Голосование пользователя

  Катахула постоял какое-то время, скорчившись, держа голову под водой. Это была чертовски неудобная поза – при других обстоятельствах. Сейчас же он получил возможность положить пулемёт на дно и немного передохнуть.
  Пули свистели над головой и хлопали по воде совсем недалеко – дальность была достаточно большая, чтобы немного потеряли скорость, но не такая большая, чтобы они входили в воду сверху вниз, и потому некоторые даже отскакивали от воды и пролетали ещё немного, прежде чем снова упасть, разбрызгивая воду, и на этот раз пойти ко дну. К завтрашнему дню тут всё дно будет усеяно гильзами, пулями и осколками, наверное.
  Не берусь судить, о чем думал Катахула, но многие на его месте почувствовали бы спокойствие. Когда ты устал, а при этом ещё и смертельная опасность нависла над тобой, тут легко впасть в панику. Но когда ты вымотался, еле переставляешь ноги и, наконец, решаешь передохнуть, пусть и под огнем – в этом есть некоторый стоицизм, в том, в римском значении, а не в нашем, бытовом: не переживай из-за того, на что уже не можешь повлиять. Повлиять на пулемёт и правда было нельзя, и Катахула терпел. А кроме того, под водой не слышно было суматошной стрельбы, взрывы отдавались далеким, тревожным, но не таким страшным гулом, да и вообще было поспокойнее.
  Когда воздух кончался, Катахула поднимал голову из воды и вдыхал, а потом опускался назад. Раненый молчал – только один раз он зашевелился, потому что Катахула погрузился слишком глубоко, и тому нечем стало дышать. Катахула немного распрямился.
  Наконец, он понял, что спина у него отваливается, и стоять так больше невозможно, да и водные процедуры измотали в край. Он встал на колени, а раненого держал под мышки, чтобы голова у него оставалась над водой. И тут обнаружил, что по ним больше не стреляют. Пулемётчик мог передумать в любой момент, но пока молчал – то ли патроны берёг, то ли ствол остужал, то ли вообще стрелял по другой цели. Надо было решать, что делать, но делать было нечего – сил больше не осталось. Потом Катахула, подняв голову, увидел из-под каски бредущего к нему Подошву.
  – Вроде перестали. Под пирс надо, а то шрапнелью убьет, – сказал минометчик, тоже тяжело дыша. – Я там парней подальше оставил. Давай сначала этого.
  Казалось, вот он, пирс, недалеко, шуруй к нему и там ищи спасенья. Вдвоем пошло веселее – Подошва забрал раненого на себя, надо было только его придерживать рукой, а во второй тащить пулемёт. Руки к этому моменту немного отдохнули. Они быстро снова налились тяжестью, но потерпеть немного было ещё можно. Шаг за шагом морпехи приближались к пирсу, и становилось ясно, что Подошва был прав – шрапнель периодически рвалась над водой то там, то здесь – это японцы вели по пирсу беспокоящий огонь.
  Наконец, сваи и доски оказались прямо перед ними. "Ну, ещё немного!" Если бы не страшный облом.
  Облом заключался в том, что перед пирсом шел канал для прохода лодок, шириной метров пять, глубиной аккурат в пару метров. Посидели, отдышались, подумали.
  – Сделаем так, – сказал Подошва, высморкавшись: его вдруг стал преследовать насморк – вода-то была холодная, Катахула тоже чувствовал, что, несмотря на тропическое солнышко и физические упражнения, пальцы ног уже чего-то нехорошо немеют. – Сначала возьму пулемёт. Пронырну с ним туда как-нибудь, я плавать умею, я переберусь. Потом свяжем ремни и мою куртку, конец привяжем к балке. Тебе надо будет до меня только домахнуть пару метров, и я тебя подхвачу, и дальше по связке этой выйдешь. Понял?
  На вопрос, что делать с раненым, он ответил:
  – Ничего. Тут оставим. Он умер.
  Это была правда – раненый побелел и смотрел на Катахулу стеклянными серыми глазами, без осуждения, без любопытства, словно немного довольный, что эти неприятности его больше не касаются.
  Они оставили труп в воде, забрав жетон, и Подошва нырнул вместе с пулемётом, зацепился за дно канала и, отталкиваясь от него, выбрался на ту сторону. Негнущимися пальцами принялся он связывать веревку. Когда всё было готово, Катахуле осталось спуститься в ров и толкнуться ногами.
  И сразу он почувствовал, что под ногами ничего нет, и от этого страшно сделалось, неуютно, холодно в животе. Пропало чувство связи с огромным миром, в котором есть другие люди, которые придут на помощь, не бросят... нет, один-одинёшенек был Катахула на белом свете в этот момент, а вокруг ненавистная вода. Каска давила на голову, и под ней ещё оставался воздух, и губы сами потянулись вверх, к нему, но не дотянулись. Катахула почти совсем скрылся под водой, когда Подошва нашарил его руку и потащил на себя, вложил в эту руку привязанную к пирсу за ремни рубашку.
  Они выбрались, снова обессилевшие. Отдохнули всего минуту и, оставив пулемёт, пошли искать раненых. Те копошились тоже около рва. Подошва с помощью веревки системы имени себя, а также Катахулы с Эриком помог всем переправиться через канал.
  Теперь всё – изнеможение их достигло предела. Они расселись под сваями. О сигаретах, конечно, никто даже не заикался.

  Так они и сидели, молча, тяжело дыша, иногда поглядывая по сторонам, и в голову не помещалось ни одной мысли, кроме той, что они ещё живы. Потом Флорида стал терять сознание, тогда Катахула с Подошвой кое-как перебинтовали его заново, влажными пакетами.
  Потом прошло ещё сколько-то времени. Потом рядом что-то плюхнулось и кааак взорвалось! Сзади, из-под пирса, со стороны его дальнего конца, начали стрелять одиночными из карабинов. Все вы, включая раненых, закричали и попадали в воду, прячась от неведомой атаки.
  – Стойте! Не стреляйте! Это наши! – завопил кто-то.
  – Не стреляйте! Не стреляйте, придурки! – вторил им Подошва. – Это Мейерс! Капрал Мейерс! Фу, блин! Хорош!
  – Всё, всё, не стреляем! – послышалось сзади.
  – Фу, черт тя дери... Я даже испугался! – полушутя-полусерьезно выдавил Подошва. Эрик в ответ ему тихонько засмеялся, показывая только что простреленную руку.

  Так вы встретились с группой Физика.

Двери с негромким жужжанием электромоторов разъехались в стороны, открывая вид на ещё одну дверь такого же вида — оказалось чтобы войти в когитаторную нужно было пройти через шлюзовой отсек. Не самая стандартная предосторожность, а также отличное место для засады, однако немного повозившись с панелью управления — благо все необходимые инструкции были написаны на металлической пластинке рядом с панелью словно как раз для подобного случая — сержанту удалось заставить открыться обе двери сразу, избегая необходимости забиваться всему отделению в крохотный шлюз.

Осторожно войдя внутрь элизианцы оказались в царстве когитаторов, банков данных и сложных вычислительных машин, когда-то заправлявших жизнью всего комплекса. Металлические коробки привинченные к полу и друг к другу возвышались над головами далеко не низкорослых гвардейцев, и даже сейчас эти машины мерно гудели находясь в режиме ожидания, а воздух был переполнен статическим электричеством.

Место было неплохо оборудованным: на полу даже не лежало электрических кабелей, как это нередко бывало в импровизированных полевых штабах и похожих местах которые собирали в спешке, и с таким расчётом чтобы при необходимости технику можно было быстро разобрать. К тому же даже на неискушенный взгляд гвардейцев когитаторы установленные здесь стоили бешенные деньги, на которые их рота могла годик-другой зависать на каком-нибудь курортном мире.

А вот чего здесь не было в большом количестве — так это мониторов и других интерфейсов с помощью которых можно было бы получить доступ к данным хранящимся в носителях информации. Лишь изрядно поплутав по лабиринтоподобному помещению комиссару Ланде удалось найти что-то подходящее и он тут же сообщил о находке сержанту и остальным гвардейцам.

Пока элизианцы оборудовали оборонительную позицию у входа, сержант с комиссаром старательно проводили ритуал активации стараясь пробудить дух машины спящего устройства. Впрочем, к облегчению обоих, устройство спало довольно чутко и им не пришлось тратить много времени зачитывая обращения и нажимая на нужные руны прежде чем экран монитора ожил заливая помещение мерным, зелёным, чуть мерцающим светом.

Небрежно протерев ладонью монитор от налипшей на него пыли, Ланда недовольно фыркнул и отряхнул руки.

- Теперь мы хотя бы можем разобрать что здесь написано, – заметил он кивнув головой на устройство.

Немного повозившись со здешней операционной системой Аренд быстро пришел к выводу, что здесь скорее всего имел место спецзаказ у Адептус Механикус. Не было нужды вбивать строки когда или команд со смутной надеждой получить результат, как это нередко бывало с оборудованием последователей Омниссии — навигация здесь была простой и интуитивно понятной. И из всего этого напрашивался довольно-таки очевидный вопрос.

Зачем Адептус Механикус — раз уж это была их исследовательская станция — иметь оборудование с интерфейсом, к которому могут легко получить доступ простые смертные? Почему бы им не делать всё под себя? Заодно пришло и слегка запоздавшее понимание — почему Адептус Механикус не использовали своих скитариев для защиты комплекса? Зачем они использовали обычных, немодифицированных людей?

Но пока что оставив досужие мысли в стороне, Аренд копался в файловой системе решив радоваться тому что ему хоть что-то здесь облегчает жизнь, вместо того чтобы ломать голову над слишком опасными вопросами. И уже через каких-то пять минут поисков он вроде бы нашёл нужные файлы — более того, он смог определить в каких когитаторах они находятся сейчас. Теперь оставалось лишь раскрутить корпуса нужных когитаторов и извлечь оттуда инфокристаллы.

- Сэр? – неожиданно подала голос Морна Амбер. – Вы не хотите глянуть записи того, что произошло в комплексе? – поинтересовалась она, каким-то образом сумев подкрасться к сержанту и комиссару незамеченной. – Это может нам помочь если на обратном пути мы встретим что-то необычное, – несколько туманно добавила она.

Огр, признавшийся к любви к стальным предметам, очень скоро познакомился с "железными палками" поближе. Пока громила мутузил Истредда, Таргос как следует размахнулся, и раскроил спину огра, так что аж ребра выступили. Истредд и сам смог достойно ответить, хотя места для замаха было маловато, и клинок оставил лишь небольшую рану. Тут же к сражающимся подоспел Рэнд, в изящном прыжке вгоняя рапиру в шею великана. Огр так и не успел понять, что умер. Но природа взяла свое - с ужасной раной в спине и перебитой сонной артерией, громила покачнулся, и рухнул оземь.

- С вами приятно иметь дело, друзья! - обрадованно произнес Рэнд - Если так пойдет дело, мы точно возьмем одного живым!

Гиппогриф и горилла, послушные Томазу, рвали и царапали еще одного огра. Тот уже и думать забыл о том, чтобы напасть на кого-то сзади, и пытался совладать хотя бы с гориллой. Но это у него не слишком хорошо получалось. Стоило огру замахнуться на Маякхуру, как он получал копытом в плечо, или клювом в затылок. Возможно, с роем диких пчел и то проще совладать, чем с этой парочкой. Но беда пришла к друиду откуда не ждали. Из-за угла соседнего дома выскочил еще один верзила, и Томаз даже не успел развернуться, чтобы встретить врага лицом к лицу. Шипастая палица с такой силой ударила друида в плечо, что сама чуть не треснула, а правая рука мгновенно онемела, и перед глазами пошли круги.

- БРОСАТЬ КОЛДУНСТВА! - потребовал огр - ДРАЦЦА ЧЕСТНА!

Впрочем, какое тут драться, Томазу выжить бы... В не лучшем положении был и Эмерин. Он успешно отбивал атаки одного из нападавших, а прикатившаяся рикошетом от стены огненная сфера очень кстати подпалила тому шкуру, так что паладину осталось лишь довершить дело coup-de-grace. Но вот второй противник оказался вполне крепок, и тут же вдарил по кисти Эмерина - окажись громила точнее, и кисть была бы раздроблена, а паладину пришлось бы выйти из боя. Но и после этого удара рука потеряла чувствительность, так что долго ей не повоюешь. Еще повезло, что левая рука все так же крепко держит щит.

Еще один налетчик задумал решить дело одним удачным приемом, подобравшись к Рэнду с левой руки, и попытавшись просто утащить брокера в своих крепких объятиях туда, где никакие дружки эльфу не помогут. Но Рэнд Лукас оказался не такой простой добычей, и огр недосчитался несольких пальцев на правой руке после быстрого взмаха шпаги из Сильванести. Драться - так драться честно, так ведь?

Хэви

Обманный манёвр не сработал. Хэви только приготовился пустить в ход атакующее заклинание, как Минрон и Трехо выбежали вперёд, на них налетели птицы и стражники... Смешались, в общем, птицы, люди, минотавры. А своих цепануть не хотелось. Осталось лишь с задором проматериться.

Оглянувшись, полуорк заметил, что его подруга безуспешно машет косой Бинаси, и на его губах с выступающими клыками заиграла улыбка. Подскочив к Парус, она поднял её руку с косой вверх так, что чуть не оторвал жрицу от земли.

– Давай! – подмигнул он Парус и, что есть мощи в его лёгких (а мощи у него в них дофига!), заорал: – Глядите-ка, что у нас есть!!!

И весьма злодейски расхохотался.

Парус

Вжух! Её дёрнуло за руку вверх, чуть не оторвав от земли. Парус бы охренела с такого расклада, если бы это не был очутившийся рядом Хэви, что есть силы привлекающий к себе (и к Парус соответственно) внимание.

– Бинаси у нас в заложниках! Это её волосы! – объявила жрица самым самодовольным тоном, будто всё у них сейчас было на мази, а происходящая схватка – это так, пустяки. – Хотите увидеть её целой и невредимой, Арне и Жак, – верните Ларча и прибейте колдунишку Просклера!

– Мы погубили таких, как она, не одну! – добавил скалящийся Хэви.

– О да! В противном случае вы потеряете ещё одну сестру! Прямо сейчас нож находится у её горла!

Парус злодейски сверкнула глазами и хмуро посмотрела на заклёванного агента Тесака.

– Хорош валяться, Тесак, давай вставай!

Трикси окинула быстрым взглядом всех, кто находился на крыше башни. Четверо стражников, да колдун, что вытворяет нечто нелицеприятное с парнишкой — судя по всему тем самым, за жизнь которого справлялся господин Сол. Ларч, кажется. Впрочем, сейчас было не до долгих размышлений. Колдуну нужно было время, и это очевидно. Ветер, шеренга стражников. Что же ещё это могло означать.
Трикси не стала долго размышлять. Она, конечно увидела попытки союзников решить вопрос мирно, но опыт охотника за головами подсказывал, что здесь путь только один. Путь насилия.
Девушка молниеносно выхватила лук, благо тот заранее был снаряжён к бою, развернула его горизонтально, быстро присела и приложив стрелу на выдохе выстрелила, целясь между неровным строем «вояк». По её задумке, стрела должна была юркнуть чуть ниже бёдер «стражников» и угодить в колдуна. Если она и не прикончит супостата сразу, то возможно хотя бы прервёт концентрацию и сорвёт ритуал, что как минимум, даст им и Ларчу немного времени.

Скелет оказался куда более жизнелюбивым, чем хотелось бы Тэду. А Тэд не любил тех, кто любит жизнь. Как то раз он даже спихнул с коня какого-то беспечного ангела.

"Сющий, брат, пащиму нэнавидищ нас?" - успел прохрипеть один из культистов, схватившись за руку лучника, проворачивающего нож в его груди. Ещё мгновение - и душа бедолаги, если, конечно, он не успел её никому продать, покинула тело.

И в самом деле: откуда взялась эта ненависть?

  Рядовой первого класса Катахула был невеликим оратором, и аргументы, которые он выбрал для людей, на глазах которых только что покрошили почти два десятка человек в кровавую кашу без единого выстрела в ответ, были, пожалуй, не самыми убедительными. Но куда важнее было то, что он говорил уверенно, чертовски уверенно. А когда ты ни черта ни в чем не уверен, это, может, и поважнее, чем смысл слов.
Подошва помолчал, взвешивая за и против, но потом все-таки сказал:
  – Ладно, попробуем, – нехотя, через силу, исподлобья глядя в сторону берега.
  Посомневавшись ещё немного, он пополз по дну, шаря в поисках треноги и пытаясь разглядеть её сквозь колышущуюся поверхность воды.
  Эрик только кивнул. Он вообще не особенно понимал, что происходит, и не хотел понимать. Происходящее не умещалось у него в голове. Утром батальон стоял на палубе в полном составе, обвешанный оружием, готовый порвать самого дьявола и подтереть жопы его шкурой. Потом они погрузились в лодку, и через борт он видел, как флот обрушил на остров невиданную мощь. Потом они дошли до рифа, лодки вокруг начали взрываться, им удалось выбраться, но он потерял в суматохе своего лейтенанта. Может, его убили или он утонул? Все могло быть? Он с еще двумя товарищами отбился от отряда, ныряя и пытаясь не погибнуть от шрапнели и от пулеметов, которые то и дело крестили воду – неожиданно, быстро, убийственно. Потом их нашел этот лейтенант Виккерс, они прибились к его отряду, побрели к берегу, вроде стало попроще. Впереди горели амфибии, дымился сам остров, и понятно было только одно – впереди жестокий бой не на жизнь, а насмерть. И он приготовился к этому бою, накрутил себя, как мог, взял в руки и подобрал сопли. И даже воспрял духом.
  А потом всех, кого он знал – тех его двух товарищей срезало у него на глазах, лейтенанта Виккерса тоже убили, да просто уничтожили всех и вся. И вот только уцелело трое что ли... незнакомых. Он их даже и не знал особо. Он был не трус, этот Эрик, но как воевать с врагом, который уничтожает раньше, чем ты его видишь!?!? Не то что там обстреливает, а уничтожает!? А ведь еще утром все были живы...

  Кое-как стали подбираться к раненым. Сложнее всего оказалось пристроить на себе того, тяжелого, что держался за проволоку. Пока Катахула возился с ним, пытаясь не утопить пулемёт, Подошва и Эрик двинулись вдоль пирса назад. Донни тоже пошел за ними, но быстро стал спотыкаться и потерял коробку с патронами. Искать её с перебитой рукой он уже не мог – тут бы самому не захлебнуться. Мокрые бинты плохо останавливали кровь, а морская вода разъедала раны, вызывая жгучую боль и зуд. Но по крайней мере Эрик тащил коробку исправно вроде бы.
  Раненый, которого взвалил на себя Катахула, говорил сквозь зубы нечленораздельно, морпех никак не мог его понять. Скоро стало понятно, что тащить его на себе и нести пулемёт – адски тяжело. Раненый боец наваливался на плечи, как гора какая, пулемёт оттягивал свободную руку, а второй приходилось придерживать руку морпеха, которой тот обхватил шею Катахулы. Черт его знает, почему он был такой тяжелый, вроде обычного размера парень, может, из-за того, что форма мокрая? Ползти на четвереньках глубина не позволяла, а на корточках было слишком трудно. Встать же в полный рост – страшновато. Катахула выбился из сил, пройдя ярдов двадцать, пришлось отдыхать. Но и отдохнуть толком не получалось – раненый по-прежнему давил на спину. Только отдышаться немного, дыхание перевести. Спина уже начала ныть, всё тело – подрагивать. Раненый признаков жизни не подавал, даже хватка его ослабла, приходилось постоянно наклоняться вперед и поправлять его на себе, чтобы не сполз. Может, и помер уже, может, сознание потерял, а может, обессилел – крови из пробитых ног он потерял изрядно.
  Подошва, оглянувшись, решил, видимо, подождать Катахулу – до него было ещё ярдов двадцать, Донни тоже встал поодаль от него, выставив из воды голову и руку, которую держал другой рукой – видимо, чтобы вода так не щипала. Эрик же с другим раненым шли, как заведенные, медленно, но не останавливаясь и не оглядываясь.

  Тут-то короткая очередь и взбила воду сбоку, ярдах в десяти – плёп-плёп-плёп-плёп!

Путешествие в Ак-Кхурман не было простым. Пока путь пролегал по степи, познания Томаза и Диегерана здорово помогали отряду. Среди высохших комков земли часто встречались "живые камни" - крепкие кактусы без иголок, похожие и по виду, и по назначению на пробковые фляги с водой. Ночью можно было поймать крупного варана, чтобы зажарить на вертеле, а некоторые высохшие кактусы вполне годились для того, чтобы выбить из них мукообразную сердцевину, и испечь из нее лепешки. Однако сэкономленные таким образом припасы начали таять, как только степи сменились "жгучими землями". Это солончаки, опоясывающие берег Кхурманского моря, а с ним и города, основанные кхурцами. Пересыхающее соленое озеро, оставленное здесь Катаклизмом, превратилось в раскаленную сковородку из спекшейся соли после прихода Малистрикс. Даже ночь не приносила здесь отдыха - но чтобы обойти это безжизненное место, потребовалось бы пройти у отрогов гор, в которых стоял оплот рыцарей Тьмы - город Нерака.

Несмотря на опасности диких земель, Микку часто пересекали эту пустошь, и Томаз уверенно отмечал вбитые в солончак столбы, ведя отряд кратчайшей дорогой. На закате третьего дня солончак, наконец, уступил место прибрежным степям, и уже полдень следующего дня встречал отряд блеском солнца, отраженного от зеркал Кхурманской вершины - маяка Ак-Кхурмана, показывающего безопасный проход по проливу Балифор.


Ак-Кхурман - один из крупнейших городов, основанных кочевыми племенами Кхура. Здесь хан Кенджи Микку содержит свою резиденцию, а местный порт принимает корабли, чьи капитаны согласны обменять "позаимствованные" Микку товары на звонкую монету или что-то более полезное. Этот город - настоящий оплот свободы и, в некотором роде, спокойствия посреди владений рыцарей Тьмы. Во времена Войны Копья многие племена Кхура присягнули Зеленой драконьей армии, или же были покорены ею - но не Микку. И в смутные времена, последовавшие за Летом Хаоса и Чумой Драконов столица ушлых кочевников смогла удержать свою независимость от рыцарства - правда, ценой присяги Стальному Легиону. В отличие от рыцарей, легионеры не стали принуждать жителей к строгой дисциплине, и стараются поддерживать все народы - даже минотавров, несмотря на общие разнолгасия и стычки с ними на юге. В Ак-Кхурмане нашли свое пристанище многие беженцы из Сильванести, и около половины богатств города принесено ими. Немногие народы Кринна вообще привечают кендеров - и вновь Ак-Кхурман станет исключением, благодаря отчасти политике легиона, отчасти - близости Кендермора, разрушенного Малистрикс. Легион не стремится править вместо хана - однако именно легионеры представляют собой ту военную силу, с которой приходится считаться всем, кто хотел бы прибрать к рукам город. Так что если хан Кенджи и впредь хочет процветания для своего народа, ему придется прислушиваться к командиру Кенату-Три-Жизни.

С того момента, как ваш отряд ушел из Пашина, прошло уже около месяца. Путешествие через степи и поиски в разрушенном храме Хурима прошли будто вдали от мира - и многое могло измениться за это время. Да, быть может, боги ведут свою собственную игру, и ваша судьба уже определена - однако история учит нас, что боги не только смертны, но и могут ошибаться. И уж точно целого месяца хватило бы почтовым птицам, чтобы доставить сообщение о событиях в Пашине к цитадели Нераки. Ак-Кхурман - хорошее место, чтобы определить свою судьбу. Искать ли некий утерянный артефакт, "слезу Мишакаль", в Опустошенности, рискуя жизнью ради благородного дела? Бросить ли вызов шпионам Нераки, уже похитившим вторую "слезу"? Или же попросту сесть на корабль, идущий подальше от этих опасных берегов, и начать спокойную жизнь где-нибудь в Устричном или Северном Эрготе? Да и не помешало бы узнать, где теперь можно начать эту "спокойную жизнь" - за те годы, что вы провели в рабстве, мир мог изрядно измениться.

Обладавший сверхъестественным чутьем Эшер понял, что сейчас будут бить, возможно даже ногами, однако, в основном их банда противную, а не наоборот. Такой расклад не мог не радовать. Надлежало помочь победному раскладу стать еще боле победным, и не упустить наклевывающийся хабар.

Ученый отошел на пару шагов из неразберихи свалки, затем нарисовал на двух противоположных стенах комнаты по вертикальному порталу, и на секунду задумавшись, соединил их волнистой линией. Из иного пространства пришел свежий ветерок, эхо большой водной глади, тихий плеск воды и поскрипывание досок. Вскоре из первого портала показался нос не крашенной, по пахнущей свежей смолой простой деревенской лодки. Что интересно, вплывавший в подземелье челн был почти до отказа заполнен зайцами. Лодочник, неторопливо но ловко орудовавший кормовым веслом, был седовлас и невозмутим, этакая деревенская инкарнация Харона, и невозмутимо взирал по сторонам, будто ему было не привыкать внезапно попадать из весеннего разлива в заполненное демонами подземелье, и пересекать его по нарисованной глади до возвращения обратно в свой мир.

Однако, стоило нечисти дернуться, как показалось Харону, в направлении лодки, как не теряющий величия кормщик цыкнул на шелупонь:
– Куда?! Тут зайцам-то места не хватает! – И больно огрел черта и скелета веслом по сусалам.

Челн величественно покинул поле битвы через второй портал.

Эшер весь бой благоразумно держался за спинами товарищей. Но благоразумие не равно трусости, когда стало понятно, насколько серьезно пострадал Тит, ученый вступил в открытый перед собой портал, появляясь аккурат между Вольфрамски и призраком, и с невозмутимой ухмылочкой каллиграфически выводя у последнего на лбу уже знакомое:
Таких не берут в космонавты!

КАМБУЛЯ ИН ЗЭ ХОЛ!
–Я зэ хол не беру, мне за камбулю обидно!–Невпопад ответил Тэд, достав из кармана бочку с порохом и швырнув её во врагов. Порох, правда, отсырел, но штаны врагов от взрыва отсырели сильнее.

Вы не можете просматривать этот пост!

  Лейтенанта Манго подобно псам, рвущим трупы, терзали жестокие сомнения, не достойные принявшего решения офицера. И все же, все же… Ну не верил он, что узкоглазые, столь старательно построившие оборону с перекрестными секторами стрельбы, взяли и оставили один участок неприкрытым, словно нарочно. А если это не так, если никто не запеленговал пулемет? Или если там пристрелянный артиллерией участок – ловушка для слишком самоуверенных морпехов? А они туда лезут, как в кино на премьеру с Гейблом, всей скучковавшейся толпой. Этой же толпой, случись что, и похоронят в одной могиле, не разбирая, где чья рука и нога.
  Вот только он уже согласился, не желая тянуть время и доверившись боевому опыту Клониса. Уже ничего не переиграешь, монетка брошена, и теперь остается только ждать, какой стороной она упадет. Донахъю остановился на секунду, вытер рукавом взопревший лоб и подрагивающими пальцами впихнул сигарету в уголок рта. Поджечь удалось только с третьего раза. Затянувшись, он закашлялся, словно туберкулезник, и снова пополз вперед, к своим.
  - Морпехи! – окликнул он бойцов. – Планы меняются. Первый расчет следует к Клонису, вам его посыльный передал уже? Я со вторым и Слипуокером смещаюсь в район будки, вне джаповского сектора обстрела – будем подавлять вражеский огонь по обнаруженным целям. Раненные, сможете доползти с нами, чтобы одним здесь не торчать, чтобы мы могли, если что, помочь? Поняли все? Ходу-ходу!

  Увидев приближающийся амтрак и выгрузившееся из него батальонное начальство, взводный осекся и понял, что при виде Ами губы сами непроизвольно расползлись в улыбке. Хрен с ними с амбициями, черт с желанием выслужиться: сейчас комбат прибудет, возьмет руководство операцией в данной точке на себя, и все пойдет как по маслу: у него и знаний поболе, чем у обоих лейтенантов вместе взятых, и связь есть, так что можно постараться вызвать огневую поддержку, пускай и не по фронту – будет недолет, так всех атакующих просто разорвет – а за ним, но все же хоть что-то.
  А потом закашлял пулемет, и фигурки людей посыпались в воду. Поднялись. Снова упали. Фрэнсис поперхнулся горечью догоревшей сигареты и снова задохал, не заметив даже, как в несколько затяжек досмолил всю. Сплюнул, вцепился в костяшки. «Ну же, парни, ну! Вы справитесь, выберетесь все! Ами, давай, давай, командир! Нет. Нет… Проклятье!» Офицер долбанул в сердцах кулаком по земле: надежды пошли прахом, а вместе с ними и уверенность в том, что будет помощь.
  - Отставить панику! – гаркнул он, понимая, что сейчас переживают нижние чины. – Парни, мы с вами прошли самый тяжелый, самый жуткий участок маршрута, и вцепились в этот берег зубами. И теперь хрен нас япошки отсюда выкурят! Комбат пал как мужчина, как солдат – но это не значит, что мы брошены и забыты, что мы остались одни. Наши парни, наша дивизия не будет ждать, когда мы здесь подохнем! Они придут – а мы займем им плацдарм, да и себя обезопасим! Semper fi, помните!? Давайте, не расслабляться, шевелим задницами и ползем!
  - Кстати, Слипи, - окликнул он поляка, - что-нить видел еще полезного? Раненный? – Манго призадумался. Лезть под пули не хотелось до одури, но он понимал, что смерть подполковника и без того легла тяжелым бременем на его людей, и осознание того, что если подстрелят в неудобном месте, никто и не поможет, усугубит их и без того упадническое состояние. Надо было сочно что-то предпринять: к тому же кровь в венах плетью стегала натянутые нервы, оставляя на душе уродливые шрамы опасений и, чего греха таить, страха. К тому же, как ни крути, из всех своих людей именно он самый ловкий, и на занятиях гимнастикой стабильно подавал подчиненным пример. А значит, ему и карты в руки.
  - Раненный, говоришь… - протянул Донахъю. – пара дымовух найдется? Если да, то бросайте, а потом рассредоточившись, палите в белый свет, как в цент. А я… попробую. – он дернул головой в сторону бруствера и закусил губу. – Я ловчее вас. Шансов больше.

Стрела врезалась дверь с такой силой, словно это был не кусочек дерева со стальным наконечником, а здоровенный шкаф. Затем сквозь то, что осталось от некогда незыблемой преграды начал пробиваться Вольфрамски. Сперва в пробитой щели показалась его голова, а затем и весь воин целиком проник в помещение.



Как и ожидалось, внутри оказалась такая же, как и в двух других случаях, разношёрстная шушера. Отличий было всего два: во-первых, в этот раз здесь не было зомби, а во-вторых, все присутствующие были изрядно напуганы. Кроме скелетов - без мяса на лице довольно сложно было понять какие эмоции они сейчас испытывают. Вероятнее всего это тоже был страх, но, чувствуя себя загнанными в угол, они напали на Теодора и оказались довольно результативными.

А с другой стороны двери к месту встречи уже подтягивались многочисленные друзья учёного, собираясь привести жильё в порядок и соответствие всем санитарным нормам. Кроме мужика с огнестрелом - он был их менеджером.

  Из пятнадцати человек, которых вел лейтенант, цел оказался один морпех – лет восемнадцати, он смотрел исподлобья на всё вокруг расфокусированным взглядом, вцепившись, как и Катахула, в коробки с лентами, и боялся пошевелиться.
  – Как тя зовут хоть? – спросил Подошва, подползя к нему поближе по дну.
  – Рядовой первого класса, – ответил тот тихо невпопад.
  – Зовут как?
  – Либендауэр.
  – А покороче?
  – Чего?
  – Имя как?
  – Эрик.
  – Надо раненым помочь.
  – Ага, – отозвался тот, не двинувшись с места.
  Подошва оставил его пока что в покое.
  Из вашей группы признаки жизни подавал только Флорида Кид. Его ранило дважды – один раз в уже сломанную руку, а другой – в шею, но по касательной, и он теперь второй здоровой рукой пытался зажать рану. Из руки у него продолжала течь кровь. Недомерка видно не было, но Подошва сказал, что видел, как ему пробило череп, кажется, сразу двумя пулями, он наверняка был мертв. Гимнаста и Трещотку вы так и не обнаружили, и на крики они не отзывались.
  Из людей лейтенанта раненых было трое – один, как раз тот, что звал на помощь, держался рукой за проволоку, и когда волны качали его, колючки впивались ему в тело. Ему повредило ноги, и он и правда мог утонуть. Он был так плох, что даже имени не назвал. Два других были тоже ранены серьезно – одному раскромсало щеку и перебило запястье, у другого была дырка в теле (повезло, прошло мягкие ткани навылет) и ещё одна в бедре (не повезло, не мог идти сам). Их звали Донни и Санта-Фе. Обоим было лет по двадцать, не больше.
  Надо было придумать, как выбираться. И что вообще делать.
  – Мы всех не вытащим, – тихо сказал тебе Подошва. – Я возьму Флориду и попробую добраться до пирса. А ты?

  Полковник хмурится. Похоже, в его арифметике один миномет не очень складывается с двумя отделениями минометчиков.
  – Чего-то у тебя, сержант, за что ни хватишься, ничего нет. Бинокля нет, миномет только один, мин всего ничего... Сколько человек? Раненые есть?
  Слушает ответ и опять хмурится.
  – Почему вы до сих пор не на берегу? Снайпер? Ну, значит, пойдите и убейте его. Вы же морпехи. У вас же миномет! Почему на корабле точку не подавили до сих пор, а? Так. Пирс надо освободить, понял? Скоро по нему начнут боеприпасы подвозить, а вы тут сидите, как... Короче. Сержанта и двух бойцов оставляешь здесь, пусть забросают минами эту развалину на рифе. Заодно проследит, чтобы раненых эвакуировали. Берешь остальных...
  – Сэр, РЕД-1 на связи! Сообщение от майора Шёттела! – окликает его радист.
  Шуп сразу теряет интерес к Дженнингсу.
  – Жди. Что там?
  – "Под сильным огнём по всей протяженности пляжа. Не в состоянии высадить всех. Высадка под вопросом."
  Физик видит, как полковник чертыхается сквозь зубы.
  – Передавай: "Высаживайте всех во что бы то ни стало."
  Радист по пояс в воде колдует над рацией, пока его помощник держит её в руках, словно сокровище.
  Лицо Шупа – обтянутая кожей маска. Это внешне он злобный пёс. Внутри он – открытая рана, сведённый судорогой нерв. Это его десантная группа гибнет сейчас под огнем, а он даже не знает, как именно, как помочь, кого можно спасти, а кого уже нельзя. Он знал заранее, что спасти всех не получится. А вот теперь становится ясно, насколько "не всех" удастся спасти.
  Но он слишком опытен, чтобы показывать такое явно.
  – Передал?
  – Так точно!
  Полковник вспоминает про сержанта.
  – Так. Берешь остальных, идёте на берег по левой стороне, под пирсом. Заодно зачистите всё под ним. Всё, выполнять.

Мауриц же, с еще одним нарисованным БДЫЩ!!! в левой руке, ожидал чего-то в позиции низкого старта. И вот, внезапно открыв портал, на этот раз сам запрыгнул в него. Неужто поганец решил сбежать из боя, бросив товарищей?!

Вскоре из-за портала послышалось, зычным женским голосом:
– Я-НЕСУ-ВОЗМЕЗДИЕ-ВО-ИМЯ-ЛУНЫ, УМР..., эй, отдай, это мое заклинание!
Затем топот двух пар приближающихся ног, и уже голосом ученого:
– Побеждай своих газебо, бе-бе-бе!
Из портала выскочил, поспешно закрыв его за собой, сияющий Эшер с сияющим нестерпимым золотым светом заклинанием, явного готовым к использованию, хотя все равно подозрительно напоминающим огромную игральную карту.
С внезапно прорезавшейся пафосной интонацией, порталист провозгласил:
– SPANK-EVIL!!!
И швырнул заклинание об пол под ноги зомби. А затем и свой БДЫЩ!!! отправил в дверь, не пропадать же боеприпасам.

Всё шло, как по маслу. Тому самому, что используют при написании картин. Скелета разорвали на мелкие клочки, и назад выпало лишь несколько чеков, выброшенных покупателями.

Теодор же перешёл к противостоянию с неведомой тварью и начал с нарушения геометрии её черепа. По внешнему виду монстра сложно было определить: нравится ли ему происходящее. Но по крайней мере всё было выполнено по стандарту, так что не придерёшься.

В ход пошёл кнут. И, как и всегда происходит в таких ситуациях, оказалось достаточно лишь его свиста при замахе – то есть треска распарывающейся ткани – чтобы человек внезапно осознал, что дискуссионный лимит его физиономии не достаточен, чтобы покрыть его браваду.
Нервно сглотнув, выскочка-портниха вжалась в спинку стула, несколько секунд испугано смотрела на полурок-н-орка заливающимися слезами глазами, после чего резко заревела, уткнулась руками в лицо и как на духу выдала:
–Я им говорила, что это плохая идея! Не надо было слушать этого Просклера, от талоситов добра не ждут!
Бинаси взяла перерыв в рассказе, чтобы прореветься. Около минуты допытывать её было бесполезно: во-первых и так было очевидно, что она во всё это безобразие вовлечена по самые ухи, во-вторых эта вовлечённость вряд ли положительно на её нервишках сказалась.
Наконец, немного взяв себя в руки, портниха сказала:
–Несколько лет назад пропала моя сестра, Мод.–Неровно выдохнула она.–Она показала врождённый талант к магии, когда ей едва за восемнадцать перевалило, и Плащи хотели её к себе забрать. Она отказалась, хотела убежать во Флан, к родственникам, но не успела из города выйти, как её убили! Наверняка* Плащи!
Уж больно сомнительным было это "Наверняка". Скорей всего, значило это "Наверняка" ровно то, что "Наверняка" ей ничего не известно.
–А недавно ещё и этот Просклер появился, будь он не ладен! Сказал, что поможет отомстить Плащам, убив близкого одного из них! Вот вчера я и врезала этому звездюку, чтобы выпроводить его из дома под шумок – а там его мои братья Арне и Жак и приняли!
Портниха вновь разревелась. Кажется, вовлечённость в эту аферу её родни ещё пуще пугало женщину. Не исключено, что за них она переживала даже больше, чем за себя.
–Ларча забрали на башню Городского Дозоора, которая рядом с храмом Талоса. Поспешите, если хотите его спасти! Только прошу: не убивайте Жака и Арне!

"В попу раненый джигит далеко не убежит!" - серьёзно заметила медсестра, даже не пытаясь понизить тон голоса.

Что бы там ни замышляли монстры, герои действовали настолько уверенно и молниеносно, что не позволяли врагу перехватить инициативу. Вот и сейчас мертвяки замешкались, а у Вольфрамски открылась удачная возможность для мощного удара.

– Надеюсь, ты наконец-то и Ахмедом займешься. – Шепнул Эшер медсестре. – Джигит заждался уже.
И вальяжненько, не торопясь пошел вперед, попеременно указывая кисточкой на каждого из троих противников за дверью:
– Зомби – скелетики – ели... А что они если, собственно? Да хрен их разберет, если у скелета хотя бы видно, что он ел последний раз, то с тухлыми – да кто же разбираться станет. Ладно, достаточно для легитимной считалочки... Клёк!
И с этими словами нарисовал над головой призрака наковальню, которая момент повисев на месте, устремилась вниз.

  Катахула страшно задолбался, и я уже рассказывал, почему.
  Когда первый раз над головой рвется шрапнель – дергаешься, как ужаленный, можешь дернуться так, что каска с головы слетит, можешь выронить винтовку или прикусить язык. Когда шрапнель рвется не над тобой, а где-то над берегом, это озадачивает, но в десятый раз уже не очень страшно – тем более когда в твою эл-вэ-тэшку недавно снаряд попал. Когда стреляют пулемёты – глухо, далеко, дробно, много сразу – поначалу неуютно. Чувствуешь: "Вот оно, началось!" Но чуть попозже уже привыкаешь к этому стрекоту – стучат и стучат, не в тебя и спасибо. Потом они стреляют в тебя, и ты понимаешь, как это страшно. Смерть от пулемёта стремительна – пули хлопают по воде нервно, быстро, с безумной скоростью, там не то что увернуться куда-то, там рот открыть можно не успеть. И все же... все же когда ты устал, вымок, замерз, сто пятьдесят раз оступался и куда-то проваливался – эти бешеные фонтанчики уже не стоят перед глазами. Идешь, левая нога, правая нога, руки занемели, хочется скинуть коробки с лентами в воду и размять их. Пальцы ноют. Спина тоже сообщает, что она не из железа, намекает голове, не многовато ли мы на себя взвалили?
  Короче говоря, это может показаться странным, но в самом центре жестокой битвы, в которой уже погибли и были ранены сотни людей, в которой патроны тратились сотнями тысяч, а взрывчатка сыпалась на солдат обеих сторон десятками тысяч тонн, могло вдруг показаться, что ты... ну не в безопасности, но вроде как и не особо под угрозой. Идешь себе, сцепив зубы, идешь. Вон лейтенант, вон сержант – им ещё тяжелее, им думать надо. А вон раненые – им вообще несладко. А ты здоровый лоб, прешь на себе снарягу, так все и должно быть.
  Всё нормально. Смерть, наверное, ушла на перекур.
  А потом рраз! – и оказывается, что нет. Что все шаги, которые ты делал до этого, привели тебя в ловушку. А смерть не курит – у неё просто всё схвачено заранее, вот и ждала себе спокойно, пока ты пересечешь невидимую черту.

  Лейтенант крикнул:
  – Лезем через проволоку! Накиньте...
  Что накинуть он сказать не успел, потому что умер – быстро, страшно и как-то совсем не героически: его тело взорвалось кровавыми брызгами в нескольких местах, потому что его пробил сразу, наверное, десяток 7,7-мм пуль. Его как будто обглодали за секунду пираньи или какие-то сверхзвуковые собаки, кровь полетела крошечными брызгами из рук, лица, из прорех в форме. Он упал на проволоку и повис на ней, объеденный очередями сразу двух пулеметов.
  Это была жуткая и внезапная смерть.
  Катахула в этот момент был метрах в пяти от проволоки.
  Большинство морпехов замерли, остолбенев, некоторые рефлекторно отпрянули. В следующую секунду парочка из них кинулась к проволоке. А то, что произошло дальше, выглядело так, как будто Катахулу засунули на сковородочку, в которой кто-то решил приготовить соус болоньезе, в тот момент, когда уже влили бульон и сейчас будут класть томатную пасту, всё шипит, булькает и клокочет. Под крышечкой.
  Вода словно закипела, заиграла – стала подпрыгивать, взбиваемая пулями. Люди кричали, барахтались, пытались сделать хоть что-то, но всё было бесполезно.
  Погибший лейтенант был не виноват – не было другого способа попасть на берег, не потеряв пулемёты, кроме как идти напрямик, а бросить их он не мог: он знал, что пулемёты нужны на берегу, чтобы отбивать атаки японцев. Он повел свой взвод по сути единственным возможным путём. Просто... просто японцы об этом подумали заранее. Пулемёты в "кармане" стояли так, чтобы стрелять вдоль проволоки, шедшей уступом к берегу. Пулемётчикам был дан приказ – не тратить патроны и время на прочие цели, а прикрывать огнем заграждение. Вот они и прикрывали. С их стороны это выглядело просто: группа фигурок подошла к линии заграждений, они дали ей немного скопиться и открыли огонь, по ориентирам выставив дистанцию и дав небольшое рассеивание в глубину. Честно говоря, не выбей полковник Шуп для операции амфибии, наверное, весь второй батальон лег бы от этого флангового огня, пытаясь добраться до пляжа от рифа. Хорошо ещё, что разведчики-снайперы зачистили пирс, хоть и не до конца, а то сейчас по группе Трещотки стреляли бы не с одного, а с обоих флангов.
  Но и огонь с одного был убийственным. Было даже не слышно самих пулеметов – их стук тонул в общем гуле сражения, но сильнее всего его заглушали крики раненых и хлесткие, жестокие, злые хлопки пуль о тела американцев. Пули прилетали щедро – по пять-десять штук, с короткими интервалами. Было что-то издевательское в этом мокром шлепанье, и особенно было мерзко от того, что неясным оставалось – звучит оно так, потому что форма у бойцов насквозь мокрая, или потому что под ней – живые тела из плоти и крови. Кровь разлеталась вместе с мозгами и кусочками костей, как из какой-то сошедшей с ума поливальной машины, а потом толчками выходила из тел. Вода стала красноватой – где-то погуще, а где-то едва заметно розовой.
  Первым делом изрешетили всех, кто пытался перелезть через проволоку: многие остались висеть на ней, другие кулями отвалились и всплыли, зацепившись рукавами и штанинами за колючки. Двое парней почти перелезли – их сшибли в последний момент: один перевалился, а другой повис, так что голова его оказалась под водой, как будто он решил напоследок окунуть голову в эту едкую, горькую влагу. Но ему уже было всё равно.
  Потом пулемётчики принялись за тех, кто побежал назад или в стороны – строчки фонтанчиков словно гонялись за отдельными людьми, весело осаливали их, и люди падали, крича и захлебываясь кровью, а кто-то молча исчезал в воде, и потом только часть тела, иногда пробитая пулями оставалась наверху.
  Потом пулеметы стали крестить воду, в которой прятались те, кому хватило ума не дергаться, а сесть по самое горло и переждать. Переждать не получилось – пули чавкали по воде и клевали их одного за другим, звонко пробивая каски и головы под ними. Один морпех, кажется, это был Шоу-Лоу, поднялся из воды и пытался побежать в сторону пирса: его шутя срезали две очереди сразу, и потом, когда он упал, третья ещё вспорола торчавшую из воды спину.
  Через пару минут этот жестокий обстрел (сколько там было? два пулемета? три? четыре?) прекратился. Кажется. Вроде бы. Потом по воде хлопнуло ещё несколько пуль – самураю "на том конце ствола" видимо померещилось движение.
  Катахуле несказанно повезло – его в этой мясорубке чудом не задело, хотя пули резали воду в футе от его лица. Теперь он выглядывал из воды, которая напоминала суп: в ней плавали ошметки то ли ткани, то ли человеческих тел, то ли водорослей. Было слышно стоны, кто-то, как заведенный, звал на помощь.
  – Помогите. Помогите. Помогите.
  Встать и оглядеться? Или не стоит? Выставив одну голову из воды, осмотреться как следует было нельзя. Рядом плавало размочаленное в кашу тело Индюка, было видно дыру в том месте, где раньше было его ухо. Рэйзор безжизненно висел на проволоке, положив на неё руку. В ладонь впились колючки. Рука была перебита пулей и держалась чудом. Вся его форма была в пятнах крови.
  – Эй! Эй! – позвал кто-то слева. Это был Подошва. – Есть кто живой? – с надеждой крикнул он. Похоже, и обращался он не к Катахуле, а просто ко всем желающим. Хоть к кому-нибудь. Видимо, он тоже спрятался где-то за плавающим в воде трупом.
  Трещотки видно не было.

Когда появились звери, Скегги даже изрядно повеселел! Вот она, добрая возможность вернуть былую уверенность в своих силах, подточенную появлением Мирового Змея! Неизвестные чудовища ощерили свои клыки, и Поющий Щит ответил им тем же. Ловким, отработанным движением он вынул скрамасакс из ножен на поясе левой рукой, а правой выхватил секиру. Блеснула сталь.
Чтобы укрепить дух своих побратимов и сокрушить решительность зверей, Скегги резко провёл обухом скрамасакса по обуху топора. Звон и скрежет огласил лес. И Скегги начал петь Очень Хорошую вису:

Крепок дух
Сынов секиры!
Пусть бегут
Отродья Локи!
Бранный клич
Хирдманов смелых
Разобьёт
Чешуешкурых!

– Этот мой! – Заявил Мауриц, и громко затопал в комнату. Протиснулся мимо медсестры, занявшей позицию в дверях так, что просто невозможно было проходя не шлепнуть ее по наиболее проходоблокирующей части, и наконец, оказавшись перед загнанным в угол импом, оценивающе оглядел противника.
– Мдэ... – протянул ученый, и кисточкой через портал вывел на лбу у жмущегося в углу:
ТАКИХ НЕ БЕРУТ В КОСМОНАВТЫ!

Ахмед действовал как по учебнику: сперва в помещение закидывается граната, а потом внутрь забегают бойцы и добивают выживших. Так и вышло в этот раз: от всего грозного воинства остался лишь один напуганный имп с обожжённой харей. То ли он был заговорённый, то ли пуленепробиваемый, но атаки ребят, вызванных Маурицем, почти не подействовали на него.

Во всём произошедшем был один минус: оставалось ещё две комнаты, в которых наверняка засели толпы похожего размера. Были и плюсы: теперь в воздухе приятно пахло дымком.

А ведь был момент, когда казалось, будто всё, блядь, хорошо.

Тусклые загаженные лампы под потолком, вечный дым от курева, не самые чистые столики и круглые, с претензией на стиль верхний уровней, стулья — м-м-м, лепота. Всё привычное, всё знакомое, всё виденное уже столько раз, что считать задолбаешься. Пускай и не родная цитадель но… Что-то довольно похожее.

Впрочем, одно изменение всё-таки было, Бальдрик аж хрюкнул от удивления: пиво. Оно, как обычно, пахло какой-то синтетикой, но на вкус оказалось неожиданно приличным.

— Старина, ты наконец-то откопал нормального барыгу? — дварф повернулся к веску, стоявшему за барной стойкой. — Или ты пригрозил отстрелить яйца какому-то механику, и он починил твою дробанутую самогон-машину?

Веск смерил Тарра равнодушным взглядом, пожал плечами и вернулся к тому, чем занимался ранее: сонному протиранию дырявой тряпкой какой-то металлической фиговины. Судя по форме последней, она должна была быть кружкой, но больше напоминала здоровенную гайку, к одной из сторон которой приварили пластину в качестве дна.

— Ну и молчи, хер с тобой, — вытянуть хоть что-то из чешуйчатого хозяина бара было той ещё задачей, так что Тарр обычно и не надеялся на ответ. Вместо этого дварф уделил внимание кружке. Хватало и того, что рептилоид слушал монологи одиноко сидящего в зале посетителя… Вроде как слушал. Хрен их, весков, разберёт.

Бальдрик отпил ещё один глоток, потянулся, что аж хрустнуло, расслабился. Неплохой денёк получился, дробить его колотить. Тарр усмехнулся, глянул вбок, где стояла опёртая о стену пика. Хорошая сегодня работёнка перепала, непыльная, почти без крови. Так, пара пятен на острие осталась, да и на броню немного попало. Надо будет потом отчистить…

— Чёт как-то в последнее время всё тихонько у нас, а? — дварф отхлебнул ещё пива. — И банды притихли, и Стюарды в Шип не суются, чтоб их раздолбашило… Вот всегда бы так, праильно?

Флегматичный вздох веска, звяк поставленной куда-то гайкокружки.

— Да, понима-а-а-аю… — широко зевнул Бальдрик. — Не будет так всегда… Чё уже и помечтать нельзя, а? Хер ведь его знает буду ли я тут завтра сидеть... Выпьешь за меня хотя бы, если что?

Ноль реакции.

— И это ты так ценишь своих посетителей, дробить тя колотить… Ну вот сдохну я, и кто к тебе сюда припрётся? А? Как ни приду – один я, с-с-с-сука, сижу… Даж поговорить не с кем.

Гудение ламп под потолком в ответ.

— Ну и хер с тобой! — Бальдрик долбанул кулаком по столу, в один заход прикончил остатки пива, поднялся, лязгая бронёй. — Сиди тут себе…

Стоило только дварфу потянутся за пикой, как раздался громкий треск, с ламп сыпануло искрами, и весь бар погрузился в кромешную темноту. Запахло палёным.

— Какого хера?! — дварф схватился за рукоять пики, выставил её перед собой, проморгался, пытаясь различить очертания барной стойки и массивной фигуры веска. — У тебя генератор что ли накрылся?

Дварфа все ещё покачивало от алкоголя, но вместе с этим пришло и ощущение тревоги. Бальдрик напрягся: что-то явно было не так. Что-то в темноте явно изменилось. Чуйка прямо-таки орала о том, что он больше не в привычном баре, а где-то в другом месте.

Где-то вдалеке замигало красным, будто включился аварийный сигнал.

— Какого хера происходит?! А-аргх, твою же!.. — голову расколола боль, во рту появился солоноватый привкус крови, в руку словно вонзилась дюжина железных штырей, правая нога резко подломилась. Все звуки окружающего мира исчезли. Остался только красный свет в темноте.

Бальдрик заорал. Он больше не мог держатся на ногах, грохнулся на пол, все ещё сжимая пику.

— Бальдрик! — донеслось оттуда, где всё ещё лихорадочно мигало красным.

«Ползи, сука, ползи! Живи!» — мысль тонула в океане боли и ощущения перекрученных конечностей. Нереальным усилием воли Тарр выбросил вперёд здоровую руку, оттолкнулся ногой, подтянулся, потом ещё, ещё, ещё! Свет становился всё ближе, дварф даже что-то слышал… Выстрелы?

«Блядь!!» — финальный рывок вперёд выбросил Бальдрика обратно в реальный мир.

Выстрелы, крики, вонь, боль — он ощутил всё это сразу. В голове была непонятная мешанина из пальбы, Лекса, Эйлис, каких-то роботов и ебуче-непонятной твари.

Больно! Больно! Больно, мать вашу!!

Облегчить боль!

Согнуть здоровую руку, приложить к груди, прохрипеть знакомые слова, вкладывая в них всю силу, которую способен сейчас выдать растерзанный организм…

Лаки

  – Гранаты! Огоооонь! – кричит Хок, одновременно серьезно и с задором, и за это его тоже любят: за то, что он не играет в войну, не любит войну, не тащится по ней, и всё равно у него есть блеск в глазах, есть какая-то правильная интонация в голосе, которая превращает вас из тех, кто не хочет умирать, в тех, кто хочет победить.
  Каждый нашаривает гранату, лихорадочно отгибает усики, дергает за кольцо – кто-то сосредоточенно, как на учениях, словно боясь ошибиться, кто-то торопливо, кто-то – уже привычно. Предохранительные рычаги, отваливаясь, звенят по доскам настила, хлопают запалы, и вы кидаете все разом штук десять гранат или около того: они уходят в полёт, уменьшаясь в размере, и поначалу кажется, что кинули слишком далеко.
  Пирс сотрясает серия взрывов, почти одновременных: Па-да-да-да-дааам! Даам! С шумом опрокидываются ящики, некоторые – прямо в воду.
  – Атакуем! Атакуем! – кричит Хок, показывает рукой, мгновенно преображаясь из классного парня в опытного капитана спортивной команды убийц. И вы рвете с мест: одни в азарте крича что-то нечленораздельное, другие молча, затравленно, обмирая от предвкушения и страха близкой смерти, но всё равно уверенно, неотвратимо. Бежите, стреляя, от плеча, не целясь, по наитию выпуская пули туда, где должен прятаться враг, заставляя его пригнуться, если он там есть, убраться, забиться в щель. Ураган пуль проходится по штабелям перед вами, по просвету между ящиками под ним, откуда вам грозит стрекочущая смерть. Пули выбивают крошку и ошметки, раскалывают укрытия, поднимают взвесь, и вам чудится в ней кровавый туман, а может, он и правда есть там.
  – Граната! – кидает ещё одну Команчи, кидает Олд-Фешн, все пригибаются. Снова взрывы, и опять: Аааа! Долбят автоматические винтовки, а вражеский пулемет молчит, его не видно.
  – Вперед!
  – Огонь!
  Да-дам! Да-дам! Дам-плинг!
  – Перезаряжаю.
  Та-да-да-да-дах!
  Па-ба-бам! Па-ба-бам!
  – Вперед!
  И ты бежишь вперед, вы вырываетесь за штабель с пулеметом, вырываетесь ещё дальше, как вдруг с той стороны несколько голосов вопят что-то страшное, чуждое, хватающее за кишки:
  – КОГЭКИИИ! КОГЭКИИ! КОРОСЭЭ!
  И японцы вдруг валят на вас, кажется, что толпой, паля из винтовок, выпрыгивая из-за ящиков.
  Тра-тра-тра-тра-тра-тра-трам! – осыпает вас очередью пистолет-пулемет их сержанта: вы пригибаетесь, Команчи ловит пулю, охает, а японцы уже прут, возникая из-за ящиков, как перехлестнувший плотину поток. Первые падают, сраженные пулями – одного сваливаешь ты, но у вас уже кончаются патроны в магазинах, а задние не могут вас прикрыть – слишком тут тесно. Японцы слишком близко: вы с ними напоролись друг на друга, и их не сдержать: они прыгают на вас, как звери, вы оказываетесь лицом к лицу. Команчи сбивают с ног, кому-то всаживают штык в живот, тебя бьют прикладом по шлему, снова, снова, голова мотается, как на ниточке, не развернуться для ответного удара. На крошечном пятачке десять-пятнадцать человек топчутся, схватившись накоротке между ящиков – с той и другой стороны сзади пытаются выстрелить так, чтобы не задеть своего. Зло ахают пистолетные выстрелы.
  – Нна! Нна! – чавкает с прорезающимся тонким звоном нож, протыкая кому-то не то печень, не то горло. Слышно хрипы, стоны, надсадное пыхтенье, удары. Крики. Негромкие, но отчаянные крики. Кого-то убивают прямо сейчас, возможно, выдавливая глаза. Ставка у всех одна – жизнь, и способ выиграть один – смерть того, кто напротив. Рукопашная.
  – Помоги! Помо...!
  Хрустит кость, глухо бьют окованной деревяшкой по человеческой плоти, ревет Команчи, которого топчут ногами.
  А тебя прижали к чертовому ящику – ваши винтовки зажаты между телами, вы не можете ими действовать. Видишь лицо – плоское, злое. Не злые глаза, не злой рот – всё лицо злое, дышащее потом и каким-то неизвестным запахом, кажется, зубного порошка или ещё чего, кривые зубы с золотой коронкой, обветренные сухие, растрескавшиеся губы и карие, остервенелые до черноты раскосые глаза. Оба пыхтите, пытаясь сделать что-то осмысленное – выпускаете из рук винтовки, но они не падают, зажатые между телами. Он перехватывает за запястье твою руку, тянущуюся к пистолету, а второй хватает за горло. Он будет душить тебя. Он что-то кричит. В голове звон – потому что ты получил по ней несколько раз, но ты ещё защищаешься.
  Худые, как ветки цепкие пальцы цепляются к твоему горлу – чувствуешь обручальное кольцо на его руке.

– Близко! – Ответил Ахмеду ученый, рисуя уже знакомую отряду медсестру, от греха подальше – за широкой спиной Титана. Впрочем, подальше – поближе, тут не угадашь с этими медсестрами, как обернется. В воздухе явно стало жарче.

Слухи, которые вы слышали о жестокости города Мулмастер, поначалу казались преувеличенными, но после нескольких дней в Городе Опасностей, они полностью подтвердились. Жители Мулмастера открыто враждебны к чужеземцам, Городская Стража немногим отличается от лицензированных хулиганов, а торговцы дружелюбны настолько, насколько ты можешь раскошелиться.
Когда казалось, что вы должны покинуть город из-за недостатка денег, жилья и возможностей для работы, на вас упала милость Тиморы. Богатая торговка по имени Астрид Со, которая ищет способ получить дворянский титул для своего дома, решила устроить вечеринку в своем особняке. Этот открытый для всех праздник планируется на десять дней и все социальные классы города могут свободно есть, пить и веселиться. Множество временных работников было нанято в качестве стражников, официантов, вышибал, артистов, поваров, шпионов и многих других. Денег у вас немного, а перспектив еще меньше, и вы решили наняться к Госпоже Со. Она показала себя великодушным нанимателем и предоставила еду, кров и несколько монет за вашу работу. Что более важно, в получили возможность пообщаться с горожанами Мулмастера, от богатейших дворян до беднейших попрошаек.
Естественно какая-то работа для искателей приключений из этого общения наверняка подвернется!

Пусть непосредственно само празднество началось лишь прошлым вечером, подготовка к нему шла полным ходом как минимум с раннего утра. И не факт, что того же дня. Всё-таки напоить огромную ораву народу, ещё и разносортного народу – вещь не тривиальная. Вряд ли имеет смысл подавать калимшанское сливовое вино беднякам: оно не так уж и крепко, да и вкуса они не оценят. Наливать же всем подряд "Мулмастерскую наливку на можжевельнике" – тоже не самый лучший выбор: любой человек с более-менее развитым вкусом в алкоголе может принять её за личное оскорбление! Если вообще сможет после неё что-то хоть как-то воспринять и интерпретировать.
Впрочем, то были лишь меры предосторожности. Никому не возбранялось ничего пробовать, и не редко случалось вам видеть бедняков, прикладывавшихся к горлышку вина, сама бутылка которого говорила многое об его цене.
Следующей мерой предосторожности был наём персонала. Все вы подошли буквально в последний момент, за пару часов до начала мероприятия, и успели лишь бегло пообщаться с лакеем госпожи Со, пожилым мужчиной по имени Сол, проведшим вам краткое собеседование.
Этот джентльмен входил в перечень консультантов Астрид, готовивших и контролирующих мероприятие. Именно он поставил Парус в дуэт к Хэви, после чего со всей свойственной ему проницательностью порекомендовал им выступить уже во второй половине мероприятия. Во-первых чтоб жрица и бард успели хорошенько подготовиться, во-вторых чтобы залитыми зенками гости не возмутились орку на сцене. Да и сам орк мог бы вступиться за напарницу, в случае чего – не местная всё-таки. ​Что характерно, "Возмутиться" в теории мог любой из гостей, но, что характерно, на практике все выступлением парочки странствующих артистов остались довольны. И даже как-то не смущало особо, что вся слава досталась тем, кто выступил раньше, наверное?
Что же до тех из вас, кто был нанят для охраны, то можно с уверенностью сказать одно: сегодняшнее(Или всё-таки вчерашнее?) празднество в Особняке Со было довольно мирным за исключением нескольких пьяниц или неопытных карманников. Поэтому сюрпризом стало то, что самый громкий и насильственный конфликт возник не между гуляками, а между двумя слугами.
Одна из портних Госпожи Со - молодая женщина по имени Бинаси, удивила всех тем, что жестоко напала на конюха по имени Ларч, которого потом Городская Стража проводила домой, с помятым телом и самооценкой.
Заниматься расследованием было уже поздно, да и пригубить Калимшанского Сливового вы уже успели. Лишь убедившись, что первый день празднества окончен, и сдав смену другой группе нанятых охранников, вы отправились на боковую.
Наступило утро. Часов восемь назад оно наступило. Да что там! Полдень уж отстучался в оконце, а вы только-только потихоньку начали разгонять кровь по венам. Ну или чай по кружкам – тут уж с какого боку посмотреть. В любом случае, у вас был поздний завтрак... Или припоздавшийся обед? Ладно, стало быть сойдёмся на том, что у вас был ранний полдник. Вы сидите в столовой в крыле для прислуги. Можно было бы сказать, что на вас приличного места пожалели, однако все "Приличные" места в холле или во внутреннем дворике пожалели, но сейчас эти "Приличные места" были до неприличия неприличными с виду и находились в состоянии уборки. Да и помещеньице для прислуги было весьма уютным местом. Не таким просторным, как бальный зал, и явно обставленным "Под себя": всё необходимое, будь то посуда или бадья с водой, было под рукой, пространства для простора хватало даже минотавру, в кухне за дверью активно кашеварили, из-за чего даже у вас стоял густой запах специй, а на одной из предоставленных вам для сна мягких соф лежал тот самый лакей госпожи Сол, сорвавший спину на прошлом празднестве.
От горячего рагу, крепкого чая и хлеба с маслом головы ваши переставали трещать, взор прояснялся, и даже речевой вновь делался способным генерировать большие, комплексные предложения. Может, пора бы этим воспользоваться и... Ну, например, обсудить явно не замятую до конца перебранку служек Астрид, пышное празднество, коему ещё длиться и длиться, или хотя бы просто перезнакомиться?

Брат, слушай, а ты этот красавиц только для того чтобы их шлепать можешь позвать?
–Им восемнадцать есть ваще?–Уточнил Тэд, выбирая, какую коленную чашечку отстрелить очередному врагу,–Если нет, то короче можно для них школу открыть. Выбьём у города гранты, откроем школу, пару предметов про прикладному убийству и математике, потому как "эти" в ней шарят. А на сдачу купим пожрать, охуенно будет. В деле?
Честно: Тэду в последние пять секунд и вправду жрать хотелось больше,

Эшер не останавливаясь нарисовал очередную червоточину в пространстве, и выпрыгнул из нее уже вплотную к схватке, набегу продолжая что-то порталить.

А в этой время две Обычных Японских Школьницы принимали душ после урока физкультуры, и беседовали о-том-о-сём, или точнее обо-всем-в-смысле-о-чем-это-я-ах-да-еще-вот-я-мими-мишечку-заценила. Когда неожиданно обнаружили, что у душевой нет стены. Ну вот в натуре, всегда же была а тут вдруг нет, и более того, из неуместого здесь открытого пространства на них таращатся два каких-то огненных парня.

Как по команде перейдя на визг, которым и было промодулировано:
– Извращенцы! – девушки осыпали двух солнечных элементалей градом не сильных но быстрых пощечин.

  В женском доме, у самого очага, дарящего тепло, на шкурах густых сидела дева с крылами бабочки вкруг темных глаз, обхватив колени и задумчиво глядя на танец языков солнца домов. Облачена она была в рубаху белую, как снег на нехоженых тропах, да расшитый узорами сарафан-хангерок цвета студеного неба, что сколот на груди был двумя фибулами, на одной из которых Иггдрасиль стремил вверх ветви, на второй же – вывороченные корни. Рыже-русые косицы покоились на сведенных плечах, не прикрытые ничем – знак девицы или вдовицы. Длинную шею ее обнимала россыпь неограненных янтарных бус разного размера – украшение, завораживающее своей хаотичностью.
  После очередного долгого странствия по укрытым песками Нифльхейма лесам и горам нарядное платье ей было чуждо – но дева щита понимала, что разрушители орлиного голода, закостенелые в своей привычке к тому, что штаны носят только они, не уместят в чертогах разума вид девы в мужских одеждах и с червем крови на поясе. Презреть их мнение могли немногие – Хильд да Ингрид, Свана да Линдис: но не она, гонимая ломателем деревьев словно палый лист. Замершая в своем ожидании словно лук со снятой тетивой, Ревдис, прозванная Фидрилди-Бабочкой, дичась, сторонилась других обитательниц дома безбородых, коротая свои дни за вышиванием нижней рубахи, что подошла бы девочке десяти весен отроду.
  По вороту рубахи этой красной нитью вились распластавшие крылья орлы и вороны, спиралью текли знаки вечности. По рукавам нить синяя создавала очертания конских и оленьих голов, морских волн и деревьев. Подол же черной нитью вышит был, и на нем волки и змеи пожирали детей Одина. Древние старухи и семейств больших матери, что сначала с улыбкой смотрели на дочь Гудлейва, увидев узоров черное витье, что пристало скорее служителям Хель, теперь лишь плевали через плечо да просили Фрейю избавить ее от безумицы, что на детский наряд вышивает столь темные знаки.

  Запертая в уединении своем, Ревдис не видела, как Змей гнался за теми, кто вступил на тропу, ведущую в саги, и к гулу голосов, что подобен волнению дороги парусов, свой слух не обратила. Лишь явление дочери Торугва разбило крепость ее молчания, и прозванная Бабочкой поднялась, встречая деву меча улыбкой, от которой живые морщинки пролегли по крыльям у глаз.
  Заключив Хильду в обьятия, она поприветствовала швею клинка, и, склонив голову, протянула ей самолично наполненный кубок. А потом, когда та повела речь об альтинге и выборе, о походе и первых злоключениях – снова опустилась на шкуры, отворив свой слух истории. Когда же мед слов был пролит, она неспешно ответствовала:
  - Рада я, что ты пришла сюда, ведя с собою тех немногих, кто не убоялся троп неведомого. Печаль на сердце моем, что столь немногие мужи вызвались в дорогу, но удивления нет: я всегда знала, что большинству тех, кто мнит себя заклинателями сечи, пристало не бороду носить, а ходить вкруг чаши, не испивая из нее. Им, видимо, бесконечная Смерть Змей да исчезновение Дивного Колеса не столь страшны, как опасность хоть день не смочить усы во хмелю. Только и слышу от них похвальбу да песнь о том, как «пьяной пены волны пью из зуба зубра». Что же, я рада, что плечом к плечу со мной в буране дротов будешь стоять ты и те из сеятелей битвы, что не хотят умереть в своей постели. Вот тебе моя рука, подруга, - мягко улыбнулась она, - веди за собой хоть на просторы расплескавшейся синевы, хоть к обжигающим камням. Ради того, чтобы вернуть весну не только в свои глаза, но и для Нейи, и для всех прочих, я пойду и к вельвам, и к свартам, и к йотунам – хоть к Сурту самому.
  Об одном просьба моя обращена к тебе – не говори о намерении моем ни Кнуту-ломателю колец, ни кому бы то ни было иному. Ведь они, - зябко поежилась девушка, - обратят свои взоры на меня и будут бросать равно камни насмешки и лить реки признательности – а ни того, ни другого я не желаю. Скажи, когда вы отправитесь дальше – и я присоединю свои следы к вашим. Настала уже пора снять плащ печали и сменить его на радость извилистой дороги.
  А пока что… - протянула она, склонив голову на бок, - Пускай наши спутники поднимают здравицы одесную Кнута Стурсона, а мы выстелим хмелем путь у тепла этого очага!

  Лейтенант выслушал Трещотку, но решения не поменял.
  – Пирс наверняка пристрелян, – кивнул он в сторону берега. – К тому же там дым... он горит или горел. Мы потеряем время. За мной!
  Пирс и правда всё ещё дымился где-то справа, если стоять к нему лицом, как стояли сейчас вы, поближе к берегу. Дым там поднимался серый, как от костра какого, а не с черной копотью, как от сгоревшей техники.
  Лейтенант повел вас за собой. Наконец вам хоть ненадолго ничего не надо было решать, только переставлять ноги под водой. Принятие решений выматывает порой не меньше, чем марш-бросок, особенно когда отвечаешь не только за себя, а за вверенных бойцов или снаряжение.

  Люди лейтенанта двинулись вперёд. Какой-либо строй они не держали, но само собой получилось что-то вроде клина, на острие которого, подняв над головой карабин, словно держась за него, шел офицер, а остальные – уж как получится.
  Вы двинулись за ними, и что там делается впереди не видели за их спинами, но зато теперь, когда решение принимали другие, у вас было время покрутить головой и посмотреть, что делается вокруг.
  Слева был пирс – теперь его было видно хорошо. Теперь было видно, что ящиками он заставлен не до самого конца, а может, до половины, а дальше, немного за тем местом, где он дымился, ящики заканчиваются. Похоже, японцы просто не успевали разгружать их, потому что вы их бомбили – так они и остались стоять.
  С другой же стороны было видно лагуну и берег. Берег был всё ещё далеко, и теперь уже остров совсем не казался маленьким. Наоборот, было ощущение, что он немного даже нависает над лагуной, наверное, потому что хорошо стало видно темные пальмы. На берегу видны были какие-то постройки, домики, сараи, а также скопление амтраков – словно блох, вокруг клюва птицы и ещё в одном месте, почти там, где начинался залив, но полевее. Остров весь дымился, но не то чтобы его заволокло дымом – скорее над ним поднималось зловещее марево, но разглядеть берег было можно. А значит, и вас с берега. Вспышек было толком не разобрать, так, мелькало вроде где-то что-то, а может, и нет. Но кое-где видно было трассеры, особенно там, где стреляли с амтраков, и огонь, особенно там, где эти самые амтраки горели. А горело несколько – в основном те, которые замерли в воде, и ещё парочка на берегу. Некоторые амтраки отъезжали от пляжей кормой вперёд и двигались к рифу, но таких было мало – большинство просто стояли, то ли подбитые, то ли брошенные.

  Самолеты, судя по звуку, где-то не то подлетали, не то улетали, но над островом их пока было не видно. Корабельные пушки бахать перестали. А вот на берегу пушки стреляли – доносилось отдаленное оханье и было видно, как с грохотом появляются в воздухе над пляжами белёсые облачка шрапнели.

  Вокруг же была одновременно красотища – и мерзость. Красотища, потому что море – хоть по нему и стелился дым, хоть запах соленого ветра и смешивался с запахом горелого бензина и пороха, но всё же пахло простором, далью, свободой что ли. Солнце увлеченно играло бликами на волнах, и вода прямо под ногами была пусть и взбаламучена взрывами и гусеницами амтрков, но всё равно чувствовалось, что вот уляжется поднятый со дна песок, и опять она станет почти совсем прозрачной, и можно будет разглядеть, что там на дне этом среди солнечных бликов делается. А чуть подальше в лагуне море было непередаваемо бирюзового цвета, точь-в-точь как на картинке какой. А дальше, в открытом море, бирюзовый переходил в насыщенную, мокрую, непроницаемую и благородную синеву. Такой красоты вы не видели ни в океане, ни когда шли к берегу в амфибии.
  Трещотке это было хотя бы с чем сравнить – он в Калифорнии видел не такой океан, но чем-то очень похожий, только построже: как будто разрешал себе сорваться в эту невыносимо прекрасную бирюзу только у самого берега. А здесь, в лагуне, океан совсем не стеснялся её.
  Катахула же ничего подобного не видел, ни в Луизианских болотах, ни в Новой Зеландии, ни пока пересекал Океан.
  Вдруг почувствовалось, что вы, черт побери, в тропиках! В какой-то экзотической стране! Что ваши разборки с япошками – это не главное, главное, как же тут красиво... надо-то всего делов – вышвырнуть их японские задницы, и можно будет после войны приехать и лежать в теньке под пальмами, смотреть на горизонт – и это уже будет до одури приятно.

  Но вместе с тем, шлепать по этой красоте в ботинках, скользкой, облепляющей тело форме, каске, постоянно оступаясь, когда под ногой оказывался то ли кусок коралла, то ли камень, то ли яма, то ли воронка – было очень мерзко. Вот именно что мерзко, потому что было это форменным издевательством: сверху печет солнце, ниже пояса тело уже начинает коченеть, вокруг – неописуемая красота, а вы чешете по дну лагуны в наименее подходящем для этого наряде.

  Вдруг группа впереди сначала остановилась, а потом стала скучковываться – это вы дошли до тетраэдров, которые хитрые япошки поставили в воде так, что над водой торчали только самые их пирамидальные верхушки, темные до того места, куда доставало волной, а выше уже высушенные солнцем. Проходы между пирамидами были затянуты проволокой, но ребята лейтенанта поискали и обнаружили, что в одном месте проволоки почему-то нет, и все пролезли там. Пролезли и вы.
  Миновали вы и место, где горел пирс – оказалось, в воде в этом месте рядом с ним было две какие-то будки на сваях, соединенные с пирсом мостками... ну, в основном сваи от них и остались: обугленные обломки рухнули в воду, а заодно обрушилось примерно три метра сгоревшего настила пирса.

  На берегу же шла война, но почему-то было ощущение, что вас она не касается, пока не прилетела пуля и не шлепнулась в воду между ребятами лейтенанта и вами (вы отстали метров на двадцать). Потом кого-то у него ранило, но, кажется, несмертельно. Было ещё несколько всплесков – наверное, пули. А что ж ещё?

  Кто в вас стрелял было пока непонятно.
  Ещё несколько амфибий проследовали назад, к рифу, в том числе одна вдоль самого пирса.

  Берег оказался уже поближе. Там слышно было взрывы – то и дело да-дахало что-то вроде гранат, стучали пулемёты, а иногда взрывалось и что-то посолиднее. Пулемётов амфибий – грозных пятидесяток – слышно почти не было. Патроны у них что ли кончились?
  И тут группа лейтенанта снова остановилась – до берега было метров сто.
  – Что там? – крикнул Подошва.
  – Проволока в воде! – отозвался кто-то. – Она под углом к берегу идёт.
  Вы приблизились, и стало ясно, что проволока спрятана под воду – только иногда игра волн обнажала верхушки одного или нескольких столбиков, на которых она держалась.
  Лейтенант, похоже соображал, что делать дальше – идти искать проход влево или же вправо, или перебираться через проволоку?
  Снова что-то шлепнуло по воде. Пуля?

Лёд хрустел под ногами совершенно безжалостно. Белая, без конца и края, поверхность фьорда искрилась свежим снегом и потому безошибочный рывок Гостя из глубин даже самому малоопытному в отряде молвил лишь об одном: он пробудился, заслышав их шаги. Пришел ли Житель Хладных Вод, слуга самого Ньёрда с посланием от бога, закованного во льдах, или чтобы убить их - знамения не было. Быть может он, любопытствуя, желал поглядеть на славных героев, спасителей Бифроста. Так или иначе, а лёд хрустел, точно яичная скорлупа. Казалось, словно это трещала по швам вся земная твердь.

С удил капала пена пополам с кровью - лошади вращали глазами, будто безумные, не понимая, что человек, взявший на себя заботу о них, шепчущий тайное слово, ведёт их не в пасть Морского Дракона. Мало-помалу Гудгерду удалось стронуться с места, лошади подались и повозка была спасена, но надолго ли? Что если все они - кость, брошенная псу? И преследователь их только разминается, завидев добычу.

Оскальзываясь на ледяных проплешинах, к отряду тем временем спешил человек. Это без сомнения был воин, на что указывал добротный щит за спиной да рукоять меча - великолепного меча. Непрост был тот человек. И появился он вслед за отрядом. Но в предстоящем бою любой меч не лишний - во славу Одина и в помощь соратникам.

Гость из глубин не заставил себя долго ждать. Он ударил ровно в том же месте, где его увидели в первый раз. Мощным рывком выбросил в образовавшийся пролом толстый в три локтя змеиный хвост, черный, точно крыло ворона, блестевший, подобно смоле, длинный как все воины отряда, вместе взятые. Молниеносно воздетый к небесам, хвост тотчас исчез в том же проломе, напоследок изрыгая огонь, высотой с Хильд, застывшую с бесполезным против такого чудища мечом. Взору воина, рискнувшего подступить к пролому ближе, открылась масляно-черная вода - животное со дна морского, которое сорвалось с цепи самого Ньёрда, возможно, было ранено. Но вероятнее то был исторгнутый им яд.

Ни при жизни своей, ни ранее не слышали ныне присутствующие о подобном Черном Змее. Вероятно долгая зима породила не только голод и грабежи: в недрах этих земель стали просыпаться древние чудовища, о которых могли поведать лишь боги.

- Уходим, - резко крикнула Хильд. - Пусть разбивает лоб, делая новую прорубь! Успеем до Лейкангера.

ссылка

"Узри, я могу превратить вашу материю в ничто!"
–Я ща твоё хайло в "Ничто" превращу, ваще охуеешь!–Парировал Тэд, хватая врага за плечи. Подняв его над землёй, Тэд резко опустил его вниз, падая при этом на колено. Выставленное вперёд. Аккурат под пах врага.
Когда гулкий перезвон полых изнутри люминиевых huevos негодяя стих, старик Вольфрамыч добавил:
–Но сперва снесу твои планы на будущее!

Эшер с энтузиазмом размял руку с кистью.
– Давно искал случай применить самый убойный прием художников Страны Восхода. Они делают так.
И потянувшись через открывшийся портал нарисовал демону глаза (на месте его родных глаз) двумя спиральками, и рот болезненно сжатой синусоидой.
– Как-то так это у них выглядит.
И ожидая эффекта деловито принялся подбирать лежащее на полу золото, видимо, когда-то служившее подношениями для вызова демонов.
– Просто культ транжир. За такие ресурсы могли бы и кого-то посильнее призвать.

Лобстер
  Оттолкнувшись ботинком от песка, ты кидаешься вперёд, чувствуя, как что-то обрывается внутри – какая-то ниточка, за которую подвешено к гигантской руке кукловода твоё тело. Та ниточка, по которой тебе передают, что делать. Ведь ты же не задумываешься, какие мышцы сократить, чтобы сесть за стол, тебе не надо прицеливаться, чтобы донести ложку до рта, а после подготовки в Новой Зеландии не надо задумываться, чтобы залечь или зарядить винтовку – тело само все уме...
  А теперь не умеет. Ты чувствуешь это на секунду, как озарение – ты не знаешь, что делать. Никакое тело такому не научишь, ни в какой учебке – чтобы вот так броситься вперёд на сверкающий штык.
  Но какие-то неведомые силы организма из глубины, из спины, делают твои руки сильными, а ноги проворными. Тебе не нужен кукловод.
  – Граната!!! – орет где-то сзади лейтенант.
  Ты кричишь, и твой противник немного притормаживает, чтобы второй зашел к тебе сбоку, и они вдвоем закололи тебя, как бычка, но ты сам прыгаешь, винтовки стукаются, скрежетнув сталью о сталь, и ты бьешь, на секунду испытав бешеную тревогу, что сейчас ответным ударом тебя убьют – потому что никакого сопротивления нет. Ты ударил в пустоту – а на самом деле просто ударил с такой силой, что не заметил, как штык проскользнул в тело по самое дуло. И твой противник, вскрикнув, выпустив винтовку, хватает тебя рукой за плечо. Обостренное обоняние чувствует его запах – чужой, вражеский: запах другой еды изо рта, незнакомого табака, другой формы, даже другого, непохожего на ваш пота. Но в руке уже нет силы – он уже сам знает, что мёртв, только пытается напоследок забрать тебя с собой, его тело тяжелое и непослушное.
  Металлический завывающий грохот доносится сзади, но ты слишком взвинчен, чтобы даже вздрогнуть – и твои враги тоже. Сбоку подскакивает второй, занося винтовку сверху, ты стряхиваешь первого со штыка, отталкиваешь, он падает на песок.
  Бам! – стреляют позади. – Бам! Тот, второй, оступается, припав на ногу. Ты видишь, как прохватила его пуля, ты не ждешь – бьешь прикладом по голове и на возврате вонзаешь штык в грудь сверху вниз, как он только что собирался вонзить в тебя. На этот раз чувствуешь, как сталь царапает кости, упирается во что-то, выдергиваешь, бьешь ещё, ещё, и он падает.
  Бам! Бам! Бам-бам! – лупят из-за плеча из винтовок – тот, третий, которого ты вроде подстрелил, поднялся было, чтобы прицелиться, но пули вышибают пыль из его мундира, и он падает, тряхнув напоследок ногами в желто-бурых обмотках.
  Сердце бешено колотится. Ты жив, ты даже не ранен. Пальцы сжимают винтовку так, что кажется ни одна сила во вселенной не сможет вырвать её у тебя из рук.
  – Пригнись! – и ты не сразу понимаешь, что это тебе. – Пригнись!
  Пригибаешься. Потом даже ложишься. Ползешь к стене.
  Дышишь. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Ты жив. Ты победил.

Клонис
  – Граната! – тело перебрасывает само себя через борт. У вас таких амфибий никогда не было и вы никогда не учились их покидать, ни медленно, ни быстро. Ты просто прыгаешь изо всех сил, как получится, лишь бы не быть запертым в этой коробке со смертью. Твоё тело какой-то миг находится в свободном полёте, а потом встречается с землёй. Падаешь на песок, не сразу заметив, что он горячий, и замечаешь, как Лобстер схватился с каким-то япошкой – здоровенным япошкой, почти великаном. Хватаешь карабин, и тут сзади грохочет железно и оглушительно – БА-ДАДААМ! Дергаешься непроизвольно всем телом – ты уже, увидев японца, успел забыть про гранату! Господи, как же тут всё быстро!
  Лобстер отталкивает японца, но рядом с ним возникает другой, которого ты не заметил. Ты не успеваешь прицелиться – он сейчас убьет рядового, но сзади бьют винтовки – это Умник и Уистлер, выпрыгнувшие раньше, пришли на выручку. Японцу пробивает ногу, он почти падает на колено, и Лобстер, обернувшись, несколько раз бьет его штыком, кровь брызжет ему на форму, на лицо, он даже не замечает. Звук страшный, такое деловитое металлическое, и вместе с тем влажное почмокивание. Японец тоже падает.
  Тут видишь – там ещё один! У стены! Наверное, раненый. Приподнимается, целится в рядового, но Уистлер и Умник и тут успевают – стреляют в него, не щадя патронов, кажется, что осыпая градом пуль, и враг заваливается, навзничь, пробитый ими в нескольких местах. Милкшейк бросается к раненым – они тут лежат, трое, Кюрасао, Хоуторн, Хеви. Остальные, пригнувшись, перебегают к стене, прячутся под ней.
  – Как там?
  – Живы. А Хеви мертв.
  Хеви скорчился, как огромная лягушка, подогнув колени и уткнувшись лицом в песок, накрыв собой свою винтовку. Хоуторн в полной прострации, кажется, он оглох. Милкшейк, сидя на коленях, показывает ему пальцы, что-то спрашивает, пацан только мычит в ответ и двигает челюстью.
  – Сильно контужен.
  Кюрасао ворочается.
  – Я в порядке, корсмэн.
  – Ранен?
  – Не знаю.
  – Лежи, в порядке он.
  Его задело осколком, кровь струйкой стекает по ноге, видно сквозь разорванную форму. Милкшейк рвет пакет накладывает повязку.
  – Осколка в ране нет. Зацепило поверху.
  – Ну, спасибо.
  Милкшейк кивает в сторону Лобстера:
  – Ему лучше скажи.
  – Спасибо.
  Что там внутри?
  Из амфибии вытаскивают Лафайетта – он сильно ранен осколками в нескольких местах и без сознания, но жив. Его бледное лицо – всё в копоти от взрыва, форма – в пятнах крови.
  – Тимбер, ты как?
  – Живой, – с усилием отвечает тот из-за брони.
  – Задело?
  – Да. Щеку... щеку распороло.

  Из-за амфибии появляется Джеллифиш.
  – На той стороне мы всех убили, там за стеной ещё трое прятались, сэр. Пока больше противника не видно. Потерь нет. Какие будут приказы?

  Вокруг стреляют. Где, кто, куда – пока непонятно. Ухают снаряды справа и слева на берегу. За стеной бьет пулемет, потом замолкает. Тявкают одиночными японские винтовки – не разобрать, где именно, так много вокруг звуков.
  Сзади, в воде, стоит дымящаяся амфибия, кто-то кого-то тащит к ней на карачках. Кто-то залезает на место пулемётчика и начинает долбить по берегу, другие морпехи палят из-за остова из винтовок. Стреляют по какой-то цели или куда попало? Непонятно.
  Ещё одна стоит амфибия неподалеку от вас на берегу, рядом с ней – только неподвижные, мертвые тела, словно зарывшиеся в песок в поисках укрытия. А может, так оно и было.
  Вы лежите у стены. Вас пока не трогают, Джеллифиш положил двух солдат с винтовками у кормы амфибии, чтобы они следили за кромкой стены и кто-нибудь не высунулся и не перебросил вам гранату.

  Надо решать, что делать.

Библиотека Грейвенхоллоу – это оплот мира и порядка в сошедшем с ума Подземье. Вырезанная давным-давно из костей мира и защищенная древней и мощной магией, эта библиотека обладает своего рода сознанием. Она останавливает и уводит недостойных от своих врат и облегчает их поиски тем, кто в ней нуждается.
Искателям приключений необходимо найти эту библиотеку, чтобы выяснить, что произошло в Подземье. В древних легендах говорится, что каждое событие, произошедшее в Подземье, записывается на бесчисленных скрижалях и цилиндрах залов Грейвенхоллоу. Таким образом, среди них должен быть ключ к разгадке причины пришествия лордов демонов.
Лишь один тоннель ведет в библиотеку, которую окружает магия, изменяющая расположение входа в тоннель между окружающими подземными путями, и таким же образом эта магия помогает обнаружить Грейвенхоллоу достойным. К счастью для персонажей, библиотека знает о том, что они идут к ней, как и обо всем в Подземье. Полученное в Мантол-Дерите кольцо от
Газрима ДуЛока, что хранилось у Терена, позволило им найти это место.
Терен добрался сюда почти без происшествий. Лишь нацарапывая на стенах указующие стрелки, которые героям надлежало в последствии убрать с помощью магии, да пару раз спрятавшись от вражьих патрулей, которые героям предстояло в последствии затоптать и не заметить даже, он, спустя долгие дни пути добрался до подходящего для стоянки места в дне пути от Грейвенхоллоу, огни которой уже проблескивали где-то в пещерах впереди.
Но были ровно две причины, почему он со своим отрядом ещё не скрылся в её стенах: во-первых были опасения, что если Терен как владелец кольца Газрима ДуЛока уйдёт вовнутрь, путь библиотека скроется от глаз остальных путников, и найти её будет невозможно. Во-вторых был василиск.
Да, самый банальный василиск. С виду. Конечно, Терен уже давно не начинающий авантюрист, спит без пижамы и света, однако на василиска своей малой группой нападать ему безрассудства не хватало.
Ко всему прочему, вёл себя этот монстр весьма странно: сидел на ровном месте и что-то себе напевал. Напевал и на эльфском, и на подземнообщем, и на обычнообщем, и на дворфийском, и на всяком разном. Сложно было сказать, что именно он напевал: делал он себе это под нос, будто бы шёпотом, все ещё охотно отзывавшимся гулким эхом от стен пещер, и будто бы напевал все существующие в разных языках песни: Глаз Мира узнал несколько.
Это во-первых.
Во-вторых, василиск не проявлял агрессии. Дело в том, что разбил Терен лагерь за несколько дней до прибытия основной группы, в паре поворотах до самого чудища. Благо, бойцы с ним были мозговитые, понимали прекрасно, что на рожон лезть не стоит.
До некоторого времени понимали.
В какой-то момент один из его спутников решил "Пойти и шею этой погани намылить". В итоге пришлось всем бежать его останавливать, но чуть было не оказалось слишком поздно этого делать: он вышел из-за поворота, и, вроде бы, между ним и василиском случился прямой визуальный контакт. И, что оказалось особо странным, монстр лишь снизу вверх осмотрел буйного подручного, и будто бы сознательно не стал заглядывать в глаза, остановившись на бороде. Терен прекрасно знал, что василиск мог бы с лёгкостью обратить дебошира в камень, но не стал этого делать – позволил оттащить его обратно в лагерь.
Возможно, с этим монстром тоже можно будет договориться? В конце концов, после относительно мирного бехолдера Лортууна, бывшего в Мантол-Дерите криминальным авторитетом от Жентарима, Терен готов был поверить вообще во что угодно.
А спустя буквально пару часов прибыла и остальная группа. Самое время было двигаться вперёд!

Кристи устал. Устал смертельно, устал так, как никогда в жизни еще не уставал (по меньшей мере, именно так ему сейчас казалось). Мысли его путались и шел он будто во сне, иногда только с большим трудом поднимая взгляд на пирс впереди. Пирс, который прямо сейчас виделся ему как цель всей жизни, как град на холме, как земля обетованная, куда предстоит выйти ему через 40 лет скитаний по (неожиданно мокрой) пустыне.

Отупляющая усталость позволяла забыть пока о нависающей все еще над всей группой опасности, не думать о только что убитым прямо на его глазах Официанте. Трещотка пребывал, пожалуй, в некоем подобии транса, который наступает иногда во время такой почти непосильно тяжелой работы. И только потому, казалось, ноги его все еще продолжали механически нести его вперед. А в голове все всплывала и всплывала мысль о том, что стоит дойти только до пирса и можно будет присесть. Или даже прилечь. И не мыслилось в этот миг наслаждения выше этого.

Потому, когда лейтенант окликнул Трещотку, тот сперва отказался верить своим ушам. Обернулся к этому до отвращения бодрому офицеру, который попытался теперь лишить Кристи земного рая на бамбуковых сваях, и секунду смотрел на него непонимающим взглядом. До Трещотки все дошло и сразу откуда-то возникли силы, чтобы выразить протест:

- Но сэр... - Кристи заговорил хрипло, дыша тяжело между произносимыми словами, - Сэр, до пирса совсем ничего... А по нему только быстрее будет... И раненных там... Раненных там тоже можно будет оставить...

Трещотка скривился, отдышался кое-как. Собрался с мыслями и попытался снова донести свою мысль до лейтенанта.

- Давайте дойдем до пирса вместе и уже по нему доберемся до берега. До пирса недалеко, а по нему мы сможем двигаться куда быстрее. Времени не потеряем. А ящики... - сержант вяло махнул винтовкой в сторону уставленного ящиками пирса, - обеспечат нам защиту от вражеского огня. А то мы уже потеряли одного человека здесь, в открытой воде... Тем более, на пирсе мы сможем оставить раненных в относительной безопасности.

С надеждой несчастный Трещотка посмотрел на лейтенанта.

- Так будет только проще, сэр.

Песок мокрый чуть пружинит под ногами. Взрыв - и почти все морпехи так или иначе на нём. Больно? Нет, вроде цел. Странное ощущение - что это был за взрыв? Хеви оседает на песочек. Устал поди, или задело. Третий джап дорого заплатил за то что так храбро высунулся - зато два других мчаться к ним. Кеннет встаёт.

- Стреляй, бля, стреляй! - Рявкнул Коннер на Кюрасао, и завозился, вставая. Внутри у рядового всё перемешалось и он наконец-то понял зачем он здесь. Эта парочка точно добежит, а значит он должен встретить их. Гордо и прямо, как морпех, хотелось бы ему думать, но как раз с "думать" у Коннера сейчас было плохо. Напряжение последних часов, вся эта высадка, джапы, страх быть убитым, смерть Хангри, пули и взрывы, заглохший движок... Всё это не могло не сказаться. И сейчас Кеннет всё это выплеснул двум джапам, готовясь, как учили, отбить штык и воткнуть свой штык здоровяку в живот. Плевать что он большой - пара дюймов стали в кишках охладят любой пыл. Может даже удастся распороть его, и заняться вторым. Боевая стойка принята. "Коли острым концом" - кажется так шутил инструктор.

- Аррррааа! - зарычал Кеннет распаляя себя и давая понять японцам, что он здесь не сдохнет и сейчас они отведают боль и страх, произведённые в США, закалённые в учебке.

Тем временем из-за стола неторопливо выбрался... Некоторые решили, что тролль. Грузный, широкоплечий, сильно поседевший мужчина был на добрых полторы головы выше Сигбьёгна, самого высокого из вставших перед конунгом. Приблизившись, он сдержанно поклонился правителю.

- Приветствую тебя, Турогв-конунг. Я Ингвар, сын Торсбарда, сына Ульфа. Я бонд, не викинг. Не принёс я тебе ни даров, ни висы, я лишь хочу пойти с теми, на кого ты укажешь. Потому что знаю не только что случится, если лето не придёт ещё год, но и как оно случится.

Хоть бонд и стоял лицом к конунгу, его гулкий как из бочки голос слышали многие собравшиеся. Короткие, звонкие фразы, как удары топора лесоруба: тук, пауза, тук, пауза, тук... Того и гляди затрещит, кренясь, сосна.

- Зверьё в лесах повыбили, земля не успевает сбросить снег. Уже сейчас на многих хуторах живут впроголодь. А мечи от этого не становятся короче. Меньше года назад шестерым йомсвикингам стало голодно. И они пришли на мой хутор. Не стало у меня ни хутора, ни жены, ни дочери. Потом я и мой друг Сигбьёрн пришли в гости к тем йомсвикингам. И их не стало под этим небом. Так оно и будет со всеми нами, если боги останутся слепы и глухи. Люди перебьют друг друга, а те немногие, кто останется жив, умрут от голода. Один раз я уже пережил такое. И не хочу пережить снова.

Однажды смерть назначит мне свиданье
Там, на ничейной и глухой земле,
Когда весна прошелестит во мгле,
Наполнит воздух яблоневый цвет.
Однажды смерть назначит мне свиданье,
Когда восторжествует вешний свет.

Последнее стихотворение Алана Сигера,
американского поэта и солдата
Французского иностранного легиона,
погибшего в битве при Сомме

  Слипуокер высовывается и палит в воздух, ценой своей жизни готовый купить возможность командиру и сослуживцам покинуть ставшую вдруг ловушкой амфибию. Сухой одиночный треск звучит словно гонг или сигнальный пистолет: вместе с Винком офицер, затаив дыхание, перебрасывает себя через борт, практически чувствуя спиной чужой злой взгляд. Но вот плечо бьется о песок, и офицер, не задерживаясь ни на секунду, откатывается в сторону, давая место другим, и споро ползет к бревенчатой стене: низкой, ненадежной, но сейчас желанной, как неприступная твердыня для разбитой армии. На чистую опрятную форму, которую Манго всегда почитал лицом офицера, липнет мокрый песок, за плечо цепляются похожие на клок волос водоросли. Вжавшись между землей и теплыми пальмами заграждения, словно ища у них защиты, лейтенант, сжав зубы, смотрит на то, как один за другим его люди оставляют машину: Парамаунт, Домино, Счетовод, Болоньезе… А проклятый снайпер, чтоб его приподняло да прихлопнуло, все лупит: хорошо, что Бог и Фортуна на правильной стороне, и он не находит новых жертв.
  Прыгает Подкова, оба Гловера, и сердце Манго сжимается до боли: неужто Дроздовски… Быть того не может. Это неправильно! Холл ошибся и умер – это уже отвратно, но отчаянный «красно-белый» не должен так просто погибнуть! Когда, наконец, переваливается через борт последняя пара, офицер выдыхает тяжело, только сейчас поняв, что вцепился пальцами глубоко в песок в истовой надежде обмануться. Обтерев руку о штанину и мельком дернув уголком губ на траурную кайму под ногтями, он с молчаливой тревогой смотрит, как капрал помогает раненному Ньюпорту. Убедившись, что боец почти в порядке, командир уведомляет бойцов, чтобы те, не дай Бог, не поползли вслед за ним, решив, что это стратегическая передислокация:
  - Я осмотреться, за мной не ползти.

  Стараясь лишний раз не смотреть на тело незадачливого Холла, Манго отползает чуть в сторону и аккуратно высовывается из-за укрытия. И тут же первым же желанием становится нырнуть вниз, за преграду, и быстро, как ящерица, поползти к амтраку и потребовать забрать всех назад, потому что он, нахер, на такое не подписывался – штурмовать с полувзводом укрепленную, простреливаемую со всех сторон позицию! Сунешься сюда – расстреляют со всех сторон, как мишени в тире, а останешься лежать за стеночкой – выкурят минометами. Проклятье!!!
  Прямо на глазах лейтенанта у левой воронки злой, по-собачьи лающий пулемет разрывает какого-то отчаянного морпеха, а потом пули стрекочут рядом, врезались в бревна со стуком глухим. Донахъю сразу ныряет ниже, вжимаясь в землю, и чувствует, как гулко колотит сердце – быстро, лихорадочно, словно намереваясь проломить ребра. Не став дважды рисковать головой на одном и том же месте, шепотом сквернословящий офицер отползает чуть в сторону. Вжимает лицо в дерево, дыхание переводит. Снова поднимается осторожно, готовый в любой момент распластаться ниц. Выглядывает, оценивая всю глубину той задницы, в которую его занесло, и осознает, что, как ни крути, а вариантов нет: назад его хрен кто пустит, к тому же джапы могут также легко потопить отступающую амфибию, как и идущую вперед; лежать смирно – перебьют рано или поздно, а значит, хочешь-не хочешь, придется атаковать и надеяться, что все получится. Потому что одна ошибка – и рассказывать о ней придется апостолу Петру, ведя за собой тех, кто доверился ему, своему лейтенанту.
  Снова спрятавшись от глаз невидимого стрелка, лейтенант проползает еще чуть вперед, намереваясь завершить обзор неприятностей, как впереди кто-то возникает. Фрэнк судорожно хватается за «Томпсон», но быстро признает в неизвестном морпеха из первого взвода. Сглатывает – не хватало еще в горячке своего порешить или быть подстреленным своими же.
  - Ясно. – комментирует. – Там это где?

  Проследив за пальцем рядового, лейтенант видит сгрудившихся солдат, среди которых мелькает слабо знакомое лицо. Кажется, этот парень с выражением каменного истукана – из саперов. Как его там, Мрачный Скрипач, что ли? Однажды, еще в Новой Зеландии, офицеры «Гольфа» выпивали с несколькими своими коллегами из штаба 18-го полка. Смеясь, инженеры рассказали, что у них в роте «В» завелся капрал-эксперементатор, просто доставший все начальство до дивинженера включительно своими бесконечными «рацпредложениями», а потом при оказии и показали издалека своего непризнанного гения. Вот этот-то заочный знакомец, кажется, и куковал теперь вместе с оторванными от начальства людьми Клониса.
  - Понял. – дергает головой лейтенант. – Где Клонис – я не знаю, так что принимаю командование на себя. Сейчас разбираться будем, что делать. Передай своим, чтобы ползли к нам: будем консолидироваться и не распылять силы.

  Почти сразу выясняется, что на маленьком пятачке за невысокой стеной можно открывать клуб встреч – появляется еще один боец, на сей раз из «Фокса», сообщивший радостную новость, что здесь неподалеку есть еще люди из второй мардив. Стало быть, шансы сделать хоть что-то возрастают – это успокаивает. А поднявшая голову амбициозность, скрывшаяся при обстреле в глубинах сердца, поднимает голову и шипит тихонечко об открывающихся возможностях.
  - Смогу, обожди чутка. – предупреждает лейтенант и, чуть отползя назад, уведомляет подчиненных:
  - Так, морпехи. Примете вооружение – проверьте его боеготовность. Не высовывайтесь без нужды. Парамаунт за старшего – проследи. Я – к нашим на левом фланге. Домино – пройди по стене вправо, попробуй найти наших, но особо собой не рискуй и не высовывайся. Найдешь - разузнай обстановку и назад. И скоро с левого фланга придут наши парни из первого взвода, имейте ввиду.
  Раздав указания подчиненным и надеясь, что они нигде не напортачат – не должны вроде, парни умные, ответственные! – Донахъю выдвигается вслед за парнем из «Фокса», по пути прикидывая, сколько у Андерсона может быть людей. По всему выходит немного: раз посыльный не упомянул ни капитана Морриса, ни хоть кого-то из его взводных, значит, ганни там за старшего. А значит, с сержантом не более одного-двух амтраков: мысль о том, что офицеров здесь убивают также просто, как и солдат, Манго даже в голову не приходит. Как вскоре становится ясно, лейтенант заблуждается – с сержантом гораздо больше отделения. И вновь Донахъю зарекается строить предположения: слишком уж это бесперспективное занятие, лучше сосредоточится на том, что есть, чем гадать о том, что может быть.

  Мимо раненных и пока что здоровых, мимо безразличных ко всему, словно камни, и тех, кто нервно вскапывает носком ботинка песок, мимо людей, объединенных одной общей волей и единой опасностью. Прямо по мертвецу с распахнутыми пустыми глазами, чувствуя формой недвижное тело, еще недавно жившее, надеявшееся, пытающееся что-то сделать. Офицер нервно кусает губы и закрывает глаза, словно это поможет абстрагироваться от вида покойника и мерзкого ощущения, что он ползет по нему словно по бревну. Какой-то парень с оторванной кистью демонстрирует свою страшную рану словно пропуск из ада, словно доказательство того, что он свой долг исполнил. «Шок» - говорит кто-то рядом, и Манго согласен с говорящим, но промолчать было бы ошибкой – надо хоть как-то поддержать ставшего вмиг инвалидом молодого парня:
  - Вижу, морпех. – на секунду останавливается офицер. – Отдыхай. – Хочется добавить что-то еще: про то, что для него война закончена, что скоро беднягу заберут на амтрак и доставят на корабль, где окажут помощь, но сказать это – значит обнадежить, а судя по тому светопреставлению, что творится вокруг, все надежды на благополучный исход могут оказаться ложными. – Держись.

  Снова обстрел и новые раненные. И минуты не проходит без того, чтобы джаповские снаряды и пули не нашли новую жертву: такими темпами, если ничего не предпринять, скоро на побережье не останется ни одного живого «гостя». А вот и Андерсон. Первый же вопрос от сержанта приводит офицера в состояние легкого ступора, но вскоре все проясняется. Вот только легче от этого не становится: на и без того мрачное полотно поля боя гании легкой рукой добавляет еще несколько антрацитово-черных мазков. Снова хочется безбожно ругаться, чтобы хоть как-то выплеснуть всю ту бурю, что комом застряла в груди. Но перед нижними чинами слабость демонстрировать нельзя: паникующий офицер – лучший способ деморализовать солдат. А посему остается только вновь принять невозмутимый вид и попытаться разобраться с предложенным планом.
  - Держи. – Манго протягивает Андерсону три сигареты. – Парням еще раздай, у кого нет. У меня пока что ничего не понятно: два пулеметных отделения да до отделения пехоты из соседнего взвода, обстановку я еще полностью не уяснил, как и результаты разведки по правому флангу. Где оставшаяся часть моего взвода и другие части роты – в душе не представляю. Равно как и то, чья там амфибия.
  Услышав о смерти Уоррена Морриса и половины его офицеров, Донахъю мрачнеет. Ситуация складывается хуже и хуже: все части поперепутались, и вместо сокрушительного удара кулаком дивизия нанесла удар растопыренными пальцами. Причем по каменной стене, ага.
  - Какой, ты говоришь, блокгауз взять надо? – Фрэнк на несколько ударов сердца снова поднимается над бруствером, накладывая слова сержанта на местность. – Тот, который ближний? – услышав отрицательный ответ указание на желаемую цель, лейтенант морщится, как от зубной боли. – Слушай, ганни, ты тут обжился чутка поболе моего, а я даже сориентироваться не успел: первичное наблюдение не закончив, сразу к тебе в гости пополз. Поясни-ка, почему именно дальний? Тот, который напротив, вроде как должен большую угрозу тебе и твоим парням представлять, да и занять его немного проще, как мне кажется. Не то чтобы я против – один хрен делать что-то надо, но поясни-ка, а?

  Манго чувствует, как щеки опаляет стыд. Он, офицер, спрашивает, почему должен атаковать ту или иную цель у какого-то сержанта, пускай даже и комендор-! Но, черт побери, никаких объяснений в голову не приходит! Пулемет, из которого скосили того одинокого парня у воронки, расположен, судя по сектору обстрела, где-то между левым укрепленным пунктом и первым бараком, или, может, в скоплении пальм на левом фланге, которое и лесом-то назвать язык не поворачивается – но это менее вероятно. К тому же этот дырявый, как решето, сарайчик худо-бедно, а прикроет от обзора узкоглазых на правом фланге солдат Андерсона. А вот тех, кто попробует взять дальний блокгауз в лоб или со стороны текущих позиций пульвзвода роты «Гольф», ждет с распростертыми объятиями натуральный огненный мешок. И Андерсон не может это не понимать, но все же просит о помощи! Может, он знает или приметил что-то из того, до чего не додумался лейтенант?
  Выслушав ответ, он кивает:
  - Хорошо. Только есть одна проблемка. – Донахъю выразительно постукивает двумя пальцами по запястью, где отсутствуют часы. – Но ничего, что-нибудь придумаю. Сколько сейчас на твоих?

  Над головами громыхает, и вместе с криком «Пригнись!» Донахъю чувствует, как чья-то тяжелая рука вжимает его в землю. По спине и каске дробит частый град толи осколков, толи земли комьев. Прямо перед носом офицера в песок входит даже на глазок острая и длинная щепа, и Фрэнк чувствует, как проступивший пот холодит спину. Кто-то стонет, а он опять цел. Но как долго это продлится? Этот проклятый островок будто создан для того, чтобы убивать! Огромные снаряды линкоров его не взяли, бомбы только бесполезно перерыли землю, а бедная пехота вместо того, чтобы зачистить недобитков, обильно оросила негостеприимный берег своей кровью. А сколько ее еще прольется?
  Андерсон ругается на чертову шрапнель – и Манго с ним полностью согласен: только попасть под огонь артиллерии еще не хватает, тем более под такой практически прицельный – головы не поднять. И тут, словно хор, отозвавшийся солисту, гремят новые взрывы, уже потише – в ход, видимо, пошли минометы. Не надо быть пророком, чтобы понять, что огонь ведется из разных калибров – участок и вправду пристрелян хорошо. И хрена с два со своего места сдвинешься – осколками начинит тушку только так. Остается только ждать и понимать, что время на подготовку тает водой в чашке под жарким солнцем.
  Рядом орет комендор-сержант, настойчиво требуя ответа. Взводный сплевывает скрипящий на зубах песок, осторожно прочищает мизинцем ухо от неумолчного звона.
  - Понял, понял! – отзывается ворчливо. – Успею, куда уж я денусь отсюда. Постараюсь сделать что в моих силах, как доберусь до своих – друг от друга зависим же. – новый разрыв заставляет вжать голову в плечи. - Есть пока какие мысли и идеи, которые мне стоит знать?

  А обстрел все не стихает, вырывая из солдат все новые и новые стоны. Близкий разрыв заставляет Донахъю инстинктивно зажмуриться и внезапно пробуждает в памяти давно читаные строки Сигера. И сразу рождается ощущение, что все эти неумолчные, бесконечные разрывы – словно послание, морзянка от смерти, которой она зовет на свидание именно Фрэнка. Вот только никакого желания видеться с ней у лейтенанта нет.
  - Вашу ж мать! – цедит он. – Да когда ж они прекратят, с-суки!?

Бёльверк зимовал во Фломе. Радости в этом было мало, славы и вовсе никакой. Но возраст его уже не позволял относится к зиме легкомысленно. Если и были ещё предначертаны ему на долгом веку подвиги и приключения, пусть они случатся летом.

Зимовал он у своего старого побратима, ныне местного хольдара. С его семьей и прибыл он на альтинг.
Среди воинов и карлов было много знакомых лиц. Бёльверк ел, пил вместе со всеми. И ждал своего часа.

Наконец, Торугв взял слово. Бёльверк слушал внимательно, слушал и думал.
Решение он принял мгновенно. И думал лишь над драпой, которую следовало сложить в начале похода.
Такой славный воин, как Бёльверк, мог чаять лишь одного. Получить шанс встретить смерть под стать жизни, которую прожил. И вот шанс явил себя. Спасение народа Бифроста от неминуемой гибели было подвигом среди подвигов, славным и, скорее всего, смертельным.

Когда висы были готовы, Бёльверк вышел в центр, где уже стояли двое. Молодой воин и старик.

Назвавшийся Сигбьёрном был добрым воином, Медвежий Сын почуял это сразу. Двадцать лет назад он, пожалуй, уложил бы его. Сейчас - нет.
Старик же походил на купца. Бёльверку понравилась виса, которую он сложил.
Миновав Сигбьёрна и Гудгерда, Бёльверк приблизился к столу конунга и достал свой дар для владыки. Это был рог для браги оделаный железом и испещренный рунами. Склонившись перед конунгом, Бёльверк протянул ему рог и возвестил зычным голосом:

В рог я руны врезал
Кровью их окрасил
Чтоб колец даритель
Пеной волн напился

Враны чтобы пили
Вражьих трупов брагу
Мерной речи мёд пусть
Други пьют на тинге

Освободившись от дара, скальд обернулся к собранию и продолжил свой ритимчный сказ.

Лев деяний славных
Турогв кличет вече:
Вольные внемлите
Вёльвы предсказанью

Кукушка не кукует
Коль клекочет сокол
Ясень битвы ясен
Среди ольх смолистых

Бёльверк из Скьёлдрена
Бёльверк Сын Медведя
Тот, кто тайны ведал
Тот, кто руны резал

Князю он клянётся
Видят все на тинге
Вежу плеч не прятать
В буре длинных копий

Клятву он исполнит
И в отцов чертоги
Ливнем стрел умытый
Сын Медведя вступит

Так сказав, Бёльверк занял своё место в центре тинга и скрестил могучие руки.

Старик сидел за столом, хмуря брови и изредка, только в дань уважения знатному конунгу, вкушал небольшие кусочки пищи и редкие глотки эля из своего рога. Гуднерд устал - путешествие было долгим и нелегким для его ноющих костей - путь из Флома к альтингу был неблизким. А еще, всего за день до места, пришлось ночевать на открытом месте, укрывшись одним только плащом на гагачьем пухе. Головная боль отступила только под утро сегодняшнего дня, перед самым пиром.

Зато здесь Гудгерд встретил не только самого знаменитого конунга Торугва, его жену и его дочь, но и много достойных ярлов и воинов - Медвежий Сын, как его прозвали, Бёльверк Бьёрнсон, молодые воины (для Гудгерда молодые) - могучий Ингвар и ярый в битвах Сигбьёрн Конь, с которым Гудгерду доводилось плавать на юг.

Гудгерд помрачнел... Их лица напомнили ему о былом, о тех, кто ушел давным-давно и недавно тоже. Старик перевел взгляд на хозяек пира, чтобы отвлечься, но это не принесло желанного результата - и жена и дочь конунга были бледны и встревоженны, их чело не озаряли улыбки.

Тут взял слово хозяин - Торугв, зычным свои голосом произнеся приветственную речь и возвестив клич собравшимся воинам. Решительный Сигбьёрн отозвался тут же, не медля, и прочёл вдохновенную вису, достойную всех собравшихся. Зрелые мужи склоняли головы, признавая силу слов. Настало время и Гудгерда...

Он наконец немного улыбнулся - предоставилась возможность сделать должное дело и с честью сложить голову - возможно мудрейшие вёльвы подарят ему такой дар, если смерть избегает старика? Как знать...

Гудгерд неспешно вышел на середину тинга, встав перед столом конунга и низко поклонился:
- Привет тебе, вождь Турогв. Многих благ и тебе, и твоей красавице-жене, и детям, конунг! Мы давно знаем друг друга, и я буду рад служить твоей семье. Пусть все знают, что Гудгерд Славный, сын Тюркера не сидитв стороне, когда вожди созывают воинов к великому делу! Я здесь, а со мной и мой меч! Прими нас обоих, вождь, дозволь быть кормчим на твоем судне.

Затем старик отступил несколько шагов назад и прочел такие строки, что родились в его сердце:

На закат идёт олень волн.
Хороши Одина копья.
Среди скал зовёт удачу он.
Вёльва - ясеня и ольхи судья.

Гудгерд еще раз поклонился и шагнул в сторону - ждать ответ конунга.

-​---------------------
* Ясень, ольха - люди
Олень волн - драккар, то есть намечающееся плавание
Одина копья - воины, идущие в поход.

Запоздало поняв, что трещат и закручиваются, гарью становясь, не только языки пламени, но и его собственные волосы на его собственной руке, зашипел Ковальски не хуже гаснущего огня, тряхнул кистью раз-другой. Да только чего сделаешь-то уже? Унимается пожар, прячется под металл, умирает. То ли от железок, то ли от огнетушителя, то ли от самого морпеха воняет жженым пером, какой-то химической дрянью: от чего именно, так, сходу, не понять. Тяжело дышать отчего-то, в голове шумит.
- Я, это...
Не понятно к кому обращаясь, закашлялся сержант, к глазам ладони прижав на пару мгновений - чтоб не выскочили, ага - вздохнул полной грудью. Снова откашлялся, в море плюнул.
- Все, короче, погас движок.
В воду влез, за кузов амфибии прячась - так и так вымокнуть придется, так какая разница, поздно или рано? Еще покашлял, просморкался, продышался. Легче ж? Кажется, да.
- Дэнни, чего там? Надо к песку двигать...
И тут увидел "Хобо", что на войне слова убивают не хуже пуль и осколков, со штыками заодно, когда им же "призванный" боец японским свинцом угостился.
- Сука, ебаный я ишак... Ползи, морпех! Не тормози!!!
Чего делать-то? Не бросать же, помрет ведь к чертям.
- Дым, у кого есть дым?
Запоздало прикинул, а оно вообще в воде работать будет? Или на себе ее, гранату эту, запалить? И кто там целый у нас?
- Заусенец, Джейн!
Каждого взглядом нашел, убедился, что слышат и слушают.
- Я за пацаном! Вы, оба - смотрите в оба! Берег! Сраная стена, ебучий лес! Прикрывайте!
Скрипнув зубами, винтовку свою в кузов сунул попутно. Сейчас она на хрен не нужна, только намокнет или потеряется.
- Держись! Слышишь?!? Я сейчас!!!
Это уже барахтающемуся на мелководье крикнул. А потом на четвереньках, прямо по дну, пополз к нему же. Если нашлась граната дымовая до того, то на рюкзаке ее перед этим закрепил и "раскурил". А если не нашлась, то как есть, так и пошуровал.

Манго, Слипуокер, Винк

  – Есть! – кивает пулемётчик амтрака, приготовившись.
  Слипуокер, как и задумал, поднимается над бортом, стреляет куда-то в сторону пальм. Ему не страшно.
  Ша-дах! – звонко, с азартом лягается винтовка, соскучившаяся по стрельбищу за время плавания. – Ша-дах!
  Ну всё, отвлек, пора и честь зна... – что-то бьет его с такой силой, что он спотыкается, взмахивает руками и падает внутрь амфибии, выронив оружие.
  Но Манго и Винк уже не видят этого – в этот момент они, один за другим, перемахивают через борт и приземляются на песок, рядом с телом Тугодума. Тому уже не поможешь – под головой растекается темное пятно. Готов.
  Как и было задумано, они откатываются в сторону, и Манго ждёт, полезут ли за ним бойцы.
  Слипуокера между тем ощупывают товарищи. Он... цел. Японская пуля попала в каску, чиркнула, оставив вмятину, как на плотной бумаге. Ещё бы немного и... в ухе немного звенит, но вроде ничего.
  – Везучий, – цедит сквозь зубы Парамаунт. – Эх! – Теперь ему лезть первым.
  Прыгает следующим, а за ним и остальные – Домино, Счетовод и Болоньезе. Шахтер остаётся с братом – они снимают пулемёт и прячутся. И вовремя – следующая пуля свистит над головой.
  – Пошли! – рявкает Подкова. Почти на голову предыдущим вываливаются капрал, братья-пулемётчики, немного опомнившийся Слипуокер, подталкиваемый сзади Ньюпортом.
  – Ай! – кричит Ньюпорт, падая.
  – Ты чего?
  – Там это, – говорит он. – Это. В спину.
  – Ранило!?
  – Да, кажется.
  – Кажется!?
  – Не знаю!
  Подкова перепиливает ножом лямки рюкзака, переворачивает мальчишку. На спине кровь. Он рвет на нём форму.
  – Ноги чувствуешь?
  – Вроде.
  – Че вроде!? Чувствуешь или нет?
  – Чувствую!
  – Да пошевели.
  Ньюпорт неуверенно сучит ботинками по песку.
  – Погоди, ща перевяжу. Она рюкзак прошла, вроде несильно, между рёбер.
  – Спасибо.
  – Пожалуйста, йопт!

  Лейтенант тем временем осторожно подползает к стене. Пули со свистом летят куда-то... летят. Кто-то кричит. Хер знает, что происходит, стрельба идёт активная.
  "Стрельба идёт активная". Так написали бы в учебнике или в уставе. Но тут чёт ни черта всё не по учебнику и не по уставу. И это твой первый бой! Какая к черту активная?!
  ЯПОШКИ БЕШЕНО ПАЛЯТ СО ВСЕХ СТОРОН! Пули с треском входят в дерево, с визгом рикошетируют от стальных поверхностей амфибий, хлопают по песку, чмокают по воде, жужжат в воздухе по одной и стаями. Стреляют не в тебя, но кажется, что если поднимешь голову над стеночкой, сразу несколько пуль обязательно продырявят твою голову просто случайно. Пересилив себя, все же выглядываешь, совсем чуть-чуть, не высовывая носа, только глаза. Окидываешь поле своего первого боя взглядом.
  Сразу за стеной – мешки с песком образуют что-то вроде неглубокой траншеи – это была японская позиция. Чуть левее – гнездо, в котором пригорюнился замолчавший японский пулемёт с до половины расстрелянной жесткой кассетой, торчащей вбок из затвора. Там же, кажется, тела расчета, но видно плохо за мешками. Прямо перед тобой – деревянный сарай, весь изрешеченный пулями, словно медовые соты, кажется чихни – и развалится. За ним, подальше – два длинных барака из кокосовых бревен, и пальмы, пальмы, пальмы, многие оборванные, словно облысевшие женщины. Около каждого барака – по сараюшке поменьше. Почти между бараками – воронка, неглубокая, но широкая. Бараки явно – просто дома, в них большие просторные окна – ещё бы, в здешнем-то климате. В окнах никого не видно. А вот подальше влево и вправо – по приземистому строению из серого бетона: эти больше похожи на блокгаузы. В них окна поменьше и в самом их виде есть что-то неприятное, как в крепком парне из портового района, который смотрит на тебя исподлобья, и ты понимаешь – сейчас может ударить, просто так. Самих японцев там ты не видишь, но они там. Наверное. А вот морпехов слева видишь, мертвых, между стеной и бараками.
  Вдруг замечаешь одного живого – он ползет к ещё одной воронке, рядом с блокгаузом. Ему остаётся метр, когда вокруг него начинает плясать песок, а тело его дёргается, отлетают какие-то кусочки, лоскутки, он вздрагивает от попаданий. В решето. Убили. Пулемётчик ещё добавляет для верности короткую – тело уже даже не дергается. Стреляли, кажется, справа.
  Ты смотришь вправо, и тут в бревно у тебя рядом с головой с уханьем входит пуля, и сразу вторая. Прячешь голову. Прижимаешься к стене спиной. О, блин. Было близко. Лучше не выглядывать в этом же месте. Лучше вообще отползти. Ползешь немного влево, в ту сторону, где людей больше. Прислушиваешься. И вдруг понимаешь, как это выглядит.
  Япошек отбросили от берега, вернее, просто убили всех, кто оборонял берег. По крайней мере на этом участке – справа доносятся взрывы гранат, наверное, там ещё штурмует кто-то... Но тут – нет, стена взята.
  Но либо у японцев был четкий план, либо кто-то очень опытный и умелый связал их оборону в узел. Их пулемёты бьют справа, кажется, из-за блокгауза, бьют во фланг, почти вдоль берега, простреливая эти жалкие тридцать ярдов между стеной и бараками. И кажется, ну что там тридцать ярдов – фигня, бросок гранаты. Но... не всё так просто. Другие япошки сидят в глубине, с пулемётами и винтовками, и в просветы между строениями, а может, и из самих строений, прикрывают стену напротив этих пулемётов. Любого, кто высунется, они сбреют, как бритвой. "Взаимноприкрывающие позиции" – так это называется по-умному. Те япошки, что погибли здесь, у стены, просто купили время, чтобы организовать эту систему огня в тридцати-сорока ярдах от берега с учетом направления атаки.
  И черта с два вы её прорвете. Эта позиция, как сложный узел – тянешь за один конец, в другом месте затягивается туже, вот и всё. Если бы они просто встретили вас фронтальным огнем, ну, фигня-война – вы бы как-нибудь сломили их лобовой атакой: вас же больше, наверное, да и винтовки скорострельнее... а так... пока у их пулеметчиков есть патроны, вас хоть целый полк тут на ста ярдах собрать и бросить вперёд – во фланг они перестреляют любое количество атакующих, просто как фишки домино. Тут танк нужен! Желательно, не один. Или минометы. А лучше бы крейсер. Или разбомбить их к чертям.
  Но ни танка, ни минометов, ни крейсера у вас нет, и где там Уэлл-Уэлл со своей рацией – тоже неизвестно. Остается ждать, верно?
  Проползаешь несколько метров в сторону, просто чтобы не сидеть там, где высовывался и тебя заметили, и вдруг сталкиваешься лоб в лоб, почти буквально, с ползущим тебе навстречу морпехом. Это рядовой Басс, Бандит, из первого взвода Клониса. У него за плечом маячит ещё один, из того же взвода.
  – Донахъю! – говорит он удивленно. – Это... а мы там, через два амтрака. Сидим пока. У стены всё равно места нет. Нас Дасти послал тут посмотреть, что происходит. Не знаешь, где Клонис?
  Тут подползает по песку ещё один боец, незнакомый.
  – Лейтенант! – говорит он, видя лычку у тебя на воротнике. – Вы же лейтенант? Меня послал сержант Андерсон, найти офицеров. Вы же из роты "Гольф", да? Сэр, вы можете со мной? Тут недалеко.
  Андерсона ты знаешь – это комендор-сержант из роты "Фокс", не такой бывалый вояка, как Кремень, но тоже ничего. Оставив Парамаунта за старшего, ты ползешь вдоль стены за рядовым.
  – Так нам что Дасти передать? – спрашивает тебе вслед Бандит.



Манго
  Ползёте вдвоем с рядовым, буксуя локтями в песке, сжимая оружие. Спустя пятнадцать ярдов ты понимаешь, что имел в виду Бандит: люди лежат у стены, как ломти на прилавке, один к другому, раненые вперемешку со здоровыми, оглохшие, напуганные, безразличные, настороженные. Вы ползёте мимо их ботинок. Кому не хватило места – прячутся за амтраками, вжавшись в песок. Лежат убитые – в основном ближе к воде, некоторые плавают лицом вниз. Но и у стены валяется несколько: переползаешь через труп морпеха, сжимающего в руках винтовку – наверное, хотел пострелять, высунулся, и тут его и убило – несколько дырок в груди, как на мишени – а товарищи втащили его обратно. Его глаза смотрят в небо, не мигая, хотя солнце светит убийственно ярко. Чувствуешь животом его мертвое тело.
  – Сэр! Сэр! – окликает тебя кто-то. Поворачиваешь голову – у стены сидит парень лет семнадцати, у него нет кисти руки, культя замотана бинтом, вся покраснела. Он тычет ею в тебя.
  – Меня ранило! – говорит он со странной интонацией, словно озабоченно, с тревогой смотрит на тебя испуганными серыми глазами.
  – Меня ранило, сэр!
  Ты вдруг каким-то чутьем понимаешь, ЧТО он имеет в виду. "Меня ранило! Я не просто так отсиживаюсь тут, я не испугался! Меня просто ранило, я дальше не пойду, но я не просто так! Я не испугался!" – и он очень боится, что ты ему не поверишь. А боли он ещё не чувствует, боль придёт потом.
  – Успокойся, – говорит кто-то рядом. – Не обращайте внимания, сэр. У него шок.
  Вы ползёте дальше. На берегу, ярдах в десяти грохает взрыв – забрасывает вас песком. Он не очень мощный, но кто-то стонет, зажимая рану.
  – Санитар!
  Ползёте ещё немного.
  Слышишь, как с нотками истерики в голосе какой-то боец, вжавшись в стену рассказывает товарищу, почти смеясь:
  – Дюпре выбрался на берег, добежал до стены, и спрашивает: "Где линия фронта?" Опоздать боится! А капитан ему: "Пригнись, идиот, ты на ней стоишь!"
  Вдруг твой проводник трясёт за плечо морпеха, который лежит на боку, спиной к вам. Морпех поворачивается. Это Андерсон.
  – Ганни! Я нашёл лейтенанта из роты "Гольф"!
  – Молодец! – кричит Андерсон громче, чем нужно. – Молодец! Лежи пока тут. – Двигается, давая тебе место у стены. Заползаешь между ним и тем, кто тебя сюда довел, упираешься спиной в его рюкзак, чувствуешь твердую лопатку на нём.
  – Сигареты есть!? Мои промокли, – спрашивает тебя сержант.
  Серьезно?! Он тебя из-за сигарет позвал?! Тебя, офицера?! А, нет, тьфу ты.
  – Капитан Моррис убит, – продолжает он. – Наши все офицеры убиты, остались только Дюпре и Барр, но Барр ранен. А у вас что?
  Он ещё больше мрачнеет, услышав, что ты понятия не имеешь ни где Хилл, ни где Тэгерли, ни где Кремень, ни где Голландец, ни где Ами, ни где хоть кто-нибудь в этом дурдоме без главврача! И что у тебя десяток пулемётчиков и может ещё отделение Дасти, в котором неизвестно сколько человек осталось – и всё.
  – Вы же между нами должны были высадиться... – грохает ещё взрыв. – Ссука... слушай, мы попробовали сунуться к основанию пирса. Там сапёр один, сержант, подкрался и подорвал взрывчаткой два пулемётных гнезда, мы почти прорвались, но тут нас начали справа косить. Кусок берега по центру РЕД-2 ещё не взят. Когда с берега открыли огонь, мы отклонились немного влево, а "Эхо" немного вправо. Мы думали, вы возьмёте то, что в центре, но чего-то ваших не видно, только вот ты и ещё там какая-то одна амфибия приплелась, кажется. Не знаешь, чья?
  Ты не знаешь.
  – Слушай, надо джапов выковыривать. Мы попробуем дымом прикрыться и к пирсу рвануть, но хер с два поможет, они и через дым всех перебьют. Сносит быстро, вдоль берега, – он морщится. – Слушай, возьми там берег, в центре, между плацдармами, и прижми их с фронта, отвлеки. Прижмешь? Я тебе дам сапера того, у него взрывчатка осталась. Взорвешь крайний блокгауз, понял? Вот тот, серый. Хоть попытайся. Нам надо установить связь с батальоном Кроуи и с "Эхо". Если не установим, они нас окружат постепенно. Понял? Прикрой мой правый фланг. Если получится – свяжись с "Эхо", узнай, как у них дела. Хотя, подозреваю, такая же хуеверть, как и у нас. Что за жопа-то, первый лейтенант, сэр, а? Откуда такая жопа вдруг раскидистая? – риторически спрашивает он.
  Вместо ответа слышите нарастающий рокот в небе. На самолеты что-то не похоже.
  – Пригнись!!!
  Вжимаетесь в песок под стеной, почти обнявшись.
  Страшно грохает над головой два раза, словно молния в дерево долбанула. По-театральному так грохает, эффектно, бьет по ушам, закладывая их. Сразу за взрывами – резкий шорох по песку и многократный плеск, словно "кусок" дождя упал на землю без медленного начала, без раскачки, как будто его вынули из середины дождя и уронили вам на головы.
  Кто-то стонет. Потом грохочет ещё в стороне, снова в небе. И ещё – опять дважды, почти одновременно.
  – Шрапнель! С южного берега бьют! Тут всё нахер пристреляно, как в грёбаном тире! – со злым отчаянием говорит Андерсон.
  Бабахают взрывы на земле – пожиже, вразнобой, но много, слева и справа.
  – Ты меня понял? – кричит комендор-сержант. – Только вместе надо, иначе нет смысла. Начнем через пятнадцать минут. Успеешь?
  Часов у тебя, кстати, нет...

Винк, Слипуокер
  А вы лежите под стеной, около амфибии, у вас тут под стеной места много. Подкова закончил перевязывать Ньюпорта, тот валяется на животе.
  – Че, болит?
  – Ага.
  – Сильно?
  – Вроде нет.
  – Ну, раз вроде, значит, нет. Че, может, назад тебя посадить?
  – Не, я лучше тут. Как я туда заберусь?
  – Ладно, лежи.
  Сверху жарит солнце, впереди равнодушно качаются ободранные пальмы, со всех сторон кто-то стреляет и что-то взрывается. В море, ярдах в тридцати от берега, позади вас, коптит небо амтрак, кто-то там его зачем-то тушит, идиот. По амтраку щелкают пули, морпехи прячутся за ним, еле высовываясь из воды.
  – Там Стэчкин что ли? – спрашивает Парамаунт.
  – Может быть...
  – Не повезло.
  Справа (вернее, слева, потому что в основном вы сидите спиной к стене) слышны резкие хлопки гранат, просто до черта, один за другим.
  – Во наваливает кто-то!
  Пулемётчик "Грязной Герти" перебрасывает вам, не высовываясь, пулемёты и коробки с боеприпасами.
  – Интересно, че там Флаин-Фиш с Дойчи.
  – Наверное, ждут, пока амтраки вернутся, а Физик их по ФИЗО задрачивает.
  – Гы-гы-гы!
  Амфибия заводится.
  – Всё, парни, до скорого! – она начинает отрабатывать назад, лязгая гусеницами и плюясь в вас песком.
  – Давай, мороженого привези в следующий раз!
  – Ага, непременно! – глухо откликается водила из своего короба.
  Пятясь, бронетранспортер откатывается в лагуну. По нему щелкают пули, но, видимо, япошкам пока не до него.
  – А наш лейтенант не испугался, молодец, – говорит Ветчина, выдувая из затвора пулемёта песчинки. – А то бы сидели сейчас в этой банке консервной тоже, как дураки.
  – Слипуокер молодец. А то бы лежал сейчас наш лейтенант с дырой в башке.
  – Точно.
  – А Тугодум поспешил – и всё.
  С другой стороны пляжа, ближе к пирсу, начинает ухать и грохать, но вас это словно не касается. Сюда оттуда осколки не долетят. Пулемёты стучат дальше, совсем недалеко, но вам на них тоже начхать. Вы "в домике". Но грохот стоит знатный – снаряды раскатисто ухают в воздухе.
  – Накройте его что ли пончо. А то чё он на солнце прямо.
  – Точно, печёт будь здоров.
  Болоньезе достаёт фляжку, делает несколько жадных глотков.
  – Не налегай.
  – Ладно, – он закручивает крышку, но вдруг останавливается, глядя на раненого. – Льюис, попьешь?
  Неведомая сила выбивает у него фляжку из рук, отрывая палец.
  – Ай! Аааа, бля! – он зажимает руку между ног, весь сжавшись.
  – Что такое?
  – Это че?
  – Рука!
  – Осколок?
  – Да откуда я нахуй знаю-то!

ссылка
Серые облака нынче висели клочьями, цеплялись за горы, останавливались и снова, как ни в чем не бывало, продолжали свой путь.
Солнце изредка подглядывало за жизнью внизу сквозь образовавшуюся в небе брешь и нелюдимо пятилось обратно. И даже это было добрым знамением - светило не показывалось в землях Турогва Конунга уже год.
Не обласканная теплом земля очерствела, покрылась, словно морщинами, застывшей коркой грязного льда и не могла родить людям пищу.

Море было более щедрым на гостинцы - лёд не уходил с его поверхности третий год, но рыба под ним водилась отменная, иной раз даже приносившая в белёсом брюхе дары ушедших на небеса богов - разноцветные морские камни, которые умельцы города плавили, превращали в украшения. Говорят, такой камень хранил нашедшего его от хворей и мучительной смерти.

Леса, изобилующие дичью, сегодня были особенно щедры: трэли без остановки носили добычу, убитую охотниками.
Морские глубины тоже не стали скрывать от людей еду: жирная толстобрюхая сельдь и масляно поблескивающая в тусклом свете костров форель аппетитно исходили соком. На их аромат, казалось, и стекались с окрестных земель жители Бифроста.
На альтинге* сегодня соберётся много людей: угостить их - первая задача конунга Турогва. Над второй же у него было время подумать: ровно три года.

Сейчас Конунг Турогв, невозмутимый и привычно угрюмый, восседал на массивном резном троне, приветствуя скупыми кивками появляющихся на альтинге гостей. По правую руку от него сидела старшая дочь - воительница Хильд, давно покинувшая отчий дом, чтобы жить в Эрве-Ордал; по левую - юная жена, немногим старше дочери, бледная и поникшая: на днях она родила конунгу двойню, долгожданного наследника и ещё одну дочь, третью. Мальчик вскоре умер, а девочку забрали вёльвы, обвинив ту чудовищем, убившем брата-продолжателя рода, и завладевшим его силой.

Последний альтинг был зимой, где решили дождаться лета, и, если земля снова откажется рожать, спросить богов.
Лето было едва ли теплее зимы: земля под ногами хрустела тоненькой коркой льда, в небесах извивались ночные радуги, лёд во фьорде по-прежнему долбили, чтобы поживиться дарами моря, пар рвался изо рта днём и ночью, звери ожесточеннее охраняли леса и свою добычу. За прошедшие шесть лун не вернулись Горм, Велунд и Рорк - славные добытчики, коих Конунг Турогв поил пивом со своего стола.

Вепрь, что сейчас равнодушно поворачивался на вертеле в ожидании людей, изъязвивших желание сказать своё слово на альтинге, был изловлен молодыми охотниками, которые ещё не заслужили таких почестей. Хирд, самый младший из них сейчас помирал в горячке от страшных ран - прежде чем погибнуть, зверь распорол ему весь бок до рёбер и сизой требухи. Видать, сами боги потребовали жертву в обмен на красавца-вепря.

***
Наконец настал тот час, когда во дворе возле Длинного Дома загорелись костры когда дары природы стали съедобны, а собравшиеся уже испили хмельного мёда. Чувствуя, что долг гостеприимного хозяина выполнен, Конунг Турогв поднялся. Тишина воцарилась в Доме. Час, когда правитель всех жителей Бифроста скажет Слово.

- Вы терпеливо ждали середины лета, - пронёсся над головами его внушительный бас. Конунг был уже немолод, но голос его будто принадлежал тому Турогву, что сел на резной трон двадцать зим назад после кончины брата.

- Я исполнил обещание, собрав вас здесь. Я говорил с богами вчера ночью. Мой вопрос был о грядущем. Вот, что они мне ответили, - он помолчал, не зная, как воспримут его слова собравшиеся.

- «Грядущее сокрыто», -голос Турогва Конунга стал торжественным, однако выглядел он вовсе не радостно. - Ждать нового ответа богов мы не станем. Некому станет ждать ответа, если зима продлится еще год. Потому слушайте волю вашего Конунга, о славные жители Бифроста: вёльвы снизошли до моих просьб, они спросят богов и укажут путь. «Шестеро храбрых пусть явятся с даром, коль внимать желают гласу Небес» - такие вести я получил от них неделю назад, когда они…пришли за моим сыном и дочерью, - на этих словах жена Конунга побледнела сильнее, а губы ее скривились, словно она собиралась заплакать.

Вёльвы редко соглашались помочь и никогда не являлись днём, посему ходили легенды, что они уродливы и алчны.
- Сейчас пусть выйдут шестеро, что желают говорить с вёльвами и узнать слово богов первыми. Моя дочь Хильд укажет вам путь.

Воины и следопыты из Эрве-Ордал редко заходили на территорию Вёльвбринн, леса вёльв, всякий раз рискуя не вернуться из дозора. Оттого честь, выпавшая Хильд, была велика, а также показывала ее достойной дочерью Конунга, хотя, поговаривают, сам Турогв желал ей другой судьбы.

Звенящая тишина вновь воцарилась на альтинге. Все ждали, кто первым выйдет в центр, предстанет перед правителем.

Навыки колдуна впечатляли, но и Тэд был ниибаца волшебником! В конце концов, он, кроме всего прочего, прошёл ещё и магическую академию Хогвартс. Да-да, он закончил Хогвартс! Правда, "прошёл" он его войной, а "закончил" не просто Хогвартс, а его существование, но это тоже по своему впечатляла.
–Смотри, чё умею: вот я один,–Сказал он одному из культистов, замахиваясь кулаком.–И вот меня много!
Культурно обогатив культиста в рожу, да так, что у него в глазах задвоилось, Тэд принялся штурмовать грудак культиста, обходя его по кругу.
–А вот я опять один,–Сказал он, смотря в мутные глаза некроманта, которого, чтобы тот не упал, он удерживал за плечи руками. Во-первых чтоб не упал, во-вторых чтоб прицелиться и хорошенько зарядить вольфрамовым наколенником в пах злодея.
От этого удара у негодяя в глазах двоиться перестало, и он отчётливо видел отходящего в сторону вполне себе одного единственного Тэда, готового увернуться, если тот захочет блевануть.
–Абра-ебать-её-в-сраку-кадабра, сучка.

Магия эльфа подействовала эффективно и быстро: экспедиция вернулась обратно по своим следам, не оставляя новых. Разумеется, если среди преследователей есть хоть кто-то, кто в подобной магии разбирается, он быстро поймёт, что случилось. По этому выход был один, и его обозначила Тора Набал, ветеран "Латной Рукавицы":
–Если отрыв сделаем и доберёмся до крупной развилки,–отвечала она Биврипу,–То сможем запутать следы. В переплетениях пещер они легко потеряют нас из виду. В худшем случае они разделятся, и за нами проследует лишь малая часть преследователей.

Меж тем, их новая спутница вызывала всё больше и больше вопросов, которые Эймон решил обсудить потихоньку. Эльфийка всё равно плелась где-то сзади и всё больше смотрела, не преследует ли их кто-то: Сианодель был уверен, что она не слышит их.
По пути к искомому ответвлению в тоннеле, Эймон поравнялся с группой бородатых наёмников и коротко кашлянул, привлекая их внимание.
— Вы тоже из Альянса Лордов, верно? — негромко поинтересовался он у дварфов. — Вы что-то слышали об этой женщине, или хотя бы о том, чтобы ваш Альянс собирался высылать шпионов в Мензоберранзан?
Дворфы замялись и переглянулись малость удивлённо. Ответ держать решил дворф с кустистой, без преувеличения роскошной бородой, раскидистой, но неухоженной.
–Дык энто-ж, милсдарь Э... Эльф,–Ответствующий дворф явно не смог с ходу припомнить имя Эймона, и выкрутился со всей свойственной дворфам грацией кирпича.–Оно ж на то и "Шпионить", чтобы особо не докладать кому попало. Мы – дварфы простые, мы за грубую силу ответствуем. Кто там шпион, кто – нет, то о том мы и не знаем...
–Зато знаем за тех, кто в опале.–Добавил другой дворф. Борода у него была короче, на голове красовался могавк, да и лицо у него было куда более сосредоточенным.–Распоряжение поступало: вроде как милсдарыня Драга, Калесса Драга, подозревается в двустороннем шпионаже. Дескать, к "Врагу" переметнулась, к дроу.
— Проклятье, — выругался Эймон. Идти в одном отряде с лазутчицей тёмных эльфов никак не входило в его планы. Хотя, как гласит истина: "держи друзей близко, врагов еще ближе, а дроу вообще из-под надзора не выпускай".
— Ясно, — прошипел он, бросив мимолётный взгляд на шпионку. — У вас есть какие-то инструкции относительно неё? Словить, убить, доставить на поверхность?
–Доложить, милсдарь,–Ответил первый дворф.–Депешу зашифрованную отправить, если никого вышестоящего под рукой нет. А ежели есть – ему напрямую и докладать. Но чтоб внимания не привлекать, чтоб аккуратно было всё.
— Понял, — кивнул Сианодель, хотя по его виду было видно, что он не разделял миролюбивый подход Лордов. Он хотел было попросить дфорфов присматривать за эльфийкой, но тут же понял, что те исполнят просьбу слишком топорно, чем лишь усугубят ситуацию.
— Спасибо. Будем действовать аккуратно.
– Рады услужить!–Кивнули дворфы, которые и впрямь были рады перекинуться лишний раз парой слов.
Кивнув бородачам, Эймон чуть ускорился, чтобы идти рядом с Дорном.
— Тебе известно что-либо о ней? — спросил он у ящера тем же негромким
Увидев, что Эймон приближается, Дорн так же заставил своего ездового ящера ехать как можно ближе к эльфу.
–Короче, я те чё-й скажу,–Украдкой начал он, рыча полушёпотом,–Голос у ней знакомый. Я вас, эльфов, в лицо не распознаю – не серчай, вы для меня одинаковые все. Я вообще вам на шею сразу смотрю, чтоб понять, есть кадык, или нет, этого обычно достаточно.–Дорн хохотнул, но тут же вернул серьёзный тон.–Но не суть. Голос у ней знакомый, точно тебе говорю. У меня с детства музыкальный слух, я тебе хоть сейчас "трепак Щелкунчика" на... Как это? "Нагроулить" могу, так сказать. Но эт тож не важно. Важно, что меня... Как его... Мудак-ток-его-так-называть-нельзя-пшто-он-шишак-важный, как же его...
Дорн закатил глаза, постучал кончиком трубки о латную рукавицу, но тут же вспомнил.
–Эревьен Хонд!–Сказал он, стараясь не превышать громкости.–Эревьен Хонд, дворяшка из Альясна Лордов, с которым я в Гонтлгриме на приёме у Баттлхаммера беседовал*, попросил меня "Не бить всякого тёмного эльфа, пока не убедюсь, что это замаскированная Калесса Драга", во. Я о ней какие-то пост-шумы только слышал – тебе о них подробнее, наверное, уже рассказали. Никаких этих... указаний, в общем, прямых, мне не дали. Судя по всему, она, поняв, что я из "Своих", сама должна на контакт пойти. Ну, знаешь, "Раскрыть конспирацию", "Предоставить информацию" и вот это вот всё, из книжек. Пока всё, по крайней мере, так выглядит
Эймон внимательно выслушал драконида, кивая. Его изначальная цель отыскать родню, из-за чего он спустился в Подземье, неумолимо обрастала сложными событиями, подозрительными личностями и тайными библиотеками. Одиночка по натуре, он никогда не готовился к тому, чтобы вести куда-то целую экспедицию незнакомцев, по пути распутывая клубки шпионских интриг между фракциями, до которых ему не было никакого дела. Однако, именно этим он, прости Шевараш, сейчас и занимался.
— Наши дворфы, твои коллеги по цеху, утверждают, что она переметнулась на сторону дроу, — перешёл он на шёпот. — Всё, что она может тебе предоставить — это дезинформация. Но меня больше волнует то, что она может вести нас в западню. И, как на зло, у нас нет времени в этом разбираться, пока позади нас марширует целое войско. Предлагаю пока не подавать виду, но когда мы спрячемся и переждём, пока они пройдут мимо, нужно будет с ней что-то решать.
–Не, там же ещё выяснить, разобраться надо.–Помотал головой драконид.–Её же подозревают токма. Для того и ищут: чтоб разобраться.. Тот хлыщ, который Эревьен – он хоть и хрен моржовый, но альянсу лордов предан, в успехе похода заинтересован, в необходимости его убеждён весьма, и не стал бы на эту бабёху меня выводить. Я вообще по её вопросу особо много не скажу – для этого нужно постоянно информацию обновлять, а у меня график работы другой. Как я знаю, она просто с энтих... Как их... "Радаров" пропала, как говорится. Как я понял – давно. Но это может значить как то, что она "Переметнулась", так и то, что "Глубоко внедрилась". И если второе – а это весьма вероятно – мы тута джек-пот сорвали. Если же первое... Ну, на этот случай в приличном обществе цивилизованных государств существуют пытки!
Ящер хохотнул. По большей мере он, конечно, шутил, однако же...
Эймон пусть и не разделял оптимизма собеседника, однако позволил себе лёгкую улыбку. Хотя бы в знак вежливости к странному чувству юмора драконида.
— Я не хочу вмешиваться в дела твоей фракции, но если у тебя будут подозрения, что она действительно может работать на дроу, я рассчитываю на то, что ты нас об этом предупредишь.
–Не, ну эт-то разумеется!–Кивнул ящер.–Вообще, можно кого-то из "Наших" к ней приставить, чтоб приглядывал. А ещё у меня фамильяр есть, сова глазастая. Приставим к этому делу?
— Она может заподозрить неладное, если все с неё не будут спускать глаз, — предположил Эймон. — Думаю, сова подойдёт лучше для такого.

Разговор был окончен. Эльф и Дорн нарастили дистанцию друг между другом, и последний выпустил из-за пазухи сонную сову с всклокоченными перьями и слипшимися глазами, что-то ей шепнул и отправил в воздух. Казалось, что птица пытается просто наблюдать за обстановкой с воздуха(Высота потолков была менее шести метров, так что насколько эта разведка была бы полезна – вопрос открытый), но лишь Эймон понимал, на кого падает пристальный взор птицы.

Кстати о "Птичках". В смысле о пташках. В смысле о цыпочках. В смысле об примкнувшей к группе эльфийке.
Вскоре героям удалось-таки добраться до развилки. Пещера несколько раз пересекалась насквозь, и возможных путей отхода помимо того, что вёл в Мензоберранзан, было ещё шесть, и способов проследовать за Тереном в великую библиотеку Грейвенхоллоу было вполне достаточно.
Разумеется, герои двинулись именно в этом направлении – чтобы не оставаться на развилке и не ждать, когда преследователи и их рабы их настигнут. Выручив фору, они получили возможность перекинуться парой слов. Друг с другом ли, с их новой спутницей. В конце концов, стоит ли ей знать, куда они едут?

Похоже, именно ради этого Ахмед тренировался всю свою жизнь. Смерть одного Джавдета повлекла за собой целую серию неприятных случайностей. Неприятных для Джавдетов, конечно же. Да и случайностью это всё могли бы назвать лишь они, поскольку сам лучник прекрасно всё рассчитал. Кости погибшего пронзили внутренние органы двоих других, которых орхид заблаговременно "благословил" своими взрывными стрелами. В итоге серия взрывов прошла аж до самого алтаря, оторвав у зомби нижнюю челюсть, чтобы не болтал, и сорвав с одного из оставшихся культистов балахон.

Не хотел Бэй умирать, он хотел напоследок пошутить и чтобы все перестали его дергать, ворочать сбоку на бок. Но куда там: слова заменял кашель, мрачную ухмылку героя знавшего на что идет — сведенная судорогой губа. Даже сказать что попал и то не смог. А это было важно. Не потому что Бенжи был кровожадным или хвастливым парнем, а скорее потому что он смог и значит другим не стоит сейчас унывать. Мысли становились все хаотичнее под ударами боли, в какой-то момент Голодный Берец сомкнул глаза чтобы чуть-чуть передохнуть и не смог уже открыть их больше.

Он так и не стал шерифом как мечтал, не напишет уже автобиографию "Я и Война". Может хотя бы "счастливый" нос марлиня передадут родне? И то вряд ли.

Так вот и сбылось, то недоброе предчувствие овладевшее им ещё в Новозеландии...

– Кажется, нам срочно нужна... эх, как же это у вас называется? – Мауриц встретился взглядом с Ахмедом, но кажется, не смог найти понимания. И решил действовать по-другому.

Еще одно движение кисточки по блокноту, и в воздухе возник портал, в который художник тотчас полез рукой. Продолжение этой руки неожиданно появилось входящим в башку Теодора, где Мауриц начал самым бесцеремонным образом сосредоточненно копаться.
– Как же вы это себе представляете... – Бормотал самоннер. – А, вот оно! Хотя нет скорее она. На ощупь по крайней мере.

Теперь художник что-то с усилием тянул из головы Вольфрамски. Оно (или действительно она?) появилось будто нарисованное одним контуром, жутко растянутое и деформированное, так что даже и не поймешь, что. Но вскоре, с громким чпоком, оно оказалось оторвано и вылетев через портал, приземлилось рядом с Эшером, обретая форму и телесность.

Как выяснилось, эта была медсестра. Ну или, по крайней мере, медсестра, какой она существовала в голове Теодора: высокая грудастая девушка, в роговых очках на пол-лица, на в туфлях на шпильках, и в белом халатике, доходящем почти до нижнего края ягодиц. Ах да, и само собой, с большущим шприцем в руках.

А через портал, раз уж все равно создал, Мауриц все той же рукой с кисточкой написал "покойся с миром" на самом раненом из умрунов.
– Твой говоришь? – Переспросил Ахмеда. – Хорошо, уважаю. Но и ты, тогда уважь – одного такого оставь мне.

  – Давай, парни, пошли! – прохрипел Рэйзор, выталкивая вперед Шоу-Лоу. Тот перевалился через задирающийся кверху борт, с плеском скрылся за ним. Амфибия качнулась. Все, кто был жив, зашевелились.
  Флорида промычал что-то непонятное, кое-как стал выбираться, опираясь на руку Катахулы.
  А амртак накренился ещё сильнее.
  Один за другим люди перекувыркивались через борт, почему-то не сговариваясь, все полезли через тот, который задирался, видимо, опасаясь, что амфибия сейчас перевернется и накроет тех, кто окажется под другим.
  Катахула сел верхом на кромку борта, потянул за здоровое плечо Флориду, тот лег на живот и полумертвым кулем перекатился. Раздался ещё один всплеск. Надо было прыгать следом.
  А там, мать её, вода.
  – Да прыгай давай!

  Ты перекинул вторую ногу, опустил их в воду и аккуратненько соскользнул. Вода сразу "схватила за живое" – стало холодно вот буквально везде, чуть не вскрикнул, захотелось срочно вернуть, как было. От страха начал перебирать всеми конечностями, был бы хвост, как у настоящей катахулы – и им бы перебирал, а заодно и ушами. Хлебнул воды, выплюнул. Из-за того, что пытался выгнуть шею вверх, каска сразу стала давить ребром, стало очень неудобно, шея почти сразу от такого начала слабеть. Но ты держался на воде, и это уже было кое-что. Оглянулся, видя задранный борт эл-вэ-тэ-хи. Но задрался он не так сильно – даже нижний край гусеницы из воды не показался. Так она и не перевернулась.
  Флорида вынырнул и начал дрейфовать на боку, затравленно глядя вокруг.
  Тут ты понял, что в таком темпе болтать руками и ногами долго не сможешь, да и шея стала неметь. Ты опустил голову в воду, опустил ногу и... нащупал дно.
  Да, просто встал на дно, с трудом веря в свою удачу. Воды оказалось почти по шею, но это было ничего! Главное, стоять можно! Сразу жить стало повеселее.
  Ты поделился своим открытием с остальными, и они начали выпрямляться в воде. Это было чертовски удачно, потому что Подошва уже наглотался воды со своим минометом в обнимку, да и Флорида выбивался из сил.
  – Фу, я уж думал, ко дну пойдем.
  – Успеется, не переживай.
  – А где сержант? Он вроде командовал что-то?

  А Трещотка, пока другие перебирались через борт, перекинул руку Гимнаста через шею и полез вслед за своим отделением. Но тут очередной морпех "покинул корабль", амфибия зашаталась, и Трещотка, неуклюже взмахнув рукой, попытался удержаться на ногах. И поскользнулся.
  Он упал, завалив Гимнаста, ещё разок треснувшись головой о ящик. Не будь на нём каски он, наверное, заработал бы черепно-мозговую травму. В глазах у него поплыли круги, в основном, желто-зеленые, как светящиеся сопли. Гимнаст тоже повалился на него, шипя и мыча с выпученными глазами. От этих телодвижений амтрак накренился ещё сильнее и пошел вниз. Холодная вода немного привела Трещотку в чувство, и он понял, что оказался зажат в углу между бортом и решетчатым настилом палубы телом Гимнаста, и какой-то коробкой.
  Потом над его лицом сомкнулась вода.
  Дико барахтаясь, как им обоим казалось, а на самом деле вяло трепыхаясь, они оба пытались подняться, а Гимнаст ещё и выл, потому что соленая вода разъедала ему израненное лицо. Гимнасту, чтобы встать, надо было упереться в Трещотку, желательно коленями, а Трещотке, чтобы выжить, надо было как-то этого не допустить. Не то чтобы кто-то из них понимал сейчас это уравнение, они просто нелепо боролись. Потом в глазах у Трещотки стало темнеть, потому что воздух кончился. Потом Гимнаст с него вдруг резко слез, но сил дотянуться рукой до края борта и встать уже особо не было. Потом Рэйзор, обплывший амтрак с другой стороны и перевесившийся через ушедший под воду борт, приподнял его за лацкан над водой.
  – Хорош ванны принимать!
Трещотка, вяло соображавший в этот момент, кашляя и выплевывая воду, попытался побыстрее выкатиться наружу.
  – Да успокойся! Уже все, что могло, утонуло! – сказал капрал. – Давай, потихоньку.
  Амфибия правой гусеницей уперлась в грунт, а левый борт ещё держался над водой, потому что понтон сохранил герметичность. На самом деле, вы могли особенно не торопиться, покидая посудину.

  Пока сержант, держась за обшивку, приходил в себя, четверть часа ушла на то, чтобы разобраться со снаряжением. От взрыва многое улетело черте куда, и не всё получилось найти. Обе пятидесятки оказались повреждены, но пулемёт Катахулы, стоявший на левом борту, в порядке. Удалось также выловить три коробки с лентами, пару лент без коробок, ящик мин. Из оружия – две винтовки и пять карабинов. Ну и один миномёт. Больше нырять смысла не было, во-первых, все вымотались, во-вторых, замерзли, а в-третьих, и это бы унести как-нибудь. Выловили пару рюкзаков, но тащить их желающих было мало – тут бы оружие донести хоть как-то.
  Пока одни спасали военное имущество, другие помогали раненым: Гимнасту кое-как замотали рожу, Флориде приспособили повязку на руку.

  И двинулись к пирсу, бредя, то и дело проваливаясь в ямы, Недомерок при этом крыл на чем свет стоит всех и вся. Оглядываясь на берег, где грохотали взрывы и занимались пожары, вы видели, что там идет нешуточный бой.

  Но не прошли вы и пятидесяти метров, как вас обстреляли – сзади справа. Первая очередь удачно легла строчкой между вами, только обдав брызгами. Некоторые ещё обернулись, недоумевая, какому придурку захотелось побрызгаться водой.
  – Вниз! Ныряй! – сообразил кто-то. Но раньше, чем вы успели окунуться с головой, вторая очередь прохватила в спину Официанта. Вы толком и не поняли, как это произошло, он даже не вскрикнул – просто вздрогнул, опустился в воду, ушёл с головой и больше не показался. Рэйзора зацепило в плечо, но, как он сам сказал, несильно. Вы посидели с минуту в воде, выставив на поверхность только каски – волна то и дело дохлестывала до носа и глаз, но приходилось терпеть эти неудобства.
  И тут Катахула заметил амфибию метрах в ста. Только шла она не к берегу, а от берега к рифу. Она катилась, рассекая воду, оставляя за собой расходящиеся волны и пену, взбитую гусеницами, и должна была пройти от вас в двадцати-тридцати метрах.

  Гиннес и Ферма, расталкивая других, влезли на скамейку и открыли огонь по берегу. Правильнее было бы сказать "в направлении берега", потому что толком понять, что там вообще происходит, было сложно. Что-то дымилось, что-то горело, что-то невидимое и очень злое стреляло в вас и хотело убить: понять бы откуда!
  Дэнни схватил кого-то из морпехов, кажется, Блоуэра, уже полезшего через борт, потащил обратно. Все кричали – кто-то от злости, кто-то от страха, кто-то от боли. Но вроде никто так и не выпрыгнул – уже ничего.
  Хобо отпихнул водителя на соседнее сиденье, его труп перевалился, как тело отрубившегося пьяницы, вмиг утратившего всю силу в суставах и мышцах. Выбросить его из кабины было бы затруднительно, поскольку помимо входа сзади в ней из отверстий были только махонькие щелочки в бронеплите, но и так годилось. А вот через щелку ни хера не было видно: как он вообще рулил-то тут куда-то!?

  А тебе, видимо, придётся освоиться, и быстро.
  Переключать скорости ты не умел, но это, к счастью, было и не нужно: надавил на тугую педаль акселератора изо всех сил – машина, начавшая уже было замедляться, прибавила скорости и пошла вперед. В щель плеснуло водой, прямо в глаза – защипало. Сжал рычаги, скользкие от крови – чего с ними делать-то? Вспомнил, как на тракторе показывали – один на одну гусеницу, другой на другую. Невелика наука. Да и чего тут рулить? Вперёд идти – и всё. Лишь бы не останавливаться! Лишь бы...
  Тут и долбануло снова.

  Пулеметчик японцев, или зенитчик, или кто он там был, видя, что амфибия не остановилась, вдарил по вам ещё разок, для контроля. Опять гром, как будто гигантскую кастрюлю гигантский младенец с тупой улыбкой на лице долбит молотком: "На! На! На, проклятая! Весело!" Вам только было невесело.
  Блоуэру попало в рюкзак – прямо в середину, напополам разнеся черенок лопатки. Его бросило вперед, он ударился о борт, через который хотел перепрыгнуть, взмахнул руками, выронив винтовку и так и остался, свесившись в море. Торопыга заорал, как сумасшедший, где-то там на дне амфибии, подтянув колено к животу – Дэнни увидел его кости пониже колена, перемазанные кровью, слегка прикрытые потемневшими лохмотьями изодранной штанины. Тут же Лаки-Страйк рухнул на него, матерясь, закрывая от взора эту картину. Вода хлестала через дыры, а помпы под полом перестали её откачивать: должно быть, перебило проводку, .
  И всё это под грохот пулемётов над кабиной. Та-да-дам! Та-да-дам!

  Хобо услышал, как оглушительно ёбнуло прямо в кабину – куда-то под задницу, а потом и выше. Нога слетела с педали, как не своя. Не веря, что её больше нет, попытался поставить ботинок назад. Посмотрел даже вниз – да нет, вот она, родимая, на месте, слава богу, ещё побегаем. Втопил опять носком: движок на корме снова загудел с прежней силой. Повернул голову – в стальной, выкрашенной белом стенке дырка как раз над башкой.
  Гиннес в это время, нес только целившийся, сколько отчаянно цеплявшийся за пулемет, понял, что тот не стреляет, передернул затвор, сплюнувший не сработавшим патроном, только убрал назад руку – как жахнуло металлом по металлу: брызнуло в лицо искрами, осколками, чем-то горячим, ослепило на миг, завалился назад, цепляясь за что попало, упав на кого-то сверху.
  Ферма аж присел, когда ударило. Глянул – Гиннеса нет рядом. В пятидесятку, что была справа, попало: дымится обрубок, оставшийся от пулемёта.
  Твой-то пулемёт ещё цел. Утопил подушечки спуска, продолжая вести огонь куда Бог на душу положит. Уходят трассеры куда-то в темную махину надвигающегося берега. Сзади стоит ор десятка глоток.

  Гиннес, лежа спиной на своем рюкзаке, видел плывущие по небу облака и пытался понять, что пошло не так в его жизни, что он больше не стоит за пулеметом. Под ним кто-то копошился, придавленный его весом.
  – Слезь с меня, ммм!
  – Зажми! Зажми руками! Дай пакет!
  – Кранты!
  – Переворачивай его!
  – Мама!
  И просто глухой, утробный крик:
  – А-а-а-а-а!

  Хобо в это время, несмотря на соль, разъедавшую глаза, несмотря на тягостную глухоту в правом ухе, силился разглядеть что-то впереди кроме волн с веселыми солнечными бликами, и все-таки разглядел.
  Из-под воды что-то торчит. Какие-то бугры.
  Тетраэдры. Бетонные пирамиды – такие специально ставят, чтобы танки не прошли. Но остатки отбитой кастрюльным звоном логики подсказывают, что если бы пройти было нельзя, сейчас бы там стояли другие машины. А они не стоят, или, по крайней мере, ты не видишь. Может, удастся пройти между надолбами? Только надо точно повернуть, чтобы вписаться в промежуток. А как?

  Дергаешь рычаг – нет, слишком сильно! Прямо на эту бетонную блядину прешь! Дергаешь другой, а этот – назад: вроде выровнялся, сейчас гусеницей впилишься. Но проклятая машина продолжает медленно поворачивать. Дергаешь снова, пытаешься вернуть, как было. Ещё немного и поставить оба ровно! Тетраэдры приближаются, как зубы японского дракона, к которому вы так опрометчиво сунулись в пасть, и он нихуя не похож на тех смешных усатых драконов с картинок. Он распилит вас своими зубами пополам, он сожрет вас нахер – он чудовищно огромный. Ударишься в его зуб – и все, остановишься, тут-то и выгвоздят вас всех очередями из этой дуры, из которой сейчас долбят.
  Затравленно понимаешь, что вообще не чувствуешь габаритов машины. Вроде выровнял, а не знаешь, пройдет, не пройдет? Только что сомневайся, что не сомневайся – "зубы" приближаются стремительно. А машину ещё и перекашивает – из-за воды, которая хлещет в дыры. Правый понтон вам, должно быть, уже знатно раздолбили.

  Вокруг амтрака хлопает, выдергивая не фонтаны даже, а струи воды в воздух, осыпая вас брызгами – эта очередь мимо прошла, ух бля!

  Слышите скрежет из-под днища, из-под левой гусеницы – металлом по камню, потом звук, как будто рвется что-то. И всё. Для всех это просто скрежетнуло чёт, дернуло немножко: не так уже это страшно, когда пули размером с большой палец неумолимо размолачивают в омлет бензиновую тарахтелку, на которой ты едешь. Только Хобо понял, что это было – прошли на скорости мимо, слегка цепанув тетраэдр. Ещё бы чуть-чуть... но прошли!
  Хочется глаза протереть. Теперь машина выравнивается – идет по дну уже, уже немного осталось. Уже не потонете, если что.
  Но "если что" всё равно прилетает опять – БАМ! БАМ! БЛАМ! – пристрелялся, сука!
  – Сука!
  – А-а-а-а-а!
  Лопается что-то с треском на корме, грохает, шипит, то ли само по себе, то ли от попадания капель морской воды.
  И запах бьет в ноздри. Гарью пахнет, жженым маслом.
  Все, кто в боевом отделении оборачиваются и видят дым. Дымит мотор, шипит, коптит черным, а потом вырываются скромные пока язычки – это двигатель загорелся.
  – Пожар!
  – Горим, бля!
  – Кранты!
  Но лязгают дальше гусеницы, уже замедляясь, машина тянет из последних сил.

  – Сержант! Глуши нахер! Валить пора! – стучат по кабине.
  Смотришь в щелку – вот он, берег тот, уже близко, уже, может, метров тридцать всего до берега, а там стена какая-то, в метр высотой.
  Снова скрежещет что-то громко. Избитый амтрак останавливается, замирает, лязгнув напоследок траками – как будто удачи вам пожелал. На гусеницах – остатки колючей проволоки. "Я всё, парни, дальше сами". Приехали. Огонь уже не только видно, но и слышно – он начинает гудеть на корме, ровно так, как будто в печке. Коптит, как примус, дым клубами идет. Морпехи кашляют. Уже не робкие язычки, уже пошло пламя. Ветер, к счастью, дует не с кормы, а то бы вас тут как на гриле жарило, а так просто потеете. И страшно. Лихорадочно перелезают через борт двое человек. Землекоп возится с Торопыгой, тот плачет, обнимая колено. Ещё кто-то стонет.
  На дне десантного отсека плещется вода, розовато-красная, с пузырями, как будто рыбу разделывали в раковине. Где вы – хер пойми. Где-то у берега. Впереди, чуть правее, на самом пляже, замершая эл-вэ-тэ-ха, до неё, может, метров двадцать, за ней кто-то прячется – кто-то пятнистый, наверное, ваш брат-морпех. А ещё правее другая подходит, там вообще не видно, есть ли кто живой, и за пулемётами людей нет. А больше рядом – никого. Слева видно ещё две амфибии, шлепающие гусеницами по воде, но они свернули, идут вдоль берега почти. Идут туда, где в отдалении, метрах в ста от вас, стоит на пляже больше машин и люди вокруг них копошатся. Там взрывы и стрельба. Справа, чуть подальше – тоже скопление машин и людей. Да вообще отовсюду стрельба доносится: долбят пулеметы, что-то все время бухает, ахает, взрывается. Не разберешься так сразу, что происходит-то! Но конкретно вас, вроде, пока оставили в покое.
  Это – обманчивое ощущение.
  Вы – перед занятым противником берегом, и значит вы – мишень на стрельбище, других мишеней считай и нет. Кто-то наверняка сейчас берет вас на мушку.

"Этот какой-то странный", - заметил один из культистов, с опаской поглядывая на Эшера.

"Да, действительно. Этого не режьте, а просто отпиздите и приведите ко мне", - послышался всё тот же голос, что в начале беседы обещал героям невыразимые мучения.

Увы, у зомби уже была другая команда, и они не сразу сообразили, что надо бросаться хватать призывателя. Двое тупо водили башкой, переводя взгляд с алтаря на учёного и наоборот. Третий, в которого угодила ёмкость с клеем, этот самый клей и размазывал, припомнив что-то хорошее из своей прошлой жизни.

— Симфонический оркестр Сан-Франциско?! Монто? Слушай, это потрясающе! — Скрипач схватил Крота за рукав и немножко потряс. Если бы тот сказал, что выпивал с подполковником Ами, Айзек, наверное, и то бы так не впечатлился. Да какое там "наверное"! Где Ами и где симфонический оркестр Сан-Франциско. — Я столько раз... На что ты попал? Ты слышал их Прокофьева? Третью симфонию? Это... ммм... как объяснить... — Айзек выстучал пальцами по баллону заковыристый ритм. — В общем, длинное такое произведение, на полчаса. Сначала вроде все нормально, хотя и нагнетают. Потом за смычковыми словно гонятся все демоны ада (там и флейту, кстати, хорошо слышно). Потом они вроде отрываются и музыка такая... кажется, что обошлось, но в конце все равно их догоняют и, судя по четвертой части, жрут. Очень экспрессивно! Может, мы с тобой в одном зале сидели и слушали, как демоны ада гонятся за смычковыми! Удивительно, да?

На несколько благословенных секунд Скрипач будто оказался в невидимом и неосязаемом пузыре, где не могло произойти ничего плохого. В снежном шаре, где всегда Рождество. Потускнели, отодвинулись звуки разрывов, превратились в партию ударных Andante mosso. Айзеку казалось, что стоит прислушаться — и можно будет различить флейту. Вот сейчас...

Вместо этого раздался голос Дасти, который на флейту был совершенно не похож, и вообще Скрипач затруднялся подобрать ему мелодический эквивалент так, чтобы не обидеть ни Дасти, ни Эвтерпу.

Скрипач посмотрел на Диаманти — помочь? Сам послушно подвинул баллоны подальше от борта и зажал их ногами, чтобы не болтались. Заодно и отгородился от Скэмпа, головокружительный роман с которым развивался как-то слишком стремительно на вкус неискушенного в таких вопросах Айзека.

— Ну вот ты ко мне лицом повернулся, сейчас снова начну блевать, — Скрипач кривовато улыбнулся поклоннику. Один краешек рта застрял и никак не хотел подниматься. Задержка лицевых мышц номер шесть, как исправлять?

Эх, дорогой Скэмп, наивный ты человек, если б дело было в том, что в желудке кончилась еда, или в страхе, Айзека бы еще часа два назад перестало выворачивать. Боялся-то он за четверых. А так...

Подождите-ка.

Действительно, больше не тошнило. Не тошнило! Вот она, волшебная сила музыки!

Айзек пропустил мимо ушей диалог Скэмпа и храбро вставшего на его, Скрипача, защиту Крота, потому что наслаждался этим ощущением — они с вестибулярным аппаратом снова были на одной стороне! На стороне корпуса морской пехоты! Даже если он прямо сейчас умрет, то хоть человеком, а не блюющей кукушкой! Все какое-то утешение!

Ахнуло совсем рядом, Скрипач зажмурился и снова согнулся над баллонами, стараясь держать голову пониже. Вообще-то умирать не хотелось ни так ни эдак. Особенно — даже не добравшись до берега. Это как если бы он был баллоном напалма, и какой-нибудь недотепа утопил бы его, перелезая в амтрак. Нелепая судьба: лежать на дне, так никому и не пригодившись. По звукам совершенно невозможно было понять, что происходит, и это сводило с ума Айзека, который вообще-то мог расслышать, что одна из десяти скрипок пропустила полтакта своей партии. Грохотали взрывы — и все на разные голоса. Что-то свистело и плюхало вокруг. Кто-то орал. Потом дикий скрежет. Резкое карканье пулеметов. Какофония. Напоминало немного первый раз, когда Айзек услышал симфонический оркестр в пятерном составе. Только тогда не было ощущения, что оркестр пытается тебя перемолоть в пыль, а тут было.

Только когда вскрикнул Водокачка, Айзек наконец открыл глаза и уставился на того в ужасе. Что, это правда бывает? Людей ранят на войне?.. Может быть, даже убивают? Вот так просто, без предупреждения?

Пятьдесят метров до берега. Уже? А что дальше? Что там, на берегу? Почему вообще так много стреляют? Ведь корабельные орудия... самолеты...

Скрипач повернулся к Диаманти.

— Что-то пошло немножко не по плану, да? — осторожно спросил он.

Когда-то Питер очень хотел получить медаль. Какую-нибудь. Просто чтобы не возвращаться с войны с пустыми руками, а взять с собой вот такой вот трофей. Чтобы было о чем рассказать друзьям и что нацепить на пиджак. Медалей было много и были они разные - Питер все изучил подробно по посвященной тому книге, которую он приобрел незадолго до того, как записался в Корпус. Однако чем-то его внимание всегда цепляло Пурпурное сердце. Ярким видом и необычной формой, конечно, но еще и чем-то другим... Достижимостью. Всего-то нужно, чтобы ранили разок в бою. Такое ведь на войне наверняка будет, правда? Это ведь не подвиг какой-то, ничего такого, ничего сложного. А медаль полагается.

С тех пор много воды утекло, Питер Кристи стал сперва просто Трещоткой, а потом даже сержантом Трещоткой. О медалях мечтать перестал. О Пурпурном сердце-то и подавно... Однако первая его связная мысль после попадания в борт снаряда была именно о нем, о несчастном Пурпурном сердце!

"Неужели вот оно, мое Пурпурное сердце?" подумал как-то отстраненно Трещотка, лежащий в слабо копошащейся груде человеческих тел и прижимающий ладонь к рассеченной щеке. Отнял ладонь, посмотрел тупо на кровь, стекающую теперь по пальцам. Подумал еще немного и решил, что нет, для медали еще вероятно рановато. А потом до него стало доходить... Пиздец, какой же пиздец!

Все еще живой и вполне целый Трещотка судорожно вскочил на ноги, избавившись немедленно от тяжелого, давящего ко кренящемуся дну рюкзака. Круглыми глазами взглянул сперва на слившихся в будто бы единую массу товарищей, потом на хлещущую внутрь воду. Мысли неслись в голове. Надо было что-то делать, что-то командовать наверное...

- Покинуть трак и двигаться к пирсу! - Кристи, поднявшийся в полный рост, старался говорить громко и твердо, хотя получалось как уж получалось: хрипло, с каким-то визгливым надрывом, - Всем покинуть трак и двигаться к пирсу! Там будут наши.

Питер понял, что приказ (ох ты ж, первый приказ в, сука, бою!) все вроде услышали, и наклонился к мычащему и стонущему Гимнасту с превратившимся во что-то страшное и кровавое лицом. Протянул ему руку.

- Давай, помощь нужна? - сержант постарался поднять бедного Гимнаста на ноги. Затем обернулся назад и крикнул вроде бы очевидное: - Раненным помогите!

  Свои были живы – ничего с ними не случилось.
  Грохнуло, бабахнуло, откликнулось издалека, бабахнуло ещё несколько раз – и успокоилось небо. И опять – неровный гул мотора.
  – Фууууух! – шумно выдохнул Шоу-Лоу. И простодушно добавил: – Я уж думал всё!
  – Думай поменьше! – посоветовал ему Рэйзор. – Вон Катахула не думает, и отлично справляется.
  – Понял.
  – Да шучу я, дурачок.

  – Как в театре! – вдруг сказал Хаскел.
  – А?
  – Да был я однажды в театре. Там что-то такое было про Войну за Независимость, и тоже пушки вдруг как ебанули за сценой! Я аж проснулся, помню.
  – А захрена ты вообще туда поперся?
  – Да жена потащила.
  – ЧТО!? ТЫ ЖЕНАТ!?
  – Пфф! А ты думал!
  – Ну ни хера себе! Никогда бы не подумал! А почему кольцо не носишь?
  – Ну так чтоб не потерять!
  Все заржали.
  – Смотрите! Самолеты атакуют!
  И правда, самолеты, покачивая крыльями, отваливались от строя и уходили вниз, а потом взмывали вверх, как на американских горках.
  – Хорошо чешут!
  – А по-моему, мало! Могли бы хоть по два захода сделать! Жалко им что ли?
  – Да чего патроны зря тратить?

  Самолеты улетели, и люди вернулись к прерванному разговору.
  – А давно женат?
  – Да не. Перед самой войной поженились.
  – И кто она?
  – Да там... в городе, короче, есть вокзал, она дочь начальника станции.
  – О! Солидно!
  – А то!
  – Зефир – отличная машина! Завидую! Не засратый форд какой-нибудь.
  – Стриптиз – это типа театра, только без болтовни! – замечает Рэйзор, прищурившись. – Сидишь, смотришь, красивая музыка, красивые женщины...
  – Эй! Дамочки! Сейчас держись, будет жестко! – кричит водитель из своей кабины.
  – Принято! – откликается Подошва и берется за трубу миномета покрепче.

  Качнуло немилосердно – вы чуть не покатились назад через надмоторную плиту, а поскольку руки у большинства были заняты ящиками, держаться было тяжело. И тут же вас бросило вперед, а потом окатило водой – это амтрак перевалился через край рифа и начал свой нелегкий путь к берегу.
  – Смотри, дымит там чегой-то.
  – Плоховато дымит. Весь этот долбаный остров полыхать должен, как по мне.
  Вдалеке бухнуло, эхо разнесло над лагуной, и так привыкшей за это утро к канонаде, звук орудий.
  Мотор начал кашлять, амфибия заметно отстала от остальных.
  – Эй, шеф, ты бы поднажал! – попросил Подошва. – У нас тут свидание на берегу, боимся опоздать.
  – Попробую!

  Загрохотало откуда-то с берега уже ощутимее, застучало, заахало.
  – Япошки что ль опять? – спросил Энкл, выглядывая из-за борта.

  В следующий миг сбоку, может, в метре от вас, пронеслось что-то на огромной скорости, обдав ветром.
  "Ввух!" – увесисто так пронеслось и рвануло где-то позади.
  – Ни хера себе!
  – Убери башку, оторвет к чертям!
  – Это было близко!
  – Да уж, черт! Правда близко!
  – Ну-ка все пригнулись!

  – Как там, – спросил Энкл у пулеметчика, – первая волна высадилась уже?
  – Хер разберет! – пожал он плечами. – Наве...
  Страшный, оглушительный грохот сотряс амфибию. Так, вызывая оторопь, грохочет уроненный шкаф, когда ты пацан, и случайно уронил его вместе со всей бабушкиной посудой. Что-то ожидаемое, но и неожиданное, ошеломляющее, но и непоправимо тоскливое есть в этом грохоте.
  Зубы у вас клацнули с такой силой, как будто их сейчас выломает из десен, всех вас бросило влево, неистово ударив о борт и друг об друга. Мгновение – и все десантное отделение превратилось в кашу из тел, рук, ног, винтовок, карабинов, ящиков, коробок. Люди словно слиплись в ком, как клоки пыли, который сметают в одну кучку. Кто на ком лежит и чем кому куда упирается – никого даже не волновало. Вас всех оглушило, выбило воздух из груди и мысли из головы. Несколько секунд вы лежали, пытаясь вздохнуть, понять, что с руками и ногами, и не пытаясь думать.

  В амфибию попал снаряд. Он попал с правой стороны, в "скулу", как сказали бы, будь это корабль, и разворотил взрывом правую часть кабины, убив водителя и помощника. Вам повезло, потому что ещё немного, и снаряд мог бы пробить борт и рвануть прямо среди вас, а так кабина частично прикрыла вас и от взрывной волны, и от осколков, а главное, двигатель не загорелся, не взорвался, а просто заглох – он и так сегодня был не в настроении работать.
  Вам повезло. Но везение это было условное – амфибия с развороченным правым понтоном, начала быстро погружаться, кренясь на борт.

  А вы лежали, только начиная приходить в себя.
  – А-а-а...
  – Что это...
  – Нога, нога бля...
  – А-а-а...
  – Дон, ты жив?
  – Ммммм! – мучительно мычал кто-то, видимо, со сломанной челюстью.
  – Тонем! Тонем, парни! – первым простонал, очнувшись, Рэйзор.
  Кое-как вы начали распутываться из получившегося клубка, раздались стоны, ругательства. Кое-кто сломал пальцы. Кое-кто – ноги. Кое-кто – умер.
  У Гимнаста всё лицо было в крови, рот разбит в кашу – это он мычал.
  Флорида, кажется, сломал руку.
  Утюг, Энкл и Хаскелл не отзывались, а остальные... перекличку провести было некогда.
  Боевое отделение уже накренилось градусов под тридцать, раскрывшиеся коробки с лентами начали съезжать по полу, плюхаясь в воду, скопившуюся внутри. Вода все прибывала, плескалась в районе кормы. Взрывы и выстрелы – все как будто в тумане. В ушах как будто вата.
  – Дуэйн, ты как? – потряс Рэйзор за плечо Шоу-Лоу.
  Тот ошарашенно кивнул.
  – Выбираемся отсюда, давай за мной.
  – Я плавать не уме-ме-мею.
  – Ничего, тут неглубоко, бросай всё и держись за меня. Выгребем как-нибудь.

  Погрузились все – никто не упал в воду, не раздавил себе ногу, не потерял пулемёт или ящик с патронами.
  Амфибии, ревя моторами стали строиться в колонны. Как в этом хаосе снующих туда сюда плавучих сундуков разбирались водители, никто из вас не представлял.
  Мимо вас прошли, разрезая носом воду, два маленьких кораблика – тральщики, и устремились в лагуну. Рядом с ними шла десантная лодка, вы сначала не поняли, зачем.
  Волны продолжали мотылять амтраки то вниз, то вверх, кто успевал – блевал за борт.
  И вдруг стрельба прекратилась. Те из вас, кто запомнил план, знали, что это вроде бы нормально – сейчас должны самолеты ударить. Только никаких самолетов не было. Двадцать минут над морем стояла почти что тишина, нарушаемая плеском волн и звуком двигателей. В этой тишине торжественно и лениво из-за горизонта показалось солнце. Но так вышло, что восходящее солнце в этот день для вас выглядело не как добрый знак.
  – Как их ебаный флаг! – сказал кто-то.
  – А чего стрелять прекратили? Снаряды кончились? – раздался голос какого-то паренька, и все нервно заржали.
  Солнце осветило остров – еле заметную полосочку вдалеке, которую вы бы и не разглядели, если бы не поднимавшийся здесь и там дым, как от потухшего вулкана.

  Солнце ещё не выползло из-за горизонта, а пушки опять начали стрелять – обиженно, словно девушка, которая пришла на свидание, а парень не явился. И как только диск оторвался от края моря, вы увидели самолеты. Они летели разреженным клином, парами, к острову, и начали пикировать – по два и по одному. Бомб на таком расстоянии было не видно, но взрывы остров сотрясали страшные. Сверкало, вверх поднимался клуб дыма, быстро перераставший уже повисшее облако пыли от артиллерийского огня, а только потом до вас долетало отдаленное "Гра-ааааах!" Пушки же смолкли. Налет длился всего десять минут – самолеты покидали бомбы и улетели. И опять тишина. А спустя четверть часа – опять грохот корабельных пушек.
  Многие ничего не поняли, но некоторые, самые умные, уловили в этих паузах сбивающийся ритм. Что-то шло не по плану.
  Хотя в сущности какая разница? Обстреливаем, бомбим, высаживаемся, собираем трупы в штабеля. Так ведь?
  Пока солнце было низко, и вас продолжало трясти от холода. Многие уже начали коченеть, переминались с ноги на ногу по щиколотку "в бульоне" из морской воды, блевотины и выплюнутой жвачки.
  Корабли задвигались. Линкор "Колорадо" подошел к острову с юга и начал вбивать в него залп за залпом. Тральщики вошли в лагуну и протралили её до конца, а моряки на десантной лодки попытались поставить дымовую завесу, но она получилась какая-то невразумительная – клоками. И тут вы заметили, что вокруг тральщиков то и дело поднимаются фонтаны воды. Офигеть! Япошки буквально осыпали их снарядами. Они там что, ещё все не сдохли?
  На одном из тральщиков зажгли яркий сигнальный прожектор, и ваши амтраки, заревев двигателями, двинулась в лагуну на этот огонек, как мотыльки на лампу.
  – Интересно, мину-то хоть одну выловили?
  – Да кто ж знает...
  – Потом спросить надо будет.
  – А нахуя тебе?
  – Так.
  Обогнав вас, и подняв такую волну, что суденышки ваши закачались сбоку на бок, вперед прошли два гордых эсминца с развевающимися звездно-полосатыми флагами на мачтах. Они встали в лагуне в километре от берега и открыли беглый огонь. На каждом было по пять пятидюймовок, и они били просто, как заведенные, с короткими передышками, посылая снаряд за снарядом. Вокруг них поднимались всплески, над ними рвались облачка шрапнели, но все реже и реже.
  Вы шли на маяк, и тут от одного из эсминцев донесся резкий металлический грохот со звоном. Огонь на некоторое время прекратился. Потом пушки заговорили снова.
  – Это че было?
  – Хер знает. Похоже на попадание.
  – Не может быть.
  – Ага, не может? Япошки тоже... стреляют.
  – А где взрыв тогда?
  – Черт его знает.

  Вы стояли и стояли, уже привычно хватаясь то за борта, то за рюкзаки соседей, и многие постепенно "перегорели", одурев от качки, недоброго морского ветра и бензинового выхлопа. У них не было уже ни мандража, ни куража, скорей бы на берег, да и только. Уже три часа длилось это скакание по волнам, холод и гром перестрелки. Снаряды иногда с рокотом проносились над головой, но это были американские снаряды. Японские редкие подарки если и летели, то всё куда-то не в вас, и на них уже мало кто обращал внимание. Эсминцы, похоже, вчистую выиграли дуэль с японскими артиллеристами, по крайней мере внешне оба выглядели невредимыми.
  Наконец, амтраки дошли куда им там было положено и стали строиться в линии.
  Первая линия получилась самая длинная – больше сорока машин (сосчитать было непросто, но делать всё равно больше нечего). За ней несколько пустых амфибий готовились прийти на помощь, если у кого заглохнет движок или кто-то выпадет за борт. Вторая линия вышла вдвое короче – в ста ярдах за первой болтались на волнах две дюжины тарахтелок. И за ней дежурили пять пустых машин. Ну, а ваша оказалась самая короткая – два десятка амфибий, восемь из них – вашей роты. Разобрать, где кто, было трудно – в соседнем амтраке и через один еще получалось разглядеть знакомые рожи, помахать рукой, а вот дальше – не особо. Но вроде бы машина с Уэлл-Уэллом оказалась на правом фланге, первый взвод – на левом, а Манго со своими пулеметчиками и минометчиками – в центре.
  Позади выровнялись лодки с резервами – третий взвод, Физик с Бэтменом, и здоровенная, почти вдвое больше обычной, лодка подполковника, на которой он обозревал своё воинство вместе со штабом. Видно было чуть вдалеке такие же лодки с танками – на каждой по одному высоченному зеленому монстру. Лодки эти проседали в воде больше, чем все остальные, из башен выглядывали командиры машин – сидеть взаперти было страшновато им, видно. Танков таких ещё никто из вас не видел, были они вдвое больше, чем "Стюарты", поддерживавшие морпехов на Гуадалканале.
  В общем, волны десантников выглядели не то чтобы несусветным воинством, но внушительно – весь второй полк и ещё батальон восьмого полка, ух! За две тысячи человек. Остаткам япошек этого по любому должно было хватить.

  Офицеры посматривали на часы. Вообще-то высадка должна была начаться в восемь-тридцать, но всё никак не начиналась. К восьми тридцати вы ещё только линию выстраивали. Всё почему-то сдвинулось, а на сколько – вам не сообщили. Почему? Но никто уже не сомневался, что высадка начнется. Многие, наплевав на все запреты, втихаря курили, стряхивая пепел за борт.
  Бетио был от вас по правую руку.
  – Ну чего стоим-то? Раньше сядем раньше выйдем.
  – Да, надоело уже.
  – Бля, ну сколько можно-то!
  – Ох.
  – Сначала на корабле морили, теперь тут. Я уже стейк три раза выблевал.
  – Смотри как остров весь полыхает.
  – Да где полыхает! В дыму все.
  – Да дыма без огня ж не бывает.
  – Точно.
  – Япошки-то что-то совсем замолчали.
  – Дык ещё бы, на тебя бы столько вывалили взрывчатки!
  – А может, у них снаряды кончились?
  – Ещё один умник нашелся...

  И вдруг, как электрический разряд, с амтрака на амтрак прозвучало:
  – Приготовиться!
  – Приготовиться!
  – Приготовиться!
  – Приготовиться!
  – Приготовиться!
  Словно эхом отдаваясь.

  А потом все колонны почти одновременно, взревев моторами, повернули на девяносто градусов и пошли к острову.
  – Хуррраа!
  – Аллилуйя!
  – Ну, наконец-то!
  – Слава Богу!
  – Морпехи идут, держитесь, джапы!

  И за ними двинулись лодки.

  И битва за Тараву, не та, генеральская и адмиральская, а ваша, морпеховская битва, началась.

А через пару дней, в набитом под завязку Спящем Льве, Аиои давал свой прощальный концерт. Не в буквальном смысле прощальный, отбывать из Мрачной Гавани герой никуда не собирался, концерт знаменовал конец стези героя по найму и переход к новому роду занятий. Предшествовали этому следующие события.

Во-первых, новая композиция, зачарованная совместной магией самого куатриля и Вьюги, получила оглушительный успех и признание как боевых так и штатских критиков. Это позволило Аиои уже как равному войти в сообщество Мрачногаваньских эстеров, кстати, в большинстве своем весьма зажиточных, и знающих толк в инвестициях. И проворный куатриль решил ковать золото, пока горячо. Заняв кое-у-кого под верную бизнес-идею, да и собственные сбережения вытряся почти до дна, менестрель смог убедить мэрию в научной обоснованности теории, что растения способны впитывать музыку, под которую растут. Говорят, не последнюю роль в принятии решения сыграло слово Великого Дуба, как выяснилось, числящегося Почетным Председателем Мрачногаваньской Академии Наук. Так что теперь менестрель на самых что ни на есть законных основаниях получил право продавать выращенные им под музыку курительные смеси, обладающие в бою разнообразными исцеляющими и усиливающими эффектами. Кстати, будущий ассортимент можно было попробовать и на этом концерте, естественно, строго в ознакомительных целях. Но была возможность и сразу оформить предзаказ на будущие партии.

Так вот, о концерте. Он был великолепен. Ожидаемо, весь вечер на сцене был Аиои, по большей части с балладами собственного сочинения. В основном повествующими о славном боевом пути троицы (в каждый момент времени) героев. О буйном ТиТане. О загадочном и вызывающем трепет Валентине, смогшем вдохнуть душу в собственную дубину. В силу очевидных причин, Ахмед присутствовал куда меньше, но и он уже удостоился упоминания в нескольких произведениях. Естественно, героям эпоса во плоти было отведено почетное место среди публики

Кстати, о публике. Зал был набит до отказа, самого разного пошиба народом, от постоянных работодателей троицы из руководства городской стражи, до девок, с которыми когда-то заявлялись на свадьбу мрачногаваньского аристократа. Даже на фоне этой разномастной компании, привлекала к себе любопытствующее внимание (в тех редких случаях, когда его отпускало выступление) фигура, висящая в воздухе около перил галереи второго этажа – за перилами, на галерее, как и везде в Спящем Льве в этот вечер, топору было негде упасть. Фигура же, висящая в воздухе, наслаждалась относительным простором, удобно развалясь и слушая выступление. Впрочем, казалась при этом фигура какой-то неправильной, или слегка не присутствующей здесь, вроде бы и была трехмерной, но с угадывающейся легкой прозрачностью.

Картина резко изменилась во время одной из пауз, когда Аиои отошел промочить горло. Вокруг фигуры пошли круги, обычно указывающие на пространственный портал, и фигура почти выпала в пространство под потолком большого зала таверны. Почти, потому что человек (обретшая материальность фигура уже явно принадлежала человеку, или хотя бы весьма человекоподобному существу) ухватился за края портала, всеми силами стараясь влезть обратно. Послышалась словесная перепалка: женский и несомненно начальственный голос настаивал:
– Нет, вы полетите, капитан! Некропарку нужны редкие звери.
На долю секунды из портала показалась нога в дорогой туфельке, упершаяся в грудь пытающегося залезть обратно в портал человека, недолгая борьба и опорно-двигательный аппарат одолел силу пальцев.
Незнакомец полетел со второго этажа вниз, слегка не достигнув пола стукнувшись об еще одну невидимую сингулярность пространства пятой точкой, от чего по залу пошли волны искажения, например, на секунду задравшие юбки у присутствующих дам.

А вывалившийся из портала, поднялся на ноги, потер ушибленную пятую точку, огляделся и как ни в чем не бывало принялся протискиваться к купающемся во внимании публики героям исполнявшихся баллад.
– Приветствую вас, джентльмены! – На незнакомце была в лучшем случае скромная, если не откровенна бедная одежда, диссонансом с которой смотрелся по виду дорогущий, хоть я отдающий чем-то зловещим шлем, напоминающий маску чумного доктора.
– Это вы устроили всю ту резню..., эм, я имел в виду, славные подвиги, о которых поется в исполнявшихся здесь балладах? Если так, у меня к вам деловое предложение...
В недолгом последующем диалоге незнакомец объяснил, что его целью является...

Муть в голове и в кишках не покидала Бэтмена, но почему-то перестала быть гнетущей. Мир вокруг вдруг стал ярче, выпуклее, многограннее, страх предстоящего боя был смыт накатившей волной ощущений. Запах моря и соляры заливал потоком его расширившиеся ноздри, руки то гладили ткань формы, то перебирали снаряжение, язык облизывал ставшие сухими губы. Огромные зрачки вмещали в себя одновременно всех и каждую деталь их снаряжения, море и небо вокруг. Сквозь аритмичный шум волн и хаос звуков вокруг он явственно начал различать урчание дизеля LCVP. Тот играл "буги" и Бэтс начал кивать и притоптывать ему в ритм. "Да, детка! Давай-давай!" - пробормотал он закусив губу, сглотнул кислую слюну и вытер рот кулаком. А здорово ведь, а? Как-будто на танцах стоишь с бутылкой пива в лапе, с лучшими друзьями вокруг, лабает тапер и вокруг веселый гомон. Ох и вечеринка будет! Эй, эй, как это забирают Трещеточку и рассчет Подошвы на армтраки? Мы же хотим веселиться вместе! Ладно, это война, мы выполняем приказы тут. И так все будет отлично, когда встретимся на берегу!

Глаза навыкате, ухмылка кривая, он кивает всем словам Физика, тот как будто подпевает двигателю. Черт, что же он говорил?!! Черт-черт-черт!!!

- Эй ты, сюда д`вай! - тыкает он пальцем в оставшегося поднощика из отделения Трещетки, сыпя фразами, как пулемет гильзами - О'Нэйл, О'Нил, как тя там? Крейзи, Айс, давайте сюда! Крейзи, повтори, чо сказал Физик? Да-да-да-да, круть-круть-круть! Вы все слышали?! Отлично! - лихорадочно скачет глазами по их лицам, кивая словам капрала. Хитро он придумал его переспросить, ха!

- Знач так, знач так! Ты, - вытирает он кулаком рот и тыкает пальцем в О'Нила, нанизывая слово за слово в одну длинную команду, - ежли Тр`щетка назначил кто за главного передаешь ему если не так ты за главного у пулеметов оставляете Физику место впереди садитесь за ним дистанция вытянутая рука при высадке подчиняетесь Физику лично доложишь чо в его распоряжении как сядет. Понял, ну? Вы впер'ди, дистанция - рука, доложишься Физику, усек?! Молодец-давай-вперед-выполнять!.. Га-га-га!!! Косожопорылыечерти, реально ж! - тыкает пальцем в сплеск от снаряда, упавшего неприятно близко и, неподдельно радуясь ему, вытирает кулаком рот, - Так чо там дальше, чо дальше? А! Помошники наводчика отдают пончо и заворачивают минометы. А то ж тут брызгает, видели ж, га-га-га! Дистанция - вытянутая рука в порядке счета все докладывают чо как плавают. Умеющие с'дятся сзадей и приглядывают при высадке. Прав-борт - второе отделение, левый - третье, вы двое самыми последними, я замыкаю, сохраняем порядок при высадке. Поехали!

- НЕ ВЕШАЕМ НОСЫ, ПАРНИ! НА БЕРЕГУ ПОВЕСЕЛИМСЯ КАК СЛЕДУЕТ!!! - орет он уже на всю лодку, бесшабашно разместив жопу на задней переборке десантного отделения, как на заборе и болтая ногами. Мутит, охота блевануть, та и наплевать. Губы опять сухие, он машинально облизывает их и вытирает рот кулаком. Мотор не переставая крутит пластинку с "буги", Бэтмен кивает ей в такт, косо улыбаясь. "Местечка нет лучше, чтоб кайфу отгрести. Оно открывается с пол-ночи до шести*" - крутятся в голове слова песни. Ну что за расчудесный денечек, а?!!

Аиои после победы над некроманткой пребывал в загадочно-приподнятом настроении.
Начальника стражи заверил, что они обязательно возьмутся за эти, без ехидства, важные задания, но лишь после того, как вдоволь выпьют за победу. И кстати, не преминул пригласить уже, можно сказать, делового партнера, хотя и крупного городского чиновника (но нам ли, бравым борцам за народное благополучие и собственную выгоду, стесняться сращивать одно с другим ) в Спящего Льва, где и будет происходить победная попойка. Там, в самой что ни на есть, теплой атмосфере, можно и выпить за плотное взаимодействие городской власти и частного капитала. А что? Ах да, они же делают дела не посредством капитала. Ну тогда за взаимодействие городской власти с частным ножом-под-ребра! До дна!

С прожектерами Консерватории Аиои поговорил, как и положено менестрелю: распелся соловьем, подробно объяснил предпринимателям, какое важное дело они затеяли, как оно своевременно и нужно для города, насколько послужит его процветанию и их обогащению – в общем, денег не дал. Предложил зайти позже.

А сам. снова купив банку чистого спирта. отправился с ней и забранными из банка двумя с четвертью... черт возьми, только вдумайтесь в это, двумя с четвертью сотнями золотых, да такую сумму редко кто в руках держит, разве что при покупке недвижимости, да и то, в этом случае, как правило деньги банка не покидают, просто передаются в присутствии свидетелей от старого владельца новому. Так вот, с деньгами и спиртом наш герой отправился к старухе-эсперке, и они всю ночь корпели над партитурой. А к утру гордый собой Аиои был автором собственное боевой мелодии. Той которую свет еще не слыхивал, и с которой наделся остаться в веках и легендах, совершив ранее не доступные менестрелям подвиги.

Уж как его со товарищи на утро в подземелье занесло – Аиои не мог потом припомнить. Но что брать найденное себе контексте маячащих великих свершений было бы мелковато – чутье драматурга говорило без тени сомнения.
– Коллеги, предлагаю это пожертвовать страже. Ей-ей, расположение работодателя бесценнее.

Рядовой первого класса Скрипач
  Если ты думал, что если не поесть, будет легче – то нет. Не легче. Страдаешь, так сказать, пьешь полную чашу, как на Эфате, и даже, если честно, похуже.
  Там была просто качка.
  Тут, ещё и нервы.
  Лодку качает. Пытаешься как-то привыкнуть, почувствовать ритм, но не особо получается – от ожидания, что сейчас будет плохо, лучше не становится, скорее даже наоборот. Ощущение, как будто у тебя где-то внутри пустое место, где-то не там, где надо, и что-то из-за этого катается. И где-то, где тоже не надо, тоже пустота образуется. И от этого слабость, а потом крутит, а потом опять слабость.
  Такое вот морендо.
  – Эй, Скрипач! – раздается над ухом голос Занозы. Оборачиваешься. Он улыбается, поправляя ремень сумки с подрывным зарядом. В ней, кстати, двадцать фунтов тетритола. – Присмотри за капралом. Чтобы вернул его целым и невредимым, гыгыгы!
  Так странно, что это тебя, серо-бур-малинового и потерянного, просят за кем-то присмотреть. А не наоборот. Шутка, какая-то, наверное. Хотя кто его знает.
  – Слышь, присмотри за ним! Гыгыгы!
  Заноза и Мыло, лезут, куда им там надо.
  – Ну че застыли? Помогите человеку! – хмуро говорит Дасти, командир третьего отделения. Берет у тебя баллоны. – Скэм, давай, возьми его за руку.
  – Че, потанцуем? – смеется Скэмп. Неприятный тип. Большинство типов третьего отделения – все какие-то неприятные. Глумливые у них рожи от рождения. Все они из другого теста, не как ты.
  – Бля, хорош! – одергивает Скэмпа Дасти. – Давай, давай, шустрее!
  – Лааадно.
  Перебираешься в амтрак, Диаманти уже там.
  Мотор амфибии взрыкивает, гусеницы шлепают по воде с металлическим отзвуком, и ты понимаешь, что тебя тошнит даже от самого звука. Вас дергает, когда водила слишком резво ускоряется.
  – Э, не рыбу дохлую на сейнере возишь! – орет Дасти.
  Сама собой перед глазами встает картина – грязный маленький кораблик, а на нем в сети – груда дохлой рыбы. И запах.
  Баллон колокольно звенит о борт, когда тебе скрючивает.
  Под ногами туда сюда перекатывается волна – в ней плавает... всякое. В основном что-то, что побывало у кого-то в желудке. Плюс – красивые пятна, отливающие радужной пленкой – это бензин, которого кто-то чуть-чуть пролил на палубу. Чуть позже, возможно, к ним примешается кровь.
  – Да блюй прямо под ноги, – говорит Дасти безразлично. – Че теперь. Мрачный! Вставайте сзади с баллонами, а?


Сержант Бэтмен
  Сначала, сползая по сетке и устраиваясь в лодке, ничего не чувствуешь.
  Потом начинается качка, и тебя сразу мутит, как и всегда. Мутит так неприятно, очень неожиданно. Вод лодочка пошла наверх, и ты – "так, вроде нормально", а потом она – ууууух! вниз, и ты тоже – ууууух! вниз, и опять вроде нормально, и вдруг как подкатит.
  – Сержант, че такой бледный? – полушутя спрашивает кто-то. Даже не можешь повернуться, чтобы понять кто, потому что вцепился в борт так, что пальцы побелели, усиленно делая вид, как будто смотришь вдаль, как адмирал Хилл с мостика линкора. Да что там Хилл! Как Адмирал Фаррагут, йомана! Как Нельсон, нна! Незаметно для остальных прижмуриваешь один глаз. Как...
  Опять абсолютно неожиданно скручивает, чуть не охаешь. В этот раз блюёшь уже по-настоящему, но не особо красочно, потому что ничего особо и не ел. Такое ощущение, что то ли водой, то ли просто кашляешь, как ненормальный. Потом стоишь, глубоко дышишь. Странным образом, свежий морской воздух успокаивает.
  Тебе плохо. Мутит, а проблеваться нечем. Но в то же время тебе, почему-то не то что неплохо... как бы это сказать... бодро! В теле вялость, а в глазах, ты не сомневаешься, задор. Тошнишь ещё раз уже с каким-то странным любопытством: "Типа, ну что, вылетит птичка или нет"? Смотришь, как завороженный, на летящие по небу огоньки.
  Появляется дикое желание – сесть на такой огонек и тоже полететь.
  Усмехаешься. Даже не усмехаешься – смеешься, негромко, коротко, издаешь смешок, можно так сказать.
  Снова втягиваешь ноздрями воздух. Очень приятно. В этой расслабленности и одновременно спазмов от тошноты есть какое-то странное, противоречивое удовольствие.
  Снова смотришь на огоньки.
  Вдруг понимаешь, что с тобой происходит: очень хочется протошниться, но нечем, и очень сильно, дико хочется трахаться, но не с кем. Не в том смысле, что стояк, а в том смысле, что хочется ощутить другого человека, обнять, потереться об него, сжать, сдавить, уткнуться в него лбом. С отчаянием понимаешь, что на острове женщин не будет – их, наверное, всех снарядами разнесло. Это настолько странное сочетание бодрости и неудовлетворенных потребностей взвинчивает ощущения до небес. Непроизвольно задеваешь пальцами фанерный борт лодки, гладишь его, чтобы ощутить текстуру фанеры под краской. Хочется его полизать, но ты не настолько ещё съехал с катушек.
  Тошнит. Или подташнивает. Наклоняешься через борт, и так и остаешься, не начав кашлять, глядя на волны. Забываешь, что только что тошнило.
  – Сержант! – трогает тебя за плечо Официант, подносчик из первого расчета. Плечо почти током бьёт от этого. – В порядке?
  Понимаешь, что Физик чего-то там говорил, но ты почти ни хрена не понял, только кивал. Амтраки швартуются к бортам. Люди лезут в них, ругаясь и передавая друг другу снаряжение.
  – Ну мы это, грузимся! Удачи!
  Отчетливо понимаешь, как бы круто ты сейчас, несмотря на тошноту, мог перемахнуть через борт и оказаться в амтраке! Но кажется, тебе надо остаться тут, в лодке. Эх...

"Больно говорливый, да? Я тебе сейчас гланды через жопу удалю, чтоб базарил поменьше!"
–Лапуль, после того, что я с тобой сделаю, ты сама будешь спрашивать "А поговорить?"!–Захохотал Тэд,

Аиои знал, что самое полезное, что можно сделать с врагом – вывести его из себя. А что бесит лучше идиотского комментария?
– Эй красотка! Я тут на после боя подрядился на десяток елок. Хочешь со мной? с твоим плащиком сможешь быть Красной Шапочкой – таких бабок нарубим ,каких ты ни в жизнь не сделаешь на своей дохлятине. Соглашайся, красотка, очешуенный жеж пизнес-план!
И ожидая реакции успел еще и с товарищами парой слов перекинуться:
– Не торопитесь бить. Откину стерву, пусть успеет подойти обратно. Скелет на мне.

Пока Теодор мастерски отвлекал монстров бранью, Ахмед претворял в жизнь свой план по сокращению численности нежити путём её дезинтеграции. Центровому зомби досталась граната, распидорасившая его самого, а заодно и стоящего по соседству анорексика. Пока окружающие приходили в себя, лучник шмальнул чем то убойным прямо сквозь дыру в разорванном зомби, ещё не успевшем даже упасть на пол, отскочил за угол и уже из-за угла каким-то хером выпустил стрелу так, что она пролетела по кривой и раздробила второму по удачливости зомби обе коленные чашечки, отчего тот упал на пол и рассыпался на части.

Некромантка же определилась с целью наказать слишком выпендрёжного инокса и теперь с упорством дятла шла к ней. "Больно говорливый, да? Я тебе сейчас гланды через жопу удалю, чтоб базарил поменьше!" - пригрозила она, после чего так полоснула ТиТана шашкой, что ему показалось, что удалит ведь. Вслед за магичкой из комнаты выскочил скелетон и начал подпёздывать, как маленькая собачонка, слегка оцарапав барда и Вольфрамски. Но по сравнению с ударом Джексеры это было ничто.

  Вас разбудили около полуночи. Времени было много, поэтому никто не стал ни врубать ревун, ни играть на горне – просто вахтенные матросы подняли несколько бойцов, а те растолкали всех остальных. Но многих, особенно молодых, даже и будить не пришлось – они вскочили с коек, как подброшенные, и принялись лихорадочно напяливать форму.
  – Да не спеши, в душ же ещё! – остановил кого-то Кюрасао со смешком.
  И правда, времени было предостаточно – почти три часа на помывку и завтрак.
  Стоишь в душе, намыливаешь тело и невольно закрадывается мысль: а не в последний раз-то? Не оторвёт чего? Ну, мало ли... Разглядываешь пальцы на ногах, перебираешь ими.
  – Давай быстрей! – кричат из-за двери.

  Надев чистое белье, приготовленное со вчерашнего дня, и форму, потомившись немного в кубрике (и мгновенно опять пропотев до самых копчиков), морпехи пошли на завтрак – в половине второго. Светать ещё не начинало, вы завтракали при ярком, режущем глаза свете ламп, заливавшем столовую, но оставлявшем под близко расположенными друг к другу столами черные непроглядные тени.
  – Ешьте досыта, парни! Обед может задержаться! Заправляйтесь как следует! – кричал Голландец на всю столовку.
  А завтрак, который накладывали вам моряки, дежурившие по кухне, был просто убойный! Говяжий стейк, яичница, картошка фри, джем с тостами для всех желающих! И две кружки горячего, дымящегося, черного кофе, крепкого, как поцелуй мексиканочки. Ну, почти как в Новой Зеландии! Если бы ещё пот со лба в тарелку не капал – вообще было бы замечательно, только... Только не всем еда лезла в глотку. Пока одни уплетали за обе щеки, другие лениво ковырялись в тарелке, а Флориду Кида даже стошнило в проходе.
  – Еманарот! Жевать надо было лучше! – сокрушенно воскликнул Недомерок.
  – Мне бы стейк оставил! Салага!
  – Извините, – буркнул Флорида, вытирая рукой бледные губы. – Простите. Я не специально.
  – Иди, умойся, моряки приберут, – сжалился над ним Голландец.
  – Есть.

  Большинство же морпехов либо смели всё с тарелок за двадцать минут, либо оставили попытки набить живот за те же двадцать минут. Всё, не лезет так не лезет. И кстати, ВСЕ слышали истории о том, что с полным желудком идти в бой опасно, но всё же раз начальство кормит, словно на убой, то, наверное, все правильно, так и надо...

  – Десант! Разойтись по кубрикам и проверить снаряжение! – раздался голос по громкой связи. Это Ами.
  А чего там проверять? Все уже двадцать раз проверено-перепроверено. Хоть бы уж быстрее...

  В три часа утра приказали строиться на палубе. Вышли из кубриков уже обвешанные оружием и патронташами, замерли, посеребренные лунным светом, бледные грибастые тени в касках. Складываете свои казарменные баулы на палубе – к вечеру их обещали на берег доставить.
  Не все сразу ощутили, что именно изменилось. А когда прислушались, поняли: стало тихо – машины корабля больше не работали, "Зейлин" стоял на месте, отдав якоря.
  Сержанты стали выкликать имена по списку.
  – Ковальски?
  – Здесь!
  – Тревино?
  – Здесь!
  – Хоббс?
  – Здесь!
  Было темно, но никто не подсвечивал фонариком: уже давно все всех помнили наизусть.
  Из роты Гольф не хватало пары человек из второго и третьего взвода. Их заменили резервными морпехами, как и было запланировано накануне.
  Из всего батальона только дюжина бойцов не стояла сейчас на палубе: один был заперт на гауптвахте, пятеро валялись с малярией, но собирались присоединиться к десанту завтра, двое повредили колени ещё на учениях, один отходил после удаления аппендицита, и ещё четверо с разными травмами – кто свалился с трапа, кто куда не надо пальцы сунул, в таком роде.
  А вы все стояли.
  Кто-то из сержантов не выдерживал, давал последние наставления немного ворчливым голосом, типа "На берегу столбом не стойте!" или "Прежде чем открыть огонь, проверяйте прицел! Запомните! Проверяйте прицел!" или "Во что попало не палить!" или "Никому не геройствовать! Никакого глупого геройства!" или просто "Помните, чему вас учили!"
  И тут из динамиков без предупреждения грянула музыка.
  ссылка
  Это было так неожиданно, что вы даже не сразу врубились, что это "Дворцы Монтесумы", более известные, как Гимн Корпуса Морской Пехоты США. Ваш гимн.
  Это капитан "Зейлина" решил вас так подбодрить.

  И вот музыка доиграла, а вы все стоите – шеи мокрые, во рту сухо, пить вроде как рано. Когда уже светать начнет?
  – Рота "Эхо" – приготовиться к погрузке в десантные средства!
  Вытянулись очереди от борта к борту. Люди идут мимо вас, позвякивая снаряжением, хмурые, сосредоточенные.
  – Пока, парни!
  – Увидимся на берегу!
  – Помни про наше пари, Парамаунт, ага?
  – Ага!

  Прошла очередь.

  – Рота "Фокс" – приготовиться к погрузке в десантные средства!
  И снова мимо вас шагают бойцы с винтовками, ящиками, коробками с пулеметными лентами, кто-то натыкается на баки огнемета идущего впереди сапера, чертыхается.
  – Удачи парни!
  – Эй, оставьте нам хоть одного япошку!
  – Если они вообще там есть.
  Весь ваш батальон – в первом эшелоне десанта. Первые две волны – роты "Эхо" и "Фокс". Третья волна – вы. Четвертая и пятая – резервы, рота тяжелого оружия, часть саперов и штаб батальона. Первые три волны – на амтраках, остальные – в лодках.

  И вдруг громкий голос из динамиков: "Прекратить посадку в десантные средства!" Очередь замирает. Никто не понимает, что происходит.
  С грохотом и лязгом, поднимают якоря, гудят где-то под палубой машины, "Зейлин" набирает ход. Куда? Зачем? Никто не в курсе, никто ничего не знает. Вам даже к борту подойти и поглазеть нельзя.
  Полчаса спустя опять бросаете якорь. Посадка продолжается. Что стало с теми, кто уже был в лодках? Что вообще происходит? Ничего не ясно. Ясно одно – высадку не отменили, просто корабль зачем-то переместился.

  Очереди движутся.
  – Ну всё, сейчас мы.
  – Точно.
  – Кларк, ну мы это... держимся друг друга если что?
  – Да.
  – Давай.
  – Давай.
  Хоуторн и Шерлок жмут друг другу руки, торопливо, крепко. И ещё некоторые морпехи жмут, некоторые украдкой.
  – Ты главное держись за мной и всё будет ништяк, – говорит кто-то кому-то. – Ты не переживай, не дури. Все ништяк будет.

  – РОТА ГОЛЬФ – ПРИГОТОВИТЬСЯ К ПОГРУЗКЕ В ДЕСАНТНЫЕ СРЕДСТВА! – кажется, что команда звучит оглушительно. А на самом деле – нет, всё так же как у других.
  Выстраиваетесь в полумраке один за другим. Идёте медленно вперед, шаг за шагом.
  – Смотри! Смотри! Вооон там!
  – Где, где!?
  – Воооон там!
  На темном небе вдалеке рассыпается гроздь красных огоньков, крохотных, красивых – сигнальная ракета.
  – Что это?
  – Не знаю, япошки, наверно.
  – А может, самолет наш сбросил?
  – Может.
  – Это на Бешио?
  – Наверное.
  Никакого Бешио ещё не видно, только смутная граница между морем и небом.
  – Руки на продольные! Ноги на поперечные! – приговаривает кто-то, как заведенный, совсем рядом. – Руки на продольные! Ноги на поперечные!
  Лейтенант Клонис смотрит на свои новые водонепроницаемые часы, стрелки чуть светятся фосфором. "Четыре часа сорок одна минута".

  Двигаешься в очереди шаг за шагом, словно в душевую, только не в душевую. И вот уже видно борт корабля.
  – Руки на продольные! Ноги на поперечные! Не задерживаться! – видишь флотского старшину, который руководит погрузкой. Ему вторят другие – у других сетей. Рядом с леером – два морячка со спасательными кругами под рукой, страхуют вас, пока ставите ноги в ячейки сети. Один из них говорит каждому четному:
  – Удачи, парни, – голос у него равнодушный, гнусавый.
  А второй приговаривает:
  – Удачи, морпех, – этот говорит каждому, голос у него теплый, чуть подрагивающий, честный. По голосу слышно, как он рад, что не он сейчас лезет в десантный бот, и как ему стыдно не за то даже, что он остается, а за эту радость.
  Смотришь вниз – а там под бортом черная пропасть, и в ней на черной волне ходуном ходит тупорылая лодка Хиггинса, выделяясь светлым пятном, постукивая о борт "Зейлина". Видишь во мраке грибные шляпки касок тех, кто уже сидит в лодке и ползет по сети. Сеть качается. Возникает немного неприятное ощущение в животе.
  Поворачиваешься спиной к морю, держишься руками, вставляешь ботинки в ячейки.
  – Удачи, морпех.
  – Руки на продольные! Ноги на поперечные!
  Шаг вниз. Ещё шаг. Ещё шаг. Перед глазами маячит серый стальной борт с потеками краски, освещаемый луной. Руками чувствуешь грубое волокно "волосатых" канатов. Если сейчас что-​то произойдет – ну, что угодно – главное удержаться на воде те секунды, пока бросят круг. Они же найдут тебя даже в темноте, да? А можешь и не удержаться на поверхности – с этим рюкзаком, ботинками, каской, тщательно рассованными по карманам и подсумкам патронами и гранатами... кто его знает? Бултых – и пошел ко дну.
  Шаг за шагом. Сверху доносится всё то же:
  – Руки на продольные! Ноги на поперечные! Не задерживаться! – и потише, – Удачи, парни. Удачи, морпех.
  Сеть качается, внезапно отклоняясь от борта. Но лезешь, все равно упрямо лезешь вниз, стараясь не смотреть на неприятную щель между бортом катера и бортом корабля. Если ты туда попадешь, тебя раздавит даже не в лепешку. Но как ты туда попадешь? Нет, не попадешь ты туда никак, тебя от неё сеть отделяет. Переставляешь ноги. Поднимаешь голову – сверху видишь темные подошвы и задницу другого морпеха, его фляжку на поясе и поблескивающий, окованный сталью приклад винтовки. Ползете все вместе дальше, как муравьи по увитой плющом стенке.

  Наконец, ещё раз обернувшись, видишь катер совсем близко. Тебя берут под руки товарищи, помогают, чтобы не упал – катер пританцовывает на волнах. Ууууф! Готово. Теперь можно встать поближе к корме и передохнуть, помочь другим. Пулеметы, минометы, ящики с боеприпасами спускают на тросах вслед за людьми. Вдруг сильная волна – хрен знает от чего – перехлестывает гребнем борт и плещет тебе на форму. Соленые брызги. И ты понимаешь: холодно! Экватор, ноябрь, а тебе холодно! Под тобой, под палубой десантного бота – ледяная могила океана, она никогда не бывает теплой. И от неё несёт величественно-равнодушной прохладой, безмолвием и смертью.

  Лодка, заполнившись морпехами, заводится, отваливает от борта, чтобы дать место другой. Пока, "Зейлин". Ну не прощай же, да, не прощай?! У тебя там баул с вещами остался.
  Глухо рокочет мотор. Брызги опять летят в лицо.
  – Черт, холодно!
  – Замерзли дамочки, да!? – смеется рулевой в своей огромной каске, у которой поля опускаются на уши.
  – Есть немного.
  – Ничего, скоро светает!

  – Граааааахххх! – разносится гром над морем. – Грааааах!
  – Что такое?
  – Началось?!
  – Началось, началось, уймись.
  – ГРААААМ! ГРАААМ! ГРАААМ! Граааах! Граааах!
  – Это "Мэриленд" шарашит! И "Колорадо"!
  – Вон! Смотри! Началось!
  – Смотри-смотри!
  – Шестнадцатидюймовки!
  – Ага!
  – ГРААААМ! ГРАААМ! ГРАААМ! Граааах! Граааах!
  Видишь, как линкор, черный, гордый, освещается вспышкой, окутывается облаками дыма, и с задержкой долетает грохот залпа.
  – А куда бьют-то?
  – А вооон, вон туда!
  Облокотившись на борт лодки, видишь вдалеке, во мраке, огромные водяные столбы, и замечаешь за ними что-то. Что-то приземистое. И вдруг понимаешь. Вот он, Бешио. К нему летят по четыре маленькие оранжевые огоньки, исчезают во мраке и опять поднимаются белые столбы взбитой воды.
  И тут... начинается ЭТО.
  Огонь открывают ВСЕ боевые корабли, которые ты видишь. Крейсера и эсминцы – все начинают свой концерт.
  Грааах! Граааам! Грааам! Рррах! Ррррах! Ра-ра-рааах! Рррах – буууууум! Грааааах! Грааааам! Гра-гра-грам! Ррррах! Ра-ра-рааах! Буууум! Грааааах! Гра-гра-грах! Буууум!
  Лупят скорострельные восьмидюймовки крейсеров. Неистово плюются снарядами пятидюймовки эсминцев. Солидно гаркает главный калибр линкоров.
  Небо усеивают мириады огоньков. Все летят туда, к острову. А там...
  Тонны воды взлетают вверх и опадают. Клубы дыма и пыли поднимаются там и здесь даже не облаком, а сплошным маревом. Вдруг – яркая вспышка озаряет остров: огромный столб пламени, похожий на гриб, поднимается, расцветает и опадает. Грохот чудовищного взрыва доносится даже до вас, а тут мили три, не меньше!
  – Оооо! Ништяк!
  – Маладца!
  – Ну, флот даёт!
  – Красота!
  – На такое можно вечно смотреть!
  – Задали жару!
  – Косоглазые сами напросились!
  – А прикинь облом, если их там нет!?

  И тут всплеск воды возникает ярдах в трехстах от вас.
  – У кого-то из флотских проблемы со зрением или что?! Это с крейсера или с эсминца? – спрашивает Лафайетт.
  – Ты что, дебил? – смотрит на него Долговязый.
  – А что?
  – "Что, что". Это японцы.
  И становится на время тихо.
  Все ждут. Ещё несколько одиночных всплесков – высоченных, видите, как медленно опадает вода миллионом брызг, как на поверхности ещё на какое-то время остается белое пятно взбудораженной пены, а потом растворяется в океане.
  – Это те их восьмидюймовки? – с тревогой спрашивает Хоуторн.
  – Хер знает.
  Потом всплески прекращаются. Потом опять поднимается столб воды. Потом вам уже всё равно – никто не верит, что япошки попадут.

  Лодки идут куда-то одна за другой, затем встают на циркуляцию. Некоторые морпехи даже не понимают, что движутся по кругу. Канонада продолжается. Вы уже привыкли. Уже мало кто пялится на остров, не отрываясь.
  – Эй! Эй! Не курить!
  – Ой, забыл.
  Небо светлеет. Теперь уже лучше видно Бешио, вернее, сплошное облако пыли и дыма, в которое он превратился.
  – Красивый был островок, наверное, парни! – смеется Лаки-Страйк.
  – Скоро узнаем.
  – Думаю, не узнаем как раз. Его не узнаем.

  Наконец, видите подруливающие амфибии. Они не такие, как в спецификациях – более приземистые и... меньше что ли? Хлопают особыми гусеничными лопастями по воде, раскачиваются на волнах. Хищно ощетинились пулеметами поверх выкрашенных серой краской кабин, у некоторых на лоб наварены стальные плиты с узкими прорезями, как будто транспортеры подслеповато щурятся в полумраке, пытаясь распознать в десантных лодках своих собратьев.
  Перекрикиваются рулевые, офицеры.
  – Какая у вас рота?
  – Где первый взвод?
  – Давай туда!
  – Понял!
  – Какой номер катера у второго взвода?
  – В душе не ебу!
  – Посмотри с той стороны!
  Море глушит голоса, им приходится кричать изо всех сил. Уэлл-Уэллу сейчас не позавидуешь: похоже, всё насмерть перепуталось. Какие амтраки к какому взводу должны идти? Кто куда? А ночью ещё и не видно ни черта – небо-то светлеет, а солнце ещё даже не показалось.
  – Донахъю! Лейтенант Донахъю! – кричит он со своего катера. – Твои вот эти два! Что?! ТВОИ ВОТ ЭТИ ДВА! Понял? ВОТ ЭТИ ДВА-АА!
  И начинается погрузка в амфибии. И это цирк с конями, только с морскими. У вас же роли сразу две – вы и клоуны, и акробаты.

  Амфибии подходят к борту, вернее, пытаются подойти, выровняться, крупные волны растаскивают суденышки.
  – Крепи трос, блядь!
  – Нет, давай заново!
  – Давай ещё раз!
  – Да крепи его, блядь! Ну вот, снова-здорова.
  – Давай ещё раз!
  – Подработай! Подработай веперёд!
  – Чуть влево возьми в этот раз!

  А потом вы, морпехи, должны перебраться из одного танцующего стального гроба побольше в другой танцующий стальной гроб, поменьше. Борт с грохотом бьется о борт, противно скрежещет. У лодок Хиггинса борта из фанеры, а у амфибий – стальные. Ты же понимаешь, что будет с твоими пальцами или с ногой, если они попадут в щель между плавсредствами, и в это время море захочет поиграть в кораблики? Ничего хорошего.
  "Ебаный в рот, кто придумал это всё и нахуя?" – примерно такая мысль написана на рожах, когда вы вцепившись в кромку борта, обламывая ногти, пытаетесь не сорваться в холодную воду и перебросить своё тело, утяжеленное рюкзаком, оружием и всем остальным, в амфибию. Многие, перевалившись, падают, катятся по боевому отделению амтрака, хватаются за кожух вала, идущего вдоль пола, лишь бы не выпасть.
  – Че расселся, помогай других ловить!
  У амтраков низкий борт – волна то и дело перехлестывает его. Под ногами плещется влага. Вы начинаете дрожать. Холодно! Дожили! Вы умудрились замерзнуть на экваторе! А может, это от напряжения уже озноб бьет?
  Пахнет морем. Горький привкус океанской воды ощущается на губах – у тех, кому брызги прилетели в лицо (то есть, почти у всех). Дует бриз – ну почему на "Зейлине" вы его совсем не ощущали!? А, верно, потому что бриз не дует в открытом море.
  – Слышь, Оливер, твою бы женушку сюда, она бы меня согрела! – начинает подкалывать Газолина Кюрасао.
  – Она бы ужаснулась и прыгнула за борт от одного твоего жалкого вида!
  – Гыгыгы!
  – А вот от кого бы она не отказалась, это от сержанта Стэчкина. Да, Газолин? Зачем ей рядовой, когда есть целый сержант, да ещё и красавчик!
  – Если тебе башку не оторвет сегодня, сможешь вернуться в Веллингтон после войны и спросить у неё, зачем.
  – Если тебе оторвет, я ещё и утешу вдовушку.
  Газолин ничего не отвечает, то ли устав препираться, то ли задумавшись над последней фразой всерьез. А над морем всё грохочет и грохочет. И высадка всё ближе и ближе.
  – Да не может там никто выжить! Ну посмотрите сами! И это ещё авиация не отработала!
  – А во сколько?
  – Через пятнадцать минут должны прилететь.

  Пол шестого утра.
  Скоро в бой.

***

  Разведчики-снайперы
  А у вас всё куда проще. Погрузились одну лодку – весь взвод в неё поместился, и ещё шесть саперов с огнемётом. За старшего – Хок, а заместителем его – лейтенанта Лесли, из инженерного.
  – Ну что, морпехи, готовы?
  – Готовы вернуть вас домой к маме, лейтенант! – хорохорится Шарки.
  Олд-Фешн толкает его в бок.
  – Ни слова о матери лейтенанта, морпех!
  Все смеются.
  – Вы знаете, что происходит прямо сейчас?
  – Что, лейтенант?
  – Военно-морская авиация бомбит Джалиут, Науру, Вотже и Кваджалейн. Чтоб ни один самолет оттуда не поднялся. А скоро и по Бешио ударит.
  – Япошки только свой сраный кофе сварили, а в него вместо кубиков сахара падают бомбы? Красота!
  – А во сколько по Бешио ударят?
  – Через четверть часа. В пять сорок пять.
  – Будет шоу, черт возьми!
  Готовитесь. Что бы и как бы там ни было, вы пойдете в бой первыми. Самыми первыми. Не прямо сейчас, конечно, до острова ещё далеко, вы ещё в лагуну-то не вошли. И все же пушки ещё будут грохотать, бомбы рваться, а вы уже должны быть на этом проклятом пирсе. Будут ли там япошки? Кто знает.

Рядовой первого класса Катахула
  Стоите у поручней.
  – За здоровьечко твоего бати! – Недомерок первым присасывается к фляжке. Коренастый парень с загребущими руками, он мог эту фляжку за один раз осушить.
  – Э! Э! Полегче! – остановил его Рэйзор. – Не налегай! Короткими очередями, короткими!
  Капрал отобрал у него фляжку.
  – Да, за твоего батю.
  Рэйзор был наполовину мексиканец. У него быстро отрастали мексиканские смешные усики, черные, как смоль, и он всегда брился гладко-гладко, как на свидание. То ли стеснялся их, то ли просто не нравились.
  – Виски что надо, – кивнул Недомерок. – Эх, парни, вернемся с этого раза, я напьюсь просто в слюни. Вот когда мы прибыли в Веллингтон, я неделю не вылезал из баров.
  – Ага, и потом подрался в баре с мудаком, который тебя был выше на две головы.
  – Он меня коротышкой назвал! – возмущенно отреагировал Недомерок.
  – Так ты и есть коротышка! – заржал Рэйзор.
  – Положим, – рассудительно заметил ваш напарник. – Но одно дело, когда ты меня назвал. Или Катахула. Или даже вон Кид. При своих – это мне не обидно. Когда свои шутят про своих среди своих – это ж нормально! Но там, я мало того что пьяный, и он, сука видит, что я пьяный, так это ещё и все видят! Я, понимаешь, на Канале под дождем сидел! Я, может, поэтому и не вырос выше! Влага противопоказана моему организму. А эта новозеландская образина меня "коротышкой" называет! Ничего, я бутылкой-то до его башки легко дотянулся!
  Рэйзор опять заржал.
  – А рассказать, как на самом деле было?
  – Да так все и было!
  – Во-первых, Обри, это был моторист с крейсера. Во-вторых, с нашего. А в-третьих, ты бутылкой попал не по нему, а по светильнику.
  – Это мелочи! Детали! – отмел все уточнения Недомерок, ничуть не смутившись.
  – А потом, кстати, он тебя вырубил одним ударом.
  – Да не вырубил! Я специально упал и типа не вставал, потому что чуял, что, значит, закипаю! А если б я встал, дошло б до смертоубийства!
  – Не шутишь!? – спросил Рэйзор, и теперь засмеялись уже все.
  – Не. Там все серьезно! Не мог же я позволить себе убить военного моряка, да ещё и американца!
  – За военно-морской флот! – Рэйзор пустил фляжку по второму кругу.
  – Погоди, а откуда ты знаешь, что он был моторист? – прищурился Недомерок. – Вы что, бухали там потом?
  – Не, он мне рассказал, пока мы тебя до трамвайной остановки тащили.
  – Ну, все равно! Мелочи! Ме-ло-чи! – подытожил Недомерок.
  – В общем, детки, мораль сей истории – алкоголь вредит здоровью. Но понемножку – можно! – Рэйзор подмигнул Флориде. – Завтра продолжим "заседание клуба", мне там один боец из разведчиков-снайперов сменял полбутылки отличнейшего скотча на Зейна Грея и пару журналов. А теперь – рассредотачиваемся, пока Уэл-Уэл не... о, бля, вот и он идет. Так, отходим мелкими группами в сторону кубрика, пацаны!
  Рэйзор и Недомерок были уже бывалыми морпехами, хотя, может, и не такими бывалыми, как пытались казаться. А остальные – совсем молодняк. Моложе всех был Флорида Кид – этот даже школу не закончил. Было даже странно, что его не завернули на рекрутерском пункте, но морской пехоте, как ни крути, нужно было пушечное мясо, циферки в ведомости. Когда нету под рукой спортсменов и прирожденных убийц, сойдут и школьники. Да, шестнадцатилетний паренек будет мучиться, таская коробки с лентами, и может, однажды вовремя не донесет их до расчета. Но это ме-ло-чи. А важно – что вторая мардив полностью укомплектована личным составом и, значит, готова вступить в бой. Вот что важно.
  – Не знаю, чего-то мне не очень, – услышал ты, как Холт тихонько (чтобы тебя не обидеть) говорит это Гимнасту.
  А это было про виски. Парень попробовал виски первый раз в жизни.
  – Ничего, привыкнешь! – хлопнул его по плечу Гимнаст. Они записались в морпехи вместе и всегда просили, чтобы их ставили везде вместе. В корпусе обычно такие просьбы учитывали при возможности. Служба – не сахар, с друзьями рядом всегда легче.

- Ну что, суки, получили по жопе своего неспособия молнией страха из тучи неожиданности? Неожиданности и безжалостной эффективности? Неожиданности, безжалостной эффективности и фанатичной преданности темным богам подземного мира?
–Вах, сын изощрённой угрозы, слова твои – услада ушей моих, а стрелы твой разит как горный орэль степной белка!–Возрадовался своему плодотворному влиянию на очередного потенциального менеджера среднего звена, который вовремя одумался и стал получать кайфарики от резни, Вольфрамски. Грозно, но вальяжно, как перепивший бизон, шагая вперёд.

Тэд тоже в стороне не стоял. Стоял он в проходе, взвешивая громопалку на предмет громопиллюль в обойме. Мало кто знает, но Тэд может на вес узнать, сколько в обойме громопиллюль, сколько в бочке бурбона осталось жижи и сколько не костей у противника осталось целых тоже может выяснить, слегка приподняв врага за горло над землёй. Всё это делало его если не божественной, то прибожённой сущностью, по этому он с чистой совестью заявил, вскидывая свой "бдыдыдыщкало":
–Властью, данной мне полковником С. Кольтом, объявляю вас трупом и жмуром!–С этими словами он выпустил по врагам всю обойму, заставив скелета сперва осесть на колени, потом – откинуться на спину, а культиста же сразу опрокинув брюхом вперёд. Прямо на скелета. Валетиком.–Можете поцеловать невесту в уретру.
Заключил Вольфрамски, опустошая шахту магазина от разряженной обоймы и убирая всё, что получилось, в подсумок, подытоживая:
– Педики.

  - Что, ребят, как переносите эту душегубку внизу? - Сочувственно спрашивает Шеррод, раздавая сигареты. Сам корреспондент ночует в комфортном шестиместном "офицерском гробу" и пулеметчики отделения посмеиваются над вопросом. Мол, не тебе говорить про душегубки.

  - Да нормально, - пожимает плечами Домино, - Только от Коротышки воняет как от сыроварни. Мы его против япошек вперед кинем, они сами сдадутся.

Нормального, на самом деле, было мало, особенно после райских условий в Веллингтоне, когда нет-нет, да и забывал, что вообще служишь в корпусе. Если теснота не особо смущала Дойчи, он вырос с тремя братьями и двумя сестрами в не самом большом доме, так что с трудом мог вспомнить момент, когда рядом никого не было, то душная, кислая жара взводной каюты, где, казалось, не осталось воздуха, а был только пот, воняющее псиной белье и резкий запах полусотни еще вчера подростков, рядовой переносил с трудом. Ему хотел встать под лейку душа и стоять так до самой высадки. Ага, держи карман шире. Может еще и Лана Тернер* заскочит поплескаться с тобой!

После того, как в Веллингтоне показали сначала Хонки Тонк, а затем Где-нибудь я найду тебя, вся рота пару дней только и могла думать о притягательно невинной платиновой красотке, один дерзкий, но в то же время обольстительный взгляд, который мог поставить на колени любого мужчину, даже недосягаемого Кларка Гейбла, который мог сопротивляться ей не дольше часа экранного времени. А уж японская армия от этого взгляда вообще капитулировала бы без боя. Так что Билли, конечно, не отказался бы от подобного рандеву, но он был согласен помыться и в одиночестве, можно даже не три недели, а хотя бы минут пять, уже было бы неплохо. Угадайте, перед чьей очередью закончилась опресненная вода, когда он уже переступал через порог душевой? И кто оказался тем счастливчиком, с который подобное случилось не один, не два, а три раза? Билли даже попробовал сунуться в душ с морской водой, но быстро отказался от этой затеи - лучше уж ходить грязным, чем грязным и чешущимся от соли.

- Блять, Дойчи, ты можешь хотя бы три недели обойтись без какой-нибудь херни!? - Смеялся Ветчина над злоключениями товарища, - Хотя ладно, с твоими подвигами мы с братом войну лейтенантами закончим, ха!

- Чтобы вас, повысили до лейтенантов, сначала меня должны из них разжаловать, я? - Это "я", точнее, "йа", ничего особо не значило, сын северной звезды** то и дело добавлял его в конце предложений, неожиданно превращая утверждения в вопросы, - А для этого сначала должны в лейтенанты произвести. За какие такие заслуги подносчика боеприпасов летехой делают, эй?

- А ты слышал, что Манго сказал? - вклинился в разговор Ньюпорт, - Ты теперь образцовый морпех! И скоро станешь сержантом.

- Ага, и вулканируешь на кого-то постарше, - прыснул Рейзор.

- Это получается, - задумался Билли и стал загибать пальцы, считая звания, - первый класс - подполковнику, а сержант... значит... бригадному генералу?

- Кто тебя к Голландцу*** пустит-то? - поинтересовался Ветчина, - и за какие заслуги?

- Ты сам хотел меня лейтенантом делать, - парировал Смит, - а для этого, небось, надо подвиг совершить. Вот, будут награждать за подвиг всем штабом. А кто перед награждением не отметит событие?

- Дойчи, су-ука, - сквозь смех выдавил смекалистый Рейзор, - ты только лейтенантом не блюй на четырехзвездочного, я тебя всем святым прошу!


  - А что дома? - расспрашивает корреспондент, пока морпехи с энтузиазмом отвечают. До высадки всего пара дней, уже даже скучать нет сил, а тут какое-никакое отвлечение, - Много пишите своим?

Билли, конечно же, писал письма. Сначала матери, она наверняка волнуется. Ты не волнуйся, мам, выводил рядовой слова, у меня все хорошо, я жив, здоров. В Веллингтоне было круто. На корабле тесно, но скоро уже на берег. Я сразу же напишу тебе!
Через пару дней от нечего делать написал отцу. Па, как охота? Уже ходил на оленя? Этот сезон я пропущу, но в следующем году обязательно пойдем вместе, вот увидишь! Летом япошки сдадутся и в сентябре я уже буду дома. А уроки даром не прошли. Я бы даже значок получил за стрельбу, да карабин заклинил, скотина.
Неделю спустя, изнывая от скуки, стал писать братьям. Придурки! Если разорите мою нычку, надеру ваши жалкие гражданские задницы!

Писал рядовой быстро, но небрежно, делая помарки, перечеркивая слова, неизбежно пачкая руки чернилами, когда задевал очередную кляксу на бумажном листе. Поэтому, написав семье по кругу, Смит бросил это занятие и только дивился тому, как некоторые сутками напролет что-то строчили. Да и о чем рассказывать родным? Ну, сегодня плывем. Ну, завтра плывем. Ну, послезавтра будем плыть. Сегодня кок пережарил кашу. Вот домашним удовольствие читать будет. Можно было бы вместо всего этого целую книгу написать! И тебе есть чем заняться, и товарищам будет что почитать. По взводу гуляло несколько книжек, которые сослуживцы меняли друг другу, и Дойчи, конечно же, не упустил возможность попыриться в страницы - всяко лучше, чем по третьему кругу смотреть в кинозале Друзей по седлу.

Чтение было единственным, что позволяло Билли находиться в трюме в дневное время - забившись на свою койку, он растворялся в выдуманных мирах Берроуза, перелистывал страницы Странных Историй, удивляясь тому, какая у некоторых людей необычная фантазия, и на время забывал о происходящем вокруг. В остальное время, при любой удобной возможности, Дойчи старался проводить на палубе. Даже на службы начал ходить, хоть преподобный МакКуин и был методистом, а сам Смит, естественно, лютеранином, как и вся его община. Господь, решил парень, не будет возражать. Тем более что лютеране вроде как старшие браться всем остальным, кто не католик, так что выходит, что Билли просто приглядывает за младшими, чтобы те не начудили. Ага, прямо как дома.

Домой иногда хотелось порой даже до глухого стона. Тогда рядовой упирался руками в борт и долго смотрел в одну точку где-то на горизонте. Он даже не думал ни о чем конкретном в этот момент, кроме ощущения щенячьей жалости к себе и желания свернуться калачом под детским одеялом. А потом кто-то хлопал Дойчи по плечу, выдергивая его из ступора, парень разворачивался с извечной улыбкой и, хлопнув товарища в отчет, шел куда звали.


  - Слышали про покерный турнир? - Между делом интересуется Шеррод, - Повезло парню.

  И замолкает, не договаривает. Мол, повезло-то, но успеет ли потратить? Вслух не говорит, дает бойцам самим догадаться. Дойчи чешет нос, кивает, мол, и правда повезло.

  - У нас тут свой турнир был, ничем не хуже, - с гордостью отвечает рядовой.

  - Да Вулкан просто скромничает, это ж он устроил!

На самом деле, участие Смита в организации ротного турнира была не такой значительной. Это даже была не его идея. Она была ничья конкретно, просто что-то такое витало в воздухе, и вот после очередной партии в карты кто-то материализовал мысль, произнеся ее вслух. "А может рубанем по-крупному?" К этому моменту Дойчи уже успел проиграть месячное жалование и начал задумываться о том, что карты, возможно, не для него. Зато он перезнакомился почти со всеми бойцами из взвода и многими из роты, так что когда дело дошло до того, чтобы разнести благую весть о турнире, выбор естественным образом пал на Билли. Отказывать товарища рядовой не стал, и пока мотался, что твой посыльный, от одного капрала к другому, пока пересказывал условия Бэтмену, пока отыскал Медузу и добился обещания, что тот передаст все своему взводу, пока договаривался с Хобо, по роте уже разнеслась новость, что "там Дойчи карты мутит".

И правда, кто еще, если не Дойчи? Представляя, как изнывают от скуки его товарищи, ровно также, как и он сам, Билли по домашней привычке старшего брата взялся развлекать сослуживцев как мог. За неделею до идеи с картами Смит почувствовал, что тупеет от жары и безделья. Почти месяц перед отбытием из Веллингтона их дрючили как в последний раз, а теперь морпехи ограничивались легкими тренировками и зарядками. Тело требовало нагрузок, мышцы ныли от недостатка активности, и Билли стал эту активность придумывать. И ведь в роте каждый второй был отличником физической подготовки. Один пловец, другой бегун, третий бейсболист, четвертый просто шкаф, за день не обойдешь. Ну и сам Дойи тоже, чего уж там. А что объединяет все эти чудесные и разные виды спорта, которыми занимались бойцы? Правильно, футбол.

Выбора, в общем-то, особо не было. Мяч не бросать - не напасешься мячей. Баскет отпадал по тем же причинам. Бегать негде. Плавать тоже не получится, и слава богу! А вот потолкаться на палубе местечко найти можно. На корме и ближе к центральной секции были достаточно свободные площадки. Конечно, не 100 ярдов, но у нас тут не Нотр-Дам играет. Дело было за малым, раздобыть футбол**** и собрать команды.

- Рядовой Смит, - старшина сверлит Билли взглядом, - У вас отметка в личном деле об утере... - он смотрит в журнал, - спасательного жилета. Вы хотите, чтобы я выдал вам мяч? На корабле?

- Так точно! - Дойчи вытягивается по струнке, - А жилет, ну, вы понимаете... Это случайно получилось... Он зацепился и его утащило на дно... Но в этот раз все будет по-другому! Я же не для себя, а для взвода, парни скучают, а так мы развлечемся немного.

Опасения старшины были понятны и даже оправданы, одно неловкое движение, и мяч полетит за борт. А если япошки выловят из океана новенький кожаный футбол, заподозрят неладное. Хотя они там у себя в Японии вообще знают, что такое футбол? Надо спросить будет. Но так и на то корпус и корпус, чтобы находить выход из любой ситуации. Надо было всего лишь немного изменить правила. Во-первых, команды по 11 человек были слишком большие. Во дворе часто играли восемь на восемь, но и это Дойчи показалось слишком много. Пусть будет шесть игроков. Как раз отделение получается. Играть полный матч нельзя, иначе всем желающим не хватит времени, значит, будет половина. Поле тоже покороче да поуже, играть пришлось на трети от обычного размера. Ну и, естественно, никаких бросков, тем более ударов ногой. Мяч надо занести за линию и никак иначе. Легко? Да ты попробуй, когда на тебе висит четыре защитника соперника.

Если бы за этими приготовлениями наблюдал англичанин, он бы посмеялся иронии ситуации - смотрите, американцы изобрели регби. Но брита поблизости не было (или он никак не выдавал себя), поэтому рядовой с полным правом считал себя новатором и первооткрывателем нового вида спорта. Кто знает, может в него однажды будут играть профессионально!

- Парни! - влетел Билли в трюм, подкидывая в руках добытый мяч, - Айда в футбол, отделение на отделение! Кто проиграет, тот отрабатывает наряд победителя!

Тут же послышались возгласы протеста - получать лишний наряд за просто так никто не хотел, и Дойчи пришла в голову отличная (как он считал идея). Рядовой отыскал взглядом командира группы и рысью подскочил к нему.

- Трещотка, слушай, вы же с Бэтменом в хороших отношениях. Брось ему вызов от нашей группы. Я бы сам подошел, но субординация, я? Ну или сходи со мной, для солидности, я сам все расскажу. А то это, - Билли заговорил громче, обращаясь к пулеметчикам, - Говорят, будто в четвертом вводе одни минометы на что-то способны! Я не согласен! Ничем мы не хуже. А то, что у этих железяк задержек больше, чем в публичном доме, так это же не наша вина, эй! Давайте покажем им всем! Разберемся, по-честному, так сказать, на ровной палубе.

- В общем, такое дело, - принялся объяснять Смит командиру минометчиков. Он держался рядом с Трещоткой, показывая всем видом, что это не частная инициатива одного рядового, а все официально, от группы к группе, - Предлагаем играть до двух побед, Команды по шесть человек, один и тот же игрок не может быть в двух играх подряд. Броски и удары мяча запрещены, только тачдауны. Играем две четверти, отдых и меняем команды. Проигравшие отрабатывают неделю нарядов победителей.

В таком формате играть было интереснее. Во-первых, часть морпехов валялась с лихорадкой, так что даже у пулеметчиков не было полных команд, да и кто-то мог не хотеть играть (вот дурень). Во-вторых, перетасовывать наряды внутри группу желающих было мало, а вот утереть нос минометчикам, пускай и рискуя получить лишний наряд, хотели все. Да и те, наверняка, были не против укрепить свое реноме лучшей группы взвода. Ну а если все пойдет хорошо, то можно будет потом погоняться и с остальными взводами, устроить мини-турнир.

Так что никто не удивился тому, что теперь Билли собирал сослуживцев играть в карту. Ну, конечно Дойчи опять что-то придумал, кто же еще.

Только на этот раз рядовой не ограничился своим взводом, а пошел сразу по всей роте и подкатил даже к саперам.

- Слушай, - рядовой плюхнулся на койку рядом со Скрипачом, - А не хочешь с нами в картишки? Мы тут собираем турнир, наш, свойский. Вон, Берец уже записался, Родео и Лаки тоже. Я видел, что Слипвокер и Лобстер играют, может подтянутся. В общем, будет весело. А то ты сидишь, без своего Донки Хота, - Билли именно так и произнес, в два слова, Горячий Осел, - вянешь.


  - Корпус славится на все Штаты своей особой атмосферой, - продолжает говорить Шеррод, - ни один другой род войск не может похвастаться взаимовыручкой и особым братством, которое есть у морпехов. Но даже вам должно быть тяжело все время проводить вместе?

  - Вообще фигня. У нас брат за брата, может кто повздорит, но ведь так в любой семье, но когда доходит до дела, то друг за друга горой.


К третьей неделе нервы стали сдавать, даже флегматичный Дойчи иногда думал, что было бы неплохо кого-нибудь придушить. И после того, как Дроздовски сначала избил ни в чем не виноватую каску, а затем попытался нагуталинить его, Билли решил - не я начал эту войну, но я ее закончу. Надо было разрядить обстановку, пока кто-то кому-то не съездил по лицу уже всерьез. Морпехи, конечно, были мотивированы, никто не хотел попасть на губу и пропустить высадку, но на эмоциях можно наделать глупостей. А значит, одному надо принять разок за всю команду. Ничего личного, братан, просто всем надо немного посмеяться. Неприятно, но не смертельно, уж Билли, который регулярно смешил взвод своими приключениями, это прекрасно знал.

Ситуацию осложняло то, что взвод был на чужой территории. Хороший прикол всегда был спонтанный и очень ситуативный. То, что прокатывало в одном месте не прокатывало в другом. И желательно, чтобы ты знал территорию лучше жертвы, поэтому так часто объектами розыгрышей становились новобранцы. Сейчас же морпехи плыли на корабле, у которого был свой экипаж и многие заготовки, которые были у Дойчи, не работали. Да и еще и ситуация. Не отправишь же кого-то чертить новую ватерлинию, когда транспорт идет полным ходом. Хотя если сказать, что линию надо начертить внутри, мол, чтобы следить, не просел ли корабль... Идея была хорошей, но после вторжения в Дроздовского краску от Смита прятали. Поручение замерить густоту дыма из корабельных труб тоже пришлось отбросить. И уже было слишком поздно для классической шутки о том, что при выдаче боеприпасов ганни должен расписаться на каждом, ленты и магазины были заправлены. В Веллингтоне можно было бы отправить кого-то проверить подшипники в выхлопной трубе джипа. Или другой классический прикол - замотать веревкой или липкой лентой покрывала, которыми некоторые бойцы завешивали свои койки. Но в духоте трюма никому бы и в голову не пришло закрываться, черт с ним с личным пространством.

Билли перебрал еще с десяток других вариантов и уже было почти отчаялся придумать что-то стоящее, когда во время проповеди ему пришло озарение. Не иначе, ангелы передали весточку с Небес. Оставалось выбрать жертву. Шутить в ответ над Слипуокером было неправильно, это бы уже смахивало на вендетту, а зачем взводу такие страсти? К тому же посыльный валялся в лазарете, что сужало пространство для маневра. После непродолжительных размышлений подходящим объектом был признан Катахула, пулеметчик из третьего отделения, который был достаточно тупым и исполнительным, чтобы идеально подходить под задумку Смита.

Еще для качественного розыгрыша был нужен соучастник, которым стал Парамаунт. Во-первых, он капрал, а значит мог кого-то куда-то послать. Во-вторых, он был высокий, а значит с ним вместе было проще вывернуть лампочки в душевой. Сделано это было, естественно, в неурочное время - задумай морпехи подобное во время помывки, им бы вместо лампочек открутили головы. За пару часов до подачи воды к Бриггсу подскочил взлохмаченный, по пояс голый Дойчи и дернул его идти за собой:

- Катахула! Ты срочно нужен, тут с душем проблема, идем! - на месте рядовой нырнул в темноту комнаты и принялся объяснять, - Мы готовим душевые к помывке, а тут свет погас, ни хрена не видно. Если не починить, то никого не пустят, будем вонять всю ночь. Нужна твоя помощь, мы с Парамаунтом крутим вентили, чтобы вода шла, нам нельзя отвлекаться.

- Ага, не можем, - включился капрал, - Надо крутить. Метнись до 16ой каюты, там четверо будут. Скажи им, что у капрала Мэттьюза и рядового Смита в душе потемки. Нужна срочная помощь!

Конечно же, в каюте 16 был расквартирован корабельный капеллан, Питер МакФи Младший. Билли несколько раз видел Бриггза у МакКуинна, поэтому отправлять морпеха к кому-то из полковых священников не имело смысла - узнает его сразу. А вот корабельного никто толком и не видел, службы для морпехов он не проводил.

На этом можно было бы и закончить, но по-настоящему хорошая шутка это та, что работает на раз-два. Раз был капеллан, дальше нужно было реализовать два.

- Билли, как ты собираешься его развести второй раз? - поинтересовался Счетовод, - Катахула не самый острый карандаш в наборе, но даже он должен сообразить, что ты опять прикалываешься.

- Так я и не буду ничего делать. Точнее, как раз я буду делать, а говорить будешь ты, эй.

В этой части розыгрыша нужен был еще один подельник, который не будет вызывать подозрений, а с этим была проблема - все дружки Дойчи были хорошо известны. Тут-то и нашлась неожиданная выгода от картежных игр. Во время одной из партий Билли разговорился с Бэтменом, морпехи нашли общий язык и после этого стали частенько поигрывать друг с другом. Билли чаще проигрывал, чем выигрывал, и после очередной серии поражений, было решено сыграть не на деньги, а на услугу. Мол, кто проиграет, будет должен победители. Казалось бы, легкая добыча для Кертиса, но неожиданно Дойчи повезло с рукой и он сумел выиграть. Как там говорят? Даже сломанные часы дважды в день показывают точное время? Вот и Билли раз в год везет.

Никакой сиюминутной нужды у Смита не было, услуга так и висела непогашенной, пока не пригодилась во время розыгрыша. "Только чтоб мне не прилетело, если начнут разбираться," - предупредил Бэтмен, соглашаясь вернуть должок. Прикрыть свою задницу от возможных последствий и правда было нужно, все-таки, не рядовому краской волосы измазать. Поэтому после короткого мозгового штурма, заговорщики придумали достаточно изящную формулировку.

- Значит, делаем так, - подвел итог Дойчи, чтобы никто не забыл своей роли, - Мы собираем-разбираем оружие, без фокусов. Ты, Счетовод, находишь Каталуху, и говоришь, что тебе нужно шомпольное масло, типа, закончилось, шопмолы смазывать нечем. Оно есть у ганни, но вот незадача, ты забыл правильную номенклатуру, а без нее комендор-сержант ничего не отпустит. Номенклатур знает сержант, но идти к Трещотке стремно, после всех муштры в лагере за проеб на учениях, если выяснится, что мы даже форму шомпольного масла не помним, будем спать стоя в наказание. Поэтому, говоришь ты, иди к сержанту Витту, он не из нашей группы, докапываться не будет и Трещотке не сдаст. Он тебе назовет номенклатуру, после чего иди к ганни и попроси что нужно. Только не перепутай!

- Затем, - продолжил Билли, уже обращаясь к Бэтмену, - Чарли придет к тебе, и ты ему называешь "правильную форму": Хау -Роджер-Нан-Изи-7***** и отправляешь его дальше, то есть к ганни. Если кто потом спросит, то ты не приделах, мало ли что там боец перепутал. Вот и получится, что послали бойца за хреном ганни. Вроде и не оскорбили никого, все же знают, что у ганни хрен - танки пробивать можно...

Планирование подобных розыгрышей позволяло не только скоротать время, но и ненадолго забыть о том, что ждет впереди. Билли относился к предстоящей операции спокойно - послали, значит надо идти, не возвращаться же. Но, все-таки, это была первая боевая операция рядового и, несмотря на браваду некоторых морпехов о том, что после обстрела на острове не останется и живой души, чем ближе становился день высадки, тем чаще рядового охватывала легкая дрожь.


  - Не страшно тебе перед высадкой? - Все сигареты были розданы, заметки сделаны и военкор собирался идти дальше, но не удержался задать последний вопрос.

  - Никак нет! - бодро отозвался Дойчи, - Яжморпех!

Выжидать чужого хода было рискованной тактикой, но она дала свои плоды: монстры не ждали столь скорой контратаки и оказались попросту не готовы. Сперва Аиои размял косточки, пройдясь по ногам скелетам. Но сделал это так незаметно, что они подумали друг на друга и началась потасовка. А хитрый бард тем временем шмальнул каким-то дротиком с транквилизатором в спину одного из культистов, от чего тот сразу как-то подрастерял боевой дух.

Ахмед как всегда был точен в своих расчётах, готовя цепную реакцию, которая унесёт жизни многих. Если побеждать - то со стилем. От Теодора нахватался, что ли?

А Вольфрамски напротив: не стал пытаться применить тактику и тупо лупанул в ухо сперва одному костлявому уроду, а потом и тому, который прятался за его спиной. От оплеухи сработала западня, приготовленная лучником, от чего и без того дважды мёртвый скелет разорвало на части, и осколки костей впились в культистов, которые их так любили.

Улучив момент, Ахмед выстрелил из лука в того культиста, что был ему виден сквозь дверной проём, пользуясь тем, что тот ошеломлён взрывом. Стрела оказалась последней каплей, и мужик бездыханно упал на пол склепа. Из под его рясы выпал буклет, на лицевой стороне которого красовалась надпись: "Приглашаем на ежегодный слёт Джавдетов! Мы ждём вас!"

Аиои поднял кость, отлетевшую от скелета в результате удара Тео. Следовало признать, это непростой скелет, раз пережил (если это слово применимо к скелету) удар Вольфрамски. Косточка от такого последователя Аполлона заинтересовала. Куатриль выстучал лишний прах, продул находку и обнаружил, что она вполне может работать флейтой. Ну что же, выбор инструмента определяет и репертуар.

Аиои решил пройти безумием сквозь строй врагов, под знаменитое:
– Хочу я стать совсем слепым,
– Чтоб торговаться ночью с пылью;
– Пусть не подвержен я насилью,
– И мне не чужд порочный дым.
– Я покоряю города
– Истошным воплем идиота;
– Мне нравится моя работа,
– Гори, гори, моя звезда!
В конце своего марша менестрель вытянул из-за уха припасенный на бой малый косячок стамины, и затянулся. Глупые алхимики! Почему они продают для бойцов снадобья в виде микстур и эликсиров?! Дым же действет быстрее. Да еще и возиться с этими дурацкими склянками в бою. А потом, после боя, всем на парад победы, а тебе тащиться куда-то сдавать бутылки. Не. Не-не-не.

И в голове Аиои созрел замечательный пиз... Нет, не так: биз... Во бизнесс-план. Да, да, именно: бизнесс-ПЛАН! Когда-нибудь, уйдя на покой с должности штатного героя, он откроет свою лавку для таких же как бывший он, Аиои, героев. Где будет продавать все зелья, нужные настоящему герою в бою, только в виде косяков. У него же не будет прохода от клиентов! Да, а вот эту костлявую рожу перед собой он повесит над входом, вместо вывески.
– Ей! – Крикнул оседлавший волну менестрель товарищам, указывая на последнего скелета (не последнего стоявшего, просто стоявшего последним – Аи умудрился пройти через почти весь строй врагов). – Этого не взумайте тронуть – этот мой!

Дни следовали за днями, жара и безделье собирали свою кровавую потную жатву, Айзек маялся от неясной тревоги, одиночества и отсутствия возможности нормально помыться. Ближе к третьей неделе плавания с ним случилась новая (точнее, хорошо забытая старая) напасть, на корабле, полном морпехов, неуместная от слова "совсем". Сначала он толком даже не понял, что произошло. Смутное ощущение, будто что-то (причем не обед) подкатывает к горлу. Легкое покалывание в кончиках пальцев. Проступившие чуть ярче контуры действительности. Через несколько дней желание сделать с этим что-нибудь стало напоминать манию. Особенно нелегко было в присутствии Диаманти, тогда ладони прямо-таки начинало жечь огнем. Айзек улыбался и прятал руки в карманы.

Он не собирался сдаваться.

Не собирался.

У него была сила воли.

Спину этого верблюда, сам того не подозревая, переломил военный корреспондент Шеррод со своим проклятым блокнотом для записей.

Айзек как раз мчался по очередному поручению, думая о важном, и едва не сбил военкора с ног. Виновато улыбнулся, извинился четыре с половиной раза и уже собирался испариться, как Шеррод озадачил его своим фирменным вопросом. Скрипач даже огляделся по сторонам — может, это он не ему? Кому какое дело до его, Скрипача, мнения о войне и высадке на Тараве? Но нет, корреспондент смотрел именно на него и даже готовился что-то записать в очень хорошем блокноте с прекрасной разлинованной бумагой.

Скрипач помотал головой, отказываясь от сигарет. Облизнул пересохшие губы, не отрывая от блокнота глаз.

— Большая честь — сражаться за свою страну, — заученно начал он. Правда, тут же тон его из пафосного стал, скорее, виноватым. — Я... Что меня спрашивать? Я в бою ни разу не был. Но на Гуадалканале справились, и тут, значит, справимся. Я, конечно, за себя беспокоюсь — не в том смысле, что боюсь! — в смысле, что вдруг не потяну. Только вы это, пожалуйста, не записывайте. Но за остальных беспокоиться не приходится, они-то потянут. Может, так оно и работает, я не знаю. А джапы на острове останутся, сержант говорит, они как тараканы, — Айзек не считал, что японцы похожи на тараканов, просто очень боялся сглазить. — Извините, курить я не курю, а можно мне пару листов из вашего блокнота?

Шеррод вырвал из записной книжки два чистых листа. Скрипач продолжал смотреть на блокнот с вожделением. Военкор удивленно вскинул брови, но добавил еще парочку. Видимо, человеку было что написать.

Со своей добычей Айзек забился в брезентовую нору у спасательных шлюпок. Достал огрызок карандаша, старательно заточил его, извлек из кармана пилочку для ногтей и принялся чертить на листах линии, а затем рассаживать на них, как на полочках, точки, похожие на жирных жуков с хвостами.

Уважаемый господин Риттер, надеюсь, вы находитесь в добром здоровье и артрит вас не беспокоит.

Герберт Риттер — учитель Айзека — приехал в Штаты из Германии лет пятнадцать назад. Он был человеком глубоко аполитичным, в первую очередь по причине своей крайней рассеянности. Его не интересовало ничего, кроме музыки, пива и скачек. Мало кто в Штатах, по предположению Айзека, смог бы показать на карте Бешио, но Риттер с первого раза не нашел бы даже Японию. Писать ему было безопасно, потому что можно было опустить пассажи про "пролить кровь за Родину" (честно говоря, о своей стране Айзек вообще мало думал, что бы там он ни наплел Шерроду), не имело смысла бодриться или, наоборот, нагнетать, а главное — шансов, что Риттер ответит, практически не было. Расстались они на том, что пухленький немец в очках с толстой роговой оправой едва не сломал о голову ученика скрипку, когда тот объявил ему, что записался в морскую пехоту.

"Неблагодарный мальчишка, — кричал Риттер, размахивая инструментом. Айзек стратегически отступил за концертный рояль, и немец пытался достать его, перегнувшись прямо через закрытую крышку. — Десять лет! Десять лет работы den Bach runter! Как это... под хвост! Ты думаешь, это твои руки?! Это наши руки! Мои руки! Да я скорее!... — возраст давал о себе знать, и Риттер начал слегка задыхаться, — ...чем в эту мясорубку..."

Айзек помнил, что даже слегка испугался и спрятал руки за спину, мало ли что. Но, конечно, делить его пальцы пополам никто не стал, Риттер просто выгнал его взашей и велел никогда больше не показываться. А про письма речи как-то не зашло.

Надеюсь также, что вашего любимого Хофнера удалось отреставрировать, в противном случае это была бы грандиозная потеря. Рад сообщить, что мне, в свою очередь, даже швов накладывать не пришлось.

Я нахожусь очень далеко от дома, скоро мне предстоит первый бой, но я пишу вам не поэтому. Вы упрекали меня в том, что, став добровольцем, я отказался от своего предназначения и от Божьего дара, которым является талант. Что война — гиблое дело, удел недалеких варваров, и там нет места музыке. Вы ошиблись. Я теперь слышу ее очень явственно. В ритме шагов, в рокоте моторов, в людях, которые меня окружают. Иногда мне кажется, что ее можно увидеть и даже дотронуться до нее, но не исключаю, что это побочный эффект бензедрина.

Я приложу к письму доказательства. Конечно, обстоятельства не располагают к сложным формам, но, думаю, и этого будет достаточно, чтобы составить мнение.

Обратите внимание на мелодию, которая называется "Мрачный жнец". Если я погибну, мне бы хотелось, чтобы последние четыре такта выбили на моем надгробье. А если нет, то, по моему мнению, это очень хорошее упражнение на постановку мизинца для начинающих. Может, вам пригодится.

Искренне ваш,
Рядовой первого класса Айзек Янг

P.S. Помните, вы говорили, что я еще поблагодарю вас за те изуверские упражнения для борьбы с волнением и твердости рук? Спасибо."

"Чё сказал?" - теневые демоны переглянулись, выслушав заявление барда. Постойте ка... Они что, умеют говорить?
"Они умеют говорить!"–Подумал Тэд.–"Если они умеют говорить, значит они умеют и кричать от боли! они умеют говорить, значит, они умеют молить о пощаде! Они умеют говорить, значит, у них есть рот, который можно сломать!"
Воодушевившись, Тэд сделал заднее сальто прямо на плечи Ахмеда, с них – до ближайшей стены, от неё же он оттолкнулся и, в полёте выкинув ногу вперёд, дал в чичло ближайшему противнику, толкая его прямо в того недобитка, что стоял за его спиной, заставляя его голову затылком пробить лицевую кость задохлика.
Оттолкнувшись от врага ногой, он сделал ещё одно – третье по счёту – сальто и приземлился на обе ноги, скрестив при этом руки на груди с понтом дела.

  Ещё одним признаком, по которому вы поняли, как всё серьезно, был масштаб привлеченных сил. Вы НИКОГДА не видели столько военно-морской мощи, сконцентрированной в одном месте. Дюжина линкоров. Дюжина! Авианосцы, от эскортных каракатиц до самых мощных, таких как "Синий Призрак Лексингтон" и "Йорктаун". Множество крейсеров всех видов и размеров, от тяжелых броненосных до специальных ощетинившихся зенитками крейсеров ПВО. Десятки транспортов. И целые дивизии эсминцев в ближнем и дальнем охранении. Вы видели эсминцы вблизи – это были полноценные боевые корабли с пятидюймовыми пушками (у вас во всей дивизии орудий такого калибра не было), утыканные многоствольными скорострелками, вооруженные огромными торпедами и глубинными бомбами, снаряженными циклонитом. А сейчас даже эсминцы на фоне всей этой мощи смотрелись несерьезно, как детишки рядом с суровым папой.
  Кораблей было столько, что вы даже сосчитать их все не могли – ордер, казалось, уходил за горизонт. А над головой у вас, под облаками, барражировали звенья истребителей – на случай если какой-то сумасшедший самурай попробует прорваться через сплошную завесу зенитного огня.

  "Зейлин" был набит морпехами – около тысячи человек: тут был ваш батальон, тут были прикомандированные саперы, тут были разведчики-снайперы.

  И многим это не пришлось по вкусу – в ваших казармах в Новой Зеландии было достаточно просторно, и хоть вы и жили в одном пространстве, но хотя бы не сидели друг у друга на головах. А на корабле в узких проходах люди быстро скапливались, все время приходилось протискиваться мимо друг друга. Чуть попроще было офицерам и старшим сержантам, но даже и у них личных кают не имелось – они спали по пять-шесть человек в одном помещении. На палубе тоже частенько собиралась толпа – воздух внизу был спертый, душный, вентиляция надсадно гудела, но справлялась не очень хорошо.
  Кроме того, кормежка стала явно хуже, чем в Новой Зеландии – обычное армейское хрючево из консервов, бобов и круп. Где вы, сочные отбивные, свежие овощи, ванильное мороженое!?

  Но не лучше духоты было и гнетущее чувство неопределенности. Куда же бросят вторую мардив после всей этой усиленной подготовки? Рабаул или Бугенвиль? А может, командиры решили, наконец, отобрать назад у Япошек остров Уэйк? Было бы круто! У морской пехоты был неоплаченный счет к японцам по поводу острова Уэйк, и все вы, конечно, видели замечательный фильм Джона Фэрроу. "Они дали хороший бой," – говорилось в финале, когда герои погибали за своим пулеметом, – "Но это ещё не конец!" И, черт возьми, кому из вас не хотелось "снять своё продолжение"?

  Тем временем, армада достигла острова Эфате к западу от Фиджи, где дивизия провела общую высадку. Вниз по сетям, в десантные боты – и вперед, к берегу. Лодка Хиггинса мягко тыкается дном в песок, аппарель падает, вы бежите по колено в воде вперёд на пляж, занимаете позицию. Потом продвигаетесь вперед на семьсот ярдов в джунгли, имитируя атаку. У многих тогда возник вопрос, а почему только на семьсот, а не на пару километров?
  Запоминающимся зрелищем был вид 1-го батальона шестого полка, высаживавшегося на резиновых лодках – целая флотилия этих суденышек была спущена на воду. Морпехи из "один-шесть" под ваш свист отчаянно старались перегрести прибой игрушечными веслами, а "Вилли Кей", командовавшего этой клоунадой, быстро окрестили "адмиралом презервативного флота".
  Настоящий флот тоже потренировался – пару часов пушки крейсеров и линкоров бухали в отдалении, утюжа крошечный островок Эррадака. Островок от вас скрывал мыс, но рокот над океаном разносился будь здоров, а флотские ребята, видевшие обстрел с кораблей, рассказали, что выглядело очень круто: целые пальмы на воздух взлетали!
  Вы вернулись на корабли к вечеру и на следующий день повторили высадку ещё раз. Получилось ещё лучше, ещё организованнее, ещё более четко. Одно беспокоило – транспортеров-амфибий вы так и не увидели. Где же они? Но может, раз тут всё так хорошо, получится обойтись и без них?
  Всё это время в штабах шли совещания и даже целые конференции, но о чем там говорили, что обсуждали?
  И вдруг, после второй высадки, пришла ошарашивающая новость: у командира вашего полка, полковника Маршалла, прихватило сердце. Его заменили. Правда, Клонис и Донахъю краем уха слышали, что это только официальная версия, а на самом деле у полковника был то ли нервный срыв, то ли переутомление. То ли он заснул где-то там во время учений, то ли не смог ответить "Генералу Джулиану" на какие-то вопросы по поводу роли его полка в предстоящей операции...
  Новым командиром стал повышенный до полковника подполковник Шуп, тот самый, который гонял вас на учениях в Веллингтоне, он же теперь был ответственным за весь первый эшелон десанта. Квадратный дядька с похожей на окорок плотной физиономией, бычьей шеей и громким голосом, Шуп смотрелся грозно. В корпусе он служил с двадцать шестого года, был в Шанхае, вот только... боевого опыта у него не было, и это некоторых офицеров настороживало.

  Вместе со своим штабом он тоже расположился на "Зейлине".

  Вы ещё немного потомились в кубриках. По вечерам крутили кино – киноленты меняли раз в два дня. В основном это были фильмы категории "Б" пятилетней давности, но уж какие есть.
  Наконец, флот развел пары, "Зейлин" со скрежетом поднял якорную цепь и лег на новый курс. И только тогда подполковник Ами по громкой связи зачитал вам боевой приказ. Вы собирались захватить... какую-то Тараву. В каких-то островах Гилберта? Что за чепуха? Командование заверяло, что флот больше не бросит морпехов, как на Соломоновых островах, что гарнизонные части прибудут, как только вы захватите остров, а уж остров-то вы захватите точно, потому что такая силища собралась! Выглядело все довольно неплохо, только... не многовато пафоса для острова, о котором никто из вас никогда не слышал, и который по размеру дважды уместился бы в "небольшое техасское ранчо", как сказал Скэмп. Всё дело оказалось в каком-то вшивом аэродроме, который там построили япошки, и с которого можно бомбить Маршалловы острова. "Подумаешь, Гибралтар херов!" – так решили многие, испытав разочарование. Захватить Уэйк казалось большим делом, за которое не жалко и рискнуть шкурой, а Тарава? Ну что такое Тарава? Еще один клочок суши типа Тулаги, рядом с другим островом, рядом с другим островом, рядом с другим островом... "Опять, наверное, малярия. Ну хоть сменить быстро обещали."
  Начались брифинги – Ами рассказал всё своим офицерам и взводным сержантам, офицеры и сержанты проинструктировали личный состав. Подробно, с расстановкой, тыкая указками в макеты этой гребаной Таравы, которая еще вдобавок называлась почему-то Бешио, вам объяснили, как вы будете атаковать, кто где должен быть, какие позиции врага обнаружены.

  Самые тупые из вас так и не поняли, почему, что за Бешио, если говорили про Тараву, и не поменялась ли цель атаки. Но кому какое было дело? Был один остров, стал другой, а может, и правда один и тот же. "Не спрашивайте, как оно пишется! Это вам не понадобится," – сказал на брифинге Голландец, тоже явно нацеливавшийся на Уэйк и потому несколько разочарованный.
  План был такой: прямо сейчас остров попеременно день за днем обрабатывали то "Либерейторы" своими бомбами, то тяжелые крейсера восьмидюймовыми снарядами, а палубная авиация нещадно долбила японские авиабазы в этом секторе Тихого Океана, чтобы ни одна косоглазая сволочь не смогла скинула бомбу на десант. Высадка же начнется на рассвете двадцатого числа. Сначала линкоры и крейсера пару часиков хорошенько проутюжат остров. Вы в это время погрузитесь в лодки Хиггинса, а из них передовые части перелезут прямо в море в амфибии, транспортируемые сейчас на отдельных кораблях, и вместе с двумя другими батальонами пойдут в первых трех волнах. Те же, кому амфибий не хватит (третий взвод в случае вашей роты), пойдут резервом сзади на LCVP в четвертой волне, ну а рота тяжелого оружия – в пятой. Пока вы будете идти к берегу, палубная авиация ещё разок, для надежности, выбьет дерьмо из уцелевших япошек и огнем крупнокалиберных пулеметов заставит их забиться в свои норы. К моменту, когда они осмелятся высунуть головы наружу, вы уже будете на берегу.
  В целом вашей роте отводилась роль резерва – роты "Эхо" и "Фокс" захватят берег, а если где-то понадобится помощь – поможете. А вот после захвата берега, может быть, поменяетесь местами с какой-либо другой ротой, если у неё будут потери, и пойдете брать аэродром и дальше до противоположного края этого Бешио (тут и стало понятно, почему в джунгли на учениях вы не углублялись – зачем?).
  Подчеркивалось, что это первая высадка против обороняемого побережья, и первая высадка прямо по коралловому рифу. "Как оно там будет", – сказал Ами в разговоре с офицерами, – "неизвестно, может, нам останется просто прогуляться по берегу. Все зависит от эффективности огневой поддержки. Но расслабляться, конечно, не стоит." Однако сам он в успехе не сомневался, или по крайней мере делал вид, что не сомневается: оказалось, они с Кроуи, командиром "два-три", то есть третьего батальона вашего полка, заключили пари: чей батальон первым пересечет остров, тот получит ящик виски! Ну и остальные относились к этому бешио-шмешио примерно так же. С шуточками, разочарованием и уж точно без особого любопытства.
  На брифингах личному составу показали фотографии: общие планы острова, снятые с самолетов, и мутные виды берега, сфотографированные ночью подводной лодкой "Наутилус" (эти были больше полезны рулевым десантных средств, но и вам взглянуть дали). Отметили, чтобы вы не налегали на воду из фляжек в первые часы: не обеззараженная местная вода может вызвать дизентерию. Предупредили, что мародерство недопустимо, и что солдат, пытающихся присвоить военное имущество противника, военная полиция будет предупреждать один раз, а затем стрелять на поражение.

  А между тем, с каждым часом вы приближались к экватору, и от благословенного климата Новой Зеландии не оставалось и следа. Жара теперь стояла страшная, до тридцати восьми и даже сорока по цельсию, и это в тени на верхней палубе! Влажность была невыносимая, кубрики превратились в душегубки: в них висел густой запах пота и нестираных солдатских носок. Даже в коридорах стоял "аромат", как будто "в лицо тебе плеснули из ведра, где мыли грязную посуду". Потели вы просто адски, каждый день съедая по несколько противных солевых таблеток. Душевые с пресной водой работали час утром и час вечером, в них выстраивались длиннющие, хмурые, нетерпеливые очереди, а самых невезучих отключение воды заставало прямо в процессе помывки. На корабле имелись душевые и с морской водой для желающих, но таких находилось мало: от соли тело быстро начинало зудеть, а грязь соленая вода смывала плохо.
  Большинство морпехов ходили без рубашек, некоторые даже заработали солнечные ожоги. Подполковник Ами сильно не возражал против свободной формы одежды: он и сам в своей полевой форме потел, как жеребец на скачках. Абориген как всегда щеголял темным, почти шоколадным загаром – за него он свою кличку и получил.
  Ночи тоже не приносили приятной прохлады: по соображениям светомаскировки большая часть иллюминаторов закрывалась и плотно завешивалась. Ночные часы были душными и тоскливыми, некоторые не могли спать и часами торчали на верхней палубе. К счастью, была возможность поспать и днем, и многие дрыхли по десять и даже по двенадцать часов.

  Чем же вы занимались? А особенно ничем. Час в день занимала проверка оружия: почистить, смазать, проверить, чтобы ржавчины не было, наточить в десятый раз штык – вот и всё. Первое время набивали запасные ленты и магазины патронами, но скоро все было набито и подготовлено.

  В один из дней по громкой связи объявили, что вы входите в воды противника – это означало, что за борт нельзя бросать ничего: ни пачку сигарет, ни консервную банку, ни использованный презерватив, если ты, морпех, настолько дисциплинирован, что даже передергиваешь в нем – малейшая мелочь могла выдать ваше положение врагу. Курить теперь разрешалось не круглые сутки, а только когда горит специальная лампа.
  Иногда случалась тревога – душераздирающе пел ревун, все напяливали спасательные жилеты и бежали вниз, в кубрик, а наверху оставались только те везунчики, смена которых по боевому расписанию занимала посты у трехдюймовок и спаренных зениток (расчеты состояли из моряков, но морпехи должны были подносить и подавать снаряды). Сначала сидеть в кубрике после тревоги напрягало – а если торпеда или бомба? Но потом вы привыкли к тревогам: почти всегда они означали, что кто-то принял наш самолет за вражеский или кому-то померещился перископ подводной лодки.
  Чаще же никаких обязанностей у вас не было.

  По рукам ходили книжки – буклеты об обычаях местных аборигенов (кстати, и на брифингах вас предупреждали, что местные очень плохо реагируют на обман, а за измену супруга у них полагается смерть, а ещё что если они разговаривают с вами сидя, то таким образом выражают своё уважение), туристические брошюры, иллюстрированные журналы, захватанные детективы с мятыми страницами, романы про гангстеров и ковбоев, всякого рода легкое и бульварное чтиво. Но попадалась и классическая литература, те же "Казарменные Баллады" Киплинга, Марк Твен, сборники О'Генри, а во второй роте у одного сержанта был том Фицжеральда.
  Другим "развлечением", если можно так сказать, стали религиозные службы – их проводили одновременно: католическую, преподобного Келли – у палубного люка Номер 4, а протестантскую, преподобного МакКуина – у палубного люка Номер 7. На каждую сходилась толпа народа, как верующих, так и не особо, и некоторые даже покрестились прямо в море. А бывало и такое, что протестанты из любопытства шли к католикам (всем было любопытно, как проходит исповедь), а католики – к протестантам. И никто никому не мешал.


  И, конечно, игры! В твиндеке играли во все что можно: в кости, в джин рамми, в бридж, в покер! Устраивали настоящие турниры, и один парень сорвал на таком банк в ШЕСТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ! Ему многие завидовали.
  А вот кому не завидовали – так это переболевшим малярией и не до конца оправившимся от неё. Во влажном и тяжелом тропическом климате легко начинался рецидив: ребят лихорадило, трясло по ночам, пот крупными градинами катился по лбу. Таких отправляли в лазарет и пичкали хинином.

  Один морпех скрупулезно подсчитал всё, что сделал за это время на борту "Зейлина": выходило, что он сыграл 215 партий в джин рамми, выкурил шесть блоков сигарет и коробку сигар, выпил девяносто три чашки кофе, постригся, одиннадцать раз постирал нижнее белье, прочитал два эссе, девятнадцать новелл, один роман и "Карманную Историю Соединенных Штатов".

  Единственное, пожалуй, что было действительно замечательного вокруг вас – это морская жизнь. Киты вспарывали гладь океана неподалеку, выпускали свои фонтаны и снова ныряли. Стаи дельфинов увязывались за кораблем, не в силах побороть любопытство, они выпрыгивали из воды, словно живые, совсем нестрашные торпеды, а потом опять уходили под воду, поднимая веселые фонтаны брызг. А по ночам океан иногда источал таинственное, потустороннее мерцание – это светился диковинный экваториальный планктон.

  Где-то числа шестнадцатого разлетелась новость: при очередной бомбардировке противник на острове замечен не был, "зенитный огонь очень слабый". "Зенитный огонь очень слабый" могло означать, что какому-то пилоту облачко показалось разрывом зенитки, а огня не было вообще. Люди стали роптать – зачем тратить столько усилий на этот остров, если на нем и японцев-то скорее всего нет? Будет как на Кыске... "Уэлл-уэлл" тут же провел дополнительный брифинг, где всячески подчеркнул, что высокая дисциплина огня в предстоящей операции – крайне важный фактор успеха. Короче говоря, он имел в виду, чтобы вы не палили во все, что движется. Бандит даже заявил: "Да повернули бы весь флот и пошли бы прямо на Токио – тут войне и конец!" – и некоторые его поддержали. Они и представить не могли, насколько логистически сложной была даже эта операция, и сколько топлива сжирала ваша армада даже не ежедневно, а ежечасно.
  Некоторые парни помоложе, Москит, Хоуторн, Кальмар, Лафайетт и Крот, и многие другие, ещё не видевшие боя (да и многие видевшие тоже), откровенно расстроились.
  – Жаль, так хотел меч раздобыть, – жаловался Хоуторн.
  – А я подстрелить хоть одного япошку, – сокрушался Крот.
  – А я бы нашел японский труп и плюнул ему в харю. Прямо в открытый рот! – заявил Кальмар. – За всё! Эх, теперь новой операции ждать.
  – Ну ничего, захватим бетио-шметио, двинем дальше, на Маршаллы. Уж оттуда-то они не сбегут так легко, – попытался успокоить его Лафайетт.

  И всё же чем ближе к намеченной дате, двадцатому ноября, тем больше парней начинало потряхивать. Например, идешь ты и видишь: какой-нибудь морпех травит старые байки, а все смеются. Но смеются как-то неестественно, нервно, каждый не слушает краснобая, а думает о своем.
  За три дня до высадки люди дружно перестали бриться, и никто не делал замечаний. У некоторых появились усики или бакенбарды.

  Восемнадцатого вы стояли на палубе, глядя, как скользят боевые корабли по бесконечной глади океана, а стайка истребителей нарезает круги над ордером флота. К вам подошел мужчина в форме и сказал:
  – Ребята, я Боб Шеррод, военный корреспондент.
  На вид он был нормальный парень, даже уже и не парень, а взрослый дядя лет за тридцать. Корреспонденты всякие по кораблю и правда ходили, некоторые снимали что-то на фото и кинокамеры. А некоторые из вас даже помнили статьи Шеррода в "Лайф" и "Тайм" про то, как армия штурмовала остров Атту на Алеутах. Шишка! А с вами ведет себя запросто.

  – Ну, и что вы думаете об операции? – спросил он, делясь "Лаки Страйком". – Какие мысли? Как оно будет? Есть там япошки или нет?

  До высадки оставалось меньше двух суток.

ЕСЛИ ТЫ ИГРАЕШЬ НИЗШУЮ РАСУ:


ЕСЛИ ТЫ ИГРАЕШЬ ДРОУ:




Система: [Прочитать, осознать, запомнить]

• Раунд: 6 секунд;
• Перемещение: Базовое [9]. Шаг, без штрафов, [9 м.]. Бег, [+10] к атаке и [-20] к защите в ближнем бою, [18 м.]. Спринт, [+20] к атаке и [-40] к защите в ближнем бою, [27 м.];
• Атаки: [d100] + Бонусы. Количество атак зависит от оружия. После перемещения количество атак снижается кратно дальности и скорости перемещения относительно раунда;
• Критические удары: При выпадении [90-100] (варьируется) вы добрасываете еще один куб d100 суммирующий с предыдущим;
• Защита: Автоматическая. [Базовая защита] + Бонусы;
• Проверка навыков: [d100] + Бонусы;
• Урон: Атака - Защита = Ранение по таблице;

Ранения:

• Царапина: 0-20 (Без последствий. Две царапины переходят в легкую рану.)
• Легкая рана: 20-40 (-10 ко всем броскам, скорость снижена на 1. Две легких раны переходят в ранение.)
• Ранение: 40-60 (-20 ко всем броскам, скорость снижена на 2. Два ранения переходят в тяжелое ранение.)
• Тяжелое ранение: 60-80 (-40 ко всем броскам, скорость снижена на 3, только половина атак в раунд. Два тяжелых ранения переходят в смертельное.)
• Смертельное ранение: 80-100 (Нельзя делать требующие проверок действия. Скорость снижена до 3. Два смертельных ранения убивают персонажа.)
• Смерть: 100+ (Персонаж не может ничего делать и через 3 раунда окончательно умирает.)

Важно: Штрафы от ран не суммируются. Считается лишь больший. Исцелить ранения или стабилизировать персонажа можно оказанием первой медицинской помощи или использование зелья. Уровень сложности лечения равен среднему значению ранения (10,30,50,70,90), стабилизация умирающего имеет сложность 50. Результат лечения определяется все так же, броском d100. Оказывать помощь можно только вне боя (кроме стабилизации и зелий). Зелье лечения убирает одно ранение своего уровня, снижает на одну градацию ранение большего на одну градацию уровня или убирает все раны меньшего уровня. В качестве примера, зелье лечение тяжелых ран исцеляет тяжелое ранение, снижает уровень смертельного ранения до тяжелого, или исцеляет все ранения, легкие ранения и царапины.

Расширенное описание системы: [Прочитать и понять при желании]
1. Бонус атаки и штраф защиты за движение в ближнем бою действует только на первую атаку. При попытке выйти из боя персонаж также получает один удар, если того желает его оппонент. Соответственно, попытавшийся уйти в спринт получит удар имея [-40] к защите.
2. Атаки производятся одновременно. Последовательность атак приведена ниже. Единственным исключением является свойство «первый удар» и атаки с разбега, которые идут в первом слоте независимо от их количества. Штрафы от ранений применяются моментально. Смертельный удар не даст противнику провести остальные атаки, так что, первая удачная атака может моментально поставить точку в дуэли.

[6] [5] 
[6] [5] [4] [3]
[6] [5] [4] [3] [2]
[6] [5] [4]         [1]
[6] [5] [4] [3] [2]
[6]
 

3. В случае, если против одного бойца сражаются несколько, каждый из бойцов получает [+20] на каждую атаку вдвоем или [+30] втроем. Больше чем втроем атаковать нельзя, так как воины начинают мешать друг-другу. Специальные навыки могу увеличивать или уменьшать этот бонус. При этом, если в плотном сражении 2 на 2, 3 на 3 и т.д. двое атакуют одного — бонус не учитывается.
4. Большая часть других действий, помимо атак и перемещения, занимают весь ход. Использование заклинания, зелья, предмета и т.д. Смена оружия "стоит" одной атаки этим оружием.
5. Большая часть округления в системе производится вниз, за исключением округляемого до нуля. Например [0.5] атак в раунд, это [1] атака в [2] раунда.
6. Бонус атаки и количество атак у стрелкового оружия:

Короткий лук [1 атака] [+30:10 метров] [+20:20 метров] [+10:30 метров] [+0:40 метров] [-10:50 метров]
Рекурсивный лук [1 атака] [+30:15 метров] [+20:30 метров] [+10:45 метров] [+0:60 метров] [-10:100 метров]
Композитный лук [1 атака] [+40:20 метров] [+30:40 метров] [+20:60 метров] [+10:80 метров] [+0:120 метров]
Длинный лук [1 атака] [+40:20 метров] [+30:50 метров] [+20:70 метров] [+10:90 метров] [+0:150 метров]
Ручной арбалет [1 атака] [+20:10 метров] [+10:20 метров] [+0:30 метров]
Легкий арбалет [1 атака в 2 раунда] [+40:15 метров] [+30:30 метров] [+20:45 метров] [+10:60 метров] [+0:100 метров]
Тяжелый арбалет [1 атака в 3 раунда] [+50:15 метров] [+40:30 метров] [+30:45 метров] [+20:60 метров] [+10:80 метров] [+0:100 метров]
Арбалест [1 атака в 4 раунда] [+60:15 метров] [+50:30 метров] [+40:45 метров] [+30:60 метров] [+20:80 метров] [+10:100 метров] [+0:120 метров]
Метательный нож [2 атаки] [+10:5 метров] [-10:10 метров] [-20:15 метров]
Дротик [2 атаки] [+0:5 метров] [-10:15 метров] [-20:30 метров]
Сюрикен [3 атаки] [+0:5 метров] [-10:10 метров] [-20:15 метров]
Джавелин [1 атака] [+20:5 метров] [+10:15 метров] [+0:30 метров]
 

7. Защита и броня состоят из трех основных составляющих: естественная защита (движение, уклонение и прочее), защита оружием (навыки, бонусы стиля и вооружения), броня (непосредственно надетое на персонажа защитное снаряжение). Соответственно, в случае если персонаж, например, парализован или без сознания — единственной его защитой остается броня. Если обездвижен, то броня и оружие. Тоже самое касается и дистанционных атак, в которых чаще всего не учитываются бонусы защиты от владения оружием, хотя и не всегда.
8. Нелетальные атаки, которые должны каким-то образом навредить противнику не убивая его, проводятся с штрафом -40 и не учитывают броню цели. Стиль Kyorlin Plynn позволяет проводить их без штрафа в -40. Целью такой атаки, чаще всего, является лишение оппонента возможность к каким-то действиям, а именно: остановка движения, обезоруживание, захват. Необходимая успешность варьируется аналогично градациям обычных ранений, от простой помехи до абсолютного успеха.
9. Нелетальных атак вида «оглушить чтобы он повалялся минут пять», не существует, потому, что разница между сотрясением и проломленным черепом слишком сложно угадывается на практике.

Пример заполнения характеристик:

Найдя подходящую железку в инструментах для рычага, вы принимаетесь открывать капсулу. Мерзкая штука держится с невероятной силой, заставляя вас всех пропотеть, а Моргана - несколько раз подумать, что здесь он и окончит свой жизненный путь - в гробе быстрого приготовления. К счастью, металл и пластик сдаются раньше человеческой (?) плоти и воли; через полчаса усилий вам удается раскрыть щель, а через час с лишним - расширить ее достаточно, чтобы Морган смог в нее пролезть. К моменту, когда это вам удается, вы все вымотаны до предела непрерывной физической нагрузкой и можете лишь сидеть на полу, тяжело дышать и дожидаться, пока перестанут болеть руки, ноги и спина. В ближайшие несколько часов любые физические действия лучше отложить.
К несчастью, в вашей ситуации просто сидеть и ждать - не лучший вариант...

– Мы в Заморе, брат мой по холодному ветру, – вступила в разговор Соня, – Здесь все – или заморанцы, или жертвы заморанцев или те, кто умеет вести дела по-заморански лучше самих заморанцев. Ну так мы тоже знаем правила этой игры: не хочешь, чтоб тебя кинули – кинь первым или сделай так, что кидать тебя станет себе дороже. Второй вариант у нас пока отлично получался, а госпожа Испарана вынлядит достаточно опытной, чтобы тоже отличать заморанцев от серьёзных людей вроде нас, и видеть когда кидать лучше не надо.

Обрашалась Соня к Хейдару, но говорила больше для Испараны. И несли её слова простой смысл: мы знаем, что ты считаешь себя дофига умной, так вот, нас кидать не советуем: не переживешь.

Она внезапно обнаружила, что всё ещё держит оторопело вылупившегося на неё заморанца, явно не ожидавшего столь складной речи от "тупой громилы-варварши"
– А дураков я не люблю, – сообщила она ему и, перехватив удобнее, свернула Данко шею.

Джавдет упал, сражённый стрелой меткого Ахмеда. Из задних комнат послышались возгласы:
- Они опять убили Джавдета!
- Сволочи!

Похоже, это был не первый подобный случай. Но в силах лучника было организовать всё так, чтобы он стал последним.

Аиои же на пару с Теодором принялись бороться с теневыми демонами. Бард как обычно играл что-то бодрое и зубодробительное, а Вольфрамски, трезво рассудив, что раз перед ним демон теневой, то стоит засветить ему в глаз, выполнил задуманное. Шалость удалась, и враг пал, даже не успев ничего возразить. Остальные двое подходить к ТиТану побоялись.

Культисты за их спинами, считая, что до них никто не успеет добраться, принялись весело друг друга препарировать, извлекая кости и бросая их на пол. В результате с пола почему-то поднимались целые скелеты. Магия, мать её!

Леди мягко улыбнулась и перевела взгляд на Айдану.
- Очаровательный молодой человек.
Айдана вздохнула и пояснила капитану своего самого быстроходного и удачливого судна:
- Мы должны были отвезти сундук. Всё. Больше ничего. Вручить его лично Инесс дель Санчес, - выразительно посмотрела на Рамиро и с нажимом добавила: - И всё. Больше ничего.
Ши кивнула, подтверждая каждое слово, и добавила:
- Но это ничего, если гости проявили любопытство. Как я понимаю, гости ведь проявили любопытство?..
Айдана опять вздохнула:
- Гости проявили инициативу, - быстро взглянула на Рамиро и продолжила, мучительно разглядывая неровности на столешнице: - Гости попытались помочь, но ничего не вышло. Всё закончилось... плохо.
К концу этой речи владелица "Дриады" уже явно не знала, куда себя девать. Хозяйка таверны тем временем принесла и разлила всем заказанные напитки, присовокупив к ним нарезанные яблоки и свежий хлеб с мясным рулетом, и пообещала попозже добавить еще похлебку, которая пока не разогрелась. Особо большого выбора закусок она предложить не могла.
Ши молча ждала, когда женщина отойдет, а потом ровным, но каким-то чужим голосом спросила:
- Насколько плохо?
- Очень плохо, - вид у Айданы сделался наполовину испуганный.

– Завали. Не люблю пищащую мелочь. – Маэль подошел к Вигго, готовый перехватить контроль над полуросликом, – Давай я возьму его за ногу и если опять заорет без дела, то выкину?
Если человек относительно полурослика выглядит внушительно, то полуэльф был здоровее Вигго, и в какой-то момент ему даже стало интересно, можно ли сломать мелкому шею, используя только одну руку.

Отряд разбился на 3 группы. Первая копала другому могилу, благо, попасть самим в неё им не грозило(Если только с ними не произойдёт то же, что и с бедолагой Шуратом Когтеломом), вторая занялась осмотром крепости на предмет улик, третья – на предмет непосильным трудом изъятого в качестве дорожной пошлины имущества.
С могилой жрецам помогли некоторые наёмники, у которых и силы было для этого достаточно, и некоторой... чистоплотности хватало, что ли? В конце концов, не все из них были негодяями: кто-то так же был дуэргаром, кто-то – вообще с поверхности, и даже по тамошним меркам был вполне себе благородным человеком, не говоря уже о Подземье, где если ты в базарный день собственной матушкой не торговал - - уже, считай, святой.
Под конец оба жреца, отпев покойного, чувствовали себя едва ли не лучше, чем раньше. И хотя для Марсия этот ритуал значил гораздо меньше, чем для Роуганта – жреца, для которого правильное захоронение имеет особу, сакральную ценность, эльф чувствовал не меньший подъём сил, чем Маратти. Неужто Келемвор оказался столь милостив, что не пожалел ниспослать частичку своей силы даже жрецу Цирика?
Так или иначе, и Марсий, и Роугант чувствовали себя чуточку сильнее. Хоть и упахались малость.

Но то – жрецы. Их просвирой не корми, а дай какой-нибудь ритуал провести. Не меньше удивили и остальные члены групппы, когда внезапно решили обменяться характерными для себя шаблонами поведения!
Вот, например, Эймон и Терен. Вроде как плуты прирождённые, пусть и профессии куда более честной. Казалось бы, а не пойти ли им искать сокровища по всей крепости? Ан-нет, эльфы решили поступить куда осознаннее, и начали искать по крепости информацию. Первый – о том, куда могли деться прежние обитатели аванпоста, носившего имя "Крепость Камдарала", согласно бумагам, на которые он наткнулся, решив поискать подсказки в картотеке – вдруг кто-то оставил подсказку, куда стражи крепости решили отступить? Второй же просто решил изучить местные архивы.
В конечном итоге оба стали перебирать бумаги, изучая, кто вообще через эту крепость проходил. Выяснилось, что за последний месяц через аванпост проходило несколько процессий дроу. Надо ли говорить, что эти бумаги привлекли особое внимание Эймона?
Все процессии дроу, как правило, направлялись в Мензоберранзан. Что характерно: за последние недели караваны Дроу шли в город, но почти не шли из города. Была одна небольшая дипломатическая экспедиция разве что, но никаких торговцев и караванах, и несколько групп, для которых главный город тёмных эльфов не был ни начальной, ни конечной точкой пути.
Ну и, как не сложно догадаться, Терен и Эймон успешно нашли несколько документов, в которых в качестве рабов были указаны лесные эльфы. Возможно, и родня да соплеменники Эймона были там?
Почувствовав, что он напал на след, лесной эльф преисполнился какой-то решительности, какого-то даже гнева, готовности продолжать свой путь. Несомненно, это была более важная зацепка, чем информация о том, куда делась стража аванпоста(О которой так ничего и не известно). Терен же был примерно таких чувств, так как для него картина начала проясняться: всё походило на то, что Мензоберрензан потихоньку накапливает рабов для какого-то ритуала. Возможно, тёмные эльфы как диаспора как-то замешаны в происходящем в Андердарке безобразии с демонами?

Ну и поскольку обязанности аналитиков и разведчиков на себя взяли лучники, Биврипу и Джоксу, как интеллектуалам и заклинателям, ничего иного не осталась, окромя как пойти и искать золотишко. В конце концов, ограбить аванпост, проезд через который даже Терен доселе ни разу не мог себе позволить – это вполне себе жизненное достижение! Тем более, что согласно бумагам, которые сейчас перебирали эльфы, через этот аванпост прошло довольно много беженцев за последние недели, что явно не самым печальным образом сказалось на местных складах!
Довольно оперативно заклинатели нашли помещение с довольно крепкими и толстыми стенами и стальной дверью толщиной в шесть дюймов(Чуть более 15 см). Здраво рассудив, что обычно за такими дверьми кухонные принадлежности не хранят, они нашли от неё ключ неподалёку, герои смогли проникнуть в хранилище.
А хранились тут вещи гораздо более интересные, чем обыкновенные деньги и всякие драгоценные и полудрагоценные камешки.
Во-первых тут имелись магические предметы. Немного, но и не самые скучные. Но даже это было не самым интересным.
В центре хранилища стояло крупное, уходящее в пол и потолок устройство, представляющее из себя столб, в который была вложена обычная человеческая рука. Без, разумеется, самого человека: только кисть, кожа которой была проткнута в пальцах тонкими иглами, дабы рука не ходила ходуном, из-за чего она более напоминала пойманную и прибитую к доске за крылья бабочку. Что характерно, рука была свежей, будто бы только только отрезанной, хотя и логически, и по косвенным уликам по типу слоя пыли на ней было очевидно, что это не так. Скорее всего, какая-то магия не позволяла ей начать разлагаться.
Помимо этого, у стены близ машины стоял стенд, на котором находились две волшебные палочки из чьей-то кости и испещрённых простенькими и понятными Биврипу рунами, и ещё несколько палочек без аметистов рядом с этим стендом.
По периметру было расположено шесть постаментов с кнопками. Каждый из этих постаментов был так же вручную пронумерован мелом у основания. Немного порывшись в помещении, в котором помимо устройства в одном его конце и сундуков в другом был так же и стол с очередной кипой документации(В основном – бухгалтерия), они нашли инструкцию от машины.
Нижняя часть столба, на которой лежала рука и к которой была по факту прибита, являлась постаментом, считывающим физические свойства руки и перенимающим их. Верхняя же часть, сталактитом свисающая с потолка, но и соприкасающаяся с нижней, была нужна для ретрансляции этих свойств на определённые расстояния – ну, то есть, на всю крепость.
Постаменты же, окружающие эту конструкцию и особо покрывшиеся пылью, были так же нужны для ретрансляции: нужно было нажимать на расположенные в них кнопки в определённом порядке, чтобы магический эффект, подобный тому, какой ослабил Нальфешни, закрепился на той или иной цели. Ну а сами цели выбираются с помощью тех самых волшебных палочек, что были поблизости. По крайней мере целыми из них. Вопрос лишь в том, кто будет на эти кнопки нажимать?

В общем, осмотр крепости был проведён успешно. Оставалось решить, что делать дальше: стоит ли тут кого-то расквартировывать, нужно ли отдохнуть тут прежде чем выдвигаться, и какого курса придерживаться, когда герои выдвинутся? А может, у них вообще тут незаконченные дела остались?

Способность кастильца удивляться подвергалась слишком многим испытаниям за последние дни, и теперь окончательно покинула его сердце. Оказавшись в невозможном коридоре (ведь от трона путь уходил вниз, почему же сейчас вперёд?), он лишь приподнял немного насмешливо одну бровь, оглянулся, удостоверился, что все в сборе, никто не потерялся, а путь назад ничуть не ближе, чем вперёд.

– Мне кажется, господа, что разворачиваться и отступать на этом месте было бы несколько... странно, – он столь очевидно в последний момент заменил более резкое слово, что не заметить этого было бы сложно.

И тут Рамиро обнаружил изменение состояния Алана.
– Дружище, ты снова с нами во плоти! – горячее восклицание искренней радости и крепкое рукопожатие ознаменовали это событие.

Чудеса чудесами, а хорошие манеры никто не отменял. Капитан изрядно поредевшей команды учтиво поклонился коронованной наге.
– Прекрасная Леди*, нас, кажется, не представили, а теперь, боюсь, это и сделать-то некому. Рамиро де Альтба, к вашим услугам. Могу я предложить даме руку? Здесь не очень светло.

Предполагать вслух, что змея может споткнуться, ему показалось столь же невежливым, как и обратное утверждение. Честно говоря, он с некоторой долей уверенности предполагал, что и темнота ей мешает слабее, чем людям, но это не же повод не проявить заботу о даме!

Иначе объяснить почему боец до сих пор не сдох от болевого шока, да ещё и причинял больше боли самому себе, чем своим врагам, было сложно.
Ничего сложного: боль для Тэда ценна сама по себе. Каждый раз, когда кто-то испытывает боль, Вольфрамски чувствует душевную заебатость. Помните: каждый раз, когда вы ударяетесь мизинцем ноги о тумбочку в ночи где-то улыбается один ТиТан.

Когда группа покинула стихийное измерение и вернулась там же, где вошла, они обнаружили, что стражники уже делают ставки на то: вернутся ли герои назад, и если да, то в каком составе. Один из стражников, что выглядел самым юным, с широченной ухмылкой сгрёб весь банк, когда товарищи вышли из портала без каких-либо потерь. Остальные выглядели сконфуженными. Выслушав доклад о том, что всё, что можно было зачистить, зачищено, они решили самостоятельно взглянуть, чтобы понимать что писать в рапорте. Так или иначе, это уже была не забота авантюристов.

Капитан стражи, получивший, наконец, доклад на стол, был очень доволен и, как и было оговорено, выплатил группе положенную сумму наличности. Постоянное наблюдение за порталом отнимало слишком много ресурсов у городской стражи, так что ваша помощь оказалась как нельзя кстати.

Мёд, изъятый в процессе выполнения задания, был роздан нуждающимся. Нечасто людям удавалось полакомиться таким деликатесом, так что спрос на него был высоким.

А вы, тем временем, собрались закрыть таки вопрос с одной торговкой, подставившей вас ранее. Перед этим стоит разжиться снаряжением, и вы отправляетесь на рынок.

Вы прогуливаетесь по Округу весов, когда видите толпу людей, направляющихся на юг. С каждым мгновением толпа становится всё плотнее и шумит всё громче.
Приблизившись, вы видите, как группа хмурых мужчин тащит сжавшегося в ужасе вермлинга сквозь разозлённую толпу в вашу сторону.
- Грязный вор! - вопит женщина рядом с вами. - Вздёрнуть его!
Обернувшись, вы понимаете, что толпа направляется в сторону рыночной площади, к старой виселице.
Мужчины, явно не похожие на стражников, постепенно приближаются.

Когда туша потустороннего чма упала в лапища Тэда, он не растерялся и обмотал её верёвкой, чтобы транспортировать до ближайшего таксидермиста.
–Мужики, я покойников делаю не из кóрысти, а ради искусства. Решайте, куда прём, и встретимся в таверне!
С этими словами Вольфрамски вышел из данжона, закинул труп демона на круп своего лося и поскакал в сторону города, напевая:
"In the Name of God
In the Name of God
In the Name of God we go to Gloomhaven!"

Вскоре Тэд действительно встретился со своими напарниками. За время отсутствия(Полтора-два часа где-то, включая попить кофе) он успел отчистить от крови доспехи до серебристого титанового блеска и отпустить рога.
–Я помог ёбнуть демона, и терь я ниибаца воин господень, рыцарь блядского света и защитник добра от хуйни, которая может его пиздануть кирпичом по темечку!–Прокомментировал свой ребрендинг ТиТан.

О'Райвер уже был в такой ситуации - при осаде ***. Тогда у них тоже кончилась боеприпасы, еды оставалось - по полсухаря на трех человек, а в роте практически не было ни одного здорового солдата. Враг был везде, он захватил стены да и большую часть крепости. И не было никакого сомнения, что утром он займет то, что еще оставалось под контролем полка. Точнее, сомнений не было ни у кого, кроме полковника Маккинли. И он смог заразить своей уверенностью оставшихся бойцов. И они выстояли: и завтра, и послезавтра и даже после-послезавтра... А потом пришла подмога...

Но на острове не было полковника Маккинли. Здесь были только сержант О'Райвер и еще трое гражданских. А Тим, как оказалось, не обладал таким красноречием и организаторскими способностями. Нет, он командовал, он сам таскал эти треклятые дрова, ругался с отлынивающим от работы и даже, дал пару затрещин. Но, честно говоря,.. в общем, сержант не мог отнести последний день в свой актив. Потом, через неделю или месяц, он, конечно, осознает как героически спас растерявшихся пассажиров от неминуемой гибели, победив свирепого льва и тигра, вернее дюжину львов и тигров, и голыми руками разорвав на части целое стадо диких буйволов, построил порт и организовав новую колонию...

Но это все будет потом. А сейчас О'Райвер стоял на палубе корабля и смотрел на остающийся позади остров...

Самая тёмная ночь — она перед рассветом.

В ночной тиши, нарушаемой лишь шумом разбушевавшегося дождя, Френки да и, наверное, остальные выжившие сперва напряжённо ждали чего-то. То ли, что звери разломают их хлипкую ограду, пусть и укреплённую кирпичами, то ли что они, лая, рыча, завывая, проникнут дальше в укрытие и придётся с ними сражаться не на жизнь, а на смерть с одним едва заточенным копьём. Но нет, вскоре стало ясно, что никто не придёт. Все хищники попрятались, боясь ослепляющих вспышек молний и идущего за ними оглушительного небесного грохота.
Настоящим противником в эту ночь стал голод, от которого сводило животы. Напряжение всё копилось и копилось, и вот взорвалось большой ссорой, которая пришла взамен нападения диких зверей. Френки и глазом моргнуть не успел, как вскочил сам, держа в руках импровизированную поварёшку. И остальные вскочили. И они начали кричать друг на друга и даже драться друг с другом из-за того, что единственная порция еды, которой и одному человеку было мало, досталась мисс Крофт. А также из-за того, что по вине Френки испортилась ещё одна порция еды под дождём. И из-за того, что Тим О'Райвер продрых весь день, а на охоту не сходил. А уж как Джоб Андерсон был виноват в том, что его день назад ужалила в живот дикая пчела! Остановились, кажется, лишь под самое утро, когда забрезжил отрезвляющий первый свет. Слава Господу, никто не умер. Но на Тима и на Джоба было жалко смотреть. В пылу ссоры они все переломали кучу вещей, которые с таким усердием до этого мастерили и собирали по всему острову, а крыша укрытия была готова вот-вот рухнуть всем на голову. Стало ясно, что ещё одну ночь никто не переживёт.

Утром они все вместе собрали хворост, нарубили дров топором и положили последние полешки в костёр. Френки из укрытия принёс закрытые глиняными тарелочками горящие угли и смахнул их на опилки и кусочки коры. Пошёл дымок, и сперва показалось, что всё тут же и потухнет, но вот жар красноватых углей поджёг опилки, возникшее пламя жадно лизнуло масло, распространившись по внутренней части костра, и вскоре, несмотря на все дожди и снега, поднялся большой чадящий чёрным дымом огонь. И выживших заметили с корабля, который маленькой точкой маячил на горизонте.

Френки побежал на пляж, будто позабыв про голод и усталость. Там он прыгал, размахивал руками и орал, что есть мочи, пока силы не покинули его и он не осел на мягкий, быстро нагревающийся под солнцем белый песок. Их заметили. Они были спасены. Ура! Френки вытер грязным рукавом слезу, непослушно спускающуюся по щеке. Они были спасены.

***

Очутившись на борту, Френки первым делом рассмеялся от облегчения и показал острову фигу. А затем пошёл в камбуз терроризировать знакомого кока, чтобы тот всех срочно накормил.

  Всё когда-нибудь заканчивается, так закончилась и эта история.

  Теперь, глядя на удаляющийся остров из окна пассажирской каюты на подобравшем их корабле, Элайза вспоминала, как прошли эти несколько дней. Борьба за выживание, наивная смелость, надежды, ссоры, кровь и отчаянье, – всё нашло себе место. А затем, когда на горизонте показались высокие мачты и сложенный с таким трудом костёр вспыхнул; когда позднее израненные, голодные и уставшие они поднялись на борт со шлюпок – что отражалось тогда в их глазах? Ей думалось, что во взгляде блестело безумие, но в действительности взгляд леди Крофт потускнел: приключения были совсем не такими, как те, что случались с героями книг; неизведанный мир со всеми его чудесами и тайнами вдали от цивилизации становился невыносим и в бессмысленной злобе природы терялись, как щепки в штормах, моменты её красоты.

  За проведенное на острове время они не открыли никаких тайн, не увидели ничего, чего нельзя бы было увидеть на тысяче других островов Нового Света или в джунглях Ост-Индии. Пожалуй, каждый из них что-то узнал о самом себе, и что самое главное – каждый из них сумел выжить вопреки кораблекрушению; но казалось, что все эти дни, которые выматывали и испытывали их каждый миг, попросту прошли зря; и оглядываясь назад, Элайза желала теперь лишь скорее забыть это странное и тяжелое время.

В этот вечер было решено, что еда останется Элайзе, а остальные могли лишь голодать и завидовать ей. Вторая голодовка подряд неблагоприятно сказалась на обстановке в лагере и если все не передрались, то, как минимум, переругались. Тем не менее, как-то удалось дожить до утра, корабль показался на горизонте, и надо было спешить разжигать костер.

После всего, что сделал Аиои, демон был на последнем издыхании. Теперь самое страшное, что он мог сделать - сбежать.

На самом деле, было непонятно: почему он решил выставить своё единственное уязвимое место на показ. То ли он был слишком самоуверен. То ли защитное поле не могло действовать слишком далеко. То ли здесь была ещё какая-то причина. Но факт оставался фактом: ещё чуть-чуть и команда материального плана вырвет у оппонентов победное очко.

Все же не зря чейнджлинг притащил сюда свои перья - хотя он рассчитывал на двоих...
Ладно.
Что там, надо куда-то деть щитовиков? Есть фокус в запасе.
Только бы суметь после него на своих двоих устоять...
Машину Ирландки нападающие не видели. Поэтому у них есть много шансов поверить в бронемобиль, вылетающий прямо на них, чтобы изобразить из себя шар для боулинга. А им суждена роль кеглей. Незавидная участь - никакая броня от наезда не спасет. Ну что, вздрогните и шарахнитесь кто куда?

Между Джоном и вилкой на секунду бьет небольшая молния, после чего сразу исчезает. Ощущение, словно что-то изнутри тебя стремится вырваться наружу, найти путь наименьшего сопротивления...

Чад же чувствует, что само его сознание начинает разделяться на несколько частей, когда он "тянет" их в разные стороны, однако полностью расщепить сознание у него не получается. Ощущение, словно смотришь в зеркало на самого себя, а твое отражение начинает двигаться по своей воле.

Пока её более общительные спутники вели переговоры, Соня притащила свою жертву в ту комнату, где обосновалась Испарана – и об трупы не спотыкаться, и разговаривать удобнее не через стену. По пути разок-другой случайно задела крысомордым угол. По чистой случайности это совпадало с теми моментами, когда он пытался вопить и ругаться.
Там скинула, наконец, его на пол, поставив на колени и наступив на его стопу ногой сама. Пока не вкладывая вес, но если Данко захочет рвануться, скорее всего получит разрыв голеностопа. Придерживая за почти оторванную руку, чтобы не особо дёргался, голову его привела в нужное положение второй своей рукой с помощью захвата за волосы.

- Надо было бежать, пока могли, черви! Здесь вы уже не в силах навредить мне.
–Ты бля удивишься.–Сказал Тэд, хрустя костяшками пальцев, сочленениями наручей и осколками чьего-то ебальника, застрявшего у него в кулаке.–Ты можешь бахвалиться сколь угодно, но я чувствую твой страх. Он стекает у тебя по штанине. БУ!
С этими словами Тэд резко убрал в ножны свои кулачищи, достал из ноже кобуру, из кобуры – свою табельную громопалку калибра 45мм, спизженную со службы в городской страже, и дважды хуйнул из неё по алтарю, от чего по пещерам прошлось эхо и химозный запах восточной диковинки, известной как "Порох".

Тэодор ударил воздух, и даже нанёс ему какой-то урон.
Тэодор настолько преисполнился, что теперь способен отпиздить атмосферу.
Следующая стадия – изувечить Ноосферу, и создать вокруг Глумхавена зону отчуждения.
Но это потом.

Деревня Ратибож, королевство Бругге.

Ратибож - большая, даже очень большая деревня, которая всеми силами старается быть похожей на город. В свое время староста даже пытался перестроить дома центра деревни в каменные. Ближайший источник камня - Механские урочища оказалось не самым лучшим местом для этого. И не из-за болотистой местности, которая затрудняла транспортировку, а из-за обитателей урочищ, да и староста тогда от князя получил лично на орехи. Но и без этого Ратибож была большой деревней, красивой и крепкой. Дома срублены на совесть, люди трудятся на полях, рыбный промысел на реке О активен. И жили далеко от всех напастей: больших тракторв рядом нет, кроме заброшенной Старой Дороги, ничего ценного для бандитов тоже. Но чем больше приходило слухов о волнениях на севере, тем неспокойней становилось. Король Веслав укреплял границу, но до того, как границы были закрыты на территорию Бругге просочилось не мало беженцев и далеко не все из них были крестьянами, бегущими от войны. В Бругге попало не мало головорезов и других личностей, пытающихся и тут раскачать обстановку. И у деревни Ратибож появились проблемы. Турлугские холмы хоть и были не очень гостеприимными, но это было большая территория, где можно было укрыться. Когда староста Вортен отказался идти на сговор с бандитами и пригрозил, что доложит князю, бандиты похитили его сына и жену и грозятся убить их, если староста пожалуется князю. Но война привела сюда не только отъявленный негодяев, но и негодяев порядочных: охотники за наживой, наемники из разбитых подразделений - люди работающие за деньги, работающие достаточно качественно, что бы обратится к ним за помощью.
Беда, как говорится, не приходит одна. Зло притягивает зло и тварями, которыми раньше разве что детей пугали начало становится опасно много. И если раньше утопец разве что бабу за юбку ухватит, а какой-нибудь домовой в крынку со сметанной нассыт, то сейчас рыбачить ходили с оружием, стараясь вернуться за темно, а в полях, чуть завидят марево, бежали прятаться - вдруг дух злой?! А где монстры, там, как известно и ведьмак объявится. Да не один, а целых два! Бежали от войны? Или пришли по зову монет? А может из желания помочь людям и доказать им, что вся эта демонизация от страха перед иным?
Оба трактика в Ратибоже были заняты, да что там заняты? Забиты! Не смотря на то, что до столицы королевства было дай Бог день пути, в город было не попасть из-за военного положения, а на улицах был объявлен Комендантский Час. По этому некоторые путешественники останавливались здесь, переждать.
"Последняя Капля" была хорошим примером качественного трактира. Не большой, но аккуратный, на первом этаже один общий зал и один поменьше, с эркерами, где можно было спокойно посидеть, обсудить частные дела. Но там и цены были выше. Ну а второй этаже целиком отдан под комнаты. А уж меню! Чего тут только не было: морская живность, мясо, вино и с севера и с юга! Но был в Ратибоже еще один трактир, даже не трактир, а целый постоялый дом с весьма прозаичным названием "Дом". На северном въезде в деревню возвышалось большое, наверное самое большое здание, четыре этажа с каменным первым, с огороженным двором, большой коновязью и отдельным амбаром. Но выглядел "Дом" как-то не очень по домашнему. Серо. И народ здесь был в основном серый, настороженный, при оружии. В "Доме" обычно останавливались путешественники, которые были не особо богаты или им нужно было задержаться на подольше. Особенно актуально это стало в текущих условиях, еще и когда в столице Бругге был введен комендантский час и после захода солнца никого в город не пускали, и то стража вполне могла развернуть вас обратно, если вы ей не понравитесь. Сегодня вечером в "Доме" было не очень спокойно, а причиной тому прибывший еще один отряд кандотьеров прошедший через Ратибож. Вперед на войну! Народ теперь активно это обсуждал. Вам тоже было интересно послушать, но появившийся стражник перечеркнул эти планы.
-Эээ.... стало быть староста вас видеть хочет... глава наш, да. Прям щас.

У каждого была своя причина сесть на этот корабль. Кого-то манили неизведанные просторы, кто-то хотел радикально сменить жизнь, кто-то шел за большими деньгами, обещанными в этом походе, а для кого-то море просто было родным домом и работой, и не важно, что сейчас вы уже не курсировали от одной известной точки к другой, а двигались на запад, на встречу неизведанному. Так или иначе, все, кто решился на такую авантюру однозначно владели навыками выживания и были готовы пережить несколько ночей на необитаемом острове. Но вот остаться на нем навсегда?

Последние недели погода была переменчивая. Иногда случался чуть ли не штиль, но иногда налетал сильный ветер. Моряки в целом предпочитают ветер штилю, то только не такой ветер, что случился в последний раз. Настоящий шторм, который вертел и крутил их корабль как игрушечный, и несмотря на мастерство капитана, судно кинуло на рифы, оно получило пробоину и стало ясно, что надо искать спасения где-то в океане. Капитан, как и положено настоящему капитану судно покидать отказался, остальные же попытались добраться до суши. Что же, повезло немногим, до берега добрались лишь четверо. В непроглядной ночи было невозможно понять, где вы оказались, поэтому пришлось ждать рассвета, согреваясь остатками плещущегося во взятой кем-то фляге рома и заедая его тоже припасенным вяленым мясом.

Когда дождь закончился, ветер начал стихать, еда и алкоголь сделали свое дело, и выжившие отрубились, приютившись друг около друга, укрывшись остатками досок, на которых добирались до берега и стараясь не замерзнуть.

Утром все проснулись от согревающих лучей солнца. На небе не было ни облачка, вчерашний шторм сдуло без следа. Окружавший ваш пляж был больше похож на райский уголок, и в другой ситуации можно было бы насладиться морем и солнцем, если бы не понимание, что на этом острове можно остаться навсегда, и неизвестно с какими опасностями здесь можно повстречаться. Одно утешало, кораблей отправилось на запад два, и второй был больше и надежней. У капитанов были свои средства коммуникации (кажется, с использованием каких-то птиц), и было понимание, что не получив вовремя весточку и зная про шторм, второй корабль будет вас искать. Но среди бескрайнего океана и множества мелких островов было сложно надеяться, что искать вас будут долго. По расчетам выходило, что корабль пройдет мимо где-то через 10-12 дней, и нужно к этому моменту иметь возможность привлечь его внимание.

Хотя важнее было не умереть от голоду и холода раньше. Запасы были весьма скудные. Кажется, их можно было пополнить, если попробовать добраться до остатков корабля, пока он не затонул окончательно.

      x-x
     /   \
  x-x  o  x-x
 /   \   /   \
x  o  x-x  o  x
 \   /   \   /
  x-x  1  x-x
 /   \   /   \
x  ?  x-x  ?  x
 \   /   \   /
  x-x  ?  x-x
     \   /    
      x-x      

Встав задница к заднице, элементали немного поднассали в малину Тэду. Проблема в том, что Тэд предпочитал чернику, а малиной кормил недругов.
Подойдя поближе к врагам, он бесцеремонно развернул лицом к лицу и схватил их за затылки.
–А теперь можете поцеловать невесту!–Сказал Тэд, хорошенько ударяя негодяев друг об друга лицами.–Кто из вас невеста – решите после реанимации!

Небо над аэропортом было цвета глаз Патрисии.

Перед ней в обе стороны тянулись обшарпанные дверки капсул, рядами поднимавшиеся на полтора её роста. Некоторые были подсвечены изнутри, и за матовым пластиком угадывались тёмные формы ночных постояльцев, слишком размытые, чтобы разглядеть в подробностях — двадцати эдди было вполне достаточно, чтобы купить себе немного приватности на этом пчелином кладбище. У Патрисии не было даже пятнадцати. Она обнаружила это только сейчас и тихо злилась, думая, что делать дальше. Её выбросили на обочину в исключительно неудачный момент — до зарплаты оставалось несколько дней, а сроки оплаты за маленькую квартирку в Хейвуде, арендованный скутер и доступ в сеть были удобно синхронизированы с этой датой. Без стабильного прилива денег и без расчётливой заначки всё посыпалось моментально. Пытаясь вытянуть одно, Патрисия только делала так, что не хватало на другое, и за неделю докатилась до пустого и замороженного кредитного чипа, выселения и ночлега в гробу — а теперь не было и этого.

Можно было поехать ночевать к Патрику, но, зная его натуру, в такой вечер он ошивался в одном из своих клубов. Сотовой связи она лишилась тоже, разъезжать в поисках по всему Найт-сити не могла позволить и подавно, а ждать друга под дверью до утра… Хотелось курить.

— Fils de pute, — Патрисия развернулась и под рёв заходящего на посадку «Боинга» отправилась в уборную. Она уже решила, как скоротать ночь — по другую сторону шоссе находилась Боевая зона, единственное место в городе, где с одиннадцатью эдди на кармане можно чувствовать себя успешной. Кроме того, она вдруг поняла, что не хочет видеть никого из знакомых, даже Патрика, а особенно — она опустила голову — Кирилла. Шансы встретить их в Зоне равнялись нулю.

В холодной кабинке, стараясь не прикасаться к стенам, которые на разных языках предлагали отсосать и вставить, Патрисия на весу переоделась из монохромного корпосьюта в цветастые уличные тряпки. Вжухнув молнией, она превратила сумку в рюкзак, накинула его на плечо и вышла из терминала, смешавшись с толпой прилетевших последним рейсом. Проигнорировала таксистов, свернула к замусоренной пешеходной трубе у съезда на парковку, пересекла 16-е и уверенно вышла в темноту.

Место для своего приземления не пришлось искать долго. Истерично трепыхавшаяся над входом в бар голорыба делала вывеску с названием излишней. Убедить бармена взять одиннадцать эдди в залог вместо пятнадцати стоило ей грустной истории о том, как парень бросил её прямо у трапа самолёта. Получив первую кружку светлой «Фукуоки», Патрисия зажгла сигарету, неторопливо затянулась и стала методично надираться.

Когда она возвращалась из туалета, случилось невероятное. Её окликнул дюжий парень, причём точно по фамилии. Патрисия сменила несколько режимов оптики — руки до плеч, ага — прежде чем на пятикратном зуме вспомнила одного из чёрных ящиков «Милитеха», тестовый субъект номер… а хер его упомнит, пересекались пару раз на полигоне, когда она работала над своей прошивкой. Странно, что он здесь тусуется — закончились эдди от продажи своей задницы? Патрисия повеселела. Приятно видеть, что у кого-то проблемы большего калибра. Наполнив очередную кружку, она подсела к пёстрой компании. Теперь ей захотелось выговориться.

— Привет, — доставая сигарету, сказала она. — Я тебя, кажется, помню. Зови меня Пэтти, d'accord? Мы не на работе. Я-то уж точно, — она зажгла предпоследнюю сигарету из пачки. Дым растёкся по столешнице. — Сказала им adieu, свободна как улитка, всё ношу с собой, — она ткнула локтем в рюкзак. — Познакомишь со своими, э-э… коллега? — Патрисия насмешливо намекнула, что имени мордоворота она тоже не знает.

Она надолго приложилась к кружке. Над краем было видно лишь однотонно-чёрную кибероптику, и никто не заметил, как внимание Патрисии отвлекла ёрзавшая за несколько столиков от них раскрашенная деваха, которая словно не определилась, кого изображает сегодня — соло, шлюху или отходняк от смэша.

Для Боевой зоны бар "Эпилептическая рыба" считался шикарным местечком. От подаваемого пойла можно было даже не отбросить коньки, особенно если знать, что заказывать, по порядком выщербленным и грязным стенам, скрывая их состояние и придавая некоего техношика плавали невообразимого вида голографические рыбы, пускаемые проектором в центре зала, который охраняла пара отдельных вышибал, а двое пацанов за стойкой невозмутимо мешали коктейли для того, чтобы выпить и для того, чтобы выпендриться. Ихтиандры обоего пола, затянутые в облегающую чешую, а некоторые - поверх нее в крупную сетку, одновременно и разносили напитки, и подталкивали заказывать больше, и отчаянно флиртовали, надеясь на дополнительный ночной заработок.

Расположенный всего лишь в нескольких кварталах южнее Джапантауна бар привлекал фиксеров, соло и других ребят, готовых подвязаться на дело, ищущих новостей журналистов, копов под прикрытием, тех, кто хотел на всем этом заработать... Одним словом, уличные профи и разная шелупонь смешивались здесь в странный, расцвеченный неоновыми голограммами и плавающими у стен трехмерными рыбами коктейль.
Компания из трех ребят и Вейна Голдмисса, известного фиксера, явно кого-то или чего-то ждала на диванчиках в дальнем углу, Мэрри Мейс с ребятами, хоть и старательно делал вид, что веселится в соответствии с его хэндлом, тоже поглядывал на дверь, и пара азиатов в деловых костюмах с ослабленными галстуками выделялись здесь как бельмо на глазу. Керри Эмберстил, пушер и делец, прихлебывал пиво, как бы не натуральное, говоря с кем-то, чье лицо не было вино от стойки, а за стойкой надиралась Одноногая Элли, сверкая полированным хромом только одной замененной ноги. По крайней мере, она так утверждала.
Кроме этих заметных личностей бар мог похвастаться довольно плотной посадкой лиц, не удостоенных пока что упоминания в "Сегодня в Комбат-Зоне".

Бармен стребовал с всех денег авансом за напитки, но считал в общем верно, не наламывая слишком уж заметно. Кроме выпивки, закуси, смеша и дозы синткока, буста и стима, здесь можно было оплатить укромную комнатку на задворках бара, а с доплатой - и с отдельным входом, на всю ночь или почасово. И оторваться по полной, и найти работу шансы были примерно равны.

Громко играющий на лютне мелкий поганец уверенно бросился вперед, на солнечного, с криком:
– Я твой противник, коптилка демонская! – И таким видом, будто действительно собирался сойтись с ним в кулачном бою.
Но неожиданно, за один шаг до столкновения, нырнул в низ, с разбегу сделал кувырок через плечо, оберегая хрупкую лютню, проскочил между ногами солнечного гиганта (для себя – уж точно гиганта), выпрямившись с разгону взбежал по опущенной к земле клешне Ледяного, наверх, на плечи тому, наступив на макушку, затем плюхнулся на задницу и как со скользкой горки съехал с Ледяного уже с другой стороны. И с разгона выбил дверь в следующий зал.

Уж было затянул шнурок амулетный на шее негодяя Тэд, уж было перерезал им его горло да отделил позвонки шейные друг от дружки, как вдруг в планы его вмешался древний демон "Игромех".
Почему-то здоровяку показалось, что убив супостата раньше, чем менестрель заграбастает в свои ловкие пальцы сундучеллу можно лишиться последней возможности набить свои карманы его содержимым.
И тогда обозлился Тэд, но ярость свою сдержал: принялся обратно распутывать повисший на шее солнечного элементаля шнурок.
–Живи пока. –Сказал Вольфрамски, убирая подвеску в карман. Опосля чего подзатыльника негодяю отвесил, добавляя:–Гнида.

Вещи были. Но переодеваться на ходу – привлекать ещё больше внимания. Мало того, что чужеземцы-инопланетники, так ещё и голая баба.

– Нам нужно укрытие и отвлечение. – Билл попробовал оглядеться в поисках, но везде вдел только песок и дома, вероятно из него же, но прессованного, что означало использование своих припасов. – Тц. Опять траты... Ладно Сделаю укрытие из инстапанелями. Чтобы не так выделялись – формируем плиты на песке – прилипнет и даст текстуру. Потом мне понадобится твой баллон кислорода, Азимут. Ванесса, в укрытии снимай скафандр. Оружие убираем. Напяливаем тряпьё. Все всё поняли?

Что такое инстапанели? Куб со стороной в пять сантиметров, который способен разложиться в плиту два метра на два со стороной в сантиметр. Не нужно быть профессором математики, чтобы понять, что объём при таком преобразовании увеличивается в триста двадцать раз, словно на выходе должен получиться не плотный материал, а какой-то воздушный шарик. Да, с воздушным шариком получившийся материал сравнить можно, но только по соотношению твёрдого материала с воздухом – ведь в отличии от шарика основная масса была не в тонких стенках, а равномерно распределена по всему объёму, напоминая желе, только с газом вместо жидкости. Аэрогель – лучшее соотношение прочности и массы, что только может быть, и запредельные низкая термопередача. Правильную же форму обеспечивал каркас, сплетённый из углеродных трубок, что при подаче энергии расправлялись из сложенной позиции, подавая питание на само рабочее тело, что под действием этой же энергии, во-первых получало свойство псевдотекучести, а во-вторых начинало освобождать скованный ранее в твёрдой форме газ. Именно потому его пока материал не застынет, ему можно более-менее легко придать нужную форму, или даже разделить, а после "застывания", становится достаточно прочным, чтобы не прогибаясь выдерживать вес взрослого человека.

И вот сейчас из этого материала нужно составить кабинку, что укрывала бы от слишком любопытных глаз. План прост – две панели сформировать на песке и сшить в единый лист. Лист, после некоторого застывания согнуть в двух местах, получив прямоугольник метр на два без одной большой стены. Срезанной полосой поставить подставку от нежелательного опрокидывания, прорезать пару щелей для наблюдения за тем, что снаружи. На словах просто.

Вторым фактором, что позволил бы оторваться должен стать дым. Точнее сверхмелкий пар, облако которого должен был буквально за секунды сформировать собранный на коленке прибор. Давление, вода или очередная бутыль алкоголя, ультразвуковая вибрация. И вот всё вокруг застилает белой ароматной и крайне густой пеленой. Ненадолго, зато никто от такого не умрёт, в отличии от дыма.

Из угла зала доносилось мерное гудение. Это демонические пчёлы возвращались с демоническим нектаром в свой демонический улей, чтобы сделать тот самый демонический мёд, который усмотрел Аиои. Ходили слухи, что мёд этот был настолько хорош, что многие были готовы продать за него душу. Чтож, вот и возможность проверить.

Аиои решал две плохо совместимые тактические задачи: как выбраться на оперативный простор в штурмуемый зал, и как заставить двух последних защитников подтянуться ко входу, чтобы товарищам было удобнее развешивать люлей, не сходя с места.

И Аиои нашел, по своему мнению, гениальное решение. Накинув на голову свой модный плащик, и напевая:
– Я тучка, тучка, тучка,
– а вовсе не поэт-песенник!
Отважный менестрель попытался проскользнуть мимо противников.

- Бачабози? - уточнил Ахмед непонятные идиомы Тэда. - Бачабози харам. Секир башка,
Тэд залпом осушил банку и принялся её мять, с упоением этот процесс разглядывая.
–Во-во. Харам. "Любишь бача-бози – мы сломаем тебе жизнь!"
С этими словами Вольфрамски швырнул банку в притолоку, аккурат над – и даже чуть позади ближайшего противника. Что характерно: банка срикошетила, отлетела негодяю в затылок, отколупывая кусок земли с его бестолковки, и заставила его отшатнуться – аккурат в объятия ловушки. Хотя вряд ли именно её стоило бояться истукану: в конце концов, он летел прямо навстречу обёрнутому амулетом кулачищи Инокса.

Профсоюз глиномесов постановил: задержать незаконно вторгшихся на территорию стихийного измерения гуманоидов. И призвать к ответу.

Главглина тут же поспешил приступить к выполнению постановления, прошуршал некое заклинание и почва под ногами героев сильно размякла, отчего они погрузились в неё по щиколотку и завязли.

Противники собирались в кучку, чтобы заставить Теодора ответить за слова.
–Ля, пидорский профсоюз собрался. МУЖИКИ, В АТАКУ! ПЕТУХИ ВЗБУНТОВАЛИСЬ!
С этими словами Тэд шмальнул из своей громопалки в одного из стоявших по близости глиномесов.
Это, кстати, были первые существа, которые получились путём замеса глины, и при этом сами стали глиномесами.

Сколько бы радости не было в Марсии, заразить своим позитивом ему мало кого удалось. Разве что пара бойцов приободрилась, когда первая же новость за пределами Мантол-Дерита оказалась хорошей – да тут же приуныла, когда от группы отделилось двое приключенцев.
В конце концов, Андердарк хорошему настроению никогда не способствовал.

После небольшого привала, герои двинулись дальше, по той же дороге, куда ушли Шаршак и Тулдр.
Как бы это ни было странно, но в Андердарке были и свободные пространства. Как та же пещера, где был построен Мантол-Дерит. Было много подземных рек, весьма широких русел, было просто много просторных пустых мест. Даже Мензоберранзан тот же, по слухам, стоял в огромной пещере, где было не так много колонн, удерживающих потолок.
В общем, замкнутые пространства – отнюдь не первое, чего придёт в голову бояться несчастному путнику, попавшему эти скверные Подземли.
Однако, не смотря на это, путь героев в течении следующих нескольких суток пролегал именно по весьма узким локациям. Иногда буквально приходилось ездовых ящеров на стены загонять вместе с их всадниками, чтобы пройти через узкие, но высокие проходы.
У такого пути были и свои плюсы, и минусы. С одной стороны удобно было контролировать, не преследует ли приключенцев кто-то не нужный, а разведчики могли с уверенностью докладывать, что впереди их никто не поджидает. Противников зачастую следовало ожидать только с двух сторон – кроме тех случаев, когда герои проходили мимо перекрёстков, но там если кто и осмеливался нападать на толпу из трёх десятков путников, то ещё не добежав до них очень быстро рассмеливался и бежал обратно.
Иными словами, вложения в наёмников себя опрадывали. Даже не смотря на то, что из них суммарно было сделано едва ли более пары десятков выстрелов. Лишь в тех случаях, когда была опасность, что незваный гость, удрав, вернётся с подкреплением – лишь тогда они пускали ему вдогонку болт или стрелу. Иногда случалось и так, что мелкие и не очень чудища расступались и расползались по норам, видя процессию. Иногда их приходилось успокаивать самостоятельно – что не составляло труда для такого большого отряда.

Однако вскоре им суждено было столкнуться с по-настоящему крепкими противниками. И узкие пещеры, не позволявшие обойти его, тут уже были совсем не кстати.

Герои дошли до аванпоста дуэргаров: крупной заставы-крепости. Она представляла собой две стены поперёк пещеры, между которыми располагался внутренний двор с вышками и парой строений, таких как казармы для самих дворфов, охранявших как внутренний, так и внешний периметр от опасностей Андердарка, а так же патрулировавших окрестные пещеры на небольшом расстоянии. Это было одно из безопасных мест вне крупных поселений Подземья, однако и проход через это место мог ударить по карману, и уж тем более – возможность тут задержаться "На подольше". Магические предметы, рабы – всё шло в ход желающим просто дождаться кого-то в этом месте и двинуть дальше! Правда, купив возможность в этой крепости задержаться, можно было не опасаться, что тебя выгонят. Если, конечно, кровь всем подряд не перепортишь.
Ну или если на аванпост не нападут демоны.

Собственно, второе, по видимости, и произошло с этой славной крепостицей, чьё название было, кажется, написано на вратах, но они были испепелены в труху и лежали уже даже не тлеющими угольками в проходе. Эта дверь была собрана из окованных сталью толстых брёвен, диковинных для Андердарка, и открывались лишь с помощью механизма внутри стен. Но даже она не выдержала напора демонических отродий, ворвавшихся в крепость и, очевидно, неплохо в ней порезвившихся: повсюду была кровь, торчали ломаные стрелы и валялись обломки камней, как от потолка пещеры, так и от строений, а прямо напротив входа лежала разрушенная деревянная вышка, из-под которой захватчики даже поленились достать труп, чья рука меж досок торчала. Остальные тела, видимо, удалось-таки куда-то деть...
Дыры, проделанные вторженцами в стене, уничтожившими бойницы и теперь позволявшие кому угодно – в том числе и героям – забраться в них снаружи и занять господствующую высоту над внутренним двориком бросились в глаза приключенцам. Это хорошо.
Приключенцы бросились в глаза одному из занявших вышку демонов, во всю горланящему о новоприбывших и поднимающему на уши всех присутствующих.
Потенциальных противников было всего четверо: два крупных горилоподобных свинорылых демона с крыльями, и два колючих ублюдка на вышках. Радовало одно: все хоть немного причастные к аркане герои чувствовали, что крепость их как-то ослабляет. Не тактически, но вполне себе физически. Что давало неплохое такое преимущество героям.
Вариантов, как обойти эту крепость, не было: либо долго, либо тоже опасно. Оставалось лишь штурмовать её!

АКТУАЛЬНАЯ КАРТА

Тэд достал из подсумка небольшую баночку. Прозрачную банку, в которой, судя по всему, хранилось что-то молочное и жирное.
Как выяснилось – сметана. Выяснилось это после того, как Тэд разбил эту банку о голову солнечного негодяя, после чего эта жижа размазалась по его кулачищу, от чего солнечный свет не причинил Вольфрамски никакого вреда.
Разтерев сметану по кулачищу, Тэд принялся яростно работать правым кулаком по центральной переносице противника, попутно прыгая вокруг него, уворачиваясь от ударов и не прекращая свои могучие джебы.
Как не трудно догадаться, сметана называлась "Нихуя не весёлый молочник".

– Он всегда помогает тем, кто верен Ему, – возразил Рамиро. – Он милостив к своим, даже если они оступились, и готов наставить на путь истинный. Но не все хотят слышать голос Его – о них-то ты и говоришь. К сожалению, таких среди нас куда больше, чем истинно верующих.

На просьбу не отправлять её сразу обратно, Рамиро ответил, как и обещал:
– Оставайся, сколько пожелаешь, мы отпустим тебя как попросишь. И, пожалуй, ты права, в этот монастырь нам не надо.

- Ши с рогами? Прикован в пещере? Высокий…
Она точно его узнала по описанию. Замерла. Опустилась на землю и взялась обеими руками за голову.
- Не к добру это. И запах... от тебя пахнет кровью и ладаном. Так пахнет дурная судьба. Я не смогу спасти тебя… Опять… Все умрут. Опять. Зачем это?
Она начала таять.

Горячее сердце кастильца не могло этого спокойно вынести, он в третий раз кинулся к несчастной дриаде, на этот раз удержавшись, лишь руками коснувшись её рук, пытаясь заглянуть взволнованно в лицо.
– Не печалься, родная! Мы же смертные, нам так положено, и это неважно. Знаешь, у нас есть легенда о великом воине. В юности боги предложили ему выбор – прожить жизнь долгую и спокойную или полную славы, но короткую. Он выбрал славу, погиб во цвете лет – и о нём помнят многие столетия спустя, а ты знаешь, сколь краток наш век. Я не буду расстроен, если и моя жизнь окажется краткой, зато достойной, значит, и тебе печалиться не о чем.

Аиои прекрасно видел, что готовят Огненные. Видел и злорадствовал, ибо что может быть приятнее, чем сорвать врагу почти адекватный план? Почему почти адекватный? Потому что если его можно сорвать – то какой же он адекватный.

Менестрелю пришел в голову комментарий к происходящему, который был бы весьма в стиле Тео, так что усмехнувшись, Аиои не отказал себе в удовольствии экспромта. Сперва, декламационно-размерено, так чтобы с первых слогов культурный слушатель понимал, то это поэзия, то есть будет как минимум две строки:
– Пиздеж не может кончится удачей. – И выскакивая из размеренного ритма.
– Даже аргументов не нужно!

–Бояться? Это что такое? Это типа как когда пожрал, а запить нечем? Чё такое бояться? ЯНИПАНИМАЮЯНИПАНИМАЮНИПАНИМАЮЯ!
Тэд столкнулся с тем, чего не мог осмыслить, от чего у него закономерно началась паника. И, как и подобает склонному к агрессии истероид, первое, что сделал Тэд – подобрал с пола оружие, коим оказался обух топора-мотыги, и быстро придумать, как обломком инструмента сделать кому-то больно.
Боль успокаивает.

– Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю, – поэтично процитировал Рамиро, скрывая за этим охватившую его сердце растерянность. – Как вы полагаете, сеньор Чезаре, нам стоит подождать, пока мимо не проплывёт нужная нам пещера, или попытаемся привлечь внимание обитателей того... ну, полагаю, дома?

Попутно он огляделся вокруг в поисках того, что можно было бы использовать как мостик, переправу или вместо лодки для перемещения по волнам ничего.

– Кстати, эту фугу я сочинил уже в странствиях с вами... Э. в смысле с тобой, Тед. Все никак не могу привыкнуть, что Валентин уже не рядом.
Тэд, успевший во время песни Аиои ещё и благополучно эвакуированных из горящей больницы болеутоляющих средств закинуть в себя, возразил:
–Валентин всегда рядом. У меня есть подозрение, что если он правильно усвоил все уроки, скоро везде будут ещё и трупы. И новости о похождениях нашего интенданта. Кстати, Ахмед, ты как к ультранасилию относишься?

Группа быстро пошла прочь от таверны, вслед за Джоном завернув в один из неприметных переулков. Следопыт хорошо знал эту местность: узкие улочки Оукхарта напоминали юноше о доме, там тоже здания жались друг к другу как жмущиеся друг к другу псы дождливой ночью. Пахло тут соответствующе.
Стены местных построек были обшарпаны и отсырели задолго до рождения части авантюристов, что неслись мимо них. В старый влажный камень въелись едва заметные пометки и закорючки бездомных и воров — указатели на тайные ходы и срезы, которыми могли пользоваться уважаемые господа.

Где-то покосился забор и в нём образовалась брешь. Где-то была дыра у основания стены. Где-то можно перемахнуть…

Финдоу почти вслепую нёсся по улицам, на голом чутье.
Одного взгляда на знак хватало, чтобы сориентироваться. А иногда достаточно и прикосновения. Плутая по этим переулкам в какой-то момент Джон ощутил что-то тревожное и чудное.
Он потерял путь! Непонятно как, но парень явно заблудился, хотя шёл по меткам. Тут повернуть направо… тут налево… всё же верно! Что вообще могло пойти не так на маршруте?!
Остановившись у одного из указателей, он приложил ладонь к шереховатой метке на стене: та оказалась на удивление мягкой и влажной, как промокшая бумага. Так не должно быть, верно?
С силой проведя ногтями по стене, Джон содрал с неё верхний слой кирпича как кожуру с апельсина: в его руках лежала обычная бумажка с начерченой на ней меткой, что внешне повторяла вид и текстуру стены… а через мгновение превратилась в обычный лист бумаги. Под ним скрывалась метка, с указанием поворота налево, а не направо.
“Магия”, — почти мгновенно понял следопыт.

Следопыт резко обернулся к своей группе. Их надо было оповсестить о том, что кто-то использовал иллюзию на метках, чтобы их запутать. Парень пробежался глазами по отряду. Раз… два… три… с ним было четыре. Кого-то не хватало!
Ещё раз осмотрев группу, он понял: нет Дага и Зантии.

В это же время Даг Булава спокойно шёл, вертя в руках золотого истукана. Вроде бы обычная вещица, а какой из-за неё сыр-бор! На вид золото. На вес и на ощупь — обычная каменюка, хотя иллюзия добротная, тут ничего не скажешь. Он видал такое же изображение когда-то в учебниках по истории, когда ещё учился в Башне. Только там были ещё… не одно… нет, он видел целый разварот с ссемидесятью двумя такими истуканами, с разной мордой, разной формы и размеров. Там что-то было про старые верования. Те, которые были на территории Аргвилиона до образования королевства и до того, как высшие эльфы исчезли. Но о чём там было точно?.. Он не помнил. Давно это было, да и мадам Полночь, историчка башни, была слишком сочной тёткой чтобы всерьёз думать об учёбе на её занятиях!

Оторвать взгляд от идола у колдуна получилось только в тот момент, как тот заметил, что его тень машет ему руками. “Разуй глаза, кретин! Ты в беде!”, — услышал далекий шёпот из страны вечной он. Покровитель вновь о чём-то его предупреждал? Что-то зачастил.
Но оглядевшись по сторонам, Даг понял, что действительно влип. Мужчина стоял в одиночестве в незнакомой тёмной подворотни. Товарищей вокруг не было. МИГ! — и что-то промелькнуло у него за спиной.
Буквально на один миг промелькнуло и сразу спряталось...

Тэд заместо "Здрасте" принялся осматривать несчастную подбитую стальную пичугу.
–Что это за херня и как её лечить?–Спросил здоровяк, поглаживая по боку лежавший подле него аппарат.–Он поправится? Ты где эту зверушку нашёл? И, самое главное, оно умеет убивать? Пшто если умеет, то он идёт с нами, а ты – под землю!
С этими словами он принялся осматривать аппарат. Тэд ещё не был уверен до конца, живая ли это дрянь, или всё-таки творение рук разумного существа, но полностью тем временем синтетитическое.
Подобная реакция была у него на одного ГолемоСтража по имени Мёрфи, который гонялся за ТиТаном в детстве. У него в ногу убирался ручной арбалет – прямо в бедро прятался! А из кулака вытаскивался острый ключ, которым он резал глотки и на который закрывал наручники!
Из него Тэд и сделал свой шлем, полностью переняв от него стремление к поддержанию правопорядка. И к насилию, разумеется.
Вот и сейчас Тэд был не уверен: может, у этой птахи есть какая-нибудь портативная баллиста под левой подмыхой, или из брюха она может скидывать наковальни, которыми можно будет нанести ущерб Глумхавену!?
А что!? В детстве у Вольфрамски и мышонок был, он с помощью наковальни много злодейств соседскому коту сделал! Так что ТиТан уж точно знал, каких бед можно сотворить с наковальней и представлял, что после неё от города останется – и не мог этого допустить!
***

– Сможете разобраться с огненными, а земляного оставить мне? Почему-​то мне кажется, что сегодня не день элементалей.
–Я те с ним подсоблю, но беру левого крайнего!–Сказал Тэд, доставая из-за спины топор. Топор-мотыгу Вольфрамски*.

Смазливый Фарог. Один из множества конкурентов Гизмо на поприще убийства. Вот только если Гизмо из-за размеров, недостатка физических мощей и невозможности использовать нормальное оружие приходилось исхитряться — оттачивать навыки, изучать яды, готовиться к каждому исполнению — то этого уголька как будто сами боги одарили. Заходи, куда хочешь, и просто бей всех подряд в бороды, пока они не закончатся. Тупо, топорно, грязно. Халтура сраная. И когда его за такую работу уже наконец отправили на рудники, он вдруг каким-то образом оттуда вышел. Наверняка там тоже кого-то завалил. Или наоборот, отправился туда, чтобы кого-то завалить. На памяти Гизмо не было случаев, когда Фарог занимался чем-то еще, помимо отрывания бошек и загона пик под лопатки.

Животное дикое. Еще и прямо сюда палит. На него самого, на Гизмо. Да ты совсем по жизни потерялся, гуталин? Сначала выжил — повезло. Потом из застенок вышел — опять повезло. Ну так ни крышей, ни нормальным местом все одно не обзавелся, а значит и вечно везти не будет.

Гизмо поднялся со столика и отправился прямиком к Фарогу. Возможно, его будет легко спровоцировать, а затем завалить прямо здесь же. Непосредственность и идиотизм — наше все.

Не туда шары выкатил, урод.

— Че как, Смазливый? Давно на воле?

Группа вновь разделилась. Часть отряда осталась дознавать с мастером Угваем что же произошло с одержимым и больше подробностей о том, кому втюхали идол и за сколько, а часть отправилась в гильдию для того, чтобы получить “усиление”.
В первой половине остались Даг, Зантия и Милатриэль, так как они были заинтересованы в местных больше всего. Во второй половине были Аэлар, Джон и Арчибальд — последний пошёл с первыми двумя за компанию, потому что его всё же уломали оповестить гильдию о том, что снимается с этого задания.

Обе части занимались своим делом… с переменным успехом.

Джон уверенно вёл троицу по закоулкам города, сворачивая в узких переулках, перемахивая через заборы и легко срезая больше половины пути в таком бодром и быстром темпе!
Что нельзя было сказать о его спутниках. Арчи и Аэлар явно не отличались невероятными акробатическими способностями. И пускай друид был гибок словно зверь, чародею приходилось часто помогать в том, чтобы где-то перемахнуть или прыгнуть.
Параллельно с ними, по с другой стороны города, в сторону гильдии шёл и Гизмо: ему так же как и Джону были знакомы маршруты гильдии и романтиков кривых переулков.

Грязные битые мостовые блестели от холодного дождя, что был в этой части города всего каких-то пару часов, хотя на самом небе не было ни облачка. Канавы и провалы зарешоченных сливов парили зловонным дымком в высокое небо, вызывая у гоблина, нырявшего в очередную подворотню, как резкую тошноту, так и прошедшую, так и чувство безопасноти в этих проулках.
Ещё бы! Если из стоков воняет обычной канализацией, а не мертвичиной или чем ещё похуже, значит эти местечки не облюбовали ни твари какие, ни черпаки воров.
А значит что? Правильно — можно идти поглядывая за плечё два раза вместо трёх, да и на рукояти кинжалов держать лишь одну руку вместо обоих. Расслабляться не стоило.

К зданию гильдии троица и гоблин подошли примерно одновременно. И если часть группы вошла в здание через главный вход, Гизмо прошмыгнул туда через открытую калитку в тренировочный загон для гильдейской дичи: тут появилась новая образина — здоровенная жаба, что поначалу даже немного напугала вора своими размерами, но потом по ошейнику тот смекунл, что это тоже местная животина.

В основной зал гильдии Гизмо вошёл как цивилизованный гоблин: от него несло как от коня-алкаша, а одежда не видела стирки со дня своего пошива, или как минимум заимствования у какого-то простачка, но жетон на шее блестел на свету.
Народу сегодня было так много, что аж в глазах рябит. И когда коротышка поплёлся к доске с объявлениями о заданиях, его окликнул бас здорового чёрного мужика — Ла`Вея. То был человек из числа нубанцев: лысых угольных южан ростом в потолок и с косой саженью в плечах. А ещё, он был одним из старших работничков гильдии и начальником регистраторов.

— Подойди сюда, Гизмо. — Поманил его к себе рукой. Напротив стойки Ла`Вея стояло два оххламона, запыхавшихся, но готов опять куда-то метнуться: человек с лесным эльфом. Чернокожий представил им гоблина. — Джон, Аэлар… это Гизмо — он как и вы медный ранг. В группу его обычно не отправляли из-за специфики навыков, но в вашем деле он может помочь. — Кейн поправил очки на лице. — Так, Гизмо. Группе вот этих двоих надо найти и перетереть с парочкой ребят из твоей братии — пойдёшь к ним в усиление и поможешь с этим и с заданием. — Быстро расставил его задачи регистратор. — Ставка — стандартная, 45 лей за вызов, плюс твоя доля с задания как участника группы сверху. С миссией можешь ознакомиться так, или они тебе сами расскажут. — Сказал мужчина, вручая гоблину листовку…

Тем временем на другом конце города, Даг с Зантией узнали о том, куда мальчишка отнёс золотого истукана: он отдал его некоему жирному Гусу (о котором парнишка уже говорил). То был гоблин-ростовщик, ошивавшийся в одной из таверн города.
Таверна находилась в Шёлковом переулке, у самой окраины внешних городских стен, и называлась “Большая утка”. Там тот играл в карты и в напёрстки со всеми желающими и там же находилась его комната, насколько знал конюх. Больше Энко не рассказал группе, но заметил, что гобла был очень доволен статуэткой. Что он с ней дальше сделает — не ясно.

Аиои, расчувствовавшись, принял рукопожатие Валентина, ответствовав:
– Прощай, товарищ! Впрочем, почему прощай? Даже если наши пути дальше идут не вместе, может, еще встретимся? Например, лет двадцать спустя? А может и скорее, как знать? Мир тесен для тех кто не сидит на месте. – И, немного задумавшись, продолжил:
– Знай, знакомство с тобой было честью для меня. Я думаю, я напишу о тебе балладу. Да, именно геройскую балладу, простенько и со вкусом. О той части твоего славного пути, свидетелем которой я стал. Ну, ты же знаешь нас – бардов, мы никогда не опускаемся до мерзкой лжи. Настоящее искусство всесильно именно потому, что достоверно излагает факты. <задумавшись> Хм, кстати хорошая фраза. Надо бы опубликовать под своим именем, пока какой-нибудь прохвост ее у меня не стырил. И главное, пусть бы украл, а то ведь еще и переврет, шакал безымянный.
И спохватившись:
– Так вот, это будет настоящая баллада, окончательная баллада, так сказать. Поверь, когда загнивающая аристократия будет зевать под церковные песнопения, морально здоровые народные массы будут распевать Балладу о Валентине и Его Дубине.
... было понятно, что Аиои способен говорить еще долго.

"Добивайте!" - крикнул Теодор, и Валентин добил. Голема замкнуло, и из его глаз посыпались искры, а рот стал издавать какое-то прерывистое то ли шипение, то ли свист. Через некоторое время остатки жизненной силы, если этот термин можно было применить к искусственному созданию, покинули его, и самые внимательные могли расслышать, что повторяющийся свист прекратился и перешёл в последнее слово: "С-с-с-с-спасибо". Сразу же вслед за этим робот развалился на кусочки камня и металла.

Обыскав библиотеку, вы находите волшебное зеркало, дающее ответы на различные вопросы. В нём подробно описано, как голему (и ряду существ вокруг здания) были даны интеллект и способность к обучению и познанию. Но познал голем лишь одно: он - бездушное чудовище, которое не может ни с кем общаться, поскольку ему было велено никогда не покидать эту комнату и убивать всех, кто посмеет сюда войти. В теле голема вы находите светящееся энергетическое ядро.

- Здравствуйте, вы хотели взять книгу?
–Не, я и так самый умный.–Ответил Тэд. В сущности, сейчас у него был ровно один недуг: рука после капкана болела. Ну а поскольку именно голем предлагает помощь, то именно его руку ТиТан и возьмёт на временное пользование!
Схватив одну из рук конструкта, Тэд потянул её на себя, разворачиваясь, поднял её над своим плечом, вытянув кисть вперёд, и резко опустил вражью руку локтём себе на наплечник, ломая внутри пару шарниров.
Ну и пока робот своим терморектальным криптоанализатором пытался оценить причинённый урон, Тэд завёл его руку ему за спину и хорошенечко – так, чтоб в плече тоже что-то треснуло – скрутил жестяного негодяя.
–Добивайте!

* * *

Похмелье — это худшее, что создали боги. Не совсем на вершине, но очень близко к ней. Потому что на вершине трезвость.

Гизмо проснулся в одном из притонов где-то на отшибе Пристанного Города. Блошиный угол, где ему довелось скоротать ночь, кишел самыми разными маргиналами: шпаной из числа стремящихся, уголовниками, алконавтами, грибными наркотами и дешевыми шлюхами. Одни бросали кости, другие предлагали сходить в йольфское гетто за добавкой, из кого-то за углом выбивали дерьмо парочка гадюк — словом, Гизмо даже в таком гузне мира как Пристанный Город Оукхарта смог найти гузно еще более глубокое и зловонное. И это не талант. Этому обучаются годами. Холщовая подстилка была набита клопами и смердела прокисшим сидром и отсыревшей соломой. В голове бил колокол. Перед глазами плыло. Организм жаждал острот и авантюр — например, хорошенько проблеваться — но Гизмо этих стремлений не разделял. То, что действительно следовало сделать — это найти опохмел и валить. На самом деле, от похмелья хорошо помогают и зелья лечения, но это вообще невесело. Сегодня ты лечишься от бодуна зельем лечения, а завтра не успеешь обернуться, как уже возьмешь у ростовщика тысячу сто лей на открытие очередной мастерской по производству вторичного говна из первичного говна. Цивилизованная жизнь — кривая дорожка. И немало воров, отсидевших на каторге, оступилось и пошло по ней, пойдя на контакт с государством. Что, надо понимать, одно из тягчайших преступлений против Кодекса Братанов.

Пол притона был завален глиняными черепками, обломками мебели, стухающей закусью и оцепенелыми, недвижимыми телами. Хорошо вчера погуляли. Подумав об этом, Гизмо пошарил у себя по карманам и к удивлению нашел дюжину лей. Почему его не грабанули — отдельный вопрос. Другой, но не менее важный — как он сам их не пропил? Такое иногда бывало, но крайне редко. Что ты заряжаешься до беспамятства прежде, чем у тебя кончается монета на кармане. Признак того, насколько все хорошо идет. Но сейчас с трудом можно было о таком говорить. Он прошел к столу с кучей кувшинов и, заглянув в каждый, обнаружил один из них наполненным на треть. Клюквенная брага. Не самый лучший выбор, но слегка полечить голову сойдет. Один хрен надо как-то выкарабкиваться из этого всего и идти зарабатывать деньгу.

Жетон авантюриста похолодил кожу, когда Гизмо запрокинул голову, добивая содержимое кувшина. Ах да, теперь же есть работа. Причем легальная. Херня скучная, но зато есть, где жить и чего пожрать на халяву. Самое важное — это не очень сильно мозолить глаза, когда уже сытый и переночевавший. А то поймают на полдороги и посадят крутить хвосты волам десять часов. Один из таких контрактов был от тавернщика перебить крыс за сотню лей. Что там можно делать с этими крысами за сотню? Да даже думать неохота. Вот, например, старина Пью еще до того, как стал, собственно, стариной и обзавелся своим трактиром, учил довольно простым и понятным вещам. "Вишь крысу? Короче, бьешь ее лопатой по еблу, чуть-чуть греешь над огнем, пока не затвердеет, и можно уже заточить. Только это... Требуху вывали сначала". Нажористые твари. На них не то, что жить — на них экономику можно построить! Вот поэтому в "Бутылочном горлышке" крыс и нет. Пью их всех извел. Их и еще кое-кого, лептоспироз штука злая.

Выйдя на улицу, Гизмо вдохнул поглубже и прошел на угол к бочке, заполненной ливневой водой с прохудившегося стока. Допрыгнул до края, подтянулся и окунул в мутную гладь голову — бугристую и кочковатую, похожую на передержанную в земле картофелину. Похмелье не то, что не отпустило, но даже не ослабло ни на йоту. Не помогло. Это никогда не помогает.

Ладно. Теперь надо как-то попасть без палева в представительство гильдии. Шмурдяк остался. Желательно при этом не попасться на глаза кожеглоту с его идиотскими забегами ради руки принцессы и полкоролевства в придачу.

–Покинуть охраняемую территорию? А, ну ладно...–Сказал Тэд, картинно и едва ли не вприпрыжку отходя от голема, заставляя последнего уверовать в убедительность его собственных слов.
Правда, голем не учёл одной вещи: Тэд был метафизическим либертарианцем, когда дело касалось насилия, и все его жестокие действия не нуждались в каком бы то ни было профите: они были первопричиной самих себя. Каждая зуботычина, каждое размозжевание черепа о писсуар, каждое избиение разбойника другим разбойником – всё это всегда делалось исключительно ради самого перформенса, а не ради результата.
Тэд всегда был готов насрать за щеку всему, что касалось высшей справедливости, всеобщего блага и тому подобных вещей. Он просто был художником, артистом, созидающим через Thanatos, не жаждущим видеть мир в огне, но охочим до самого огня.
По этому голему не стоило обольщаться тем, что Тэд сделал пару шагов от него. Вольфрамски просто показал ему стильный череп, нарисованный на спине его брони. И особо не заботясь тем, успел ли стальной страж этой библиотэки его разглядеть, не заботясь о его чувствах вовсе, ТиТан развернулся и побежал обратно к бездушной машине, с распрострёртыми пиздюлями!
Запрыгнув на жестяныча, он ухватился руками за его плечи, и по-хозяйски нахлобучил цельнометаллического пидрилу головой в жбан, после чего, раскачавшись, добавил ему коленом в солнечное сплетение, лишь после этого спрыгнув и уставившись негодяю в еблище обоими окулярами прямо из-под шлёма.
–Видал, как я тя наебал? Не больно, наверное, зато обидно, ага!? Душевные страдания – это тоже страдания!

"Даааа! Направляй меня своими сильными руками! Въеби этому мерзавцу так, чтоб щепки летели!" - слышал Валентин, нещадно крошащий структуру робота. Остальные слышали лишь оглушительный грохот, скрежет поддающегося металла и недоумевающий голос голема: "Некорректно. Сталь прочнее дерева. Ваши усилия тщетны. Покиньте охраняемую территорию!"

До Аиои доносились звуки потасовки и какие-то крики про сундук. Куатрил пропускал самое интересное, но пропускал и звездюли. В отличие от того же Вольфрамски, который взял себе двойную порцию и, видимо, желая доказать, что не зря ходит в библиотеку, делом показывал, что сила действия равна силе противодействия.

Возмущённый тем, что его требованию не подчиняются, механический гигант протянул стальной кулак и схватил ТиТана за шлем, начав сдавливать голову воина и полностью перекрыв ему обзор.

Девушка не стеснялась выражать чувств и обняла Хориана всеми руками, знатно его выпачкав и чуть сжала, до безобидного хруста в спине.
- Пфхах! Да она чуть в лужицу не растеклась от вида трупа! Хориан, ты бы видел где я была! Там была куча каких то мутантов безротых, прям толпа! И я их всех взорвала к чертям! Такой классный взрыв был! Ошметки везде, пепел дым, огонь! Ах ты бы видел!
Девушка отвлеклась от воодушевленного повествования, повернув голову к тифле.
- Эй, припадочная. Иди с нами, целее будешь.

Девахи и конюх стали переглядываться друг с другом, быстро и коротко: от их кивков и многозначительных взглядов становилось даже как-то неловко, а напряжение так сгустило воздух, что его хоть ложкой можно было черпать. С каждым словом Дага бабы как-то по чуть-чуть съеживались, а парнишка наоборот попытался что-то там невразумительно промычать:

— Энко я, мил-сир. Дядька в город-то по большому не ходил, он асрай — им стены камушком жмут, больше по лесам там… зверькам каким… — Промямлил конюх. Напряг память. — Если б он ушёл, то… эээ… в рощу бы побёг? — Лицо парня прояснилось. — Точно, есть же рощица новая!

— Да-да, наверняка к другим своим ильфам пошёл! — Поддакнула молодая бабища. — Арвен — он как все арсаи, тощий, косматый с волосёнками в пояс пояс, остроухий такой. В носу колечко блестящее. — После слов Аэлара о поисках, молодая девушка (видимо, Хельга) попятилась. — Не, меня брать на поиски не надо. А вдруг зашибут?!

Когда Энко предложил вариант с рощей группа разом расслабилась и обстановка разрядилась. Эта версия устраивала всех работничков, но вряд ли она была реальной.
Мила, всё это время наблюдавшая со стороны, не расслышала слов Зантии о вранье, но и сама могла помнить, что Даг рассказывал о каком-то эльфе в порту. Там и вправду было про утро что-то и про выпивку ещё.
Когда жрица заговорила, обе бабы стихли. Хельга стала отступать назад, и та тётка, что постарше, как бы прикрыла её собой. Они обе немного занервничали. Их явно напугали слова эладринки, но чем конкретно?... Пока непонятно.

А вот конюха это проняло явно не меньше.

— Ну… Вроде как он говорил что-то ещё? — Спросил парень, кивая Хельге и чуть приподняв брови. Та поджала губы и засопела. Подумала немного. И потом медленно сказала:

— Да, чёт припоминаю… выпить он хотел сходить, про водку какую спрашивал, но где такую подают — я не знам. — Тихо пояснила рыжая. Затем добавила. — Может в большой порт пошёл… в “Старого осётра”, у доков завалинка есть така.

В это же время, старый черепах сонно наблюдал за всем происходящим. Громадина медленно шагала в сторону дома мимо спорящих разумных и как-то странно вела перед собой рукой. Жрец нахмурился. Повернул голову к Джону:

— Подобным… талантом? — Драгонтортл в недоумении засопел. — Таланто-ом в чём? Поиске?.. — Повернул голову на длинной шеей к дому и обратно к группе. — Не-ет, я не помню такого-о заклинания. Но-о-о… — Посмотрел на работниц с конюхом. — ...где-е в этом доме сосу-уд? Вещь, от которой… получился одержимый? Я его-о не чувствую…

Глаза конюха остекленели. Он облизнул губы, глядя прямо на черепаха в полном молчании. Его глазки бегали туда-сюда. Девушки же, при этом, разом нахмурились. Парень проговорил очень медленно:

— Может… это, дядька-то и унёс? — Его ложь была откроменной.

– Что это было? Ты кто, б..., такой?! – одновременно и почти синхронно выпалили оба Чада, глядя друг на друга. Оба при этом не забывали налегать на вопящего и дёргающегося Джейка, а тот, что стоял коленом на его правой руке, вырвав пистолет, поставил его на предохранитель и убрал в левый, обращённый к стене карман своего лабораторного халата.

Вид текущего из свежей раны конструкта масла обнадёжил ТиТана.
–Как говаривал один из худших моих учеников,–Сказал он, разминая кулаки,–If it bleeds, we can kill it!

То ли пол проседал под тяжестью воинов, то ли Аиои просто повезло найти место, где было мелко, но он легко преодолел затопленный участок и вдавил нажимную плиту в пол. Дверь открылась, открыв авантюристам комнату с вышеупомянутым големом, после чего в ней что-то заскрипело, и она застряла. Видать, атака Теодора не прошла бесследно.

Ворвавшиеся бойцы спецназа не стали тратить время на разубеждение механического слуги, а просто приступили к демонтажу. Тот же оказался настолько впечатлён монологом ТиТана, что некоторое время простоял, не зная, что сказать. Хотя и удар инокса тоже не возымел особого эффекта. А вот Валентину повезло больше: его бумеранг перерубил какой-то шланг, и из голема потекла чёрная маслянистая жижа.

- Нет, зачем вы пришли сюда? Я уничтожил всё, что можно было забрать. Зачем вы вынуждаете меня убивать?!

–Вынуждаем? ВЫНУЖДАЕМ?
Тэд был возмущён. Энергичными шагами он направился в сторону врага, попутно отчитывая его на чём свет стоит.
–Убивать – святая обязанность каждого гражданина Глумхавена, и будет таковой, пока город не воссияет чистотой и порядком! Убивать всех, кто врывается в твой дом, убивать тех, кто ворвался в чужой дом – убивать в обозначение неприкосновенности частной собственности, убивать во славу городской собственности, убивать для обозначения границ собственной собственности! Убивать – это то благородное, что осталось в нас от животных! Если тебе претит это, то либо сдавайся и умри как некое подобие мужчины, либо складывай оружие и пиздуй варить борщи, лярва!
Последнюю фразу Тэд сопроводил смачной размашистой пощёчиной по голему тыльной стороной ладони, не столько травмируя, сколько деморализуя врага.

Всю дорогу в повозке Джон сидел на краю повозки, свесив ноги вниз и любовался своими обновками: Смотрел как под разными углами бросает блики серебро на новенькой рапире, вертел в руках кинжалы: раздобытый в башне и посеребреный, постоянно поправлял и подтягивал ремни на новой броне. Выглядело это так, будто перед ребенком с очень сложным детством высыпали мешок новеньких и дорогих игрушек. И он не знал за что взяться, поэтому хватал и бросал все по очереди. Что очень сильно контрастировало с прежде суровым выражением лица Джон и с его манерой общения. Видимо, он более менее привык к своей новой группе. И доверил им эту рутинную часть задания, не вникая особо.
Когда повозка остановилась и Даг пошел на разведку, следопыт засунул рапиру в ножны, заткнул кинжал за пояс и перекинув ноги внутрь, встал, отряхнул ладони и встал рядом с преподобным, уперев руки в бока.
- Как же нам разбудить почтенного мастера, дабы соблюсти все правила приличия и проявить почтение? В моих кругах в такой ситуации ведро воды на голову выливали...чувствую, что этого делать не стоит.
Приблизившись к странному созданию, Финдоу поискал, где на голове Угвая были уши или что-то их напоминающее и проговорил громко:
- Вставайте, мастер, пора изгонять нечистую силу из чистого душой авантюриста!

Зайдя на обратном пути к старичку Нораку, Зантия поинтересовалась за здоровье алхимика и его детишек. Те жили хорошо, и пускай с торговлей всё было вяло, в остальном дела шли в гору — медленно, но верно. За чашечкой чая тот поведал, что они собираются вскоре покупать новую вывеску. Да и ассортимент скоро обновят, как новый сезон начнётся — так пойдут травы!

На вопрос о легендах старичок отвечал, что может быть слыхал парочку историй знаменитых в пограничье, но конкретно Оукхарта… не отсюда он родом. Местные обычаи, приметы и страшилки — не то, что собирают люди в его возрасте. А детишкам такое и подавно не интересно. Их больше пугают россказни о призраке в заброшенном доме через квартал отсюда, но и не более того.
Если девушка хотела узнать что-то конкретное, то старик советовал ей ближе к закату сходить за стены города — в Пристанном городе, особенно в его тавернах, часто собираются компашки местных, что судачат о делах в городе. Те, кто живут снаружи, крайне суеверны! Они намного лучше знают город изнутри: его легенды, обычаи и те вещи, о которых не рассказывают ни в книжках, ни в академиях.

Часть поверий дедушка даже сам подцепил: вона, над дверью повесил веточку омелы от сглаза, говорят она помогает!

С остальными девушка пересеклась на обратном пути, когда встретила Джона и Дага, что спешили в сторону храма после окончания своей части работы. На поясе у Джона красовалась посербрённая рапира, а в руках он нёс посербрённый кинжал, в то время как от Дага легонько несло выпивкой — он приложился к кружке не сильно, но щёки колдуна порозовели. Вместе они дошли до храма, напротив которого стояли скучающий Арчибальд и о чём-то мирно беседующие Аэлам с Милатриэль.
Уже полным составом они вошли в храм и сообщили, что хотят видеть отца Угвая. На что им предложили пройти вслед за одним из служителей храма. Мальчика повёл их прочь из главного зала, наружу. Затем за храм… затем на местную конюшню.
Парень уверенно зашёл внутрь, проходя мимо лошадей и василисков, что мирно отдыхали тут и провёл группу до самого конца здания, к широкой и высокой повозке. На ней лежало нечто крупное, накрытое большим куском жесткой новенькой парусины.

— Во-о-от. Это — мастер Угвай. — Сказал тот, указывая на груз повозки и немного стянул пласт ткани. Под ним оказался громадный колючий панцирь землянисто-зелёного цвета, весь поросший чем-то вроде… водорослей? Да, чего-то такого, весь в колючках и спиралевидных тусклых узорах. — Он задремал, пока ждал вас, но это даже хорошо. Храм выделит вам двух волов — вам нужно будет просто доставить на этой повозке мастера до места назначения, затем разбудить его, попросить провести ритуал, в это время защищая, а затем уложить обратно на повозку и привести обратно. Всё ясно? — Протараторил суть всей миссии малец. Кивнул группе. — Ладно, тогда я пойду. И постарайтесь обернуться до заката… Триединство благословляет! — Сделал он три жеста, каждый из которых по отдельности был сокращенным священным знаменем каждого из трёх богов Триумвирата.

Герои могли прослушать часть его слов. И немудрено — они впервые встречали представителей этой расы, раньше лишь слыша о них. Но теперь видя в живую. Угвай был драконьим тортлом — одним из тех черепахолюдов, в чьих жилах текла кровь дракочерепах — ужасающих морских чудовищ. Один только панцирь старика в длинну достигал десятка футов, в высоту с телегу, а в ширину с трёх человек или двух орков как минимум! Панцирь жреца украшали так же куски ткани и венки из крупых незнакомых им цветков, каждый лись которых был шириной с ладошку авантюристов.

Задав пару уточняющих вопросов, группа запрягла быков в повозку и покатила жреца в сторону дома меднолобых, в глубине городского массива. Дорога заняла у них чуть больше получаса, так как повозка тянулась медленно, а народа на дорогах было много! Солнце стояло всё ещё высоко и в ближайшие часы заката ждать не стояло, но даже так, не стоило промедлять. Времени у них было всего сутки, и те истекали уже завтра днём.



Постепенно дорога привела группу в квартал, где дома стояли не так плотно друг к другу. Над землёй возвышалось множество осиротевших фундаментов, с которых снесли обгорелы остовы домов. Рытвины от снарядов на мягкой почве сплошь заросла зелень. А дороги не так давно отремонтировали…
Кажется, этот квартал находился очень близко к стенам — это было одно из мест “прорыва”, куда орда кочевников и наёмников направила большую часть своих сил. Пару улиц смело огнём осадных орудий, обстрелом пламенных снарядов и волнами отвратительных чудовищ с варварами.

Многие дома отстраивали с нуля, другие ремонтировали и недвижимость в этих местах стоила копейки, если ты был готов вложиться в восстановление инфраструктуры. Наверное, именно поэтому многие авантюристы Оукхарта скупали местные земли. Как и “Медные Любы” — группа молодых скаутов на службе у Гильдии.
Два домика с сарайчиком и внутренним двориком, оккупированный этой командой, не особо выделялся на фоне активной стройки, кипящей вокруг, так что группе пришлось потратить где-то ещё минут пятнадцать, прежде чем они наткнулись на дешево сколоченный красно-белый домишко, стоящий на старом добротном фундаменте… кажется, это когда-то была какая-то маленькая фактория, но сейчас трудно разобрать.
Из трубы домишка шёл дым, сорняки вокруг него явно были выкошены, а в речке напротив, находящейся буквально за забором здания, какая-то сердобольная тётка усиленно стирала портки и ночную одежду кого-то. Квартал жил своей, спокойной жизнью…

И ни намёка на одержимых. Как-то странно, что ли?

Отряд разделился на три части: Аэлар с Милатриэль и Арчибальдом двинулись к форту Оукхарт, где у подножия расположился храм Триединства, Джон с Дагом рванули в сторону площади глашатаев чтобы успеть к одному из местных кузнецов до начала обеденного перерыва, а Зантия в это же время отправилась к самой окраине Блошиного рынка им наперерез — там, где высились просевшие (по выслуге лет) домики одного из косых торговых рядов — квартала алхимиков.

Первыми к своей цели пришли друид со жрицей и чародеем. Они остановились напротив помпещного белокаменного храма. Словно мраморный утёс, храм возвышался над морем тени, отбрасываемой стенами форта, а его витражные окна блестели на свету.
Храм был разделён на пять секции, образовывающищ широкую пирамиду.
Центральной и самой широкой частью-основнием стал Зал Трёх Богов — главное помещение всего комплекса, украшенное внутри фантами, колоннадами держащими высокий потолок и статуями как богов, так и их самых верных легендарных чемпионов.
Дальше шли переход в три внутренних храма: по одному на каждого бога по старшинству (и статусу) каждого из них — малый храм Мишакаль слева, малый храм Палантира по центру, и малый храм Солы, как самого молодого из богов, справа.
Особняком, на “вершине” пирамиды, упирающейся в стены форта, были внутренние помещения послушников и общий склад для хранения вещей служителей, регалий богов или же артефактов сомнительного или чуждого происхождения.

Здесь им предстояла ждать остальную группу… пару часов. Потому что в это же время, другая троица окончательно потеряла себя из вида. Хорошо или нет… как посмотреть.

Первым своей цели достиг Джон. Он нашёл кузница неподалёку от границ Блошиного рынка — молодого дварфа с коротенькой рыжей бородкой, что назвался Дансином. Он обосновался под открытым небов в небольшой кузне под навесом, предлагая свои услуги.
“Быстро, надёжно и недорого” на вывеске пока что безымянной его кузни привлекли внимание следопыта, и тот сдал ему оба орудия. “Два часа и я сварганю тебе такое напыление, что не слезет даже за пять битв!”, — пообещал новому клиенту Дансин.

Даг в это же время заскочил к своему давнему знакомому — старине Диту, небольшому и малоизвестному трактирщику в старом городе. Лишь паре человек из тех, кто задерживался в Оукхарте подольше, было известно, что он внучатый племяшк Хромого Зейгера, что заведовал в свою очередь Подстреленным гоблином — таверной, в которую стекались все самые сомнительные личности нового города.
В гоблина идти сегодня не с руки, так что Булава заглянул к Диту, в его таверну “Вепрь на вертеле”. Тот встретил Дага фирменной улыбкой и предложением отведать кружки разбавленного пива за цену дварфийского эля.



— Дымная водка? — Дит удивлённо скосил взгляд на Дага, ставя кружку эля в сторону. — Сто лет о ней не слыхал. Это вроде бы как пойло такое, кто-то говорит что перцовка особенная, кто-то говорит что водка на проросших зёрнышках... тока все знают, что для бесячих всяких. Пьют её только те… — трактирщик странно усмехнулся, будто рассказывал какую-то небылицу и понизил голос, — ...кто может проглотить огонь! Ну или отсосать у ифрита... так люд простой говорит, вот те слово. — Развёл руками. И снова усмехнулся.

Потратив ещё немного времени на прочие злачные места нового города и прорядив выпивох, о которых знал, Даг мог получить от них тот же самый ответ. Конечно, он мог побросать мелочёвки и другим своим старым собутыльникам, чтобы пойло развязало им языки. Но надо ли оно?.. Это ведь всего лишь городская легенда!

У Зантии, в отличие от всей остальной группы, дела шли не так хорошо, как у остальных. Она пошла в квартал алхимиков в разгар рабоче дня, когда за лотками, в уютных павильончиках и в малых залах лавок идёт бойкая торговля. Особенно в крупных и именитых лавках, на которые нацелилась сейчас девушка.
Мэтр Губер просто не смог её принять: полуорк-охранник, малыш Бертрам, стоявший на входе в лавкух, грустно сказал девушке что “у мастера сейчас крупный заказ, зайди к нему через три дня” — ему самому было жаль, что он не может никого впустить, но… таков приказ босса! А с приказами не спорят.
Мэтрэсса Алеанна сейчас спорила с каким-то молодым жрецом по поводу покупки “редких трав из пустыни”. У них в самом разгаре были торги и ни одна сторона не хотела уступать. Тёмноволосая эльфийка жгуче уверяла парня, что он нигде не сможет продать эти товары в этом городе, потому что никто другой просто не распознает в них истинной ценности. На что наглый блондинчик уверял её в том, что если травы настолько ценны — то пусть покупает их по обозначенной выше цене.
Разговора с ней девушка просто так и не дождалась. А время поджимала.

Наконец, после блужданий по кварталу в течение почти часа, она дошла до лавки мадам Джернелл — “Дым и зеркала”, зайдя внутрь её… только чтобы понять, что и тут кипит работа.
На центральной стойке в зале стояла табличка “главный мастер в мастерской — спрашивайте подмастерье”, а вместе самой дворфийки за прилавком стоял её ученик — парнишка Гилли, только что втюхавший пару зелий какой-то группе авантюристов.



— О, м-дам Зантия! Какими судьбам? Чем м-могу помочь? — Мальчишка облокотился на стеклянную витрину, что заменяла столешницу центральной стойке. — Ох, так значит вы пришли пообсуждам городские, м-м, легенды? Простите — явно не мой профиль. — Развёл руками парнишка. — “Дымная водка” — это вздор, выдумка м-местных жителей, не более того, м-мифический напиток, который распивают только демоны. — С лёгкой ужмкой Гилли улыбнулся. — А что вас в ней так заинтересовало? Неужто собрались идти выпить со смертью?..

Так или иначе, герои собрались у ворот храма в назначеный срок. Солнце на небе давно покинуло зенит и только-только начало клониться к линии горизонта.

Мантол-Дерит, Анклав Жентарима.
Если б я был палач,
То твой визг, то твой плач,
То твой хрип, то твой ор
Был бы слышен из-за гор
Что за дрожь? Ты чего?
Здесь всего тыща вольт!
Скажи им: «Физкульт-привет",
И воде на лицо,
Крюки, иглы, в очи свет,
Пытки утром так бодрят
Я — хороший тамада
И конкурсы мои — ништяк!

Примерно такие картины строили в своих умах Биврип и Джокс, пока шли по складам Жентарима. Гном о таком думал от того, что не был знаком с методами Жентов и предполагал худшее, Джокс же – напротив – знал всё прекрасно, по этому представлять ничего не требовалось. Лишь припомнить самые лучшие моменты его работы.
Возможно, виной тому были гулкие перестуки падающих с огромной высоты капель на фоне тишины ещё даже не начавшего отходить от войны Мантол-Дерита.
С потолка пещер капала вода, стекала по накрытым брезентом ящикам и плотным стенкам палаток, из-за чего помимо капель воды и редких отдалённых голосов тишина нарушалась ещё и хлюпающими под ногами лужами.
Так было до тех пор, пока они вместе с Лортууном и эльфийкой не добрались до подвала, в котором планировалось провести допрос. Впрочем, и в нём мало что изменилось: под ногами всё так же было мокро от воды, крови и прочих, ещё более неприятных жидкостей и субстванций, обычно выделявшихся вместе с неохотно выходящей правдой.
Всем новоприбывшим предоставили стулья. Джокс и Биврип получили самые обычные, без обивки, но более-менее комфортные.

Как даме, Кинайел Драа’гиир достался самый шикарный: с кандалами на жёстких деревянных подлокотниках и ножках и спинке. Последний был нужен для шеи(Экий сервис, а!?), и был дополнительно снабжён неким механизмом, представлявшим с собой, по сути, крупный болт с намертво нанизанным(если не приваренным) на его шляпку торцевым ключом, выполнявшим роль вентиля. Джокс был более-менее знаком с таким устройством, Биврип – с его составляющими. Что характерно – оба по работе, но у обоих она была разной.
Вскоре в помещение спустился Лортуун и его переводчик: мутный худощавый хрен в латах и со стальным заострённым кверху горжетом, закрывающим аж-на всю нижнюю половину лица.


Кинайел к тому моменту ещё не проснулась, по этому бехолдер через своего человека решил разобраться с одной проблемой. Героям Лортуун выдал героям несколько кошелей, в каждом из котором нашлось по пять десятков платиновых монет.
–Каждому из вас по мешочку.–Сказал переводчик, после чего протянул ещё один. Поменьше,–И этот – тому полуэльфу, лично от Лортууна. "Заточка", убедись, чтобы до всех дошло, лады?
Вскоре в себя пришла эльфийка. Как выяснилось, она и сама не против рассказать всё, что произошло: видимо, она сама была этим удивлена, шокирована, или просто пыталась систематизировать информацию и осмыслить её. Так или иначе, переводчик принялся угрюмо собирать разложенные для допроса инструменты обратно в небольшой обитый сталью кожаный саквояж.
Что до рассказа эльфийки, то та решила зайти издалека. Выяснилось, что когда-то Кинайел была вынуждена позорно бежать из Мензоберранзана после неудачной попытки уничтожения конкурента из своего дома. Пару дней назад, когда в Мантол-Дерите уже творились беспорядки, в одной из подворотен некая Горгулья отдала ей камень, который эльфийка в своем умопомешательстве, ошибочно представила как плату от анклава дроу за убийство Лортууна. Она решила, что горгулья, которая дала ей драгоценный камень – это посланник из дома Драа’гиир, и что убийство Лортууна сможет вернуть ее из изгнания.
Лортуун поверил эльфийке. Во-первых она не отрицала, что целенаправленно пыталась убить бехолдера, во-вторых герои что-то про горгулью упоминали, равно как и про уходящее из эльфийской головы "Очарование". К тому же, переводчик Лортууна нашёл в подвале очаровательную палицу, подгившую от запекшейся на ней крови и с проржавелыми металлическими шипами в оковке, и увлечённо ей поигрывал, что тоже развязывало язык.
В общем, Кинайел явно была готова говорить, даже не смотря на то, что Лортуун планировал ещё некоторое время подержать её у себя, а потом ещё и дроу передать. Впрочем, вряд ли песенка эльфийки уже окончательно спета.

***
Мантол-Дерит, Анклав Свирфнеблинов.

Здесь, как и во всём городе, царила тревожная тишина. Этот район города вряд ли пострадал более остальных, однако почему-то местная разруха выглядела как-то... Первые бои происходили именно тут, по этому тут было больше бытового мусора: битых бутылок, разрушенных бакалейных и разбросанных вокруг в хаотичном жесте продуктов, поломанных тележек, судя по стрелам использовавшихся в качестве баррикад или мантелетов.
Побродив по району с час, приключенцам удалось поспрашивать у прячущихся по домам местных, где искать Гэббл Дрипскиллет, главу анклава и торговку солью, драгоценными камнями и редкими минералами. Выяснилось, что Гэббл и несколько других свирфнеблинов-торговцев были вынуждены отступить в хранилище анклава во время нападения дуэргаров.
Женты назначили свирфнеблинше встречу. До неё было ещё около часа: очевидно, что Гэббл захочет подстраховаться и привести с собой кавалерию – для пущей безопасности. За это время жентаримцы решили "потерять" эльфов проводить Эймона и Терена к жилищу Янты, руководствуясь тем, что с главой анклава гномов уладят всё сами.
До лавки Увещевателя Камня добрались они буквально за пару минут. Как и следовало ожидать, это место пострадало заметно сильнее остального района: дверь разлетелась щепками, окна были выбиты, внутри был полный бедлам, не украшенный, что характерно, ни единой ценной вещью.
Самой Янты не было по началу. Лишь когда герои осмотрели помещение изнутри и собрались уже выходить, она, уставшая и измученная, со следами верёвки на запястьях показалась в дверях.
–Эм... Чем могу помочь?–Спросила она после минуты молчания, убедившись, что эльфы не собираются на неё нападать.



***
Мантол-Дерит, Анклав Дроу.

-... ибо дело наше правое. Аминь! -
Перформенс Марсия, конечно, произвёл впечатление на дроу, но не факт, что нужное. Во всяком случае, тёмные эльфы начали перешёптываться между собой, и среди их реплик отчётливо распозналась одна:
–"Блаженный он какой-то. Паладин, наверное?"...
Ну что с них взять: тёмные эльфы на то и тёмные по натуре. Даром, что эльфы.

До их анклава добрались без происшествий. Что не удивительно.
Так как Сайрак, глава делегации дроу, уже не нуждался в объяснениях произошедшего, он просто распорядился, чтобы Озвира и Марсия сопроводили в рощу грибов Дроу, где видели в последний раз Флинка Тандербонка, подмастерье Янты. Как он попал в рощу – было не ясно, ибо она охраняется полудюжиной горгулий, которые никого без сопровождения Дроу не пускают. И, само собой, надеяться на то, что приключенцам удастся проскользнуть так же, как и Флинку, не приходилось.
Однако с тёмным эльфом в сопровождении насчёт горгулий беспокоиться не приходилось.
Провожал героев один из делегатов дроу, что повстречался им ещё в анклаве Жентов. И сейчас, встретив другого тёмного эльфа, он был рад возможности от них отделаться.
–К'Лептин, не в службу: покажи гостям тут всё.–Сказал он, привлекая внимание сидящего на скамейке под гигантским грибом тёмного эльфа в явно магических одеяниях, с посохом в руках и каким-то хламом на свободной половине скамьи. Хлам этот представлен был: Пакетиком розовой пыли, каким-то документом, небольшой музыкальной шкатулкой, кусочком ни то металла, ни то минерала неизвестного происхождения, латунным кольцом, склянкой с чьей-то кровью и листом пергамента, на котором изображена была сложная механическая конструкция.
Эльф представился, как Зильчин К’Лептин. На расспросы о том, что за вещи он перебирал, он ничего вразумительного не ответил. Казалось, что они не просто ему не принадлежат, а будто бы ему не интересны. К тому же, он больно охотно перевёл разговор на основную цель героев: Флинка, которого уже давно заметил в саду и к которому охотно проводил обоих героев.

Гном поведал, что пробрался сюда с помощью природной способности многих свирфнеблинов к мимикрии под камень, и что не особо понимает, зачем это сделал. В какой-то момент он даже испугался, рассказывая об этом героям: если бы это были не они, а стража дроу, то без маскировки они бы его пристрелили ещё до того, как поприветствовали!
Он рассказал о всём, что произошло в городе, со своей позиции:
Торгующий элем дуэргар по имени Кримгол Мазгардт просил госпожу Флинка, Янту Увещеватель Камня, оценить стоимость большого черного драгоценного камня. По причинам, которых Флинк не ведал, Янта не хотела отдавать драгоценный камень дуэргару, а предлагала взамен большую сумму золота. Завязалась перепалка.
Янта доверила драгоценный камень Флинку. Он пришел с ним в анклав дроу, чтобы купить ресницу в смоле – компонент для заклинания невидимость, зная, что Янта хотела бы, чтобы он это сделал. Прежде чем он мог выполнить это поручение, горгулья выхватила драгоценный камень из рук Флинка. Флинк боится того, что Янта накажет его за потерю драгоценного камня.
Флинк следил за горгульями, чтобы узнать, куда одна из них унесла драгоценный камень, но этой горгульи нет среди тех, что в настоящий момент охраняют анклав дроу, и через которых героев провели ранее.
На этом его смутные познания Флинта закончены. На данном этапе он совсем не понимает, где правда, а где ложь, где было умопомешательство, а где он поступил так, как поступил бы раньше.
–Ну и... Зачем вам всё это знать?–Полюбопытствовал Зильчин, когда рассказ Флинка закончился.

***
Мантол-Дерит, Анклав Дуэргаров.

В анклав Дуэргаров Газрим ДуЛок отправился вместе с Нарамом и Дорном. Последнего жентаримец попросил, так сказать, "идти замыкающим". Дорн намёк понял, и их с эльфом диалогу не мешал.

Как и обещал, Газрим решил рассказать, Нараму о том, какие у них дела с тёмными эльфами. Всё, впрочем, было прозаично: поскольку изгнав дуэргаров и свирфнеблинов в городе должны были остаться только дроу и женты, ассортимент товаров, которые последние будут продавать на поверхность заметно сузится, что не сможет не сказаться на их прибыли. По этому нужно было обсудить новые условия сотрудничества. Какие-то новые предприятия дроу в Мантол-Дерите, наценки на товар Жентами и так далее.
Однако сейчас, когда конфликт потихоньку рассасывается сам собой, женты могут вздохнуть спокойно: возможно, в скором времени всё – в том числе и доходы – вернётся на круги своя.

Тем временем, Нарам, ДуЛок и Дорн дошли до анклава Дуэргаров. Газрим и его люди уверенно направились к хранилищу подземных дворфов, зная, что скорее всего именно там засело руководство этой замечательной четверти города, отделанной в фирменном дворфийском стиле. Угловато, явно с бодуна, но при этом даже имеющим какие-то характерные узоры на стенах зданий.
Собственно, так и оказалось: Галдар Флэгонфист, глава анклава, неохотно приветствовал делегатов, не рискнув атаковать их, пришедших на правах послов. Вместе с Кримголом Мазгардом. Как выяснились, они оба на короткой ноге.
Последний был даже ещё более понурым, чем Галдар, однако при всём при том – более словоохотливым.
Он судорожно поведал, что на момент начала всей этой заварушки и сам был не в себе, и что сам хрен пойми из-за чего начал всё это безобразие. Поведав об этом ДуЛоку, как деловому партнёру своего друга и себя самого, он попросил помочь ему разобраться со всей этой сумятицей, ибо в противном случае изрядно потрёпанный боями анклав дворфов рискует быть выдворенным из Мантол-Дерита, что будет позором как для Кримгола, так и для Галдара, и для множества других дворфов из самых разных кланов, на которых это событие навлечёт позор.
Сам же Галдар... Ну, если сказать, что он "Ничего не понимал", то можно было изрядно приукрасить ситуацию. Понимал Галдар "Решительно ничо", и прежде чем давать своим ребятам отбой требовал объяснений. Он пока что понимал лишь то, что его друг Мазгард был под каким-то очарованием. Оно было обнаружено его подручным магом, заметившим такой же эффект у пленённой ими Янты. И, что самое странное, Кримгол, вернув рассудок, первым делом попросил отпустить Янту. И если бы не ходатайство ещё и того мага, то, вероятно, сам Кримгол уже рядом с ней был связан, "Для его же блага".
В общем, сейчас Янта уже направляется к себе в лавку, однако и Кримголу, и Галдару требуются объяснения.

Аройо Лакрост

  Инквизитор внимательно слушал всё что говорил Аройо, согласно кивал и что-то обдумывал...
– Все пункты выполнимы, мэтр Лакрост, нужно только покопаться в загашнике бастиона. Там может быть больше, чем горка свитков. На случай войны с Молтуном, любителем посягнуть на наши свободные земли, знаете ли. Так что парочка убойных посохов там должно быть... Должно быть, точно говорю! С препарацией сестра Магдалена точно вам поможет, у неё отличный набор для этого есть. Даже два. И она точно может одолжить его вам... Только если потеряете, то вам смерть покажется избавлением. Она ревностно относится к инструменту. Кстати, у неё есть некоторые особенности, шокирующие обычных обывателей. Так что вы не пугайтесь, добро?..

  Добро, потому что вопрос риторический, а они спешно шли по коридорам, впрочем обитателей местных он смог рассмотреть в подробностях.
  Как оказалось, выжило обычного люду больше, чем выглядело на первый взгляд. Но всё так же мрачной была картина. Вот например в одной из каморок, небольшой комнате с одной простой кроватью, стулом и тумбой, да грязным камином и бойницей, из котой дул ветерок, сидит заплаканая молодая мать. Её плечи сотрясаются от рыданий... В руках у неё окровавленная простыня, в простыне ребенок. Кто сейчас сможет сказать ей что то, что она держит в руках уже труп ребенка, а не сам ребеночек? Что нежные слова не заставят его проснуться? Кто осмелится? Судя по всему пока никто не осмелился.
  Это была ложка дегтя в бочке меда. Остальная картина выглядела жизнерадосней. Снующие люди, раздающие припасы пострадавшим, избитые, изломанные, в окровавленных бинтах, самый разный народ пож завязку забил коридоры. Но он жив, этот народ..
– Хорошо что мы выбрались, пацаны. Я, блядь, не знаю че там произошло, но этот бабах! - какой-то мужик очертил руками взрыв, оживленного говорил несмотря на забинтованную голову, - он чет с мозгами всем сделал. Я вот тоже с трудом удержался тёще брюхо вспороть. Прикиньте?! А ведь у меня тёща хорошая, не было причин. Просто какая-то ярость не контролируемая...

  В принципе это был ответ на вопрос Аройо - безумие не охватило всех поголовно. Что-то повлияло на разум окружающих. И только от человека зависило, упадёт ли он в пучину ярости и жестокости, этого безумного танца смерти, или же нет. Понимание что много людей в той бойне на площади была в здравом уме... Немного пугало. Людям приходилось отвечать тем же, обезумевшим..

– А вот и казематы. Здесь сестра Магдалена оперирует и помогает больным, там дальше по коридору, - Габриэль указал направо, - выход за город, именно оттуда мы пришли.
  Тут действительно лежали на импровизированных лежаках намного более тяжелые раненные. У них видны были множество швов, шин на переломанеых руках, кровавых бинтов не счесть в принципе. Здесь был стойкий запах крови и лекарств. Похоже Магдалена за это небольшое время, которое прошло с момента взрыва, работала как пчёлка. Наверное отличный хирург..

  Самая дальняя комната. Странный звук, всплывший из подсознания Аройо. Такой знакомый. По его профессии... Звук чавкающих челюстей, звук разрываемого мяса и ломающихся костей с суставами. Это не было похоже на пилу хирургическую.
  Вот проём дверной. За ним слышатся эти звуки. Инквизитор помрачнел и взглядом показал Аройо "спокойно". Точнее маг понял это как команду к спокойствию, потому что другие смыслы этого холодного взгляда не хотелось представлять.
– Что ты творишь, Магдалена? - сурово спросил инквизитор, когда они зашли.
  Габриэлю и Аройо открыламь неприятная картина - на окровавленном дерявянном столе, используемом как хирургический, лежало тело мужчины. Покореженное, без частей тела, в частности руки. Руки, которая свисала изо рта этой вот женской особи на сухожилиях, названной Магдаленой.

  Сестра Магдалена, хурург

  Пепельная, синюшно-серая кожа, черные как крыло ворона волосы, страшные клыки, синие бельма немигающих глаз, и как вишенка на торте - приятное лицо девушки 25-28 лет.
Голова была убрана чепчиком, на теле одеяние, не то с церковным, не то военным налетом, но точно медицинской направленности. Поверх этого надеты полулаты, потертые и тусклые. Наверное за этой частью гардероба Магдалена не следит, как за своим инструментом... На столе лежала металличская маска, в сетку, призванная защищать лицо. Также там была зазубренная хирургическая пила.
  Самой убойной деталью в девушке был окровавленный рот и свисающая рука из пасти.

- Да будет так. -
Решил держаться роли до конца Марсий. Профессионал он или кто?
- Я окажу брату Озвириусу помощь в его поисках, как младшему из нас. -
На самом деле полуэльф не был уверен, какого возроста тифлинг, и кто ещё из них старший, однако повод побыть в обществе этого кладезя интересной (но, скорее всего, довольно бесполезной) информации найти надо было.
- Идите, братья, и да осветит ваш путь святое солнце, и изгонит с пути вашего мрак сомнений, и дарует прозрение сродни восходу во тьме сумерек, и да убедит в праведности и наделит непоколебимостью, и... -
Вошедший в раж минестрель явно намеревался нести свою вдохновенную пургу добрых минут десять, пытаясь не порушив образа поднять боевой дух усомнившихся было товарищей, и заодно окончательно закрепить свой светоносный статус в глазах случайных жертв наблюдателей.
-... ибо дело наше правое. Аминь! -
Окончил он свою речь, распластывая очередную псевдосолнечную кляксу по широкой груди.
- Идём же! -
Не дожидаясь, пока товарищи придут в себя или поймут, что именно они только что прослушали, полуэльф подхватил Озвира под локоть и потащил в направлении, в котором по его мнению располагался анклав тёмных эльфов, старательно напевая нечто отдалённо церковно-готическое.

Э, коллеги, стоп! Не надо самим туда лезть. Давайте займем позицию за ручейком, откроем дверь и подождем, чтобы оно оттуда само вылезло. Будем расстреливать его дальнобойными атаками и кидать на ловушки по возможности. Что украшает балладу о славном герое – то не пристало расчетливому наемнику.
–Попробуем,–Согласился Тэд.–Ща кого-нибудь выманю.
С этими словами Вольфрамски опустился к ближайшему капкану и саданул по нему вывихнутой рукой. Получилось всё ровно так, как и планировал Тэд: больно. Зато теперь его раненная ручища была не просто утеплена мишкиной лапой, дык ещё и утяжелена медвежьим капканом! Ну это ли не благодать? Осталось лишь покрасить, нанести аэрографию и светомузыку туда как-то навесить, и всё! Можно идти и кадрить краль на глумхавенских дискотэках.
Но до них было ещё далеко. Сейчас у Тэда были более насущные дела: он вырывал и проёма дверь и врывался в новое помещение библиотеки.
–FBI, OPEN UP!–Сказал Тэд. Дверь он уже сам оупен-апнул, по этому сейчас пытался потенциальных противников уговорить самостоятельно вскрыть им горла и артерии, и не тратить его драгоценное время.
Тем же, кто был особо несговорчив, досталась летящая в чичло оторванная дверка. Ибо нехуй.

Аиои, из всех сил пытавшийся не отстать от товарищей, все же успел прочитать надпись на стене, и сейчас во всю раздумывал над ней. Вслух, естественно.
– Я монстр... У меня нет души... Коллеги, а как вам гипотеза: возможно ли, за дверью Поп-музыка? Вроде бы, всем пунктам удовлетворяет. Тогда, если задуматься... С одной стороны, это и честь для нас, если по ходу доблестного предприятия по завладению неэффективно_используемыми_ценностями, мы прикончим Поп-музыку. С другой, я сомневаюсь, что эту гадость вообще возможно убить. Как известно, то что мертво – утонуть не может. И опять же, если предположить, что все-таки возможно, то такие гадости обычно полностью не умирают. А возвращаются в виде призраков. Если по Мрачной Гавани в дополнение ко всем проблемам начнет бродить еще и такой призрак – тут уже не только верхи не смогут жить дальше...
И только тут заметив, куда товарищи намылились, менестрель вспомнил о тактике, следить за которой полагал своей ношей.
– Э, коллеги, стоп! Не надо самим туда лезть. Давайте займем позицию за ручейком, откроем дверь и подождем, чтобы оно оттуда само вылезло. Будем расстреливать его дальнобойными атаками и кидать на ловушки по возможности. Что украшает балладу о славном герое – то не пристало расчетливому наемнику.

– Так его Валентин! – Отозвался Аиои. – Мы не можем допустить, чтобы какие-то медведи жрали наших Кавок. Это же наше культурное наследие, черт возьми!

Сам менестрель твердым шагом направился в следующую комнату, почти не подал вида, что ему больно, когда разрядил собой первую ловушку, и на ходу потер кольцо.
– Кафка умер, Кафка умирает, Кафка будет умирать! – Провозгласил куатриль. И добавил: – Франц Кафка.
При этих словах аккурат на следующей ловушке появился следующий скелет. Какового ловушка тотчас и прихлопнула.
– Ой, что-то нехорошо мне. И птичку жалко...
Менестрелю явно требовалось перевести дух.

Маннелиг

  А шкуры ублюдочных псов всё равно держали удар как будто это оборотни. Навернакя какие-то магические твари... Так бы давно зарубил пошел себе по делам. В будущем Манну стоит озаботиться оружием с примесью серебра или вообще адамантовым, но это как ультимативное решение. И дорогое.

  Гуро наконец-то встал. Встал, получив по горбу тяжелым двуручником, но встал. И больно укусил полуорка за ногу. Это не сравнить с болью от его грозного оружия. Но вот заживающие после этогораны, не обнадеживали...
  Воспользовавшись тем, что воин отвлекся на его брата, молчаливый до этого Гор, после первого ранения пришел в лютую ярость и бросился на Манна, заключив того в свои, неожиданно, липкие объятия. Эта мразь была очень липкой и мерзотно пахла. Кожа его выделяла какой-то органический клей, который очень хорошо лип к одежде воина...
– Я ТЕБЕ СЕЙЧАС ЕБАЛО ОБГЛОДАЮ, СУЧЕНОК.!!
– А Я ЖОПУ ОТКУШУ, АХАХАХАХПААА!! - вторил ему Гуро, готовясь ко второму укусу.

Возможно, Тэд даже встречал этого Кафку. Того, который оригинальный, в честь кого скелетов называют. Сам Тэд не исключал этого, ибо поверхностно был ознакомлен с работами маэстро. Что-то неуловимо родное было в рассказах Франца. Возможно, именно Вольфрамски был первопричиной интереса мастера к трансформациям, изменению строения тел разума, от этих метаморфоз изменяющегося ещё сильнее.
Однако Тэд не был вдохновителем. ТиТан, скорее, был именно той силой, тем тайным фактором, из-за которого герои Кафки вынуждены были переживать то, что с ними сотворял автор. Возможно, Франц как-то видел Тэда в деле, видел, как он деформирует опорно-двигательные аппараты хулиганов? Или, может, гений сам попал под горячую руку Тэду, и в результате пара его конечностей поменялись местами?
Кто знает, кто знает...
Очевидно было одно: именно ТиТану мастер обязан своей жуткой фантазии, своему злому гению. И пусть сам в Тэд в этом был более, чем уверен, но озвучивать факт знакомства с Францем он не планировал. Лишь скромно заметил, затягивая зубами верёвку, с помощью которой фиксировал травмированную руку на оторванной медвежей лапе:
–А мне нфафится кафка. Офобенно – офсянная.