыры поголовно были пидорасами, причём кончеными, он нисколько не сомневался. Так что меткий выстрел тут же приподнял настроение. Нехуй тут по окнам шариться, ага. Это пидорас ещё легко отделался. Забить его в мясо ногами было бы того... Справедливее.

Но яйца! Как же чесануть шары?

Ну а потом начался какой-то форменный пиздец. Вражьи гниды полезли из всех щелей, и ну палить. Значки на визоре умной каски замерцали едким красным, сигналя, что двое в отделении уже получили по самые помидоры. А потом по мостовой пополз ощутимый даже через подошвы ботинок тремор. Панцер! Не, ну не пидорасы?!

Мошонка скукожилась, отчего концентрация мурашей на квадратный сантиметр мудей едва ли не удвоилась. Блядь!

Михал повёл жалом, выбирая, куда сдристнуть. Тут его и окликнули. Бойцы отделения вдвоём подпирая третьего, тяжёлым шагом - натурально, обожравшиеся бормотухи бичи, - заковыляли к соседнему лабазу. Чего бы и нет?
Михал рванул туда же, на ходу примыкая к винтовке штык-нож.

Муди! А-р-р!

Одним скачком залетел в помещение через разбитую витрину, перепрыгнув скукожившийся на полу труп. Ну, пидорасы, кому тут?

      — Контакт, двенадцать часов! Десять целей! — успел крикнуть Ян, сползая к асфальту.
      «Чёрт, чёрт, чёрт-чёрт-чёрт, они же по мне стреляют!»

      Инстинкты вопили Ботинку, что нужно упасть, свернуться в калач, накрыв голову руками, и просто ждать, пока ад закончится. Ведь по нему стреляли! Стреляли. Устойчиво к окрашиванию. Стреляли. Стреляли. Стреляли! Мысли рвались в бесконтрольный галоп; по бетону щёлкали пули, эхо очередей наполняло отфильтрованный фон. Только присутствие поблизости знакомо-незнакомой в боевой броне фигуры вахмистра — так сказать, мастера-куратора — заталкивало беснующиеся гормоны Яна обратно в брюхо.

      В эти секунды Ботинка не было на поле боя: остались вбитые упражнениями нормативы, страх и мышечная память. О том, что он работает едва ли не на опережение приказа, Ботинок узнал бы с огромным удивлением. Чудо, не иначе.

      Но ещё до того, как отзвучала команда, Ян поднимал над щетинистой арматурой подствольник. Он понятия не имел, почему его палец в серой перчатке ложится на спусковую скобу гранатомёта. Почему на дисплее проступает едва видимая дуга «баллистики». Почему его рот орёт скороговорку. Сорванным, визгливым, не своим голосом:

      — Оттер, Боб — ваш верхний этаж, левые окна! Бьём разом!

      Лехтонен позволил себе немыслимое: дополнить команду вахмистра. Но Ян видел то, чего герр Оппландер, занятый пересчётом своего «поголовья», то ли не уловил, то ли не пояснил сознательно. Здание на перекрёстке выглядело слишком солидным, чтобы одиночные осколочные навредили стенам из железобетона, покрытым ласковой апельсиновой штукатуркой. Наверное, районный админблок. С префектурой или другими долбоёбами. Лучше бить залпами. Больше шума, больше эффект. Ян рассчитывал, что они смогут дать несколько гранат. Если повезёт, если фасад начнёт саморазрушаться, ловить хомяка уже не придётся. Ну, если повезёт. Если ему очень повезёт в этот сраный день...

      Потом Ян легко объяснил бы, почему выбрал гранатомёт. Играть в «поймай хомяка», целя то в одно окно, то в другое — мысль идиотская. Зачем, если кайзервер ниспослал своим детям бризантные взрывчатые вещества с перхлоратом аммония? Но это потом. Сейчас Ян не знал. Он просто действовал.

      — Турция, с нами? Верхний этаж, третье правое! На раз-два...

      Его глаза метнулись от Франца Оттера к Бобу Бурнейке. Оба готовы. Убедившись, что и Туран Энжи, который, возможно, был не турком, а каким-нибудь этническим курдом, тоже завалился у тротуарной «бровки», Лехтонен закончил:

      — ... пошли гранаты!

      Двадцать четыре тысячи долларов не платят просто так.

      Боунс, Брю и их спутники вернулась в Режину ещё затемно — операция не заняла и семи часов. Амазонское царство лиан, змей и папоротников осталось позади, теперь в воздухе жили отзвуки атлантической прохлады. Их встречал пустынный аэродром с земляным полем, вытянувшимся вдоль болотистых берегов Апруаг. Сетчатая ограда колыхалась на ветру, а за ней рассыпались немногочисленные косые крыши из стальных листов и запущенные огороды. Вдоль убогих ангаров выстроились винтовые самолёты, похожие на недавнюю «Сессну», и два дешёвых сельскохозяйственных вертолёта. Единственный диспетчер санкционировал посадку, ничего не спросив — вероятнее всего, он хорошо знал бортовой номер «Белла».

      Обошлось без полиции — вертолёт цвета снега вновь поднялся в небо, руководимый Полем и двумя пилотами. Никто из них не изъявил желания присоединиться к Клоду. После переговоров на французском их место назначения... осталось неизвестным. Аарон предсказал верно — лететь в Кайенну никто не захотел, хотя причины у этого решения были иными.

      Двое оперативных связных забрали тех, кто остался, на ржавом микроавтобусе. Это действительно не походило на триумфальное возвращение с прошлой операции. Тогда киллеры ехали по своей стране, наслаждаясь видом цивилизованных мест, могли рассчитывать на укрытие и помощь «Цереры». В этот раз путь по тряской дороге до крошечного городка напоминал очередную солдатскую транспортировку. Ни единого пешехода или автомобиля не попалось навстречу. Разве что по трассе вдалеке ползли одинокие пятна фар. Сумрачный холл касерио наполняла непривычная тишина, в которой пылились «Самсонайты» и пластиковые походные чемоданы на кодовых замках.

      Софи и Клода заперли в одной из верхних комнат под присмотром старого индейца с лодки, для гарантии добавив в ужин сильное снотворное. Боунса, которого планировали латать совместными усилиями, почти не пришлось трогать. К удивлению связных, наголо бритый великан опять оказался на диво неуязвимым. Пулю в плече извлекли с помощью длинных корнцангов, текилы и локальной анестезии, а сверху хватило давящих повязок. Не потребовался даже хирургический степлер, потому что сшивать было нечего — ранения обошлись без разрывов. Такие затянутся сами собой спустя несколько недель.

      Затем мужчины собрались за высокой стойкой из местного дерева. В пустом ресторане царили темнота и запахи близкого леса. За окнами замерли улицы с редкими фонарями. Связной откупорил терпкую тафию, неторопливо расставив стаканы, и только тогда заговорил:

      — У «Весты» проблемы. Народные демонстрации в столице усиливаются. По телевизору показывают, что центр похож на большой лагерь беженцев, там даже с автомобильным движением проблемы, — связной пожевал губами. — Полиции у них мало, а Париж не станет вводить войска с космодрома. Чёрные и националисты этим воспользовались. Их поддерживают МДЕС…
      — Что такое МДЕС? — немедленно спросил Брю.
      — Местное движение за деколонизацию и эмансипацию. С ними левые радикалы, так называемая партия «Вальвари». Их немного в парламенте, но они есть — а это добавляет протестам веса. Поэтому «Весту» ждём до семи. Если не уложатся, эвакуируемся без них. Надеюсь, ваши приятели любят подводные лодки. Шеф одолжил одну у знакомых из ДЕА. Говорят, в обмен на помощь в сокращении поставок кокаина в возлюбленные Соединённые Штаты. Уж не знаю, у кого копы её отобрали.

      К счастью, незадолго до пяти во дворе педерастично затрещал мотор. Вторая группа вырвалась из столицы на угнанном мопеде, из чьей приборной панели торчала пластиковая рукоять отвёртки, а задержка объяснилась плутанием по дорогам местного значения на тридцати милях в час. Бивис и Боунс видели этих коллег от силы пару раз на каких-то инструктажах, не считая вводного перед операцией. В точности как Джек и Аарон, «Веста» действовала парой в составе дружелюбного парня с трёхнедельной щетиной и ехидной девушки, ранее служившей в военной полиции, оба — классической европейской внешности. С их прибытием «Лимонный бисквит», который выдался на редкость напряжённым, наконец-то перешёл в заключительную стадию. К полудню шестеро «туристов» исчезли из страны без следа.


      * * *


      Что в деле замешана политика, операционный директор «Цереры» подозревал с самого начала. Но не внял голосу разума, польстившись на выгодный контракт от группы неизвестных нанимателей, о чём теперь жалел, сидя в ползущем по Вашингтону лимузине. Когда приглашают в ресторан, где ужинает половина Белого дома, сухим из воды не выйти, да и наниматели становятся не такими уж неизвестными. Не зря говорили древние: иногда счастлив тот, кто ничего не знает. Впрочем, даже человек, привычный к переговорам на весьма щекотливые темы, не мог представить, в чьей компании окажется в восемь часов по времени Восточного побережья. Метрдотель проводил директора в приватный салон, где распивали аперитив совершенно несочетаемые деятели американского бомонда.

      — Говорят, девиз вашей грозной организации — «Урожай за урожаем», не так ли? — с иронией поприветствовал вошедшего помощник известного сенатора.
      — Добрый вечер, Джордж, — хоть и удивлённый, директор с достоинством вернул иронию. — Не уточните, кого из пяти работодателей сегодня представляете? Нужно определиться, сколько следует говорить.

      Помощник сенатора кисло улыбнулся, зато третий атташе посольства Израиля в Вашингтоне громко засмеялся. Только миловидный молодой миллиардер, одетый в спортивный пиджак и текстильные слипоны, проявил искреннее радушие. Его же стараниями светская прелюдия быстро окончилась.

      — Друзья, давайте к делу, — извиняющимся тоном сказал он. — Что удалось узнать вашему агентству?
      Операционный директор «Цереры» прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
      — Большую часть оборудования вывезли до прибытия моей группы, — сообщил он, чувствуя себя несколько неуютно под внимательными взглядами собеседников. Владельца одной из крупнейших криптовалютных бирж в Соединённых Штатах директор не боялся. Но трёх других…
      — Это плохо, — уже без тени сарказма заявил помощник, имевший пять работодателей.
      — Да что вы. Зато группа в Кайенне получила данные из архива юридического бюро. «Панамский скандал» в миниатюре. За сделками мистера Паскаля стоит китайский инвестиционный фонд «Чайна Ворлд Инвестментс Инкорпорейтед». Вкратце это подтверждается тем, что суммы транзакций плюс-минус коррелируют с суммами закупок структур Паскаля. Подробности высланы вам в электронном виде. К сожалению, моим агентам не удалось получить дополнительную техническую информацию на месте.
      — Почему? — спросила доселе молчавшая женщина в торце стола.

      Деловой костюм и жёсткие как хвоя седые волосы делали её сухое лицо неприятным, почти отталкивающим. Впрочем, членов Бильдербергского клуба судят не с косметической стороны. Операционный директор скривился, вынужденный признать неудачу.

      — Объект хорошо охранялся, а доступного рабочего материала не осталось. Проверить всё досконально мы не смогли. Но мы не сомневаемся, что накрыли ретрансляционный центр, контролировавший активность большей части ай-пи адресов из вашего списка.
      — Списка? Выгрузки обращений вируса, найденного ныне покойным мистером Маллори, правильно? — с гортанным выговором уточнил атташе израильского посольства.
      — Правильно, — подтвердил миллиардер, едва заметно вздрогнув при словах «ныне покойным».
      — А активность запросов снизилась? — уточнил атташе.
      — Да, — миллиардер снова кивнул. — С помощью бразильской посредницы, которая работает с миром криптовалют в Латинской Америке, в том числе и не вполне легальной его стороной, мы отследили, что оборудование для серверной базы закупалось структурами мистера Паскаля. Дальше мы уведомили господина Джорджа — а господин Джордж заинтересовал этим своих друзей в… ну, вы понимаете, где.
      — И что говорят твои «друзья», Джордж? — теперь израильтянин посмотрел на помощника сенатора.
      — ЦРУ считает, что это военная программа, — помощник сенатора с интересом оглядел кружок моцареллы, проколотый серебряной вилкой. — Направленная на контроль как можно большего объёма незащищённой инфраструктуры. Она бьёт в первую очередь «Интернет вещей», частных лиц и промышленный сектор, потому что атаковать в автоматическом режиме сети военных объектов или крупных коммерческих учреждений бесполезно — там готовы к подобным приколам. А вот автомобили, счётчики, коммунальные сети, персональные компьютеры, автоматизированные процессы на фабриках — самое оно.
      — Гражданская паника, — понимающе улыбнулся атташе. — Работа с населением, так сказать. Очень симпатичное решение.
      — И, как считалось, невозможное в принципе, — добавил молодой миллиардер. — Все прежние попытки внедрить сторонний код в тело криптовалютных операций терпели неудачу. Многие полагают… полагали, что это вообще нереально в структуре блокчейн.
      — Ага, — Джордж бросил моцареллу в рот. — Эта программа — новое слово в компьютерных технологиях. Китайское слово, как мы выяснили благодаря нашему урожайному другу. По архитектуре она частично схожа с некоторыми русскими и нашими разработками. Но принципиально отличается в одном.
      — В чём же? — спросил атташе.
      — В том, что она работоспособна.


      * * *


      Боунс выбрал «МакДональдс», потому что, на самом деле, было неважно, где именно взять двойной чизбургер с беконом. Он зажевал его на дороге между Сан-Антонио и прибрежным городком Корпус-Кристи в штате Техас. Уилман направлялся туда, где загорелые тёлки дуют бонг и не дуют в хуй (в фигуральном смысле, к счастью). На другом берегу Карибского моря разгорался гражданский бунт, но кому в Техасе не плевать на французов с их чёртовой колонией? Даже с минусами за то, что не удалось снять ни серверную базу, ни хоть какой-то технический след, у него вышли хорошие деньги. Очень хорошие. Их могло бы хватить на пару лет. Даже больше, если жить тихо и мирно — но…

      Аарон предпочёл частную бургерную в Гринвич-Виллидж, в Нью-Йорке. Он созерцал уютные ряды краснокирпичных домиков, пока на тарелке появлялись гигантский трёхслойный бутерброд с котлетой из мраморной говядины и плебейской кока-колой. Откуда-то неслась эстрадная музыка. Холодный ноябрь гнал по улицам мелкую поземку, переходившую то в дождь, то в ветер, а вдалеке поднималось зарево бетонных башен и офисных комплексов Нижнего Манхэттена. Аарон вернулся на родину.


      * * *


      Софи Бонне поняла, что не одна в своей квартире в Сан-Паулу, когда вышла из душа. Горячая вода сбегала по её стройной фигуре, не прикрытой даже халатом, но сейчас нагота беспокоила креолку в меньшей степени. Будучи крупным информационным брокером, торговцем «чувствительной информацией» на чёрном рынке Латинской Америки, она уделяла конфиденциальности достаточно внимания. И если её смогли найти, то наличие или отсутствие халата вряд ли что-то меняло. Судьба Паскаля произвела на Бонне тягостное впечатление. Она предпочитала работать из-за стола монитора или на кофе-брейках информационных конференций, стараясь лично участвовать в проектах только в исключительных случаях. Да, случай был исключительным. Да, ей хорошо заплатили — сначала китайцы, чтобы обеспечить Паскалю нужный пул аппаратуры и специалистов, а затем американцы, которые попросили вывести их на конечного получателя. От них она потребовала гарантию собственной безопасности. Но Бонне не знала, что настолько тяжело видеть смерть человека, которого она сдала собственными руками. Она до сих пор просыпалась по ночам, вспоминая, как Жюстен падает в озеро света.

      — Кто здесь? — позвала она, выходя в гостиную с панорамными окнами. — Я всё равно знаю, что вы уже внутри. Не ломайте спектакль!
      Мягкий голос ответил ей:
      — Добрый вечер, мадам Паскаль.

      Софи резко обернулась — так, что кончики мокрых волос хлестнули по спине. Дон Эухенио сидел в полутьме, заложив ногу на ногу, по обыкновению элегантный и чопорный. Серебристые волосы — аккуратно уложены, под тёмным пиджаком поблескивала вдетая в галстучный зажим брошь. На столике у его руки лежал позолоченный «Вальтер».

      — Некоторые визиты я предпочитаю отдавать лично, мадам, — с извиняющейся интонацией добавил он.
      Бонне молчала, опустив руки, а Эухенио Гуанакиле аккуратно взял пистолет.
      — Полагаю, возражать бесполезно? — спросила Софи.
      — Полагаю, что так, мадам.
      — И говорить, что я ничего не сделала?
      — Не следует лгать перед смертью, — вежливо возразил старик. — Она не стоит того.
      — А что это всё… можно считать просто бизнесом?
      Посланник картеля склонил голову, принимая откровенность. Он ответил после долгой паузы:
      — К сожалению, мы посчитали иначе.

      Как заворожённая, Софи отступала. Мексиканец следовал за ней, неслышно ступая по ковру в блестящих туфлях из мягкой кожи. Бонне вернулась в тёплый туман, пахший шампунем и парфюмом, и медленно забралась в чашу ванной.
      — Скольких вы убили лично, Эухенио? — зачем-то спросила она, подтянув колени к груди и стараясь не смотреть на него.
      — Девять человек, мадам.
      — А… не-лично? Просто… простите, хочется знать, — Бонне нервно фыркнула.
      — Двадцать восемь.
      — Даёте… — нервная лихорадка колотила Софи так сильно, что она едва выговаривала слова.
      — Я не горжусь и не сожалею об этом.
      Дон Эухенио аккуратно опустился на пластиковую табуретку. Горькая усмешка не желала покидать Софи, а дрожь стала такой сильной, что причиняла почти физическую боль.
      — Что ж, Эухенио, — посредница откинула голову, чтобы остановить приступ тошноты. — Все знают, что вы — человек слова. Давайте уже.
      — Спасибо, мадам Паскаль.

      Гуанакиле поднял «Вальтер»… и в этот момент разлилась весёлая трель домофона.


      * * *


      Кассиан Тупамаре вскоре лишился покровительства отца — по удивительному стечению обстоятельств, примерно тогда же, когда отец лишился должности. С новой французской администрацией пришли новые судьи, полицейские и прокуроры, которые почему-то не понимали намёков и не входили в положение. Во всяком случае, Тупамаре-старший не дотянул до тех дней, когда режим чрезвычайной ситуации был отменён и намёки приобрели понятность. Сеньор Паскаль ничем не мог помочь своим политическим союзникам из могилы. Кто-то из них удержался сам, кто-то уехал, а Тупамаре-старший отправился в тюрьму. Кассиан перебрался в Мехико, оттуда вернулся в Бразилию. Там он полгода проработал на редкость плохим автомехаником, а затем был арестован за торговлю наркотиками, достойно завершив семейный цикл.


      * * *


      Шегран предпочёл бы гидросамолёт, но в фюзеляж «Сессны» угодило слишком много пуль, нарушив целостность одного из топливных баков. Поэтому пришлось обойтись яхтой премиального класса. Взрыв, часы томительного ожидания новой атаки, а затем беспорядочная эвакуация, приезд полиции из Режины, бесконечные допросы вытянули из него последние нервы. Впрочем, Торрес не возражал, тщательно пестуя мысль о том, как сладок будет остаток его жизни. Он заведомо перегрузил в трюм «Эйкон Флай» все сейфы и драгоценности, какие смог найти до рассвета, потом собрал на яхте оставшихся гостей и повёл её к Режине. Гостей он высадил на пирсе, даже не пытаясь изобразить сожаление о доставленных неудобствах. Охранников, помогавших с погрузкой, Шегран застрелил и столкнул тела в Экини-Крик — они не были Клодом, поэтому аргентинский солдат не питал к ним доверия. Впрочем, скорее всего он застрелил бы и Клода, потому что яхте предстояло простоять в одном из притоков Экини-Крик несколько недель, и за это время новоявленное состояние Шеграна могло бы испариться. Выставив себя одним из стюардов, который не присутствовал при перестрелке и не мог помочь следствию, Шеган дал несколько взяток, чтобы избежать задержания. Пользуясь столичным хаосом, уже через четыре дня он исчез из французского правового поля.

      Двадцатого февраля яхта взяла курс на родную Аргентину лейтенанта Антуана Торреса, которого звали Печальным за вечно дурное расположение характера. Он хмурился даже когда вскрыл сейф из спальни и обнаружил в нём около двухсот тысяч евро наличными.
      — Долбоёбы, — безадресно проворчал он. — Какие же вы все долбоёбы…


      * * *


      Принимая бутылку шампанского в вертолёте, Клод отсалютовал ею:
      — Меня зовут Клод. Но можете называть меня Клоун, — ответил светловолосый снайпер. — За столько лет я привык.

      В «Церере» не обрадовались лишнему свидетелю, но в конечном счёте оставили его живым и даже здоровым. Клод мало что мог добавить по делу, зато выяснилось, что этот человек сменил уже несколько имён и паспортов, странствуя по миру после пяти лет в Иностранном легионе. В двадцать семь лет он говорил на пяти языках, включая диалект Республики Чад, состоял в трёх разводах, имел несколько детей во Франции, а заодно не питал большой любви к тем, кому требуются услуги киллеров или телохранителей. Позже Клод с готовностью предложит свои услуги Агентству — но тогда, в вертолете, он ограничился другим:

      — Ваше здоровье, мистер Хейф. Приятно, что нормативы поведения порой спасают от пули в голову.


      * * *


      Ла Бока растерянно смотрела на себя в отражении иллюминатора. Самолёт завершал руление в огромном аэропорту Шарля де Голля, и над парижскими крышами вставало солнце. Она до сих пор не могла понять и поверить. Прошло семь месяцев, окончился последний учебный год на её родине, но та ночь и тот старик всё ещё стояли в её памяти. Девочка действительно не могла понять. Когда она, дрожащая, натягивала на себя запасной технический комбинезон в шумящей от гражданского бунта Кайенне, старик задал ей один-единственный вопрос. Не «как тебя зовут», не «куда тебя отвезти», ничего такого, что она, наверное, спросила бы сама. Старик, подаривший ей смокинг и спасение, спросил иное:
      — О чём ты мечтаешь?

      Таможенник с характерным арабским профилем пролистал её паспорт, кинул взгляд на студенческое приглашение, а потом вернул паспорт обратно — несмотря на лежащий между ними океан, Гвиана и Франция оставались единой страной. А Ла Бока… шагая навстречу Парижу, девушка из нищих трущоб до сих пор не верила в своё счастье.


      * * *


      «Отец» сказал:
      — Нас подвергнут позору. Отрекутся. Заклеймят изменниками. Но наши действия станут примером для тех, кто последует за нами. Репетицией. Ты понимаешь это?
      «Сын» безразлично кивнул. «Отец» всегда любил громкие слова.

      Восточный флот военно-морских сил Народно-освободительной армии Китая базируется в городе Нинбо, что в провинции Чжэцзян. Этот город — вечная дымка над слиянием трёх рек, в которой сереют башни небоскрёбов и бесконечные грузовые причалы. У Нинбо весьма символическая история. В начале шестнадцатого века именно сюда добрались португальские корабли под командованием Альфонсо де Мелло. Здесь же они и погибли, атакованные китайским флотом. Двадцать лет спустя солдаты китайского форта вырезали другую европейскую колонию, возникшую в Нинбо уже на основании официального договора — и вновь португальскую. Почти три тысячи купцов и моряков погибли за одну ночь тысяча пятьсот сорок второго года. Поэтому Нинбо многое может рассказать о морской войне и вероломстве.

      В пять часов утра по местному времени, развернувшись в походный порядок, пять боевых кораблей покинули его гавань, стиснутую уродливым автомобильным мостом и душным бетоном набережных. Как стальные стрелы, корабли впились в по-зимнему тёмные воды Восточно-Китайского моря, взяв курс на восходящее солнце, навстречу просторам Тихого океана.

      Оперативную эскадру возглавлял длинный миноносец, похожий на призрак футуристических войн. Он принадлежал к классу эскадренных миноносцев типа 052C, введённому в эксплуатацию сравнительно недавно. Всего шесть таких кораблей находились в распоряжении китайского флота, и каждый берегли как зеницу ока. Флагманский корабль с гордостью вёл офицер по имени Яо Ван: приземистый человек, сейчас охваченный бурей странных, непривычных ему эмоций. Он был невысок ростом, плоское тёмное лицо выдавало уроженца южных деревень. Такие люди прагматичны и больше полагаются на бытовую смекалку, чем на блеск высоких идей. Отчасти поэтому Яо Ван был назначен на отведённую роль, хотя в его пользу сыграли и чистота происхождения, и отполированный в глуши патриотизм.

      На плечах парадного мундира золотились четыре звезды коммодора, хотя с китайского его ранг дословно переводился как «старший морской командир», хайцзин-да-цзяо. В старшинстве Яо Вана опережал только командующий всего восточного флота Китайской Народной Республики, второй вице-адмирал Вей Ган. Но задача, порученная коммодору Вану, оправдывала важность чина. Он облачился в парадный мундир не по случаю, а скорее в такт собственным мыслям. Партия поставила важную задачу. Пожалуй, важнейшую за всю его карьеру. И тёмные воды, взрываясь перед носом миноносца, осыпали брызгами вытравленное по броне название флагмана — «Цзинань».

      В кильватере развернулись широким веером подарки от недальновидных русских друзей. Эскадренные миноносцы проекта 956 «Сарыч», в классификации НАТО получившие симпатичный позывной «Современные», поставлялись в Китай с двухтысячных годов, а затем серьёзно переоснащались на верфях в Нинбо. Они стали прекрасным дополнением к крупным китайским миноносцам: маневренные, но одновременно пригодные к ведению батального огня. Их отличала огневая мощь крейсера, сосредоточенная в габаритах крупного фрегата. Треугольник походной формации замыкали фрегат «Фошан» и корвет «Шанрао» с разлапистой елью радиоаппаратуры над мостиком.

      Фрегат держался на отдалении от группы, чтобы шум многочисленных движителей и газовых турбин не вносил дополнительные помехи в работу гидролокаторов. Никто не питал иллюзий, будто выход эскадры из привычного бассейна Южного Флота останется незамеченным. Спешили по коридорам офицеры военно-морских баз на Калифорнийском побережье, переглядывались штабисты Сил самообороны Японии и набирались срочные текстовки в морской разведке других стран. Море двадцать первого века превращено в электронную паутину, где любое движение треплет десятки нитей, свитых из акустических волн и магнитных полей. Но коммодор Ван не гнался за секретностью. Более того, о манёврах заранее сообщили морским соседям — тем, с кем Китай считал достойным поддерживать дипломатические контакты. Для коммодора не имело значения, кто и как станет отслеживать траектории кораблей. Ему требовалось только достигнуть точки, рассчитанной с огромными усилиями и человеческими затратами. Но они стоили того.

      На электронном планшете командира седьмой боевой части — радиотехнической — светились координаты: результат астрономических расчётов, показывавших, когда и в каком квадранте обзор иностранных спутников будет затруднён в максимальной степени. Автоматическая судовая метеостанция стабильно прогнозировала густую облачность. Радиолокатор описывал ровные жёлтые круги по морской синеве. Регистр УАИС не содержал посторонних позывных в реестре сформированных без участия человека обращений — курс был свободен.

      Самым важным в этом рейде был чёрный вертолёт на стартовой площадке корвета, будто смоделированный в графическом редакторе из матово-чёрных полигонов. «Харбин Зет-9» в модификации «стелс» поднимется с палубы, когда начнутся отвлекающие учения, нужные затем, чтобы подводные локаторы не засекли шум его двигателей. Двадцать профессиональных бойцов ждали приказа. Лучшие из лучших, кого могла предложить своему коммодору огромная китайская армия.

      Через трое суток он сделает первый шаг на дороге в тысячу ли, ведущей к триумфу.

      Коммодор Ван чувствовал, как на задубелых щеках зреет улыбка. Партократы, торговцы, чиновники, либералы, теоретики, инфанты от геополитики — как он ненавидел их слабость, их неумение принять жёсткий политический курс; этот простой матрос, выросший до адмирала. И вот теперь капитан «Цзинань» улыбался, глядя на удаляющиеся огни Нинбо.

      — Программа? — сухо спросил он.
      — Готова к испытанию, — отрапортовал командир четвёртой боевой части, заложив руки за спину.
      — Обстановка по месту прибытия?
      — Народные волнения набирают оборот. Французский гарнизон приведён в повышенную готовность, — чётко доложил офицер, не сверяясь с планшетом. — Международное внимание приковано к Кайенне. Политический кризис неизбежен. МИД подтверждает вовлеченность сопредельных стран. Националисты в бразильском правительстве планируют поддержать гвианские требования независимости. Суринам готовится к пограничному конфликту. Послезавтра Франция инициирует заседание Совета Европы по вопросу Гвианы.
      — А наша цель?
      Офицер РЭБ кивнул с едва заметным удовлетворением:
      — Меры безопасности усилены, как и требовалось, но она находится вне зоны эскалации.

      Яо Ван потребовал секретный канал. Человек на борту корвета, в котором немногочисленные свидетели опознали бы водителя лазурного «Форда», подтвердил рапорт офицера РЭБ. Внезапное осложнение в джунглях не поколебало генеральный план.


      * * *


      Довольный ночной охотой, ягуар скользил в зарослях Амазонии. Красивый, яркий, далёкий людей с их людскими проблемами, от переполненных камер в тюрьмах Кайенны, от мертвецов в пластиковых мешках, от бесчестных политиков, наркоторговцев, подлых полицейских и телохранителей-неудачников. От всех. Ягуар просто жил своей ягуарьей жизнью.

      Большой кот в джунглях Французской Гвианы.

      Под мерный рокот текли секунды. Тишина в салоне явственно приближала развязку — наверное, неминуемую с того момента, когда руки людей, привыкших к оружию, нашли рукояти пистолетов. Выстрелить проще, чем упустить этот шанс. Дело не в доверии или обучении, а в том образе мышления, который отличает воина от ополченца. Таков неистребимый инстинкт хищника.

      — Клод, — тихо сказала Софи, мягко коснувшись его локтя. — Клод, он не выстрелит.
      — А я бы выстрелил, — спокойно ответил снайпер и подмигнул Брю. — Парню, который следит за моими зрачками, нельзя давать второй шанс. Но дело не в этом, мадам. Вы останетесь с двумя людьми, чьи намерения вам неизвестны.
      — Сейчас это друзья, — так же тихо возразила Софи.
      — В таких вопросах не бывает друзей. Доверие — ошибка.
      — Иногда... — Бонне взглянула на Аарона, потом на Клода, потом на лежащего у её туфель Поля. — Иногда нужно рисковать.

      Женщина в синем платье откинулась в кресле. Только теперь Брю увидел, что на щеках Софи блестят дорожки недавних слёз. «Белл» мягко плыл сквозь темноту, подмигивая огнями. В отражениях стёкол Брю видел себя, Софи, Клода. Они светились на фоне джунглей как призраки, ведущие свою призрачную беседу — уже не вполне живые, но ещё не окончательно мёртвые. Наконец... наконец, Клод медленно снял палец со спускового крючка и с беззаботной улыбкой вогнал FN в кобуру.

      — Я сую голову в пасть аллигатору, — он с видимым облегчением закрыл глаза. — Короче, «Кристофер»... убедительный ты чёрт. Или застрели меня уже, или скажи, куда слать резюме. Работодателя, как ты сам сказал, у меня не осталось.
      И снайпер рассмеялся.


      * * *


      Лево — чисто.
      Право — чисто.

      Это основы зачистки. От угла к углу. Скрытными, торопливыми движениями. Чувствуя стену бедром и плечом. Не выдвигая ствол оружия дальше, чем требует необходимость. Открывая двери вытянутой рукой и стоя сбоку от них. Гарантируя минимальную площадь ответного огня. По крайней мере, так это описывают в методичках. На деле, одиночная зачистка — самое паршивое, что может случиться с пехотинцем в век спутникового наведения, межконтинентальных ракет и войн в «Твиттере». Потому что именно в этот момент шансы, что кто-то всадит пулю в драгоценную тушу личного состава, подскакивают до небес. Не зря большинство потерь в затяжных конфликтах приходится на действия городской герильи и патрули гражданских районов. Даже самые специальные из спецподразделений мало что могут сделать, угодив под перекрёстный огонь на тесной лестнице или в переулке.

      Тем не менее, риск оправдал себя. С одной из тумбочек Боунс цапнул пачку «Бенсон-и-Хеджес» в необычном карибском оформлении. На удивление, местные сигареты пахли так, как никогда не пахли американские — настоящим, душистым табаком. Зажигалка нашлась в кубрике: большом захламлённом помещении, которое служило Землекопам общей гостиной. Его занимали небольшая кухня с двумя микроволновками и двухдверным холодильником, выключенный телевизор с распечатанным табло спортивных матчей на ноябрь и в беспорядке расставленная плетёная мебель. Всюду белели грязные чашки и кружки, которые сегодня не убирались горничными — все горничные были заняты обслуживанием юбилея.

      Кубрик от основной части коридора отделяли занавеси из деревянных бус. Несмотря на все старания Джека, ореховые шарики слегка зашуршали, обволакивая его панаму — однако реакции не последовало. Казалось, что казарма покинута её обитателями. За исключением тихого гула в генераторной, Джек не слышал посторонних шумов.

      Он вернулся в коридор с двумя дверями по левую сторону. Тусклого освещения под потолком хватало, чтобы различить пластиковый линолеум, разошедшийся широкими щелями, и пожелтевшую от влаги штукатурку. Или Паскаль жалел денег на ремонт своей казармы, или ничего не мог сделать с безумной влажностью. У лампы под низким потолком мельтешили светлячки, а к жаре и затхлости добавился острый запах дизельного топлива. Та из комнат, что ближе к генераторной, оказалась заперта на большой навесной замок. Чёрным маркером поверх непрозрачного стекла нанесли слово, понятное на всех языках с латинским алфавитом: «Arsenal». Рядом был приклеен тетрадный лист с какими-то цифрами и фамилиями — Джек счёл его чем-то средним между каракулями сумасшедшего и графиком дежурств.

      На соседней двери красовалась надпись «Vidéo сontrôle», сделанная тем же маркером. Боунс аккуратно повернул круглую ручку, потянув заскрипевшую дверь. Та медленно качнулась в коридор, открывая взору Уилмана небольшой кабинет. Свет из коридора упал на грязный пол, испещрённый земляными отпечатками подошв. Противоположная стена тускло подсвечивалась голубым светом от нескольких мониторов на письменном столе. Работающих мониторов.

      Казарма была менее пустой, чем хотела показаться?
      Джек аккуратно извлёк из подсумка светошумовую гранату М84 и, несильно размахнувшись, вкатил её в комнату.

      В следующий миг затишье сменилось грохотом выстрелов. Встав в полный рост над своими мониторами, Жан Морье палил из «Беретты» в приоткрывшуюся дверь и стену рядом с ней, крепко держа пистолет обеими руками. Уилман успел шарахнуться назад, но на двери и противоположной стене возникали всё новые и новые отверстия. Разлетелось стекло с надписью маркером. Сыпались куски штукатурки, а испуганные мотыльки прыснули от лампы во все стороны.
      — MEURS, CONNAD!!! — визжал Морье, нажимая на спуск снова и снова. — Сдохни, сдохни, сдохни, пидорас! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Помогите-е-е-е-е!

      Очередная пуля вышибла ручку из двери, ещё две проделали слитную пару дыр в стене. Они уже не угрожали Уилману, отступившему вглубь коридора, но первый выстрел Жана оказался более точным. Девятимиллиметровая пуля «Парабеллум» пробила тонкий дверной косяк и застряла в плече Уилмана, прошив и лямку рюкзака, и куртку. Затем оглушительный звон накрыл комнату и коридор. Полыхнула вспышка — яростная смесь магния с нитратом аммония — и Жан упал на колени. Схватившись за травмированные уши и хлопая полуослепшими глазами, он забыл про пистолет, про камеры, про всё на свете.

      В темноте над Уилманом надломилась пальмовая верхушка, перешибленная удачной очередью. Разлетелись в зелёные клочья сомкнутые папоротники. Взмыла к небу скошенная пулей лиана, расплёскивая сладковатый сок. Джек полз, утопая локтями во влажной приречной грязи и постоянно натыкаясь то на листья, то на корни. Под коленями хлюпала вода, мгновенно заполняя оставленные им отпечатки. Если бы не москитные сетки и куртка, Уилман наверняка исцарапал бы все руки, не говоря о том, что тёплая грязь — не самое приятное ложе. Ползать в джунглях, если ты не змея, практически невозможно в связи с густым травяным ковром. С другой стороны, Джеку и не требовалось многого.

      Через несколько метров Боунс упёр локоть в разъезжающийся дёрн и дал несколько очередей. Пули выбили фонтанчики песка из укрытия, а пулемётчик исчез под мешками. Орудие на вышке затихло на несколько долгих секунд. Если бы Уилман взглянул на него через инфракрасный прицел, то увидел бы, как ствол М240 светится густым багровым цветом.

      — Он попал в меня! Он попал в меня! — не то визжал, не то хныкал охранник в рацию, зажимая простреленное плечо.
      Его трясло. Тело под камуфляжной формой превратилось в студень, пульсирующий в такт боли, щедро удобренной паникой. Может быть, в уличной перестрелке ранение не произвело бы столь сокрушительный эффект. Но пуля, безмолвно прилетающая из всепоглощающего тропического мрака, наносит не меньше психологического урона. Тактика засад не напрасно основывается на страхе и смятении. И сейчас охранник отлично понимал своё положение. Он остался один на вышке, откуда даже не мог слезть. Запертый на четырёх квадратных метрах, огороженных толстыми досками, которые сейчас не казались такими уж толстыми. И, что хуже всего, враг видел его, а сам охранник не видел практически ничего. В его ушах звенело от грохота, а перед глазами плавились фиолетовые круги. Экскаватриче захлёбывался матом и проклятиями, пока Клод не крикнул по рации:

      — Стреляй, куда стрелял!
      — Идите вы на хуй... идите вы все на хуй...
      — Просто делай свою долбаную работу, петух, если не хочешь, чтобы я всадил тебе заряд в затылок!
      Охранник с искажённым лицом мотал головой, не отвечая на крики в гарнитуре. Хлопчатобумажный рукав полевого кителя стремительно набухал кровью.
      — Идите вы на хуй...


      * * *


      Вышка молчала, но теперь с берега застрекотали автоматы. «Имбелы» лают коротко, надрывно, с неприятным металлическим отзвуком. Тут и там плясали вспышки. Кажется, один из стрелков засел рядом с ангаром для гидросамолёта, стреляя по берегу в просвет между его правым крылом и водой. Другой упал на колено рядом с углом здания охраны, сощуренными глазами высматривая вспышки. Им не светила удача благодаря глушителю на винтовке Уилмана, но было ясно, что берег не сдастся без боя.


      * * *


      Аарон выбрал правильную сторону, потому что только сумасшедший станет устраивать одну лестницу вдали от другой.

      Тем временем, в холле становилось всё более шумно. Выкрики охраны из обеспокоенных сделались откровенно раздражёнными. Никому не осталось дела до отсутствия Шарля или странного эпизода с видеоплёнки, где отправившийся в туалеты гость долго не поднимался обратно. Брю достаточно было отступить подальше, пригибаясь ниже перил, и нырнуть в идущей над кухней коридор. Но оказалось, что лестница вверх ждала Аарона сразу же за коридорной аркой, будучи отделена от галереи тонкой стенкой. Комнаты наподобие той, в которой она располагалась, называются не то la sala, не то el salon. Интерьером ей служили несколько кожаных кресел и диванов, бильярдный стол и растущие в кадках пальмы. По-видимому, комната требовалась для того, чтобы принимать продолжения начинающихся в холле разговоров. Аарону же хватило и лестницы.

      На этот раз никаких сюрпризов не возникло. Лестница вела напрямую вверх, останавливаясь на площадке третьего этажа, а затем продолжаясь выше, до самой двери на крышу — закрытой, но не запертой. Кодовых замков у неё, к счастью, не было. Брю не успел подняться к ней, когда снаружи — уже много громче — снова грохнул винтовочный выстрел. Он шёл по верному пути.


      * * *


      Как минимум ещё один человек сохранил присутствие духа во всеобщей панике. Математик Паскаль повалился с трибуны всего полминуты назад, и за это ничтожное время праздничный парк успел превратиться во что-то, напоминающее поле боя или холл «Колумбайн» в девяносто девятом. Люди кричали, наталкиваясь в темноте друг на друга. Размахивали руками. Они говорили все разом, а хлопки пистолетных выстрелов заставляли их трусливо жаться к земле. Жалкое, противное, животное зрелище.

      Дону Гуанакиле показалось резко неприятным истинное лицо детей и племянников всевозможных деятелей наркобизнеса. Недаром ещё древние замечали, что за вседозволенностью чаще всего кроется страх. Пацаны и тёлки слетались на криминальные тусовки, ловя кайф от прикосновения к запретному, но почти никогда не умели держать удар. Старый кабальеро не осуждал их. Он всё понимал. Просто не мог отделаться от брезгливого чувства неправильности. На его глазах девчонка, набросившая полотенце на плечи, забиралась под соседний столик. Она будто верила, что следующая пуля настигнет именно её, а полотенце едва скрывало обнажённую грудь с маленькими тёмными кружочками. Перепуганный глупый ребёнок.

      Эухенио покачал головой и неторопливо поднялся, одёрнув смокинг. Его брови строго сошлись на лбу, он кинул обеспокоенный взгляд на тёмную полосу лагуны. Мексиканец знал, что песня дона Паскаля была только что спета: трагично и ярко. Теперь настала пора уходить.
      — Мадам? — позвал он, подав руку новоявленной соседке.
      Та глядела из-под стола так, как Нил Армстронг мог бы смотреть на марсианина. Огромные, округлившиеся глаза с трудом различили безупречную манишку и седую бородку, окаймлявшую лицо пожилого мексиканца.
      — А… а… — лепетали её мокрые губы. Девушка едва могла дышать.
      — Прошу со мной, — спокойно пригласил дон Эухенио, нагнувшись и ухватив влажную после бассейна ладонь Ла Боки.

      Старик деликатно отвернулся, стараясь не замечать полотенце, сползшее с узких плеч девочки. Крепко держа её руку, дон Эухенио размеренно зашагал к вертолётам, переступая через разбитые фужеры и брошенные кем-то вещи. Трое местных пилотов толкались у площадок между двух прекрасных «Беллов», растерянно созерцая хаос.

      — Сеньор, — Эухенио обратился к тому пилоту, который доставил его сюда с последним рейсом. — Увезите отсюда меня и мою спутницу.
      — Месье... — молодой парень с недоверчивой улыбкой потряс головой. — Я не могу, вы же знаете…
      — У нас приказ, — поддержал его товарищ.
      — Я не могу, — пилот развёл руками. — Поэтому… господи, да что там вообще происходит?
      — Это неважно, — мягко сообщил мексиканский джентльмен, приставив ко лбу молодого вертолётчика ствол тупоносого позолоченного «Вальтера». — К делу. Пожалуйста.

      Сердце Ла Боки упало в пятки. Оглянувшись, она на миг увидела женщину, что сидела за столиком террасы. Одна, неподвижная среди бегущих людей. Ла Бока узнала в ней хозяйку торжества. «Почему она не бежит? Почему бежим мы? Пистолет... пистолет...»

      Боунс в очередной раз убедился, что занял хорошую позицию. Возможно, лучшую для условий этой задачи. Особняк лежал перед ним как на ладони. Нарядная золотая люстра, подставившая речной бок человеку во тьме. На вальяжном пузе Аппруаг серебрились полосы света, отбрасываемые софитами и прожекторами. Над палубами катеров поднимались разлапистые венчики пальм и затейливые этажи асьенды, вселяя в будущих жертв ложное чувство безопасности. Ведь, казалось бы, кто мог подкрасться к ним, защищённым стенами с колючей проволокой и смотровыми башнями?

      В перекрестье снайперского прицела мелькали спины официантов, устанавливавших микрофон. Четыре охранника заняли позиции по углам дощатого помоста, повернувшись лицами к толпе и грозно скрестив руки на груди. Ими командовал крупный мужчина с коротким ёжиком военной стрижки, но темнота и проблески гирлянд мешали различить детали.

      Пулемётчик с островка несколько раз оглянулся, а потом поднёс к губам рацию, что-то обсуждая с начальством. Джек заметил, что бег прожектора замедлился. Теперь, вместо того, чтобы попусту нарезать кольца, луч полз по зарослям достаточно медленно — а значит, человек на вышке получил приказ удвоить бдительность. Впрочем, Боунсу не требовался свет: точно зная положение своей цели, он мог стрелять в инфракрасном спектре, не опасаясь ни случайного ослепления, ни тёмных ночей Гвианы.

      А потом случилось то, что должно было случиться с неизбежностью, похожей на евангелический рок. Жюстен Поль-Жерар Паскаль по прозвищу Математик Жюстен поднялся на сцену — размытое бело-серое пятно в окружении других бело-серых пятен. Толпа взорвалась рёвом и аплодисментами, а над застывшей лагуной покатилось рокочущее эхо его голоса, усиленного микрофоном.


      * * *


      О чём планировал говорить человек, заочно приговорённый к смерти? О чём готов сказать своим лицемерным друзьям жестокий убийца, циничный политик, надёжный друг? Как ни странно, в ночь своего пятидесятилетия крупнейший драг-дилер Французской Гвианы поднялся на трибуну… со словами о красоте жизни.

      Страстный и безжалостный, толстяк-Паскаль вразвалку вышел на сцену, ощущая босыми ногами шершавые и тёплые доски. Ксеноновые факелы бухты били ему в лицо, заслоняя тьму над рекой и неровную линию сельвы. И Паскаль также поднял руку, не то спасая глаза, не то приветствуя озеро света над собой. Толпа отвечала ему возгласами и улюлюканьем, не имея и малейшего понятия о том, как далеко унеслись мысли Математика Жюстена. Он стоял, закрыв широкое, яростное лицо от рукотворных солнц, и вспоминал дни своей молодости.

      Боунс хорошо видел коренастый силуэт Паскаля в сине-сером мерцании тепловизора. В трёх шагах от наркобарона остановился второй силуэт. По-видимому, глава его личной охраны, сопровождавший выступление. Итого пять охранников в саду, снайпер на крыше, пулемётчик с вышки и стрелки в угловых башнях — последние, впрочем, казались сомнительной проблемой. И несколько стрелков, рассеянных по территории виллы. Впрочем, без корректировок от Бивиса Джек не смог бы точно определить, в кого из толпы можно (а скорее, «нужно») стрелять.

      — Славного вечера вам, друзья! — выкрикнул человек за трибуной, когда-то начинавший скромным агротехническим инженером при французском научном корпусе. — Прекрасная выдалась ночь, а?!


      * * *

      Десять минут назад, сходя с террасы, босой наркобарон заключил спутницу в тёплые объятия. В расстёгнутом вырезе его рубашки блестела золотая цепь, но Софи ощущала пот и тепло, исходящие от давно знакомого ей тела.

      — Все ли довольны, о хозяйка моего дома? — спросил Паскаль дурашливо-громким шёпотом.
      — Из тех, кто не утонул в бассейне? — рассмеялась Бонне, устроив руки на толстой шее Жюстена. — Я думаю, по их лицам можно судить о качестве твоего товара.
      Паскаль оглушительно захохотал:
      — Так-то! На моём юбилее запрещено грустить! Послушай, как только я покончу с делами…
      — Не надо слов, — Бонне коснулась носом его горячей и колючей щеки. — Я подожду. Обещаю.

      И вновь она солгала, чувствуя растущую тяжесть на душе.

      Софи Бонне вздохнула, провожая взглядом его фигуру, окутанную складками полотняной ткани. Как Эрнест Хемингуэй на своей кубинской яхте, ревущий и вездесущий Жюстен вселял жизнь в скучное пятно камня среди привычных Софи джунглей. Жюстен принадлежал к вымирающему виду пламенных активистов, готовых употреблять свою энергию во благо или во зло — куда угодно, лишь бы не вскипеть от едва сдерживаемой жажды действия. Чуть поморщившись, смуглая креолка отступила к дальним столикам террасы. На самом деле, она не желала смерти Математика Паскаля — но иногда свой выбор делают сами жертвы. В её голове звенело единственное слово, которое стоило всей лжи и всего притворства: «Цзинань». Софи не верила, что выберется живой. Затем она подумала, что мысленно желает удачи дружелюбному убийце по имени Кристофер Хейф.

      Потом она поняла, что сегодня желает удачи и Жюстену Паскалю.


      * * *


      Телохранитель в последний момент заметил движение за своей спиной. Он рефлекторно дёрнул предплечье вверх, пытаясь заслониться от удара, но не успел. Торец металлического стержня взорвал фейерверк в правом виске, и бандит рухнул на пол как подкошенный. Он уже не почувствовал, как жёсткий кожаный шнурок сдавливает шею. Не ощутил трескучей боли в дёснах и наливающегося кровавой тяжестью лба.

      Бивис затянул потяжелевшее тело в свободных брюках и белой рубашке в кабинку. Как ни странно, Землекоп ещё дышал, хотя с угла губ по грязно выбритой щеке бежала тоненькая струйка крови. Из-под воротника к уху охранника тянулся проводок наушника. Если бы Аарон надел его пластиковую бусину, то разобрал бы быструю французскую речь: радиоэфир службы безопасности жил своей жизнью. Наскоро задрав рубашку жертвы, Брю обнаружил на кожаном ремне маленький серебристый фонарик, саму рацию, увесистую кобуру с «Береттой» американской армейской модели М9 и тугой чехол из щегольской крокодильей кожи с запасным магазином к ней.


      * * *


      Все они стояли в толпе, обернув лица к трону своего короля. От бассейнов и из-за столов. Десятки лиц. Тёмных, светлых, смуглых. Серебрились фужеры с шампанским, замерли шпажки с закусками, не донесённые до ртов.

      Юный Кассиан повязал на голых плечах рубашку. Его грудь вздымалась от торопливой жажды и объятий молодой девушки, с которой он только что танцевал. Дон Эухенио закинул ногу на ногу за одиноким столиком, по-старомодному поддёрнув шёлковые брюки. Он наблюдал за действом отстранённо, храня торжественность, что присуща обеспеченной старости. Ла Бока лежала на могучем плече чиновника-креола из Режины, который был здесь потому, что соглашался закрывать глаза на эксплуатацию национального парка лодками и вертолётами Паскаля. Школьница тихо стонала в такт поцелуям, а под водой рука мужчины уже скользила между её загорелых худых бедер.

      Ла Бока не была здесь единственной из себе подобных. Кокаин и секс текут в жилах южных праздников. Им необходимы девчонки и юноши, готовые на всё за пару зелёных бумажек. Жажда жизни среди унылой череды дней, поиск лёгких денег и невинных приключений влекли к Паскалю и таким, как он, прожигателей жизни со всей Гвианы — и опытных, и только встающих на путь гламура. Они демонстрировали подтянутые животы с искрами стразов в пупке, азартный блеск глаз и невесомые купальники. Большая часть предпочла бы, чтобы музыка вернулась. В тишине слишком ярким становился прожектор, рискующий круги на чёрной речной воде. И слишком ясно вставало осознание полного одиночества в бескрайней ночной сельве.

      Десятки других стояли в саду среди пальм, у бассейнов, у пирсов и на террасе. И все они слушали торжественную речь.


      * * *


      Ритмичными щелчками мышки Жан Морье прогонял зеленоватые ракурсы камер по старенькому монитору «Самсунг» с диагональю в двадцать четыре дюйма. Некоторое время назад на пункт видеонаблюдения заглянула Ани, но охранник выгнал её с грубой руганью. Она, конечно, надулась, но Жан плевать хотел. Потухнет и вернётся, не платиновая. Всё равно смена в этой дыре заканчивалась только через пятнадцать дней, и эти две недели Ани могла трахаться или с ним, или с Джакомо. Все остальные выглядели такими страшными гориллами, что к ним и на милю не захочется подходить. Ха-ха, одна проблема: Джакомо предпочитал кухарку. Простой выбор. Был, конечно, ещё Клод, клоун с ледяными глазами, но с этим парнем предпочитали не связываться. Клод водился с шефом. Таким плевать на горничных, и горничные сами это понимали. Так что пусть дуется, пока не лопнет — после смены Морье планировал усердно и долго объяснять Ани, насколько она ошиблась. Парень сально ухмылялся при этих мыслях, чувствуя себя хозяином жизни. Недавний инцидент с текилой почти забылся. Ещё бы вентилятор скрипел потише, да рубашка не липла к спине как мокрое полотенце…

      Ленивый щелчок изменил изображение холла на следующее. Жан не обратил внимания на то, что привычный пост Шарля у дверей на террасу пустует. Хозяину жизни не к лицу замечать подобные мелочи, не так ли?

      Вместо этого он игрался с камерой в саду, которая была нацелена на большой бассейн. Полураздетая смазливая тёлка извивалась в руках у какого-то борова в мокрой гавайке. Играя бровями, Жан приблизил изображение и перевёл рацию на второй резервный канал:
      — Парни, гляньте на правый бассейн. Как думаете, она кончит при всех?

      Четверо охранников в разных концах сада одновременно улыбнулись.


      * * *


      Над крышей клацнул звук металла, скребущего металл. С этим звуком округлый патрон 7.62х51 НАТО запирается в стволе многоцелевой французской винтовки FR F2 производства «Гиат Индастриз».

      Прикрыв свободный глаз, чтобы защитить сетчатку от ослепления, Клод не отрывал прицел от пятна прожектора, скользящего по реке. На самом деле, снайпер целился не в сам световой луч, это было бессмысленно. Но избыток остаточного света позволял лучше просматривать монолитные заросли у берега через ночной прицел. За сад Клод не переживал — если кому-то и удалось пронести в толпу оружие, это быстрее заметят бойцы на площадке, чем он. Заботой Клода была река. Проклятая река, которая мешала им все карты. Но босс наотрез отказался выступать дома, обозвав своих охранников обоссанными крысами. Клод не сомневался, что Математик Паскаль черпает красноречие из того же рога изобилия, что и лейтенант Торрес. «Может быть, они даже делят его на двоих», — хмыкал про себя Клод. — «Ну, если понимаете, о чём я». Впрочем, по мнению Клода, Паскаль мог хоть визжать как свинья, лишь бы платил.

      Клод, например, любил, когда ему платят. И не любил плохо сделанную работу.

      — Сделай поворот медленнее, — приказал он пулемётчику на третьем канале. — Мне нужен осмысленный обзор.

Первое, что цеплялось за глаз по заходу в вагон - это излишество роскоши. Любая мельчайшая деталь интерьера, на которую захотел бы посмотреть пассажир, была сделана ради услаждения его взгляда. Стены и паркет были отполированы до ослепительного блеска, и, судя по виду, сделаны из редчайших пород дерева. Настенные керосиновые лампы красовались золотым корпусом, с выгравированными на нём гротескными растительными темами. Стекло на них, как ни странно, тоже было почти что кристально чистым. Можно было сделать предположение, что поезд совершает свой первый рейс. Кстати о стекле - на окнах оно было вычищено настолько идеально, будто никакого стекла не было и вовсе. Сами окна были обрамлены в элегантные позолоченные рамы с настолько вычурной формой, что они могли служить каймой в геральдическом щите не самого последнего герцога. На стенах висели картины, большинство из которых изображало пейзажи Самхафы. Две из них, не без удивления определил Александр, были написаны художником Михаэлем Толлем, его близким другом. Неужели "Восточный экспресс" не пожалел денег на подлинники?

Журналист медленно - и не без капли сожаления - шёл по роскошным самхафским коврам, укрывавшим паркет. С полуоткрытым ртом он, словно в музее, вертел головой по сторонам, рассматривая изящество вагона. И это был всего лишь коридор. Подойдя к лестнице на второй этаж, он приметил седого старика с тростью, разговаривавшего о чём-то с проводником. Старым он был во всех смыслах - одежда хоть и была подобрана со вкусом, но была бы более уместна лет двадцать назад. Поравнявшись с Сюркуфом, он бегло осмотрел того подозрительными, слегка прищуренными глазами, спрятанными за оправой очков. Александр вежливо улыбнулся и инстинктивно потянулся правой рукой козырнуть цилиндром, но внезапно вспомнил, что забыл его дома. Незаконченный жест пришлось неуклюже переделывать на ходу во что-то, что в итоге напоминало приветствие. Неловко кашлянув в кулак, он поспешил подняться на второй этаж.

Купе, как и предполагалось, по экстравагантности своего интерьера ничуть не уступало коридору. Размером он был примерно с небольшой офис, и являлся двухкомнатным. Двухместная кровать, раскладной диван, санузел с туалетом и душевой кабиной - всё ради максимально комфортабельной поездки. Приметив маленький письменный столик, писатель положил рядом с ним футляр с фотоаппаратом и выложил на него из саквояжа свой журнал - благо, бесплатные чернила входили в стоимость билета - и часть книг. Большинство из них были сборной солянкой психологической прозы разной степени паршивости, взятые чтобы словно шлифовальным камнем держать свой разум в остроте. Усевшись за столик, Александр развернул свежий выпуск "Вестника Готтсбурга", лежавший в углу. К чёрту репортаж о военном параде и прочую подобную бессмыслицу для бездумного люда - тем более, что репортажами занимается этот напыщенный толстяк фон Юнц, у которого каждая вторая статья разбавлена квасным патриотизмом. Больше всего Сюркуфа интересовала криминальная хроника за последнее время, а в особенности тот, кому передали работу над ней в его отсутствие. Пролистав газету, он увидел имя "Люциус Бек" и довольно хмыкнул. Люциус - остроумный малый. Даже жаль, что его талант тратят на оформление хроники. Но по крайней мере Александр знал, что колонка под его руководством будет в безопасности на время экспедиции. Далее он наскоро пробежался пальцем по самой хронике. "Сегодня днём несовершеннолетние грабители в магазине пекаря в Портовом районе были избиты скалкой", "Ночную массовую драку в трактире удалось остановить силами полицейского наряда". Неужели, пока он готовился к отъезду, в Готтсбурге стало настолько скучно?..

С тяжёлым вздохом откинув газету куда подальше, журналист решил для разнообразия пройтись по поезду. Закрыв своё купе на ключ, он спустился по лестнице к проводнику и спросил у того, нет ли где на поезде купить лауданума. Проводник сказал, что стоит спросить в курильне, и указал до неё направление. Пройдя через вагон-ресторан, Александр наткнулся на вагон с дверью, над которой висела соответствующая надпись. Зная, с чем предстоит иметь дело, он, собрав волю в кулак, распахнул дверь. Его лицо тут же окатила волна густого дыма. Человек незнающий подумал бы, что в этом вагоне произошёл пожар, но стоило принюхаться - как тут же понимаешь, в чём дело. В нос ударил терпкий запах табачно-опиумной смеси. Уже первые несколько вдохов давали свой результат - тело Сюркуфа невольно расслабилось, а мысли начали спутываться. Пройдя по задымлённому коридору, он вышел в главный зал. Здесь, в царстве грёз Морфия, на низких диванах разместилась павшая богема. Они тихо лежали на боку, нагревая на опиумных лампах свои трубки, и с безучастным выражением лица выкуривали их. Трубки эти отличались от табачных - они были длинными и тонкими, с выемкой не под табак, но под опиум: небольшой шарик, размером с горошину, называвшийся дозой. Большинству хватало трёх-четырёх, но некоторые не собирались останавливаться и после десятой. Человек под опиумом - жалкое зрелище. Со стеклянными глазами он раз за разом употреблял его, не роняя своим соседям по греху ни слова. Мало что могло вывести его из летаргии, да и не было курильщику дела ни до чего, кроме его собственных снов. Пройдя мимо диванов к стоящему посреди укутанной дымом комнаты смотрителю, Александр обратился к нему:
      — Добрый вечер, нельзя ли взять у вас четыре бутылки лауданума?
Хозяин курильни был статным смуглым человеком средних лет, явно не из этих краёв. Его полузакрытые сонные глаза, достойные места, за которым он присматривал, хитро улыбнулись.
      — Разумеется. Не желает ли господин также отведать лучший мадак в империи?
      — Спасибо, но на этот раз я вынужден отказаться.
      — Господин многое теряет!..
      — Сегодня я желаю остаться в трезвом сознании.
Медленно и с учтивой улыбкой кивнув, смотритель вялым шагом удалился прочь в подсобное помещение, через несколько минут вынеся четыре склянки, аккуратно упакованные в бумагу. Оставив несколько имперских марок в качестве чаевых, журналист, поблагодарив за настойку, пошёл обратно в купе.

Теперь настала очередь познакомиться с экспедицией. Отойдя от усыпляющих опиумных паров, Александр, проверив опрятность и чистоту своего гардероба, прошёл в салон. Компания здесь собралась достаточно пёстрая, часть из них уже играла в азартные игры, а часть топила свободное время в алкоголе и светской беседе. Знакомых лиц среди них не было... кроме одного. Приметив с дверного проёма герцога фон Баккендорфа, Сюркуф сначала раскрыл глаза от удивления, не желая верить тому, что они видят. Руки сжались в кулаки, губы и зубы стиснулись от внезапно нахлынувшей злобы. Он слишком хорошо помнит этого нахального павлина и связанные с ним аресты журналистов, которые осмелились написать про него правду. Что эта ряженная бестолочь делает здесь? Неужели судьба свела их двоих в одну экспедицию? С трудом совладая с чувствами, писатель, стараясь не подавать виду, подошёл к барной стойке. Взволнованным голосом он заказал джин-тоник со льдом и кусочком лимона, после чего глазами начал искать столик, к которому можно по-быстрому ретироваться. Тот, за которым сидели две дамы и подозрительного вида джентльмен, был выбран как подходящий - тем более, что одна из пассажирок должна была быть Кьярой Ксавье, которая и собрала экспедицию.

Натянув на лицо как можно более добродушную после встречи с герцогом улыбку, Александр подошёл к дамам и, поклонившись, представился:
      — Добрый вечер, леди. Прошу прощения за прерывание вашего разговора, я Александр Сюркуф, сотрудник "Вестника Готтсбурга". Не позволите ли присесть рядом?

Сборы были предельно короткими. Давно уже в прошлом были долгие прощания с женой, еще более долгие прощания с дочкой и клятвенные обещания последней привезти из экспедиции что-нибудь интересное. Давно уже было составлено завещание, которое не имело особого смысла менять. Положенный законом минимум жене, остальное – дочери. И все равно, что сказать "прощай" или "до встречи" не удалось ни той, ни другой. Анна была на каком-то балу в Готтсбурге, и ей не было дела до отца. Жена же большую часть времени проводила в своем родовом гнезде, и как сам Хьюго не горел желанием наносить ей прощальный визит, так и сама она не считала это необходимостью. Не первый десяток лет их общение сводилось к тому, что Хьюго присутствовал на приемах Кэтрин, если она того требовала, а она отдавала с ним официальные визиты, если он ее об этом просил.

Поэтому большая роль прощального церемониала отводилась письмам. Два – жене и дочери. Большой пакет с завещанием, которое надлежало вскрыть при поступлении доказательств его гибели. Еще три письма – в Академию, уведомляющее об отбытии в экспедицию, в клуб "Вернунфтиг", сообщающее что в связи с экспедицией посещать Хьюго его не будет, но оставляет за собой свое место, и в распоряжающийся вкладами банк, с поручением подготовить перевод средств корреспондентам в Самхафе. Подписав каждое и закрепив родовой печатью (звезда над окруженным стеной холмом), Хьюго вышел к уже ожидающей его карете. Несмотря на некоторые преимущества паровых машин, он предпочитал традиционную упряжку, как более соответствующую традициям и подчеркивающую статус.

Восточный Экспресс, как обычно, впечатлял. Это была не первая поездка Хьюго на поездах этого направления, но каждый раз железнодорожная компания находила способ его удивить. В этот раз, похоже, конструкторы решили, что пар и уголь – это слишком просто. Профессора было сложно удивить машиной на магическом ходу, но в настолько компактной упаковке такую мощь он видел впервые. Залюбовавшись этим воплощением человеческой мысли, он почти пропустил развернувшуюся при посадке сцену. Однако не пропустил – кусок мозга, отвечающий за восприятие, ухватился за нее как за потенциально важную. А затем сознание переключилось в аналитический режим.

Прежде всего, задержка отправления. Затем – причина задержки. Забастовка. Помощники проводника. Реакция на оружие. Подготовка на случай попытки ограбления. Восточный экспресс – лакомый кусочек, сливки и позолоченная накипь общества. Наказать плетью. Наказание, уходящее корнями в традиции рабовладения. Самхаф, северные регионы, или Мон. Светлые волосы, нетронутая загаром кожа лица, форма глаз, носа и ушей. Север. Отказ от помощи при переносе багажа. Принципы? Суффраж? Нежелание допустить кого-то к багажу? Поездка на "Восточном Экспрессе" до Оверсейла. Богатство. Далекое путешествие. Недовольство даже незначительным отклонением от срока отправки. Аристократка из древнего и достаточно богатого северного рода, но путешествует одна, на далекие расстояния. Человек в черной шляпе. Футляр. Оружие? Дальнобойная крупнокалиберная винтовка. Охотник? Спутник северной аристократки?

Если да, то либо он не джентльмен, либо слишком хорошо знает свою спутницу. Хьюго прикрыл глаза, потер переносицу. Привычка мозга делать кучу выводов даже на достаточно зыбких основаниях изрядно мешала. В части предположений он был уверен, а часть была лишь вымыслом. После чего подошел к проводнику.

- Мистер Карл, я надеюсь, что эти проблемы с забастовками не проявятся в ходе нашего путешествия? Эта зараза не коснулась экипажа поезда?

Получив ответ на свой вопрос, он проследовал в первое купе. Причины выбора были просты - первый этаж и близость кабины проводника. Он предпочел бы вагон где-нибудь в районе центра поезда, поскольку статистика говорила о том, что именно срединные вагоны наиболее безопасны при крушении поезда, но выбирала фройляйн Ксавье. Поэтому пришлось довольствоваться близостью к проводнику и его помощникам, которых Хьюго с достаточно вескими обоснованиями заподозрил в наличии особой подготовки, и земле. Красивый вид из окон не стоит падения с высоты второго этажа либо падения в составе второго этажа.

Сняв пиджак и сменив обувь, он некоторое время посвятил зарисовке "Белуса-7" и всех спутников, затем, мелкими штрихами набросал обслугу. По сложившейся за долгие годы путешествий привычке выложил на стол ровным рядком фонарь, походный нож, сироп для кашля и походный набор медицинских инструментов. Оставшееся время до визита проводника профессор посвятил чтению газеты. Ужинать, он рассчитывал в вагоне-ресторане. Два незнакомых человека серьезно ограничат доверительность бесед в салоне, а пустое времяпрепровождение Хьюго не любил примерно так же, как и пустые беседы или болтливых пустоголовых студентов.

      «ЛИМОННЫЙ БИСКВИТ»


      «Лучшее в добрых делах — желание их утаить».
            — Блез Паскаль, французский
            математик и мыслитель





      19 ноября
      Невдалеке от устья Экини-Крик, Амазония, Французская Гвиана
      21:30


      Французская Гвиана называется французской из-за того, что некогда существовало пять Гвиан: британская, голландская, португальская и испанская. Сейчас на их месте другие страны, другие правительства, даже другие народы. Но джунгли — джунгли остались прежними.

      Католические храмы здесь соседствовали с поверьями вуду и ритуалами индейских империй. А история прочертила прихотливый зигзаг от конкистадоров и фанатичных мессий к мрачной Кайеннской каторге, от колониальных войн к банановым плантациям, редким металлам и «золотой лихорадке». В конце концов, золото стало плетью этой страны, бичуя её так же, как бичевало северный Юкон или калифорнийские мели. Ведь жадность севера ничем не отличается от алчности юга. Советский «Дальстрой» бросал новые и новые силы на освоение Колымы, а колониальные префекты Гвианы рвались в глубины Амазонии с не меньшим упорством. Без малого пятьдесят тысяч старателей, солдат и арестантов погибло в её джунглях: от укусов змей, нападений ягуаров и челюстей кошмарных тропических крокодилов — кайманов, способных часами лежать без движения в ожидании жертвы. Кто-то отдал жизнь под стрелами из кромешной зелени листьев. Кто-то умер от брюшного тифа, лихорадки или горячки. Джунгли недружелюбны к человеку. Нежный слой эпидермиса, способный остановить даже короля техногенных катастроф — альфа-радиацию, слишком тонок, чтобы противостоять природе в самом первобытном из её проявлений.

      Джунгли — это земля отчаянных. Это злая земля. Чужая земля. И блеск их золота сулит беду.

      Они — больше, чем бесконечность деревьев. Они — метафора и явление. Если смотреть с позиций статистики, то в смысле абсолютных величин джунгли и есть Гвиана. Живой стеной лес наползает из туманов материка. Он вспучивается по берегам мутных рек. Землю покрывает шевелящийся ковёр мхов, вьюнов и папоротников, а воздух затягивает сеть лиан. Салы, акации, стеркулии и пальмы соединяются монолитной шеренгой, стоящей так плотно, что она напоминает фалангу спартанских гоплитов. Медленно, шаг за шагом, они оттесняют к морю всё то, что было создано человеком. Днём джунгли дышат, вздымая к лазурному экваториальному небу тучи крон, а ночью погружаются во тьму, которую тянет назвать космической.

      Как ни странно, космосу есть место в этой стране: вдоль атлантического шоссе поднимаются пусковые башни Куру, малоизвестного южноамериканского космопорта, служащего Европе удобной орбитальной пращой. Шумят тугие водопады, пробиваясь сквозь бетонные бастионы дамбы на реке Синнамару. На кривых улицах Кайенны можно без конца удивляться, встречая ценники в чинных евро или надписи, выполненные на безупречном международном французском. Низкорослые домики карабкаются на холмы, шумят туристические базары, а на пыльных пустырях чернокожие мальчишки с криками гоняют мяч. Но стоит бросить взгляд на юг, где в туманной мгле ожидают зелёные горы, и фольга цивилизации даёт первую брешь.


      * * *


      Лодка второй час скользила по тёплой глади реки. Под округлым резиновым носом бурлила слабая волна, временами подбрасывая мелкие листья и отмершие стебли тростника. Сквозь сумерки на берегах проступали густые шапки деревьев. Мангры, эдакие цапли из древесной меристемы, изящно ступали глубоко в воду — так, что даже заставляли лавировать в узком русле между собой. Белые арки мангровых корней походили на ажурные врата без створок, которые могли бы вести в эльфийские ущелья или обитель фей. Но стоило вглядеться в их глубину — и взгляд упирался в илистые омуты, покрытые многослойной ряской и яркими пятнами лилий. Там ждала гибель.

      Проводник в Режине рассказывал, что джунгли ведут собственную жизнь, недоступную случайным визитёрам. В них постоянно идёт тихая война, в жестокости не уступающая войнам людей, а то и превосходящая их. Люди сражаются ради идей, а джунгли борются за выживание. В многоярусных дождевых лесах солнце и минералы — ценный товар, за который флора сплетается в убийственной схватке. Цветы вгрызаются корнями в крепкую кору деревьев, грибницы подтачивают папоротники, а насекомые оказываются солдатами своих древесных хозяев. Иллюстрируя последний пример, проводник вспомнил о «садах дьявола». Так издревле зовутся зоны, где растениям одного вида удалось одержать победу. Они захватывают целые гектары леса, уничтожая конкуренцию с помощью муравьёв-симбионтов и ядовитых спор. И до тех пор, пока ботаника не открыла феномен мимекрофитов — растений-манипуляторов, древние кечуа верили, что это злые духи деревьев сражаются между собой. Впрочем, джунгли могли убить тысячей способов. Прихлёбывая ром, проводник вспоминал о крохотных жёлтых лягушках под названием «листолаз ужасный», на чьей коже конденсируется смертельный алкалоидный яд батрахотоксин. Или о крошечных рыбках ванделлиях, что живут в пресной воде и способны закрепляться кровососущими иглами в анусе или гортани неосмотрительного купальщика.

      В небольшой гостинице, занимавшей белый касерио на главной улице Режины, такие рассказы звучали фантастично, но каждый пройденный километр наделял плотью их тревожные образы.

      Теперь проводник, худощавый мужчина из числа старых суринамских оппозиционеров, сидел на корме. Свистящий крик ночной птицы пронёсся над водой. Ему вторила перекличка эха в лесистых долинах. В шуме крон родились чёрные кляксы ночи, расползавшиеся всё шире. К монотонному треску лодочного мотора от HDX примешивался звон москитов, к счастью, не успевавших за его пятнадцатью лошадиными силами. Вскоре лодка вошла в излучину, приблизившись к одному из многочисленных слияний тропических рек. От главного русла Апруаг нередко отделялись протоки, быстро исчезавшие в зелёных коридорах, но Экини-Крик, которую выискивал рулевой, была не просто протоком, а весьма приметной рекой. Большая часть туристических маршрутов оканчивалась возле её устья, и выше по Апруаг поднимались разве что в торговых или исследовательских целях.

      Но лодка, управляемая проводником, неуклонно продолжала движение. Боунс сидел на её носу как массивное изваяние, положив на колени автоматическую винтовку. Сержанту Уилману доводилось работать в жарком климате — ещё тогда, в прошлой жизни. Приходилось бывать и в Техасе в разгар лета. Но горячий воздух гор Афганистана не шёл ни в какое сравнение с влажной и душной жарой экватора. Густые клубы водяного тумана липли к его коже, забирались под воротник пончо как питон, и от знойной взвеси в голове Джека набухал мутный звон. В этот раз акклиматизация не далась легко. Впрочем, несколько двухлитровых бутылок, сцепленных в пластиковую упаковку, помогали унять духоту.

      Проводник еле слышно напевал что-то под нос, вторя музыке в вакуумных наушниках. Киберпанк добрался и сюда: на его коленях, упиравшихся в гидрофобный баул со снайперской винтовкой Боунса, лежал «айфон». Разве что непривычная надпись «нет сигнала» подсказывала, что они уже провалились достаточно глубоко в ад.

      — Скоро будем. Выбирай берег, le voyou, — каркнул проводник с кормы.


* * *


      Бивис путешествовал с куда большим комфортом. Элегантный трёхпалубный катер модели «Флай 64» забрал молодого киллера с причала в Режине и помчался по предвечерней реке, распугивая случайные лодки. Построенная на верфях «Эйкон Групп» в Милане, даже в подержанном виде эта моторная яхта стоила не менее восьмисот тысяч евро. С учётом перегона в Гвиану и стандартной морской страховки, цена приближалась к миллиону — но судно стоило своих денег до последнего цента. Компанию Аарону составляли четыре палубы, прекрасный интерьер в кремовых тонах, шезлонги на полубаке и предупредительные темнокожие стюарды. Он тоже мог любоваться сельвой, в которой тонули звуки и запахи привычного городского мира, но в руке приходилось держать бокал с шипучим шампанским, а не промасленную американскую винтовку. Свежий ветер бил в лицо, принося с собой запах воды и влажного леса, а в салоне предлагали фрукты и лёгкие закуски.

      Катер шумел оживлением. Ют переходил в открытую площадку на корме, спускавщуюся к самой воде. На стапелях дремали два гидроцикла, накрытые разноцветным брезентом. Прямо над ними устроился полукруг кожаных диванов. Там звучали смех и быстрая, донельзя испанская игра на гитаре. Какой-то ковбой в ярко-красной рубашке пел баритоном в окружении нескольких мужчин и женщин. Иногда он не попадал в ноты, но звучало, в общем и целом, сносно. Несколько кают на нижней палубе оккупировали девушки разного возраста. Кажется, в носовой поселились известная телеведущая из Кайенны и какая-то чиновница средней руки из местного парламента, который назывался Генеральным советом. По крайней мере, они оказались единственными на всей яхте, кто смог объясниться с Аароном по-английски. Языковой барьер, который вызывал наибольшие опасения, с одной стороны оказался не таким уж серьёзным препятствием. Шампанское, непонимающая улыбка и прижатая к сердцу ладонь быстро превращали вопросы гостей в покровительственный смех, и беспечная беседа шла своим чередом. Никто не возражал, чтобы Аарон присоединился к компании. Здесь никто не говорил о серьёзных вещах, которые требовали бы участия собеседника.

      С другой стороны, Аарон лишился возможности извлекать информацию через «социальный фишинг». Из обрывочных разговоров с Элен и Натали выяснилось, что катер совершает уже третий рейс, не считая двух работающих с утра вертолётов, и число гостей на вилле приближается к шести дюжинам. На верхнем мостике яхты загорал коротко бритый хмырь в камуфляже и больших солнцезащитных очках. Он смахивал на зелёных новобранцев, которых пригоняют на отборочное тестирование пехотных войск. Брю не сомневался, что смог бы справиться с ним и отобрать автоматическую бразильскую Imbel. Впрочем, охранник всю дорогу дремал, не обращая внимания на музыку, и присутствовал на борту, по-видимому, для проформы. Брю видел перед собой одного из Экскаватричес — маленькой армии сеньора Паскаля.


      * * *


      Душа армии — это нецензурная, физиологичная, грязная брань. Возможно, в англоязычных странах дело обстоит несколько иначе, поскольку английский язык — это язык лучшей административной культуры. Но в армии Аргентины приказ, отданный младшим офицером без матерных выражений, воспринимался солдатами как необязательная для исполнения просьба. Поэтому речью Антуана Торреса давно стала речь его родной среды. Он ушёл teniente primero, старшим лейтенантом, хотя мог бы стать и «капитэн», и даже «коронель», полковником. Антуан Торрес поступил так из-за того, что в армию его привела не карьера. Люди, подобные Антуану Торресу, неспособны жить штабными офицерами. Латентные проявления садизма, которые нередко продвигают людей в иерархии силовых структур, делали Торреса прекрасным полевым командиром и тяжёлым в общении человеком.

      Сейчас лейтенант Торрес кипел от ярости:
      — Хочешь, чтобы я отхуярил тебе la verga, тупорылый мудак? Хочешь?

      Охранник за пультом контроля видеокамер едва заметно вздрагивал при каждом слове. Поводом для злости лейтенанта стала початая бутылка текилы, которую принесла в операторскую комнату добросердечная Ани. Ани делала так каждый понедельник, украдкой радуя выпивкой молодых телохранителей, но сейчас Жан Морье проклинал её доброту. «Тупая баба», — думал он. — «Ты не могла подождать, пока шеф сделает обход?»

      На синеватых экранах пульсировали джунгли, размеченные квадратами низкого разрешения, а во дворе крошечные официанты и мажордомы расставляли столики и подвешивали над деревьями гирлянды разноцветных огоньков.

      — Я ебал твою мать, — вкрадчиво прошептал Торрес. — У тебя что, мозгов не больше, чем у этой бляди?

      Шегран перегибал палку. Так, всё же, не делают. Так стараются не говорить. Но лейтенант поступал сознательно, приблизившись вплотную к своему подчинённому. Он выплюнул вызов в глаза молодому охраннику и с наслаждением старого тигра ждал ответа. Тянулись секунды, наполненные отдалённой музыкой разыгрывающегося во дворе маленького оркестра. Но вместо встречной агрессии Жан побледнел и сглотнул слюну. Молчание стало признанием его поражения. Немногие были способны лицом к лицу встретить ярость бывшего лейтенанта Торреса из Двенадцатой пехотной бригады. Охранник знал, что, если он откроет рот, лейтенант ударит его. Не в назидательных целях и не в воспитательных. Просто за то, что авторитет одного мужчины должен подавлять авторитет другого. Есть хищники, и есть их жертвы. Врождённый, тщательно пестуемый садизм. Так был организован мир этого человека.

      — Виноват, месье, — резиновыми губами проартикулировал охранник. — Максимальная бдительность. Вы говорили.

      Торрес не стал продолжать спектакль. Ему было плевать, бухают его подчинённые, трахаются со служанками или читают Борхеса в свободное время. Но человек за камерами должен оставаться трезвым, потому что сегодня на охраняемой территории собиралось слишком много людей. Суета, алкоголь и шум — Иерихонские трубы, которые разрушают любой охраняемый периметр. Сегодня от окружавших лейтенанта Торреса болванов требовалось просто выполнять блядские обязанности. И выполнять их трезвыми.

      — Вольно, — сказал Торрес, неожиданно аккуратным движением забрав текилу со стола. — Найду твою пизду пьяной через час — попрощаешься с tus bolas. Задача ясна?
      — Ясна, месье.

      Охранник с тревогой ждал, что вот-вот обманчивая выдержка Торреса слетит ко всем чертям и тяжёлая бутылка заедет ему по лицу или окажется в заднице. Но Торрес развернулся и ушёл, ничего не добавив.

      — Клод, — сказал он в коридоре, щёлкнув тангентой. — Ситуация?
      — На месте, — добродушно проскрипела рация.
      — Вода, патроны? Тебе двадцать часов там дрочить.
      — Вода, патроны, зонтик от солнца, se branler и обед а-ля Клод для местных комаров. Моя жизнь — мой праздник, месье.

      Шегран удовлетворённо кивнул. Хотя бы на одного человека он мог положиться в большом озере дерьма под названием Экскаватричес.


      * * *


      Люди Латинской Америки любят вечеринки. Это течёт в южной крови. Сиеста, фиеста, фестиваль, карнавал; они живут и убивают с лёгким сердцем. По крайней мере, Математик Жюстен относился к таким людям. Кипучая энергия жила в его теле. Фонтанировала в рокоте смеха, гнездилась в уголках глаз. Мясистое лицо этого человека легко складывалось в маску хохочущего сатира или принимало вид персональной готовности к корриде. Жюстен был скор на расправу и так же скор на щедрость. Он говорил громко и много, обильно ел и, подобно Эрнесту Хемингуэю, не носил дома обувь.

      Сейчас босые ноги Жюстена Поля-Жерара Паскаля холодил наборный мрамор на солнечном балконе его асьенды. Над белокаменными перилами открывался вид на яркий, залитый солнцем тропический рай. Широкая река золотилась в рассвете, а вода лагуны, специально очищенная от органических примесей с помощью аэраторов, приобрела ярко-голубой оттенок. До самого горизонта простиралось влажное море сельвы, здесь и там поднимались горбы могучих акаций или восьмидесятиметровых сейб. Туман скрадывал очертания джунглей, и вилла словно плыла в бесконечности времени и пространства. Подхватив с плетёного стола бокал апельсиновой тафии, местной водки, Жюстен созерцал мир, которым владел.

      За распашными дверями-жалюзи был виден интерьер большой спальни с широкой кроватью в центре. Солнце плясало на розовой плитке и роскошной шкуре ягуара, постеленной в её изножье. Когда Жюстен отвернулся, на пороге спальни бесшумно возникла стройная фигурка девушки. Она по-детски старалась наступать в тёплые солнечные пятна, перепрыгивая между ними, словно играла в классики. Не утруждая себя одеванием, девушка ступила в теплоту тропического рассвета, жмурясь на солнце. В её смуглом лице читалась европейская красота, приправленная неясной индейской кровью. Креолы были потомками первых европейских колонистов, поселившихся на южноамериканской земле и постепенно смешавшихся с аборигенами. Тем не менее, называть их простыми метисами — значило не понимать глубину и сложность этнических культур южного континента. Креолы были не просто расой или группой со своим необычным языком. Они считались практически кастой, присутствуя как своеобразный символ на банкнотах некоторых государств, в политических программах и социальных пирамидах. Софи Бонне родилась и выросла в Гвиане, унаследовав от предков и горячий темперамент, и спокойствие индейской натуры. Она прижалась к Математику Жюстену со спины, обвив его талию, и тот ощутил исходящее от её молодого тела тепло. Лишённое одежды, загорелое, пряное, оно горячило так, что тридцатиградусная жара ненадолго перестала существовать для хозяина виллы. Несмотря на всю свою мудрость, всю жестокость и могущество, Математик Жюстен пал жертвой тех же чар, что погубили до него и Цезаря, и русского царя.

      — Красиво, — пробормотала Софи, устроив подбородок на плече Паскаля, и тут же добавила: — Ты неудобный и круглый. Куда на тебе столько мяса?
      — Считаешь, что я толстый? — проворчал Жюстен.
      Софи заглянула в лицо наркобарона, изучая его настроение, и только потом ответила, игриво спрятав ладони под его льняной рубашкой. Паскаль с удовольствием чувствовал прохладу ладоней, поднимающихся от крупного живота к груди. Он не понимал, как её руки остаются холодными, когда тело было таким горячим.
      — Подумала и признаю ошибку, — прошептала Софи. — Мужчины должно быть много.

      Паскаль только покачал головой. Некоторое время они продолжали смотреть на непроницаемый ковёр джунглей. Тот вставал над лагуной словно зелёная волна, грозящая захлестнуть причалы и служебные сараи. Внизу белели катера. Часовой неторопливо прохаживался на вышке посреди островка, а гидросамолёт с треском винтов разгонялся по воде. К полудню он доставит на виллу последние запасы к намеченному празднику. Жюстену исполнялось пятьдесят. Он не хотел большой публичности.

      — Если бы я не знал, что тебе платят, чтобы ты жила со мной, я бы влюбился, — задумчиво отметил le revendeur, по-крестьянски отхлебнув тафию.
      — Мне не платят за то, чтобы я спала с тобой, — ореховые глаза Софи с лаской прижмурились, повторяя мягкую улыбку на губах.

      Она лгала.


      * * *


      Три часа в пути пролетели почти незаметно. Когда сумерки опустились на джунгли, покрыв реку сплошным ковром фиолетового марева, яхта сбавила ход. Теперь она шла не в стремнине, ей постоянно приходилось давать повороты в сужающейся протоке. Бивис не видел этого, но в точности те же манёвры выполнял проводник, ведущий резиновую лодку его напарника. Временами мангры подступали так близко к её бортам, что над палубным леером наклонялись их широкие и мясистые листья, покрытые блестящей от воска кутикулой. Зажглись огни, окружив катер уютным медовым светом, а разговоры сами собой стали глуше. Теперь итальянская яхта выискивала путь в темноте прожектором, а над деревьями впереди поднималась слабое световое зарево. Гулкое эхо пронеслось в небе вместе с ярким силуэтом заходящего на посадку вертолёта, и стюард громко объявил, что гости могут готовиться к высадке.

      Лагуна открылась внезапно. Она выступила из фиолетового марева ярким пятном, украшенным разноцветными нитями гирлянд и красными крышами белой как снег гасьенды в глубине парка. Центр её полукруглого бассейна занимал крошечный островок, покрытый кустарником и декоративными камнями. С поднимавшейся над островом сторожевой вышки бил прожектор, описывая круги по воде и пытаясь достать даже до противоположного берега. Судя по равномерности его движений, им управляла автоматическая система, наверняка дублирующая луч прожектора фокусом камеры видеонаблюдения. Впрочем, и без прожектора хватало света: два блока ламп, полыхавших синим пламенем дневного света, были установлены на берегу — на краях каменной стены, опоясывавшей поместье. Их с лихвой хватало, чтобы видеть рябь волн на воде, поднятых винтокрылой машиной. Освещение двора и вовсе заставляло ночь отступать к завесе деревьев, а взамен дарило взгляду блистательный парк.

      Трёхэтажная вилла в стиле колониальных вельмож поднималась над открытым пространством между лагуной и террасой, опоясавшей её первый этаж. Если смотреть со стороны реки, слева к ней примыкало длинное строение, возле которого сновали официанты и курили двое неприметных мужчин в пятнистом хаки, а правая часть двора оставалась в полутьме. С катера Бивис видел сетчатые заграждения и крепкий забор из параллельных металлических трубок, который опоясывал нечто вроде маленького рукотворного болота размером с пару теннисных кортов, но других деталей рассмотреть не успел — яхта вошла в сердце светового поля, повернувшись бортом к длинному пирсу.

      Публика на палубе взорвалась аплодисментами, а гитарист издал несколько бравурных аккордов. Навстречу катеру по пирсу шагал грузный мужчина в полотняных брюках и расстёгнутой до пупка белой рубашке. Он шёл босым, но на груди и толстых руках блестело золото. Его широкое лицо сияло в зубастой улыбке, а над большим лбом кудрявился венец седых, но ещё буйных волос. По традиционным законам гостеприимства сеньор Паскаль, известный Бивису по фотографии и прозвищу Математик Жюстен, лично встречал своих гостей.

      Рядом с ним, скромно сложив руки поверх небольшого клатча, держалась смуглая девушка в закрытом синем платье. Но строгость наряда играла с ней злую шутку, подчёркивая спокойствие позы и мягкость лица. Наверняка она сознательно избрала этот почти офисный стиль, отлично зная о сексуальном контрасте с шикарными нарядами гостей. Бивис видел и её фотографию — Софи Бонне. К сожалению, до встречи со служанкой он никак не мог уточнить, знает ли она о предстоящей эвакуации, и, если да, то как к ней относится. Сейчас весь вид Софи демонстрировал одно удовольствие от её скромной роли в тени богатого гвианского пеззонованте.

      В полушаге за спинами хозяев замер третий человек. Бивис едва не пропустил его присутствие, но профессиональный инстинкт указал ему на упущенную опасность. Человека выдали штаны. Вместо брюк или коктейльных чиносов человек носил плотные чёрные штаны с накладными карманами, а взамен туфель на его ногах красовались неброские спортивные кроссовки. И никакая рубашка уже не могла спрятать от взгляда Аарона, что он видит перед собой военного. Сами военные думают, что отлично умеют прятаться в толпе, но это не так. Мало кто не почувствует их тяжёлое внимание, их нескрываемое чувство собственного превосходства, не заметит руки, по старой привычке убранные за спину.

      Teniente Торрес смотрел прямо на Бивиса спокойным, изучающим взглядом. И смотрел на него одного.

      Девять тысяч долларов не платят просто так.

      К услугам «Цереры» обратился не конкурент Мерлина Брайана Маллори. По крайней мере, не тот конкурент, которого понимают в строгом смысле этого слова. Администрация крупнейшей криптовалютной биржи Северной Америки имела такое количество параллельных проектов, что со стороны затруднительно было определить, не сражается ли её правая рука с левой. Механизмы электронной спекуляции противопоставлялись надёжному блокчейн-банкингу. Обменные пункты «серого» нала соседствовали с юридическими конференциями, содействующими процессу легализации виртуальных платёжных средств. Курьерская сеть, перевозившая в рюкзаках и сумках пачки долларов, финансировалась через средства деятельности благотворительных фондов. Иногда говорят, что корпорации сами создают себе бизнес, а работа работает ради работы — возможно, в этих словах живёт истина, упакованная в накрахмаленный белый воротничок.

      Миру, который привык поддерживать сам себя, не требовалось откровение, свидетелем которого стал Мерлин Брайан Маллори. На свою беду коммерсант предупредил тех, кому верил, желая указать на отпечаток неведомой воли, что раскалённой нитью пронизывал кубические структуры блокчейн. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в гроб.


      * * *


      — Это могло нас похоронить, — сказал человек, семь лет влачивший жизнь бедного студента: до тех пор, пока не стал лауреатом престижной стипендии Калифорнийского университета.

      Даже на рабочем месте этот человек носил футболку с дурашливой пивной кружкой и застиранные джинсы. Ему отвечал миловидный белокожий мужчина с аккуратной причёской и мягкими глазами, которому никто не пророчил будущее мультимиллионера.

      — Как похоронить? — спросил миловидный мужчина. — Я даже не до конца представляю себе, что это.
      — Это китайский код, если судить по особенностям синтаксиса. Макровирус, — почти с восхищением объяснил первый и потянулся за стаканом с виски. — Информационная бомба, которая содержит список постоянно обновляемых пингов. Несколько миллионов эхо-запросов, и даже уложились в стандартные восемьдесят четыре байта. Только заголовки слегка дополнены. Они сохраняют верный ключ, имитирующий пользовательскую машину, но определённая замена указывает получателю пинга присутствие программы на адресе. Красивое решение, хотя мы пока не знаем точный принцип преобразований. Очень красивое.
      — Потенциальный ботнет?
      — Как наиболее вероятный сценарий. Интересно то, что её первоначальное исполнение дублируется на большинстве языков. В том числе тех, на которых написан навигатор в твоей машине. ECU, объектно-ориентированное… Она способна прописаться почти в любую точку Интернета вещей, используя блокчейны как анонимайзер и универсальный ретранслятор, который никто не захочет остановить. Да и сможет ли?
      — Но она ничего не делает, — второй мужчина зябко пожал плечами.
      — И не сделает. Не сама.

      Бизнесмены смотрели на тускло светящийся экран с диагональю в тридцать два дюйма. Экран занимал часть стены в скудно обставленном кабинете. Слева золотился ночной Лос-Анджелес, вид на который открывался с сорок второго этажа офисной башни в Сенчури-Сити. В отличие от голливудских стереотипов, экран не демонстрировал собеседникам ничего сверхъестественного. Даже, можно сказать, ничего такого, чего не видел любой системный администратор в любом уголке Земли: чёрное окошко командной строки и список директорий из распакованного архива. Суть проблемы жила не в представлении, а в содержании. Большинство папок имело длинные корневые имена, состоящие из букв и диакритических символов — по-видимому, их сознательно копировали в таком виде, извлекая из неких локальных хранилищ. В параллельно развёрнутом окне тянулись строки исходного кода с цветовыми комментариями.

      — Оно скользит по временным файлам. И… просто… присутствует? Ни логирования, ни выводов, ничего? — не понимал второй. — Я читал вашу аналитику. Там ни поправок к протоколу майнинга, ни специализаций под биржевой интерфейс. Просто список адресов. Пустых адресов. Парагвай, Пекин, Богота… список постоянно меняется.
      — Да, — человек с пивной кружкой на груди вздохнул, — и это намного хуже. Реализация у нашего гостя довольно сложная, но идея проста как мир. Это свисток, который мог бы позвать дракона, когда придёт время. Из всех уголков нашей сети.
      — А когда оно придёт? — спросил белокожий мужчина, владевший одной из крупнейших криптовалютных бирж Северной Америки.
      — Давай поговорим с Гонконгом, пока вычищаем эту херню из своей задницы. Я думаю, у нас появилось право на пару вопросов. И благодари свой вегетарианский сельдерей, или во что ты там веришь, что мы об этом узнали.
      — Это не смешно. Мы убили человека, Крис, — тихо сказал мужчина с модельной причёской, но его неряшливый собеседник только дёрнул щекой:
      — Я серьёзно. Скажи «спасибо». Грядку ему вскопай, я не знаю.


      * * *


      Цена контракта составляла девять тысяч долларов США, и это была твёрдая, окончательная цена. «Церера» не обманывала ни клиентов, ни исполнителей, потому что бизнес, которым она занималась, слагался из тех же кирпичей, из которых строились ещё римские тракты. Убеждённый капиталист назовёт их корпоративной политикой в области качества, маркетолог заговорит о репутации бренда, а люди простые и невзыскательные обозначали эти кирпичи таким же непритязательным словом: «доверие». На доверии строилось всё. Другой вопрос, что доверие не обязано исключать логику рынка. «Церера» могла обмануть исполнителей. Могла ликвидировать. Она всегда могла подобрать новых, а слухи о вероломстве работодателя на нелегально существующих форумах вряд ли получат подтверждение. Но… зачем? Такое положение дел цинику может показаться ироничным, но «золотые правила» Канта вполне работают и в рамках рациональных экономических моделей: проще не обманывать. Речь не шла о цели такой степени важности, что после уборки нельзя оставлять свидетелей. В мире взрывают самолёты и торговые центры, почти открыто признаваясь в этом по телефону — так чего стоило одно-единственное убийство? К сожалению или счастью, точно не того, чтобы совершать два новых. Для Бивиса и Боунса оно стоило ровно девять тысяч долларов.

      Впрочем, честность не эквивалентна гуманизму, и если бы один из операторов погиб, с аналогичной лёгкостью «Церера» выплатила бы гонорар в одни руки вместо двух. Она не задавала бы вопросов на тему обстоятельств успеха. Фонд оплаты труда, каким бы криминальным и незаконным он ни был, был утверждён в обобщённой форме и подписан персонально финансовым директором «Цереры». Один получатель, два или десять — не имело значения. Тем не менее, Бивис и Боунс выжили и вернулись.

      Доверие.

      На конспиративной квартире, расположенной в пригороде Филадельфии со смешным названием Король Пруссии, улыбчивый врач помог Боунсу прийти в себя. Он с одобрением оценил сделанную из бинтов подушку. Пока шла подготовка к операции, а по мускулистому плечу Уилмана растекалось онемение местного наркоза, врач между делом поинтересовался на тему принимаемых стероидов и возраста Джека, затем рекомендовал изменить атлетическую стратегию: «К тридцати пяти из-за мышечной массы у вас начнутся проблемы с костями. Но пока развлекайтесь. Молодость вылечит». Этот доктор, казалось, был способен болтать без умолку. Он рассказывал то о комиксах, которыми увлекается его сын, то о том, как пришлось хирургически удалять ногти женщине, которая отказалась говорить.

      — Знаете, напомнило один случай. Неприятно было. Там… своя специфика, да. Я в Ираке служил, потом преподавал в Вальтере Риде. Людей спасал. Знаете, после такого неприятно калечить, — доктор покачал головой. — Да и девушке больно. Разве же так можно? Обычно я стараюсь отказываться, но в тот раз другого специалиста не нашли. Мы, конечно, разобрались с вопросом достаточно быстро, обошлось без инцидентов… О, кстати, ваша пуля. Смотрите, какая красавица. Оставите на память?

      На самом деле, во многом их работа действительно была охуенной.


      * * *


      К четырнадцати ноль-ноль огонь в прихожей дома 1106 по Фэйрвью-драйв, Монторсвилл, штат Пенсильвания, успешно ликвидировали. Официально эта земля именовалась Содружеством Пенсильвания — в честь идеалов братской любви, которые исповедовал квакер и отец-основатель Уильям Пенн. Девиз содружества гласил: «Добродетель, свобода и независимость». Именно такие люди, добродетельные и независимые, служили в полиции штата. Мало какой идеал сохраняет небесный блеск, когда падает в грязь реального мира, но шериф Мэтью Туск и офицер Колин Джонсон всё же оказались честными, старательными и добродетельными полицейскими. Они сделали всё, что могли и умели.

      Над обугленным телом высокого мужчины сверкали вспышки фотокамеры «Никон». К огромной удаче Бивиса, домофон Мерлина Маллори не имел функции записи и служил исключительно электронным «глазком». Коробку «ФедЭкс» приобщили к списку вещественных доказательств. Грязные следы ботинок сорок третьего размера со второго этажа легли в фотоматериалы дела. Распростёртые на газоне тела чернокожих бандитов окружала жёлтая лента, пляшущая на сумрачном ветру, а полицейские растягивали над нею широкий тент, чтобы защитить сцену преступления от надвигающегося дождя. Их светоотражающие жилеты тихо хлопали — будто яркие крылья мотыльков, собравшихся посмотреть на погасший огонь. Перемигивание сирен отражалось в домах, за окнами которых белели обеспокоенные лица вернувшихся домой соседей. От школы, один за другим, отъезжали узнаваемые школьные автобусы производства «Блю Бёрд», развозя не особенно огорчённых детей по домам. Среди них чернели сутаны двух священников, которые старались помочь учителям в координации развозки. Один из них и не подозревал, какую неоценимую услугу он может оказать следствию. А дело, между тем, шло к тому, что на сонной Фэйрвью собрались все правоохранительные силы города, включая автомобиль транспортной полиции с аэродрома: взрыву было присвоено подозрение на террористический акт.

      К пятнадцати часам был уведомлен отдел по борьбе с организованной преступностью в Гаррисберге и на место событий выдвинулись профессиональные криминалисты. Их встречали уже другие люди, потому что Колин Джонсон давал обстоятельные показания под запись детектива, а шериф Туск который час нарезал бесплодные круги по автострадам. Ударил дождь, а его «Краун» всё бродил среди бетонных равнин, пока стеклоочистители смахивали воду со стекла. Шериф вглядывался в пелену над линией холмов, продолжая координировать действия своих людей по рации. В какой-то момент они всё же сменили частоту.


      * * *

      «Хёнде Ассент» был найден на автопарковке в Блумсберге через три дня. Возможно, операторы «Цереры» могли вернуть его в центр проката автомобилей и не вызвать никаких подозрений, однако отсутствие персональных рисков всегда лучше, чем риск, даже минимальный. Шериф Туск прибыл к осмотру «Хёнде» в восемь вечера. Проехав Милтон и дождливый Данвилл, Бивис оставил автостраду и поступил нестандартно — выбирал дороги местного значения. В Блумсберге Боунс сел на автобус до Аллентауна, стараясь поменьше двигать рукой, а Бивис отправился туда же на другой машине, взятой под другим именем в аренду в один конец у «Хертц». В Аллентауне их встретил человек «Цереры», и остаток пути до конспиративного укрытия операторы проделали в тепле и комфорте большого «Лендкрузера» с символикой частной фирмы по наладке электросетей.

      Болгарскую модификацию русского автомата обнаружили через две недели, причём совершенно случайно. Муниципальный садовник, подстригавший газоны напротив церкви методистов, вытащил его из зубцов садового комбайна и в течение трёх дней пытался продать знакомым за постоянно уменьшавшуюся сумму. В какой-то момент один из них напомнил новоявленному барыге о перестрелке и посоветовал обратиться к шерифу. Шериф Туск приехал забирать автомат рано утром, а дело получило новый виток. Несмотря на отпечатки пальцев негра, убитого в трёхстах футах к северу, автомат лежал у дороги. Так у полиции возникло понимание, в каком направлении следует искать.

      Священник, опрошенный утром восьмого октября, наконец-то вспомнил необычный автомобиль на парковке, но почти ничего не смог сообщить относительно водителя или номеров машины. Впрочем, долгих расспросов не потребовалось: он сразу узнал бежевый «Хёнде» на экране смартфона шерифа. Из примет водителя добросердечный пастор запомнил только ширину плеч, низко надвинутую бейсболку и чёрную куртку. Экспедитор тягача «Федерал Экспресс», совершавший в тот день регулярный рейс, ничего не смог добавить. Он встречал десятки машин в день и понятия не имел, проезжал ли мимо него бежевый корейский седан. Ни один из свидетелей лихого разворота Уилмана на шоссе не сообщил о нарушителе в полицию. Консультант в офисе прокатной конторы в Гаррисберге ничего не припомнил, но помогли видеокамеры — детектив Форман засвидетельствовал, как машину передали в распоряжение двух молодых людей в низко надвинутых бейсболках, один из которых вдвое превосходил телосложением самого детектива, а другой постоянно копался в коммуникаторе, словно подсказывая напарнику, куда не следует оборачиваться.

      Трое убитых негров были идентифицированы и опознаны со стопроцентной вероятностью. Все они принадлежали к уличной банде Гаррисберга под названием «Псы-13» — в честь лихого французского фильма о районе с соответствующим номером. Один имел тюремное заключение, ещё один проходил по делу об ограблении, третий отбывал условно-досрочное и просрочил отметку в полицейском участке. Главу банды, известного по кличке Кокос, задержали шестнадцать месяцев спустя по несвязанному делу, и он отказался давать показания, сославшись на свои конституционные права. Имя Томаса Дрейна, делового партнёра Мерлина Маллори, который пожелал перехватить у друга дорогостоящую тайну и обратился к услугам Кокоса, не прозвучало в суде.

      Обследование салона, выполненное с помощью ультрафиолетовой спектрометрии, абсорбционного газоанализатора и других лабораторных методов, не улучшило положение следствия. Прошло слишком много времени, чтобы кожные микрочастицы, пот или волосяные корни сохранились в достаточных для исследования объёмах, а умелая перевязка Боунса не оставила на сиденье ни капли его крови. ДНК-анализ был неприменим. Микроскопические пробы выявили на пластике между передними сиденьями пороховые гранулы, что окончательно подтвердило личности двух подозреваемых. Через год машину возвратили в прокат.

      Гарри Купер, арендатор «Хёнде», был объявлен в федеральный розыск по подозрению в убийстве и вооружённом налёте — и, естественно, никогда не найден. Полиция зашла в тупик спустя три месяца поисков, признав случившееся результатом бандитской войны.

      Наёмники «Цереры» исчезли бесследно.


      * * *


      Человек, сидевший за рулём лазурного «Форда», сумел выехать на Браши-ридж за минуту до того, как была поднята по тревоге вся полиция графства. Шериф Туск перегородил Браши-ридж толстозадым «Краун Виком», а недолгое время спустя промчался мимо лазурного «Фокуса», смерив номера голубой машинки подозрительным взглядом. Но их встреча произошла уже на значительном удалении от автострадной развязки, где кто угодно мог следовать куда угодно, потерявшись в административной паутине американских шоссе. Шериф Туск посмотрел сквозь окно патрульного автомобиля на водителя, и тот дисциплинированно опустил окно, губами артикулируя вопрос, чем он может помочь. Через несколько секунд полицейский покачал головой и поддал газу, а водитель на секунду прикрыл глаза. Лазурный «Форд» проехал в тоннеле под шоссе Саскуэханна и углубился в сельскую часть приречной долины. Там он сделал широкий круг через узкие дороги в полях, чтобы выбраться на Семетри-роуд уже в двух с половиной милях от Монторсвилла.

      Водитель предусмотрительно съехал в поле и только там снял с руля клаксонную панель, подцепив её пальцами с покрытыми несмываемым лаком подушечками. Из импровизированного тайника появился девятимиллиметровый «Глок» со смонтированными на ствольной коробке ПББС и лазерным прицелом. Водитель разрядил пистолет и убрал в карман, а незаконный в этом штате глушитель вернул в тайник. Как уже говорилось, для людей определённых профессий отсутствие персональных рисков всегда предпочтительнее, чем их минимальные степени. Под незастёгнутым плащом мелькнула серая ткань бронежилета.

      В момент, когда детектив Форман поместил видеозапись из автосалона в хранилище полицейских улик, водитель ужинал спартанским салатом в гостиничном номере на другом конце Соединённых Штатов. Вечером следующего дня ему позвонили, используя цифровую телефонию. Затем позвонили ещё раз и прислали видеофайл. Просмотрев его, бывший водитель лазурного «Форда» открыл на смартфоне p2p-мессенджер, чей интерфейс был испещрён иероглифами, и по памяти набрал номер. Подготовка в третьем оперативном управлении МГБ КНР развивает хорошую память.

      — Отец, — заговорил он на пекинском диалекте китайского языка, — отец, я звоню по поводу поручения, которое ты недавно дал. Мне не удалось найти нашего родственника, но, возможно, я смог обнаружить его детей. Я пришлю тебе несколько фотографий и записей. Пожалуйста, если они заинтересуют тебя, дай мне знать как можно скорее. Я готов выехать в любую минуту.

      На немой вопрос Аарона, Джек ответил кивком. Окей, пусть так, но задерживаться тут явно не стоило. На вопрос напарника Брю лишь покачал головой.

      — Ноутбук и флешка еще в доме. Маллори мертв, телефон у меня. — Долго раздумывать времени тоже не было. Бивис выудил телефон и кинул Джеку.
      — Подгоняй машину, я попробую завершить начатое. Если копы, пожарные или неважно кто еще, успеют раньше, езжай в тупик у шоссе, я скину точку*. Не появлюсь там через десять минут… ну ты понял.

      Аарон отсалютовал напарнику и побежал обратно в дом, доставая на ходу свою модную зажигалку. Сгорел сарай, гори и хата. Наследили они порядочно, и устранять улики более гуманным способом было некогда. Язычок пламени лизнул занавески в прихожей, а убийца отправился искать ноутбук.

      Вскоре за дверью зазвучали тяжёлые шаги. Сквозь тонкое дерево они слышались скорее как ритмичный мягкий стук, и Аарон догадался, что хозяин — по всей видимости, крупный мужчина под стать фотографии из короткого досье — торопливо спускается по лестнице. Шаги замерли перед дверью. Несколько секунд царила тишина. Действия Маллори легко поддавались визуализации. Уилман заметил верно: гражданские думают долго. Гражданские думают предсказуемо. В рамках знакомой модели поведения они каждый раз поступают одинаково. Кладут телефон в один и тот же карман. Закрывают замки на одно и то же число оборотов ключа. Предпочитают одну и ту же еду. Ходят одним маршрутом, чередуя его разве что в пределах заведомо очерченной вариативности.

      Поэтому Брю без труда мог бы вообразить, как Мерлин Брайан некоторое время рассматривает его на экране видеофона, а потом... а потом щёлкнула дверная цепочка, за ней хрустнул замок и дверь отворилась.

      Мерлин Брайан Маллори, сорок три года, стоял на пороге собственной персоной. Он был облачён в белую рубашку с закатанными над волосатыми предплечьями рукавами, и брюки свободного кроя — кажется, такие любили модники семидесятых. Этот мужчина был высок ростом, слегка возвышаясь даже над длинным Бивисом, но производил не гнетущее, а скорее респектабельное впечатление. По-гречески кудрявые волосы, безвольная линия губ и внимательные карие глаза завершали образ человека, которого они явились убить.

      — Здравствуйте, — первым поздоровался Маллори и кротко улыбнулся. — Прошу прощения, но я не ждал посыло...

      Оглушительный хлопок взрывпакета из вещества со сложным названием циклотриметилентринитрамин заглушил конец его фразы. С4 — удобная и пластичная взрывчатка. Соотношение её бризантности и рабочей массы позволяет носить в кармане кинетический таран ужасающей силы, которая легко сминает двери, окна и даже непрочные стены. И Аарон Брю заключил, что именно этот таран пустил в ход его напарник секунду назад.

      «10-76».
      Где-то могут сказать «10-79» или «10-80».
      Но значение всегда будет одним и тем же: взрыв.

      Спустя миг зазвучали визг тормозов и крики, а губы Мерлина ещё шевелились, проговаривая никому не нужные слова.


      * * *


      Джек Уилман понял, что предположил всё правильно, когда автомобиль миновал разлапистую пихту у почтовых ящиков. Человек, который слушает Честера Беннингтона, не будет ездить медленно по знакомой улице. Человек, который слушает Честера Беннингтона, не поедет в гости на подержанном универсале — всё-таки, они были в Пенсильвании, а не Северной Дакоте. А человек, который медленно ездит на «Тойоте Камри» с пластиковым дефлектором на капоте, не будет слушать «Линкин Парк». Для кого-то это наука, а кому-то хватает предчувствия. Когда «Тойота» приблизилась к ловушке Уилмана, солнце скрылось среди облаков. Аккуратно выглядывая над поленьями, пахнущими свежим деревом и сырым брезентом, Уилман наконец-то смог разглядеть её пассажиров. Спереди, почти касаясь друг друга плечами, сидели два коротко стриженных темнокожих, а третий примостился на заднем сиденье, упираясь обоими локтями на подголовники передних кресел. Все трое были упакованы в безразмерные балахоны и куртки тёмных оттенков, а на голове того, кто сидел сзади, красовалась лыжная шапочка. И все трое смотрели в сторону дома 1106, не произнося ни слова — по-видимому, искали место для парковки.

      Газон перед почтовым ящиком взвился в комьях земли и дыма, когда палец Боунса утопил кнопку взрывателя. Машину бросило юзом. С воплем неожиданности водитель дёрнул руль, нечаянно утопив педали газа и тормоза одновременно, и «Камри» сделала почти полный круг, вылетев задним колесом на окраину противоположного участка. Бывший солдат увидел, как лопнули боковые стёкла машины и сидящий на пассажирском сиденье негр с криком хватается за лицо. Под его пальцами пузырилась кровь. Не приходилось сомневаться, что в ближайшие минуты этот пассажир уже никуда не отправится на паровозе битвы. Возможно, осколки ранили ему глаза или близкий взрыв травмировал барабанную перепонку. Над воронкой у покосившегося почтового ящика клубился султан зябкого дыма, постепенно разрастаясь в полупрозрачное белое облако...

      — It's so unreal, — пел Честер сквозь потрескивающий динамик. — Didn't look out below...

- Тпрррру! - только и выдал Стюарт, когда машина все-таки добралась до исходной. Вокруг неслись люди, грохотали тягачи и джипы. Неслись и к "шерману 1-4", с которого командир дико заорал:
- Докторов сюда! Помогите раненого из башни вытащить!
Лямки, разумеется, забыли, поэтому пришлось поднимать так. Хватать за побитые ноги, за воротник - и тащить. Больно, конечно, ну что поделать.

С доставанием трех четвертых Мартина пришлось гораздо сложнее. Стюарт посмотрел на Локвуда, посмотрел на Ди Анджело. Закурил и понял - оба не того. Передал сигарету и сказал, тыкая в каждого пальцем:
- Значится, ты - тычок в Луи - достань с пяток мешков с песком. И кусок траков достань. Подлинней. Ты - тычок в Морпеха - достань ведро с водой. Поставь на борт, чтобы нагрелась. И сам отмойся. А, еще этого. Командира с сержантом МТСки* найди, а то начнется. Я пока...
И полез в машину сам, через люк мехвода.

Всех четверых - оставшихся членов экипажа и командование технарей встретила вылетевшая из правого люка правая рука. Расторопный медик-рядовой тут же положил ее на брезент к почти полностью собранному Мартину. Оттуда же вылез Стюарт с крайне кривой и бледной рожей, повязанной лентой по всему телу, пулеметом в руках и испачканной формой:
- Все. Дальше один фаршмак.
- Форшмак, сарж.
- Давай уноси этого, умник. Звиздец, мужики - Алекс подошел к собравшейся компании. - Полэкипажа выкосило, а машине хоть бы хны. Даже вон - установку шаровую заклинило, а пулемет работает. Ну а так если только эту установку вырезать или что, не знаю, там металл погнулся. Ну и надо плиту на дыру наваривать. В общем, лейтенант, сэр, надо с какого-нибудь танка горелого кусок лба вырезать. А так все штатно. Механизмы башни, наводка орудия работает, танк едет.
- Сейчас ведь все равно не сделаем. Там ротный запрашивал по потерям, ты то как?
- Ну а как? Взвода половина осталась, ехать надо. Много машин пожгли?
- Четыре или пять под чистую, эфир забит, ничего не понятно. Сейчас вон поехали вытаскивать.
- Да... А потом еще в деревню ехать. Помогите мешками дыру заткнуть хоть.

Машина, с кое-как притороченными мешками, "отполированными" куском трака и курсовым пулеметом на башне, уже готовилась к отправке, как появилось оно.
- О, ты еще не помер что ли?
- Не дождешься...
"Оно" оказалось хромающим ганнером Квятковским, тяжело взбирающегося на танк.
- Куда лезешь-то? Сердечко посмертно хочешь?
- Лучше звезду на грудь. Посеребристей.
- Тебя же всего снарядом набило, ты чего?
- Как набило, так и достали. Все поверху, почти все осталось. Видишь, ходить даже могу. Нормально все, поехали.
- Ну смотри сам.

В общем, доехали. И теперь командир танка стоял перед командиром роты и ждал решения о своей дальнейшей судьбе.

      Филиберт пошаркал вслед за капитаном, размышляя, дадут ему премию за разговорчивость или розги — как ни печально, за неё же. Пока он шёл, длинный стол отказывался кончаться. Мимоходом повар отметил, что манор Илмета, служивший домом многим и многим лордам Эссембры, строился в расчёте на приход тёмных времён. Это замечалось снаружи, но по-настоящему бросалось в глаза изнутри. Окружённый глубоким рвом, пусть сегодня затянутым тиной, каменный особняк поднимался в кольце внутренних стен. Коридоры и холлы полнились сумраком, а свет ясного дня едва сочился сквозь узкие, похожие на бойницы окна. Под могучими сводами коптили камины и факелы. Резная мебель казалась столь тяжёлой, что могла служить редутом для загнанных в угол защитников. Чего стоил один грохот от упавшего стула. Мастер Эльстер хорошо решил, когда устроил лазарет в крыле с часовней. Окна в недавно отстроенной половине сделали широкими. Наверняка портреты предков в галереях второго этажа («Здесь же должны быть портреты предков, а?») с неодобрением взирали на новшества в родовом гнезде. Одного взгляда на каменный профиль Илмета хватало, чтобы представить отцов его отцов — первых воинов Долины Битв. Но пока воины Долины Битв оканчивали пирушку.

      — Сэр? — спросил Омлет за дверями обеденной залы. Он не выглядел особо расстроенным отповедью; даже наклонил голову, выражая почтительное внимание.
      — Ну что, орёл? — вопреки ожиданиям, капитан расплылся в улыбке. — Как у тебя дела?
      Филиберт замялся, но Ричард неопределенно махнул на двери, указывая смысл вопроса.
      — А! Да что там дела, сэр. Всё путём, как иначе, — парень с ответной улыбкой почесал нос. — С городом вот познакомились.
      — И чего скажешь?
      — На Жабий Брод похож. Здесь городки друг другу вторят: площадь, замок, хлев. Токмо Лес близко, его ж не зря Изумрудной могилой зовут. Потому и нравы таковы, что каждый при ноже.
      — Недружелюбный город, значит...
      — Эге, пока с ними не забухаете! — хохотнул Филиберт. — Рожи тут хмурые, но и у нас появилися, так сказать, приятные друзья. Да и народ в вашенской дружине подобрался на диво смирный...
      Виддик кивнул, показывая, что слушает.


Получатели: Филиберт «Омлет», Капитан Ричард Б. Виддик.

      — Отлично. Рад слышать! Держи краба, — капитан протянул руку и повар ответил на крепкое рукопожатие. — А я пойду прогуляюсь с нашей новой подружкой. Надеюсь, обойдется без отбитых яиц на этот раз. Пойдём.
      — О, вашими бы надеждами! Знаете, не каждый омлет бывает удачен, — согласился Филиберт.

      И капитан, а за ним повар, вернулись в зал.

Айзек медленно ковылял следом за остальными, размышляя о превратностях собственной несправедливой судьбы. Лагерь не произвёл на него особого впечатления - просто место где можно будет спокойно переночевать, хотя учитывая общее состояние организма и пережитое недавно в спокойствии во время сна были сомнения. Кокаина и горячих девушек тут тоже не найдёшь - они остались в том, другом мире, по ту сторону Вечной. Если ещё остались.

Годфри и Брауг пошли базарить за жизнь с местным вождём - они вроде из одного теста были сделаны, все будут ветераны Войны, найдут общий язык. Айзеку там не место. Мысленно распрощавшись с рыцарем на какое-то время, Айзек оставил своего коня и дёрнул в сторону от лагеря, разворачиваемого Айхорном и Улефом. Посмотреть что к чему, развеяться - а то круглосуточное смотрение на одни и те же рожи понемногу начинало раздражать, никакой приватности (то, что палатка теперь у каждого была своя, помогало плохо). И вообще маг начал замечать что становится нервозным, вспыльчивым, готовым взорваться в любую минуту. Лишь ценой медитации вчера удалось немного своё психическое состояние восстановить, поспать же вчера вообще толком не вышло. Не так то просто заснуть когда ты закрываешь глаза и вместо черноты видишь надкусывающую тебя зубатую пасть.

Когда Годфри подошёл к магу с просьбой написать что-нибудь вроде отчёта для его дневника, Айзек принял дневник рыцаря без особого энтузиазма. Но занялся этим ночью, со всей полнотой ответственности. Некоторое время поковырялся в книгах, почитал, много подумал. Набросал черновик карандашом Тралина в его же блокноте, буквально в течение часа. А затем начал писать и сам текст - сначала у себя в книге, в той самой которую начал писать в Остэнде, как начало новой (уже третьей) главы. А затем переписал получившийся текст, чуть сократив, на пару чистых листов которые сложил пополам и вложил в дневник некроштурмовика.

МОРФОЛОГИЯ ЗЛЫХ БЕРЕГОВ
Айзек К.

Более трёх веков назад Кралтирий Кастиньский в своих трудах утверждал, что конечная цель познания заключается в полном контроле над силами природы. Однако последующие столетия не только не приблизили, но и отдалили род людской от истинного понимания сущности мира зримого и, что даже важнее в нашем случае, мира незримого. Речь здесь даже не о тех колоссальных утратах, которые академическая наука понесла в период между падением Второй Империи и возникновением Третьей, да простоит она тысячу лет. Речь о другом: каждое сделанное открытие, каждый ответ на поставленный ещё предками вопрос провоцирует новые вопросы которые должны быть изучены, а также теории и гипотезы которые должны быть проверены. Посещение т.н. "Злых Берегов" (область на р. Вечной, за историей и кратким описанием которой любознательный читатель может обратиться к "Карманному путеводителю по Кальфеону" за авторством С. Куренни) невольно наводит на мысль о том, что полный контроль над силами природы, материей и энергией может казаться задачей принципиально неосуществимой - однако к этому стоит стремиться, поскольку достойной альтернативы познанию не существует. Альтернатива ему только одна - невежество, являющееся причиной страданий и приводящее к забвению.

Первое, на что посещающий обратит внимание при визите на "Злые Берега" - это угнетающая атмосфера этого места, вызванная энергетическими колебаниями высокого порядка в области. Наиболее ярко выраженные симптомы: чувство тревоги и беспокойства, повышенная утомляемость, снижение физического тонуса. Животные и человек примерно в равной степени ощущают данный эффект. Не исключено, что в долгосрочной перспективе данные энергетические колебания могут приводить к увяданию растений и смерти животных от истощения - используя стандартную детектирующую формулу нулевого класса, Ваш покорный слуга не обнаружил ни единого живого организма на многие десятки метров вокруг переправы. И хотя локализация неких энергетических конструкций угнетающих физические и душевные силы сама по себе не только давно известна, но и воспроизводится опытными магами по методике магистра Й. Штарка, интересен спонтанный характер данной "злой ауры" и её место в феномене Злых Берегов: стоит ли воспринимать данную ауру как предупреждение для вторгающихся на территорию Злых Берегов живых существ? Как меру для ослабления потенциальных жертв? Или это всего лишь побочный продукт мощного энергетического воздействия со стороны? К сожалению, вопросов на эти ответы нет.

Если же посетителю хватило храбрости (или глупости) не развернуться обратно при первых эффектах ауры - то следующее что он встретит это будут скелетообразные умертвия, создаваемые Злыми Берегами из материала который можно назвать лишь как "костяной битум" - остатки многих и многих людей и животных, погибших здесь на протяжении истории. Умертвия возникают внезапно, в считанные мгновения, и их может быть более дюжины. Появляются они "волнами" по несколько штук, с интервалами в несколько десятков секунд. Причём, насколько можно судить, по своей природе они лишь частично схожи с традиционной нежитью - анатомически созданные существ лишь отдалённо соответствую тем, кем они были при жизни, да и собираются они из костей различных существ, например одновременно из костей лошадей и людей. Подобное роднит умертвия Злых Берегов с элементалям и големами. Сами существа имеют различные формы, вашим покорным слугой наблюдались как минимум трёх разновидностей: обычный "скелет", крупный и опасный "кентавр" и "рыцарь" имеющий некое подобие доспеха из кости и вооружённый костяным же "мечом". Будучи собранными из относительно хрупкой кости - они достаточно уязвимы, а мощные физические воздействия довольно эффективно нарушают способность Берегов поддерживать их существование. Однако они крайне смертоносны и опасны. Следует также отметить имевшую место быть попытку обездвиживания жертв при помощи растущих из под земли костяных конечностей.

Согласно существующим моделям высокомодульных анизотропных энергетических структур, запоминание состояний энергетических уровней достижимо только при избыточности поступающей информации. В таком случае различия в морфологических характеристиках умертвий следует воспринимать не как некое подобие сохранения личности усопших, а как способность к запоминанию и обобщению сущностью Злых Берегов их прижизненных мыслеформ. Иными словами - Злые Берега способны не только к информационно-энергетической агрегации, но и к аккумулированию полученного в виде агрессивных умертвий. Для чего это происходит? Трудно сказать. Можно предположить что это некий защитный механизм. Либо, возможно, смерть живых существ от рук умертвий пополняет запас энергии, информации и костяного материала Злых Берегов - то есть они фактически "питаются" с их помощью. Следовательно т.н. "Злые Берега" можно классифицировать как живое существо... однако, это всего лишь предположение.

Что важно знать: так это то, что после расправы над умертвиями Злым Берегам требуется время что бы аккумулировать из окружающей среды Энергию, необходимую для создания новых умертвий. И этого времени более чем достаточно для процессии путников что бы осуществить переправу.

Едва отряд выехал с другой стороны Стены, Рене облегчённо выдохнул. Не любил он казематы эти, масса камня над головой будто давила на загривок, пригибала к земле, словом, ощущения те ещё. Будто в имперскую тюрячку угодил, право слово. В своё время Брауг изрядно поскитался по подвалам и околоткам, однажды даже чуть не заехал на каторгу, но Манахор миловал. А вот теперь, сам, по собственной воле, прётся туда, где самая лютая каторга покажется раем. Дела.
Тягуче сплюнув, он передёрнул плечами и посильнее запахнул тёплый плащ. Ноги замёрзли, времени переодеться не было, но зато у него хоть плечо не кровило, как у Улефа или до этого лицо у мага. Тому вообще половину ебла расписали — любо-дорого.
— Не ссы, браток, — оглянувшись на Ферру, криво улыбнулся ветеран, — Ща местечко найдём, пристроимся, руку твою перевяжем, просушимся. А там и накатим. За переправу то.
Переправа-переправа, берег левый, берег правый... Короче, кому память, кому слава, а кому — тёмная вода и ни приметы, ни следа. Вот трое и того. Без следа. Пистолет жалко. И сапоги вашбродия. Хорошие были...

Лагерь, лагерь. Теперь, когда Норка сгинула в реке, Рене чуял, что заниматься всей этой хренью придётся ему. Послал же Манахор... Дозорная, итить. Ни украсть, ни посторожить. И надзорник в ту же степь — теперь о хабаре, что остался в башнях, можно и не мечтать. Ладно, баба с возу — кобыла в курсе дела.

Едва впереди показался лес, Рене грузно привстал на стременах, высматривая место, где бы не задувало и чтобы и костёр можно было без опаски разложить, и оборониться, ежели что.
— Сир Годфри, кажись, нашёл место, — через некоторое время подал голос Брауг, — Пора до ля... лесу, короче.

Сначала Улеф надеялся, что разведчики вернутся сами, потом, что основной отряд догонит их во время переправы, а под конец, что хоть кто-то спасся и теперь ждет подмоги на другом берегу, но надежда, как известно каждому, — штука глупая и вредная. Иллюзия для дураков, отчаянных и отчаявшихся. Для тех, например, кто по собственной воле оказался вдесятером в заселенной ордами нежити, темными колдунами и бандитскими ватагами глуши без какой бы то ни было подмоги и поддержки.

Осознание того, что настоящие чумные земли еще даже не начались, а половины смертoходов уже нет в живых, накатило на Верного подобно волне, заполнило его внутренности едким жидким страхом, а голову густым туманом паники, за мгновение превратило мышцы в безвольный холодец и...ушло. Превратилось в холодную констатацию факта. В данность. Пиздец. Полный. И нет ничего, что Улеф Ферра мог бы с этим поделать. Пять человек с полной телегой добра станут желанной добычей для чего угодно, обитающего за стеной, а без неё хрен доберёшься до того замка, без усача не войти в башни дозора, а кроме норы никто этих земель вообще не знает, так что можно хотя сейчас новеньким ножом себе башку отрезать. Или еще кому. Можно, да, а можно хоть в последние дни мужиком побыть для разнообразия. Не кончать товарищей во время своей стражи, не валить в ночь, напиздив припасов, не таиться в какой-нибудь глуши, а просто делать свое дело. То, за которое ему как бы платят. Можно и так, да, но это, будем честны, куда сложнее и куда менее привычно.

Если Улеф и уяснил что-то по поводу глобальных законов мироустройства за свою не особенно долгую, но богатую на события жизнь, так только то, что эта самая жизнь — злобная сука, стремящаяся нагадить при любой возможности. Причем способная преуспеть в этом даже в, казалось бы, самой беспроигрышной для тебя ситуации. Вот и сейчас так же. В один момент он, практически безболезненно приняв хитрый удар на наплечник, переходит в контратаку и готовится, наконец, сокрушить срaный костяк, а в следующий их против скелета двое, но драться это почему-то только мешает, а немертвая тварь еще и в атаку успевает перейти. Не иначе проклятый пляж мертвяками как-то подыгрывает.

Можно, конечно, было отступить в сторону или намеренно замешкаться, позволив пришедшему ему на помощь Рене в одиночку отбиваться от скелета-рыцаря, а самому подождать удобного момента и ударить вражине в спину, но это был выбор старого Улефa. Того, которому наплевать на влезшего в схватку товарища. Того, от которого он так стремился убежать, что оказался в итоге в возглавляемом зомбаком-людоедом отряде смертников в, мать их, чумных землях.

— Ну все, мудила, ты огребаешь, — зло прошипел Верный, шагая навстречу трупаку, и, несколько запоздало осознавая, что это, возможно, последние его слова.

Из походного дневника Годфри Ройенского:

Конец четвертого дня. Отряд понес первые потери. Тралин скончался в бою с зомби на площади Остэнде. Гораш не смог выбраться из борделя, продемонстрировав, что не следует одному шататься по сомнительным местам ночью без оружия и доспехов. Если быть честным, я не особо опечален гибелью инородцев. Их чужеродный ум непостижим для меня, поэтому их мотивация и лояльность мне казались сомнительными с самого начала. Империя - не их родина, поэтому ими в лучшем случае двигала жажда наживы. Теперь, когда мы знаем, что из Чумных Земель есть некий выход, они могли попытаться сбежать с полученными трофеями. По крайней мере теперь они не смогут подвести отряд в бою. На оставшихся людей более-менее можно полагаться, хоть отдельные личности вызывают сомнение. Но по крайней мере они все знают, что лежит на чаше весов.

Нападение на Остэнде - слишком колоссальное событие, чтобы в подробностях описать его в дневнике. Я надеюсь составить отдельный отчет и передать его графу ле Флёру, чтобы он был переправлен обратно в Империю. Однако уже сейчас ясно, что все наши представления о происходящих в Чумных землях событиях были ложными. Чума - одно дело, но нападающие продемонстрировали пугающий сплав магии и технологии, который сравним только с высочайшими достижениями Первой Империи. Честно говоря, я даже сомневаюсь, способна ли наша возродившаяся Империя на такие темные чудеса. Противник использовал разнообразный арсенал различных средств: от обычных толп зомби, повинующихся, однако, некоей единой воле, до зараженных Чумой вампиров и пугающего рыцаря смерти, вооруженного техномагическим оружием, доспехами и средствами перемещения. Я вступил в поединок с последним, однако удача была на не моей стороне. Впрочем, благодаря хорошо продуманному плану действий, нам удалось спасти мэра Остэнде и восстановить порядок в городе. Враг отступил, и мне, признаться честно, не совсем очевидно, почему. При таких возможностях, если бы наши противники поставили уничтожение Остэнде своей целью, нам мало что удалось бы им противопоставить. Единственное, что мне приходит в голову: целью врага был не город, а наш отряд, и основным оружием была внезапность. Выпустив это оружие из своих рук, вражеский эмиссар понял, что ему придется прорубаться через весь город, чтобы добраться до нас, поэтому предпочел отступить, оставив местные расходные элементы своей армии задержать нас здесь.

Вывод из этого следует печальный - нас ждут новые атаки, которые будут более тщательно продуманы и организованы. Но особого выхода у нас нет. Кроме того, полученная информация о некоей загадочной армии Распадников, действующей на землях Кальфеона, тревожит. Еще одни слуги Чумы, банда культистов, оппортунисты-мародеры. Или же что-то иное? Единственный способ узнать - найти их.

Кейсинджер был недоволен моим решением отступить из церкви. Сегодня он обратился ко мне, указав на то, что если бы мы попытались убить рыцаря смерти любой ценой, мы смогли бы больше узнать о стоящей перед нами угрозе. Хотя некоторые его аргументы были справедливы, я обратил внимание на то, что Остэнде - наш единственный источник припасов и информации. Если бы рыцарь смерти остался в городе и собрал бы всех окрестных зомби для атаки, нам пришлось бы в лучшем случае мародерствовать в тяжелых обстоятельствах. Были бы потрачены время, силы, припасы. Позволив противнику отступить, мы не избавились от угрозы, которая будет преследовать нас в дальнейшем, и упустили возможный источник информации. Но зато мы сохранили стратегическую мобильность, которая в наших обстоятельствах является самым ценным ресурсом. Если мы застрянем здесь, никакие знания нам не помогут.

Не думаю, что самхафец был особо удовлетворен моим ответом. Его своеволие и самонадеянность раздражают меня, учитывая, что его навыки и знания будут очень востребованы в нашем путешествии. Надеюсь, что мое суровое, но справедливое руководство и походные трудности утихомирят его характер и разовьют подобающую дисциплину.

Закончив с продажей трофеев и закупкой припасов, завтра мы снова двинемся в путь. Потери и масштаб угрозы перед нами ставят вопрос о союзниках. Городская стража оказала помощь в спасении мэра и зачистила город, но они не покинут Остэнде. Остается надежда на Винсента ле Флёра. Я раздумываю над возможностью вербовки местных жителей. В конце концов, все обещания, данные членам отряда насчет наград и славы будут касаться и их, если они примкнут к нашим рядам. Спасение родной земли от Чумы и возможность выбраться - тоже сильная мотивация. Но сначала нужно будет найти подходящих личностей, которым можно будет доверять.

Впереди нас ждут Злые Берега и руины Багровой Стены. Признаться честно, я горю желанием увидеть это историческое место. Ведь с падением Стены и началось победное шествие Повелителя по землям людей.

Конец записи.

На следующий день сократившийся отряд собрался у рынка на выезде из Остэнде для последних покупок. Годфри выслушивал мнения членов отряда насчет возможных приобретений. Особо впечатлен он не был.

- Я не вижу особого смысла приобретать кошкодер, учитывая что у нас в трофеях имеется короткий меч, пригодный для подобных целей. Поэтому из казны я средства выделять не буду, можешь купить за свои деньги. В посохе я тоже не вижу особого смысла, ибо у нас освободилась лошадь Гораша. Можешь взять её. Насчет серебряных пуль - а у нас есть вообще какие-то свидетельства их эффективности против зомби? Пусть Айзек даст консультацию по этому поводу. Но из суеверий я запасаться серебром и чесноком не буду.

После речи Улефа Годфри задумался.

- Мушкетон - вещь дорогая, но полезная. Честно говоря, учитывая, что в вашему гномскому оружию мало патронов, возможно, есть смысл приобрести замену из обычного. У виконта Ламбри есть один пистолет, можно купить еще один в запас и мушкетон, чтобы имелось три огнестрельных оружия для трех стрелков - Ферры, виконта Ламбри и Айхорна. Однако, если оружие будет закуплено за деньги из казны, я оставляю за собой право распоряжаться тем, кто будет его использовать его в бою. В противном случае могу предложить субсидию: вы покупаете за свои деньги, я добавляю остаток, если потребуется. Тогда оружие будет считаться вашим. В ишаках я не вижу особой нужды. У нас телега забита, да, но припасы будут уходить очень и очень быстро. Если мы сейчас возьмем ишака или мула, то ему по факту придется тащить свою еду на себе, что несколько нивелирует его ценность, не так ли? А по поводу золота - я думаю, что золото везде в цене. Учитывая, что впереди будут лагери мародеров и охотников за сокровищами, думаю, что мы сможем потратить золотые с толком. Все эти бандиты и собиратели с радостью возьмут наши денежки, чтобы спустить их на шлюх и выпивку в этом чудесном городе. Да и у золота есть еще один плюс - его удобно носить, - Годфри похлопал себя по кошелю, - телегу не загружает. Не думаю, что нам стоит переквалифицироваться в торговый караван. Так что, если есть желание, делайте последние приобретения за свой счет - и готовьтесь к отправлению.

Сам Годфри тоже решил сделать одну покупку - за свой счет, за счет казны отряда было бы... как-то нечестно. Он хотел прикупить музыкальный инструмент. Еще будучи сквайром, его когда-то учили играть на разных инструментах: лютне, цимбалах, клавесине. С годами походов, навык немного забылся, но в странствованиях можно было бы заняться его восстановлением. Музыка сможет немного подкрепить боевой дух отряда.

К вящему удивлению Улефа им не только удалось быстро найти и вывести из башни оказавшегося мэром степенного мужика со свитой, но еще и избежать необходимости драться со сворой умертвий и даже вернуться на постоялый двор, куда через некоторое время приковыляли остальные смертоходы. Не иначе, боги удачи, в которых истово верил его кореш "Три пары" пока его не зарезали за шельмование в карты, встали сегодня на сторону живых. Ну, или сыграли свою роль время, купленное для них сэром Годфри и стрелковой командой, и магия самхавца, что, конечно, было вариантом гораздо более вероятным, но недостаточно драматичным для байки, которую, если им таки удастся когда-нибудь вернуться к цивилизации, он по этому поводу сочинит.

Гостиница, правда, выглядела не лучшим образом, а точнее была превращена в груду дымящихся развалин, источающих смрад горящей человечины, но это, как раз, кантонца не особенно удивило. Рубиновые сжигали постоялые дворы куда чаще, чем любые другие строения, не делая особых различий между приютившими их врагов или союзников, которых пришло время предать, и теми, в которых стояли постоем они сами. В итоге вид спаленного подворья даже как то успокаивал. Давал понять, что хоть что-то в этом безумном мире остается неизменным.

Верный, пожалуй, так и стоял бы, разглядывая руины и раскладывая по полочкам свалившийся на них всех воз разного около-мистического дерьма, но все шло к тому, что из Остенде они вскорости свалят, а значит надо было поделиться с начальством почерпнутыми у купцов-картежников сведениями. Не то, чтобы ему очень хотелось общаться с ,вероятно, недовольным поражением в дуэли отрядным зомби, но тут уж ничего не поделаешь.

— Э-э, милорд? — окликнул Улeф сэра Годфри, когда у того появилась свободная минутка, старательно делая вид, будто общается с воздухом над левым плечом рыцаря. — Я тут вчера разузнал кое-что у местных купцов, что по землям чумным жратву у народа скупают, и может оно вам и не интересно, но мало ли. Всяко сведения.

—В общем, если нам через реку за Багровую стену идти надо будет, придется что-то с переправой придумывать. Мост, что на этих...как их, сука...Злых берегах стоял, разрушен, а сами они костяками старыми усыпаны, что пляж раковинами, так что без боя там не пройти. Или вообще не пройти. Других бродов, если местным верить, нет.

— А ещё в чумных землях половинчики орудуют. Не целая армия, конечно, но и не пара дюжин. Якобы их король эльфский сюда послал за каким-то хером. Вынюхивают что-то, мертвяков режут по возможности, иногда в лагеря "ходоков" заглядывают, кем бы эти "ходоки", мать их, не были. Такие вот дела.

Противник продемонстрировал чудеса темной магии, буквально вытянув меч из собственного доспеха. Вкупе с его загадочным транспортным средством, это создавало целый ряд вопросов о том, где он и его хозяева раздобыли такие ресурсы. Подобные чудеса было бы непросто организовать даже элите последователей Культа. Создавший это отродье обладал пугающими возможностями и представлял явную угрозу для дальнейшего существования Империи.

Годфри встал в защитную стойку, давая противнику шанс ударить первым. Молча проигнорировал его поток нелепых оскорблений. Эта тварь не заслуживает, чтобы ей отвечали. Разве что ударом бастарда промеж глаз. Натиск рыцаря смерти ему удалось успешно остановить, а затем и перейти в наступление. После "ложного" удара, выведшего врага из равновесия, Годфри, понимая, что противник обладает не меньшей, а скорее всего и большей устойчивостью, решил применить технику полумеча, взявшись второй рукой за лезвие и нанося колющее удары в грудь и живот.

Ему удалось пробить броню минимум два раза, нанося тяжелые раны, которые не оставили бы обычному смертному шансов на сопротивление. Но рыцарь смерти, кхм, смертным уже не был, поэтому он продолжал блокировать все удары. Штурмовик даже подозревал, что враг регенирует, используя свои запасы украденной некроплазмы. Собственные резервы Годфри потратил на восстановление от полученных в бою с вампиром ран. Везет ему на дуэли в этом городишке.

В конце концов, удача покинула рыцаря из Ройена. Враг успешно заблокировал удар, после чего умело провел обезоруживающий прием, заставив некроштурмовика выронить свой бастард.

Годфри замер, пытаясь просчитать, что делать дальше. Варианта было три. Пытаться поднять бастард с пола, и, вероятнее всего, получить удар мечом. Пытаться вытащить рондель и бросится на него в рукопашную. И, вероятнее всего, получить удар мечом. Бежать к Дуффи и пытаться забрать его двуручник. Что приведет... ну, вы поняли ход мыслей рыцаря, абстрактные теоретические слушатели.

Ему бы пришлось выбрать лучший из худших вариантов и умереть с достоинством, но тут судьба подкинула очередной подарок. С лестницы из башни спускались Брауг и Ферра вместе с мэром и его свитой.

Годфри более чем серьезно относился к своей клятве защищать рыцарскую честь, а утрата меча в бою была позорным пятном на ней. Однако же, к служению Манахору и миссии н относился серьезнее. Если он погибнет здесь и сейчас, остатки отряда помрут в захваченном зомби Остэнде, или будут без руководства шляться по Чумным Землям, напиваться и гоняться за юбками, пока кто-нибудь не проломит им головы. Империя никто не узнает правду о затаившемся здесь смертельно опасном враге, который получит шанс нанести внезапный удар.

Лучше покрыть себя бесчестьем, чем пожертвовать Империей. Ибо что есть жизнь одного человека, против блага Империи?

- АЙЗЕК, ТАКТИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ! ЗАБЕРИ НАС ОТСЮДА!, - успел крикнуть он, прежде чем магия самхафца отправила их....

.... на постоялый двор. Почему Кейсинджер выбрал это место, Годфри не знал. Ну ладно, выбрал и выбрал, хоть не к клуб "Инфинити" к коксовым зомби. Постоялый двор, тем временем, догорал. На месте обнаружился живой Айхорн с докладом. Похожу, враг действительно нанес удар по всем направлениям.

Годфри снял с себя шлем и обхватил его рукой, благо занимать руки теперь было нечему. Горечь поражения жгла его. Он должен быть истребить это нечестивое отродье, а не бежать подобным образом. Подняв голову к нему, он произнес про себя клятву выследить рыцаря смерти, в каких бы недрах Чумных Земель тот не прятался, и совершить над ним справедливое воздействие. Это оскорбление можно сбыть только чужой некроплазмой.

Придя в себя, он взгляну на "старца", которым оказался, похоже, старейшина вампиров в этом городке. Рыцарь мрачно кивнул ему.

- Я смотрю, не держите свое потомство в дисциплине, уважаемый. Вчера на меня один из ваших пытался наброситься в переулке, уж не знаю, чумной или нет. Я удовлетворил его желание сразиться со мной. Теперь вот эти. Думаю, что вам стоит приложить все усилия, чтобы помочь навести порядок в Остэнде, иначе уж больно неприглядной выходит роль вашего племени. Думаю, что местные власти до этого терпели ваше существование, однако произошедшие события выставляют его в несколько ином свете.

Сам он направился к остальным местным светилам, собравшимся в одном месте, позволяя внимательно разглядеть его не-мертвое лицо.

- Мое появление в городе было обставлено с некоторой долей... скрытности. За это я приношу свои извинения, того требовала моя миссия. Однако теперь, когда враг явно знает о моем присутствии и едва не уничтожил Остэнде, не вижу особого смысла продолжать скрываться. Меня зовут Годфри из Ройена, и я - член Братства Смерти, носитель воли Манахора. Мой отряд послан в Чумные Земли с официальной миссией: установить природу Чумы и найти способ остановить её распространение. В случае успеха, Кальфеон и прочие Чумные Земли смогут рано или поздно вернуться в лоно Империи. В случае провала, боюсь, мы все будем обречены. В связи с этим я официально запрашиваю у властей Остэнде помощь в сборе данной информации. Любые сведения, содержащиеся в архиве или полученные неофициальным путем, о природе и характере распространения Чумы, а также о связанных с ней противниках. Кроме того, за время пребывания в Чумных Землях, я ознакомился с пугающими свидетельствами различных анти-имперских групп, возможно, связанных с этой заразой. Название одной из них - Распадники. Я бы также хотел получить информацию об этой группировке и её деятельности.

Получив необходимую информацию и пополнив запасы, наш отряд продолжит путешествие в глубь Чумных Земель. Я призываю вас всех сохранять бдительность и поддерживать порядок в Остэнде. Если нашему делу будет сопутствовать удача, рано или поздно имперские войска перейдут кордон и вернут эти территорию под власть законного Повелителя. Они вознаградят достойных и накажут предателей. Не забывайте об этом. Никогда.

Годфри хотел поднять меч к нему, но вспомнил снова о позорной утрате. Поэтому вместо этого ударил себя кулаком в грудь.

- Слава Манахору!

Паладин счастливо улыбнулся. Бог ответил на его молитву. Обычно Ганс старался не злоупотреблять силой своего небесного покровителя и повелителя, но сейчас что-то говорило ему, что крайне важным было не дать предводительнице нападавших уйти. Сделав шаг, он размахнулся мечом, и, вкладывая всю свою силу, ударил по щиту, отбивая его в сторону и давая Виддику шанс покончить со всем этим ударом по шлему. Возможно, ему повезет больше, чем в прошлый раз самому паладину.

      К сожалению, арбалетчик тоже смекнул, что дело пахнет жареным. Башня пылала. Во дворе целей уже не было. Стрелять в закованного в броню паладина смысла не было, как и Шанти не было смыла стрелять во вражеского латника. Партизанская тактика обоих не подразумевала борьбы с закованными в железо рыцарями. Поэтому, противник с заряженным арбалетом уже сместился на север и выглянул из-за угла частокола. Спрятаться на открытом и вычищенном пространстве перед лагерем было невозможно, да и видели в темноте дроу превосходно, поэтому стрелок моментально вскинул арбалет, взяв Кревана на прицел. Один раз он уже промазал, промажет ли второй?

      Огр наконец-то выбрался из под разломаных ворот и, бросив оружие, с воем устремился обратно в лес, тяжело топая ногами по укатанной дороге. Маг признаков жизни больше не подавал. Либо перевязывал рану укрываясь в темноте, либо уже удрал в кусты, где даже острое эльфийское зрение не могло сейчас ничем помочь. На открытом пространстве лагеря и вокруг него хватало тусклого лунного света, но под кронами деревьев темнота была непроницаемой.

      Противницу Ганса, впрочем, и бегство огра не смутило. Удар по ногам она блокировала нижним краем вытянутого сердцевидного щита и тут же нанесла ответный удар, снова метя в шлем. Паладин был выше, да и для того, чтобы отбить удар, пришлось немного присесть, поэтому удар вышел смазанным. В общем, пока бой шел примерно на равных и доспехи ни одного из бойцов еще не пострадали. Щит разве что немного побился, но дроу теперь старалась отводить удары осторожнее.

      Ричард схлестнулся с еще одной эльфийкой и лишь чудом ушел от устремившегося в в лицо четырехгранного лезвия даги. Чудом, но ушел, обрушив встречный удар. Скьявона в правой руке не смогла защитить обладательницу от ставшего уже почти коронным удара перекрестьем в шлем. Однако, эльфийка устояла на ногах. Следующий удар угодил навершием в шею, несильно, но заставив противницу кашлянуть и, наконец, упасть. Точку в бою поставил тяжелый удар крестовиной в шлем, после которого дроу уже не шевелилась. Все-таки, нападающие не были готовы к таким сюрпризам в лесорубском лагере. Перезарядивший арбалет стрелок выглянул из-за частокола, выстрелил почти не глядя и спрятался обратно. Болт лишь чиркнул капитана по наплечнику, не причинив вреда. После этого, Ричард бросился на подмогу паладину.

      Перевес становился критическим.

С момента прибытия в Остэнде, Рене был как на иголках. По всему выходило, что приехали они в место, где был свой порядок, свой ход и явно — свой смотрящий. А тут они, такие красивые, нарисовываются. Хотя, сэр Годфри теперь действительно был красавчиком, Рене каждый раз едва сдерживал ухмылку, вспоминая процесс гримировки. Но... Но телега, набитая хабаром, дорогие доспехи и оружие — явно были тут не часты, а значит, привлекали чужой взгляд. Пусть и изрядно замызганные, конечно...
Кстати, о замызганности. Устроившись на постой, Рене, прихватив запасные шмотки, двинул вместе со всеми в баню. Прихватил он ещё и нож, а заодно, сделав морду кирпичом, деревянный молоток. Ну, может он ему нравится, чо такова то. Всё спокойнее, с колотухой то, да и стражники меньше нервничают, когда людишки друг друга палками лупцуют, а не на перья сажают.

Отдав вещи в стирку и помывшись в бадье — помня наказ Годфри, Брауг, скрепя сердце, отказался от услуг аппетитных баньщиц,— он решил отправиться к цирюльнику. Бритва то и у него была, вон, в сапоге она, но пряморукий брадобрей — это завсегда лучше. Не удержавшись, заказал себе даже стрижку когтей на ногах, а то сапоги бы скоро прорвали. Слышал он, что один надзорник из их района в Готтсбурге, на М мужика как-то звали, кажен месяц так развлекался. Так что, в рюмочную Рене пошёл припозднившись, но зато тааакой вымытый, что вообще едва касался ногами грешной земли.

— Хорошо, — резюмировал он, срыгнув после хорошего глотка пива и вцепившись зубами в мясной пирог. Это он уже за столом сидел, вместе с его блаародием из Надзора. И дальше бы сидел, да рыцарь то им задание выдал...
— Ээ, сэр, — осторожно обратиося он к Ламбри, — нам бы это, проверить то, о чём милорд Годфри говорил. А то наш приезд как бы новостью не стал, вдруг прикинут эти засранцы хрен к носу да попрячутся. Или чего хуже.

Из походного дневника Годфри Ройенского:

Третий день. Первый бой отряда оказался весьма занятным событием. То, что я сначала принял за обычную банду дезертиров, имевших своей целью сбор денег и ценностей с проходящих путников, оказался чем-то гораздо большим. Мы атаковали, разделившись на две группы: засадный отряд с задачей отвлечь внимание противника, и штурмовой отряд под моим командованием. Атака оказалась успешной, однако затем нас ждал неприятный сюрприз. Дезертиры были заражены Чумой. Как выяснилось, их превращение в управляемых некой неведомой силой монстров приходит только после смерти. Однако противник продемонстрировал пугающее, я бы даже сказал, фанатичное стремление расстаться с собственной жизнью и перейти в новую ипостась. Такой фанатизм мне был понятен от самхафских некро-культистов, но это обычные дезертиры из имперской армии. По-моему опыту, смертные, не принадлежащие к культуре, в которой некромантия играет значимую роль, как правило резко отрицательно относятся к собственному посмертному оживлению и пытаться всячески его предотвратить, вплоть до преждевременного самоубийства. Эти же упорно пытались убить себя, чтобы превратиться в лишенных разума зомби.

Подобное поведение заставляет меня задаться вопросом: каково воздействие Чумы на её носителя, который еще не превратился в зомби, но чье тело уже носит на себе её нечестивый отпечаток? Дезертиры рассказывали об ужасах пораженной земли возле Предела. Возможно ли, что они осознанно или неосознанно заключили своего рода сделку с Чумой: спасение от немедленной гибели в обмен на предоставленную возможность разносить заразу дальше и готовность отдать взятую в займы жизнь по первому требованию? Хоть между мной и этими нечестивыми тварями нет ничего общего, мое состояние дает мне уникальную возможность взглянуть по-особому на данные процессы, и некие параллели с тем ритуалом, что я (не) пережил приходят на ум. По крайней мере, здесь явно замешана какая-то очень сильная магия.

Я не стал делиться своими мыслями с членами отряда, ибо они могут отрицательно воздействовать на мораль смертных. Их вероятность заразиться Чумой будет возрастать тем больше, чем дальше мы пройдем внутрь территории Чумных Земель. Если этот дневник когда-нибудь попадет в руки сотрудников имперских органов, я лично рекомендую как минимум отправить выживших в карантин, хотя уничтожение с помощью огня будет самым надежным методом. Если они, конечно, переживут меня, что сомнительно. Возможно, мне еще придется взять это дело в свои руки.

Однако, рано или поздно мне придется обсудить эти вопросы с Кейсинджером. Дипломированный маг, он обладает лучшим пониманием некоторых тонкостей данного процесса, чем я. Думаю, его академическое образование позволит ему рассмотреть их безотносительно своей будущей неминуемой гибели. Я постараюсь внести результаты его исследований в следующие записи.

Варвар стал первой ласточкой в плане тех вещей, которые могут постигнуть нас. Он единственный, кто получил серьезную рану в бою (было несколько легких ранений) и попытался исцелить её, используя собственные магические способности. Результат был... тревожащим. Кейсинджер смог вылечить его и отменить эффекты заклинания, но данная ситуация навела меня на мысль: не может ли Чума каким-то образом искажать магию, творимую в землях под её власти? И не мог ли Торстейдн заразиться в процессе своих нелепых попыток исцелить себя? Я велел самхафцу приглядывать за ним, и сам буду заниматься тем же. Потерять члена отряда так рано было бы прискорбно, но возможно его состояние даст нам какой-то опыт в плане понимания механизмов воздействия Чумы.

Другой неприятной новостью стала записка, найденная у дезертиров. В ней излагается план бежать из Чумных Земель с помощью некоего проводника, на оплату труда которого и собирались на дороге средства. Вполне возможно, что сей проводник - фикция, легенда, выдуманная жуликами, ради того, чтобы обманывать питающих надежду сбежать из этой проклятой земли людей. Но подобная информация тревожна и требует всяческой проверки. Я уделю свое внимание этому предмету при первой возможности, и у меня уже есть план, как это сделать.

Впереди ждет Остэнде. Конец записи.



По дороге Годфри занялся очень серьезным делом. А именно - своей внешностью. Для этой цели у него имелась наполненная разными мазями, пудрами и прочими косметическими средствами коробочка из сандалового дерева. Помогли её собрать и научиться пользоваться служители Культа. Один все рассказывал, как Годфри повезло, что он мертвец, а то в свое время, еще в до-имперском Кальфеоне приходилось внедряться в тайное сообщество содомитов для нужд Культа.

Годфри нанес на лицо сначала белила, затем румяна для здорового оттенка на щеки. Глаза пришлось немного подвести, а на ресницы нанести тушь, чтобы не было так заметно зеленые прожилки по краям. Поблекшие волосы покрасил во время остановки. В итоге Годфри стал похож на немного гламурного, но более-менее здорового рыцаря.

Не остановился он чисто на внешних вопросах. Рыцарь слышал во время, что Рене в детстве жил с передвижным балаганом. Годфри уже давно не считал нужным напрягать свои лицевые мышцы без особой нужды, поэтому он взял у Брауга несколько уроков, как вести себя и разговаривать, чтобы больше сойти за смертного. Получилось, вроде, неплохо.

Наконец, их встретил город.

Годфри раздвинул ряды своего отряда и вышел вперед.

- Я здесь главный. Меня зовут сэр Годфри, а это, - он обвел руками членов отряда, - мои слуги и последователи. Я странствующий рыцарь, дал клятву перед лицом Всевышнего, что спасу своего двоюродного брата, что остался в землях Кальфеона. Мы ищем в вашем городе ужин и ночлег. Потом продолжим наш путь дальше, на восток.

Дезертир попытался было отвести полакс в сторону, но раны, усталость и кровопотеря давали о себе знать, поэтому сначала Улеф без особых проблем разрубил ему предплечье ведущей руки, превращая конечность в безжизненную плеть, а потом, на обратном ударе еще и перекошенное от шока лицо. Естественно, все время при этом улыбаясь. Вместе с ним своих противников добили и остальные охотники на чуму, и в лагере вдруг стало настолько тихо, что его собственное сердце, колотящееся изо всей дури, показалось наемнику полковым барабаном, возвещающим о быстрой и не особенно сложной победе. Оглядывая поле боя из-под полуприкрытых, словно у кота, обожравшегося сметаны, век, Верный почти надеялся, что кто- нибудь из бандитов вновь оживет, но вторая смерть тут, похоже, была таки последней.

Выслушав приказы и то, что у имперцев, наверное, считалось похвалой, Улеф первым делом отыскал в грязи и тщательно протер опрометчиво брошенный револьвер, сменил отстрелянные патроны и с недовольным бурчанием прихватил за ноги ближайший труп. Не забыв, конечно же, сначала пройтись по его карманам. Еще было бы неплохо обыскать палатки, в которых, если верить лидеру дезертиров, находилось "все добро", но туда уже вроде двинул усач Ламбри, не выглядящий особой крысой, несмотря на столичные замашки.

— Раны бы медом замазать, — походя пробурчал наёмник, волоча практически безголовый труп мимо развернутой колдуном штопальной станции. — Мед все дерьмо из нее тащит и заразу внутрь не пускает. А спирт лучше внутрь принимать, ибо все в теле связано.

Ну и утро наступило вскоре.


Получатели: Капитан Ричард Б. Виддик.

Дело сейчас было привычное — беги вперёд, надеясь, что кривая вывезет и Манахор не выдаст, а собака свинская не съест. Сколько раз так уже приходилось бегать Рене, сколько раз добегал. Думал всё, баста, на его век хватит, а судьба опять щербато ухмыльнулась, цыкнула зубом и забросила его в эту задницу.

Кровь стучала в ушах, горячее дыхание, отражаясь от конуса забрала, обдавало лицо. Увидев сквозь глазницы шлема, как ублюдки впереди вскинули арбалеты, Брауг хрипло взревел, поминая их по матери и втянув голову в плечи, выбросил щит вперёд, смещая его прямо перед собой. Обломаются, собаки свинские!

Из походного дневника Годфри Ройенского:

"Конец второго дня в пути. По факту первого, ибо первый день мы провели на стоянке в лесу. Особых происшествий нет, если не считать странного случая с северянином, с которым случился какой-то припадок, возможно вызванный злоупотреблением наркотических зелий в прошлом, и сообщения от Рене и Гораша о шуме от тролля в лесу. Впрочем, тролль нас не тронул.

Наш главный враг - погода. После двенадцатичасового дождя дорога превратилась в ужасное месиво. Телега периодически вязнет, приходится останавливаться, чтобы вытащить её. Теряем время, смертные сильно вымываются, лошади тоже. Все промокли до нитки. Странно подумать, что еще недавно я думал об ужасе безводной смерти в Самхафе. Если погода не исправится в ближайшее время, наше продвижение сильно замедлится, что ослабит отряд и сильно подорвет наши шансы на успех. Приношу свои молитвы Повелителю о скором солнце, чтобы высушить дорогу.

Настрой отряда в целом боевой. Несмотря на многочисленные недостатки, смертные все же профессионалы, поэтому даже местные обезлюдевшие края и дождь их не пугают. Посмотрим, что будет, когда мы увидимся с настоящими чумными отродьями. Конец записи.

На третий день отряд встретил первое настоящее препятствие. После полудня они выехали к хорошо видной заставе, перегородившей дорогу. Подготовились местные обстоятельно: засеки, раздвигаемые рогатки, чтобы не пропустить телеги, вроде той что у них, насыпи со вероятными стрелками. Обходить долго, да и телегу через лес тащить не выйдет.

Годфри остановил коня.

- Очень интересно. Похоже, что мои надежды на отсутствие бандитов не оправдались. Однако же, местный сброд хорошо организован, блокпост на уровне того, что могут построить войска феодалов. Мы могли бы теоретически попытаться договориться о праве проезда или запугать их, но боюсь, что это поставит нашу экспедицию под слишком большой риск. Эти бандиты могут быть частью большой организованной группы. В таком случае, они могут организоваться и напасть на нас по дороге, что будет очень опасно для нас. Кроме того, нам очень нужна информация о местных делах, которую мы можем получить от пленных.

Он задумчиво посмотрел на остальной отряд.

- Поэтому мы должны уничтожить эту заставу и её обитателей, предварительно взяв пленных и допросить их. План следующий. Кей-син-джер - Годфри выговорил фамилию с явным подозрением в её подлинности - ты берешь с собой Торстейдна и Нору. Ваша задача - обойти заставу с той стороны. У вас самое легкое снаряжение и навыки, позволяющие сделать это бесшумно. Латникам это не вариант. Плюс магия. Мы в это время отгоним лошадей назад и спрячем где-нибудь их и телегу. Задача обходного отряда - отвлечь внимание стрелков. Кейсинджер, используй магию, Нора - арбалет, Торстейдн прикрывает на случай, если они кинутся к вам. Ну и франциски могут пригодится.

Пока враг отвлечен, основной отряд ударит фронтально. Айхорн, Ферра, прикроете вашими гномскими пистолетами. Прорвемся к рогаткам и сдвинем их. После этого довершим дело ударом с двух сторон. Бегства бандитов не допускать, но нам будут нужные пленные. Постарайтесь захватить хотя бы одно. А, да. Кому-то потребуется присмотреть за лошадьми и телегой. Этим займется, кхм.

Годфри задумался.

- Тралин - кивнул он на неразговорчивого гнома, все равно из него не особый бегун.

Рыцарь-штурмовик снова обвел взглядом отряд.

- Задача понятна? Идеи, предложения? Не противоречащие общему плану, разумеется.

Нет, Улеф, конечно же, не боялся никаких леших, что бы за байки про лес, забирающий слишком наглых и самоуверенных путников, не рассказывал на биваке Трещетка. Не боялся, нет, но расхаживающий пред самыми его глазами манахоров избранник вкупе с мыслящей чумой определенно прибавили в окружающий его мир мистицизма. Мрачноватого такого. Будто все рассказы про таящееся за границей кострового отсвета вдруг стали чуть реальнее. Чуть ближе. И нет, он не был суеверным ссыклом, но и особой нужды забирать все орехи тоже как бы не было, так что, ограничившись половиной беличьих запасов, Верный потопал обратно. Рассказывать кому бы то ни было про то, что оставил еду сраной белке он, само собой, не собирался.

— Я тут орехов добыл, — зычно, но ни к кому особо не обращаясь, объявил Улеф по возвращении, с подозрением поглядывая на варящего какую-то чёрную жижу колдуна. — Если кому надо налетайте.

После, уверенный в том, что сделал для лагеря и отряда все полагающееся, он забрался под фургонный тент, свесил ноги с задка и принялся вроде как проверять снаряжение, немелодично напевая что-то под нос.

Нора покачала головой.

— В Пределе было тяжко, но тут всё будет по-другому. Мы-то Чумы почитай и не видели, сразу, — она запнулась, — ушли оттуда.

Всю дорогу Нора изучала спутников — они все сейчас присматривались друг к другу, по-звериному настороженно. Теперь это её отряд — её семья на ближайшие недели, может даже на месяцы, а может — и на остаток её жизни.

Когда решали, ехать или останавливаться, она промолчала. Потому что телега. С телегой было совершенно непонятно. Вылазки из крепости были короткими и налегке. Тащить за собой такую неповоротливую махину им как-то не приходилось. Потому с облегчением восприняла и то, что решать судьбу телеги ей не потребовалось, и то, что их с Торстейдном отправили вперёд. Торстейдн был понятным — не как дозорные, а как люди из её детства, хоть и северянин, чьим именем ненароком подавиться можно.

— Здесь-то всё больше зверьё дикое. А дальше...

Она недолго помолчала и вздохнула.

— ...крепость-то пустует, тварей могло набежать с лихвой. Да только как знать, может, как до тех мест дойдём, предельные котятами покажутся.

Многие из тех, кто сегодня ехал с ней, напоминали бывших соратников, но компания тут была попестрее. Орков Нора до сих пор всего однажды видела, с гномами встречалась впервые. Или вот Айзек — было в нём что-то такое, чего в крепости не встречалось.

Или даже сэр Годфри — про Рыцарей Нора слышала много легенд, одна другой чуднее, а видеть не видела ни разу. Приезжал один как-то в Стигмату — но она была в разведке и не застала. Однако слышать — то одно, а вот так, вживую, только руку протяни... в её прежней жизни покойников закапывали, а тут посадили на коня и поставили во главу отряда.
Впрочем, её прошлая жизнь закончилась, когда мертвецы расхотели лежать где упадут, как им и положено.

Так что Нора только развела руками, сожалея, что весьма ценного для командира мнения у неё не нашлось.

— А вы встречались с... — тут она замялась. Как спросить живого мертвеца, встречался ли он с живыми мертвецами? — с чумными.

Её волновал практический вопрос: а не перекинется ли их командир сразу, едва столкнётся с порождениями Чумы? Людям попроще для того сперва умереть надо, но то люди попроще. Однако уточнять она благоразумно не стала.

Эльвелег отвечал Лето, поглядывая вдаль из окна и скрестив руки на груди. Трубка с табаком лежала неподалёку - пострадавшая после обстрела из магической артиллерии, исцарапанная, но каким-то чудом всё же уцелевшая - она теперь напоминала Гнилому не только о хрупкости его тела, но и о хрупкости всего того, чего он достиг за прошедшее время. Все идеи и помысли Гнилого заканчивались на нём самом - выход наружу был минимальный, и это была проблема, которую нужно было решать. Ещё во время лежания на койке после отключки Эльвелег долго размышлял над произошедшим, и теперь твёрдо решил что он будет писать книгу. Некий политический трактат. Пока он правда ещё не знает толком что именно он там будет писать. Но то, что надо расспространять свои идеи и убеждения за пределы собственной головы - это точно.

- А до той поры, пока Манахор и его приближённые будут верны своим обещаниям - мы будем играть свою роль верных и преданных союзников. Держа руку с кинжалом за спиной.

Эльвелег ненадолго отвернулся от окна, бегло глянув на собеседников. По правде говоря Галатэли, наверно, мало что стоило стереть сейчас Гнилого в порошок каким-нибудь огненным заклинанием. И Эльвелег не был уверен до конца почему именно она этого не делает. Поэтому хотелось высказать всё как оно есть.

- На самом деле я хочу что бы вы двое знали вот что - я и мечтать не мог что бы Манахор отправил меня на родину не только потому что я давно был изгнан и хочу увидеть ту, из-за связей с которой меня собственно и изгнали почти четыре века назад. И даже не потому что я хочу власти или богатств. Это всё не важно. Единственное что важно - это благополучие нашего народа. Твоего народа, Лето. Старая система доказала свою несостоятельность уже тем, что допустила развитие гражданской войны в принципе. Я думаю тут мало будет просто сместить Королеву - предстоит долгий, трудный путь по восстановлению страны, по реинтеграции полуросликов в наше общество, и много чего ещё. Но я верю что судьба на нашей стороне. Уже то, что мы встретились здесь, в Кальфеоне - явно знак свыше. И у нас, надеюсь, будет всё что бы её обновить - деньги, ресурсы Манахора, оружие, но главное - это идея.

Эльвелег принялся возиться с трубкой - сначала выцарапал из неё пригоревшие остатки табака, слегка протёр о ткань штанов, а затем стал забивать свежей порцией.

- И я уже вижу что это будет за идея. Я вижу, как нас сплотило убеждение в том, что жизнь нашей великой родины, ее слава, ее миссия в мире достижимы только с помощью национального единства, а национальное единство может быть достигнуто лишь во имя цели еще более великой, чем сама нация. Как бы ни различались наши политические убеждения, как бы велико ни было расхождение наших интересов, какими бы различными ни были наши родословные, призвание, общественное положение, нас роднит одно: мы намерены защищать наш Лес от тирании и рабства, насколько это в наших силах. И я всё таки хочу сказать, что я очень дорожу доверительными отношениями с людьми здесь в Кальфеоне, с Людольфом, с другими Возрождёнными и членами Культа, и даже с самим Манахором. Я предпочёл бы, что бы до прямого конфликта не дошло, а все будущие разногласия могли бы быть решены мирно. Но если окажется, что Манахор и его последователи представляет прямую угрозу нашему существованию или образу жизни - то о выборе стороны речи даже не идёт. Я готов встать против них. И погибнуть, если это будет необходимо.

Гнилой деловито пыхнул дымом пару раз, раскуривая трубку.

- Пойдёмте. Сделаем нашу родину Снова Великой.

По мере его рассказа Морнау все распалялся, так что Людольф уже задумался, верную ли тактику он выбрал. Возьмет этот козел магический и шарахнет его огненным шаром, просто по старой памяти. Но нет, пронесло. Зато его возбуждение и предельная зацикленность на рассказе Бесноватого позволила Тени нанести свой внезапный удар. Ассасин схватил их обоих и отправил в потустороннее измерение, обитель снов и кошмаров.

Тень держал его крепко за защитной оболочкой. Морнау болтал за ней, словно наживка для местных обитателей.

- Корми демонов, мудила! - заорал Людольф - это тебе за Готтсбург! За портовый район! За кабачок старого Вильгельма! За всех наших, за ребят, что полегли! За Манахора, мразь! Гори в аду!

Морнау отправился бороздить местные просторы, но послал подарочек напоследок. Его заклинание разбило магическую защиту Тени, оставив их такими же беззащитными, что и архимаг.

Тень выдернул его. И выкинул обратно в реальный мир, где уже видимо шла битва между его эскортом и силами феодалов, напуганными исчезновением. Обезоруженный, он не имел никакого шанса как-то повлиять на поле боя. Только сдохнуть от случайного удара. Людольфу оставалось только быстро следовать за убийцей, который, как обычно, со смертоносной эффективностью расчищал себе дорогу. Первый раз за многие годы, с тех пор как он был горнистом еще тех "Свиней", он почувствовал себя абсолютно беззащитным чужаком на поле боя, среди гигантов, которые могут раздавить его в один миг. Не храбрым кабаном - а загнанной в угол крысой. Это было мучительное и травмирующее ощущение. Шаг за шагом, он держался в тени Тени (тот бы наверняка оценил такой каламбур), любая ошибка которого могла стоить ему, Людольфу жизни. Ничего больше не зависело от него. Внезапно он подумал, что такой, наверное, была его жизнь до службы Повелителю. Никакого контроля, никаких вторых шансов, только слепая судьба.

Наконец, они добрались до позиций своих войск. Людольфа встретила щербатая ухмылка наменосца из "Мясников", чье имя он так и не выяснил. Помотав головой, Бесноватый обнаружил отсутствие Тени, который вернулся в свое измерение также незаметно, как и появился. Бойцы не сразу заметили его, затем были шокированы его появлением. Но, видимо, решили, что ему каким-то чудом удалось бежать из палатки. Руки в латных перчатках обхватили его за плечи и поволокли обратно к воротам. В стене были пробоины, бои уже шли по всему периметру замка. Черт, как долго же его не было? Людольф почувствовал, как силы оставляют его. Ран, вроде, не было. Значит, путешествие там без защиты повлияло на его дух. Кто знает, каким образом? И какие еще незаметные изменения постигли его естество?

На этой философской мысли сознание его покинуло.

...

Пять дней Людольф провел в ином измерении, хотя по его ощущениям путешествие заняло считанные минуты. Пять дней. За это время замок был поставлен на грань падения, только решительные и умелые действия Танберта, Галатэли и других командиров позволили удержаться. В тот же момент, когда он вернулся, прибыло, наконец, обещанное подкрепление. Защитники были спасены. Бесноватый не раз задумывался, было ли это совпадение, или намерение Тени, или же какой-то принцип работы магических сил? Он, наверное, никогда не узнает.

Победа над силами феодалов была впечатляющей. Морнау бороздил просторы иных миров. Если отсутствие Людольфа было показателем - он там может провести века. Будет забавно, если он вернется в мир победившего Манахора и создаст свою организацию, с целью его свержения. Одна из эльфиек забрала жизнь Эммануэля, в результате чего Винсент стал законным графом ле Флёром. Без руководства и магической поддержки, шансов теперь у феодалов было немного. Прибывший на место Бальдр начал координировать действия по уничтожению оставшихся сил. А также привез новости о своего роде легализации Культа. Людольф даже не знал, что и думать. Так долго провести в тени, скрывая свой каждый шаг... И теперь, постепенно, правда начнет выходить наружу. И всего этого добились они с Эльвелегом. Ну, не одни, конечно. Но их действия сыграли решающую роль. Острие атаки, наконечник копья. Теперь победа королевы, а значит и Культа была неизбежной. Кальфеон уже не будет прежним.

...

Людольф во главе "Свиней" продолжал вести кампанию против уцелевших сил оппозиции. Все больше и больше их солдат, да и самих феодалов понимали что к чему и переходили на сторону победителя. К армии постоянно присоединялись новые силы, вроде войск маркграфа фон Штайнера, жениха Мелианы. Победа теперь была неизбежной.

И она состоялась. В последней битве, как когда он сам, противники Мелианы и Культа были окончательно разбиты.

Теперь их ждали бесчисленные парады, банкеты и прочие церемонии в столице. На одном из таких мероприятий он и снова повстречался с Тенью. Который приготовил для него финальный сюрприз.

Нет, честно говоря, Людольф в душе всегда знал, что это правда. Подавлял, запрещал себе думать, надеяться. Но слова Тени разрушили последнюю плотину, и теперь правда затопила его, ударила, словно нож под ребра. Винсент, Милена. Эммануэль, Себастьян. Все - его потомки. Его и Элизабет.

Он никак не отреагировал сразу на слова Тени, застыв в оцепенении. Если быть рассудительным - что это значило? Между ним и нынешним поколением ле Флёров - века разницы. Если подойти к церковным требованиям буквально, он мог бы даже жениться, наверное, на Милене, такая между ними далекая степень родства. Но почему ему было так мучительно, так больно? Двое мертвы. Другим двоим промыли мозги, вывернули естество наизнанку. Милена превратилась по сути в голем на службе Культа. Кто знает, что они сделали с Винсентом? Останется ли он таким же парнем, что и был, или тоже лишь человеческая оболочка, носитель воли Повелителя?

Людольф, по сути, убил и искалечил свое потомство, единственное потомство, что у него было. Вряд ли у него будет другое.

Забавно. Он так и не женился на Элизабет, значит его сын так и остался бастардом. Бастард бастарда. Повторяющий сам себя цикл. Хотя нет. Его дети стали графами, в то время как Элизабет была всего лишь баронессой. Значит, все таки, цикл прервался. Или это не цикл, а спираль. С каждым новым поворотом все дальше и выше. То же самое можно сказать и их прародителе.

Бесноватый резко почувствовал всю бессмысленность своего существования. Зачем он здесь? В чем смысл? Что ему Манахор, Бальдр, Тень, Культ, Империя? Не лучше ли было лежать в прохладной земле под холмом у озера и познать покой, который уготован обычным смертным? Или стать немертвым, как тогдашние слуги Манахора, не знать боли, слабости, отчаяния?

Он долго стоял, пытаясь совладать с собой, найти силы идти дальше.

И нашел.

Он породил линию, которая ныне стала одной из могущественнейших семей в королевстве. Он командовал одним из лучших наемных отрядов, что были. Он изменил ход истории, вырвал Кальфеон из рук феодалов п передал его Мелиане и стоящим за ней покровителям.

Всего этого не было бы без него.

Что теперь, остановиться? Бросить все? Искать способ прервать свое существование?

Ну нет.

Если вернуться назад нельзя, он будет идти вперед до конца.

Людольф Бесноватый будет служить дальше. Он будет служить Манахору, Бальдру, тем, кто потребует. Как велит контракт. Он будет подниматься все дальше и выше, настолько, насколько возможно. Возможно, когда-нибудь придет день, когда он бросит вызов своим хозяевам, чтобы занять их место. Просто для того, чтобы двигаться дальше, чтобы проверить мироздание на прочность, насколько далеко может зайти простой смертный. Когда-то ведь и Манахор был таковым.

Вперед, только вперед.

Что-то умерло внутри него сегодня, в этот день. Но это нормально. У всех солдат есть старые раны.

...

Новости про путешествие в Самхаф немного успокоили его и обрадовали. Путешествие позволит ему забыть о былом и сосредоточиться на будущем. Слушая Бальдра, Людольф тихо напевал себе под нос еще одну песню известного готтсбурского менестреля. Дослушав, он кивнул и пошел вдоль от стола, продолжая напевать себе под нос.

A change of speed, a change of style
A change of scene, with no regrets
A chance to watch, admire the distance
Still occupied, though you forget

Different colors, different shades
Over each mistakes were made
I took the blame

Directionless so plain to see
A loaded gun won't set you free
So you say

We'll share a drink and step outside
An angry voice and one who cried
We'll give you everything and more
The strain's too much, can't take much more
Oh, I've walked on water, run through fire
Can't seem to feel it anymore

It was me, waiting for me
Hoping for something more
Me, seeing me this time
Hoping for something else

Людольф подумал немного. Заболтать пятисотлетнего мага, рискуя жизнью каждую секунду, в одиночестве, в окружении врагов. Хмммм...

- Я согласен. Давно хотел взглянуть этому ублюдку в глаза. Еще тогда. А сейчас и тем более. С кем еще поговорить из тех, кто помнит те времена? Эльвелег не слишком разговорчив, да и он сейчас в отключке, наслаждается койкой. Только ты там не отвлекайся, следи за мной в оба глаза. А то будет обидно, если ты решишь там еще над кем-нибудь подшутить, типа опрокинуть ночной горшок из под койки Гнилого, пока Морнау соберется меня там жарить огненными шарами. Вообщем, готовься. Я предупрежу своих людей.

Расставшись с Тенью, Людольф велел собрать у себя командиров "Свиней". Эльфов он звать не стал. Они - ответственность Эльвелега, пусть он сам решает, что им говорить, а что нет. Да и лучше он их знает, Бесноватый не особо-то разбирался в загадочной эльфийской душе. Нет, это дело для своих, тех, за кого он отвечает.

Танберт, Эхант, Антанас, Монке. Эрнард, который, пожалуй, лучше всего понимал, о чем идет речь. Раздумывал, собирать или нет двух баронов, но решил, что раз они теперь тоже часть "Свиней", им надо услышать о чем идет речь, чтобы не было потом проблем. Все-таки они в деле и заслужили право быть частью отряда в бою.

- Итак. Джентельмены. Друзья. Боевые братья. Извиняюсь за то, что последнее время проводил больше с магами и эльфами, но ситуация действительно паршивая. На стороне противника - Фридрих Морнау. Да-да, архимаг, бывший придворный чародей королевы, герой войны с Манахором, бла-бла. У него два десятка магов, которые могут подпитывать его силы. Он едва не уделал Эльвелега на нашем новом драконе. Наши маги делают все возможное, чтобы защитить замок, но у Морнау больше резервов, а значит, у него есть серьезный шанс прорвать магическую оборону до прибытия подмоги от королевских сил. И тогда наш замок зашатается, в буквальном смысле. Мы не можем этого допустить.

Людольф вздохнул.

- К сожалению, война, в которой мы оказались, война паршивая, хоть и позволяет нам гребсти золото лопатой. Политика. У всего двойное дно. Как вы сами видите, восстание феодалов - это только первый слой интриги. За феодалами стоит Коллегия, которая хочет усилить свое положение в Кальфеоне и навязать свою монополию на полной контроль рынка магии в стране. А за ними есть и силы посерьезнее, дергающие ниточки. Феодалы все лишь рабочая сила, мясо, которое будет осуществлять их планы.

Я сказал вам, что мы работаем по контракту на королеву Мелиану. Что, строго говоря, правда. Мы действительно работаем по соглашению с командиром королевской гвардии Людвигом Боде. Но это на вся правда. Есть... силы, заинтересованные в том, чтобы поддержать власть королевы и избавиться от господства Коллегии в Кальфеоне. Могущественные силы. Без магической поддержки мы не можем сражаться с мощью Коллегии один на один. Мы - воины, а не чертовы колдуны. Поэтому я обратился за поддержкой к этим силам. И я её получил. Поверьте, вам лучше не знать всех подробностей, по крайней мере на этой стадии войны. Я клянуюсь вам, что придет время, и я раскрою все подробности. Но пока что, чертова политика. Сами понимаете, война может пойти разными путями, для каждого из нас лучше знать то, что необходимо, чтобы не открыть в случае чего врагу больше, чем можно позволить.

К чему я все это виду. У меня есть план, как избавиться от Морнау. Без него маги Коллегии сильно потеряют в силе и контроле и у наших магов будет хороший шанс справиться с их атаками до прибытия. "Свиньи" отбивают атаки обычных войск до прибытия королевской армии, мы победили, все счастливы, Мелиана топит нас в золоте. Но план очень рисковый и требует... эзотерических способов.

Если вкратце, этим утром я сдамся войскам феодалов.

Людольф поднял руку

- Нет, даже не думайте, я не имею ни малейшего желания по-настоящему отдаться в руки этих мразей или оставить свой отряд без командира. Это часть плана. Морнау - сказочно хитрожопый и осторожный ублюдок. Он не ослабит защиту, если не будет чувствовать себя в полном контроле ситуации. Мне нужно подобраться к нему как можно ближе, желательно один на один. И дальше - сработает мой план. Скажу только что я имею полное намерение вернуться в замок, продолжить командовать "Свиньями" и насладиться всеми плодами нашей победы. У меня есть способ это сделать, так что это не билет в один конец.

Однако, мне очень важны ваша выдержка и дисциплина. В мое отсутствие вы должны стойко держать оборону, не поддаваться ни на какие соблазны или требования от феодалов, держаться и ждать моего возвращения и прибытия подмоги. Я рассчитываю на вас. В мое отсутствие командовать будет Танберт. Если Эльвелег очнется, то он назначается командующим обороной замка. Если по какой-то причине я не вернусь до конца осады, я понимаю, что может не быть желания служить под командованием эльфа. В таком случае вы можете искать свой путь. Но до конца осады Эльвелег - главный, это моя воля. Ну это на крайние случаи, как я уже сказал, я надеюсь вернуться, и очень скоро, в течение завтрашнего дня.

Поверьте, я не забыл о героизме и пожертвованиях, которые вы все проявили во время этой войны. Храбрость Монке, стойкость Танберта, изобретательность Эханта, лидерство Антанаса, штурм и натиск Бухгольца и Швайфурта. Кхм, верность Эрнарда. Все они - дороги моему сердцу. Когда мы выиграем эту битву, королева и наши новые союзники вознаградят нас щедро, и вы все получите все, что подобается. А пока - доверьтесь мне и сделайте все правильно.

Заходить Ели не собиралась, не хотела светить голыми сиськами. А вот заползти было самое то, тем более, что она получила хорошую практику у мирмидонцев. Тихо, медленно, голой кожей по траве и земле, воительница поползла к деревне. Отросшие на лобке и в промежности волосы цеплялись за траву, и ее же зеленые стебли щекотали крупные соски и груди. При этом Ели всматривалась, вслушвалась, и, даже, внюхивалась в окружающий мир, чтобы первой заметить врага.

Как только Армагон вытащил обливающееся кровью сердце из груди распятого на импровизированной дыбе бандита, его тараторившие всю правду о своей банде "братишки" замолчали. В воздухе повеяло ледяным ветром, будто что-то или кто-то проснулось рядом на мгновение.
В голове у Армагона мелькнула мысль, "Манахор, это ты?! Тогда это тебе!" и его рука непроизвольно сжалась, сминая окровавленный орган с легким треском. Кровь, брызнувшая наружу полетела во все стороны, окропляя одежду егеря, пары воинов, держащих свои клинки возле горла каждого из бандитов - стоящие на коленях, те непроизвольно дернулись, получив брызги прямо в лица... Что можно сказать о бывших крестьянах, ставших воинами и просравшимися в недавней битве? Конечно же те испугались и побрили ублюдков по самые хрящи, добавив к жертвоприношению еще литров пять свежей человеческой крови испуганной мрази...
-Заябись... - не найдя, что сказать, Армагон пошел по кратчайшему пути, - Значит так: этим отрезать головы и сложить в мешок. Тела собрать и ночью вынести на дорогу, повесив таблички каждому на обрубок шеи: "они воровали у своих". Пусть те, кто увидят это, лишний раз посмеются над чужой судьбой и начнут недоверять своим напарникам... Стоп, оголтелые! Я не договорил! Вы писать-то умеете? А читать?
Один из воинов поднял дрожащую руку.
-Отлично! Будешь за старшего! Возьми десяток Буна Беззубого, те помогут с приготовлениями. И пошлите ко мне Карама, темнокожего сержанта. Нет, не самого грязного, а чернокожего, тупая ты поленница... Нечего ржать! Шустро-шустро!!!
Отправив гонцов по делам, егерь вытянул лук из-за спины и встал на колени, - Мой бог и владыка, повелитель и друг, я приношу эти заблудшие души тебе в пищу. Дальше будут еще, посильнее духом и поопытнее. Дай только время. Надеюсь мои братья не перегрызлись все, не имея за спиной твоего верного слугу?
У входа в пещерку кто-то тактично кашлянул и внутрь зашел чернокожий стрелок, - Мое почтение, командир. Не хотел мешать вашему обряду.
-Все нормально, такое бывает. Я хотел бы, чтобы ты собрал наши силы, пока я буду искать ответы в бандитском логове. Собери всех, кроме десятка Беззубого и двух испуганных идиотов...Кстати, пусть отстираются, чтобы на запах крови кто не пришел... Вот значит... Встанешь на подступах, в случае криков, начнете вялый штурм. На рожон не лезть, раненых не бросать, Манахору молиться! Доведешь до сведения каждого десятника. Когда вернусь - не "если", а когда! - то ответишь за каждого. Но не будем до этого доводить. Так что готовься. И перед боем не жрать! Догнал? Повтори!
Выслушав "зама", Привратник приготовился к вечеру: выставил дозоры(параллельно пособирал разные травки), проверил как подготовили тела бандитов, как лежат отрезанные головы в мешке, чем занимаются его воины (поймав одного из своих наймитов за употреблением какой-то травы "для храбрости", Армагон отобрал дурман-траву и надрезал ему уши).
И наконец, лег спать перед ночной вылазкой, решив пойти к бандитам в перед началом "собачей вахты" - дозоры стоявшие уже ушли спать, дозоры стоящие - еще спять в хомуте, осознавая как им не повезло, а те, кто уже отстоял с самого начала вольны были выпить и пожрать.

Оставив найденные ядовитые растения на потом (немудрённо еще и пораниться) Армагон нашел немного непахучей глины, обмазавшись в которой, нацепил на себя валяющихся веток и листьев так, что через некоторое время стал похож на ходячий куст.
- Надеюсь, это даст хоть какую-то пользу, а то если пристрелят, весь лес ржать будет... - прошипел сквозь зубы егерь и шагнул в лес.

Людольф кивнул коллеге. Северянин, значит. Интересно. У Манахора связи были по всему свету. Кое где он слыхал, между прочим, что Бальдр - имя северное. Хотя, конечно, к настоящей личности Глашатая оно могло не иметь никакого отношения.

- Ну что же, от помощи отказываться не буду, тем более что дела у нас намечаются серьезные. Леди Милена - он взглянул на наследницу Элизабет - я сведу вас с... личностью, которая осуществит наш план. Главная задача - доставить её под благовидным предлогом к графу, а там она уже все сделает как надо, опыт и навыки имеются.

Бесноватый снова повернулся к убийце.

- Однако же, дорогой Тень, ты немного уклонился от вопроса. У тебя есть какие-то планы для нас на ближайшее время? Мы начали подготовку к обороне замка от феодалов, работаем, чтобы выжать все возможное из ситуации. Гнилой тоже сейчас занят нашими, кхм, дополнительными ресурсами. Я уже начал раздавать указания войскам, но пока еще можно внести коррективы. Или что-то требует для нас личного участия? Если нет, я бы предпочел не тратить время и заняться работой. Нужно провести дополнительные брифинги.

Людольф украдкой глянул на Берну. Появление Тени её явно нервировало, понятно почему. Он предпочел не поднимать сейчас этот вопрос во время деловой встречи, но нужно будет побеседовать с ней индивидуально - и срочно. Иначе положительный эффект от первого разговора может сойти на нет. К сожалению, у людей часто возникают сомнения по поводу решений, которые они приняли, и появление убийцы из прошлого её семьи может неудачно совпасть с периодом этих самых сомнений. Может, поэтому Повелитель и предпочитает мертвых слуг. Мертвецам не о чем жалеть. Хотя, кто знает? Он ведь еще не умер по-настоящему. Точнее, умер, но не был действующим лицом в этом состоянии. Кто знает, кто знает что еще предстоит пережить. По крайней мере, удивляться он точно разучился еще триста лет назад.