Голосование за ходы

Сил думать нет. Дико охота жрать. Все тело колотит крупная дрожь, господи, почему холодно как в Аду, это ведь тропики??? Бэтмен делает глоток из фляжки - единственное доступное сейчас, чтобы хоть как-то пополнить силы. Ходит ходуном нижняя челюсть, зубы стучат по металическому горлышку фляжки. "Ложись" не заставляет его пошевелиться - он и так лежит в воде без сил, не шевелясь. "По нам стреляют", "Надо добраться до пирса", время от времени вспыхивает в его голове. На пирсе сухо и тепло, на пирсе можно будет укрыться, отдохнуть и достать сухпай... "Дымы", тяжеть висящего на груди подсумка, режущего плечи наконец превращается в мыслительный импульс, "У нас есть дымы!" Бэтс закидывает винтовку за спину и нащупывает дымовые гранаты. Стиснув зубы он находит ботинками неровный коралл и начинает двигаться влево от общей группы.

- Я слева, прикрою дымом! - хрипло гаркает он, дергая чеки сразу двух дымовых гранат в своей здоровенной лапище. Гранаты начинают нагреваться, обжигая, и Бэтс срывает шлем, бросая их в него и неся, как в котелке.

- Кх... Кхрыыыы... Кто?.. - закашлялся водой обессиленный Бэтмен, имея в виду "кто меня вытащил", но бойцам вокруг было не до него. Промелькнули в поле зрения труба с Голливудом, плита, ящики - они все еще боеспособны.

- Сэр, причал пристрелян у япошек наверняк, видно ж, что они готовились. Может послать кого берегу, проверить, чистое ли дно? Зароемся и начнем вести огонь? - голос его был слаб, но сил убедиться, что он услышан, не было.

Руки Кёртиса, между тем, сами ползали по телу, пытаясь нащупать что-то недостающее. "Винтовка!", пронзил его холод ужаса, хотя казалось бы, куда уже холоднее? Винтовка, которую морпех не должен никогда бросать, которая часть его и без которой существование теряет смысл!!! В панике он задергался, озираясь вокруг в поисках потерянного оружия.

- Никак нет, сэр! - сил возражать у Бэтмена не было, он и говтов был согласиться со всем чем угодно, просто от холодного саркастического тона Физика, даже понимая, что обратно посылать хорошо плавающего разведчика нет нужды и четверть мили тот проплывет минут за десять. На фоне проплыло осознание фразы "потеряли двоих", факт, упущенный захлебывавшимся и приходящим в себя пареньком. Мрачный фатализм накрыл темной фатой отчаявшегося, обессилевшего и бороться, и бояться новобранца, оказавшегося впервые меж безжалостными жерновами кровожадной военной Фортуны, - Жду распоряжений, сэр!

- Ты!!!.. Ты!!!.. Ты, сука, ты куда смотрел??? Ты,.. ты,.. сука!!!.. - Бэтмен отпихнул Крейзи-Хорс'а, которого держал за грудки и тряс, плюя слюной тому в лицо, к борту и сам обессиленно сполз по противоположному, схватившись за голову под шлемом растопыренными пальцами и таращась безумно выпученными глазами из стороны в сторону. Как он схватил того, он не помнил - когда выяснилось, что Энкл пропал, пелена опустилась ему на глаза. Обнаружил он себя, как буд-то чуть в отстранении. Кулаки добела стиснуты на воротнике капрала, испуганное лицо над ними и кто-то грипло орет - Бэтмен не сразу понял, что кричит он сам. Испуг и растерянность подчиненного сбили его ярость. И на место ее пришло отчаянье и бессилие. Привычный, зазубренный в мэнуалах, выхолощенный ежедневной тренировкой, отработанный на учениях, порядок действий... порядок Вселенной рушился прямо на глазах, за секунды, и он ничего не смог поделать. Он смотрел то на одно лица ребят, повернутые к нему после момента потери самообладания, но встречал там, как в зеркале, то же самое отчаянье. Комок подкатил к горлу и глаза помокрели, еще секунда, и он заплачет...

- Вы маринес или солдатские подстилки?!!

Ровный, стальной голос Физика как пощечиной хлестнул по нему, заставив вздрогнуть. Бэтс как в откровение Господне вслушивался в его слова, находя в них спасение от ада беспомощности. Как хорошо, что раньше они успели укутать трубу миномета в плащи!

- Сэр, может навязать запасные жилеты на плиты и трубу, а не на бойцов, так меньше шанс их утопить? Сделаем, как скажете!

Голос его обрел хоть какую-то долю прежней уверенности, жать что это все на что его хватало. Сосредоточиться и следить за всеми, как он привык, не получалось, и все что ему оставалось - только орать:

- Нах, с Энклом, потом! Выполнять приказ сержанта, надеть жилеты! Стволы защитить от воды, мне пох, что вы туда запихнете: тряпку, гандон, говна кусок, - главное, чтоб оно было в масле и держалось! Маслом полить затворнуюю групу, щедро! Винтовку закрепить на спине, стволом вверх! Те, кто тащит трубу и плиты - винтовка на грудь! Выполнять!

Ну все, все вроде, собрались, или не все, он уже не понимал. Нет времени разбираться!

- В указанном порядке - к борту. Готовы? Пошли-пошли-пошли! ГУН-ХО!!!

Муть в голове и в кишках не покидала Бэтмена, но почему-то перестала быть гнетущей. Мир вокруг вдруг стал ярче, выпуклее, многограннее, страх предстоящего боя был смыт накатившей волной ощущений. Запах моря и соляры заливал потоком его расширившиеся ноздри, руки то гладили ткань формы, то перебирали снаряжение, язык облизывал ставшие сухими губы. Огромные зрачки вмещали в себя одновременно всех и каждую деталь их снаряжения, море и небо вокруг. Сквозь аритмичный шум волн и хаос звуков вокруг он явственно начал различать урчание дизеля LCVP. Тот играл "буги" и Бэтс начал кивать и притоптывать ему в ритм. "Да, детка! Давай-давай!" - пробормотал он закусив губу, сглотнул кислую слюну и вытер рот кулаком. А здорово ведь, а? Как-будто на танцах стоишь с бутылкой пива в лапе, с лучшими друзьями вокруг, лабает тапер и вокруг веселый гомон. Ох и вечеринка будет! Эй, эй, как это забирают Трещеточку и рассчет Подошвы на армтраки? Мы же хотим веселиться вместе! Ладно, это война, мы выполняем приказы тут. И так все будет отлично, когда встретимся на берегу!

Глаза навыкате, ухмылка кривая, он кивает всем словам Физика, тот как будто подпевает двигателю. Черт, что же он говорил?!! Черт-черт-черт!!!

- Эй ты, сюда д`вай! - тыкает он пальцем в оставшегося поднощика из отделения Трещетки, сыпя фразами, как пулемет гильзами - О'Нэйл, О'Нил, как тя там? Крейзи, Айс, давайте сюда! Крейзи, повтори, чо сказал Физик? Да-да-да-да, круть-круть-круть! Вы все слышали?! Отлично! - лихорадочно скачет глазами по их лицам, кивая словам капрала. Хитро он придумал его переспросить, ха!

- Знач так, знач так! Ты, - вытирает он кулаком рот и тыкает пальцем в О'Нила, нанизывая слово за слово в одну длинную команду, - ежли Тр`щетка назначил кто за главного передаешь ему если не так ты за главного у пулеметов оставляете Физику место впереди садитесь за ним дистанция вытянутая рука при высадке подчиняетесь Физику лично доложишь чо в его распоряжении как сядет. Понял, ну? Вы впер'ди, дистанция - рука, доложишься Физику, усек?! Молодец-давай-вперед-выполнять!.. Га-га-га!!! Косожопорылыечерти, реально ж! - тыкает пальцем в сплеск от снаряда, упавшего неприятно близко и, неподдельно радуясь ему, вытирает кулаком рот, - Так чо там дальше, чо дальше? А! Помошники наводчика отдают пончо и заворачивают минометы. А то ж тут брызгает, видели ж, га-га-га! Дистанция - вытянутая рука в порядке счета все докладывают чо как плавают. Умеющие с'дятся сзадей и приглядывают при высадке. Прав-борт - второе отделение, левый - третье, вы двое самыми последними, я замыкаю, сохраняем порядок при высадке. Поехали!

- НЕ ВЕШАЕМ НОСЫ, ПАРНИ! НА БЕРЕГУ ПОВЕСЕЛИМСЯ КАК СЛЕДУЕТ!!! - орет он уже на всю лодку, бесшабашно разместив жопу на задней переборке десантного отделения, как на заборе и болтая ногами. Мутит, охота блевануть, та и наплевать. Губы опять сухие, он машинально облизывает их и вытирает рот кулаком. Мотор не переставая крутит пластинку с "буги", Бэтмен кивает ей в такт, косо улыбаясь. "Местечка нет лучше, чтоб кайфу отгрести. Оно открывается с пол-ночи до шести*" - крутятся в голове слова песни. Ну что за расчудесный денечек, а?!!

Заиграл марш, и Бэтмен будто очнулся ото сна, лихорадочно пытаясь сообразить, где он и что происходит. Утрений воздух холодил свежевыбритые щеки, неудобно давили на оцепенелое тело ремни амуниции, трубили бравую музыку динамики. "Трубы Иерихонские" прошептал он одними губами и оглянулся вокруг. Минометная группа была в сборе, каждый боец на своем месте. "Сержант Кёртис Витт готов выполнять приказы! Вперед, Темный Рыцарь!" - доложил он сам себе, чтобы окончательно вернуться в реальность. Пустой желудок свернулся жгутом, замутило, воспоминания о качке и джеме поднялись к горлу металлическим вкусом желудочного сока. Бэтс поморщился и не глядя выдавив таблетку сульфата бензедрина из упаковки, отправил ее на язык. Коротко глотнул из фляги смывая ее в желудок вместе с неприятным привкусом во рту. Ему нельзя сегодня подвести группу, роту, Страну. В этот раз он должен быть в лучшей форме.

Все что случилось до звука марша было как в тумане. Дни были похожи один на другой - он на автомате муштровал группу каждодневным осмотром и пересборкой минометного хозяйства, все по полевой инструкции, следите, черт вас дери, чтоб грязь не попала на штырь бойка, лениво принимал участие в немудренных розыгрышах, лениво гонял мяч с ребятами, жрал, срал, мылся теплой соленой водой, спал в душной, где воздух запержен до густоты морпехами на бобовой диете, каютке на насквозь мокрой от пота простыни, чистил зубы зубным порошком "горная свежесть", брился, на автомате муштровал группу, все по инструкции, лениво принимал участие в розыгрышах, лениво гонял мяч, жрал, срал, мылся водой, спал в душной каютке, чистил зубы и брился, муштровал группу, лениво принимал участие в чем-то, лениво что-то делал, жрал, срал, мылся, спал, брился-чистил-зубы, муштровал... По кругу, раз за разом, как сомнамбула, как голем, он выполнял одно и то же. Мысли ушли из головы напрочь, осталось только мутное душное движение через железное брюхо корабля и набор одинаковых картинок в той же самой последовательности...

Единственным ярким пятном во всем этом был карточный турнир и выигрыш Трещотки. Паренек запал в душу увальню Бетмену и тот болел за него всем сердцем, радовался как ребенок его победе и каждый раз когда видел рыжую шевелюру, мелькавшую то тут, то там, невольно улыбался.

Но и это смазалось бесконечной чередой дней, затопленных болотом безмыслия - не думал он ни о родных, ни о предстоящем сражении, забыл предупреждения Физика о погоде и Крейзи-хорсе, с тудом иногда вспоминал свое имя. Бэтмен лыбился когда все ржали, жевал, не чувствуя вкуса, когда все жевали, чертыхался как и все от запаха в каюте, но искра божья не вспыхивала на дне его пустых глаз. Когда объявили высадку, он тоже не проснулся. И поесть так и не смог. Даже вилку не воткнул в еду - просто не лезло. Отвернулся, встал и вышел из столовой.

И вот он наконец очнулся, он на палубе, в строю, гремят трубы. Накатил, наконец, страх, за ним возбуждение и злость, за ними пришло воспоминание об обязанностях:

- Ком. отделений - проверить наличие дымовых гр'нат и штатную комплектацию! На п'грузке не толпиться, не дергаться, п'мочь пулеметам погрузиться в-перво! Ящ'ки держать крепко обеими клешнями, как жопу подружки! Пускать ток если уверены, что приняли! Кто утопит мины или, спаси Господь, миномет, сам отправится нырять за ним, пока не достанет! Д'вайте ребята, не облажайтесь, Уэлл-Уэлл и Иисус смотрят на нас прям щас, лично!

...

Осень, яблочный сад старика О'Нила. Ветер шумит в кронах, ласково греет макушку солнце, спину ломит, руки тянут вниз тяжеленные корзины яблок - старик сказал, что по окончанию сбора можно унести сколько поднимешь за раз и Курт из последних сил радостно тащит неподъемные для пацана корзины, чтоб принести домой побольше, он счастлив и горд... Палуба. Руки тянут вниз ящики с боеприпасами. Бэтмен тащит их и еще подсумок гранат сверх выкладки, не помешает. Спины товарищей впереди согнуты под весом снаряжения. Скрипят тали на шлюпбалках, отправляя вниз вдоль борта тяжелое добро минометной группы.
- Индюк, двумя руками, черт тебя дери! Подошва, принял? - Бэтс подхватывает падающий из рук неловкого салаги ящик, не давая тому упасть. Его широкие плечи то тут, то там на погрузке, помогают справиться с тяжелым снаряжением, поддерживают высаживающихся. Наконец, сдерживая вновь подступающую тошноту он сам ползет по канатам сети вниз. Ботинки стукаются об пайолы десантного катера, те чуть качаются под ногами и Бэтмен, стиснув зубы, чтоб тут же не блевануть, впечатывается в борт для хоть какой-то опоры.

- Ком. отделений, пр'верить личный состав и снаряжение, - цедит он сквозь муть, - Доложить.

...

Осень, ярмарка. Кёртиса-подростка тошнит молочным коктейлем после карусели. Молочным котейлем, за который его отец заплатил целый четвертак по ярмарочной цене. Ему вовсе не так весело, как обещал зазывала. Совсем не весело. Желваки играют на скулах отца, он молчит и не смотрит на Курта и это хуже всего. Он разочарован и ему стыдно за сына. Кёртису тоже стыдно, он стискивает зубы и не дает очередному рвотному позыву пройти дальше горла. Ему гадко, его мутит, но он не может продолжать разочаровывать отца... Борт десантного катера, над головой качается небо, неизбежно подымается по пищеводу очередной рвотный позыв. Бетмен стиснул зубы до хруста, не слушая кивает докладам капралов. Ему вовсе не так весело, как обещал вербовщик. Совсем не весело. Но он не может разочаровать Корпус. Веки с силой сжаты, так что в глазах плавают огненные круги. Бэтмен нащупывает в нагрудном кармане бензедрин и с трудом, в паузе между волнами, глотает вторую таблетку. Чертов коновал, подсунул порченное снадобье, совсем не помогает!

- Сержант Витт! - наконец крикнул почтальон, и в руки Курту полетел конверт журнального размера. Он залыбился во все 32 здоровых зуба, до жемчужной белизны начищеных ежеутренне порошком Squibb, "освежающим как горный воздух", черт подери! Даже не глядя, он уже знает, что там внутри, но пока не будет открывать, прибережет на потом, на вечерние часы, отведенные на личное время.

Служба в последнее время стала докучать. Раньше оно было как-то повеселее - новая страна, новые люди, чудные, но славные, коль пообвыкнуть. Сослуживцы таскали в приключения, и пару-тройку раз он даже гулял с местными девушками, теми кого не склеили более бойкие и сметливые. Ходил под ручку, ел мороженное и в кино, само-собой и даже обнимал их за талию на танцах. Но в танцах он был не мастак - если ноги девушке не отдавил, то уже повезло, да и в прочем в обхождении с дамами тоже не блистал. В общем-то, говоря на чистоту, и те "красотки", что доставались ему в пару и не заставляли его сердце стучать чаще - так, коль уж все парни гуляют с цыпочками, стало быть и ему не отставать надо. Когда треп заходил о ночных подвигах - он отбрехивался всегда, ведь рассказывать-то и было особо нечего. Другое дело побегать с мячом под мышкой с парнями и местными, попить пивка, послушать музыку, а еще лучше - рассказы бывалых ребят о службе и подвигах, да и просто дышать звенящим радостью жизни воздухом, как им может дышать только молодое здоровое тело, не перегруженное лишними мыслями в голове, прилепленной Господом сверху плеч по воле и образу Его.

А сейчас стали гонять, как ковбои коров - муштра, выматывающий бег с тяжеленным снаряжением, опять муштра, стрельбы, черт возьми те кривые пули что ему постоянно, как на зло, отсыпал ганни. Кэп накручивает Манго, Манго задалбывает, насколько выходит, Физика, тот муштрует остальных сержантов. Но на то ведь она и служба. В первом отделении Подошва с Хаскеллом спелись давно и строят из себя умников, честь с ленцой отдают и носами крутят от приказов. Во втором много из себя строит Голивуд, а Колламбус какой-то малахольный, далось ему в морпехи, как прошел вообще? Третее вообще через одного - доходяги а капрал - наполовину узкоглазый, что вообще стремно. Но ничего, Бетмен никому спуску не даст! На то она и служба, верно ведь? Может у кого-то один ботинок будет не так блестеть как другой, или пуговица вдруг не застегнута, но зато минометное хозяйство все в идеальном состоянии, да и прочее - тоже. Исправно, проверенно 3 раза и еще разок для уверенности! По слухам, на учениях жалеть минометных боеприпасов не будут, и вот тогда их малышки-минометы покажут, что не зря сержант Витт пришил свои лычки. Может и Физик расщедрится на похвалу, с чем судьба не шутит?

Но это будет потом, а сейчас его ждет персональная награда за службу, приехавшая с почтой из дома. В укромном местечке, так чтоб не попасться на глаза сослуживцам, Курт разорвал конверт. Не торопясь, несколько раз прочитал письмо из дома. Брат попал в очередную передрягу, но отделался общественными работами. Сестры рассказывали о мелочах и сплетнях, благодарили за присланные деньги. В целом - дома все было О'Кей. Он сложил письмо в нагрудный карман, клацнул открывашкой банки пива, сделал длинный глоток. Закусив губу от удовольствия долго разглядывал обложку, и, наконец, открыл первую страницу присланного братом комикса, небрежно перелистнув рекламу в начале:

"Вы слыхали, что дикий леопард не лишится пятен и плотоядный стервятник не превратится в нежную голубку..."

Про учебные десантирования Бетмен не хотел вспоминать. Хорошо что ребята не облажались - сам он щедро обблевывал борта плав-средств овсянкой, тушеной фасолью, кусками кукурузного хлеба и чертовым-мать-его джемом, клубничным или апельсиновым, на выбор, и с трудом потом переставлял ноги первое время на суше. После этого опыта корабельная жратва лезла ему в горло с трудом. Он выменивал на курево личные запасы у сослуживцев для хоть какой-то радости, но получалось это все реже, и делало его все грустнее.

Комикс был зачитан до дыр и переобговорен в самых мелких деталях.

Хоть это и не страсть Бетмена, но от безделья он пару раз перекинулся с ребятами в картишки. Немного проиграл, немного выиграл. Расслабился.

Исправно посещались Кёртисом протестантские службы. Во-перво крекер и вина дают глотнуть, а есть там "пресуществление" или нет, по поводу которого его отец не любил англиканцев из Церкви в паре-тройке миль от их методистской, он простодушно считал мудрствованием. Но он-то хоть знал, что это понарошку, такой знак уважения, в отличии от католиков, которые всерьез воображают, что едят и пьют Иисуса. Как его можно есть, он же Бог, вы сами подумайте? Смех да и только! Потом еще Пастор красиво говорит, какие они молодцы и рассказывает историю интересную. Курт любил особо историю про то, как Иисус почти сам развалил город врагов с помощью здоровенных труб. В голову ему, конечно, не приходило, что это "немного" не тот Иисус, что на кресте. Ну и в целом, он же не дурак, понимал, что скоро многие из славных ребят вокруг будут страдать и умрут. И он может тоже. Ну так и Иисус страдал и умер, и был вознесен. Ну и мы вознесемся. И получалось, что все они суть Святое Воинство и впереди, как ни крути, - Святое дело, Рай или Слава. Пусть все мы и грешны, а некоторые - жиды или безбожники даже. Аминь, братья!

Вот, стало быть, что он думал про то, что им предстоит, так-то вот. Только сказать это в микрофон - пусть лучше кто-то языкастый лучшее. Вот Трещотка - молодец, не пропадет, чертяка, прям сказал в точку, Курт аж разулыбался, глядя на капризный рыжий вихор и задорную мордаху сержанта.

"Задачка" про погоду от Физика все еще мучала Кёртиса, но к самому ему идти он не решался. Других сержантов такое было спрашивать не с руки, и в итоге он придумал пойти к Донахью. Подоплеки он не знает и если пошлет, так и не страшно:

- Сэр, разрешить-обратиться, сэр! Тут это... можно ли про погоду спросить, сер? Митиасводку то есть! На день высадки, сэр? - и вытягивается стрункой, в глазах пустота, на лице - исполнительность.

- Бет-минометы - азимут 76, дистанция 720! Пришло время задать добрый урок этим ползущим во тьме отродьям с прогнившими серцами, и пояснить, что здесь нет места для коварных замыслов их испорченных умишек! Я просчитал все ваши подлые планы и успел подготовиться заранее, вы, жалкие ничтожные подлецы, трясущиеся от страха быть пойманными! Пришло время заплатить за ваши преступления полную плату! Взрыватель контактный, три Бет-мины - ОГОНЬ!

Нет, конечно, сержант не декламировал этот по-комиксному переперченный монолог вслух, он звучал только у него в голове и там же, в воображении, ему казалось, что смазанные, неуловимые глазу силуэты выплевываемых куцыми стволами мин распахивают крылья летучих мышей, улетая к цели. Глупо, но эта внутренняя игра позволяла ему сосредоточиться на происходящем, не раздергиваться от пристального внимания начальства и не терять фокус на слаженной работе группы, то есть Бет-комманды. Плечи его развернулись, подбородок отвердел, взгляд впился в цель, тесная маска давила на скулы, невидимый плащ хлопал на ветру.

- Я - сама ночь... - беззвучно произнесли его губы, когда мины кучно легли по скону пригорка, раскидав как кегли воображаемого Джокера со своей бандой мафиози.

Будь Кёртис песиком, он бы звонко повизгивал и махал бы хвостом как бешенный после последовавшей скупой похвалы ганни:
- а-Ктооооо у нас туууут хорооооший маааальчик? Ктооо молодеееец, а-кто такой красиииивый, а-кто же это такооой?
- Я! Я! Я самый лучший мальчик на свете! Это я! - заливисто тявкало сердце, которое щедро чесала за ухом раздувающаяся гордость за себя, за группу, за взвод. Курт же просто заалел, а потом запунцовел, силясь сдержать раздирающую кончики губ улыбку. Прям как сельская девчонка, которой неловкий ухажер на танцах впервые подарил куцый букет маргариток. Он преданно смотрел в спину уже забывшего о нем Кремня и думал о том, что не будет неделю мыть плечо, по которому тот хлопнул, какие ребята молодцы и как все здорово и вообще, что это лучший день во всей его жизни! Пытаясь выглядеть хладнокровным и бывалым, он как-бы небрежно начал цедить сквозь зубы группе, всетаки расплываясь в итоге в улыбке:
- Слыш'ли, доходяги, Кремень нас п'хвалил, а? Ничо-се, так скора и ад замерзнет, чес-слово!

И тут замолчал сначала один пулемет, а потом второй, забегали посыльные. Чертовы пулеметы, нельзя, незьзя доверять этим жрущим масло лязгающим железякам! Не знаешь, что происходит, а самое главное - ничем не можешь помочь... Теперь уже парень не находил места, куда деться от тревоги - что случилось, насколько все плохо?

Уж потом и то, что их группу отметил Ами, не доставило эйфории, хоть и радовало, конешно. Хорошо - Трещотке не досталось! За Манго сердце особо не болело, белая кость, сам себе на уме. За клоунов Дойчи и Лунатика тоже как-то не особо, сами виноваты. А вот ставшее еще более каменным, хотя куда уж, лицо Физика не на шутку расстраивало - он же спас всю ситуацию, а в итоге сам получил... Зато некоторые ребята из-группы в итоге оказались не такими мудаками, как ему сначала казалось, и может сержанту и не стоит слишком панибратствовать с подчиненными, но так уж само складывалось.

"Ладно, все непременно наладится", думал он в душе, растирая мыло по своему мощному телу. Вокруг, в струях пара, блестели фигуры других морпехов - крепкие шеи, мощные плечи и тугие бицепсы, рельефные ноги в мыльной пене, скульптурно обрисованные тусклым светом, отраженным от кафеля. На секунду ему причудилось - что он стоит среди супергероев, снявших плащи, маски, сапожки и трико, и пронзило явственное, четкое, до мурашек по позвоночнику пробирающее понимание - он тоже один из них.

В раздевалке они пересеклись с Трещоткой. Рыжий, всклокоченный, сутуловатый, он на супергероя не был похож. Это было не его конечно дело, но чего-то ему было и жалко Трещотку, и хотелось поддержать, ну как брата типа младшего. Такт и политес достоинствами Бетмена никогда не были, и он уж сказал как мог, не задумываясь, что его навязчивая поддержка может вызвать и раздражение:

- Эй, Чудо-Мальчик*! Там это, с пулеметами, это ж с каждым может случиться. Не подфартило просто, да и балбесы эти! Когда дойдет до дела, ты покажешь! - и он по-братски положил Трещотке руку на плечо, чуть нависая из-за роста и глядя сверху вниз телячьими глазами, - Ты всем еще покажешь!

- Как же на треть, если и Нога и Ноль не в деле? На две четверти должно быть? Сенсей, разреши, похороним 115-го? - Восьмеркин вежливо сложил руки перед собой кольцом, ладонями одна к другой в полу-поклоне Языку, - мы быстренько! Камнем прикинем, чтоб койот не порыз. Сил хватит, бродяг еще пнем. А доля, то дело последнее. Мало все-таки нашего племени. Позволь! - кланяется он, уважение показывает, подхалимничает

- Ну и если цена в силе, то Ноля я выкуплю. Без обмана, я ж парень простой. Что в кармане на то и кучу. Шапку да сапоги оставь, чтоб дорога не в тягость и солнце не пекло. Знаю, что осерчал ты на него, но со всем, что есть, тебя прошу!

Двести-двадцать-восьмой щурясь смотрел на искрящиеся как драгоценные камни изломы мягко катящихсяся волн. Лазурная вода плескала о плывущий по ней снежно белый лотос, в центре хоторого сидел тоже в позе лотоса, закрыв глаза, наш герой, безмятежно улыбаясь. Легкий ветерок трогал его лысину и щечки, цветок мягко покачивался на волнах. Безмятежнотсь и спокойствие наполняли все вокруг, струясь сквозь тело и свечением выходя из темени. Нежные девичьи голоса тянули мантру ом-мани-пеме-хунг, и вибрация ее звучания составляла одно с пульсирующим ритмом свечения

Шум ворошения рядом заставил Восьмеркина открыть глаза. Нет воды и нежного ветерка, вокруг опять та же пустошь. Он потянулся, встал начал собираться. И тут с Ногой этот поворот. Непонятно зачем, ведь уговорились уже. А он даже думал своими дромами поделиться в Оазисе, когда расходиться будут, чтоб они совсем босые не оставались. Дурное дело, Уговор нарушать, неджентыльменское. Хоть у Языка планка не просто плохо держится, а вообще не прибита, но за сказанное он стоит. Думал Восьмеркин в Оазисе уж помозговать, куда дальше следить, ан нет, ситуация раньше за него решила

Ножики сами в руки легли: старый товарищ и новый дружок. Прыг-скок, и он на фланге у Языка, со стороны Ноля. Так чтоб одним фронтом, прикрываться Языком от Ноги, а сам Языка от атаки Ноля закрывая. Нулевого не атакует, если тот не начинает первым. Смерти ему не желает, да и нет в ней нужды

- Брось дубинку, а? - грустно, почти жалобно просит он, глядя тому в глаза

Только Восьмеркин начал жевать практически деревянный, выуженный из хабара кусок вяленного "непонятноче", как ситуация опять обостриласть

- Н-н-о-ОЖ БРОСИЛ! Н-н-а-А КОЛЕНИ! - дерзко орет вставающему люмпену 228, нарядно одетый в новый кожаный лапсердак и шузы с чужой ноги. Социальный лифт в действии! Пять минут назад - тело с отбитыми репродуктивными мудями, сейчас - уважаемый путешественник по пустошам!

- СУКА, Н-н-а-а-АС БОЛЬШЕ! ЛЕГ ИЛИ СДОХ! - акуратно пятится он от неизвестной переменной в уравнении его сегодняшней сытой непорезанности, изображая крайнюю дерзость. Совершенно нет потребности отмечать, что он имел в виду иное, а точнее: "Дорогой друг! То, как Вам видится эта ситуация - досадная случайность! Давайте отложим мечи в сторону и пусть острия копий смотрят в небо, пока наши возницы пережидают ночь за общим костром, когда мы учтиво и уважительно разделяем вдохновляющее общество друг-друга..."

- Я, видимо, многое упустил? - Серж в недоумении выслушивал пропущенные детали касательно проклятия и последствий.

- В подсобке за кухней есть чистая одежда. В моей машине найдется место для двух чистых пассажиров без нелегального оружия или других доставляющих неприятности вещей. Простите, ничего личного, но я недавно поменял обивку салона и мне не нужны проблемы со случайным патрулем. Я бы сжег это место от греха подальше вместе с трупами тварей. Неизвестно, что в их крови и мозгах, которые тут кругом, обнаружит экспертиза. К делу подключат Федов. А я планирую как можно скорее оказаться за границами штата и надеяться быть вне местной юрисдикции и федерального розыска.

- Думаю, я несу ответственность за обращение официантки. Говоря откровенно, я в полной растерянности, но времени на моральные терзания у меня нет, потому моим попутчикам придется мне с нею помочь. Я вижу, мистер, - обратился он к Корпиндеру, - что вы тоже этим обеспокоены.

Серж достал из-за пояса джинс пенал с одноразовыми шприцами и пузырьком бесцветной жидкости, надел на шприц иглу и начал набирать инъекцию. Постучал по направленному вверх корпусу шприца, выпустил воздух и тонкую струйку лекарства.

- Девушку я усыплю. Оставшихся свидетелей лучше напоить насильно и вывезти куда-то в относительно жилые места на их же транспорте, имитировать пьяные аварии. Закусочную - сжечь дотла. Вы в деле?

В глазах Убегающего Последним закрутились красные груги, гортань передавило, когда рука ударилась о деревяшку и бездумно схватилась за нее. Из темной холодной глубины потащила его палка навстречу свету. Ноги нащупывают дно. Воздух. Кашель выворачивает горлянку, вода брызжет изо рта и носа, дрожат сильно плечи

Похоже, Поющая его от последнего сна спасла
Копье со шкурой тоже достали. Ветерок заметно охлаждает промокшее тело Убегающего Последним

Территория кочевья вашего племени - предгорья южных границ Тундростепи. Несмотря на вечную мерзлоту, сухой климат и большое количество солнечных дней в году препятствуют заболачиванию низин, основу растительного покрова земли составляют травы и дикие злаки, количество кровососущих насекомых незначительно. Хоть среднегодовая температура ниже нуля, разница температур зимы и лета невелики. Зимой Снежный покров не глубок. Это позволяет кормиться огромному количеству крупных травоядных и выживать - человеку.



Животный мир
Царем животного мира тундростепи является, конечно, мамонт. Высотой в пять людей, огромный источник еды и материалов. Забитый крупный самец мамонта месяц может кормить до 100 человек, если успеть заготовить еду впрок.
За ним по привлекательности следуют Шерстистый носорог, Мускусный бык, Зубр, Олень и Горный козел. Конкурентами человека и главной опасностью являются Пещерные медведь, лев и гиена. Росомахи и Песцы уже сторонятся человека. Прочие крупные животные если и встречаются, то крайне редко.



Растительный мир
Холмы и равнины тундростепи укрыты травяным покровом, кустарники и деревья редки. Впрочем, растительный мир способен и без охоты прокормить человека. Дикие предки овса и ячменя, корнеплоды, грибы, ягоды дают обильные урожаи, многие можно искать и зимой.

Человек
Хоть человек и активно заселил эти пространства, популяционная плотнотсь его низка, и на одного человека может составлять до 100 квадратных километров.
При среднем размере племени в 25 человек это составляет пространство больше дневного перехода. Племена контактируют друг с другом редко и чаще предпочитают избегать друг друга - конфликты небезопасны, а ресурсов, за которые можно конкурировать, и уникальных ценностей, которыми можно обмениваться - почти нет. В исключительных случаях конфликтов более слабое племя как правило просто перекочевывает дальше от победителя.

Господи Иисусе! Серж замер, когда "профессор" показал оружием, но как только показался дробовик, еще до выстрела, истошно заорал:

- НА ПОЛ!!! ВСЕ НА ПОЛ!!! ЗАКРЫВАЙТЕ ГОЛОВЫ!!!

Первое правило первой помощи - не пострадай сам. И последние слова Серж уже кричит, лежа между столиком и диваном. Недопитый, слишком сладкий, уже остывший чай из перевернутой кружки дотекает до края, и начинает капать с него, как с карниза в легкий дождик, на пол, голову и шею Сержа, пока тот, сделав пару успокаивающих глубоких вдохов-выдохов, набирает 911. Палец его над иконкой вызова. Капля упала на экран, вторая. Если его номер попадет в отчет, возникнут вопросы. Неподходящие вопросы. Он сбрасывает набор, ставя телефон на бесшумный режим и включает запись видео. Телефон, как импровизированное наблюдательное зеркальце, высовывается в проход. Из такой позиции мало что можно разглядеть, кроме брызг крови, мельтешащих ног и ползающих в проходе тел.

Гребаный чай, ну перестань ты уже капать, ну какого хера?

Захлопнув багажник и поставив машину на сигналку, Серж поплотнее запахнул пиджак - печка авто заставила забыть, как вечерами холодает, и вжав голову в плечи споро посеменил к дверям в светлое и теплое помещение, оглядываясь на багровый закат.

- Чудесный вечерок, - растирая плечи ненавязчиво поздоровался он со всеми, и одновременно ни с кем.

Бухнувшись на один из ближайших стулов стойки, он поднял в воздух два пальца, обращая на себя внимание персонала, - Мэм, черный чай и яблочный пирог, если вы будете так любезны! - хотелось кофе, но то что подают в придорожных забегаловках, … Мысли сбились, когда начиная отходить от дорожного оцепенения он понял что что-то не так и наконец разобрал знакомый запах. Мужчина напрягся и сглотнул, с трудом удержавшись от того, чтобы оглянуться. “Все вокруг спокойны. И я спокоен. Не надо дергаться”, закрутилось у него в голове.

- Вот что, мэм, я пересяду пожалуй за тот столик, - Серж оправился в левую, полупустую часть, и сел на предпоследний диванчик, лицом к залу, вроде и не совсем в углу, и всех видно. Достав смартфон, он начал скролить экран для виду, лихорадочно размышляя. Здесь что-то уже произошло. На кухне или в туалете, но никто об этом еще не знает. Неприятности и сложности ему совсем не нужны. Сейчас все обнаружится, закричит официантка, и он под шумок спокойно отчалит в другое место, где сделает все, что хотел без шума и не испачкавшись. - Спасибо, мэм! - украдкой поглядывая на посетителей, не жалея насыпал сахару в чай и начал ковырять вилкой пирог - углеводы хоть как-то его поддержат.

Появление новых действующих лиц заставило его похолодеть. Федералы? Нет, человек не может быть так силен. Кто-то из таких же как он? Окаменение. Идет не к нему.

План свалить незаметно внезапно стал особо актуален.

КомпАс милонги будто пробудил старого сыча от летаргического сна. Старик заморгал, встрепетнулся, подался вперед, раздувая ноздри.

До того всю танду он сидел почти неподвижно, взглядом из-под усталых век обводя танцующих, изредка причмокивая губами и скалясь на чей-то удачный шаг или хорошую фигуру и конечно не отказывая себе в удовольствии любоваться дамскими ножками, бесстыдно выставленными на показ модными фасонами туфель или чопорно прикрытыми по всей длине ступни классическими моделями. И, конечно, весь театр, разворачивающися в ронде он не упускал так же, и хоть маска чуть надменного нарочито ленивого безразличия не сползала с его лица, как комар, воткнувший жало в горячее полнокровное тело, он тянул и тянул те страсти, что плескались вокруг.

Довольные, подбадривающие возгласы, щедрые хлопки певцу и музыкантам, подмигивание официантке и он вновь готов пасть в полудрему,... но озорная пробежка пальцев бандонеониста по клавишам совершает с ним волшебную метаморфозу — широченная улыбка прорезает его морщины, глаза открывются, носок штиблета уже отбивает синкопу, а взгляд стреляет вокруг — говоря откровенно ему не очень важно, с кем сейчас танцевать, главное, чтобы этот озорной ритм заводил даму так же, как и его.

Альберто важно, с легким поворотом наклоняет голову, поджимая губы и прикрывая глаза, ответно делая вид, что это имеет значение. Хотя, неверно. Это имеет значение и для этого молодого толстосума и для него, и дело не в том, где один а где второй. Дело прежде всего в уважении к самому себе. Это марка и дорогого стоит ее держать: вдвойне, если непросто себе это позволить, и еще более — если можешь себе этого не позволять. Вовсе не игра. Повезло малышке, ... а может и не повезло: этот парень знает что делать с женским сердцем, да и с женскими ногами тоже — каденция в шаге сразу это выдает опытному глазу. Эй, на паркете, конечно! Как вы могли заподозрить старого Альбертито в таких неуважительных мыслях к юной прекрасной персоне, кхе-кхе-кхе? Ободряющая улыбка и подмигивание провожают рыжую красотку в увлекательное приключение.

Рука с тлеющей папиросой замирает над пепельницей, глаза внимательно смотрят в зал, одновременно на все и никуда.

- Прекрасная сеньорита, не беспокойтесь! Я дам отпор любому неугодному вам, коль уж ваш примо* безответствено не заботится о вас должным такого соровища образом!

Ах, двоюродный брат? Ну чтож, быть может. Взгляд старика чуть не выдал его секундного разочарования - дразнить неуспешного ухажера было бы куда забавнее. Впрочем, осклабился он, глядя на смелеющую игру взглядов рыжей гринги, будет на что посмотреть. Пусть этот флако* больше беспокоится на счет "набитого бумажника", вызвавшего ее интерес, хехехе.

Изрядно измятая папироса наконец отправилась в свой последний путь, обволакивая лицо милонгеро вуалью дымных клубов. Расслаблено окинувшись на спинку стула, он уже предвкушал свое зрелище, как римлянин на скамье Коллизея. Вот сходятся на арене пары гладиаторов. Кому-то повезет уйти малой кровью. А кто-то непремено падет сегодня с пронзенным насквозь сердцем, попранный безжалостным победителем. Посмотрим, кто выйдет невредимым из наметившихся схваток.

Очередной клуб дыма скрыл насмешливую полуулыбку Альберто.

- О, сеньорита, простите старику, совершенно растерянному от вашей красоты эту недопустительную забывчивость! Мое имя Альберто Арьенас, и я счастлив более чем чему либо в жизни чести знакомства с вами!... - видимо уже вновь готовый пролиться водопад из комплиментов был прерван появлением официанта. Старик нахмурился и бросил косой насмешливый взгляд на Мигеля и фыркнул:

- Это ваш родной брат, сеньорита? Вы совершенно непохожи! Тогда мне в соблюдение приличий следует удалиться,.. - он начал картинно вставать, но споро уселся назад, когда Эстер его остановила, - Ох, с его стороны так неразумно оставлять вас без компании! И я с вашего милостливого благословения подожду его за этим столиком, чтобы не оставлять вас в одиночестве! - Альберто допил свой ликер и щелкнул портсигаром, вытаскивая папиросу и разминая ее бросил еще один ироничный взгляд на Мигеля, дождавшись, что тот его поймает.

Старик чуть нахмурился: общие рассуждения англичанки были далеки от привычного ему взгляда на вещи, впрочем, (улыбка вернулась на его лицо) она кажется была заинтересована и Городом и Танго, а значит была к ним расположена? О, эти грингас, они никогда не говорят напрямую то, что чувствуют! Такая красота и столько холода, как это возможно?

- Эстер, какое прекрасное имя! У нас говорят Эстреша, звезда! - Альберто произносил испанское “эстрейя”, как и все слова с сильным местным акцентом, существенно более мягким, чем резкий академический кастильский говор. И вправду, вы сияете сегодняшним вечером взойдя в сумерках этого зала, и солнце убегает, уступая вам власть над светом! Смелость и осторожность прекрасные качества в череде ваших достоинств, но хочу все же предупредить - опасайтесь Города. Сейчас мы на границе Центра, тут светлые широкие проспекты и много полицейских, но квартал в сторону Реки, и все поменяется. Слишком много плохих, очень плохих людей захотят сделать злые, нехорошие вещи с такой красивой и обеспеченной сеньоритой, не знающей жизнь тутошних улиц. Потому, ни капли не сомневаясь в вашем благоразумии, молю вас серьезно принять мои слова.

- Даже тут, в заведении, не имея знакомых и друзей, вы можете стать жертвой пройдохи или обманщика, без всяких мук совести способного воспользоваться чистотой и незамутненностью вашей прекрасной души! О, сама Пресвятая Дева Мария послала меня к вам, я уверен, чтобы оберегать от нечаянных расстройств, которые способны доставить такие неприятности! Какая удача!!! Чтож, раз вы желаете танцевать сегодня, то надеюсь вы, как чужестранка, позволите мне еще один маленький совет? Я вижу, тут много иностранцев… ни в коем случае не принимайте предложения мужчин, подошедших прямо к столику и вставших перед вами с протянутой рукой, зовя вас на танец. Это жуткая грубость, и принять ее, значит потерять достоинство! И не танцуйте больше четырех мелодий и меньше двух. Это может дать повод для неоправданных надежд в одном случае и обиды в другом… Доверьтесь старому Альберто! - изрядно потасканный жизнью портеньо вновь расплылся в улыбке довольного кота, собиравшей глубокие морщины на щеках и в уголках глаз, замолкая к началу слов следующей песни и окидывая милонгу легко скользящим, но внимательным взглядом из-под приспущенных век. Расслабленная поза его говорила, что этот блок мелодий он танцевать не собирается.

Полуулыбка Альберто расплылась в ширину, превращая его лицо в морду объевшегося сметаны кота, когда эстранхера приняла его компанию! Привычным движением он бережливо подернул брюки, чтоб ткань не потянулась “пузырями” на коленях, расстегнул нижнюю пуговицу двубортного пиджака, освобождая полы и немного грузно плюхнулся на стул, крутя в воздухе кистью потенциальному официанту “повторите”, даже не взглянув , был ли его жест замечен:

- Спасибо, очаровательная сеньорита! Мой вечер стал праздником! Вы, видимо, издалека? Вы великолепно говорите на кастешано! Похоже, вы не частый гость на таких вечеринках? Вам нравится Танго? О, это чудесно, чудесно! - он чуть наклонился в сторону Эстер, искося глядя на нее из-под расслабленно приопущенных век и продолжал равномерно выпускать поток слов, не особо ожидая ответов - Если бы ваша красота не делала это ненужным, вы могли бы завоевать сердце любого портеньо любовью к танго, ведь оно растворено в нашей крови. Если пролить ее, зазвучит музыка. Вы слышите, как этот ритм движется вместе с биением сердца? Ох, послушайте! ..

Старик картинно приложил правую руку к груди, склонив голову, когда заканчивая вступление к Remembranza, пианино рассыпало хрусталь звонких нот под ноги певца, потянувшегося к микрофону.. Зазвучав, голос заставил его откинуться на спинку стула, свел брови, изламывая их над переносицей, болезненно собрал губы, зажмурив глаза, и сделав его немым до конца песни. Окончание последнего куплета дало ему облегченно и счастливо выдохнуть.

- Разве это не великолепно? Танго во все в этом Городе, его улицы размечались вместе с написанием букв первых песен, раствор для стен замешивали на нотах, зажигали огонь в очагах и стелили простыни на ложа под его звуки. Все вокруг состоит из него, и если вы пустите его ритм в свое сердце и задышите вместе с его мелодией, тогда вы познаете суть Города и душу портеньос.

Говорил он с гордостью человека, никогда не бывавшего за пределами страны, для которого ”Город Пресвятой Троицы И Порт Нашей Госпожи Святой Марии Добрых Ветров”, был единственным и эталонным Городом во вселенной, вокруг которого существовали лишь поселки, отдаленные села и хутора, бесконечная пампа с горами за ней, река и море - таков был его мир. Прочие города признавались, но подразумевались вымышленными. Даже Париж, центр заокеанья был прекрасной, но нереальной сказкой. И как росший и взрослеющий вместе со строящимся городом он был наполнен в чем-то даже забавной смесью из высокомерия и особого сорта патриотизма, бывших естественно оправданной в его картине мира. И не были пустыми слова о том, что Танго было клеем, соединяющим его реальность в единое целое.

- Вы давно в Городе? Как он вам? Где вы успели побывать? Надеюсь, у такой прекрасной сеньориты есть компаньон для прогулок, ведь не везде безопасно одной... Я был бы счастлив показать вам все замечательные места, положим завтра, у сына моего двоюродного брата есть автомашина…

Никакого двоюродного брата у него, конечно, не было, однако, почему бы не дать знакомому таксисту заработать немного “сопес”? Рука руку моет. Между тем, несмотря на многословие, старик не ловил ворон: мимо него не прошли ни взгляд шикарной гашеги, ни взгляды Эстер на мужчин вокруг. Но всему свое время, и эту танду он планирует наслаждаться компанией и вниманием юной рыжеволосой нимфы. Малышке-то невдомек, что мужчина за ее столом существенно уменьшает ее шансы быть приглашенными щепетильными в вопросах таких условностей портеньос. Впрочем, на этой милонге полно эстранхерос и грубиянов, но Альбертито и сам не промах, ему есть чем указать дерзецу его место. А пока он, как бывалый ловчий, оплетал сетью из шелковых слов на медовом клею эту восхитительную своей экзотической красотой птичку напротив .

- Позвольте, прекрасная синьорита? - спичка чиркнула, загоревшись над столиком рыжеволосой эстранхеры, напоминая о забытой в руке сигарете. К Эстер, учтиво повернув голову, наклонялся невысокий пожилой мужчина, одетый с претензией на франтоватость. Полуулыбка его могла бы показаться просто вежливой, если бы не предательские морщинки озорства, собравшиеся в уголках глаз, отражавших огонь спички. - В этой холодной пустыне я увидел пылающее пламя ваших волос, освещающее все кругом, и последовал к нему, но, глупец, как я был беспечен! Приблизившись, я совершенно ослеплен ярчайшим блеском вашей красоты, и отныне единственная моя отрада...

...

Каждая милонга, это одновременно и маленькая жизнь, где все по-настоящему, и театр, где ставится пьеса вольного жанра, а зрители и актеры меняются местами со скоростью скачков бочонков с номерами в крутящемся барабане для бинго. Завсегдатаи, зная это, не лишают себя удовольствия посмотреть этот спектакль, а при удачном стечении обстоятельств и сыграть в нем себе во вред. Альбертито, сначала растерявшийся от большого количества чужаков-эстарнхерос, через мелодию-другую уже освоился, и с удовольствием, не лишенным доли вуайеризма наблюдал истории происходящие вокруг, и таких же внимательных зрителей, как он, сидящих во вторых рядах. Милонга начинала задаваться. Зачем же он, нарушая все устои и рискуя публично оказаться в неудобной ситуации, как тот пьяненький тано, стоял теперь перед столиком одинокой девушки? Ведь для таких как он нет ничего хуже, чем потерять лицо на милонге. На окраинах ему бы уж точно не дали спуску за такое, и уже кидали бы в него мелочь, да и в центре одинокая портенья фыркнула бы и в лучшем случае сделала вид, что его просто не существует - зачем ей мужчина за столиком, если она хочет этот вечер танцевать? Но легкая потерянность и заметное падение духа девушки, как и вероятное незнакомство ее с местными повадками, давали ему шанс. Где шипы там и розы.

Спроси его, и он скажет нарочито небрежно, что просто хотел подбить клинья к горячей красотке-гринге в надежде на легкую добычу. То же, что заставило его подойти на самом деле: желание вблизи ощутить дыхание свежей, невинной юности? Сочувствие к растерянной красивой чужачке, оказавшейся в одиночестве? Страсть к азарту дерзкой бравады? Все понемногу? Как бы то ни было, сейчас он поставил все что было на темную лошадку, несмотря на то что в таблице забега были фавориты куда вернее. В конце концов, ситуация позволит ему сделать вид, что это была простая вежливость по дороге к бару.

Опять же, будь он молодчиком с масляными глазами, напряженным до дрожи от похоти и выдавливающим из себя слова, эта нарочитая пафосная цветастость выражений была бы совершено наигранно нелепа. Но в устах картинно учтивого старика с иронично-веселым прищуром они становились предложением игры.

...

- ..., и отныне единственная моя отрада, это вспоминать миг, когда я вас увидел, весь остаток моей бедной жизни, зная, что он того стоил! И если внимание очередного миллионого обожателя вас не утомит, величайшим своим счастьем почту составить вам компанию за столиком.

Старик шел по каже Пьедрас от самых “Четырех Апостолов”. Он уже остановился пропустить стопку амаре “У Нели”, но делать там вовсе было нечего. Не то что ему хотелось пройтись, и не то что вовсе не было денег на трамвай, и не то чтобы погода располагала к прогулке. Просто бывает так, что стоять незачем. Но хоть иди тоже незачем, все равно идешь, просто чтобы не стоять, выбирая маршрут наобум.

Работка, что вроде светила, не выгорела. Вечер собирался быть промозглым и пустым, и его холодная комната в двух баррьо на юг через речушку обещала уют лишь стариковской бессоннице, полной ненужных воспоминаний, с аперитивом из причитаний доньи Соледад о неуплаченной ренте. Но человек же должен что-то есть и пить, и если уж ему временно не хватает на прочее, то можно и войти в положение. Впрочем, сколько утке не нырять, все сухая. Так, ни бодрствование в темноте, ни донья Сола не заставляли его сердце теплеть в предвкушении встречи, от того возвращаться к утру было подходящим маневром.

Звуки оркестра он расслышал издали. Не то что это был план, не то что у него была необходимость зайти, и не то чтобы он не мог пройти мимо. Но, дьявол побери, неужели человек не может послушать немного хорошей музыки и немного потанцевать дождливым вечером? Не обращая внимания на афишу, он шмыгнул замерзшим на сыром воздухе носом и толкнул дверь.

Хлынувший на него поток музыки мгновенно прогнал меланхолию. Он одобрительно цокнул языком, приставил руку к полю шляпы, приветствуя хозяина. Не то чтобы тот его помнил, и не то что бы и был вовсе незнаком, но такие как старик шляются по всем значимым милонгам. Никто не помнит их имен, и редко кто - прозвища, но по внешнему виду и повадке несложно определить, что он за фрукт. У худой собаки еще и блох навалом. Взгляд на оркестр вызвал довольный кивок, а зал - поджатые губы. Ох уж эти милонги Центра! Отправив плащ и головной убор в надлежащее место, он нашел столик в глубине, напротив большинства сидящих дам.

- Эй, че пебета, красавица, сияешь сегодня как монета, но во сто крат желаннее! Рюмочку “Фернет” и кофе, молюсь тебе! Ты просто спасешь меня, если еще и улыбнешься, а если уйдешь со мной в конце, то отправишь на самые небеса! - подмигнув щедро насыпал он полные пригоршни ничего не стоящих комплиментов проходящей Пипе

Наметанный взгляд его, немного расфокусированный, лениво гулял по залу без определенной цели ни на ком не задерживаясь, но уже составляя скептические, не всегда лестные отметки в голове. Не такой танго его интересует. Тяжелые веки закрылись, и пальцы начали постукивать по столу в своем ритме, следуя за темпом, но не повторяя рисунок ни одного из звучащих инструментов, замирая, когда вступал певец.

Некуда торопиться. Хороший танго надо выдержать. Как горький ликер амаро. Сначала - в обгоревшей изнутри бочке души, затем настоять на горьких травах воспоминаний, и в самом конце - закрыть в бутылке одиночества, и только тогда разливать в пузатые толстостенные стопки. Тогда, полнотелый и ароматный, он будет не только радовать сердце но и исцелять его.

Давно уже некуда торопиться. Можно сидеть, растягивая стынущий кофе на весь вечер и зажигать папиросу за папиросой, больше держа их в пальцах, чем затягиваясь. Слушать музыку. Глядеть на шаги пар.

Может быть он все таки и станцует пару танд, если кто-то из этих молоденьких вертихвосток созреет танцевать танго, а не свои амбиции и иллюзии. Может всего одну танду. Возможно...

Медина поет:

La tarde está muriendo detrás de la vidriera
y pienso mientras tomo mi taza de café.
Desfilan los recuerdos, los triunfos y las penas
las luces y las sombras del tiempo que se fue.
...

Вечер погибает за окном
И я размышляю, пока пью свою чашку кофе.
Маршируют воспоминания, победы и беды,
Свет и тени времени, которое прошло.
...

Кровавый закат. У диких псов нет легенд, но если бы были, то немногие выжившие долгие поколения вперед рассказывали как ночной бог смерти, не обращая внимание на раны, жал свою жатву Псиных душ.

Уже ночью ему пришлось тащить добычу и визжщего щена домой. Старик впервые не делал вид, что Девятого нет: засуетился, помог, воды в горчстя принес.

Рану пришлось замотать как попало, из последних сил.

Утром Девятый почувствовал всю боль, которую горячка боя и возбуждение от резни смягчили. Но жара не было, помогли травы.

— Да, друг Гвивазм, я не прочь, — полуорк задумался на сотню-другую ударов копыт:


      Пять путников в ночной тиши
      Судьбе навстречу держат путь
      Намереваясь отдохнуть
      Под сенью крон в глуши

      Случится ль им с пути свернуть
      И вновь скитаться цели без
      Иль став свидетелем чудес
      Фортуны вызнать суть

      Когда бы каждый знал из нас
      Что нам пророчат в этот раз
      И день и ночь

      И никому нам не помочь
      Но меч остер и верен глаз
      Грядет отваги час.

— Но, что до ночлега под кронами, то я все таки на нем не настаиваю. Сеновал лучше.

На следующий день с южной стороны к лагерю подошел человек. Он был одет в кожу, в руках был посох, видимого оружия при нем не было, а на боку кроме будюка висела большая сумка.

— Почта свободных территорий! Назовите себя, и я проверю, нет ли вам корреспонденции!

— И что ты думаешь? Они так это оставят? Тринадцатый всем расскажет каков ты. Никто не поймет, что так нужно было поступить.

Человек в Темном сидел с другой стороны от догорающего очага. Широкополая шляпа скрывала его глаза, в зубах тлела пахучая самокрутка.

— Они не дадут тебе убраться отсюда. Или выследят тебя и быстро закончат дело, или, что хуже, выберутся сами, оставив тебя догнивать тут. Но я готов тебе помочь. Жизнь Отшельника за дверь, как тебе такое? Подумай, Четверный, подумай...

Рык разбудил Четвертого, возле очага никого не было, а вот со стороны его запасов мяса по материи тента скребли когти. Пара глаз сверкнула во тьме у входа.

Чтож, у ниж были сомнительной достоверности бумаги, несколько мечей и кинжалов, и возможно — секира, луки со стрелами и пистоль, один настоящий рыцарь и аж пара взлощиков, общая цель, длиннейшая история неудач всех сортов и расцветок, и взбешенный подвыпивший полуорк в таверне. Не то, чтобы это был необходимый набор для приключения, но коль ты уж стал авантюристом, то сложно остановиться. Отдельный риск для здоровья партии составлял полуорк. Нет ничего более быссмысленного, вульгарного и глупого, чем драка в таверне с баронской стражей, но каждый авантюрист рано или поздно попробует эту дрянь.

Бобби не шевельнул ухом в ответ на оскорбление. Да что там, он превратился в камень, только желваки играли на скулах. Шумно вдохнул. Медленно выдохнул. Отодвинул кружку.

— Пиво что-то быстро пошло. Отолью, парни, поглядите за вещами.

...

Система — однохитовый одномерный бездайсовый парный бой.
Все совпадения с реальностью и аутентизмы случайны.

Это “прокси-игра” по урезанным правилам “Три истории о семи самураях” от GreyB - ссылка

История рассказывает о турнире на деревянных мечах-боккенах.

Татами для боя состоит из 12 клеток.
Бойцы находятся на клетках 4 и 9, в порядке первых заявок, лицом друг к другу.
Бойцы используют боккены в качестве турнирного оружия.
Бой начинается после поклона и принятия бойцами стойки.
Выход за татами считается техническим проигрышем.
Если оба игрока три хода подряд находятся в свободной стойке, обоим засчитывается технический проигрыш.
Победу игрок получает после трех результативных ударов или технических выигрышей - Санбон-сёбу, в необходимом количестве сходок.


Турнир происходит в несколько этапов, внутри разных групп. Разбитие на группы и назначение боев зависит от состава и кол-ва игроков.

Ох, не так-то просто облачиться в доспех, не поправивши с утра самочувствия и восстановив силы доброй едой и питьем, но долг зовет. Кружка пива и ломоть хлеба с солониной не в счет. В конце концов все эти военные тяготы и лишения, коль повезет, обернутся хорошей пирушкой, а коли нет — то фураж будет на пути героического отступления. Лишь последстия пленения пугали Толстого Джека перспективой худого стола, но он верил в свою удачу.

На лошадь, без радости принявшую его тушу, он забрался с трудом, при помощи всех трех слуг, но в седле, несмотря на легкое недомогание, повеселел, делегировав свое перемещение чужому хребту. Молодого графа Ричмонда он встретил бравым военным салютом:

— Мой лорд, быть в вашей свите как благословление всех святых, ведь верно сказано, что природное благородство достойного осеняет светом и всех его ничтожных слуг, которых он к себе изволит приблизить! Что же касается прогулки, то самое время судьбе покарать проклятого детоубийцу и ничтожного червя, недостойного носимого венца, а в месте с ним и низкого грабителя Норфолка, что отнял и мой удел! Наши судьбы связаны, хоть их значимость и несоизмерима, моя верность вам тому порукой, а так же будущая благодарность всего английского народа, стонущего под ярмом беззаконных притеснителей!

Выпад неизвестного рыцаря, судя по гербу, наверное прибывшего с контитента, сэр Джон отразил с невозмутимым видом.

— Право же, сэр, поскольку скромность не чужда моему нутру, то и рот мой предназначен открываться для благочестивых речей, а не для похвальбы, и этим подвигом я без стыда горжусь. Увы, часто эта добродетель играет злую шутку, давая злым языкам прочить мне дурную славу без стаха быть уличенными во лжи. На то, впрочем, я не держу обиды, ведь вепря не тревожит карканье ворон. Что же до ратных свершений, то, поверьте, несмотря на седины в этом могучем теле накопилось немало отваги, но все же долг в моем сердце занимает куда больше места, чем стремление к славе, от того я радостно разделю общество своего господина и ваше. Пусть юнцы бравируют удалью, достоинство мудрых — в служении.

Живот его предательски заурчал, обесценивая пафосный слог.

Встал с края татами еще один ученик с боккеном. Недоумено нахмурился сэмпай.

ПОРЯДОК БОЯ

Бой состоит из следующих фаз:

1. Скрытая заявка игроков (Движение + Действие)
2. Движение игроков.
3. Действия: Смена стоек \ Удары \ Отклонения удара
4. Разрешение и следующий ход.

Заявки делаются игроками скрыто, и разрешаются мастером одновременно, в порядке следования фаз. Т.е. сначала мастер разрешает все перемещения, потом все действия.

И движение и действия тесно связаны с понятием состояний. Действия (смены стоек, удары, отклонения) меняют состояния персонажа, а состояния, в свою очередь определяют какие из действий и передвижений доступны персонажу. Как видно из порядка, фаза действий — последняя фаза хода. Т.е. состояние, определенное в конце хода действием персонажа, будет определять доступные ему движения и действия в следующем ходу.


Камаэ / СТОЙКИ

Игрок всегда находится в одной из стоек, и повернут вправо или влево.

Сейган / Свободная стойка — с нее начинается бой.
Можно двигаться три клетки вперед или одну назад.
Нельзя наносить удары.

Правило контроля дистанции: Если один из игроков в свободной стойке, другой игрок не может на следующем ходу занять клетку, на которой тот находился и клетки за ним по отношению к текущей позиции первого (независимо от того, в какую сторону смотрит первый игрок).
Пример: игрок В не может пойти на подчеркнутые клетки, если игрок А в свободной стойке.

          A-   -B
[-][-][-][-][ ][ ][ ][ ][ ][ ][ ][ ]

Если Одна из таких клеток по результатам обоюдных ходов занята, то правило неактуально.


Правило скрещенных мечей: Если оба игрока оказались на одной клетке или соседних клетках лицом друг к другу в Свободных стойках, они не могут поменять стойку, не сделав шаг назад.


Дзёдан / Верхняя стойка.
Можно двигаться одну или две клетки вперед.
Можно нанести Рубящий удар.

Гасуми / Средняя стойка.
Можно двигаться одну клетку вперед или назад.
Можно нанести Секущий удар.

Гедан / Нижняя стойка.
Можно двигаться одну клетку вперед или назад.
Можно нанести Колющий удар.


Гири / УДАРЫ

Шиеши / Секущий
Наносится из Средней стойки
Поражает клетку на которой игрок и клетку за ним.
Переводит игрока в Верхнюю стойку.

       0- 
[ ][х][х][ ][ ][ ][ ]

Мэн / Рубящий
Наносится из Верхней стойки
Поражает первую и вторую клетку перед игроком.
Переводит в Нижнюю стойку.

       0-
[ ][ ][ ][x][x][ ][ ]

Цуки / Колющий
Наносится из Нижней стойки
Поражает вторую и третью клетку перед игроком.
Переводит в Свободную стойку.

       0- 
[ ][ ][ ][ ][x][х][ ]

Последствия удара
На следующий после удара ход игрок:
может нанести удар из текущей стойки, развернуться с сохранением текущей стойки или поменять стойку.
не может ходить и совершать действия, кроме упомянутых.


Урон
Если один из игроков оказался в зоне поражения удара второго, он проиграл сходку.
Если оба игрока нанесли результативные удары в один ход, Колющий удар побеждает Рубящий, а Рубящий побеждает Секущий. В прочих случаях оба считаются проигравшими.


ДЕЙСТВИЯ

Удар. Если игрок находится в стойке с прошлого хода, он может нанести удар.

Смена стойки. Игрок может поменять стойку на любую, если иное не указано специальными правилами.

Движение и Разворот. Если игрок не бил на прошлом ходу и не двигался в текущий ход, он может:
1.Сделать столько шагов, сколько позволяет стойка и ударить.
2. Или сделать столько шагов, сколько позволяет стойка и сменить стойку.
3. Или развернуться и сменить стойку.
4. Или развернуться и ударить.

Прием. Приемы игроки изучают с игровым прогрессом и могут использовать один прием один раз в бой. Приемы нельзя использовать в один ход со сменой стойки и разворотом, если это отдельно не указано.

Как же красиво яркие флаги трепещут на синем-синем небе с белыми облачками...

— В одном горном монастыре, — начал неторопливый рассказ ронин, — достопочтимые монахи практиковали медитацию...

— Видите, я прошел.

Исключая сбившееся дыхание, интонации самурая были спокойными.

— Если вы двинетесь вперед, то избежите первого моего удара. Если бы вы сохранили стойку и сделали бы шаг назад, а я атаковал бы со всей решимостью, то я оказался бы поражен. Все иные действия ведут к отсрочке. Гадаю, почему вы выбрали отсрочку вместо победы или смерти.

Истории неудач длинны и сложны, истории успеха часто коротки, не описывая причин и лишь упоминая имена победителей

Может сложности подгорного пути исчерпали запас невезения ватаги, может Дрег в подземном мире хлопотал за свое племя, но благоденствие пришло в племя Крэга. Рыба в реке, зверь в чаще обильно кормили племя.

Через лапу ночей с востока по реке пришло другое племя. Вождь Скарри не хотел ничего делить и Крэг был осторожен: ощетинившись клыками племя Скарри пошло своей дорогой, на запад. Когда луна полностью сменилась, с востока начали приходить другие группы гоблинов. Голодные и ничтожные, со слабыми вожями, они вливались в ватагу Крэга, превращая ее в полноценное племя.

Люди на другом берегу слишком долго не замечали гоблинов, а когда стало поздно, огонь расцветил их срубы, снедь набила гоблинские схроны, а жзелезо и утварь вооружили и снарядили остроухих. Скоро и бурый хозяин этого берега был насажен на острые копья. Голову Крэга теперь венчала медвежья голова, а плечи — густой мех.

Скоро и пейзане на западе, уже напуганные грабежом дровосеков, познали ужас ночных гоблинских набегов. Сначала бескровные для племени, к холодам они начали забирать слишком много. Пейзанские милитианты встречали гоблинов частоколом рогатин и сигнальными огнями, и до кромки леса грабителей преследовали всадники с черным медведем на желто-красных одеждах: отставшие поили своей кровью их длинные копья.
Охотники людей караулили одиноких гоблинов в западом краю леса, в котором хозяйничал Крэг.

Впрочем и длинный меч одного из неосторожных весел тепрь на перевязи вождя.

Деревья сбросили листву, дичь была доедена, рыба ушла. Выросшее племя пока было сыто награбленным, но закрома таяли. На востоке ощетинился острым железом сильный враг.

Зима близко...

Нечто с болот вынудило Маарка отправится в опасную экспедицию на запад по оставленной в обломках черепа карте. По продуваемой и просматриваемой осенней степи, прячась от людей на лошадях днем и отбиваясь ночью от волков они добрались до курганов, где в древнем могильнике их ждал мертвый царь. Отвага вождя помогла ему победить чары древнего трупа, и голова мумии с вплавленой в кость золотой короной отправилась в мешок.
Ржавые мечи и секиры, остатки кольчуг и зерцал, блестящие кубки, браслеты и шейные гривны стали добычей ватаги.

По пути назад встретив следы других гоблинов, ватага отыскала в холмах несколько групп. Жалкие, истощеные и напуганные, они без колебаний присоединились к преуспевшей ватаге, увеличив втрое общую ее численгость. Кто-то из бывших лидеров затаил злобу, но выступить против сверкающего злым взглядом вождя с длинным мечом в железном доспехе не посмел.

В путешествии назад выросшая бестолковая группа всеже была обнаруженна человеческим патрулем. Кто-то погиб от длинных темных стрел с совиным опереньем, прочим пришлось бежать назад в болота.

Людив болота не лезли, но постоянные дозоры по окраинам не позволяли выбраться гоблинам дальше ночного перехода.

Нечто с болот было довольно головой, но продолжало требовать дань в виде съестного и дров, а так же запрещала гоблинам грабить контрабандистов, чью тропу на востоке болот они обнаружили недавно.

Зажатое с трех сторон выросшее племя вновь стало голодать и вождь, не слушая отговорок шамана собрав отвагу решил проверить, какого цвета кишки у существа, которое требует дров и еды. Выследив потерявшее осторожность существо он напал на него, и сбив с головы ветвистые рога под мшистыми покровами и черой дерюгой он увидел испуганное грязное лицо человеческой самки и ходули, заканчивающиеся копытами.

Теперь болотной ведьме пришлось служить гоблинам, а контрабандистам - платить им дань. Племя оделось в меха под начинающим идти снегом и сделало новые запасы еды.

Вот только болото скоро замерзнет и копыта человеческих всадников из форта на юго-западе, в сверкающих шлемах и темных кожаных доспехах, с колчанами полными стрел с совиным оперением перестанут проваливаться в топь.

Зима близко.

Гоблины слушали вождя раскрыв пасти. Сказ о трусливых людишках, пораженных меткими стрелами ловких гоблинов вызвал одобрительное ворчание и шушуканье. А уж как обрадовали Укуругара и Шника дары и похвала - не передать! Завистливые гоблины ватаги споро кинулись выполнять задания вождя. Землянку вырыть не удалось, под мхом и тонким слоем земли и песка оказались камни, но ложбинка выбранная для нее и так была достаточно глубокой, чтобы скрывать большой шалаш в густом ельнике. Шалаш получился кривоватый и дырявый, несмотря на указания Ннада, но зато вмещал все племя и скрывал выложенный из камней очаг, в котором, увы, так ничего не загорелось. Хворост вокруг был сырыми, а смолистые ветви сосен от трения не хотели загораться. Ннада выложил сушиться растопку на камни, но недавно промокшей, ей требовалось еще немало времени в сыром воздухе, под холодными лучами луны, изредка показывающейся среди туч.

Зато место оказалось очень удачным. Кто-то крупнее гоблина вряд ли продрался бы через эту чащу незаметным, не наделав шума. Чуть дальше от реки лес прорезался скалами, в которые можно было уйти от нежданных гостей. Несколько ручьев текли рядом, позволяя быстро спуститься по ним к реке. У реки гоблины нашли подгнившие плохо обглоданные хребты рыб. "Меж'веть!" прошепелявил набитым ртом Укуругар, грызя гнилую голову. В самой реке тоже плескалось немало рыбех.


И еды в округе было полно. Черви из-под камней, лягушки у ручьев и мелкая рыбешка в них, змеи в корнях, гнезда глупых птиц, грибы и ягоды. Пара гоблинов, Хоп и Барл наткнулась на барсука. Хоп пытался заколоть того рогатиной, но барсук увернулся, укусил его за лапу и тявкая скрылся в норе под песчаным обрывом неподалёку скал. Лезть в нору гоблины не решились. Но в общем животы ватаги были неплохо набиты, а местность вокруг лагеря как следует разграблена.

Разведка прошла без приключений. Прошлая стоянка людей на другой стороне реки была пуста. Вернувшись в рассвету, вождь обнаружил племя ложащимся спать. Только Укуруга не было. Нашелся он неподалёку, веселый и не в себе. Морда у него была в пене и крошках мухоморов.

Песок с кровью и осколками зубов охренительно невкусный. Мики не по кайфу его жрать, нет сэр! Мики это выплюнет, а будет жрать кашло с паечным тушлом на белейшем транс-жире, запивая чистейшей, как слезы ангелов, аквой, так точно! Но сначала важные дела, да, сэр, наиважнейшие...

Очередная всышка пламени контрастно вычерчивает в темноте черный угловатый шипастый силуэт.

Тесак и разряженый дробовик где-то в песке, не до них. Пальцы шарят по обрывкам куртки, нащупывая кривой нож-коготь, привычно ныряя в кольца на рукояти.

Говорят, что человек с сильной волей, после того, как ему перережут горлянку, может пробежать десять шагов, до того как упадет. Вот эти десять шагов и надо пройти. Ровно иди. Да ровнее, уебок. Не споткнись. Вставай. Еще шажочек. Да тыж бухой в говно, гагага. Не отвлекаться. Вот мы и пришли.

Запинаясь, шатаясь, спотыкаясь, тощая изломанная фигура приближается сзади к огнеметчику. Вспышки высвечивают бешенный блеск глаз на выкате и широчайшую ухмылку, обильно залитую кровью из свернутого носа. Хоть на танцы, хоть на парад — нету сегодня краше нашего Микеланджело!

На последнем шагу этот дебил всетаки падает, утыкаясь мордой в бедро огнеметчика. Шипы царапают грудь, но Мики всеравно изо всех сил обнимает его, волочась за ногой шагающего громилы, как маленький ребенок за уходящим из дому папкой.

— Не надо дяденька! — верещит он, плохо копируя детские слезливо-умоляющие интонации, — Не надо, пожалуйста! Это же дружки мои! Не надо их обижать, очень-очень вас прошу!!!

А коготь в руке сам так и порхает по внутренней части бедра здоровяка, там где нет доспеха, там где бьется артерия, жаля холодными укусами, уже весь залитый темной вонючей кровью. Бешеные стеклянные глаза рейдера встречаются с недоуменным взглядом сверху.

— Отдохните, дяденька, отдохните. Вы же так устали. Некуда торопиться. Вот так! Полежите дяденька. Время отдохнуть.., — бормочет Мики прижавшись щекой к бедру уже неподвижно лежащего мутанта, по прежнему не отпуская его, — Всем когда-то нужно отдохнуть...

Тощая фигура рэйдера в самоубийственом броске кинулась под просвистевшую в воздухе устрашающую палицу. Но толи искаженные стимуляторами рефлексы подвели торчка, толи ум, пытаясь избавиться от непереносимого ужаса увиденного, отдал руль и педали мортидо, но успеть сократить дистанцию в слепую зону двуручной костедробилки у Мики не полу чилось.

Но ему уже было вовсе не до того, да сэр, да, вовсе не до того. Мир в его широко раскрытых глазах сузился до увенчаной рогом головы и на все остальное ему было наплевать. Мновение растянулось вязким, давно не менявшимся маслом в углах ванны трансмиссии. Медленно, как стрелка датчика топлива при полностью открытом газе, поднимались сдвоенные стволы обреза, зрачки сужались в еле заметные точки, рот, брыжущий слюной все шире раскрывался в крике:

— Узри меня, урооО...

Все сошлось в одном моменте. С хрустом дубина вошла в тощий мешок из костей и жил, который по недоразумению все еще носил сознание рейдера, будучи его телом. Клацнули от удара завершающим "Д" зубы Мики. скрюченный болью палец вдавил спусковой крючок, разряжая оба ствола огненным фейерверком рубленой из железного лома картечи прямо в рыло противника, голова которого брызнула во все стороны плотью, как гнилое яйцо в мелта-печи.

Удар поднял рейдера в воздух и он упал на песок поломанным насекомым, конвульсивно дергающим конечностями. Декапитированное тело врага по инерции сделало еще несколько шагов, упало на колени и повалилось в песок, поя его обильно хлещущей кровью.

Ежелунно, сжимая рогатины, гоблины в лес идут
Дальней стылой тропою в долины, поохотиться там и тут.
Ежегодно сопровождает гоблинов, хэй-хэй,
Матун, ужасный нищий, забинтованный до бровей.

Беззубый, безгубый, безносый, с разбитой пастью, без глаз,
Прося у скал подаянье, бормочет он свой рассказ -
Снова и снова все то же с утра до глубокой тьмы:
'Не заключай мировой с Медведем, что ходит, как мы'.

'топор был остёр мой, копьём крепкок был створ
Когда я шел на медведя, на Адам-зада я шел.
Был последним мой взгляд на деревья, был последним на снег
мой взгляд,
Когда я шел на медведя полвека тому назад.

Я знал его время и пору, он - мой; и дерзок, и смел,
Он ночью в лесу подлунном мой хлеб преспокойно ел.
Я знал его хитрость и силу, он - мой; и тихонько брал
Овец из моей овчарни, пока я крепко спал.

Из каменной пещеры, где гордых сосен ряд,
Тяжелый от обеда, бежал медведь Адам-зад,
Ворча, рыча, бушуя, вдоль голых диких скал.
Два перехода на север - и я его догнал.

Два перехода на север - к концу второго дня
Был мной настигнут Адам-зад, бегущий от меня.
Были стрелы заточены, и рогатины кол взведен
Как человек, надо мною внезапно поднялся он.

Лапы сложив на молитву, чудовищен, страшен, космат,
Как будто меня умоляя, стоял медведь Адам-зад.
Я взглянул на тяжелое брюхо, и мне показался теперь
Каким-то ужасно жалким громадный, молящий зверь.

Чудесной жалостью тронут, не уколол я... С тех пор
Я не смотрел на самок, с друзьями не вел разговор.
Подходил он все ближе и ближе, умоляющ, жалок и стар,
От лба и до подбородка распорол мне лицо удар...

Внезапно, безмолвно, дико железною лапой смят,
Перед ним я упал, безликий, полвека тому назад.
Я слышал его ворчанье, я слышал хруст ветвей,
Он темным годам оставил меня и жалости зверей.

С копями, что покрепче, идете вы а бой,
Я щупал, как их точат, хвалит их любой.
Удача - копьям отважных, они приносят смерть,
Платите, и я покажу вам, что может сделать Медведь.

Мясо, как головешка, в морщинах, в шрамах, в узлах -
Матун, ужасный нищий, угощает на совесть и страх.
'Заберитесь в полдень в кустарник, его подымите там, -
Пусть он бушует и злится, идите за ним по пятам!

(Заплатите - надену повязку.) Наступает страшный миг,
Когда на дыбы он встанет, шатаясь, словно старик,
Когда на дыбы он встанет, гоблин и зверь зараз,
Когда он прикроет ярость и злобу свинячьих глаз,

Когда он сложит лапы, с поникшей головой.
Вот это минута смерти, минута Мировой'.
Беззубый, безгубый, безносый, прося прохожих подать,
Матун, ужасный нищий, повторяет все то же опять.

Зажав меж колен копья, руки держа над огнем,
Беспечны ленивые гоблины, заняты завтрашним днем.
Снова и снова все то же твердит он до поздней тьмы:
'Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы.'

Слизь привычно обожгла слизистую носа... и вновь крыса уже не кусок говна, нет, сэр, ничего подобного! Теперь он сверх-человек, который может все! Который ничего не боится! Который думает как молния и действует со скоростью своей мысли.

И крыса не роет хлеборезкой песок, пытаясь спрятаться от вижащего вокруг свинца. Нет, сэр, никак нет, он наоборот выпрямился во весь рост и шагает навстречу врагу, как дуэлянт на старинных однозарядных стабберах, сокращая дистанцию для верного смертельного выстрела.

Неровный звук пальбы с помощюь раскрученных до пронзительного визга шестеренок мозга, выстраивается для него в сложную паутину ритма, вместе со скачками силуэтов врагов и собственными шагами. Чтоб прицелиться нужно остановиться и время. И Мики видит это время и слышит его в движениях и грохоте выстрелов. Вот сейчас шаг в сторону. И сейчас еще один. Пули прошивают пространство где он был пол-секунды назад. Мики заливисто, счастливо смеется, танцуя со своей смертью бесшабашное фанданго.

Когда двигатель мейна заворчал, сотрясая весь корпус, и отхаркивая выхлопами недосгоревшее масло, Мики завизжал и кубарем, бестолково махая всеми конечностями, выкатился из-под траков.

Тварь испарилась. Бос валялся на песке. Колдун хлопотал над ним? Что это было? Было ли это? Был ли я? Кто спрашивает? А ты кто? Где? Что? Когда? Ворох вопросов начал топиь Мики и рука его сама потянулась к порции Слима, как утопающий тянется к спасательному кругу. Привычно гадкая слизб потекла по запрокинутому носу к слизистымпоближе к кровотоку мозга.

Ставя под сомнение увиденное, мы ставим под сомнение свою адекватность, одновременно с тем парадоксально игнорируя зависимость нашего мышления от восприятий. Мики на такое говно не подписывался, да сэр! Все что он думает и происходит. Лн как Бог. Он сам бог, воплощенный ввзорванных наркотиком рецепторах.

Человеку следовало бы забраться наброню мэйна и плить оттуда, или бежать к багги и утюжить фланг наступающих. Но это не для божьей длани.

Потому Мики, со зрачками-точками, судорожно улыбаясь во все остати зубов, с Малишьом в одной откинутой руке и обрезом в другой, буд-то пытаясь обнять мир, забыв о ране, просто идет на встречу нападающим, потеряв страх и разум.

День тому назад.

Мики скрежещет зубами, пока матерящаяся бабка ржавыми проволочными крючками выскабливает из дырки в его плече остатки ткани и промывает рану разбавленым в мутной воде бузом а потом шьет стальной проволокой. Минус шесть с полушкой бочек бензака за его битую башню, нерабочая рука в довесок. Полная срань! Он вырывает у бабки третюю баклагу воды и отваливает, стряхивая пожелания сдохнуть со спины.

Через час его посылает нахуй мудила, у которого он нанимался на арену. Мики ругаясь орет на него пока окончательно не хрипнет, но бестолку, пиковой шестерке не побить вальта бубей, если с ней на руке ничего нет - никто сейчас за крысу не впишется: у местных зуб, новой банде он висит, его волына и ковыряло у нового шефа, а сам он почти теряет сознание, не жрав уже пару дней.

Вот его моц, все что у него осталось. Без моца никак. Маленькая шустрая двухтактовая перделка, драная и битая. Но рама в проядке, карбы тоже. Залипает трансмиссия на третьей, цепь и звезды в говно, но сколько то протянут. Пузатый бак на долгий рейд почти пуст. Мики перетягивает рычаг сцепления направо, к переднему тормозу, мотает рядом проволочную петлю. Раненой рукой много не навыжимаешь,будем вертеться так.

Сливает остатки бенза в бутыль, достает из ковра лопнувшую цепь, старые свечи, горсть патронов сомнительного качества. Жалкий хабар но может хоть что-то удастся намутить. Как же чешутся изнутри кости...

Жрать он не может, но хоть слегка снимется и вырубится в глухую.

Следующее утро как ад. Раскаленная жесть крыш не спасает, как и душный вонючий городской сквозняк. Мики валяется тошим веревочным паяцом с обрезанными нитками, когда как спасение, как забытый на этой планетке Бог-Император на золотом дроп-поде в лучах сияния и хоралах тысяч слепых псайкеров спускается к нему Энсон с предложением намутить. У успешного гангера уж должно быть за что разжиться может и на биогель! А на хвосте и ему перепадет. Мики жадно облизывает растресканные губы и глотает комок пыли в горле, чтобы выдавить из себя хрип:

- Это таун, тут всегда есть чо, если есть за чо. Давайте-ка попробуем поставить нас на ноги, сэр!

— Эгм,.. жентыльмены... — пока новый лютый бос не отчалил, Мики благоразумно пасть не расскрывал и не отсвечивал, но очередной головокружительный поворот его судьбы не был для него до конца ясным.

— Я так кумекаю, что я теперь на ваш линкор записан? Так мне бы тож подшиться, — он поморщился, двигая простреленным плечом, грубо затампованным им самим обрывками одежды, чтобы остановить кровь, — а то сгнию к херам, если не сгорю в горячке-то. И воды б пару глоточков хоть, ... Да и понять, в каком месте я приделе, и какой тут порядок у вас заведён?

Ещё Мики невероятно хотелось сняться, закинуть какого-нибудь вялого и отвалить в кайф. Но, блядь, вместо плюса на его вип-депозите за драку он теперь был на тонну прометия в минусе, стафф его под замком, а сам он на слизняковых правах, так что разговор за ништяки было начинать как-то вовсе не к месту, что не мешало ему дрожать крупной дрожью, глотая гласные в словах. Трескавшийся как земля в пустыне язык его не беспокоил на фоне высохших глазных яблок, с болью вращавшихся в шершавых глазницах.

Мики кулем свалился за тело сервитора, всётаки успев поймать свинцовую маслину. Раздирая пальцами рукав на плече, он осматривал и щупал рану, бормоча себе под нос. Наркотик позволял ему не вопить от боли, но немеющая, отказывающая слушаться рука не добавляла ему шансов в окружавшем хаосе. Сунув в ножны своё ковыряло, он подёргал сеть — так просто из под толстых лап сервитора её было не вытащить...

— Итак, мистер Микеланджело, вот вам урок на будущее! Никогда, никогда не начинайте грабить, пока не уверены в безопасности! Никогда! Нет сэр, так точно сэр! Сначала убивать, а потом грабить, сэр! Мики усвоил, урок, так точно!

Поняв, что сам себе он сейчас не поможет, он нашел взглядом единственное, оставшееся на арене знакомым — стрелка:

— Эй, братюни!!! Похоже заслуженного бензака нам не видать! — проорал он — Есть план на свалить отсюда не по частям?

— Попался, сука! Сейчас дядя Мики отымеет тебя!

Давно ставший надгробием своей человеческой судьбе, перемешанный с механизмом кусок плоти, вероятно окончательно утратил остатки сознания и личности, и воспринимать его одушевлённым противником было бы странно. Что привело его на эту арену? Нерасторопность поверившего удаче преступника? Отвага солдата, пожертвовавшего собой ради чужих идеалов? Попытка отсрочить голодную смерть близких? Сверкает ли в подавленном микросхемами уме искра памяти? Снятся ли сервиторам аугметические овцы? Но в этот миг никого на песке, и уж тем более — застывшего в прыжке рейдера с закрученными азартом и веществами в тугие тросы жилами, это совершенно не волновало.

— КххаааааААААА!!!!! — Мики с разбегу потрёпанной драной пантерой прыгает на спину опустившемуся сервитору, пытаясь всем весом своего тощего тела вогнать ему нож в сочленение кабелей на затылке!

Если на железку накинуть сеть, то его охренетительным манимуляторам она мало помешает, да сэр! А коли попробовать спутать ноги...

Мики вновь не стоит на месте, чтобы не стать лёгкой мишенью. Он, кидается на сервитора, но не добежав бросает свою сеть на уровне колен машины, надеясь что он споткнётся, отвлечется или замедлится. Сам Мики после броска прыгает в сторону и старает забежать неповоротливой железяке со спины, на ходу вытаскивая своего "МалИша" — здоровенный потасканный боевой тесак.

Восхищение и восторг Мики от удачливого выстрела "мистера лучника" сменилось лёгким недоумением, которое он выразил со всей доступной ему тактичностью, шипя в пол-голоса:

— Чувила, чо ты, пердолить тя в ухо кривым карданом, несёшь? Ты упоротый чтоле, или просто недалёкий. Фартануло и сходу опять форсить??? Щас эти жопорожи нам подсунут какого-то утырка, а то и нескольких. Мики на это не подписывался, нет сэр! Я хочу сегодня вечером просрать свою горючку в кабачном и чтоб мне пряжку лбом полировала сисястая малышка, а не попасть в силосный бак на перегной для метановых генераторов. Таких планов на ближайшее время у меня нет. Ты ногу убери, а?

В течении тирады он торопливо стаскивал сеть с шипов василиска и недобро зыркал на Винса.

Луны нет, тьма вокруг
__________________________

Кто знает сколько времени прошло, пока племя спускалось вниз в полной тьме, нащупывая дорогу всеми лапами. Изредка, при крайней необходимости Дрег бил огненными камнями и искры освещали на секунду стены, пол и потолок. Когда они входили в зёв пещеры, камни были больше, Крэг это хорошо помнил.

— Как детёныши из чрева женщины, вышло племя гоблинов из земли, под ласковые лунные лучи. И гоблин, чей дух ушел из подлунья с добычей, отправляется назад, под землю, где встречает его тёплая пещера, в которой всегда горит огонь и есть еда, и солнце никогда не жжет глаза, нет волков, нет медведей, — старый шаман говорил уже тогда с трудом, — мы тут, под солнцем, среди снегов, наши животы пусты, в зубах нет мяса, на поясах нет скальпов врагов. Дорога взяла наших сородичей, а души их забрала холодная пустота над нами. То же будет и с нашими душами, если мы продолжим дорогу под небом… От того, Вождь, нужно держать путь в нижний мир, к предкам. Он не будет лёгок, но разве лёгок наш путь, что ведёт нас в ледяной ад, сейчас?

Так говорил шаман у широкого зёва пещеры, и гоблины спустились в вечную ночь под землёй. Они спали, когда уставали, сбившись кучкой, уже много раз. Пили ловя капли под каменными шипами, растущими с потолка и из луж на полу. Ели то что находили их пальцы — хрустящих толстых жуков, летучих мышей, слизь и бледные тонкие грибы. Бубен шамана отсырел и он стучал клотушкой по каменным шипам, долго слушал, как звенит звук и тогда говорил, куда идти. Гоблины, мрачные и истощённые, молча двигались, привычно надеясь на вождя. Только Крегу не на кого было надеяться. Силы всех были на исходе. Шаман кашлял и хрипел от мокрого воздуха, проснётся ли он в очередной раз?

Воздух становился всё теплее и гуще, и головы гоблинов кружились и лапы заплетались. Дрег в очередной раз стукнул камнями и пещера с гулким хлопком осветилась. Язык пламени, вырвавшийся из стены, охватил его голову и плечи. Охваченный пламенем, схватишись за морду, он с визгом катался по полу, пока не закатился в лужу. В месте откуда ударило пламя горел маленький язычок огня, впервые за долгое время освещая гоблинам их окружение. Всем кроме Дрега, тот больше не видел и оставшимся глазом.

— Мы рядом, — безучастно сказал шаман, — вот огонь, что не кончается без дров.

Ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше. Всё было как тумане, лапы двигались как чужие. Огонек остался позади и вновь спустилась тьма. На привале они услышали крики и вой. Он звучал словно у каждого внутри головы, но слышали его все. Затем появился тонкий запах, запах гнилой рыбы и дерьма. Он рос пока они не доходили до фекалий, которые им благоухали. Голоса звучали всё отчетливее и вдалеке забрезжил неровный, мерцающий свет, в очертаниях которого можно было разглядеть ветвящиеся проходы.

Шаман поднял над головой бубен и ударил в него. Мокрая кожа не издала ни звука.

Луна толстеет. Триада IV. Троеночие
__________________________

Всю ночь Валлах потратил на то что ходил от одной вехи с черепом к другой, что-то там выл и бил в бубен. Работы, конечно никакой не было, ведь всё племя собиралось поодаль и с благоговейным страхом наблюдала чародейство

Следующим днём гоблинов разбудил непривычный рёв, донёсшийся с востока. Плохо спавший старый Бурк первым высунул голову и увидел тройку лосей на соседнем островке. Впрочем, только заметив движение те с шумом и плеском ускакали дальше в болото, скрывшись из глаз. Догонять их было бессмысленно.

К вечеру отдохнувший Рам предложил выйти по следу лося. В привычной компании Фака, с Маарком они отправились на восток, но удача им не сопутствовала. Найдя свежий след и помёт они нашли лежбище, но осторожный зверь поднялся раньше, чем они успели подойти на бросок копья, а стрела Рама хоть и нашла цель в крупе одного из лосей, но через пару чейнов они нашли её в кустах, окровавленную и выпавшую из раны, видимо неглубокой.

Впрочем, ловушки и силки вместе с кашей и корнеплодом продолжали славно кормить племя, хоть мешок с пшеном уже был наполовину пуст. Всё прочее шло по старому. Дождило днём, немного яснело ночью.

Следы подкованных копыт у торфяных ям стало размывать и свежих не было.

Добравшись к местам, где Рам видел черную фигуру, Маарк почувствовал, что ему не по себе. Топь тут выравнивалась, проймы становились меньше и островки твёрдой земли исчезали, а вместе с ними и живые деревья и кустарник, сменяясь строем мёртвых стволов. Туман тут был гуще остального болота. Светились мертвенно-белым под ногами разломы коряг и шапки поганок. Стояла непривычная тишина, и шлепки лап по воде, собственное дыхание и стук сердца делали её ещё более всеобъемлющей.



Со стороны слепого глаза Маарка, почти над его ухом прокричала ворона, тот резко обернулся и увидел, как на него надвигается, нависая, белая рогатая голова. Через секунду он обнаружил себя отскочившим на три метра, в ушах звенел его собственный яростный крик, а лапы крепко сжимали выставленное пред собой копьё. Перед ним на гнилом стволе была примотан клыкастый кабаний череп, в окружении длинных волосяных кос и пучках тёмных перьев, с лбом выкрашенным в красный и козлиными рогами, в глазницах были покрашенные камешки с желтыми точками фальшивых зрачков. Почему он не заметил его издалека, и обнаружил только сейчас, было не ясно.

В ответ на крик Маарка сбоку раздалось карканье, с другой стороны ещё одно, ещё и ещё, и наконец хор ворон с дикой какофонией заполнил своими режущими криками всё ощутимое пространство. Чёрные птицы взлетали с мёртвых деревьев, кружась над головой вождя всё растущей тучей, начинавшей закрывать луну, не прекращая ор.

Луна родилась! Триада I, ночь 1
__________________________

Восемь и три ночи гоблины шли по голым скалам, пока не началась вьюга.

Гоблины почти не спали прошедшим днём. Мудрено ли спать когда в желудке пусто, а чтоб спрятаться от продувающего ветра приходится зарываться в сугроб, так теплее. Чуть боле дюжины гоблинов сбились в кучку, в середине были трое подростков, затем женщины, затем, кругом прочие. Тепло тел и дыхания растопило часть снега в тесной “пещере” выкопанной ими в сугробе под скалой, влага проливалась сквозь камни, и хоть ветер над ними и нёс ледяную крошку через ущелье, внутри температура был выше замерзания воды. Но всё равно этого было недостаточно, чтобы жалкое тряпьё согревало их как следует, и подвывание пустых желудков вторило стуку их клыков. Снег таял во рту и им можно было напиться, хоть после этого и морозило внутренности.

К вечеру вьюга стихла. С трудом распрямляя промёрзшие суставы и заставляя работать сведённые мышцы, гоблины выбирались на воздух. За вождём, цепочка потянулась вслед заходящему солнцу, заливавшему фальшивым золотом заснеженные пики.

За недалёким перевалом воздух неожиданно потеплел. Гоблины зашагали живее по спускающемуся склону, пока их не остановил возмущённый клёкот и хлопанье крыльев. Часть брызнула в стороны, прячась за скалы, часть вскинула жалкое оружие. В скупом свете только родившейся луны над гоблинами закружили зловещие силуэты грифов. Забренчала спущенная тетива, вторая. Полетели заточенные палки-копья и яростный клёкот превратился в булькающие хрипы под стук по камням части копий и стрел, пролетевших мимо. Под лунным светом обезумевшая от голода ватага раздирала когтями тела двух птиц, запихивая кровавые куски плоти в рот вместе с обломками перьев и мелкими костями. Те, кто не смог пробиться к трупам трупоедов, нашли гнездо с птенцами и разграбили его.

Кровь и плоть расшевелили промёзшие сердца гоблинов и те зашагали живее. На поясе у Шника болтался череп грифа, Ннада тащил растопку из сердцевины гнезда, а Укуругар напихал в мешок перьев.

Оба склона ущелья по пути ватаги стали покрываться костями. Поднятые оказывались старыми и хрупкими и не годились на оружие и инструмент. Сначала редкие одинокие белые обломки, потом и целые костяки животных и двуногих, а за ними уже трибуны каркасов молчаливо встречали парад гоблинов пустыми провалами глазниц. Ущелье распахнулось, открывая три прохода. Хруст мелких косточек под лапами гипнотизировал, и хорошо что вождь, почувствовав что-то успел подать короткий тихий рык опасности.

Гоблины брызнули в стороны, прячась за скалы. Теперь все уже слышали хлопанье крыльев, мощное и резкое, не похожее на шум птиц. На скалу над прячущейся ватагой упал острый силуэт, закрывая звёзды. Длинная пасть, усеянная мелкими зубами, распахнулась, и потусторонний крик затанцевал в скалах вместе со своим эхом, парализуя тело и волю. Силуэт сорвался, делая круг над ущельем и скрылся за скалами. Хлопанье затихало пока не исчезло вовсе. Паралич стал покидать ватагу.

Нарик с кривой диковатой лыбой на пол хари зыркал желтыми бельмами глаз, втягивал шумно носом воздух с соплями и бормотал себе под нос:

— "Будет всё по-чесноку" говорил он! "Просто вспорешь пару глоток и выпустишь чьи-то кишки", говорил он! И НИХЕРА НЕ СКАЗАЛ О ГРЁБАНОМ ВАСИЛИСКЕ, ДРАТЬ ГНИЛОЕ ДУПЛИЩЕ ЕГО ДОХЛОЙ МАМКИ РЖАВЫМ ТРАЛОМ!!!, — последнее упоротый мудила проорал на всю Готовальню, брызгая слюнями из гнилозубого рта, выпучив глаза и натягивая жилы на кривой шее, так, что они почти-что лопались! — Бля, бля, сука, бля, сука, сука, сука, сука, сука...

Торч повторял слово "сука", как заклинание, и сначала переполненное отчаяньем и страхом, оно помнемногу наполнялось злостью, потом возбуждением, пока наконец он не не проорал его как победный клич.

— СУКААААААААА!!!... Время умирать, пиздюки! Да, сэр!!!, — мотнул он головй в бок, — Чистая правда, как есть! — проорал он оглядывая бойцов. Подскочил к одному из бухариков, обернувшемуся на крик, взял его за плечи и начал навязчиво прогонять тому телегу:

— Тебе конец, братюня. Да, так и есть. Святую правду тебе говорю! Ты ж сам понимаешь, такие дела, сначала здесь, а тут, хоп, и уже там! Но не ссы, ты ж везунчик, я вижу! Стопудняк, у Мики глаз намётан, да сэр! Не как говно ссаное здохнешь, а как боец, как воЕн!!! Раз, хоп-шлёп, и в чертоги занебесные! Ну чуток больно будет, эт да, но суть херня, момент, миг! А там вода-чистяк, жратва-гидропон, бухло с торчем наивысЧшего качетва! И бабы, нетронутые такие, белые как кость, оп, к тебе со всех сторон лезут, да сэр! — тут Мики сделал мечтательную паузу, сладко вздыхая. — А куда тебе столько баб, а? Вот хера тебе столько баб, если ты, дрочила, свой вялый хер и в кулак не можешь твёрдым воткнуть, а??? ААА???... Короч, я реально тобой разочарован... Недостоин ты! Ни за что тебе такая пруха! Даже и не подходи ко мне больше, крепкая обида у меня на тебя, ой крепкая, — Мики отпихивает колдыря и начинает ходить от стенки к стенке, пританцовывая, и поглядывая на остальных бойцов. Он серьёзно на взводе, да сэр!

Луна родилась! Триада I.
__________________________


— Глядите! Раскройте глаза пошире и не думайте отворачиваться!!! — верещал шаман, хотя все и так пожирали глазами открывшийся за перевалом пейзаж. Шаман негромко, коротко и быстро начал бить в бубен, в такт скачущим гоблинским сердцам. Голос его с каждым словом становился глуше, ниже и гнусавее.
— Агыээээ! Агыы! Агыы! Аг-аг-аг! Духи предков, как и обещали мне, привели нас в места доброй охоты! Духи вели нас всё это время. Духи, говорят мне сейчас, да, племя! Слушайте, слушайте!!! Они могут даровать на нам добычу и защиту, если мы будем почитать их! Благодарите духов!!! Агыээээ!

Вождь прекрасно помнил, что никакой особой помощи и указаний от духов, кроме невнятных предостережений и таинственных советов не было. Ватага, между тем, радостно повизгивала, вздрагивала и раскачивалась, прикрыв макушки ладонями в знаке благодарности предкам. Только тихий Рам, забравшись на камень повыше и пристально ищущий что-то глазами, да старый Бурк, прижимающий к груди помятый и кривой медный котелок и плачущий на корточках, повернувшись к пикам позади, не разделяли общего экстаза.

Горы за перевалом крутыми холмами спускались в плоскую долину, затянутую вечерним туманом, тянущуюся ровным полотном на юг. На востоке и севере туман прятался между холмами, проросшими кустарником. На очередном витке плетущейся вниз каменистой тропы между холмов заблестело озерцо. Ни огней, ни дымов не было видно. Растративший свою злобу к закату, круг солнца опускался за горизонт, и в ещё светлом небе неявно вырисовывался тонкий серп луны.

Добравшись до озера гоблины ринулись в камыши, шумно плескаясь и шурша, хватая крупных улиток, прыгающих во все стороны лягушек и пытающихся удрать ужей, пожирая их целиком, сплёвывая крупные косточки и обломки раковин. Мучнистые стебли тростника были на десерт, а болотистая вода с ряской била в голову почище крепкой горячей браги. После горного лишайника и слизывания росы с камней, эта первая трапеза казалась императорской — ссохшиеся кишки гоблинов удивлённо урчали и звуки отрыжки вторили испуганному лягушачьему хору.

Хоть бывалый Бурк прихватил во время спуска пару старых птичьих гнёзд на растопку и хвороста кругом хватало, огня разжечь не удалось. Ветки были сырыми и даже здоровяк Тур, как не пыхтел, не смог натереть ни уголька в расщепленной деревяшке. Впрочем, сломав пару веток, он быстро забросил попытки. Луна показалась на западе на пару часов и спряталась за горизонт.
Впереди была ещё половина ночи.