Голосование за ходы

➕ 𝕸аранта ➕
Смутная, сладковатая тоска продолжила звенеть в призрачных словах, когда новое послание сменило прошлое. «Хм. А ты думаешь, что знаешь, зачем вы здесь? Он тебе очень доверяет, коль рассказал такое. Хочется верить, что у него по прежнему есть товарищи. Бедняжка всегда с таким трудом заводит новых друзей, а уж с доверием у него какие проблемы… Впрочем, можно ли винить человека, прошедшего через..?» Оборвавшись на замысловатой интонации, текст на пару секунд туманом повис на границе взгляда, расплываясь и путаясь в мыслях, словно говоривший сам для себя неожиданно о чём-то глубоко задумался, оставив тебя наедине с невнятным обрывком воспоминаний, вогнав разговор в неловкую паузу. Возобновившись, послание приобрело прохладный, неожиданно решительный тон. «Прости, милая, я много болтаю, а дело-то не ждёт. Да, у меня есть всё, что нужно Ди. Я приму нашего дорогого гостя сейчас-же, да и тех двоих своих товарищей тоже можешь привести. Иди, милая, позови их». Едва твой взгляд подцепил в переплетениях древесины последние слова, всё тело объяло странное чувство падения, будто письмо Госпожи подрубило сосну под тобой и повергло вас обеих на милость земному тяготению. Однако ты не падала. По крайней мере, не вниз. Быть может ты падала влево или вправо, назад или даже вверх, как бы взлетая, или и вовсе двигалась в какое-то ранее непознанное направление, для которого в известных тебе языках нет названия. Факт в том, что когда тебе удалось отлепить взгляд от (как казалось) всё той же самой сосны, ты была уже совсем не там, где раньше. Ветка, ничем не отличавшаяся от той, на которой ты сидела ранее, теперь находилась не на пол пути к вершине, а всего в паре футов от земли. Да и крепилась она теперь не ко мрачному древу из самой чащи, а к безобидному деревцу у опушки. Упала ты, если это вообще можно было так назвать, почти у того самого местечка, с которого начала поиски животных. Чуть приглядевшись, ты поняла, что именно здесь оставила первую метку. Вот поганки, примостившиеся в сени вяза, вот низенькая ёлочка — редкий островок зелёного в общей серо-буро-чёрной палитре, вот тот самый дуб, на котором ты собственноручно вырвала для товарищей метку. Только вот метки на нём уже не было.

🦅 𝓓икек 🦅
Знание омерзительного нутра окружающих домишек давило на сознание постоянным тревожным комком, не давая как следует сосредоточиться. Высматривая на пустых улочках опасность ты вдруг осознал, что находишь её в каждом бревне. Взгляд сам бросался к каждому шороху, предвкушая угрозу в разочаровывающе безвредных пустых вёдрах, попусту опадающих переспелых помидорах и ветхом тряпье, вальяжно прокатывавшемся по заброшенному двору. Подозрения путались в пустых опасениях а пустые опасения оказывались, на поверку, беспочвенными тревогами. Это место давило на тебя. Что ты вообще мог усмотреть теперь в этих плотоядных жилищах, кроме прямой угрозы?! Мысли невольно потянулись к запретным мышцам, подняв перья на дарованных крыльях. Быть может, стоит осмотреться с высоты? Стены и стволы не станут преградой, стоит лишь воспарить над ними. В конце-концов, это ведь Твои крылья. Сколько лет ты пользовался ими, не смущаясь мистической природы своего исцеления? Неужели ты сможешь вот так легко отказаться от Небес? Принести в жертву убеждениям свист ветров под перьями, зов предков-охотников, головокружение пируэтов и финтов? И ради чего? Это всё равно уже не спасёт обречённых Графом. Не от них самих. Не от расплаты. Не от тебя.

🍾 𝓓исмас И 🏑 𝕶ейн 🏑 И ✨ ℨодиак ✨ И ⊙ррин 🎯
Едва переведя дыхание после столкновения с чудовищной природой, разукрасив домишко кривоватым и расплывчатым подобием святого символа, не успев толком задаться вопросом о судьбе пропавшей воительницы, вы неожиданно обнаружили её всего в тройке дюжин футов от себя. Первый взгляд не приметил дикарку, но второй предположил её местоположением опушку леса, чуть в стороне от деревни, и третий подтвердил эту мысль, хотя все три они и были устремлены к одной и той же сосенке. Маранта проступила на буро-чёрном фоне словно одна из тех странных картин, которые порой рисует на изнанке полена чудачка-природа: вот в один момент видна лишь мешанина полос и пятен и пустот, а вот уже взгляд узнаёт рисунок улыбающегося лица или скачущего коня, или же забавно танцующего медведя. Только вот на этот раз изнанкой представал целый лес, а причудливым пятном — ваша товарка. Не помогала ситуации и неочевидность цели, с которой дикарка взгромоздилась на низкую сосновую ветвь и с нездоровой пристальностью всматривалась в морщинистую кору своего хвойного насеста…

– Ты хорошо справился, друг мой. Отдохни. – Голос был тёплым, поддерживающим, словно треск приветливого очага. Ласковая улыбка легла на растрёпанные волосы мягким касанием ладони. По вымокшим одеждам прошелестело сухое тепло, по склонённой голове — тёплые поглаживания. Фаран сам не мог сказать, почему гладит не щенка а его владельца, однако был уверен, что именно так и должен поступать. День был долог. День был дольше, чем имел какое-либо право быть. Он был тяжек, он наполнял и опустошал, он давал и отбирал, лгал и обличал, день был… Да, день был очень долог. И всё же, стоя на промозглой улочке магического квартала, черпая ночную прохладу полной грудью, забрасывая в усталые глаза товарищей искры пламенного взгляда, Фарананг не мог сказать, что недоволен этим днём. Усталость стала призраком себя прежней, по жилам разлилось странное, пьянящее умиротворение. Кривое лезвие косы сверкнуло, отражая румяное лицо, и Фаран сам не ожидая поймал себя на том, что улыбается. Не изображает улыбку. Улыбается. Тепло, живо, ободряюще. Он о многом успел подумать помогая телам и духу раненных у башенного рва, шепча холодному ливню слова согревающего заклинания по пути к магической башне, почтительно выслушивая речи архимага. Многие годы глубокая тень Той Ночи сдавливала его, тянула к земле, требуя в каждом шаге напора воли. Фарананг привык жить, требуя от себя каждого вдоха. Заставляя сердце биться, даже когда тому не удавалось подыскать повода. Это стало одной из многих привычек, сродни фальшивым улыбкам и ложным речам, сродни титулу огненного мага. Но сегодня… Сегодня в его руках были сотни жизней, четыре из них — в особенности. Перед ним был выбор и он сумел выбрать верно, и более того — убедить других в верности этого выбора. Бой завершился и он был среди победителей. Пламя обогрело, но не опалило. Он понял, что должен был сделать. Должен был уже давно, но стал способен лишь в этот долгий, долгий день. Горячая кровь звала исправить это промедление той же ночью, но усталые мышцы и расчётливый рассудок удерживали её. Нет, для этого дела нужен будет новый день. Новый восход, сколь тривиально бы то не звучало. А пока… Пока можно было насладиться теплом последних угольков дня сегодняшнего.
– Ты абсолютно права, Адель. Не стоит медлить с освобождением этих несчастных. Всё равно на согласование и заполнение бумаг уйдёт не один час, так что едва ли наше присутствие потребуется в ближайшее время. Да что там! Позволь я провожу тебя. Мой брат живёт здесь и я часто навещаю его, так что хорошо знаю город. Опять же, я смогу подтвердить твои слова, если в них попробуют усомниться. Да и сказать честно… После всего случившегося, я хотел бы помолиться в настоящем соборе. –

✨ ℨодиак И 𝓓икек 🦅
Впервые за годы одиночества, каменный дом встречал на своём убранстве любопытные взгляды и с позабытым упоением внимал живому сердцебиению. Словно старики, дождавшиеся наконец благодарного слушателя, обветшавшие стены и пыльная мебель забубнили путанные рассказы, повествуя о забытом свете давно минувших дней. Вы находили их истории в каждом запылённом футе и слышали их в каждом вздохе пожилой древесины. В скрипе старой, резной мебели слышались разномастные акценты, соответствующие нездешнему происхождению изделий. На морщинистом, посеревшем лике выцветшей скатерти всё ещё проглядывала тонкая вышивка, выполненная дорогими, качественными нитями. Брошенный посреди чаепития изящный сервиз даже спустя все эти годы умудрялся сохранять тонкую нотку пышного букета привозных, экзотических трав. Стоило вам прислушаться к пыльному шамканью оставленных вещей и гостиная заговорила с вами одним — чётким, скрипучим голосом. Этот голос говорил о семье. О трудолюбивой хозяйке, не позволявшей достатку и благородной крови вскружить себе голову и трудившейся на благо дома без устали. О маленькой, невинной душе, балованной родительской лаской. И, наконец, о строгом хозяине, прибывшем в эти места издалека ради мира и покоя, но не желавшем расставаться ради них со старыми вельможными привычками… Впрочем, остановимся пока на двух других жильцах. Тем паче что вторая комната, которую вы посетили, принадлежала именно им. Дверь подалась без особых усилий, служа не столько преградой, сколько предупреждением. Представшая перед вами картина в чём-то вторила гостиной. Посеревшие силуэты двух изящных стульев и уставленного материалами и инструментами ручного труда столика, освещаемые мутным оконным стеклом, шептали о трудолюбии хозяйки и спором обучении младшего домочадца. Из угла басовито вторил наполовину заполненный незавершенным гобеленом ткацкий станок. Детская кроватка ласково прижималась к материнской у противоположной стены, подпираясь с другого бока горбатым сундуком. Мать и дитя провели в этих стенах счастливые часы — часы игр, по которым тосковали теперь брошенные на кроватке куклы и игрушки; часы забот, о которых вздыхали запылившиеся инструменты; и даже последние часы. Вы нашли их не в центре комнаты. Это было бы слишком правильно для такого неправильного зрелища. Нет, они остались там, где были. Она сидела на кровати, а он сидел у неё на коленях. Она держала его, нежно обнимая, а он держал деревянную куклу и тоже обнимал. Такими вы их и нашли. Хотя, разумеется, они уже не могли смеяться. Плакать, впрочем, тоже. Ни гневаться, ни бояться. Но вот кричать… Они точно могли кричать. Глядя на на искажённые агонией лица, покрытые серой дымкой пыли, очерчивая взглядом неподвижно замершие в напряжении тела, вам казалось, что они всё ещё кричат. Вам захотелось, чтобы они кричали. По крайней мере это было бы лучше гнетущей тишины, в которой они пребывали на самом деле. Гротескное изваяние удерживала арматура из древесных побегов, проросших сквозь иссохшую плоть, как казалось, в считанные мгновения. Живой древесный взрыв, отнявший обе жизни, замер вместе с сердцами своих жертв, увековечив это трагическое мгновение, как будто ожидая дня, когда будет найден.

🍾 𝓓исмас И 𝕶ейн 🏑
Удар! Ещё удар! Третий! Четвёртый! Разбухшая дверь не желала поддаваться вашим с тараном усилиям, откликаясь на каждый новый приступ недовольным, чавкающим скрежетом. Сухая древесина не могла издавать таких звуков, зато вот живая, напоенная соками и всевозможной неприглядной мелкой жизнью — как раз так бы и откликалась. Впрочем, ваших алчных и любознательных амбиций подобные протесты не утихомирили. Седьмой удар внёс вас в нутро заброшенного домишки на крыльях рвения и инерции, заставив упёртую дверь повиснуть на собственных петлях. В этот момент, всё изменилось. Перешагнув порог вы как будто окунулись в другой мир, кардинально отличный от оставшегося по ту сторону двери. Серое молчание пустовавших улиц казалось неестественно безжизненным, замершим в одном безмолвном мгновении. Внутри же, словно в насмешку над неподвижным наружным образом, жизни оказалось в достатке. Более чем в достатке. В излишке. Первый же вдох наполнил лёгкие удушливым смрадом затхлости и разложения, в лицо бросились протяжно визжащие крылышками мошки. Свет, наивно влившийся вместе с вами сквозь выбитую дверь, стремительно утонул в шуршащем, копошащемся, похрустывающем и клацающем океане хитина, пророча вам схожую участь. Членистые лапки и раздутые тельца раскачивали длинный ворс укрывшего все поверхности мохового ковра, заполняя комнату зеленоватым туманом спор. Горбатые грибницы оккупировали углы и цеплялись за стены, ощетинившись тысячами остроконечных шляпок. В первое мгновение, вам показалось, что посреди комнаты стоит человек. Когда-то давно, это предположение было бы верно. Замерев на полушаге всего в каких-то пяти футах от порога, протянув ко двери руку в немом жесте мольбы, стоял труп. Огибая широкие плечи и змеясь вокруг ног, обвивая руки и заливаясь в уши, рот, нос, всю фигуру сковывали упругие древесные путы. Местами они вырывались из-под кожи, местами — обнимали фигуру снаружи, делая из гниющего тела чудовищную растительную статую. Древесина поднималась от стоп, проростая мертвеца насквозь, как с годами сквозь кладку неухоженной дороги проростает трава. Поверх истлевшей одежды поселился всё тот же вездесущий мох. Чёрные тушки насекомых копошились на всей протяжённости тошнотворной скульптуры, забегая в пустующие глазницы и выбегая из ноздрей. У дальней стены, замерев в попытке подскочить с гротескного, полуразложившегося кадавра кровати, протягивал руку второй проросший мертвец. Полы её длинного платья вросли в покрывавшую пол грибницу, пышная копна волос стала белёсым саваном — домом для разжиревших, пушистых пауков. Теперь уже невозможно было сказать, муж ли это и жена, сын ли с матерью или брат с сестрой. Люди умерли за считанные секунды, оборвав крики ужаса и боли не успев даже закрыть глаза, но жизнь вокруг них не прекратилась, даже напротив — обрела новую силу. Чудовищную силу. Вы не пробыли в домике ещё и полуминуты, а потревоженная вторжением природа уже потянулась к вам, предвкушающе щёлкая жвалами и оседая на одежде сероватыми пятнами спор. Странное ощущение позвало ваши взгляды вниз, к вашим же сапогам. Вырываясь из-под толстых моховых делянок и расталкивая копошащихся насекомых, из самих половиц на встречу вам потянулись, извиваясь, толстые древесные ростки, спеша обнять ваши стопы тугими силками. Тупой укол надавил на подошвы снизу, пытаясь пробиться к тёплой плоти. Позади, медленно отрезая единственный путь к свету, натужно заскрипела и зачавкала с таким трудом выбитая дверь, потянувшаяся обратно к косяку. Дом был рад вашему визиту. Вашему долгому, плодотворному визиту…

➕ 𝕸аранта ➕
Лес принял тебя флегматично. Деревья провожали тебя хмурым молчанием, грибы подозрительно поглядывали из-под шляпок. Это был старый лес, древний лес, сонный лес. Ему не было дела до твоей мимолётной жизни, если он вообще заметил её тусклый огонёк на кромке своих владений. Этот лес вообще не желал признавать человека как нечто значимое. Возможно, он был прав. Вопреки близости людского поселения, ты не встретила ни одного подрубленного пня, не приметила ни одной протоптанной тропинки, хотя в поисках животных и была вынуждена отойти от деревушки на добрых пару сотен футов. Лес был нетронут человеком, словно никакой деревни подле него никогда не было. Словно селяне боялись зайти под тень древних вязов и вековых дубов, тем более потревожить их. Ты шла по границе деревни и леса, выискивая жизнь, и жизнь находилась. Животные были по осенне сонными, сменившими под стать посеревшим деревьям яркие шкурки на тусклые, но были. То там то сям мелькала среди тёмных стволов буро-рыжим пятном пугливая белка. Раз или два среди опавшей листвы пробегал, шелестя пушистыми лапами, белёсый заяц. Откуда-то из укрытых плотным покрывалом теней глубин леса то и дело доносился глухой крик какой-то птицы. Жизнь была в этом лесу, да, но она не желала покидать своего тенистого жилища, как будто опасаясь заброшенного селения. В лесах бывают такие места, в которые не любит заходить зверь. Это нехорошие места. Про такие места говорят «проклятые». В этом лесу, таким местом была деревня. Эта мысль пришла тебе, когда ты вырывала на коре пожилой сосны очередную метку. Эта мысль позвала тебя оглянуться на безмолвствовавшие домики, словно чтобы убедиться, что они всё ещё на своих местах. Глупая мысль. Ведь не могла же целая деревня взять и отойти в сторонку. Не могла. Но обернувшись назад, прямо к ней, ты увидела лишь чёрную стену безмятежно поскрипывавших деревьев. Где-то совсем рядом засмеялась ворона. Ты была уже не на опушке.

🏑 𝕶ейн 🏑
На то чтобы припомнить этот механически щёлкающий и сладко-пьянящий запашок у тебя не ушло и секунды. Магия Графа была здесь — в этой безмолвной деревушке. Её было мало, намного меньше чем на заоблачном пике и меньше в тысячи крат чем в поместье. И всё же она была здесь. В первую очередь ты заметил ту, что принесли с собой вы сами. Мелкие частички поблёскивали на ваших телах как налипший золотой песок, поскрипывая на зубах мгновением телепортации. Крылья Дикека были прошиты ей, словно заштопанная неподходящей по цвету ниткой рубаха. Она пробивалась сквозь накидку Маранты разводами северного сияния, проступившего на угольно-чёрном небе. Флегматичный пацан, назвавший в своей речи Графа «дядей», светился, пожалуй, сильнее вас всех вместе взятых, словно несколько лет подряд пролежал засыпанный в засахаренном миндале и глазурном печенье, ежедневно умываясь звоном механических часов и мелодиями музыкальных шкатулок. Но стоило вам чуть расступиться, как ты начал замечать, что не вы одни здесь отмечены назойливым благоуханием. Насильно исключив товарищей из мироощущения ты стал нащупывать магический след. Запах был слабым, словно ты пытался понюхать крепкую выпивку не вырвав из горлышка её бутылки пробку. Он обвивал каждый домик невидимой паутиной, налипавшей на взгляд, пролезал под ставнями и дверной щёлкой как свет прогорающей свечи в тёмную, ненастную ночь. Он шёл по единственной улице как призрак давно смолкшего парада, едва различимый за плотным саваном времени. Он шёл прямо на вас, готовый втоптать в опавшую листву и проходил насквозь, оставаясь на языке крупицей прикушенной за вчерашним завтраком гвоздики. Он уходил из деревни, теряясь в глубоких тенях хмурых, древних дубов, сонных сосен и узловатых вязов. Что бы это ни было, либо оно ушло в лес, либо пришло из него…

🦅 𝓓икек И 𝓓исмас 🍾
Как всегда, у судьбы было своё собственное, непостижимое чувство юмора. Один из вас был сыщиком, второй — разбойником. Один совершал преступления, другой раскрывал. Но очутившись вдалеке от привычных жизней, ваши цели неожиданно совпали, создав причудливый но весьма эффективный дуэт. Разумеется, напрямую вы не помогали один другому. Даже не сговаривались толком. Однако каждый взгляд, за которым можно было проследить; каждый вывод, отражавшийся проступавшими на лбу морщинами или прищуром зорких глаз; да даже сам факт присутствия другого, пытающегося опередить тебя в твоём деле — уже это удваивало эффективность каждого из вас. Сыщик, разумеется, был более чем привычен вглядываться в прошлое места по его настоящему. Глядя на опустевшую, молчаливую деревушку он видел многозначные улики и ценных свидетелей. Зажмурившиеся ставнями дома были немыми очевидцами некоего преступления и он неслышно заговорил с их молчанием, выуживая подсказку за подсказкой. Говоря о давности разорения этого места он полагался более, чем на интуицию — запущенность дел красноречиво подтверждала эту догадку. Что бы не принесло в это «гнездо» несчастье, оно случилось давно. Не первую и не вторую зиму билась оземь давно молящая о чистке и обновлении черепица, не первый урожай огородиков гнил у родных корней нетронутый садовником, не впервые эти покосившиеся дома встречали листопад в запустении. Впору было предположить о моровой эпидемии или подобном ей естественном бедствии, заставившем людей покинуть насиженное место и позабыть обратную дорогу, однако улики, за которые столь ловко цеплялся оценивающий сопернический взгляд опровергали подобную гипотезу. Разбойник не отставал, компенсируя меньший следовательский опыт опытом житейским. Бродячая жизнь и необычные знакомства, влекомые ей, позволили ему на голову обогнать сыщика в понимании природы этого места. От толстенных стопок дров, подпиравших домишки высокими пирамидами; до единообразия сортов древесины, составляющих этих же домишек стены и чёрных силуэтов, составлявших собой близлежащий лес; до меланхолично отгородившей собой неслышную но видимую отсюда речужку лесопилки; всё в этом месте буквально кричало о лесозаготовочном ремесле, которым жило когда-то это поселение. Среди опавшей листвы в одном из маленьких двориков даже удалось различить тускло поблёскивающее лезвие подёрнутого ржавчиной топора, забытого кем-то из здешних лесорубов. Однако всё из того же брошенного орудия удалось сделать и ещё один, куда менее лицеприятный вывод. Некогда ухоженные инструменты были раскиданы по земле и уже пожирались ржавчиной. Чья-то полусгнившая одёжа валялась вокруг жерди для сушки. Калитки не были заперты а загоны скота словно бы прорвала изнутри живая волна. Очень напуганная волна. Озарение посетило вас обоих одновременно: отсюда не ушли — отсюда бежали. Бежали не оглядываясь, бежали бросив все дела и пожитки. Бежали чем-то подгоняемые. Нет. Кем-то подгоняемые. Следователь, незнакомый с традициями романтиков большой дороги, или излишне цивилизованный горожанин, не сходивший с проезжего тракта дальше, чем в засаду; наверняка предположил бы набег. Осмелевшая шайка, слизнувшая с карты плохо защищённую деревушку, или доведённая голодной зимой до отчаянья стая волков — «чего необычного?», сказал бы он. И грубо ошибся бы. Ведь нападающие — не важно, четвероногие ли или двуногие — оставили бы по себе явные следы, которые не скрыло бы до конца даже неотвратимое время. Следы борьбы. Ни валяющихся трупов, ни пятен крови, ни застрявших стрел, ни сломанных предметов, кроме тех, над которыми потрудились годы. Даже царапин и сколов, которые могли бы оставить неосторожным взмахом клинки ни один из острых взглядов найти не мог. Хуже того. Чем дольше вы вглядывались в плотно затворенные двери и окна домов, тем больше находили в них схожестей. Все двери и все ставни были захлопнуты. Каждая. Кроме, разумеется, той самой, что тщетно пыталась нарушить гнетущую тишину своим протяжным скрипом. Исключив же её… Их не заколотили, даже не заперли — просто захлопнули и оставили так. За прошедшие с того дня годы всепроникающие ветра должны были отворить хоть одну ставенку, если не распахнуть все до единой, но сколько бы вы не оглядывались вокруг, во всём селении не находилось одного дома с приоткрытым окошком или неплотно закрытой дверью. Наконец, бросив широкий осмотр и сосредоточив орлиный взор на одной единственной ставне, сыщик наконец понял, что же удерживало их на месте все эти долгие годы. К тому моменту, грабитель уже заметил это и даже перепроверил. В силу профессиональных привычек, он лучше других умел по одному взгляду определить, возможно ли поспешно миновать ту или иную дверь или (в случаях особенной поспешности) оконце. Но в этой деревушке… Немногочисленные ржавые гвозди впивались в древесину глубже, чем мог забить молоток, местами уходя в неё со шляпкой, оставляя в память о себе лишь глубокие вмятины. Щели меж досок сузились до столь тонких щёлок что о том где кончалась одна поверхность и начиналась другая можно было лишь предполагать. Бесхозные домишки, валяющиеся без дела ведёрки и инструменты, заборы, оберегающие заросшие огородишки — всё деревянное насколько хватало взгляда разбухло, словно досыта напившись давно забытыми древесными соками. Как будто весь посёлок был вырезан из цельных поленьев каким-то полоумным кукольником, или и вовсе сам вырос в формах человеческих жилищ на пустовавшей поляне. Ни одного оконца и ни одной двери здесь уже нельзя было открыть — только выбить, как пробку из бочонка. Ни одной, кроме той самой.

🎯 ⊙ррин 🎯
Той, к которой ты успел подойти и заглянуть, пока эти «умудрённые опытом» с умным видом стояли в сторонке и ловили ворон. Вообще, догадаться что этот домик особенный можно было даже и без волшебной палочки, однозначно показывавшей, что он — единственный, на который никто не накладывал заклинаний трансмутации и некромантии. Да они поди и догадались, но как это обычно случалось со взрослыми просто подойти и заглянуть в открытую дверь не решались, то ли труся то ли ещё чего. Домишка был большой, уступал только лесопилке, так ещё и сделан был не из подогнанных брёвен, как остальные, а из камня — на городской манер. Внутри, правда, дом оказался не шибко интересней, чем снаружи. От дверей было видно только коридор, делящий домище на три комнаты, кусок одной из этих самых комнат (судя по темневшему у противоположной стены камину — гостиной) да закрытые двери двух других — слева и справа, как на зло отгораживая бó‎льшую часть внутреннего убранства от твоего праведного любопытства. Самым интересным, что удавалось разглядеть не заходя в каменные хоромы был раскинувшийся на весь коридор коврик, серый от пыли и времени, да чёрный, уже пару лет как прогоревший зев уже помянутого камина. Хоть владельцев кричи.

𝓓 ℬсе 𝓓
Месяц пролетел на крыльях повседневной суеты словно поющая и каркающая на тысячу голосов перелётная птица, сшитая нитями привычных тревог и утех из тридцати цветных лоскутков — ярких и тусклых, тёплых и холодных, весёлых и печальных. Осень ещё на шажок приблизилась к зиме, дети к взрослению а старики к упокоению. Природа заканчивала приготовления ко сну, не наполняя больше ночного воздуха песнями лягушек и жужжанием насекомых. Сбрасывали огненные гривы деревья и каждая третья ночь укрывала крыши домов пушистым белым одеялом — пока ещё тонким, тающим под светом дня но крепнущим с каждым закатом. Жизнь продолжилась с такой размеренностью, что иногда впору было усомниться в воспоминаниях, напоминавших в утренней прохладе о вое высокогорных ветров, находивших в стуке камней гнетущее эхо удушливых пещерных ходов и примечавших в ломанных закатных тенях карканье предсмертного крика. Неужели взаправду существовал этот таинственный Граф Ди с его доброжелательной улыбкой, дарящей одним невероятные подарки а другим — чудовищную судьбу? У каждого из вас были свои причины не доверять этим сомнениям. Кому-то напоминал о былом красноречивый трофей, кому-то тёплые улыбки близких, а кому-то было попросту недосуг задумываться о правдоподобности своей судьбы. В конце-концов, рано или поздно, правда всегда найдёт способ напомнить о себе… Так, например, о себе напомнил мягкий голос, бархатисто зашелестевший в ваших головах перебив мысли. За вычурным приветствием и неловкими пожеланиями здоровья и благополучия последовал краткий, не столько слышимый сколь осязаемый вздох, в равной степени опечаленный и довольный.
– К делу, впрочем. Сегодняшняя цель ваша — мешочек холщовый, семян и трав полный, нитью алой шерстяной завязанный. Владелица его — мадам Плайх, в лесу Стиллесков близ деревни Хендельсхавн обретающаяся. Как и прежде, предмет раздобудьте и по камням послания сообщите. Мадам Плайх участь на ваше усмотрение. Удачи. –
Намного менее приятным, хотя ничуть не менее знакомым оказалось тянущее чувство перемещения, похватавшее вас за души, свернувшее в тугой ком и сложившее пополам и понёсшее, погнавшее вдаль. Следующий миг был… Ничуть не лучше чем в предыдущие разы. Дыхание перехватило, и когда выдох сменился вдохом воздух вокруг уже был совсем другим — вольным, напоённым свежестью, какую не встретить в городских стенах. Веки сморгнули один пейзаж и новый, незнакомый и любопытный заменил его — со всех сторон вас окружили, косые и неказистые, маленькие деревянные хижины, укрытые лысеющими копнами черепицы. Одни звуки оборвались и в уши стали заливаться другие — шелестящий смех опавшей листвы зашептал под ногами, заскрипела где-то обделённая ласками смазки дверная петля. На первый взгляд, новая обстановка была умильна и невинна. Чистосердечная пастораль раскинула вокруг приглушённые, сонные тона маленького посёлка близ леса, о пенсии в каких любят помечтать в трудный день городские постовые. Но стоило взбаламученному мгновенным путешествием сердцу заново привыкнуть ко своей грудной клетке, как на спокойной картине стали проступать тревожащие детали. Первым знамением были звуки, а вернее сказать отсутствие оных. В ранний час, на который пришлась ваша экспедиция, легко было списать отсутствие мужских голосов, ведь их носители наверняка были на работах. Но какое бедствие можно было винить в отсутствии всех прочих? Ни болтовни матушек и тётушек, трудящихся по дому, ни ворчания старцев и старух, столь необходимого по их же заверениям, ни смеха и крика ребят, ни даже лая псов и крика скотины. Лишь тихие всхлипы помянутой уже несчастной двери да посвист вездесущего ветра разносились по пустынным улочкам. А улочки, как стало приметно, и впрямь были пустынны. Не то что селян — даже бродячих кошек, даже воробьёв насколько хватало взгляда не находилось. Не валил печной дым из кривоватых труб, сиротливо пустели гнёзда на неказистых крышах. Деревня казалась обезлюдевшей, опустевшей. Ну, по крайней мере такой она была до вашего прибытия.

Тёмный, освещённый безжизненным светом магических огоньков зал нависал над двумя мальчишками, стоявшими друг напротив друга. Каждый из них был едва старше шестнадцати, хотя их и старили глубокие морщины, мозоли и тёмные мешки под глазами. Сети шрамов, старых и ещё не успевших затянуться, заменяли им рубахи а лица то и дело подёргивались от напряжения и страха. Хриплый лай мастера подал сигнал и оба юнца приняли стойки. Два дрожащих голоса одновременно затрещали инкантации. Один мальчик говорил громче, чётче другого. Он же закончил заклинание первым. Его ладонь совершила сложное движение. Неуверенное, ломанное и неуклюжее, но всё равно верное. Затем другое и третье, ускоряясь, словно с каждым жестом на пальцах юнца разгорался обжигающий огонь. Второй мальчик попытался ответить симметричными движениями ладоней, но уже было слишком поздно. Неровный, тусклый снаряд уже спорхнул с пальцев первого и устремился к его замешкавшемуся оппоненту. В следующую секунду уже слышался хруст кости. Сбитое с ног тело прокатилось по каменной кладке и последние слоги соматического ключа сорвались на крик боли. Первый мальчишка затрепетал и неловко дёрнулся, словно в него тоже угодила магическая стрела. Лицо его исказилось гримасой ужаса и растерянности, взгляд заметался, дыхание сбилось а стойка потеряла устойчивость. Хриплый смешок перебил вопли конвульсировавшего на полу побеждённого.
– Недурно. – Обратился к побелевшему победителю мастер. – Но чего же ты ждёшь? Добей его и окончи поединок. –
– Я-я… – Мальчишка метал затравленный взгляд по комнате, дрожа словно тело его вдруг сделалось непомерно тяжким для ног. Со скулежом, недостойным даже раненной собаки, юнец подбежал к поверженному противнику и упал перед ним на колени. Он не знал, как помочь раненному, но всё равно попытался. По щекам его текли слёзы, он лепетал и молил о прощении. За валом эмоций, захлестнувших его, он так и не заметил, как в криках раненного возникли слова и как спазмы рук переросли в жесты. На краткий миг, коридор осветился ярким светом, болезненно и нестерпимо, ядовито рыжим. С тошнотворным хрустом заплаканное лицо провернулось на вытянувшейся дальше положенного шее. Голова мальчишки повисла на сломанных позвонках порванного хребта, глядя за спину бессильно повалившемуся наземь телу. Покрасневшие глаза потухли. Кашляя кровью и вскрикивая от боли, второй паренёк поднялся с каменной кладки, прижимая сломанное ребро руками. Аккомпанементом ему служили глухие хлопки улыбающегося мастера.
– Хорошо. – Прокомментировал учитель, доставая с пояса склянку с зеленоватой, густой жижей. – Очень хорошо. Что мы выучили сегодня? – Мальчик вырвал склянку из пальцев учителя и влил омерзительное варево в глотку. Боль, с которой зелье сращивало сломанные кости, была, пожалуй, ещё хуже чем та, с которой они ломались.
– Порой приходится выбирать — убить или быть убитым. – Серость голоса, прошептавшего ответ, могла сравниться лишь с его же отчётливостью. – Не все жизни можно спасти. Ещё меньше — целесообразно спасать. –
– Верно. Не важно, кто виноват а кто невинен, кто чего желал и кто кого заставил. Порой, мальчик мой, выбор стоит между двумя смертями. И как же выбирать, кому жить а кому умереть в такой час? –
– Моя жизнь дороже всех прочих. – Всё так же бесцветно ответил юнец. Он неотрывно смотрел на труп своего недавнего соперника, своего недавнего товарища. – Если выбор стоит между мной и кем либо, выжить должен я. Если речь идёт о жизнях других, нужно спасать тех, кто полезен мне. Если все жизни на кону одинаково полезны, я должен спасти как можно больше. –
– Вновь верно. Очень хорошо. – Мастер подошёл и положил руку ему на плечо, усмехаясь в густую бороду. Мальчик отвёл взгляд серых глаз от мертвеца и заглянул в лицо учителя. Фьялар пригладил растрепавшиеся волосы своего ученика, довольно кивая его ответу.
– Очень хорошо, Фаран. –
Огонь плясал на телах крестьян и гноллов, обгладывая чернеющие кости. Фарананг моргнул, гоня вставшее перед глазами воспоминание. Он глубоко вдохнул и выдохнул, бросая последний взгляд на выжженное поле, усыпанное стрелами и трупами. Затем, он развернулся к нему спиной и зашагал прочь. Нельзя сказать, что он знал о состоянии крестьян. О том, что никто из них не желал сражаться в этом бою и умирать за мрачные цели лживого демонопоклонника. Не знал. Лишь догадывался. Но даже знай он наверняка, это не изменило бы ничего. Обманутые солдаты ничуть не лучше зачарованных или брошенных в бой насильно. Враги были побеждены, но бой ещё не окончился.
– А ну пошли. – Призыв отдался сталью, когда Фаран похватал за руки Джоса а затем и Адель и настойчиво повёл обоих за собой. Не ожидая ответа и не принимая отлагательств, колдун втащил товарищей на край крепостной стены, где поставил их так, чтобы говорить с обоими, обращаясь, одновременно, и к солдатам и крестьянам во дворе. Новый глубокий вдох, громкий удар посоха о камень, призывающий ко вниманию. Алая мантия продолжала сверкать золотой энергией магии, на лезвии клинка отражались умирающие огни, серебряные омуты очей сияли изнутри. Наконец, ударили рыком военных барабанов слова.
– Я вижу раны, которые этот бой оставил на ваших сердцах и я благодарю богов за то, каких сопереживающих и добрых товарищей ниспослали они мне. Мы действительно отняли многие жизни, невинные жизни. Я не стану убеждать вас, что это не так. Это правда. Но не смейте — слышите, не смейте! — корить себя за это! Да, мы убивали невиновных. Я хотел бы, чтобы это не было так. Чтобы всех этих смертей мы могли избежать. Но мы не могли. Кто-то скажет, что мы могли сдерживать толпы не убивая, пока не пал бы Болтокрут. Мы не могли. Мы не знали и не могли знать, и даже знай мы не смогли бы удержать крепость до нужного момента. Мы едва справились и без того. Если бы мы не встали сегодня и не взяли бы оружие и не убили этих людей, уже завтра пылали бы деревни. Завтра пали бы города и на наших руках не были бы смерти десятков. Мы были бы палачами сотен. Убийцами тысяч. Болтокрут призвал бы своих демонических господ и зелёное пламя опалило бы все земли Альянса, и мы были бы виновны в этом. Все те, кого нам пришлось убить сегодня, погибли бы завтра, штурмуя ради Болтокрута другую крепость. Они жгли бы поля, они убивали бы своих сограждан и родных ради очередной безумной прихоти демонов. Мы заставили бы других солдат, других наёмников, других крестьян, таких же невиновных как эти, взять в руки оружие и сделать то, что сделали сегодня мы. Мы не спасли бы никого, отказавшись сражаться. Мы просто сделали бы убийцами кого-то другого. Рано или поздно, этот выбор пришлось бы сделать. Это был тяжёлый выбор, это был выбор из двух злодеяний, и мы выбрали правильно. Мы выбрали единственное, что должны были выбрать. Я благодарен всем, кто совершил этот тяжкий подвиг со мной. Вам благодарен весь Альянс! Это победа, будь она проклята! Мы вырвали её своими собственными руками и не позволим отобрать ни культистским шавкам ни позорному самобичеванию! Сегодня мы бились и победили! Победили за себя и за Альянс! За Альянс! –

"Убей!" Ноги не слушались колдуна. Кровь стучала в висках кузнечным молотом, заглушая все прочие звуки. Древняя магия брала свою жестокую дань, истощая тело и разум осмелившегося взывать к ней. "Убей!" Новое усилие, новый болезненный вздох и тяжелые створки век удалось разжать, открыв помутившемуся взгляду поле боя. Дрожа, прилагая все усилия чтобы не позволить усталому телу упасть в шёлковые силки обморока, Фарананг поднялся с колен, опираясь на посох словно старец на клюку. "Убей!" Скуля, рыча будто загнанное животное, колдун отнял от древка одну ладонь, направляя трепещущие пальцы в сторону маленького, чёрного уголька ведьминой мантии, тлеющего на самой границе видимости. Болтокрут должен был умереть. Даже если бы пришлось сломать себя пополам, если бы это было последнее, что он мог бы сделать, Фарананг не оставил бы ненавистного демагога в живых. Зеленоусый гном был намного более, чем главой восстания и опасным чернокнижником. В маленьких, злых глазках Фарананг видел отражение всего, что делало его ремесло презренным, ненавидимым, запретным. От перидотового яда демонической крови, игравшего на языках разрушительных чар, слизывавших с лица мироздания душу за душой; до полного безразличия к людским жизням, бросаемым в топку личной цели без малейшего промедления и жалости, Болтокрут был живым эйдолоном всего, что Фарананг презирал в подобных себе. Всего, чем боялся стать. Он должен, должен, должен был умереть! Но древняя магия обошлась лордеронскому чародею дорого. Губы его отказывались называть имена колдовских формул, пальцы одеревенели и не могли более чертить символы, дыхание металось в груди, бесполезным хрипом вырываясь из уст. Фарананг задыхался своей яростью, задыхался ненавистью и жаждой крови, не способный удовлетворить их жестокого аппетита. Цель была так близко — протяни руку и хватай! — но он не мог шевельнуть и перстом, зависнув на грани триумфа немой, агонизирующей статуей. Затем, был свет. Золотой, небесный свет, принесённый на крыльях прерывистой, дрожащей, совсем не мелодичной молитвы — первого, что Фарананг по настоящему услышал за всё сражение. После света, была стрела. Это не была магическая стрела, сотканная из воли, не была стрела священного небесного пламени и даже посеребрённая, благословлённая на бой стрела то не была. Простая, обыкновенная стрела. Простой стальной наконечник на простом дубовом древке с простым гусиным оперением. Она просвистела в воздухе и пронзила Болтокрута, не задерживаясь на лишний фарс. За первой стрелой последовала вторая, также угодившая прямо в цель. Абсолютно такая же, простая и бесхитростная. И вот так, без фанфар и почестей, без прощальных тирад, Болтокрут умер. Умер как любой смертный. Как умирают безродный ополченец и безликий солдат. Умер.
И как разрубленный узел обнажает своё сложное плетение, мир вдруг окрасился для Фарананга тысячей деталей. Боевые кличи, вой гноллов, звон оружия, смрад крови и пота, гарь, всё проступило явственно и очевидно. Круг разомкнулся, груз вдруг перестал быть неподъёмным. Боль и усталость уступили место рвению, самобичевание стало надеждой. В нём нуждались. Его силы могли спасти жизни, ещё ничто не было потеряно.
– Колдун мёртв! Победа наша! Колдун мёртв! – Сбросив все прежние страдания, Фаран взметнул полный восторга и рвения зов, делясь своей новообретенной надеждой. Резко повернувшись влево, заклинатель метнул два снаряда в толпу, погнавшуюся за Грейс, чертя привычные символы строгими, отточенными движениями. Обернувшись вновь, лордеронец сосредоточил воспылавшее новыми силами сознание на точке посреди сражения, призвав огненные чары на ряды наступавших. Разумеется, его магия и близко не могла сравниться в разрушительной силе с рунами посоха, но в высоте духа, с которой пальцы чертили её соматическую формулу и губы пели её инкантацию — дала бы и стократную фору. Бой пора было завершать.

🏑 𝕶ейн 🏑
Первые глотки алого варева пролетели, миновав все возможные промежуточные инстанции, прямо в брюхо, толком даже не рассказав о себе по пути. Но уже с третьей порции живительной влаги, окончательно смывшей из твоей глотки назойливую магию и выбившей тошнотворную ауру из ноздрей, ты смог распробовать вкус. И будь ты проклят, это был хороший вкус! Горячий глинтвейн пролетел по языку пёстрой шутихой специй и фруктового сока, замешанной на мощном порохе выдержанного, благородного вина. Разумеется, останавливаться на достигнутом было бы глупо. Ну и что, что тебя уже перестало плющить и таращить? А-но как вдруг опять начнёт?! Нужно же принять не только в прямых медицинских целях, но ещё и в профилактических и в превентивных да и в целом неплохо бы, а раз на то пошло ещё и за здоровье собравшихся можно, и за покой всех погибших да и вообще, ты промёрз и вымотался на этой треклятой горе!

✨ ℨодиак ✨
Хоть ты вроде и бессовестный, а что-то всё-таки слегка внутри кольнуло, как-бы ласково толкая локтем в бок, когда голова твоей малышки замоталась туда-сюда, перекидывая полный бурлящего выбора взгляд то на тебя то на новую сестрёнку, то обратно то опять на неё то вновь к тебе… Казалось ещё чуть-чуть и сверкающие глазки окончательно перестанут поспевать за мечущейся хозяйкой и разъедутся в противоположные стороны да так и застынут — в нерешимости. Но, как и во все прошлые подобные случаи, когда вот-вот уже из оттопыренных ушек должен был повалить сизый дым а расчёсанные волосы встать дыбом от напряжения, дилемма наконец разрешилась.
– А я умею объяснять и отсюда! – С широкой улыбкой, Астра подскочила к тебе, занимая почётное место на коленках. Она действительно не соврала и честно поясняла все тонкости благородного этикета севшей рядом Бэлле, причём зачастую даже не переставая жевать. Та же, в свою очередь, отложив на время свои слёзы и тревоги, умилённо улыбалась энергичному журчанию этого нескончаемого ручейка чистосердечной мудрости, старательно следуя советам. Конечно, пища была шикарной, но никакая, даже лучшая на всём Фаеруне трапеза и близко не сравнится с пусть и бедной и простой, но проведённой среди родных.

➕ 𝕸аранта ➕
Впрочем, от отсутствия в помещении лично твоих родственников харчи ни чуть хуже не сделались. А вот лицо лицо Графа, от твоих слов о помощи после выплаты долга, сделалось — странней обычного удивлённым, будто ты вдруг перешла на незнакомый ему язык. Взгляд его пытливо прокатился по твоей фигуре, изучая с таким интересом, что впору было и самой перепроверить, не выросли ли у тебя за время беседы ветвистые рога или пара лишних ног.
– Любопытнейше. – Возвестил наконец Ди, почёсывая в затылке с видом до комичного растерянным.
– Неужто понравилось вам подобное мрачное ремесло? Учтите, пусть несчастный Назэркляйн должник не наиболее типичный, иные зачастую ничуть не более приятны к знакомству. Исполнив долг свой свободны вы и вольны, как уж говорил я господину Косте. Что же до «помощи» после того… – С секунду он колебался, что-то явно прикидывая. Губы Графа беззвучно прошелестели какую-то краткую, неразборчивую интонацию, одновременно похожую на вопрос и на ответ, прежде чем вернуться к связной речи.
– Нет, нет. Боюсь я не в праве нанимать помощников как предлагаете вы. Разумеется, вы в полном праве во моё благо трудиться, но чудес за то я вам, прошу простить, не сотворю. Ни повторного контракта ни иной «помощи», увы, я не могу принять. Один человек, один контракт, один долг, одно желание и его исполнение. Одно лишь есть из сего правила исключение, однако покуда вас оно не касается. Прошу простить. –

🦅 𝓓икек 🦅
Но если Маранта встретила скорее непонимание, то вот твои слова вызвали… Ну, пожалуй это можно было бы назвать истерикой. Стоило фразе о жестокости увлечений слететь с твоих уст, как графа словно прожёг приступ горячечного озноба. Голос его, ещё мгновение назад размеренный и спокойный, переломился на хриплый, ни капельки не весёлый смех, как порой ломается пополам река, встречая на пути скалы, и пока одна её часть с весёлым бормотанием убегает дальше, вторая с отчаянным рокотом низвергается к далёкому подножию водопада. Угасающим хвостами кометы последовав за безвольно повисшей на напрягшейся шее головой, на глазах посеревшие волосы упали прямыми вертикальными штрихами на сгустившем краски портрете, частично закрыв искривившееся, словно от нестерпимой горечи, лицо, почему-то вдруг морщинистое и усталое.
– Увлечение, говорите? Коллекция… – Взгляд сине-зелёных глаз помутился, словно от проступивших слёз, дыхание резко обозначилось в воздухе — не смотря на царившее вокруг сухое тепло, каждый выдох рыжебородого вельможи возникал перед глазами маленьким облачком холодного пара, резким и судорожным.
– Ну конечно… Хищник, ха? Да, хищник… Жестокий и… Бесчеловечный. Бесчеловечный. Бесчеловечный... – Всего причудливый припадок продлился около шести секунд. Постепенно цвет вернулся в шевелюру фея а румянец на щёки, морщины исчезли, растворившись в молодом сиянии прояснившихся зрачков. Пробормотав ещё несколько несвязных слов — скорее раздражённых, нежели печальных — Ди качнул головой и заглянул тебе в глаза, пронзительно, будто кольнув двумя иглами.
– Так значит вот как это со стороны выглядит… Ну что же, понимаю. Знайте впредь: я не коллекционер и уж тем более не могу быть «бесчеловечен», как и «человечен» впрочем, и не жесток я отнюдь. На меня не наговаривайте, а тем паче на себя, дорогой Дикек, прошу. Вы не слабы, и не глупы вовсе, даже по сравнению со мной. Да я бы даже назвал вас намного себя сильней, не будь мы скованы оба контрактами. Благодарю за ваше пожелание, однако, ни у кого более если не найдётся вопроса, я, с вашего позволения, удалюсь. Как готовы будете, обратитесь ко слугам, вернут вас они по домам… – Выждав секунду или две тот самый вопрос, который мог найтись, Граф мерно покачнулся на месте, поднялся и чуть поклонился, прежде чем решительным шагом выйти за дверь, оставив вас наедине с пиршеством и неподвижными изваяниями слуг в посеребрённых масках. И что ты, спрашивается, такого сказал?

Бросив последний сомнительный взгляд на предметы в руках, Пифос натянул противогаз и водрузил на макушку шлем, убеждаясь в правильной функции прицельной матрицы. Сколь бы не претила амолотианину перспектива быть похожим на этих суицидальных гвардейцев но был вынужден отметить превосходное техническое оснащение полков Крига, и упускать возможность использовать его во благо Империума граничило бы с ересью. Особенно уже запросив с орбиты позволение на таковое использование. Куда проще и быстрее было бы попросить о доступе комиссара Фабригистуса как полевого командующего. Просто подойти и поговорить. Поговорить. В смысле сказать что-то Шенрону и дождаться ответа. Ответа комиссара Фабригистуса. Вокс передатчик ещё никогда не вызывал у инквизитора такой благодарности жречеству Марса.
- Не сочтите за оскорбление ваших командирских качеств, сэр, комиссар, сэр. - Пробубнило последнее пополнение рядов носителей устрашающей маски под напоминающий тревожный колокол архаичного мира звон в ушах спрыгивая с амфибийного катера в прибрежную водицу и добывая из чехлов оружие. Контакт с чем-либо живым на Эквестрии-прайм (пусть и с кажущимися простыми рыбаками) - повод насторожиться.
- Но разве не будет логичнее оставить гвардейца Ронас на "Касторе" для обеспечения снайперской поддержки? -

✨ ℨодиак ✨
С видимым любопытством выслушав твои объяснения, Астра кивнула одной ей понятной мысли и подняла ручку, протянув её Бэлле.
– Привет! Я — Астра! Давай дружить? – Прощебетала она, широко улыбаясь заплаканной крестьянке. Та, с секунду непонимающе посмотрев на предложенную ладошку, осторожно протянула собственную и мягко скрепила рукопожатие.
– П-привет. – Промямлила Бэлла, поминутно оглядываясь на тебя. – Ну… Эм… Давай? –
– Ура! – С присущей эй энергичностью, твоя звёздочка не стала задерживаться и сразу же потащила новообретенную подружку-сестричку к столу, заливаясь смехом. Будь ты проклят, как давно уже ты не слышал этот смех? Век? Два?
– Пойдём кушать, а, Бэлла? Папа, пойдём! У дяди Графа всё всегда такое вкусное! –

➕ 𝕸аранта ➕
– Благодарю. – Граф принял протянутую тобой деревяшку с тонкой улыбкой, тёплой и уютной как пляшущие в камине огни. Ласково, почти любовно огладив костыль он на миг прикрыл глаза, будто к чему-то прислушиваясь. Улыбка его расширилась, став, в чём-то, глуповатой и ребяческой.
– Блистательно! – Прошептал Граф, встрепенувшись и широко распахнув глаза. Впрочем ты на это уже не смотрела. Что бы не говорили сказители и поэты, тепло настоящего огня всегда теплее всяких улыбочек. Тот, кто никогда не мёрз по-настоящему не сможет понять или описать, насколько же приятно покалывающее, трещащее дыхание живого пламени, ласкающее усталое, замёрзшее тело. В твоём племени рассказывали истории о целых народах, выстроивших свою веру вокруг почитания живительного огня и его небесного братца-солнца. Отогреваясь у приветливого, посмеевающегося треском поленьев камина после нескольких долгих часов, проведённых на продуваемой всеми ледяными ветрами горе промёрзшего камня, ты начинала подозревать, что эти огнепоклонники не так уж неправы.

📖 𝓓жерри 📖
Твои слова, почему-то, очевидно опечалили графа — взгляд его потупился и улыбка сильно убавила в ширине. Тем не менее, Ди довольно быстро оправился от этой странной перемены, вернувшись к чудаковатому (если не сказать придурковатому) веселью.
– Всё так, всё так. Наш окончен договор, и с этого дня свободны вы предо мной, и не обязан вам я. При случаи скажу за вас доброе слово к вашей госпоже, и вы от меня передайте добрые пожелания. Угощайтесь, прошу, заслужили вы более чем сполна. Что до ценности предмета сего, что взял я в уплату и столь блистательно добыли вы… Его, как и подобные ему все, что предстоит вам собрать, предпочитаю именовать я «запечатление». Слово красивое, не находите? «Запечатление». Оно, что запечатлело. Запечатление каждое уникально и для меня весьма ценно, пусть на вид и неказисто зачастую. Ценность подлинную их сложно понять, не будучи… – Впервые за всё ваше краткое знакомство, граф замялся, пусть и только на секунду. Кажется, он собирался что-то сказать, но резко передумал и суматошно бросился искать смягчающий синоним, продолжив лишь когда выдумал таковой.
– Таким как я, не будучи. Да, таким... Скажу вам так: каждое запечатление есть нечто вроде физического воплощения, живой частички истории того, с кем договор заключен. С ним наш личный, маленький мемориал. Они пропитаны судьбой, они воплощают своего владельца и описывают его желания и ошибки, пороки. Будь судьбы должников моих книгами, именно запечатления их были бы на обложках, в именах их сказок. Мир праху его, мистер Назэркляйн калекой был, даже более чем телесно. Его историю воплощает его костыль. Прикоснитесь к старой древесине, и увидеть сможете. Запечатления — хранители истории, и я — хранитель их. – Это заключение привело Графа в причудливое, мечтательное состояние, из которого его смогли вывести лишь слова твоих сегодняшних компаньонов.

🦅 𝓓икек 🦅
– Ох, прошу простить мне. Отнюдь не желал я подёрнуть тоской триумф ваш сегодняшний. – Лицо графа обратилось к тебе с посерьёзневшим, смущенным, виноватым выражением, смотрящимся слишком нелепо, чтобы быть ложным. Он поставил костыль подле своего кресла и сложил руки домиком, сопровождая свой ответ мягким постукиванием пальцев.
– Увы, вас пока не имею я права освободить. За услугу услуга, и непреложна равноценность обмена. Ваш долг весом, из здесь собравшихся один из наибольших. – Он назвал тебе точное число вылазок, которые ещё предстоят тебе, витиевато и, как показалось, вполне искренне извинившись.
– Вы спрашивали, также, что желал, мир духу его, мистер Назэркляйн. Многое. Слишком многое, увы. Крылья желал он вопреки природе тела своего. Стойкости и жизненной силы более, чем должен иметь смертный. Просил чтоб при одном взгляде восхищались им и обожали, и враги чтоб боялись его. И силы, чтобы пятеро силачей не смогли побороть его — помните, что отвечал я, когда спросили вы, почему сегодняшний день избран был? – При этих словах губы графа скривила невесёлая улыбка. – И ещё желал он, и ещё. Я исполнил всё в точности, и, к великому сожалению моему, не смог он вынести всего, что получил. – Граф с видимой тоской покачал головой, опуская ладони. Одна его рука подпёрла подбородок, а вторая стала неспешно поглаживать перекладину костыля. Пока граф вещал свои речи, ты смог вполне досконально рассмотреть комнату и сделать ряд выводов. Не смотря на очевидную силу, стоящую за вашим рыжебородым кредитором, вопреки видимой роскоши его обители, он не казался самовлюблённым или самоуверенным. Его досада и сожаление читались не когда он хотел того, но когда по настоящему сожалел и досадовал. Улыбки и смех звучали искренними, и в целом в эмоциях не было притворства. Была в них, однако, странная, меланхоличная, серая тень, вроде тонкого акцента в словах или характера в движениях тела. Роскошь и власть были здесь, бесспорно — они пронизывали всю залу тонкими золотыми нитями, от дорогой ткани до посеребрённых масок слуг и пышной меблировки. Но в глазах Ди ни что из этого не вызывало блеск, какой неотвратимо возникал, глядя на вас. Словно всё это стало уже однотонным фоном — рутиной, лишь изредка разбавляемой чем-то по-настоящему волнующим. Вами, например.
Также ты отметил строгость, царящую вокруг. Точная расстановка мебели, идентичность и ровный строй слуг (едва ли людей, учитывая идентичные рост и комплекцию), даже размер порций предложенных яств. Граф любил порядок. Очень любил. Слишком?

🏑 𝕶ейн 🏑
Слишком! Это было слишком! Прислушавшись как обычно к течению сверхестественного, ты ожидал многого, но не этого! Всё вокруг — каждый дюйм комнаты и каждый шорох ковра под ногами заволакивала и обвивала, покрывала и наполняла, забивая все каналы чувств та же странная, сладкая и пряная, мелодичная и пастельно-мягкая аура, которую ты обнаружил на костыле. Как будто вся комната была ей многократно пропитана или вообще только из неё и состояла. Сам граф лучился ей так громко, что тебе пришлось срочно отвернуться, чтобы не потерять нюх. Единственными облачками «нормальности», теряющимися в этой какофонии, были твои новые товарищи.

Кривая, неприглядная ухмылка раскроила лицо колдуна. Совместные усилия обороняющихся понемногу начинали склонять чаши весов к победе, пусть та и казалась невообразимо далёкой. Крошилась каменная плоть голема и шла волдырями, сгорая, кожа зеленоусого Болтокрута, услаждая жажду отмщения, так старательно раздуваемую в себе Фаранангом. Потери среди культистов и гноллов, должно быть, перевалили уже за тысячу. С неожиданным восхищением отметив мастерство, с которым стрелы Джоса настигли осадного колосса, Фарананг сжал заклинательный посох, пересиливая себя, чтобы вновь воззвать к его разрушительной силе. Проскрипев болезненный стон одними зубами, Фаран вновь впился взглядом в сияющие руны, начав зачитывать их сначала. Первобытная магия не желала подчиняться колдуну — она справедливо презирала его слабую, смертную плоть и человечный рассудок, неспособный даже полностью вместить её, не то что понять. Она не давалась, ярясь перед закабалением, уходя от ментальных приказов и смеясь над сковывающими её мнемо-техниками. Пройдя мучительные лабиринты предохранительных и ограничивающих чар, призванных колдуном для спасения своего разума, в реальность просачивалась лишь сотая толика истинной силы слов, выкованных в лезвии, и даже этого было достаточно, чтобы заставить мага выть от боли. Не достаточно! Этого было не достаточно! Используя собственное тело как наковальню, принимавшую удар за ударом, зачерпнув жар из пылающего гнева и высекая искры стальным молотом воли, Фарананг стал ковать новую инкантацию, вбивая свои требования в вырывающиеся чары. Мир вокруг тянулся с непомерной медлительностью, и пока рядом успевал прозвучать один боевой клич, в разуме чернокнижника рокотала дюжина громогласных ударов. Наконец, вторая искра взметнулась к титаническому чудовищу, хлыстами воли подгоняемая к цели. Едва поле боя осветила благородная, золотая вспышка, призванная Адель и дарованная самим Святым Светом, ей завторила вторая, вытянутая Фаранангом из тьмы времён до первой летописи. Где божественный свет возрастал из единой точки, планомерно поглощая пространство своей чинной, величественной волей; там безобразные щупальца-языки проклятия рвались и расползались неровной живой стеной, с противоестественным голодом пожирая бытие на своём пути. На несколько тошнотворных мгновений, две сферы соприкоснулись и переплелись в ужасающем танце разрушения и смерти, святого и анафемического. Затем, праведный свет угас со всё тем же благородным спокойствием, с каким возник и рос, а протестующая поросль ведьмовского пламени задохнулась своим пустым голодом, не сумев познать ничего кроме него. Но Фарананг не остановился. Его не более не устраивало банальное разрешение конфликта. Слишком многое уже было сделано и допущено, слишком во многом пришлось убедить себя. Полное, абсолютное уничтожение виновных, коими заклеймили себя все вставшие на его пути, стало для Фарананга самоцелью. Смерть ради смерти, разрушение во имя большего разрушения. Не видя слёз, брызнувших из собственных глаз, презрев боль и здравый смысл, Фарананг в третий раз назвал имена, назвать которые именами было бы оскорблением их истинной сути. Цепляясь за решимость огня в груди, дарованную ему добродетелью Адель, колдун в третий раз раздул меха своих измученных лёгких, в третий раз вдохнул пламя в непокорную сталь слогов и в третий раз разверз страждущую пасть пламенной преисподней над полем боя, предлагая ей в прокорм плоть неугодных. Бой продолжался.

🏑 𝕶ейн 🏑
Воззвав к божественному, в первую очередь ты получил неожиданное подтверждение — девчонка, молившая вас пощадить чудовище и прижавшаяся теперь к Зодиаку отчётливо предстала перед тобой как нежить. Она была мертва и, кажется, даже не заметила этого. На костыле же ты нашёл… Что-то. Это не было доброй музыкой, которой боги помечали своих любимчиков, но и проделками демонов или некромантов это назвать было нельзя. Старую деревяшку обволакивал странный, невиданный тобой раньше эфирный запах, больше всего похожий на смесь корицы и базилика с резким спиртным духом и звоном механической музыкальной шкатулки, но одновременно напоминавший и ещё что-то, что ты при всём желании не смог бы описать. Неприятно было встречаться с таким вот необъяснимым пятном в мироощущении, но чуток поразмыслив ты пришёл к мысли, что это причудливое свойство может быть полезно. Даже посреди орды мертвецов или демонов, такой предмет тебе будет несложно обнаружить, и если все обещанные графу вещички, за которыми вам придётся отправляться, будут так же причудливо отдаваться в твоём чутье, это может упростить дальнейшие вылазки.

𝓓 ℬсе 𝓓
Как только все были на безопасном отдалении, магическое пламя начало своё омерзительное пиршество, по кускам испепеляя чудовищный труп. Смог валил густыми клочьями, ленивыми чёрными облаками расползаясь вокруг погребального костра и с неохотой развеиваясь на воющих ветрах. Последовавшая увещеванию Зодиака крестьянка вжалась в тело друида, тихо рыдая тому в одежду. Постепенно, чудовищный силуэт полностью истлел под жадными языками чародейского огня, оставив после себя лишь чёрное пятно горелого праха да зловонные чёрные разводы, кружившиеся на ветру. С Назэркляйном было покончено настолько, насколько то было возможно. Затем, вы исчезли с горы, оставив всех новых знакомцев, всю пролитую сегодня кровь и все причинённые смерти позади. Ветра продолжили выть, не заметив вашего отсутствия. Ещё долго будут в их песнях отдаваться крики сражения, последние слова умерших и гарь погребального костра. Гарпии вернулись к своей охоте, пересказывая друг-другу страшную историю о пятерых странных созданиях, убивших трёх их сестёр и щедро накормивших четвёртую. Со временем, точные детали будут перевраны, новые выдуманы, и в конце-концов эта история станет сказкой, которой матери будут пугать птенцов, чтобы те не летали дальше позволенного. Огры и дальше будут грозить стадам горных козлов и решившимся сэкономить на пограничной мзде странникам. В одном из уютных домиков Амна, на которые вы взирали с заоблачной высоты, пожилая дворфийка прольёт скупую слезу над официальном извещением, подпечатанным гербом пограничной стражи, а в душном подземном туннеле угрюмо отдаст честь, благодаря за повышение, новый капрал старой заставы. Последняя воля Литта Унглюклиха исполнится сполна — лёд скуёт его останки, сохранив их нетленными на долгие годы, а история о солдате, верном отчизне даже после смерти, станет, со временем, частью Амнианского фольклора, и ещё многие дрожащие перед первым боем юнцы вознесут, украдкой, молитву «Солдату Небес». Всё это случится в результате ваших решений и поступков, рано или поздно. Возможно, о чём-то из этого вы даже сможете узнать. Но всё то будет в будущем. Тогда же, только-только покинув пик, вас заботили совсем иные вопросы…
♪ ссылка ♪
Одно долгое мгновение — слишком долгое, чтобы называться комфортным, и ещё дольше того для некоторых из вас — вы не были нигде и никогда. В следующее, вы стояли посреди комнаты. От резкой смены давления голова шла кругом, щёки покраснели от мгновенного потепления. Тщательно вычищенный кирпичный камин наполнял просторное помещение уютным теплом и приветливым треском поленьев. Под ногами тихо шелестел разукрашенный сложными узорами ковёр из дорогой красной материи. За вашими спинами через массивные стеклянные окна ярко светило полуденное солнце, озаряя помещение ровным, мягким светом. Перед вами простирался длинный стол на резных дубовых ножках, укрытый плотной белой скатертью с затейливой голубой вышивкой. Три плетёных корзинки, расставленные по всей длине стола, ломились от душистого свежего хлеба. Три низкорослых, худощавых фигуры, наряженные в простые чёрно-белые фраки и резные посеребрённые маски держали каждая по небольшому котелку и черпаку — один котелок содержал густой картофельный суп покрытый плотным архипелагом грибов и мяса; второй благоухал вином и пряностями, а третий умиротворял ласковым ароматом молока с мёдом. Четвёртая фигура, ничем не отличимая от трёх других, стояла на большем отдалении от стола, неся глубокий медный тазик с тёплой, надушенной водой и пушистое полотенце. Перед шестью ясеневыми стульями, расставленными по оба конца стола, исходили ароматным паром фарфоровые миски со всё тем же горячим, густым супом. Седьмая миска стояла перед седьмым же стулом — единственным занятым, стоявшем во главе стола. Кейн, Джерри и Маранта уже бывали здесь раньше, в другое время и при других обстоятельствах. Когда заключали свои договора. Хлоп, хлоп, хлоп.
– Блистательно! – Смех графа всегда был странным образом заразителен. Рослый, рыжеволосый мужчина продолжил аплодировать вам затянутыми в тонкие белые перчатки ладонями, мягко улыбаясь.
– Блистательно, друзья мои! Со своим первым поручением вы прекрасно справились. Примите, прошу, моё скромное приглашение и отпразднуйте успех этот со мной! Без сомнений, устали все вы, замёрзли и проголодались. – Граф протянул одну руку к Маранте, всё так же мягко улыбаясь и без слов давая понять, чего ожидает.
– Тем более, здесь ждали кое-кого из вас. –

✨ ℨодиак ✨
Ты не смотрел на Ди. Ни на изящные узоры ковра, ни на причудливых слуг ни на манящее праздничное пиршество. Ты вообще ни на что больше смотреть не мог, кроме как на Неё.
– Папа! – С радостным визгом, твоя маленькая звёздочка спрыгнула с коленей графа, на которых сидела до вашего прибытия. Она была жива и здорова, и даже больше. Маленькое личико лучилось радостью, на маленьких щёчках снова играл здоровый румянец. Волосы были тщательно расчёсаны и уложены, порванное в ту проклятую ночь платьице сменило другое — намного более яркое и пышное, какие ты видал только на дочерях богатых купцов. Она подбежала к тебе и с разбегу крепко обняла, чуть не повалив.
– Папа-папа! Ты вернулся! Папочка! Прямо как дядя граф обещал! – Яркие глазки поднялись и заглянули прямо тебе в лицо, лучась ребяческой радостью. Она прижалась к тебе крепко, как только могла, но уже вскоре отступила назад, с любопытством переводя взгляд.
– Ой! Папа, а это кто? – Маленький пальчик указал на хрупкую, дрожащую несмотря на тепло помещения фигурку, прижимавшуюся к тебе. Бэлла, всё такая же заплаканная и растерянная ответила на любопытный взгляд твоей крошки собственным, прежде чем две пары девичьих глаз упёрли вопросительный взор в тебя.

🏑 𝕶ейн 🏑
Тебе приснился очень, очень странный сон. Что же такого надо было выжрать, чтобы такое приснилось? Да ещё реалистично так, будто на самом деле случилось... А впрочем хрен с ним — теперь-то ты проснулся и вся эта белиберда позади. Избавиться от этой странной боли во всём теле, и можно с чистой душой забывать этот странный кошмар. Только во что это ты завернулся такое? Мягкое, на ощупь совсем как козлиная куртейка, которую ты добыл во сне. Да и пахнет также… И выглядит. И место это выглядит прям вот один-в-один как во сне. Или не во сне…

🦅 𝓓икек 🦅
Приложив тебя наотмашь усталым взглядом, капрал молча вырвал из твоих пальцев флягу и прошагал к трупу, закидывая арбалет на спину.
– Если это teufelscheiße разрушит ещё чью-то жизнь я не смогу покоиться с миром. – Меланхолично проворчал он, наклонившись к алой луже. Фляга жадно забулькала, присосавшись к тугой жидкости, будто измученный жаждой странник к горному ручью. Уже вскоре она раздулась, как сытно попировавшая пиявка и Унглюклих туго завинтил пробку, оборвав её кровавую трапезу.
– Это относится не только к твоей жизни. – Маленькие, мутно-зелёные глазки пробуравили тебя со всей строгостью старого военного офицера. Ладонь сжалась вокруг горла фляги, как будто пытаясь придушить её.
– Только попробуй обречь ещё кого-нибудь на Это. Хоть случайно хоть намеренно. Я тебя с самого Тирова суда достану. – Хмуро пообещал дворф, протягивая наконец заветную фляжку.

✨ ℨодиак ✨
– Братик никогда не верил в людей… – Ты едва уловил, как растрескавшиеся губы несчастной девчонки прошелестели это тихое, не обращённое ни к кому в частности замечание. Она прошла мимо вас с Дикеком, будто не видя, и упала на колени прямо перед трупом, уперев в него бессмысленный взгляд наполненных слезами глаз. Ветер растрепал и без того неухоженные волосы, кровь существа неспешно подступала к замаранному платьешку.
– Они всегда обижали его... Они в него тоже не верили… А я верила. Он всегда оставался таким добрым, даже когда его дразнили и били… А даже когда злился потом всегда очень сожалел... – Покрытая ссадинами и мозолями ручка протянулась и ласково погладила спутанную шкуру чудовища. С ломанным вздохом, девушка опустила взгляд на собственное смутное отражение в растекающейся от трупа луже крови. Несколько хрустальных слезинок пробежали по грязному, бледному личику и упали наземь, вливаясь в густое красное озерцо. Не оборачиваясь, она спросила, обращаясь, как тебе самому показалось, лично к тебе.
– Вы… Вы меня тоже убьёте? Как его? –

➕ 𝕸аранта ➕
Аккуратно подступившись к чудовищной туше, ты схватила злосчастную деревяшку. Даже умерев тварь не желала отдавать свой несчастный костыль сжимая его мёртвой хваткой. Тебе пришлось как следует напрячься чтобы вырвать его из деревенеющих пальцев, но твоих сил (особенно в купе с поддерживающим волшебством друида) более чем хватило. Почему-то, сжимать в руках цель всей этой безумной авантюры казалось более странным чем всё, что вам пришлось пережить за тот день. Ты не была уверена, что именно в этом простом и бесхитростном куске старой древесины казалось таким нереальным, таким сюрреалистичным, но ощущение однозначно было. Теперь уже твои пальцы отказывались отпускать изделие, да и все прочие мышцы как будто оцепенели в ожидании. В какой-то неуловимый момент, необъяснимое чувство захлестнуло тебя с головой. В глазах потемнело, как будто чёрный смог залил весь свет, оставив тебя в бездонной пустоте. Наваждение проглотило не только свет — звуки также спрятались в чёрных складках всепоглощающей тени. Разговор вашего крылатого товарища с дворфом оборвался на полуслове, ветра смолкли посреди очередного завывания, и даже, кажется, твоё собственное сердце смолкло, не решаясь нарушить молчания стуком. Тебе не было холодно или жарко, сухо или влажно, тебе словно не было вообще никак. Потом, из этого «ничто» возникли образы. Ты никогда не была в городском театре, и лишь потому не могла сравнить с ним творящееся перед твоими глазами. Ты стала бесплотным молчаливым зрителем, перед которым одна за другой разыгрывались сцены. Первым перед тобой появился черноволосый мальчишка лет десяти, одетый в бедняцкие обноски, худой как сама смерть, с обременённым страшным уродством ликом и гротескным горбом на сутулой спине. Изо лба его показывались два коротких но отчётливых рога, будто у молодого барашка, а цвет кожи отдавал винно-красным. Под боком мальчишки лежал, кривой и нескладный как он сам, маленький костыль. Мальчонка тихо плакал, свернувшись на углу своей койки в калачик. Его отец снова напился, побил его и накричал. Ты не знала, как поняла это, но была уверенна, что именно это и случилось. Паренёк был привычен к побоям — его часто бил отец, а когда не бил отец — били другие дети, в том числе старшие братья. Но привычка не избавляет от боли. Рядом с мальцом сидела на коленях девочка, младше его лет на пять или шесть. Она утешала его, поглаживая по безобразной голове и говоря, что всё равно любит, каким бы он ни был. Он её не слушал. Образ растаял так же быстро, как возник. Следом, перед тобой предстал тот же парнишка, но теперь уже подросток. Такой же нескладный как в детстве, такой же худой, такой же уродливый, с новым, но всё таким же кривым костылём под рукой. Он служил в единственной церквушке своей родной деревни звонарём и добрый священник позволял ему жить на колокольне. Пареньку нравилась эта служба. Не только давала она ему почувствовать себя полезным вопреки своему увечью, она позволяла ему не общаться ни с кем, кроме доброго пастора и любимой младшей сестрёнки. Они сидели втроём на парапете и смотрели на деревню внизу, перешучиваясь ни о чём и наслаждаясь закатным солнцем. В глубине души, мальчик очень хотел спуститься вниз и пожить с другими людьми, но страх насмешек и побоев не пускал его. Он говорил себе, что его как и раньше не примут. Назовут уродом и демоническим отродьем, как называли когда-то в детстве. Побьют ради смеха, зная что он никогда не сможет за себя постоять. Добрая сестрёнка, тоже подросшая за прошедшие годы, продолжала приглашать его спуститься, говоря, что нет никакой разницы, как он выглядит, ведь он помогает всем чем может даже не смотря на увечья. Он её не слушал. Следующий образ показывал черноволосого горбуна уже молодым мужчиной. Рога вились теперь по обе стороны от его головы, безобразное лицо частично скрывала куцая бородёнка. Опираясь на постаревший, обшарпавшийся за годы службы костыль, юноша ковылял по освещённому лунным светом закоулку. На улице позади него веселилась толпа — впервые за долгие годы в деревушку приехал цирк. Пьяницы бросали ему в спину огрызки и очередные шуточки о том, что наконец-то смогут продать его куда положено. Дети испуганно прижимались к родителям, когда он проходил мимо. Это было нечестно! Он собрал всю свою смелость в кулак и в кои-то веки решился выйти в народ, и тот ответил ему… Да всё тем же. Скрежеща зубами и сдерживая слёзы, юноша брёл обратно к своей колокольне, намереваясь никогда больше не покидать её стен. Вдруг, перед ним встал важный господин, приехавший вместе с цирком. Он заговорил с юношей, спрашивая, почему тот так невесел в такую весёлую ночь. С тоской, горбун рассказал ему, что никогда не бывает счастлив среди людей, ведь они все боятся и ненавидят его. Важный господин участливо спросил, не может ли он чем-нибудь помочь этому горю. Юноша горько ответил, что даже самый добрый и богатый городской целитель не в силах помочь его уродству и увечью. К его удивлению, важный господин рассмеялся и заверил юношу, что он может не быть самым богатым или добрым, но зато может помочь. Важный господин предложил юноше исполнить любую его просьбу в обмен на этот чудесный костыль, на который тот опирался. Разгорячённый этим странным разговором и ярким блеском в глазах важного господина, горбун стал просить. Сначала он просил о малом, но чем больше он говорил а важный господин кивал, тем больше горбун хотел, и тем больше желал. Он попросил стать здоровым. Сначала просто здоровым, потом самым сильным и здоровым в деревне, а потом таким здоровым, таким сильным и выносливым, чтобы пятеро силачей не могли побороть его. Попросил было, чтобы его не боялись и не смеялись над ним, но быстро передумал, прося, чтобы каждый смотрящий на него восхищался им, чтобы враги боялись одного его вида. Попросил стать таким стойким, чтобы каждая рана заживала на нём за мгновения. Он попросил уметь летать, попросил шикарную бороду и шевелюру, просил видеть всё вокруг ясно как сокол. Просил и просил… Когда наконец его желания иссякли, важный господин спросил, всё ли это. Запыхавшийся от собственных амбиций юноша не раздумывая сказал, что всё. Он поставил крестик в предложенной господином бумаге и закрыл глаза. Потом, была только боль. Ты резко вдохнула, открывая глаза. Ты всё ещё была на вершине, сжимая в руках костыль Назэркляйна. Ветра допели ноту, на которой остановились когда странный морок обуял тебя. Слово, на середине которого остановился не-мёртвый капрал, было досказано без малейшей запинки. Мир продолжился, но теперь ты знала. Теперь ты знала...

𝓓 ℬсе 𝓓
Собрав последние силы, вы нанесли своему чудовищному врагу последний, решающий удар. Сияющее звездное пламя, тугие лезвия магических ветров и даже голодные духи теней обрушились на истерзанную тушу в едином, последнем порыве. Спутанная чёрная шкура горела, источая снопы тошнотворного смога, кровь лилась вязкими непрерывными ручьями и даже сама бессмертная душа была безжалостно вырвана из гротескного тела, оставляя лишь пустую оболочку. Последние крохи воли и накопленного разбега пронесли чудовищный кадавр ещё на несколько шагов вперёд, прежде чем массивные лапы подкосились под непомерной более ношей истерзанной плоти. Сломленный ужасающими ранами и словами Зодиака, что были, пожалуй, ещё больнее, Назэркляйн издал последний, протяжный крик, опадая на скальное ложе с тяжелым грохотом. В его предсмертном возгласе не слышалось ни ярости ни угрозы, да и былой мольбы в нём больше не было. Всё, что содержал последний, хриплый крик извращённого создания — было горькое, удушающее отчаяние. Так кричал бы в последнее мгновение жизни утопающий, умей вода разносить его крик. Так звучит последняя мысль самоубийцы, бросившегося со скалы. Так звучит принятие своей мрачной участи. Так звучит полное и окончательное поражение. Безобразная голова склонилась к груди, повиснув на более неспособной держать её шее, как будто в последнее мгновение жизни чудовище смогло устыдиться обличённых речью звездочета пороков. Янтарные глаза стали меркнуть, как меркнут в опустевшем доме забытые, прогорающие свечи. Ручьи кровавых слёз лились из под чёрных век ещё несколько секунд после того, как последние искры жизни покинули чудовищное создание. Левая передняя лапа, всё ещё вытянутая в направлении Зодиака, устало легла на ребро облачного бассейна, оставшись протянутой к друиду в беззвучной, отвергнутой мольбе даже после смерти своего владельца. Правая же, по прежнему сжимавшая в мёртвой хватке злосчастный костыль — немой и безликий виновник всего произошедшего — согнулась пополам, прижав деревяшку к израненной груди создания, будто ребёнок, прижимающий поближе любимую игрушку в поисках утешения. Единственное оставшееся крыло взмахнуло в последний раз, тяжелым чёрным саваном накрыв всю остальную тушу. Назэркляйн был мёртв. На несколько мгновений, на несколько странных мгновений, показавшихся более нереальными чем что либо из пережитого вами сегодня, на горном пике воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим воем ветров, эхо предсмертного крика и биением пяти сердец. Отброшенная Марантой девчонка, так и не сумевшая убедить вас пощадить её брата, медленно обернулась на затихающий отзвук его последнего возгласа. Она поднялась и словно в трансе побрела, покачиваясь, на негнущихся ногах обратно на вершину. Её глаза остекленели, взгляд блуждал, губы продолжали шевелиться но не произносили ни звука. Руки безвольно повисли по бокам. Где-то на пол пути её обогнал куда более решительный Унглюклих, подошедший к чудовищному трупу вплотную чтобы всадить в ослабевшую шею чудовища последний болт.
–Auf Wiedersehen, черношкурый ублюдок. – С угрюмым презрением он сплюнул в лужу крови, начинавшую растекаться от массивной туши. Помолчав, будто обдумывая случившееся, капрал повернулся к вам с ничего не выражающим лицом, выглядящим ещё более старым нежели раньше и отрывисто проговорил:
– Наш договор исполнен. Я удовлетворил ваши условия. Вы удовлетворили мои. Я сделал для вас что мог. Вы отомстили за моих братьев по оружию. Позвольте теперь мне воссоединиться с ними на том свете. – Бросив на остывающее тело и упавшую перед ним на колени девчонку усталый взгляд, Унглюклих неспешно покачал седовласой головой.
– У меня есть что им рассказать. –

🦅 𝓓икек 🦅
Резко вскакиваешь, пробужденный от смертного сна. Новые силы наполняют израненные, усталые конечности. Заставляешь себя игнорировать боль, пронизывающую все тело. Сейчас не до неё! Не разбирая дороги мчишься прочь от врага. Побеждает не самый смелый воин, но выживший. Бросаешь мимолетный взгляд через плечо и инстинкт выживания гонит тебя ещё дальше, ещё быстрее. Черная тварь рвется в догонку, пытается нагнать но понемногу отстает. Неуклюже размахивая единственным оставшимся крылом и вереща очередные безумства взбирается по скальным уступам, протягивает за тобой кривые когти, но ты быстрее. Ты уже далеко. Ему не нагнать. Не с ранами, что ты нанёс ему. Твои старания были далеки от напрасных - он отрезан от ветров, он прикован к земле, и пламя друида надежно прижгло его к этой тяжкой гире. Ты волен лететь, когда он закабален твердью. Пусть с твоих крыльев и опадают капли крови и вырванные перья, они по прежнему несут тебя наперекор горным ветрам. Ты все еще един с небом!

🏑 𝕶ейн 🏑
Вокруг шумит бой, вокруг льется кровь, но тебе — плевать. Из мягкого облачка чар ты созерцаешь величие, которого не достойны смертные. Грязная шкура лоснится в твоём сознании, заполняя мысли густым черным туманом. Кровоточащие глаза выжигают волю сражаться своим омерзительным тягучим янтарем. Симфония криков агонии убаюкивает и не дает ступить и шага... Сон! Это должен быть сон! Не может реальность быть настолько прекрасна и столь же отвратительна! Найдя лживое умиротворение в такой мысли, ты наслаждаешься этим великолепным наваждением, этим гротескным кошмаром, хотя и знаешь, что должен бороться. Ничего, уже скоро ты проснешься в очередной канаве и все это забудется за опохмелом и утренней мигренью. Окажется фантасмагорическим творением пьяного сознания и ничем более. Зачем уворачиваться от удара? Это ведь все просто сон, он не сможет тебе навредить. Боль? Боль тебе тоже снится. Падаешь на бок, скошенный выпадом своего чудовищного видения. Ну и пусть. Так же даже удобней. Глаза застилает дымка и по телу разливается странное, жгучее ощущение холода. Какой же странный сон...

➕ 𝕸аранта ➕
Рычишь угрозу, получая очередной жалостный ответ. Не поддаешься на мольбы о пощаде — ожесточаешь сердце и кидаешь копье, надеясь на случай и собственное мастерство. Слышишь как острие свистит в воздухе, как жадно чавкает, во что-то втыкаясь. Попала? По крикам не понять, по звуку тоже не выходит. Охота глянуть, но нельзя. И откуда вообще столько лишних мыслей? Конечно же ты попала! Дома ты попадала в дичь с куда больших расстояний! Да, там можно было смотреть, и охотилась ты не на такие… Штуки… Но ведь мастерство-то никуда не делось! Не делось ведь? Опять сомневаешься. Глупые сомнения! Мешаются под ногами, путаются в мыслях! Тебе вообще не нужны мысли! Это все от лишнего общения со слабаками из «цивилизованных» земель. Это они виноваты в том, что ты промахнулась! Они и это несуразное чудовище, на которое и посмотреть нормально нельзя! Надо бы их всех поубивать. Начиная с треклятого страшилища! Догнать бы его только сперва… А на пути как на зло встает давешняя иллюзия. Девичьи слезы падают к твоим ногам, дрожащий голосок просит «не вредить братику»…
– Пожалуйста, госпожа! Скажите им перестать! Пожалуйста! Они же убьют его! Госпожа! – Чувствуешь, как мелкое тельце прижимается к твоим мышцам, повисая на тебе не то в попытке убедить не то задержать. Странно, вроде же иллюзии нематериальные, чего это ты её чувствуешь?

✨ ℨодиак ✨
Срываешь с небосвода своей пенулы одну звезду, отсылая её падающим небесным огнём во тьму чудовищной фигуры. Тень расступается на миг, опалённая твоей сияющей яростью, но стоит только угаснуть магии снаряда как она вновь распрямляется, проглатывая звёздное пламя маслянистой темнотой спутанной шкуры. Вторая звезда подбрасывает падшего товарища обратно на ноги, давая тому еще один шанс сразиться. Слух вновь разрезает вопль чудовища, но на этот раз что-то отличается. На этот раз, тварь поворачивает безобразный череп в твою сторону. По затылку проползает холодящее осознание — он обращается к тебе.
– Волшебник?! Волшебник! Расколдуй! Волшебник! Вылечи! Сделай обратно мной! Волшебник! – Впервые за все сражение, все глаза создания фокусируются на одном объекте. На тебе. Громоздкая туша разворачивается, опрокидывая вашего воина неосторожным взмахом куцого хвоста и бросается обратно к гнезду. Кровавые слезы осыпаются градом пока страшилище несется в твою сторону, поднимая мощные порывы ветра и разбрасывая по склону перья с единственного оставшегося крыла. Несуразные лапы вытягиваются вопреки собственному строению, пытаясь как можно скорее втащить тварь обратно в облачный бассейн, чем чуть не вбивают исцеленного тобой ааракокра обратно в землю.
– Помоги! Волшебник! Магия! Сделай обратно мной! Волшебник! Помоги! –

📖 𝓓жерри 📖
По крупице скармливаешь душу чудовища царству теней. Над ухом тихо отдаются полу-реальные рыдания, беззвучные мольбы, слышимая тишина и прочий эфирный шум, кое-как сумевший просочиться через врата в открытое сознание. Пустая мишура, не имеющая права даже называться реальной. Но вот боль реальна. И эта боль — его боль — еще и приятна. Ты чувствуешь как эссенция покидает чудовищный силуэт, будто кровь, неспешно вытекающая из раны, жадно испиваемая межпространственной пиявкой. Тварь сопротивляется, цепляется за свое «я» и бросается прочь, взывая к вашему друиду безумными речами. Пора загнать добычу, в последний раз погрузить в её омерзительную плоть свои клыки. Охота подходит к своему завершению, ты уже чуешь.

"Так… Лечить больных, лечить больных. Легче сказать чем сделать! Как Джос вообще это делает? Мазь, точно! Кажется из трав и… Еще бурды какой-то. Ну, допустим лечат травы, а все остальное для запитки их энергией или вроде того. Но что именно делают эти травы? Почему вот такая трава лечит, а другая нет? Может в ней сок какой-то особенный, или дело в мякоти или как эта штука у растений называется?.. Эх, ладно, плохой пример. Не мое все эти вершки-корешки. Попробуем по другому. Вот Адель. Лечит магией. Этот её Святой Свет… Что он вообще делает с телом, чтобы его исцелить? Она складывает руки вот так- Нет, локоть чуть свободнее. Теперь ладони напрячь. Так, теперь молитва. Арканная формула, конечно, просто вплетенная в благочестивую тарабарщину для простоты запоминания и запудривания мозгов доверчивым прихожанам. Попытаться вычленить нужные соматические элементы и выкинуть все остальное? Многовато труда для небольшого удобства… Имп с ним, проговорю прямо как есть. Так, и теперь подать энергию и… Сработало? Круговерть, не сработало! Так, спокойно, повторю молитву, но, э... Ну, допустим, вот этот слог поменяем на… Вот на такой, например. Кажется должно помочь. Проклятье, силы маловато вложил — развеется не долетев до цели! Эм, эм- Аргх, имп с ним — наложу прямым контактом! Разряд! И..?Сработало. Сработало!? Ну, то есть, конечно сработало. Я же могущественный колдун! Ха-ха… Хм, кажется понял… Это что-то вроде… Вроде, вроде… А! Что-то вроде прижигания загноившейся раны! Да, что-то такое, только на все тело, под кожей и безболезненное. Проще простого! Только осторожно — выжгу еще чего лишнего, объясняйся потом… Да и жалко этих несчастных солдафонов вот так по ошибке испепелять. И так бедолаги натерпелись... Кхм… Будь я проклят, монашка плохо на меня влияет! Уже жалею каких-то идиотов в сюрко! Слабаков-солдатишек, пушечное мясо! Соберись, Фаран! Вспомни наставления Фьялара — все вокруг лишь инструменты. Расходуй, используй, не позволяй себе привязанности. Ты все еще жив только потому, что врешь им в лицо. Узнай они кто ты на деле — прикончили бы на месте, наплевав на все твои добродетели, на твои пустые попытки помочь им, на намерения и оправдания… Не смей, слышишь, не смей ослаблять барьер меж собой и ими. Используй их и точка. Ты не помогаешь нуждающимся, просто приводишь инструменты в рабочее состояние. Да, просто затачиваешь инструменты. Наплевать на благодарности и это проклятое теплое чувство в затылке — я делаю это не потому, что нравится, а потому, что это эффективно."
– Бросьте, сестра, до твоих способностей нам с Джосом еще расти и расти. – Колдун устало улыбнулся жрице, сам не до конца понимая, была ли это очередная часть маскарада или нечто более искреннее.
– Если кто-то и должен высказывать благодарности так это я — просто работая рядом с вами я выучил столько нового. Что бы не ждало нас завтра, я уверен — мы справимся! –
* * *
– Как справляетесь? – Фаран вышел к де’Кройцу торжественной процессией из гордо поднятого на ладони фолианта, начищенной косы и восстановленной к былому величию красной мантии. Колдун отлично понимал, какую услугу оказывает солдату, но это не отменяло необходимости убедить в этом того самого.
– Если вы готовы, можем начинать ритуал. Лягте, сложите руки на груди и не бойтесь. – Закрыв двери, колдун поднял посох и с отмеренной точностью трижды ударил им об пол, окружив Филиппа хороводом пляшущих огоньков. Книга на руке колдуна открылась и начала перелистывать страницы без видимой помощи заклинателя, что-то негромко нашептывая и напевая на неопределенное количество голосов. Фаран наслаждался этим шоу, и еще больше наслаждался выражением лица де’Кройца, оным вызванного. Именно такое развлечение и было ему нужно после долгой и монотонной работ по углублению башенного рва и наращиванию вокруг крепости земляного вала, которым колдун посвятил предыдущие пол часа. Перед тем, что ждало его этим вечером… Тем более, его теперешние действия не были полностью лишены смысла — он не просто спасал человека от судьбы хуже смерти. Он обретал должника.
– Филипп де’Кройц, воин Альянса. Ты был лишен — я возвращаю. Ты был расколот — я соединяю. Ты был проклят — я освобождаю. Пусть станет разбитое целым, пусть дух воссоединится с телом, пусть станешь ты вновь тобой! – Протянувшись сознанием в небытие между мирами, колдун выхватил оттуда нужный осколок эссенции и начал тянуть. Фьялар обучил его этой технике в качестве меры предосторожности, дабы иметь возможность вернуть ученика после неудачного опыта или, что куда более ценно, быть возвращенным им. Найти нужную душу в круговерти — не сложнее, чем найти знакомого в толпе. Куда труднее достать пленного обратно в мир смертных. Ни одну попавшуюся им душонку демоны не пожелают отдавать без боя, но души чернокнижников — в особенности, так как их легче всего мучить и использовать как материал для проклятых артефактов и основу для инфернальных чудовищ. Но де’Кройц не был чернокнижником. Он не был королем или великим героем, он вообще, с точки зрения круговерти, едва-едва "был". И все равно возвращение его сущности оказалось продолжительной, болезненной для обоих участников операцией. Мнимую бесконечность Фарананг тянул режущую метафорические пальцы нить эссенции, вплетая её обратно в бытие. Воплотив, наконец, последние крохи сущности Филиппа обратно в тело, Фаран тяжело припал на оба колена. Огни, продолжавшие носиться вокруг де’Кройца, вспыхнули яркой алой вспышкой и угасли, погрузив комнату в полу-мрак. Фолиант захлопнулся и упал к ногам владельца. Тяжело дыша, Фарананг поднял книгу и прижал к груди, прежде чем подняться самому.
– Дело… Сделано. – Распрямившись, заклинатель поспешил вернуться к своей недавней гордой стойке и доброжелательно-загадочному выражению лица. Эта маленькая победа над потусторонним наполнила его новым приливом самоуверенности. Уверенность в собственных силах и благополучном исходе путешествия горели в глазах яркими, азартными искрами.
– Вы должны мне, Филипп. – Широко улыбнувшись солдату, колдун подал тому руку и помог подняться. – Когда наступит подобающий момент я напомню вам об этом. До того дня вы можете жить как жили, наслаждаться каждым божьим днем. Если переживете сегодняшний бой, разумеется. Впрочем об этом я бы не беспокоился. Мои коллеги крайне компетентны, да и я, как вы могли заметить, знаю фокус-другой. Да и едва ли наш враг сумел собрать такое уж множество последователей. –
* * *
– Сколько же… – Фаран резко выдохнул, невольно сжимая косу крепче. – Сколько же их здесь... – Стоя на крепостной стене и взирая на подбирающуюся армию Болтокрута, колдун неожиданно осознал, что бравада, которой он так охотно делился с товарищами недавно, пошатнулась и пошла глубокими трещинами. Конечно, он уже убивал разумных существ — дворфов в кобольдской пещере, орков по пути в Златоземье и разбойников из Братства Справедливости — но тогда все было по другому. Они нападали, они грабили, они были воинами. Тогда, эта была схватка. Но теперь...
"Это будет резня! Это же просто- Просто крестьяне! Архимондовы рога, да там же и женщины и дети! Нам что, придется их всех..?! Не животных вроде гноллов или мурлоков или дворфов, не пропащих головорезов с большой дороги, не воинов… Слабых крестьян, обманутых и запуганных… Зачарованных, судя по словам Райкера!.. Я… Я не могу! Не так! Если я скормлю их Магии, чем я буду лучше этого полпинтового выродка или садиста Чучельника?!.. Но ведь… Проклятье, но они ведь не станут останавливаться! Страх, обман, чары, какая разница - так или иначе их бросят на стены и нам придется!.. Может просто отдать меч? Нет, ни в коем случае! Даже если бы ему можно было верить, зеленоусый ублюдок наверняка намеревается выпустить из клинка демона а это… Это может погубить столько жизней, что очищение Стратхольма покажется каплей в море. Но что тогда делать?! Что делать?!"
Дыхание чародея участилось, глаза суматошно метались от одного факельного огонька к другому. В поисках поддержки, колдун взглянул на Райкера, зная, что воин будет как всегда полон азарта и вызова. "Ну конечно! Вечный стоик, циничный весельчак… Мне бы твою неприхотливость..." Запал мечника помог успокоить дыхание, но в голове чернокнижника продолжали метаться сомнения. Тогда он повернулся к Джосу, надеясь найти опору в чистосердечной простоте охотника. Неожиданная решимость следопыта помогла изгнать часть терзаний из души и руки заклинателя перестали дрожать. "Раз даже ты готов на кровопролитие, какое право сомневаться имею я…" Наконец, Фаран отважился кинуть взгляд на сестру Ройстон. Он хотел увидеть на её мягком личике те же сомнения, что бушевали в его сердце, но боялся, что вместо них встретит мрачную решимость, или того хуже — отчаяние, по прежнему подступавшее к горлу от мысли о том, что им придется сделать. Но, как всегда, жрица смогла удивить его.
— Мы проделали этот путь неспроста! Остался последний рывок, и все закончится. Друзья, давайте же постараемся и защитим то, что нам дорого. Не отдадим ни пяди этой земли врагу! За Альянс!!! —
– За Альянс! – Возглас поднялся из груди сам, не советуясь с терзающимся сознанием. Костяшки пальцев побелели на рукояти посоха, а по кривому лезвию забегали магические искры. Взгляд брошенным кинжалом вонзился в стоящего перед воротами гнома. Рвение захлестнуло Фарананга, жажда покончить с этим кошмаром растерзала тени сомнений жестким светом. Да как он вообще смел сомневаться, когда на кону больше, чем какие-то жалкие законы, придуманные им же самим?! Культисты ли, невинные ли жертвы — плевать! Они угрожают его родине, его родным, его друзьям! Если потребуется, он убьет их всех до последнего, и пусть хоть сама круговерть пустоты разверзнется под его ногами — проклятый клинок демонопоклонники не получат! Сегодня умрут многие, но не эти трое. Потемневшая под дождем мантия всколыхнулась против ветра, окрасившись золотым светом, разнося воспрявшую волю колдуна по рядам защитников, будто пожар, разожженный от одной пламенной верующей.
– За Альянс! За Штормград! За Златоземье! За Лордерон! –

Слова Сопричастности от осени второго года Прибытия

Сей папирус, чья мудрость да не будет разглашена недостойным, несёт слова Сопричастности, провозглашённые для ушей мудрого грандмейстера Лауренса Аравийского, царём Аменехметумом Лодочником. Сими словами и иероглифами, их увековечивающими, царь Аменехметум провозглашает сопричастность, поддержку и укрепленную веру в общее дело, кои испытывает к досточтимому грандмейстеру и благословенному ордену его. Пробужденный волей Богов от тысячелетнего сна, был царь Аменехметум объят трауром, ибо те, кого звал он друзьями при жизни уж века как покоились в гробницах иль утеряны были в песках. Из каждых дюжины товарищей, знакомых царю ранее, лишь один был по прежнему подле него. За сим, благодарен царь всем небесам за знание то и полнится радостью сердце его от мысли той, что нашел он в почтенном грандмейстере Лауренсе нового друга. Во уважение сей дружбы и продолжение плодотворных отношений меж Орденом и Царством, царь охотно принимает справедливую цену, названную послами почтенного грандмейстера за бесценные навыки Бреттонских мастеров. В течении грядущих пяти месяцев, необходимая сумма магических реликвий и адептов будут собраны и предоставлены. Что же до военных компаний — в тот самый миг, в каковой гонец несет сие послание, армии Зандри уже выдвигаются ко границам, и не остановятся они, покуда земли, незаконно подчиненные князьями Стригг не станут вновь частью царства Зандри, как были в минувшие века. И число им легион, и имя их — смерть. Неотвратима победа их, ибо в каждом их наступлении не клинки обрушиваются на презренных кровопийц, но рассвет обрушивается на тьму, и как не быть вечной ночи — не быть более империи Стригг. Так ждите же рассвета, достойные воины Ориго, и разгорится он для вас. Так обещает стойкому грандмейстру Лауренсу Аравийскому, с нетерпением ожидая ответного письма, царь Аменехметум Лодочник, правитель Зандри и всех земель, испивающих воды Великой Реки.

Слова Участливой Заботы от осени второго года эпохи Второго Рассвета Зандри
Сей папирус, чья мудрость да не будет разглашена недостойным, несёт слова участливой заботы, провозглашённые для ушей царя Анхатара Третьего, царём Аменехметумом Вторым. Сими словами и иероглифами, их увековечивающими, царь Аменехметум провозглашает участливую заботу, обеспокоенность дальнейшим благополучием и скромное предложение, кои испытывает к царю Анхатару и царству его. Как не раз провозглашал в собственных письмах, чья длинна и словесное богатство как ничто подчеркивают истинность сего постановления, царь Анхатар, положение дел на стороне Великой Реки, к коей принадлежит царство его, далеко от спокойного. Сколь не было бы велико воинство его и могущественны жрецы его, царь Анхатар ясно дает понять словом и действием, что угроза демонов пустыни и царя, прозванного Скорпионом, непомерна даже для его блистательной мощи. Обеспокоенный будущим дорогого ему царства и лично самого царя Анхатара, но не желая, однако, оскорблять ранимую гордость его снисходительными подачками, царь Аменехметум предлагает мудрому Анхатару более, чем уничижительный равноправный союз. В течении последних месяцев, царство Зандри включило в свои границы многие новые земли, стерев с карт ничтожную Империю Стригг. Царская казна полнится отнятыми у зазнавшихся кровопийц богатствами. Их магические реликвии украшают стены Зандрийских храмов. Их князья повешены на воротах дворцов, что те некогда звали своими. Вслушиваясь в благодарные возгласы освобожденных от ярма Стригг верноподданных, царь Аменехметум не может не предложить благоразумному Анхатару примкнуть ко светлому царству своему в высокой роли почитаемого Владыки Царства-побратима. Сей почитаемый ранг не только обеспечит безопасность персоне самого Анхатара, но и дарует его владениям неизмеримую благодать полной и безоговорочной поддержки Зандри, как финансовой так и военной. Самоочевидно разумеется, как уже верно догадался прозорливый царь Анхатар, что подобное благоденствие будет нести за собой и ряд обязательств, к исполнению коих почтенный царь Анхатар будет в определенной мере обязан. Исключительно во избежание досадных недоразумений, кои могут возникнуть при объединении усилий двух царств, одно из которых пребывает в столь затруднительном положении покуда другое пожинает сочные плоды успешной компании, приняв это в высшей мере выгодное предложение, царю Анхатару будет предписано исполнение определенных незначительных но мудрых советов со стороны великого царя Аменехметума, как то: направления финансовых и товарных потоков, диспозиция войск, принимаемые и отклоняемые законы, решения государственных судов и тому подобные незначительные рекомендации. Провозглашая сие щедрое предложение возвышенный царь Аменехметум неформально отмечает также, что всецело ожидает от своего дорогого товарища Анхатара согласия, и неожиданный отказ — будь таковой ошибкой писаря или диверсией врагов царства — может повергнуть его в тяжкое, обессиливающее разочарование, воспользовавшись которым разгоряченные недавней успешной войной генералы бессчетного зандрийского воинства могут осмелиться совершить некие коварные акты, о последствиях коих оба царства в дальнейшем могут быть крайне опечалены. Так провозглашает ко временной ставке царя Анхатара, чьи земли временно ограничены привратными островами, с предвкушением ожидая ответного письма, царь Аменехметум Великий, Царь-Лодочник, правитель Зандри и всех земель, испивающих воды священной реки, палач князей Бэл-Аллиада, триумфальный завоеватель Прудов Отчаяния, поступь воинств которого заставила содрогнуться Черную Башню.

Слова Уважения от осени второго года эпохи Второго Рассвета Зандри
Сей папирус, чья мудрость да не будет разглашена недостойным, несёт слова уважения, провозглашённые для ушей великого царя, прозванного Скорпионом, царём Аменехметумом Вторым. Сими словами и иероглифами, их увековечивающими, царь Аменехметум провозглашает уважение, признание и веру в плодотворность сотрудничества, кои испытывает к досточтимому Царю-Скорпиону и благословенному царству его. В знак подтверждения этих высоких чувств, и как ключ, призванный отворить врата одного великого царства к другому и возвести меж ними прочную и плодотворную дружбу, царь Аменехметум отсылает с сим папирусом скромный дар к победоносному Царю-Скорпиону. Как длинно лезвие сего украшенного хопеша, столь же долгими да будут века правления двух царей — Скорпиона и Аменехметума — от первого рассвета, выкованного в гарде, и до конца мироздания. Как прочен и надежен золотой волос, увивающий рукоять меча сего, также прочны и надежны да будут плетения дружественных отношений, кои царь Аменехметум желает возвести меж царствами Скорпиона и Зандри — достаточно, дабы выстоять сотни веков, не утратив прочности и блеска. Как нерушима огранка клинка сего, столь же нерушимы да будут два великих царства — Скорпиона и Зандри — достаточно, дабы сокрушить тысячи тысяч врагов, не утратив и осколка режущей кромки. Сим же письмом, царь Аменехметум провозглашает восторг свой, вызванный воинским мастерством мудрого Царя-Скорпиона, проявленным в жестокой битве при древнем граде Кхемри, и возносит высшие похвалы мудрым генералам его. Так провозглашает к великому Скорпиону, гениальному военачальнику и триумфальному победителю демонических орд, с нетерпением ожидая ответного письма, царь Аменехметум Второй, правитель Зандри и прилежащих земель.

🦅 𝓓икек 🦅
Азарт течёт по венам пополам с адреналином, вытекает из ран и сплетается под ногами с мутной кровью врага. Вновь делаешь свою ставку, вновь ветряные клинки врубаются в смолистую плотью. Вновь слышишь из-под ног вопли боли, но на этот раз в них начинает звучать горькое отчаяние. Он покусился на самое святое для тебя, на твою связь с небесами, так почему не отплатить ему аналогичной нападкой?! Чёрные щупальца поспешно присоединяют обратно ранее почти отсечённое крыло, но ещё не приживили до конца. На этот раз ты не позволяешь себе слабости. Мутная кровь летит в стороны бурными брызгами, кривые лезвия вырывают куски плоти и обломки костей и мгновенно вгрызаются обратно в мясо, голодные до чужой жизни. Чувствуешь, как рвутся уже успевшие зарасти сухожилия, как натягиваются и лопаются мышцы, как бессильно бьются под клинками своры щупалец-пиявок. Ты рвёшь, ты вгрызаешься с остервенением раненного зверя — или ты его, или он тебя. Ничего более, ни капли крови менее. Ты продолжаешь натиск даже когда твои собственные мышцы начинают болеть от усилия. Ты не повторяешь недавней ошибки, ты идёшь до конца, задерживая дыхание, когда понимаешь, что вздохнуть нет времени. И в какой-то момент, тьма сдаётся под твоим натиском. С тошнотворным чавканьем, смолистая плоть рвётся под бурей ударов и твои клинки выходят с противоположной стороны сочленения. С громким, грузным и омерзительно влажным грохотом, кривое, двухметровое крыло гулко ударяет оземь, отделённое твоим клинком. Спазматически сжимаясь и разжимаясь, оно несколько раз приподнимается и ёрзает на камнях прежде чем обмякнуть, словно умирающее насекомое. Новый прилив сил захлёстывает тебя изнутри и снаружи — кажется, ещё чуть-чуть и ты окончательно прикончишь свою сегодняшнюю добычу. Ты лишил его небес. Ты великий охотник! Ты плотоядный порыв высокогорных ветров! Ты хищный шторм клинков! Фонтан крови окатывает тебя, высокочастотный визг боли заполняет слух болезненной симфонией твоей победы. Но твоему триумфу не позволяют продлиться - последнее, что ты успеваешь увидеть, прежде чем тьма проглатывает свет вокруг, это дёргающиеся и болезненно сжимающиеся в когтистый кулак пальцы чудовища, движущиеся на тебя быстрее, чем ты ожидал. Ты начинаешь уклоняться, но все силы уже вложены, и столкновения не удаётся избежать. Затем, ты падаешь, падаешь и не останавливаешься даже когда твоё тело касается земли. Выходит… Ничья?

🏑 𝕶ейн 🏑
Выдаёшь и сразу же исполняешь угрозы как истинный апологет полевого правосудия. Клюв трости с жадным чавканьем впивается в омерзительную плоть между перьев и спутанных волос, что-то даже кажется ломает — под толстой шкурой не разберёшь, да и не то, чтобы тварь как-то давала понять, что именно причиняет ей боль, как и что именно у неё уже сломано. Что ты здесь вообще пытаешься сломать? Оно, чёрт побери, всё и так сломано и перекручено! Это вообще можно убить? Ты бы не сказал, что оно живо, но и мёртвым оно не кажется. К горлу резко подступает удушающий ком, режущий глотку поднявшейся желчью. На язык просятся все ругательства света и все те немногие возгласы восхищения, какие тебе известны. Будь ты проклят, какая же это великолепная мерзость! Оно такое ужасное, что ты не можешь не восхититься его величием. Какой ко всем чертям Темпус?! Какой Граф!? Вот это ужасное месиво перед тобой — вот истинная сила! Вот настоящее божество! Ещё раз, чем ты там занимался? Кажется чем-то бесполезным, бессмысленным… А, точно, ты дрался с Назэркляйном! Во ты дурак конечно. Зачем же с ним драться? Всё равно ведь не победишь!
– Перестаньте! – Голос раздаётся совсем вблизи, почти у ног. Невольно поворачиваешься — та же побитая жизнью девчонка, что вещала с вершины, успела подбежать к тебе вплотную и теперь размахивает руками прямо перед носом. Тут теперь и не замахнёшься толком, чтоб её убогую не задеть. Чёрт, откуда здесь вообще какая-то девчушка? Не успеваешь задуматься над этим вопросом. Тяжёлый, отдающийся во всём теле удар прилетает с неожиданного направления и ломает что-то повыше бедра. Кажется это было ребро. Ах да, вы же тут вроде сражаетесь… А на кой чёрт вы собственно сражаетесь? Этот Назэркляйн ведь такой классный собеседник! Ты бы предпочёл посидеть и выпить с ним чарочку чего-нибудь горячительного, побрататься да поболтать по душам. Хотя ты и понимаешь, что это всё бред какой-то и даже не твоего собственного сочинения.

➕ 𝕸аранта ➕
Подкралась совсем близко, аккуратно минуя неровности местности. Уже можешь чувствовать смрад горящей шкуры, под ноги иногда долетают капельки крови. Решаешь, что пора. Взмахиваешь зеркальцем и наносишь грозный удар. Вот сейчас ты попадёшь и разрубишь эту страхолюдину напополам! Вот сейчас. Только «вот сейчас» что-то затягивается. Он же скажет, когда ты его ранишь? Ты же попросила. Значит скажет. Говорит он правда многое, в основном не очень членораздельное. Ну, может ты его и ранила, только сама не заметила. Как же всётаки неудобно, когда нельзя посмотреть! Судя по воплям и вновь долетающим до тебя капелькам крови бой идёт полным ходом, и кто-то по этому чудищу точно попал, причём неплохо так. Может это была ты?

✨ ℨодиак ✨
Отходишь от не-мёртвой бедняжки. Успеваешь увидеть, как от твоих слов на и без того несчастное личико накатывает разочарование и даже, кажется, показываются слёзы. В сознании скребётся чарующее проклятие чудовищной твари, но на этот раз к нему добавляется тяжёлый якорь вины. Чем ты можешь помочь ей? Упокоить её беспокойную душу и… всё? Ты лечишь раны своего пернатого товарища но никаких твоих заклинаний не хватит, чтобы вылечить её. Ты жжёшь чёрный силуэт, поднимая клубы удушающего смога, доносящегося, кажется, даже до твоей позиции на самой вершине, но выжечь её перепуганное, грустное личико из памяти не сможет никакая магия. Но даже не смотря на ужасающие ранения, на твои чары… Чудовище всё ещё сражается. Отчаяние начинает подступать к горлу. Ты не справишься. Ты умрёшь здесь и никогда больше не увидишь свою маленькую звёздочку. Или станешь чем-то хуже мертвеца и даже если вернёшься к ней, не принесёшь ничего кроме страха и боли. Ты подведёшь её. Но голос колдуна прерывает эту мысль. Больше огня? Да, ты можешь дать огня. Ты жаждешь дать огня. Ты испепелишь это преступление во плоти, будешь жечь и жечь покуда сама земля под его проклятыми копытами не расплавится и не потечёт. Ты исполнишь проклятый договор и вернёшься к Ней, живым и свободным. Ничего ещё не кончено. Слова гнева звучат ещё громче и ярче, ещё более полнятся яростью и решимостью. С тем же гневом пылают чары на чёрной шкуре - твой трещащий, пламенеющий укор злодеяниям безумца.

📖 𝓓жерри 📖
Сжав зубы стряхиваешь с сознания чарующий морок, изгоняя его манящее безумие незамутнённой силой воли. Помогаешь выбраться из его шипастых шелковых силков и другим. Твой окрик пробуждает звездочета от накатившего было остолбенения, и его пламя расцветает ярким цветком, обращая поднятый крылатым воином фонтан крови в чёрное облако смога. Огонь есть, осталось добавить холод. Встаёшь на позицию, с которой сможешь обстреливать тварь. Сучек под ладонью искрится в нетерпении, требует восстановить равновесие жизни и смерти. Охота продолжается.

🦅 𝓓икек 🦅
Рвёшь омерзительную плоть заострёнными ветрами. Магические лезвия с трудом прорубают чёрную шкуру, туго входят в мясо, но ты усиливаешь натиск. Словно не живое существо рубишь а пропитанное густой смолой чучело! Ударяешь, напираешь, продолжаешь давить и резать. Тварь под ногами рычит и верещит в агонии, окропляя землю под вами густыми красными слезами. В какой-то момент пересиливаешь омерзительную устойчивость твари — с чавкающим скрежетом, сочленение чудовищного крыла переламывается напополам и повисает на лоскуте напряжённых мышц. Ещё чуть-чуть и ты бы окончательно отсек его. Но ты останавливаешься — приходится уклоняться чудовищного от клюва. Отвлекаешься буквально на мгновение, настолько малое насколько позволяет тело. Всё равно ведь тварь больше не сможет пользоваться этим крылом? Но вот обрубок начинает метаться, рефлекторно взмахивая и ты уже готов нанести ещё один удар... И тут крыло поднимается вновь. Склизкие щупальца плоти рывками вытягиваются из мест разреза и переплетаются в тошнотворном зрелище, которое нельзя описать иначе, чем как «кровавую оргию чернильных пиявок». С жадным чавканьем, бурлящая плоть сплетается, сплавляется и напрягается, притягивая почти отрубленную конечность обратно к телу, «зашивая» рану толстыми, тягучими нитями-языками, пытаясь срастить крыло под неправильным углом. Пасть создания не закрывается от воплей агонии, лапы спорадически ударяют в землю и в какой-то момент изгибаются под углом, под которым изгибаться не должны. И хотя ты и уклоняешься от очередного удара всё ещё раскрытого в вопле клюва, когти создания застают тебя врасплох, ударяя по твоим собственным крыльям, вырывая перья пополам с кусками мяса. Боль захлёстывает и всё тело содрогается, кажется ещё чуть-чуть и ты упадёшь без сил, но твои когти цепки. Если это убожество хочет сбросить тебя — ему придётся сперва тебя убить! Да и того может быть недостаточно...

🏑 𝕶ейн 🏑
Подходишь поближе к чудовищной туше, осторожно поднимаясь по склону. В нос ударяет вонь горящей шкуры, почему-то вперемешку с ароматом розового масла, которым любят душиться важные городские шишки и их проститутки. Пытаясь игнорировать смрад и лёгкое головокружение, им вызванное, применяешь свою несказанную харизму по максимуму. Ответ не заставляет себя долго ждать — среди криков и визгов гротескной твари вновь проступает связная речь. По крайней мере, твой разум упорно воспринимает эти холодящие кровь стенания и рычащие повелительные всхлипы как речь.
– Нет! Не дам! Мой! – Рыдание ли это или указ, именно так отвечает на твои требования страшилище, продолжая биться в своём величественном, истерическом боевом танце. Ты не смотришь, но отчего-то отчётливо понимаешь, что один из его болезненно-янтарных глаз перестал метаться и устремлён теперь лично на тебя.
– Дворфы..! Пришлось! Не хотел! Сами пришли! Не хотел! Просил уйти! Просил! Сами напали! Делали больно! Пришлось! – Ручьи густых красных слёз, ниспадающие из-под чёрных век, разрастаются вдвое и капают теперь с разверстой нижней челюсти целыми гроздями, словно твои слова как-то особенно огорчают гротескное существо.
– Мой костыль! Нужен! Последний остался! Одежда порвалась! Никто не узнаёт! Боятся! Некуда идти! Только Бэлла и костыль! Моя Бэлла! Мой костыль! Я всё ещё я! Мне нужен мой костыль! Я всё ещё я! –

➕ 𝕸аранта ➕
Продолжаешь подбираться к чудищу. Шажок за шажком, не обращая внимания ни на какие иллюзии или косточки. Зачем на них вообще что-либо обращать? Косточки не навредят, а в иллюзию можно вообще не верить. Или не верить, и ещё и запырять потом для верности. Подходишь к склону. Аккуратно взбираешься, продолжая заслоняться от страшилища отражением. Сложновато, но ты не какая-нибудь неженка, чтобы какая-то неровность местности тебя останавливала. Залезаешь. Потом ещё раз, ещё выше. Судя по звукам и пятнам на грани зрения на которые ты точно не смотришь но всё равно чуть-чуть видишь — драка прямо перед тобой. Всего пара шажков и зеркальцем можно будет воспользоваться как подобает. А потом и ту иллюзию тоже им же!

✨ ℨодиак ✨
С гневом отсылаешь в чудовищную тварь сгусток небесного света. Пылающей зарницей твои чары врезаются в черноту туши, сжигая омерзительную шкуру и сминая плоть под ней. Даже на таком отдалении зловоние горящих волос и перьев доносится до тебя, каким-то невообразимым образом переплетаясь по пути с ароматом роз, вызывая рефлекторный рвотный позыв. Хочется вновь начертить пальцами символы и повторить залп, и повторять и повторять пока последняя крупица мерзкой тьмы не захлебнётся в звёздном огне. Пусть от одного взгляда на это ужасное месиво также хочется и упасть на колени, восторгаясь противоестественной грации и величию этого перекрученного извращения, ты остаёшься силён. Ты держишься за свой гнев, выжигаешь им мысли о слабости и страхе. Ты здесь не ради себя. Рука уже тянется совершить новый колдовской пас, но несчастная девчонка встаёт на твоём пути, и ты поспешно прячешь гнев.
– Перестаньте! – Она оборачивается, ища в твоём лице поддержки и хватая тебя за свободную руку. Чувствуешь мозоли на слабых ручках, обвивших твою ладонь, чувствуешь дрожь, но, как ни странно, не тепло тела. Она что, настолько замёрзла? Или...
– Скажите своим друзьям перестать! – На большие, стремительно наполняющиеся страхом глазки наворачиваются слёзы.
– Пожалуйста! Вы же делаете братику больно! Перестаньте, перестаньте пожалуйста! Просто уйдите и он вам не навредит! –

📖 𝓓жерри 📖
С треском и рёвом магическая стрела врезается в навалившееся на тебя чудовище, с трудом но всё же отбрасывая гротескную тушу назад. Ты же не мешкаешь и бросаешься наутёк. Идти сложно — кажется тварь успела сломать тебе что-то ниже бедра. В голове шумит и ты не уверен, что это от магического взрыва. Зачем ты вообще сражаешься с Ним? Он ведь так прекрасен! Как можно пытаться убить что-то настолько величественное? Хлад вытекает из ран, но продолжает требовать порченной крови. Требует покончить с не-мёртвым чудовищем. Но разве такое величие вообще возможно одолеть? Да и зачем? Ради хотелок какой-то королевки? Разве у неё есть хоть крупица великолепия, грации и извращённой красоты Назэркляйна? Тебе следует служить Ему, а не какой-то там фее! Ты понимаешь, что это не твои собственные мысли. Ты понимаешь, что с ними следует бороться. Но чего ради? Он всё равно сильнее! И тебе необходимо Его убить. И взмолиться ему! Ты понимаешь также, что от яркого контраста требований Хлада и повелений чарующей ауры и без того беспокойная голова вот-вот треснет пополам. В какой-то момент мимо пробегает, хрипло понося всё сущее на своём рычащем наречии, Унглюклих. Его тоже нужно убить. Ты ведь не можешь убить Назэркляйна? Нет, разумеется. Но должен уничтожить нежить. Значит нужно убить капрала! Ну или с собой покончить. Тоже неплохой вариант, учитывая творящееся сейчас в твоей черепушке. Как, правда, потом объясняться перед коллегами на той стороне?

𝓓 ℬсе 𝓓
Вдалеке от основного сражения, продолжая осыпать весь белый свет хриплыми ругательствами Унглюклих пробегает вперёд, вновь вскидывая свой арбалет. На этот раз снаряд попадает в чёрную тушу, но наконечник застревает в толстой шкуре едва-едва погрузившись на четверть дюйма. Сам Назэркляйн как будто и не замечает этой раны, сосредоточившись на впившемся в его гнутую спину вихрем магических клинков Дикеке. Вывернувшись под углом, при котором это действие сломало бы самой твари пару костей, когтистая лапа ударяет ааракокра в спину, выдирая из крыльев массивные клочья мяса и перьев, но тот не падает. Рядом с ним в смоляную тушу ударяет заряд света, посланный Зодиаком, а с другой стороны — в грудь чудища — попадает ещё один «ворон» Джерри, отпихивая тварь и давая охотнику улизнуть. Но не смотря на чудовищные раны, которые уже убили бы любое нормальное существо, Назэркляйн продолжает сражаться. Где-то на фоне, как будто на невообразимом отдалении, заплаканная девчонка продолжает просить за своего «братика».

В темницу Фар спускался старательно поддерживая самое стоическое выражение лица, на какое был способен. Сырой камень, полумрак и вонь давили на него пуще тьмы кобольдских пещер. Где-то на границе мыслей неумолимо скреблась тошнотворная мысль, что однажды — не сейчас, но когда-нибудь — его тоже введут под стражей в такую вот сырую камеру, чтобы не выпустить никогда. К нему тоже применят пыточные инструменты, его тоже заклеймят и осудят как пособника демонов. Прямо как этих троих. Возможно он увидит свет ещё один раз — когда его поведут на эшафот, но и то вряд ли. Чернокнижники слишком опасны, чтобы устраивать публичную казнь. Скорее всего он сгниёт во тьме и холоде и отправится туда, где ему самое место — в круговерть, к чудовищам вроде него. Ему повезёт если инквизиторы Святого Света не вытянут из него имена учителя, брата, или — от этой мысли Фар вздрогнул особенно резко — товарищей. Сглотнув и попытавшись выровнять дыхание, колдун перехватил посох в обе руки и обратил серые глаза на свалку, в которую погружалась камера. Он уже набрал воздух в лёгкие чтобы выдвинуть дерущимся нравоучительную тираду, когда голос монашки оторвал его от этого занятия и заставил перевести взгляд на излучавшего фоновую аркану безумца Грина. С секунду, колдун молча вглядывался в пустые зрачки рядового. Он отнял одну ладонь от посоха и принял предложенную руку жрицы, нежно но решительно сжав её.
– Не бойтесь, сестра. – Промолвил он наконец. – Нам не придётся ждать месяц. – По кривому лезвию пробежали огни, отразившиеся в серых глазах колдуна. Камни в навершиях посоха засияли чуть ярче, а мышцы под опалённой красной мантией напряглись. Фаран сосредотачивался, визуализируя проклятие и подбирая мнемоническую формулу, способную его разрушить.
– Может ваших сил и не хватает… – Ядовито-зелёные нити, оплетавшие эфирную сущность Грина проступили в сознании чернокнижника. Он поднял руку с косой и сильнее сжал другую, всё ещё державшую ладонь Ройстон.
– Может не хватит и моих тоже… – Дыхание чародея стало ровным и глубоким. Его мысли тщательно затачивались когнитивной техникой, вплетаясь в сплав психо-арканной формы. Он диктовал ветрам магии эдикт, призванный подцепить чужое заклятие чем-то вроде метафорического лезвия формул и контр-заговоров и распороть враждебное плетение.
– Но вместе — я уверен... – На лбу колдуна проступила испарина. Аркана текла сквозь него, она жгла и резала сознание плотным напором тринадцетизначных формул и запутанных сочетаний аккультных смыслов, но он продолжал осторожно подводить психический кинжал всё ближе к месту переплетения проклятья.
– Мы сможем! Аб усура люминус дивинитатис, оссидэре аркана, эст! – Стоило мысленному клинку встать на позицию, колдун вложил всю силу — свою и данную ему Адель — в резкое, вырывающее движение. Зубы заскрипели в унисон беззвучному скрежету сопротивляющихся чар. Частичка за частичкой, гексограмма за гексограммой, заклинание всё больше напрягалось и деформировалось, поддаваясь микротрещинам. Ещё немного, ещё сотая доля миллиметра и нечистивая формула порвётся. Ещё один рывок и…
Фарананг отпрянул назад, словно по инерции. Посох-коса ударил об пол одновременно с коленом, на которое повалился его владелец. Жадно глотая воздух ртом и пытаясь сморгнуть цветные вспышки, заполонившие зрение, колдун скривил губы в гротескной улыбке, больше походившей на гримасу боли. В ушах шумело, к горлу подкатила тошнота, в мыслях путались и метались осколки обеих арканных формул — его собственной и поверженной враждебной. Заклинание безумия было сильно. Это можно было описать как что-то вроде искусно сплетённой стальной лески или закрученной паутины из переплетения злобы и чистой энергии. От осознания, что он сумел разорвать такой прочный узел в вены хлынули эндорфин и адреналин. Продолжая крепко сжимать ладонь Адель, чернокнижник с усилием поднялся на ноги, опираясь на косу и от шеи до стоп содрогаясь мелкой дрожью. Он сумел! Он поборол! Он превзошёл такую силу! Он… Он… Он снова припал на колено, изо всех сил сдерживая рвотный позыв.

Абусаммад бежал так быстро, как только могли нести его ноги. Город горел вокруг него. Из-под груд каменных руин, которые ещё вчера были жилыми домами, к нему тянулись руки умирающих и мёртвых. Последних было больше. К этому Абусаммад привык уже давно — с самого его рождения, худого и бледного аравийца окружали мертвецы. Мёртвые солдаты патрулировали улицы, мёртвые беспризорники скитались по городам как и при жизни выискивая пропитания, мёртвые вороны и летучие мыши кружили в небесах, мёртвые князья правили из своих мрачных дворцов. К этому Абусаммад привык. Он жил так всю жизнь и даже сумел устроиться, насколько то позволяло положение, неплохо. В отличии от грязного простонародья, его высокий чин распорядителя городской гильдии столяров позволял такую роскошь как, например, ежедневные приёмы пищи и полноценную кровать, которую ему приходилось делить всего с одним другим человеко. Старательно выслуживаясь перед своими господами во все те редкие разы, когда они навещали его гильдию, и ещё более старательно подсиживая своего прямого начальника, Абусаммад был уверен, что вот-вот его и без того неплохое существование станет ещё более прекрасным. К чему он, однако, не был готов, так это ко дню, когда мертвецы стали убивать друг-друга. Он не знал что именно случилось и почему его хозяева так спешно покидают город вплоть до этой самой ночи, когда две не-мёртвые армии устроили на улицах поле брани. Он не знал, откуда пришли Эти мёртвые — новые мёртвые, не походившие на знакомых ему. Не только несли они невиданные раньше знамёна и символы, но когда мертвецы родной империи Абусаммада были, как правило, либо высокородными князями-Стриггами, либо гниющими трупами лишёнными сознания и воли, новоприбывшие сияли белизной костей словно начищенными доспехами и проявляли поистине пугающие признаки разума. Они даже были чуть тёплыми, будто нагретыми тем загадочным солнцем о котором Абусаммаду рассказывали путешественники, бывавшие за пределами вечно пасмурного неба Империи. Впрочем, Абусаммаду было наплевать откуда взялись эти новые умертвия. Всё, что его заботило, так это то, как бы не быть убитым — не важно чьими не-мёртвыми марионетками. Чувствуя что вот-вот упадёт без сил, он забежал за угол и прижался к стене полуразрушенного здания, пытаясь перевести дух. Он никогда не был выносливым или сильным. Да и кто из смертных имперцев по-настоящему был? Сила всегда была привилегией мертвецов. Потому, когда полусгнивший кулак неожиданно ударил его в живот, Абусаммад даже не попытался сопротивляться. Он просто упал, согнувшись пополам, и приготовился быть сожранным. Он не раз видел как бессонные мертвецы, проголодавшиеся до плоти и спущенные со своих поводков запихивали всё ещё кричащих и вырывающихся крестьян в глотки кусок плоти за куском. Теперь, попавшись кому-то из отбившихся от общей орды «солдат» его князя, Абусаммад мог лишь молиться всем богам каких знал, чтобы его сперва убили а только потом начали обгладывать. Возможно, ему даже посчастливится тихонько сгнить под обломками и не быть поднятым. Согбенный, раздувшийся и покрытый открытыми нарывами труп пошатываясь прохрамал на негнущихся ногах ещё ближе к лежащему распорядителю, бездумно повторяя разбитыми губами единственное известное ему слово - «Нагаш». На лицо Абусаммада капнула полу-свернувшаяся кровь, смешавшаяся в разверстой брюшной полости умертвия с гноем и загустевшим желодучным соком. Судя по гниющей кожаной одежде, при жизни оно было кем-то из коллег Абусаммада. Возможно даже кем-то из предшественников. С утробным рычанием, тварь запрокинула зловонную пасть и широко раскинула безвольно висящие челюсти, готовясь приступить к своей омерзительной трапезе. Абусаммад хрипло вскрикнул и зажмурился. Однако гнилые зубы так и не впились в его худощавое тело. Прошла одна секунда, другая, и Абусаммад осмелился открыть глаза. Перед ним по прежнему стоял мертвец, но далеко не безвольный зомби. В строгой боевой стойке перед ним стояла фигура, облачённая в медные доспехи, похожие на те что носили телохранители приезжавших в город князей. Белоснежные, отливающие золотом кости воина были покрыты длинными лентами, напомнившими Абусаммаду дорогой пергамент, на каком вели учёт бухгалтеры гильдии. Золотой с чёрным орнамент брони переплетался с украшениями, унизавшими нетленное тело воителя. Пустые глазницы отвернулись от порубленных останков ещё недавно казавшегося Абусаммаду непобедимым зомби и вперились в советника. С трусливым писком он вжался в стену, подобрав колени к лицу и с ужасом ожидая, когда зловеще поблескивающий в свете пожаров клинок мертвеца обрушится на его голову. К вящему удивлению Абусаммада, скелет выпрямился и… подал ему руку?
– Вы есть Альнашшар Абусаммад, кой быть распорядитель для гильдия из столяр? – Фигура застыла, протянув костяную ладонь и вопросительно глядя ему в глаза. Абусаммад с трудом понимал наречие существа — оно было старомодно и казалось граматически неверным — но всё же понимал. Его поражало уже то, что с ним разговаривал мертвец, не являющийся князем или кем-то из их родни. На нерешительный кивок, на который кое-как осмелился перепуганный Абусаммад, фигура отреагировала собственным, куда более решительным. Подхватив мужчину будто тот не весил и фунта, костяной воитель ринулся по пылающим улочкам с неожиданной прытью.
– П-почему?! – Хрипло вопросил Абусаммад, чувствуя в окружающих его костях странную, похожую на ровную сердцебиение пульсацию.
– С вы возжелать молви повелитель. –
– За-зачем?! Я не знаю ничего важного! –
– Вы есть лицо знакомый уважаемый для здесь человек. Так быть говори они-ниже-чёрный-арафатка. Вы быть объясни правда — здесь человек вы есть верить. Вы быть объясни Зандри есть хорошо. Так молви повелитель. – Абусаммад помолчал, расшифровывая и обдумывая слова мертвеца. Наконец, он решился задать ещё один вопрос, решив что раз его ещё не убили — не станут и после такого.
– Что… Что такое Зандри? – Безглазый череп оторвался от дороги и вновь заглянул в глаза Абусаммада. Распорядитель мог бы поклясться, что мертвец улыбался ему одними губами, хотя губ у него и не было.
– Мы - Зандри. –
– Мы побеждаем. – Стоя на песчаном холме в паре сотен футов на юго-восток, царь Аменехметум наблюдал, как горит город. Компания против империи Стригг ещё только началась, но судя по донесениям Альрахима из Бэл-Алиада уже унесла сотни жизней и без счёта не-жизней. С вящим раздражением, царь понимал, что вместо решительного и быстрого покорения, на которое он рассчитывал, его царство ожидает затяжная бойня. Аменехметум ненавидел продолжительные войны. С каждым столкновением всё больше металла растрачивается на стрелы и клинки, и всё меньше на инструменты. С каждым боем, всё больше его слуг падает в чужую землю и всё меньше возделывает землю собственную. С каждым сражением, всё больше зданий сжигается, и всё меньше удаётся возвести. А как учат древние летописи: войны выигрывает не тот, чьи солдаты не иссекают, но тот, чьи зернохранилища наполняются. Будь его лёгкие всё ещё в груди, царь вздохнул бы с тяжестью.
– Царь мой? – Оторвавшись от своих скорбных мыслей, Аменехметум обнаружил на себе обеспокоенный взгляд визиря. Махнув тому рукой, царь качнул головой и вгляделся в пожарище.
– Как продвигается сбор указанных шпионами Кадхаба старейшин? –
– Фарук из каменьщиков, Бахрия из земледельцев, Абусаммад из столяров и Сайфул из торговцев найдены и уже на пути к вам. Васиф из кожевенников и Шарифа из кузнецов мертвы. От рук Стригг, разумеется, как вы и указывали, свидетелей предостаточно. Остальных всё ещё ищут. –
– Хорошо. Если мы завоюем их земли, но сердца и умы местных по прежнему будут принадлежать Империи, от этой войны мы не получил ничего кроме разорений. Удостоверься, что все указанные в предоставленном чёрными арафатками списке готовы к сотрудничеству. Я же вернусь в Зандри. Нам придётся подождать ещё несколько месяцев, прежде чем мы сможем продолжить покорение. Впрочем… – Аменехметум провёл пальцами ладони по предплечью, с трудом находя место где шальная стрела Стригг ещё недавно пробивала мумифицированную плоть.
– Время у нас есть. –

🦅 𝓓икек 🦅
Чувство крутого пике, в котором ты устремляешься к чудовищному созданию — непередаваемо прекрасно. Ты един со своим внутренним охотник, с небесами, с предками. Упав на спину твари плотоядной кометой, ты вцепляешься в спутанную чёрную шерсть, вырывая перья и клочья волос. Тварь визжит как дисгармонирующий оркестр скрипачей, рефлекторно вырывается, но твоя хватка крепка. Массивные крылья расправляются, и с неестественной для такой туши лёгкостью поднимают тварь над землёй. В следующий момент ты уже вновь летишь, но на этот раз не по собственной воле. Непостижимо грациозным прыжком, гротескная тварь набрасывается на подошедшего слишком близко колдуна, врезаясь в него своими ужасающими конечностями. Тот отвечает ей каким-то огненным проклятием, но противоестественное чудовище и не думает останавливаться. С режущим уши треском, короткая шея проворачивается на плечах, устремляя взгляд мечущихся глаз прямо на тебя. Похожий на боевую кирку клюв ударяет тебя в плечо, чуть не сбрасывая с монструозной спины. Чувствуешь и даже слышишь как трещат кости, но удерживаешься.

🏑 𝕶ейн 🏑
Почти не видишь, что творится. Каждый раз как выглядываешь взгляд будто уздечкой тянет к омерзительному чёрному силуэту, приходится на силу отводить или закрывать руками. Но вот слышишь ты многое. Грозный боевой клич вашего сокола, ответный визг Назэркляйна, шумные взмахи крыльев, слишком больших чтобы предвещать что-то хорошее. Лёгкая дрожь пробегает под ногами когда чудовище слетает-спрыгивает из своего лежбища. Слышишь что-то похожее на эхо того самого «подарочка», по поводу которого ты и заключил договор с Графом — да и порыв горячего воздуха вполне соответствующий. А Назэркляйн всё не замолкает. Нечленораздельные, животные вскрики перемежаются царственным, глубоким басом, ломающимся посреди слова на диссонансный визг. Из всех режущих слух звуков вычленяешь те, что некогда могли быть речью:
– Костыль — мой! Мне нужен! Не дам! Мой! Уходите! Прошу! Не надо! Я наврежу! Уйдите! Пожалуйста! Мне больно! Перестаньте! Прошу! Перестаньте! –

➕ 𝕸аранта ➕
Смотришь в своё острое зеркальце. Там, на границе зрения, кто-то куда-то бежит, кто-то что-то колдует, но ты не смотришь. У тебя есть ты. Ты отлично смотришься, шаг за шагом обходя гнездовище твари по дуге. Обходишь осторожно — глупо ведь будет подвернуть лодыжку посреди сражения с непостижимым ужасом? Глупо. А ты — не глупая. Так что осторожничаешь. Шаг за шагом, прямо таки чувствуя приближение омерзительного чудища. Ещё чуть-чуть, и зеркальцем можно будет воспользоваться по прямому назначению. Под ногой что-то хрустит. Инстинктивно бросаешь короткий взгляд и обнаруживаешь полусгнившие рёбра, дворфийские судя по размеру. Руки и череп рядом, а вот ничего ниже пояса поблизости не видать. Кое-кто недостаточно осторожничал.

✨ ℨодиак ✨
По прежнему таишься в гнезде. В какой-то момент с небес ударяет Дикек и омерзительная чёрная тварь начинает метаться, чуть не задавив тебя гротескными лапами. Но вскоре чудовище покидает своё гнездовище, а вместе с ним и ваш крылатый товарищ. Теперь, тебе удаётся как следует разглядеть второго обитателя этого переплетения веток и ветоши: замаранную, измученную девчонку в порванном платье. Твоё преображённое сердце ускоряет ритм биения, когда ты понимаешь, что это действительно девчонка — всего на пару лет старше твоей маленькой звёздочки, только-только подступившая к порогу совершеннолетия. Судя по одежде когда-то это была крестьянка, но либо жизнь в деревнях Амна страшнее, чем выживание на твоём родном фронтире, либо она здесь далеко не первый день. Некогда белая ткань стала по цвету ближе к крысиной шкуре, некогда розовощёкое личико посерело и покрылось ссадинами. Под большими, покрасневшими от слёз глазами расплылись глубокие мешки. Коленки и локотки стёрты до крови, в светлых волосах запутаны клочья Назэркляйновой шкуры. Едва ты успеваешь как следует рассмотреть несчастную, как и она бросается прочь из гнезда, крича на бегу. Что во имя всех небесных светил здесь могла забыть такая хрупкая кроха?!

📖 𝓓жерри 📖
Хлад неспешно курсировал по проступившим венам. Развеивая попавшиеся на пути снежинки, твой колдовской ворон пронесся через морозный воздух и впился в чёрную тушу. Когда твои чары с силой вогнали глубже в грудь некромантической твари обломок меча, где-то в глубине холодеющего сердца полыхнуло наслаждение, будто хозяин бросил верной гончей краткую похвалу. Машинно-точно выверенная доза допамина, промелькнувшая и растворившаяся в неутолимой жажде, распаляя твой потусторонний голод ещё пуще. Этого недостаточно. Ни тебе, ни Назэркляйну. Возопив от боли и гнева, чудище бросается к тебе и чёрные лапы вдавливают тебя в скалу, разрывая служебную мантию и плоть под ней. Кости трещат под непомерным весом копыт, мясо остаётся на кривых когтях. И если этой боли тебе ещё не хватало, от такой близости к отродью некромантии Хлад в жилах прямо таки сводит с ума, требуя впиться в омерзительную тушу всеми зубами и ногтями, рвать и метать пока последние признаки не-жизни не утихнут в изрубленных и изломанных останках. Срабатывает наконец защитное заклинание, и навалившуюся на тебя мерзость охватывает колдовской пожар. Если бы ты всё ещё дышал на этот момент, терпкий, удушающий смог горящих перьев, волос и мяса без сомнений заставил бы задохнуться кашлем. Но ты не «дышишь». Ты вообще, строго говоря, не живёшь. Ты - на работе.

𝓓 ℬсе 𝓓
И если бой с величественным страшилищем бесспорно приковал всеобщее внимание, то вот чтобы найти источники двух других голосов, облетевших гору в первые секунды сражения, у некоторых из вас уходит не одно мгновение. Встав со своим арбалетом у края скалы, капрал Унглюклих хрипит какие-то ругательства на дворфийском, пытаясь навести прицел не глядя на цель. Неудивительно, что первый посланный им болт с яростным свистом пролетает в паре футов от Дикека, так ни во что и не попав. Второй же крик доносится от подножия Назэркляйнова гнезда:
– Стойте! – Запримеченная Дикеком и Зодиаком девчонка кричит вам с вершины, размахивая ладонями, будто пытаясь отогнать стаю бродячих псов. – Что вы здесь делаете?! Уходите скорее! Не надо обижать братика! Он не хочет вам навредить! Не заставляйте его! Пожалуйста, просто уходите! –

Позволив эху ваших слов утихнуть под потолком, капрал отрывисто кивнул. Усталое лицо выразило что-то, похожее на усталое умиление. Он гаркнул солдатам в проходе два коротких, лающих приказа, сделав резкий жест ладонью. Синхронно, будто створки отточенного часового механизма, арбалетчики вскинули мушки своих орудий к потолку и сделали шаг вперёд. Безликие личины шлемов отвернулись друг от друга и солдаты отчеканили ещё один шаг — на этот раз в сторону. Затем ещё один шаг, и ещё, пока не скрылись в глубине своей заставы, оставив Унглюклиха в одиночестве посреди прохода. Путь был свободен.
– Ну наконец-то. – Со свистом выдохнул капрал. – Можем идти. Что же до «временности» нашего контракта... Я понимаю тебя, охотник. Моё нынешнее состояние — отвратительно. Я не стану противиться, когда ты покончишь со мной. Напротив, буду благодарен. Магия — скверна, извращающая всё, к чему прикасается, я тому ходячее подтверждение, а Назэркляйн тем более. Приятно думать, что в мире есть подобные тебе, посвятившие себя охоте на эту мерзость. – Ходячий мертвец повернулся к вам спиной и зашагал по тёмному туннелю, уходящему прочь от заставы, не оборачиваясь чтобы проверить следуете ли вы за ним. Дорога к вершине была не многим лучше, чем до заставы. Скалы всё так же давили и сбивали с толку, но теперь вы не были одиноки. Унглюклих вёл вас с уверенностью кого-то привыкшего ко мрачному камню вокруг, кого-то породнившегося с доисторической темнотой и научившегося понимать её безмолвие лучше любого языка. Он был жителем этих пещер, их частью. «Своим» среди серых теней и пыльной тьмы минувших веков. Таким же усталым и мрачным, как эти горы. Он не задерживался ни у одного поворота, предупреждал короткими отрывистыми фразами о местах, где вам приходилось пригибаться или держаться стен. Вы всё так же едва могли понять, течёт ли время вокруг и уж тем более с какой скоростью оно это делает, но теперь это не казалось такой большой проблемой. Вы не знали, какие неподвластные смертному уму изгибы принимает пещерная тропа, но могли верить в то, куда она выведет, ведь с вами был кто-то, знающий обычаи этих скал. Проводник через непознанную темноту в буквальном и переносном смыслах. Вы шли и шли, и продолжали идти на протяжении минут, что с лёгкостью могли оказаться годами. И вот, будто далёкий рассвет забрезживший на горизонте, где-то в дали показался солнечный свет. Мягкое касание ветерка пробежалось по коже, и лишь вдохнув его вы поняли, что уже давно дышали нестерпимо спёртым, пыльным воздухом. Свет продолжал разгораться, всё больше темнота уступала ему. Она не проигрывала в бою и не была изгнана — она попросту оставалась позади, в своём душном, безмолвном царстве, как ночной волк остаётся на границе костра, дожидаясь, пока спасительные огоньки прогорят. Так же и темнота осталась за вашими спинами, готовая ждать, пока мимолётный костерок вашего солнца угаснет. Но вам не было больше дела до её космических амбиций — вы были смертными, и выйдя наконец из холодных объятий пещер вы вновь почувствовали это. После гнетущего удушья подземелий, чистота горного воздуха, заливавшегося в лёгкие при каждом вздохе, казалась пьянящей амброзией. На такой высоте, воздух был ощутимо разряжен, потому каждый вдох становился глубоким и позволял вдоволь насладиться прохладной свежестью. Лучи солнца слепили и грели даже не смотря на окружающий мороз, игриво щипавший кожу. Под ногами приветливо хрустел свежий снег, а стайки маленьких балерин-снежинок то и дело пробегали мимо, несомые не стихающими порывами ветра. К горлу подкатил рефлекторный, животный вскрик эйфории — ночь закончилась и волки отступили, и вы всё ещё были живы. По крайней мере, вы пятеро.
– Давно я не представал пред небесным золотом. – При свете дня, иссохшее и обезображенное лицо Унглюклиха казалось ещё более старым и усталым, чем в сумраке пещеры. На впалых щеках проступили острые склоны каньонов-морщин и белые хребты шрамов. Низкий прямоугольный лоб выглядел распаханным глубокими бороздами для засева полем пепла. Трещина слабой улыбки, раскроившая рыхлые, серые губы, смотрелась в лучшем случае меланхолично. Белые клочки бороды напоминали рассеивающееся на глазах облако, едва цеплявшеея за мешковатую кожу. Облака… Осознание пришло не сразу. Облака, обычно недосягаемые и далёкие, плыли теперь прямо над вашими макушками - протяни руку и коснёшься. Вы были почти на самом пике — каменистая тропа уходила ввысь всего на тридцать или сорок футов, после чего терялась за облаками, очевидно оканчиваясь на самой вершине. Другая тропинка змеилась вниз, скрываясь из вида в переплетениях скал, и, судя по направлению, выводила, через насколько сот футов, к плато на котором вы устраивали привал. Отсюда, дороги и тракты, города, поля и деревни лежащего по эту сторону гор государства открывались взору причудливым узором на далёком ковре. Простенькие арнаменты зданий чадили тростинками труб, махали вам крошечными флажками, разносили по ветру далёкие, еле слышные отзвуки огромных соборных колоколов. Чёрные стяжки людей и животных копошились где-то на границе видимости, продолжая ежедневные работы и живя свои маленькие жизни, не способные даже представить, что с далёкого горного пика, из-под самых небес, на них смотрят чьи-то глаза. Ваши глаза.
– Я понимаю, что поздно менять договор, когда он вот-вот придёт в исполнение… Но всё же попрошу. – Капрал смотрел на раскинувшуюся под вами картину не мигая и не отводя взгляд. Бело-зелёные глаза вновь затуманились призраками воспоминаний. – Когда всё будет кончено, с Назэркляйном и со мной самим. Прошу, оставьте моё тело здесь, повёрнутым в эту сторону лицом. Я хочу видеть мой Амн пока глаза мои не истлеют и сами глазницы моего черепа не обвалятся во внутрь. Как бы я хотел послужить ему ещё хоть немного… Но не так. Не таким. – Из-под серого века неспешно выползла маслянистая чёрная капля, быстро затерявшаяся в грязной белизне бороды. Капрал покачал головой и скинул с плеча тяжёлый арбалет, начиная заряжать его.
– Впрочем, выбор ваш. Если вы бросите мою тушу на вершине я всё равно не смогу возразить. Теперь, если все готовы, можем подниматься. Тварь обретается на самом пике, у него там что-то вроде гнезда. Для особо одарённых повторяю: в глаза ни в коем случае не смотреть, да и вообще если можете не смотрите на это чучело — зачарует. По возможности жечь огнём или божественной, чтоб её, магией — остальное в принципе тоже работает, только через задницу, сиречь не эффективно. К гнезду приближаться только если охота его разозлить — уж не знаю, что у этой твари там такое, только драться за это он готов до смерти, причём вашей. И последнее: ни в коем случае — слышите?! - ни при каких обстоятельствах не глотайте, не позволяйте заливаться в раны и вообще лучше голыми руками не трогайте его кровь. Не повторяйте моей ошибки. –

Нахмурившись при словах Зодиака, капрал довольно быстро унял недовольство, по видимому вызванное ошибочностью его предположения о вашей профессии. Затем, он «улыбнулся». Видеть, как уголки растрескавшихся губ приподнялись в похожей на болезненный спазм «ухмылке» было, пожалуй, зрелищем ещё более неприятным, чем если бы дворфа перекосило от злости. Он кивнул вашим словам и в очередной раз прокашлявшись ответил:
– Мне плевать, какой чёрт занёс вас сюда. Мне плевать, доверяете вы мне или кому-либо вообще. У нас один враг — этого достаточно. Разумеется я пойду с вами. Я отправился бы на вершину давным-давно и встретил бы смерть с распростёртыми объятиями, с моим верным арбалетом в руках — как подобает солдату их высочества. Но смерть бесполезная почти столь же омерзительна как бесполезная жизнь. Нет, пусть я и погиб бы окончательно, но Назэркляйн остался бы жив. В одиночку мне не убить это чудовище. Когда-то этого не смог целый взвод элитных Амнианских стрелков, что говорить об одном полусгнившем капрале, который даже не сумел умереть вместе со своими братьями по оружию… – На короткое время он замолк, словно вслушиваясь в далёкое эхо, отдавшееся где-то в памяти. Мутно-зелёные глаза каким-то образом посерели ещё более, будто засмотревшись на картины давно минувших дней, прежде чем заново разгореться рвением.
– И так, я могу считать наш договор заключённым? – Покачал он наконец головой. – Вы помогаете мне покончить с треклятым schwarzenfedern Bastard, я провожу вас к вершине. Андвар, Öтр, пропустите «приключенцев». Мзду я уплачу сам, всё равно жалование мне уже годами не нужно. –
– Bei allem Respekt, mein Herr. – Глухо донеслось из под шлема одного из двух солдат, стоявших в дверях. Его голос, пусть и приглушённый плотной металлической маской, отчётливо выдавал молодость и волнение говорящего.
– Die letzten beiden Fragen haben sie noch nicht beantwortet. Das Protokoll verlangt die vollständige Absolvierung der Feldprüfung, sofern diese bereits begonnen hat. – Отчеканил юноша, не сводя с вас ни взгляда ни мушки арбалета. Было видно, как капрал собирается вычитать юнцу за дерзость, но в последний момент останавливается и с тяжелым вздохом, больше похожим на сип пробитых кузнечных мехов.
– Ты прав, рядовой. Они по-прежнему обязаны дать два последних ответа. Таков Протокол. Я клялся чтить его. Так что давайте, отвечайте и в путь — здесь не шибко-то близко. –

«Шахитхан». Это слово, зародившееся в языках Нехекхары ещё до восхождения погребального культа, использовалось в разные эпохи по-разному, однако негативные коннотации несло всегда. В легендарные времена Сэттры Нетленного, так называли всех, чей отец не был родом из земель, подвластных Кхемри. Позже, основной смысл слова был утерян, и так стали обзывать любого, чьи повадки или обычаи не сходились с идеалами говорящего. Со временем, это слово окончательно деградировало в бессмысленное вульгарное ругательство, вобравшее в себя все негативные качества о каких мог вспомнить собеседник, и прибывало таковым вплоть до провозглашения царём Эхнатхамоном Двенадцатым нового единого словаря в ходе его массивной компании по возведению Асаф в ранг верховного божества. В этом многотомном свитке слову «шахитхан» было дано следующее определение, ставшее, как и сам словарь, общепринятой нормой всех царств великой пустыни на долгие века: «Шахитхан — он, кто не проявляет должной вежливости, нарушает законы гостеприимства или прерывает священные ритуалы, хам». К моменту воцарения Аменехметума, это понятие так прочно укоренилось в речи, что об альтернативных мнениях на его счёт царь-лодочник узнал лишь в последние годы жизни, когда Зандри покорил самые отдалённые участки аравии, до куда словарь Эхнатхамона попросту не смог добраться в силу географического положения. Тамошние кочевые племена использовали слово «шахитхан» (а вернее произошедшее от него под влиянием времени и локальных акцентов «шаихтан») для обозначения специфического культурного явления, напрямую связанного с их загадочной историей. Те племена считали, что пустынные оазисы — обители добрых но строгих духов. Они приравнивали эти островки зелени посреди пустыни к священным храмам, и любое кровопролитие на их территории — страшное кощунство. Любому ступившему на землю, считающуюся частью оазиса, отпускалось 72 часа «гостеприимства», в которые заклятые враги могли разделить припасы, гонимые изгнанники могли отдохнуть под одними пальмами с богатыми купцами а самых разыскиваемых преступников не имели права касаться царские стражи. По истечении отпущенного срока, однако, вражда могла быть возобновлена, а любой «гость» вне зависимости от статуса был обязан покинуть оазис. Открытая агрессия, а уж тем более кровопролитие и убийство, совершённые в течении этих заветных 72 часов, были преступлением превышающим все местные законы и вероучения. Отступник, нарушивший «часы гостеприимства» становился меньше чем человеком — бешеным зверем, гонимым и ненавидимым всеми и каждым, не способным найти убежище или прощение. Именно таких богохульников звали древние аравийцы «шаихтан». Аменехметум находил этот обычай весьма мудрым и красивым и даже ввёл его на территории Великого Града незадолго до своей кончины. Он всегда считал, что перо дипломатии — инструмент более совершенный, более надёжный, изящный и эффективный, нежели грубый молот войны. К сожалению, его потомки почти сразу упразднили «72 часа гостеприимства», сославшись на нецелесообразность такого расточительства. Результаты этого и многих других провалов его наследников взирали теперь на Аменехметума через пустые глазницы черепов его дипломатов и разведчиков, снятых с приграничных столбов и привезённых лично к нему.
– Сколь прискорбно. Возлагал я надежды на этих, как назвал их наш новый друг, «рысарьхей». Увы, напрасно, по видимому. – Царственная ладонь подняла один из черепов с расписного ковра, на котором были разложены останки.
– О, бедный Йирих, я знал его, Дхосэр. То был глашатай великого остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз носил меня на спине, когда я был юным принцем. Вели захоронить всё, что возможно достать не заходя далеко в земли, отнятые этим «орденом». Пусть пребудут несчастные сие вечно в золотых полях Узириана. – Бережно отложив череп обратно, царь-лодочник взял кисть и обмакнул её в вязкие чернила, подозвав слугу с листом папируса.
– Сие письмо да будет доставлено дорогому соседу нашему Анхатару, и златое украшение сокола Птра приложить повели. Пусть и претит мне мысль говорить с этим низменным разбойником, не заслужившим и двух иероглиф из слова «царь», как с равным, но во имя возрождения Зандри готов я потерпеть его бытие ещё разлив-другой. Из всех окруживших нас ничтожеств, он, по крайней мере, наш дальний родич. Ему мы позволим послужить нам не насильно. Что же до этой «империи Стрихх» и в особенности этого «орфена Орихо», как только предоставится возможность мы вобьем их в пески. Их жрецы могут быть сильны, их армии многочисленны, но как скалы рушатся под напором безжалостного океана, так и они падут пред величием вечного Зандри. И те из них, что останутся живы, пусть завидуют — хах! - мёртвым. –

– Славно сказываешь, Старший Братец! Я согласен! – Сказать, что Тэйрахаван не учавствовал в обсуждении на борту "Крыльев Тиморы" - значит соврать. Вистан старательно поддакивал, попыхивал трубкой, кивал и хмыкал на большую часть высказанных реплик, да так, что понять с чем он на самом деле согласен, над чем насмехается а что в шутливой манере осуждает становилось весьма сложной задачей. По крайней мере, так было пока он не перешёл от слов (и многозначных жестов) к действиям. С полным энтузиазма возгласом водскочив к фэйри и черезвычайно неформально приобняв того за плечо, смуглый прорицатель прокуренно хохотнул и однозначно обозначил своё видение ситуации:
– Действительно, друзья, не шпионы ведь мы и не инквизиторы, bien le bon mot*, для такого в городах храмы Нашей Леди есть. Нужно показать местным, что слугам случая нечего бояться! Это дорого стоит в доверии народа. – Как по приказу, табачный дым под потолком собрался в смутные силуэты бронированных фигур, марширующих по призрачному подобию улицы. Тем временем, творец иллюзии продолжил, отходя наконец от Руйджерда в одному ему понятном направлении и активно размахивая руками.
– Да и твоя, Динкер-друг, правда - лишённое припасов любое путешествие коротко. Следует запастись. Ну а раз мы всё равно отправляемся в город, смысла скрываться ну вовсе не вижу - кто захочет копать запросто про нас прознает, это наверняка. Скрытность, прямо скажем, не наша сильная сторона. – Очередной широкий жест проакцентировал последнюю реплику, указав на Тануактана, Уруи и Руйджерда.
– Более того, относительно разведки, которой ты, брат Башня, так озабочен. Раздобыть на местном рынке мелочей парочку - сильного вина, сиреневого шёлка и сладостей всяких с благовониями, ещё чуть барахла - и любой ответ как на открытой ладони. – При этих словах вистан выхватил из одного из многих карманов потрёпаного вида колоду и неглядя вытянул из неё три карты.
– В этом, вобщем-то, моя работа в ордене. Конечно, весомое количество вопросов встанет в копеечку, но нам много и не надобно, так? – Одну карту он неглядя убрал обратно, а на оставшиеся две всё же взглянул. Как и ожидалось, семь мечей и шесть корон - Он-Под-Капюшоном и Призрак Минувшего. Как всегда предсказуемо...

Песок… В древних языках Зандри, на каких привык приказывать Аменехметум, было сто двадцать пять различных слов, каждое из которых низшие народы переводили как «песок». В их землях были многочисленные виды почвы, скал, где-то льда а где-то растений, для которых в их языках были слова. В Нехекхаре был песок. Тот, на котором стоял, созерцая руины своего царства Аменехметум, назывался «бесавадхельмалих» - дословно «почерневший от касания воды» или «обласканный водой». Такой песок считался одним из священных атрибутов Усекфа, безжалостного божества вод и жизни. Он использовался жрецами в ритуалах, призванных умилостивить жестокого бога и приблизить разлив Великой Реки. То, на чём стоял на коленях причудливый гость - «лайямальх», что значит «не дошедший» или, более точно, «упавший без сил прежде, чем успел добраться до воды». Им ни в коем случае нельзя было марать ковров чужого дома, ведь это считалось знамением страшных несчастий и засухи. Тот же, что осыпался при каждом шаге из недавно пробудившихся стражей гробницы, да и самого царя-лодочника, звался «шинирауливехенх» - «тот, что будет у каждого». Его воспрещалось касаться всем, кроме жрецов погребального культа — для них он был священен. Но не бесавадхельмалих, не лайямальх и даже не зловещий шинирауливехенх беспокоили не-мёртвого царя. «Йадетульшахурих» - «украденный и возвращённый обратно» - песок, остающийся от разрушенных зданий. Вот, что занимало его мысли. Именно этот термин как нельзя точно описывал теперь царство Зандри. Аменехметум отобрал у пустыни всё, что было нужно его народу, и с момента его смерти пустыня возвращала украденное себе. Сколько лет назад зеленели в последний раз поля, что теперь полнятся лишь прахом? Сколько десятилетий минуло с того, как смолкла последняя песня, воспетая на пышном празднике урожая? Сколько веков вины лежит на плечах царя, бросившего свой народ на погибель? И не всё ли равно теперь? Теперь, когда он вернулся. Теперь, когда любая вина будет оплачена с лихвой, когда царство возродится вновь и не умрёт никогда, как никогда не умрёт его царь. Ибо что мертво — то не смертно, а то, что смертно — гибнет лишь раз.
– Сколь занятно. – Сапфиры призрачных огней полыхнули под воздетым челом, когда царь лично обратился к загадочному гостю. Замотанные в истлевшие папирусные бинты пальцы нежно пробежались по морщинистому лицу и дрожащему подбородку, изучая его, словно картографическое перо обрисовывающее сложный рельеф.
– Наречие великого Зандри ведомо тебе, но не из моих подданных ты, и, как вижу, не из подданных наследников моих. Тебе ведомо многое, но не знаешь ты ничего. Ты потерян и найден вновь. Не будь устрашён, ты, кого не приняла ещё смерть. Врата Зандри открыты таким как ты - тем, кто способен послужить. И в тебе я вижу толк, пусть и сокрытый. – Столетия молчания стёрли из памяти звук собственного голоса, его шёлк потускнел во тьме саркофага, но ни изящная резьба интонаций, ни позолота доброжелательности, ни бирюза снисхождения не пропали. Лишь покрылись патиной праха, что вздымался из глотки при каждом призрачном выдохе.
– Ведите, стражи, гостя в палаты. Пусть знает каждый о гостеприимстве милостивого Зандри. Каждый алмаз изначально груб и невзрачен, не отбросим же его покуда он не огранён. Дхосер, распорядись чтобы наш новый друг содержался как то подобает. Следом, отошли делегации с дарами и словами уважения нашему заречному соседу — Анхатару Третьему — и вождям диких странников Аравии. Презренные или нет, они потомки наших союзников. Мир обязан знать, что Зандри начал путь к возрождению. Пусть наши старые вассалы избирают мудро: склонятся они пред нашим величием живыми или склонятся как нетленные останки. Некогда мы торговали со всеми народами, до каких могли доплыть наши суда и доскакать наши колесницы. Позже, они же платили нам дань за каждую свою сделку и урожай. Ещё позже - платили за право жить. Теперь, нам надлежит вернуть такое положение вещей. С империей Стриг, как назвал её наш новый друг, я, увы, знаком не был, как не был знаком с этой Бретонией, что потеснила аравийцев. Слабые, новорождённые княжества, не иначе. Предметы познания и покорения. К ним отошли иных специалистов — их, что поклоняются Сокфу Лжецу, носящих чёрные куфии и души чернее оных. Они же пусть осмотрят те земли, что зовутся теперь болотами ужаса. Некогда я покорил те места и были там сады и поля. Тогда я дал им имя Заливов Щедрости, но как видно время и пески были не более милостивы к ним, чем были к нам. И созови со всего города визирей с советниками, и повели народу собраться на главной площади. К слугам моим обратиться желаю. – До того безмолвно выслушивавший пожелания своего правителя, визирь Дхосер наконец улучил момент по-птичьи склонить иссохшую голову набок и вопросить, по привычке подхалимствуя своему повелителю.
– Вы желаете вдохновить верноподданных своим солнцеподобным ликом, царь мой? –
– Более того. Необходимо объявить всенародно о пришествии новой эпохи что рассветает ныне над нашими землями. Пусть разнесут гонцы эту весть, пусть ветра шепчут о свете, что забрезжил на горизонте. –
– Свете новой эпохи величия, царь мой? –
– Так, друг Дхосэр. Эпохи Второго Рассвета Зандри! Эпохи возрождения и процветания! Как из руин и песка возвёл я величие однажды, так же возведу и вновь. – Царь раскинул руки в стороны, словно готовясь обнять всех своих подданных одним широким жестом. Облачка осыпающегося с его ладоней шинирауливехенх-а слились в лучах полуденного солнца с истлевшим бардовым плащом, вившимся за спиной и длинными лентами ритуальных свитков, змеившихся из-под кирасы, составив вместе массивный силуэт царственной мантии, подобную какой визирь некогда видел на своём царе в часы пиров. Очи государя ещё раз полыхнули голубым огнём бурлящих в душе некротических энергии, а лишённые губ уста широко распахнулись, провозглашая его волю. На миг, не-мёртвый визирь перестал видеть перед собой иссохшего мертвеца. Пред ним по прежнему стоял его царь — пламенный Аменехметум Лодочник, мудрый и решительный. Царь прохладных вод и жаркого сердца, возводящий и уничтожающий, живущий и убивающий ради своего народа. Он вновь был жив, ибо воскрес Зандри, и Зандри жил вновь, ибо воссоединился со своими царём.
– И да пребудет так покуда не умрёт сама смерть! –

𝓓 ℬсе 𝓓
Звук, послуживший ответом белобородого дворфа на совместные угрозы Джерри и Кётца, был в равной степени похож на скорбный вздох и восхищённый присвист. Из-за стены вновь послышались выкрики, на этот раз больше и на несколько различающихся голосов. Капрал отвечал им сухими, короткими фразами. В отличии от предыдущего подобного случая, спор не ограничился кратким обменом реплик. Восклицания продолжились, становясь громче, более агрессивными, в какой-то момент капрал скрылся в глубине заставы, продолжая рычать проклятия во тьму за спиной. Вскоре, пещеру огласил омерзительный скрежет старой, усталой стали, трущейся о камень. Медленно, с величиственной неспешностью и бесчеловечной целеустремлённостью поршневого механизма, стальные челюсти обитых пластинами ворот медленно поползли в разные стороны, отворяя чёрную пасть прохода. Два арбалета из тех, что раньше торчали в бойницах теперь смотрели на вас из рук двоих закованых в доспехи солдат, вставших бок-о-бок за воротами. Низкорослые фигуры поблескивали в неверном свете факела кольчугой и начищенными клёпками бригантин. В своих идентичных шлемах-масках они напоминали две железные статуи в храме древнего, воинственного божества.
– Похоже мне придётся кое-что вам объяснить. – Раздался из-за спин солдат дребежащий пуще прежнего голос капрала. – Я не желаю биться с вами. Ни мне ни моим ребятам тем более это не нужно. Я был готов и уже пошёл на многие уступки, но вы... Вы заставляете меня отступиться от клятв! От того последнего, что у меня ещё осталось. Я служил Амну и Совету Шести сто двадцать семь лет! С первого моего вздоха и до последнего... И даже теперь, после него. Да, будь я проклят, я - мертвец! Я - нежить! Чудовище! Убожество! Преступление против природы! Отродье магии! – Старик сорвался на полный исступлённой ненависти крик и закашлялся, согнувшись пополам. Теперь, без решётки на пути, вы все смогли рассмотреть, насколько же он на самом деле стар. Не ясно, какая часть его теперешнего облика была последствием некромантических чар, а какая была и до них - но по глубине морщин и шрамов, переплетавшихся на сером лице, по длине клочковатой белой бороды, по тому, какими усталыми были интонации - все вы однозначно поняли, что ещё до превращения в нежить капрал был не многим младше этой сырой, мрачной пещеры.
➕ 𝕸аранта ➕
Ну а ты услышала в словах мертвеца кое-что ещё. Именно ты - кто же ещё? Кто как не ты знаешь это чувство. Ты жила с ним так долго... Нет! Ты жила благодаря ему. Это горькое жжение, этот огонь живущий в сердце и питающийся им. Ты знакома с ним как никто другой. Дворф, назвавшийся капралом, говорил с вами, но мысли его были устремлены к совсем другому существу. Он мечтал, он жаждал, он требовал. И, кажется, именно в вашем отряде он увидел долгожданную возможность. Возможность Отомстить.
– Я - капрал пограничной службы непоколебимого Амна Литт Унглюклих - богомерзкое умертвие. И знаете кто сделал это со мной?! Знаете! Не отрицайте! Конечно же знаете, "приключенцы"! Вы пришли за ним именно поэтому! Охотники на некромантов! Ведьмоловы! Как же я вас ждал! И вот, похоже, наконец дождался... Я знал, что рано или поздно небеса пошлют мне кого-то с силой, достаточной чтобы покончить наконец с Назэркляйном и упокоить мой несчастный дух! –

Ответ Шеймуса был удостоен тихого, ржавого смешка и краткого "Верно мыслишь, наёмник. Твой ответ зачтён". Куда более бурный кашель, прерываемый хриплым смехом вызвала реплика Зодиака - дворф упёрся лбом об прутья своего окошка и с кривой ухмылкой, в которой виделось больше боли нежели веселья проскрипел:
– Ваш "разведчик" - идиот. Я знаю эти великие горы как знал пять пальцев своей левой руки, до того как тот geiler mist отгрыз её мне. Единственный безопасный путь на вершину - этот, потому здесь и стоит моя застава. Если охота покончить с собой - идите, но до Назэркляйна вы так не дойдёте. Но сперва дайте ответы на оставшиеся вопросы. Потом можете идти расшибаться о скалы или подкармливать огров или гарпий или что вам там нашёл этот позор разведческой профессии. Пока что вы дали два верных ответа- – Мутно зелёные угольки зыркнули из-за решётки на Дикека и Кётца. – И один неверный. Ты, человеческая девчонка, ошибаешься. Как ошибалась твоя мамаша. Человек - не самое опасное животное. Не для Амнианского купца. Нет, человека можно уболтать, подкупить, разжалобить да и попросту пристрелить из арбалета. Так, например, мои ребята пристрелят вас пятерых если вы попытаетесь сбежать или если я услышу ещё хоть один неверный ответ. – При этих словах откуда-то из глубины заставы донеслись глухие отзвуки дворфийской речи, имеющей вопросительные интонации и явно не принадлежавшей капралу. Тот отшатнулся от оконца и рявкнул грубый, полный угроз ответ, прежде чем вернуться к допросу.
– Отставить трепаться. Бородатый, черноволосый - отвечайте на свои вопросы! Все остальные - в шеренгу, чтоб я вас видел. – Серое лицо искривилось в гротескной смеси боли и нетерпения, ещё один пучок белой бороды рассыпался по каменному полу. – Чем бы ни провинился перед вами черношкурый, если вы хотите до него добраться - ответьте на чёртовы вопросы и мои солдаты сопроводят вас до вершины. Проходная пошлина - 10 золотых с путника. В качестве оплаты принимаются любые валюты, драгоценности и съестные припасы. –

Покивав предупреждениям Зодиака и чирикнув на прощание краткое слово благодарности (если, конечно, это вообще было слово), Пеппи вспорхнула и вскоре скрылась между высокогорных троп и выступов, оставив в память о себе лишь пару выпавших перьев. Вы же двинулись в противоположную сторону - по туннелю, уходившему в глубь горы. Тьма проглотила вас почти мгновенно - в маслянистой тени низкого потолка скального прохода, молодой свет едва разгоревшегося на востоке солнца начинал захлебываться густым мраком где-то на пятом шаге. К девятому, он окончательно утопал в холодной, затхлой темноте, оставляя вас наедине с давящами стенами, чьи контуры смутно проступали вокруг. Так как единственными способными прозревать пещерный мрак были Джерри и Зодиак, вам пришлось зажечь факел. Не то, чтобы делать этого не хотелось - напротив - в тени скал, что помнили ещё первозданную ночь до первого восхода, живой огонек под рукой казался очень нужной, очень успокаивающей вещью. Его слабый свет, пляшущий на тысячелетней серости камня заставлял подниматься из глубин веков воспоминания об укрытии, которое первые разумные находили в подобных местах от отродий ночи. О кошмарах, не знавших и оной, напоминали сами скалы, дыша соленым холодом потопов и засух, некогда сформировавших континенты, известные смертным теперь. Заоблачные Пики были стары как сама земля, даже вам самим начинало казаться неуместным нарушать их покой мелочными интересами своих мимолетных жизней. Само косание чего-то столь извечного и непоколебимого будто бы старило, вытягивая тепло недавной умиротворенной трапезы с каждым выдохом. И если на плато вы смогли найти спокойствие, то в мрачном каменном корридоре царил подлинный, родственный понятиям жизни и смерти покой.
Вы шли, оглашая глухим эхом шагов проход, хаотично сужающийся и расширающийся будто глотка доисторического хищника. Самые узкие участки пути вам приходилось миновать по-одному, сгибаясь пополам и обдирая бедра и плечи о камень. В самых широких же вы могли идти шеренгой, не косаясь ни один-другого ни стен. Даже самые наблюдательные члены отряда не могли бы с уверенностью сказать, как давно покинули место привала - время было чуждо этим скалам и терялось в их серой неизменности. Оно боялось их, оно было здесь невластно. Пространство - его вечный спутник - также не походило на само себя, играя с сознанием невеселые шутки. Чувство направления твердило, что вы уходите вверх, хотя глаза и заверяли, что ни одна из поверхностей, по каким бы вы ни прошли не была хоть капельку выше других себе подобных. Вы не помнили, чтобы хоть раз вам пришлось повернуть, и все равно были уверены, что уже не единожды изменили направление движения. Тени, на которые делил окружающую тьму ваш скромный огонек, ползли и копошились вокруг, отплясывая в молчаливом ожидании когда ваша хлипкая защита потухнет. Они ждали так с тех самых пор как первый волк побоялся подходить к первому в истории костру, и были явно готовы ждать пока погаснет последняя на свете свеча. И вот, когда уже начинало казаться, что все вы понемногу слепнете и глохнете - так мало было вокруг видимого и слышимого - давящую тишину прорезал окрик.
– Halt! Wer geht diesen Weg?! – Шеймус и Маранта мгновенно узнали в рычащем и шипящем наречии язык дварфов, а глазам Джерри и Зодиака открылась внушительная картина - источник возгласа. Перегораживая от стены до стены и от пола до потолка широкую, похожую на маленькую пещеру область пути впереди вас, каменная стена могла бы сойти за естественного происхождения тупик, если бы не массивные, обитые железом ворота, попиравшие ряды строгих, крестовидных бойниц, похожив на черные глаза допотопного арахнида, поблескивающие наконечниками стрел.
– Reise- und Personaldokumente vorzeigen! – Добавил из зарешеченного оконца над вратами все тот же дребещаший, хриплый глас. Его эхо слепо заметалось под низким потолком, не позволяя древнему покою скал вновь занять законную вотчину.

Встав темным вечером на колени подле сестры Ройстон, Фар внезапно понял, что понятия не имеет, как подобает молиться. В детстве мать и отец водили его с братьями в светлые храмы Лордерона каждое воскресение, и, кажется, он даже выучил тогда какие-то молитвы. Жрецы тех храмов всегда казались такими истовыми в своих речах, что прихожанам никогда не приходилась искать слова - стоило лишь отдаться жаркому ликованию мессы, и все нужные мысли и мольбы сами вспыхивали в сознании, а сердце наполняла живая, дышащая надежда. Вера в чудо... Через кровавую пелену судьбоносной ночи, когда в город вторглась Плеть, все это казалось смутным сном. На миг, Фарананг даже задумался, была ли на самом деле эта тихая, мирная жизнь, или же уютная идилия была лишь плодом его воображения. Отогнав странную мысль, колдун сделал глубокий вдох, отмечая сладковатый привкус ладановых благовоний. Он закрыл глаза и тихо, неловко, словно вновь был мальчишкой на ступенях древнего собора, начал шептать. Это не были слова, но нечто достаточно близкое к оным, чтобы не вызывать сомнений в том, что чародей действительно молится. На самом же деле он нес благозвучную околесицу, уделяя больше внимания внутреннему монологу, разгоревшемуся на сухих прутьях воспоминаний от искорок веры, долетавших от истовой молитвы сестры Ройстон.
"Эй... Там... Святой Свет? Я... Меня слышно? Прости, прости, это глупый вопрос. Ты ведь... Ну, вездесущий, вроде? Я... Я не знаю, что сказать тебе, так что если слышишь, ну... Мне... В общем... А в прочем неважно. Можешь просто... Не отвечать, наверное... Ты никогда не отвечаешь, так что можешь и в этот раз... Ох, небеса, что я, черт побери, несу? К кому я вообще обращаюсь? Какое дело божественной благодати до неискреннего бормотания какого-то там колдунишки?! Я ведь проклят! Я продал свою душу давным-давно, и если Свет и откликнеться, меня не ждет ничего, кроме небесного огня или какой другой кары! Мне, поди, уже готовят пыточный стол в Круговерти!.. Ха. Вот так, должно быть, и становятся "настоящими" чернокнижниками. Бесчеловечными подонками, готовыми на все чтобы спасти свою шкуру. Конечно несчастные ублюдки не хотят умирать - их ведь ждет вечное мучение! Нас ждет... Меня. Я тоже стану... Таким? Таким как Чучельник или Натан... А что, если уже стал? Возможно ли заметить, как чернеет твоя собственная душа? А как она умирает? Хм... Нет-нет-нет, это все глупые, лишние мысли. Это говорит усталость. Раны ноют, только и всего. Ничего этого мне думать не стоит. Нужно поскорее покончить с этим пустым обрядом и пойти спать. Да, нужно отдохнуть... Только дождусь Адель. Интересно, о чем она молится? О завтрашнем допросе? О спокойствии душ, запертых в камнях? Может... О нас четверых? Может даже... Обо мне?.. Что она вообще обо мне думает? Должно быть считает очередным зазнайкой-волшебником, играющимся с огнем... А что бы она подумала, узнай вдруг, кто я на самом деле? Заклеймила бы демонопоклонником и послала на костер? Нет, только не она. Кто угодно только не она. Она ведь, ну... Она ведь Адель. Добрая, сопереживающая Адель. Такая скромная и в тоже время готовая постоять за свои идеалы. Храбрая но осмотрительная, хотя и такая наивная..." Продолжив рассуждать о монашке всю оставшуюся молитву, Фаран сам не заметил, как на высохшие губы закралась робкая, усталая, неуместная но такая приятная, улыбка.
Утро встретило лордеронца живописным ломящим чувством во всем теле, особенно неприятным после умиротворения, неожиданно найденного в молитве. Сам не помня, была ли причиной усталость или паранойя, Фар обнаружил, что провел всю ночь в доспехах. Его и без того покрытое свежезатянувшимися ранами тело не выказывало одобрения подобным предосторожностям, из-за чего посох-коса, найденный в кобольдской пещере и ранее покоившийся за плечами заклинателя, теперь использовался им для ходьбы, в купе с мрачного вида фалиантом на бедре и подраной (а местами и обгоревшей) мантией придавая лордеронцу ещё большую схожесть с карикатурным волшебником, согбенным под тяжестью собственных аккультных знаний.
Пока отряд шел на завтрак, Фил поравнялся с Фаранангом и спросил колдуна о чем тот хотел поговорить?
Невесело оскалившись стражнику, заклинатель по-дружески небрежно предложил другим членам отряда "идти дальше, а уж он их догонит". Оставшись наедине со спасенным от Чучельника воином, он тяжело вздохнул и вперил взгляд серо-синих очей в холодные глаза де'Кройца.
– В первую очередь я хочу сказать, что мне неприятно сообщать вам о подобном. Вы далеко не стары и успеете славно послужить Альянсу ещё не один год. Тогда, в пещере, магия Адель действительно успела спасти вашу жизнь. – Невеселая улыбка на мгновение дернулась расшириться, но затем окончательно померкла на лице колдуна, сменившись хмурым сожалением. Голова под капюшоном горестно поникла.
– Однако магия Скверны, примененная к вам чернокнижником, оставила шрамы больше, чем на теле. Ваша душа, Филлип. Она умерает. Я вижу как она истекает в эмпиреи эссенцией, будто израненный в сражении солдат - кровью, и вы наверняка уже чувствуете это сами. Скоро, последние крохи жизни покинут её. Вы не умрете в прямом смысле этого слова. О, нет. Ваши плоть и разум продолжат существовать, и даже смогут исцелиться полностью. Но ваши радость и гордость, ваши страх и гнев, ваш смех, слезы, ваше понимание прекрасного и чувство правосудия, да и все чувства в принципе... Все угаснут, словно прогорающие свечи под весенней моросью. Вы станете меньше, чем мертвецом - живым трупом, неспособным любить или ненавидеть, продолжающим существовать по инерции, бесцельно цепляясь за обрывки собственных померкших идеалов. Уже скоро люди вокруг начнут видеть в вас эту пустоту, ощущать её тупым лезвием, скребущимся на грани сознания. Вы перестанете понимать их, а в ответ и они вас. Взгляды станут холоднее, тон разговоров раздражённее. Начнутся пустые споры, затем - бесцельные драки. Они станут бояться и ненавидеть вас, сами не понимая причин, что бы вы для них не делали. Это произойдет не мгновенно - может в течении дней или недель, может даже через месяцы, годы или более того. Но это случится, и обратного пути вам уже не будет. – Прильнув к древку посоха всем телом, Фарананг покачал головой, шумно вздыхая.
– Ужасная судьба. Страшнее смерти, непобоюсь сказать. И все же... – Серые глаза блеснули, а уголки рта тронула мягкая ободряющая улыбка. – Не спешите отчаиваться. Даларанская коллегия магов передала мне таинства ритуала, способного остановить эту чудовищную трансформацию. С моей помощью вы сможете оставаться самим собой столько, сколько понадобится. Я готов оказать вам эту услугу прямо сегодня, после утреннего сбора. Учтите однако, что любая магия имеет свою цену. В обмен на исцеление я попрошу у вас кое-что, когда настанет подобающий момент. Назвать цену более точно, увы, я пока не могу - так уж предписывает ритуал. – Виновато кочнув щелкнувшими от движения плечами, колдун сделал от солдата шаг дальше по корридору, многозначно стукнув посохом-косой об пол.
– Я понимаю, что многим вас сейчас нагрузил, и то сразу после плена и пыток, за что прошу прощения. Поразмыслите над моим предложением пока суть да дело. Я всегда к вашим услугам. –
* * *
Завтрак, начавшийся с тщательного выслушивания и анализа наблюдений Вейланда, проходил для Фара в неуютном обществе проклятого клинка. Фаранангу упорно казалось что черное лезвие смотрит на него, выжидая малейшего признака слабости. Скорее всего эти опасения были лишь плодом назойливой паранойи, упорно находившей путь обратно в мысли колдуна сколько бы раз он её не изгонял. Скорее всего.
– Тревожные вести. – Оценил наконец слова воина колдун, продолжая не сводить взгляда с вороного меча. – Как считаете, может источником этих заклинаний быть этот орочий артефакт? Я чувствую в нем могущественную тьму, скорее всего он был кован чернокнижниками зеленокожих. Если в нем заточена какая-нибудь демоническая сущность он, возможно мог бы... – Рассуждения заклинателя были грубым образом прерваны начавшимся неподалеку бунтом. Немигающим взглядом пронаблюдав перепалку, к которой вскоре присоединились его товарищи и про себя пожалев, что полукровку так и не успели задушить, колдун встал и опираясь на посох начал надвигаться на спорящих.
– Я не перестану восторгаться вашему милосердию, сестра. – Мягко заметил он, поровнявшись с монашкой. – Но, увы, сейчас Вейланд говорит более верно. – Коса-посох укоризненно ударила о землю двора, когда заклинатель сделал шаг вперед, встав плечом-к-плечу с воителем между толпой и жрицей.
– Посмотрите на себя, доблестные стражи Альянса! Вам уже ненужны никакие демонопоклонники, чтобы оставить Златоземье без гарнизона - сами друг с дружкой управитесь! – Хребет лордеронца с треском распрямился, а в глазах сверкнула сталь кривого рунического лезвия. На кончиках пальцев поднятой в обвинительном жесте руки полыхнули огоньки.
– Раз готовы порвать один-другого как затравленные животные, имейте хоть совесть снять перед этим сюрко! Так вы по крайней мере не замараете благородную геральдику своим предательством! Да, предательством! Как иначе назвать такое низменное пренебрежение своим долгом?! На вас возложили надежды сотни неповинных граждан - ремесленников, хлебопашцев, матерей, стариков! А вы?! Вы творите над братом по оружию суд, возомнив себя небывалыми мудрецами и сыщиками! Вы нарушаете приказ старшего по званию и опыту, предпочтя шумного и наглого, будто шайка разбойников гарластого атамана! Может вам сразу всем повязать красные платки, не дожидаясь указа очередного "заботящегося о Штормграде"?! Дисциплина и долг - вот что отличает солдата от проcтого головореза с большой дороги, и ни того ни другого я здесь сейчас не вижу! Что толку от ваших броских лозунгов, если суть одна - измена?! Спасет вас от эшафота и секиры ваш бравый капрал, когда весть о бунте приведет сюда карательный отряд?! Будете вы и на плахе доказывать, что действовали в интересах державы?! Постыдитесь, ренегаты! Не своей совести и клятв так тех, кому обещались служить! Не их так самого Святого Света, а не его - так хоть нас четверых! – Распаленный редкой возможностью высказать свои мысли буквально, не обрамляя их мишурой вежливости и доброжелательности, Фаран вещал с пламенным рвением проповедника, которого так ждал и не дождался вчера на молитве. Позволяя словам хлестать плетьми, он бурно жестикулировал свободной рукой, то сметая всех бунтовщиков в сторону общим осудительным взмахом, то пронзая одного по одному обвиняющим перстом, то вовсе сжимая весь двор в побелевших от гнева костяшках кулака.
– Нас - "продажных наёмников", каким-то чудом оказавшихся более верными королю и Альянсу, чем вы - им присягавшие! Забудьте свои бредовые, пустые амбиции и сложите оружие которого недостойны! Заткните хоть на мгновение рты, чтобы ни единой больше глупости не выпадало из зияющей пустоты ваших черепных коробок, и по одному отвечайте на вопросы святой сестры под присягой обряда, или клянусь негаснущими кострами Стратхольма я отправлю вас спорить о субординации лично с их величеством Теренасом вторым! –

Из дупла никто так и не показался - похоже его обитатели уже давно не посещали своего жилища. Не изменив своей меланхоличной задумчивости сухое дерево пало, поверженное Марантой, и вскоре на его бурых ветвях затрещали янтарные огни, каким-то загадочным образом по прежнему передающие осеннюю хандру своего прокорма. Горный ветер то и дело порывался затушить их, но огоньки лишь вежливо кланялись ему в след, чтобы распрямиться в следующую же секунду. Когда огонь достаточно разошёлся, на него была водружена освежеваная к тому времени козлиная туша. Жир, на который это животное оказалось в меру богато, приятно зажурчал под щекочущими его бока языками пламени. Аромат готовящегося мяса поплыл по серому плато, делая каждый вздох приятнее.
Из сбивчивых, перемежающихся подшвыркиваниями и всхлипами объяснений пленной удалось выяснить не многое. Пернатая знала весьма ограниченный набор слов, да и те не столько произносила сколько каркала, периодически срываясь на птичий вопль. Саму гарпию звали Пеппи, по крайней мере именно так она представилась. Из её описаний Дикек смог установить, что сейчас вы на одном из меньших пиков Малых Клыков - горной гряды, отделяющей государства Амн и Тетир. Эти горы широко славятся своей негостеприимностью. Здесь водятся огры и орки, гоблины, дварфы-шахтёры и многие другие враждебные гуманоиды. По слухам именно в этой гряде устроил лежбище древний синий дракон, а на самой высокой горе проживают облачные великаны. Какая нечисть проживает на том пике, на который восходит ваш отряд - не ясно. По словам Пеппи её стая никогда так высоко не поднимается, ведь там "бальшой-бальшой-злой-чёрный-всегда-держи-палка", но что именно это такое птаха как ни старалась объяснить не смогла. Ни о каком Назэркляйне она также понятия не имела, однако отметила, что это "пахоже на имя мелкий-хитрый-вкусный-гора-копай" - других обитатели пика, которых птаха довольно часто упоминала в рассказе. По её словам они живут в горе и, как следует из названия, оную копают, изредка выходя с большими мешками и "вкусный-бальшой-чатыре-нага" чтобы спуститься в Амн и вернуться с ещё большими мешками. Относительно тропинок крылатая указала, что обе ведут к вершине, но одна (уходящая в гору) проходит через "угодья" вышеупомянутых "мелкий-хитрый-вкусный-гора-копай" а вторая (на поверхности) через "гнездо бальшой-бальшой-глупый-невкусный-всё-ломай", которые, по её мнению, и спугнули стадо.

➕ 𝕸аранта ➕
Покатилась по склону вслед за недавно брошенным козлом. Затрещала по швам одежда, местами не поспевая за тобой. А судя по резкой боли, на каменных зубьях ты оставила не только лоскуты балахона. Мир заплясал перед глазами безо всякой магии, манящая песня сменилась в ушах грохотом собственного падающего тела. Что-то из оружия попыталось воткнуться в спину, что-то недобро хрустнуло в плечах, но хуже всего - что-то подсказывало, что если ничего не предпринять, до остановки будет ещё очень далеко.
🏑 𝕶ейн 🏑
Услужливо подставленная под удар и как следует отоваренная дамзель с визгом отпрянула, теряя по дороге парочку зубов и осыпая тебя ливнем из выбитых перьев. Не успел ты дать ей прощального "поцелуя", как рогатая туша, считанные секунды назад находившаяся на заметном отдалении оказалась до неприятного близко, уже опуская криворогую башку для тарана. Краем глаза видя, до чего неосторожность с подобным рогоносцем довела ранее прикрывавшую тебя громилу, желание подпускать к себе эту тварь окончательно развеялось. Вот только успеешь ли, сумеешь приложить торопливую скотину так, чтобы самому не грохнуться? Не попробуешь не узнаешь!
✨ ℨодиак ✨
Ударом серпа прибавил к грязному белёсому цвету козлиного меха розово-красное пятно, лучом света пробил мышцы над левой передней лапой. В ответ окончательно обезумевшая от боли и страха тварь с булькающим воплем ломанулась на тебя, видимо намереваясь утащить с собой в бездну. Сквозь весь хаос сражения ты вдруг заметил, как жмётся к этому зверю другой, бежавший следом. Поменьше, с недооформившимися рогами. Сколь не иронично, похоже именно тебе посчастливилось из всего стада напороться на защищающего потомство родителя, готового на всё ради своего детёныша. Судьба, как всегда, горазда на шутку...
📖 𝓓жерри 📖
Столь удачно брошенная под удар пернатая получила заслуженное, но благодаря продолжающим нестись на всех порах зверям улизнула от добивающего удара. То, что за ними больше никто не гнался ни капельки не помогло козлам успокоиться - шерстяная волна продолжала накатывать, и стоило окружившим тебя рогачам ускакать дальше их место тут же занимали другие. Повезло ещё что ни одна из этих зверюг пока не попыталась тараном снести тебя с пути, впрочем сколько ещё это будет продолжаться угадать невозможно.
🔎 𝕸ордакхеш 🔍
Снова проклятые чары подчинили себе тело Мордакхеша. Пусть в этот раз всего на несколько мгновений, пусть за эти мгновения с ним ничего особого не случилось, это всё равно было ужасающе. Даже опасность быть сброшенным с тропинки на встречу верной гибели не казалась столь же пугающей, как перспектива снова стать чьим-то рабом. Но вот кабалящая мелодия вдруг смолкла, прервавшись воплем боли - это крылатый Мордакхешев напарник начал рвать чаровницу когтями, давая тому возможность освободиться вновь. Но благословенная тишина, какой грохот битвы казался после всепоглощающей серенады, не продлилась долго. Поняв, видимо, провальность честного боя, побитая тростью гарпия вновь заставила звучать зловещую песнь. Да, эта мелодия была другой - на месте высоких, протяжных тонов зазвучали разгневанно-маршевые низы альта - но от того ни чуть не менее... Манящей...
🦅𝓓икек 🦅
Твой первый удар заставил ноты застрять в глотке певицы, чуть не выдернув пресс наизнанку. Второй - содрал широкий клок кожи с мясо. Лишь когда твой клюв заставил её череп затрещать, самовлюблённая дура наконец сообразила, что на неё напали. С кашляющим визгом она забила крыльями, отдаляясь от тебя, пытаясь увернуться от следующего удара, не растеряв по дороге кишки. Глупая тварь заслушалась собственного голоса! Ещё какие-нибудь секунды и ты порвал бы её на части! Инстинкты твердили преследовать и добить дичь, но заслышав, как в твои уши заливается новая чарующая мелодия откуда-то сзади ты вспомнил, что в отличии от тебя - с ней была её стая...

🦅 𝓓икек 🦅
Мгновение назад ты был в Кормире, в своём жилище. Ты ожидал. Ты знал что этот день настанет, что в этот день ты отправишься в далёкие дали, и что в этот день ты можешь не вернуться. Он сам предупредил тебя об этом. Граф Ди. Кем или чем бы ни было это существо, в плетениях судьбы оно явно понимало больше твоего. Чего стоит ваша первая встреча, при которой он дословно процитировал тебе слова той самой записки, оставленной наставницей. Описал твой первый самостоятельный полёт так, будто наблюдал его из-за твоего плеча. Он не требовал платы, лишь учтиво просил, но отказать ты не посмел.
– За услугу услуга, ведь так? – Улыбнулся он тебе тогда. Вот на городских колоколах зазвенел назначенный час, и холодный горный воздух коснулся твоих перьев, а утренняя прохлада города сменилась высотным морозом. Ты снова был в горах.
✨ ℨодиак ✨
Мгновение назад ты баюкал на руках свою маленькую звёздочку. Кем... Чем бы ни был это Граф, он выполнил своё обещание сполна. Её дыхание выровнялось, сердце забилось как прежде. Раны затянулись не оставив и следа, и даже копоть и налипшую на нежную кожу кровь будто смыло проточной водицей. Твоя малышка была жива и здорова, и хоть тебе и придётся теперь расстаться с ней на какое-то время, ты сможешь за ней вернуться. Так он обещал, и будь он проклят лучше бы ему сдержать своё слово.
– Заботу о ней поверьте мне, пока отплачиваете долг свой. – Со всё той же мягкой улыбкой прошептал он, простирая к тебе тонкие ладони, ожидая пока ты передашь мерно сопящее на твоих руках тельце.
– Там куда отправиться вам придётся не место ребёнку. – Он бережно принял её из твоих рук и мир вокруг заходил ходуном.
📖 𝓓жерри 📖
Мгновение назад ты перечитывал Книгу, пытаясь высмотреть в списке того, на кого будешь охотиться сегодня. При твоём роде занятий быстро учишься выполнять два дела сразу, и раз уж именно на сегодня выпадает срок исполнения Графского заказа, почему бы не попробовать умилостивить заодно и Королеву. К сожалению пока нужного имени найти не удавалось, зато выявилось аж три "пополнения". Литт Унглюклих - задолжал четыре недели. Бэлла Назэркляйн, каким-то образом умудрившаяся задолжать аж целых три месяца, но вписанная только сегодня. Некто, помеченный просто как "Фай", смерть которого должна была случиться на прошлой неделе. Не сказать что тебе необходимо вычеркнуть сегодня пару имён, но чем скорее тем лучше, и если возникнет возможность... Одного-двух из них всё же стоит отправить куда следует. Ты захлопнул гримуар и мир вокруг пустился в пляс. Пора!
🏑 𝕶ейн 🏑
Мгновение назад ты залил в глотку последние капли эля, хотя в их "последнесть" верить ну никак не хотелось. И почему во всех тавернах, в какие тебе доводилось заходить ранним утром всегда такие маленькие, узкие кружечки? Только распробуешь и уже опять все кончилось! Хоть прям из бочонка хлещи... Ты бы, возможно, так бы и поступил, если бы не срочные, неотложные дела, делать которые тебе придётся вот прям сейчас. Как-никак ты честный, порядочный наёмный серийный убийца с нерушимым кодексом чести, всегда (ну, почти всегда) держащий данное слово. А, ну и ещё тебя никто спрашивать не собирается, "будешь-небудешь". Кем бы там ни был этот Граф, от его поручения тебе, похоже, уже никуда не деться, и не только из-за угрозы шантажа. Вот мир вокруг уже начало крутить и качать, и не так как это обычно бывает от выпивки. Хлоп, и ты уже опять в какой-то заднице! Ну, с этой хотя бы вид красивый.
🔎 𝕸ордакхеш 🔍
Мгновение назад Мордакхеш закончил Ритуал на сегодня. Сегодня важный день - день для важного дела. Не совершив необходимые таинства сейчас велик риск не получить возможности проделать это до самого завтра, а это чревато ослабеванием чар, чего Мордакхеш разумеется допустить не может. Именно на сегодня уговорен срок платы - платы за свободу. Свобода. Странное понятие - относительное. Мордакхеш свободен? Частично - более, чем был раньше, но всё ещё не полностью. И всё же свободен. В основном. Но не от уплаты Графу - от неё ещё предстоит осводиться. Сегодня. В основном.
➕ 𝕸аранта ➕
Мгновение назад ты вышла из селения, гордо неся на плечах медленно остывающую кожу побеждённого вождя. Когда-то он отобрал у тебя племя. Сегодня ты отобрала у него жизнь. Теперь ты отбирала у него даже последнее тепло. Быть сильной, отбирать у слабаков - это было приятно. Это правильно! Если вождю не хватило силы, чтобы не отдать свою собственную жизнь, было ли у него вообще право ей обладать? Вот у Чужеземца была сила. Чего стоит только полученная у него Сила! Если он даёт такие могучие дары, значит либо глупец каких поискать, либо сам крайне силён, и на глупца он совсем, совсем не похож... Пора! Ты уже чувствуешь как его колдовство обвивает тебя, уносит с родных заснеженных земель. Значит настал уговоренный час. Кое-кому пора помочь искупить свои ошибки кровью!

𝓓 ℬсе 𝓓
Стоило окружающему пространству прекратить вертеться, как вы обнаружили себя очень, очень далеко от земли. Недоумённый визг гарпий и рокот копыт по осыпающейся горной тропе усугубили вызванную телепортацией тупую боль в висках. Неуютно узкая тропинка уходила спиралью ввысь, а стадо черезвычайно испуганного рогатого скота неслось по ней вниз, то есть вам на встречу. Похоже вы прервали не то намечавшийся ранний завтрак, не то простое развлечение. В любом случае троица пернатых "охотниц" не была рада вашему внезапному появлению.
"Перемещу я вас так близко, как смогу", так он сказал когда вы заключали контракт. Ну что ж, судя по нависающей над головой громадине и виднеющейся далеко внизу земле вы где-то на пол пути.
– Вас будет шестеро, надеюсь сработаетесь вы как команда. На вершине горы ваша цель. В соответствии договору своему, Л. Назэркляйн, на пике том укрывающийся, отдать мне должен костыль свой дубовый. Предмет этот достаньте, методы применяя любые на усмотрение. Самого мистера Назэркляйн судьба мне не важна. Для связи, каждому из вас вверяю камень послания - через него мне доложите о требуемого предмета получении. Удачи. –

6 Сентября, 1404г
Пока один генерал предлагая мир пополнял армию, а другой готовил дерзкую контратаку, выигрывая лишнее время требованиями дуэли, их короли пришли к собственному соглашению. Новость распространилась быстрее пожаров, охвативших душным, лихорадочным летом островные поселения - война окончена. Кастилия и Леон отказываются от притязаний на Гончие Острова, уступая их Португалии. Со стороны испанцев, совет министров и их высочество постановили о непозволительной дороговизне продолжения проигранной компании, особенно с учётом бесчеловечно высоких потерь которые уже понесли и обещали удвоить к зиме войска Анхеля. Гранде Сеньор также не пожелали и дальше растрачивать жизни своих подданных, как заявляли некоторые вняв просьбам командовавшего колонизацией генерала Де Алмада. Почти в один день были озвучены приказы о вывозе кастильских солдат из региона и о ввозе на их место португальской администрации и крестьян. Деловитые картографы кинулись вписывать новые земли под знамя синих щитов, чиновники начали пересчёт ресурсов для восполнения потерь и развития новой колонии. Вопреки фактическому числу сгоревших тем летом зданий, всем было очевидно что конфликт за обладание Гончими Островами - потух.

Получатели: Мишель Валуа, Анхель Кабальеро де Кастильо.

Получатели: Мануэль Дуарти де Алмада, Мишель Валуа.

– Он поможет... Он обязательно поможет. –
Диру Суртсону фон Муспельхайму, бывшему малому конунгу крепости Муспельхайм а ныне заключённому 6-46 рунического крыла казематов восточного леса, было холодно. В принципе ему было холодно всю его долгую дварфийскую жизнь, но только теперь, сжавшись в дрожащий комок спутанных волос и арестантского трепья на жёсткой скамье своей стылой, влажной камеры, Дир по настоящему понял, насколько же ему на самом деле холодно. Цепкий, пронизывающий мороз обволакивал каждый несчастный дюйм его покрытого гусиной кожей тела, заливался в лёгкие обжигающе ледяной водой при каждом вздохе, заставлял дрожать деревенеющие пальцы и стучать зубы, обвивал босые ноги щупальцами холодного железа. Дир уже много раз умолял охранников дать ему теплой одежды или хотя бы одеяло, но чёртовы садисты лишь кричали ему заткнуться и пару раз били дубинками, не желая отдавать даже его рабочие пулены из дублёной кожи. Мысленно, Суртсон много раз возвращался ко дням до своего заточения, когда теплая одежда и горячая еда воспринимались как данность. Конечно, даже со всем тем теплом, которого он лишён теперь, ему уже тогда было Холодно, но в те счастливые деньки он ещё этого не осознавал. Ему тогда казалось, что это называется "комфортно" а порой даже "жарко", но теперь Суртсон отчётливо понимал, как заблуждался. Чтобы по настоящему почувствовать тот ужасный холод, который сковывал его всю жизнь, Диру всего-то и требовалось, что хоть раз повстречаться с настоящим, свободным огнём. Порабощенный, закованный в очаги и костры огонёк, которым ему приходилось обходиться всю жизнь не шел ни в какое сравнение с тем диким, вольным пламенем, с которой Суртсон успел подружиться в последние дни своей свободы. О, как он скучал по этому прекрасному янтарному пламени! По его изящным язычкам, танцующим на стенах и балках как божественные балерины, по развивающейся на ветру копне черного дыма, по заразительному смеху потрескивающих углей, по этим нежным объятьям тепла...
– Он поможет. – Подбадривал себя Дир, закрывая покрасневшие глаза. – Он понимает нашу любовь. Он все понимает. Он нас познакомил, он не позволит нас разлучить. Он придёт и вытащит меня отсюда, Он приведёт Возлюбленного. Тот снова будет танцевать со мной. Мы с Любимым ещё обнимемся. Обязательно обнимемся. И я скормлю ему все, что он пожелает. –

Астральные длани со хлопком сложились в жест уважения к падшим, восьмёрки зрачков встали поперёк глаз двумя бесконечными петлями. С треском далёкого фейерверка руки и монструозная маска рассыпались мелкой рубиновой крошкой. Уже своими собственными глазами монах окинул новых попутчиков. Он кивнул раз когда представился волшебник и второй, когда свои имена назвали последователи Койоса. Настал его черед называться. Он закинул посох за спину и ещё раз хлопнул кулаком в ладонь, уже по другому и с другим значением.
– Я - Цо'шин Кван'ги. Я - рок, я - фатум, я - эйдолон воли Бриарея. Мне было велено влиться в ваш отряд и в его составе добыть могущественные артефакты. Я здесь и вы здесь, я знаю цель и вам она известна. Значит так и случиться. –

В бездонной мгле между здездами, где утопает их холодный серебристый свет и куда не смеет погружаться луч солнца, в холодной тишине стоит престол. Смертные очи не косались его тверди бессчетные века, живая же плоть ещё ни разу. Престол не состоит из камня, ни из металла или же костей, но в сути своей похож на все три из них. Измерить его высоту неподсильно никому, как и взглянуть на него со спины или сбоку - сколь не был бы велик наблюдатель, как быстро и долго не оббегал бы он престол, циклопическая твердыня вечно нависает над любым смотрящим, вечно обращенная к тому ликом. От основания и покуда хватает очей, престол украшен вьющимися текстами, переплетениями щупалец и раскрытых рыбьих глаз, что кажутся вытесанными из одной с ним глыбы. Щупальца монолитны и недвижимы под прямым взглядом, однако стоит лишь впустить их в периферию зрения как беспрестанное движение станет очевидно. Покрывающие их зрачки следят за каждым шагом гостя, оставаясь при том неподвижными, словно у утопленника, а рельефные тексты не принадлежат ни одному прописному наречию, но кажутся читабельными при сознательном усилии. Читать их, однако, не стоит. Подлокотники престола исполнены из все того же литого костяного минерала и изображают три пары конечностей - человеческих рук, стрекозиных крыльев и крабьих клешней. В каком порядке размещены эти извояния кажется логичным и самоочевидным в один миг и ни коим образом не получается вспомнить в другой. В вышине виднеется венчающая престол голова, словно отсеченная у какого-то доисторического ужаса, водящегося в самых черных океанических глубинах. Её изкривленные клыки-колья окружают восседающего на троне шипастым, пожирающим свет нимбом, как кажется готовым сомкнуться на предложенной жертве в любое мгновение. На каждом изгибе и в каждой щели престола заметен золотой песок, тускло поблескивающих в умирающих лучах далёких звёзд. Он кажется лёгким, но способного унести хоть песчинку не знал ещё бесконечный космос - каждая грань каждой бархатистой песчинки режется и колится, кусается и вырывается из пальцев, словно обезумевшая от голода пиявка, не оставляя, при этом, малейшего пореза. Это в целом верно для всего престола - телу смертного или эссенции небожителя, прикоснувшегося к нему, циклопический монумент не вредит, сколь не пытался бы посетитель нанести себе об него увечья. Вопреки тому, трон покоящийся в межзвездной бездне более чем опасен, ведь служит местом пребывания твари, что чужда самому мирозданию. Оставьте надежды, все его узревшие, ибо это - престол Дравога-ра, и раз увидели, значит вы его заинтересовали.

– Разбирайте. После этого "налёта валькирий" применение запчастям однозначно найдётся. – Первый день в роли лидера коммуны не был таким, каким его представлял себе Бернардо. На посту его не встретил готовенький оркестр, который мог бы сыграть по его указу гармоничный марш. Не ждала его даже сыгранная группа - только груда расстроенных гитар со рваными струнами да ржавых саксофонов с вырванными кнопками. Не было мощи, не было организации, ни доблести ни величия. Лишь вопросы и ответственность. Трупы, руины, осколки. Впрочем, сколь бы не были потрепаны - инструменты теперь в его руках, и чёрт ему не брат если он не заставит их играть. На скрипке Страдивари или на барабанчике из консервной банки, Бернардо Николас исполнит свою композицию. А что до разрухи... Судьбе придётся сочинить что-нибудь посложнее, чтобы обескуражить его.
• ♪ •
Похороны не были многолюдны. В лагере не было так уж много народу. По крайней мере Бернардо, глядя поочередно на собравшихся и на трупы казалось именно так. Горстка усталых, подавленных людишек, ставшая ещё меньше и подавленней после налёта, словно усыхая пропорционально прибавлению работы. А работы было много. Слишком много для и без того усталых людей. Им нужна была музыка. Музыка ободряющей речи, музыка родом из завтрашнего дня, что честнее и ярче сегодняшнего. Его музыка. Их музыка.
– В этот день мы прощаемся с героями. Наши товарищи - наши братья! - отдали жизни за Паламунгу. За дело процветания, за равенство и за светлое будущее для всех. Они умерли за меня, за вас и ваших детей. А за что умерли наши враги? За портреты чужих президентов?! За лишний день, прожитый безликой машиной угнетения!? Сегодня мы справляем почетную панихиду, но будь я проклят если бой победного марша, что огласит в один день наш славный остров, не будет в сотню раз громче! Красное знамя не покрашено кровью. Оно соткано из неё. Пропитано ей. Смешавшейся кровью крестьян, рабочих, солдат и учёных, старца и юноши, всех народов и чинов. И если в крови каждого железа на одинокий гвоздь, то все вместе мы станет несгибаемым стальным клинком! Серпом и молотом что повергнут бесчеловечный капитализм и воздвигнут на его костях прекрасное, светлое "завтра", в котором земляку не придется поднимать оружие на земляка, чтобы выжить. Героям революции во смерти и при жизни - ¡Hurra! –

Наши действия были тщательно просчитаны, но по видимому варп исказил деятельность наших когитаторов-калькулюс. Быстрый пересчёт показал, что пользы из прямого огневого контакта будет извлечено во много меньше, чем при отсутствии оного. Необходимо перехватить инициативу и переменить вектор развития ситуации. Наиболее эффективным, к сожалению, признан самый унизительный вариант.
– Переговоры! – Мы слышим как раскаляется за нашей спиной бронзовый нимб. Как верещат на задворках вокса тени варпа. Мы скрежещем тем, что заменило нам зубы, мы чувствуем в венах яд обиды. Но все это стоит выживания.
– Запрашиваю переговоры! Прекратить огонь! Произошло недопонимание! Мы ничего не выиграем уничтожив друг-друга! Прекратить огонь! – Кхорн не будет доволен таким решением. Мы не будем довольны таким решением. Но иного решения, не включающего полный провал текущей высадки ни мы ни он не можем предложить.
– Лорд Ферос, мы можем вернуть Ингвара под ваш стяг, лишь прекратите обстрел! – Для большей эффективности надавим на их слабости. Мы видели, чем стал прозревший фенрисиец. С каким зверством он бился в зачистке Высоты. Мы не уверены, что способны его починить, но пообещать это кузнецу войны - вполне. Пообещать самим себе.
– Лорд Нито, отзовите орду и давайте... – Не позволяй долгого промедления, сколь омерзительными не были бы слова. Презрение не стоит жизни. Не сейчас, не так.
– Давайте... Дружить? –

На решение советниково Лерой сперва похмурился да спорить изготовился – чего, мол, дело так важное на случай возлогать? – а после как зашелся смехом, будто чайка вскричала.
– Вот те – Насмехается, – и единогласие! Первый же, почитай, вопрос, а ужо на жребей уповаем. Славные, братцы, из нас управители, чего доброго не скажешь. Пятеро рулевых на один штурвал. Ну да чего уж, раз сговориться и впрямь не в силах. Божий-то суд завсегда расчестнейший. –
К Генширу повернулся, да во руку, под которой монета лежит, глазами упёрся. Посерьёзнил.
– Не знакомо мне, что на иноземской деньге нынче за дребедень чеканят, но из суры да халифа выберу второго, тот хоть на залив похож по звуку. –

"Улизнул! Лживый гаденыш улизнул! Круговерть его побери этого благородного сэра Цепного!"
Фарананг сделал ещё пол дюжины шагов к порталу, явно собираясь броситься за Натаном в погоню, но одного взгляда на израненных и запыхавшихся товарищей хватило, чтобы остановить лордеронца. С шумом выдохнув колдун прошел вглубь пещеры, бесцеремонно отпихивая с пути трупы кобольдов и сокровища, ударил посохом и сухо зачитал магическую формулу. К белому сиянию посоха Адель добавился потрескивающий рыжий костерок. Пробежавшись по замерзающей монашке оценивающим взглядом, Фаран произнес ещё несколько слов Плетения, уже более участливо и даже несколько поспешно. По мокрой одежде послушницы начало распространяться сухое, вязкое тепло.
– Я согласен с Джосом. Натану нельзя позволить уйти. Мне известно многое о чернокнижниках вроде него, и поверьте мне - он невероятно опасен, не только для земель Альянса но и для всего Азерота. Мы должны поскорее восстановить силы, сзгрузить куда-нибудь награбленное кобольдами и выдвинуться в погоню. – Подкрепляя слова действиями, лордеронец стал копаться в кобольдских сокровищах, аналогично охотнику разыскивая что-нибудь в чем их можно было бы нести.
"Монеты. Самоцветы. Другие монеты. Золотая статуетка. Ещё монеты. Серебряные столовые приборы. Старые монеты. Коса. Опять монеты... Коса? Зачем крысолюдам коса? Я конечно не удивлюсь, если мелкие клептоманы спёрли её просто ради удовольствия, но что-то мне подсказывает что дело не в этом... Нет, здесь определенно есть нечто большее. Коса, хм? Какая-то уж больно разукрашенная она для сельскохозяйственного инструмента. Лакированная рукоять, кожаная оплётка... Это что, руны на лезвии? Бездна, да это же магический посох! Мощный, судя по ауре. Ну что ж, крысам он точно больше не пригодится..."

3 Сентября, 1403г
Миру, как и человеческой жизни, не уготовано в старом свете долгих лет. Как прошлым летом на строителей торгового дома напали солдаты де Кастильо, точно так же уже на кастильцев обрушились в конце этого июля солдаты де Алмада. С выучкой людей победоносного кабальеро могла сравниться разве что их гордость - трофей успешной компании. Пушечные залпы перемежались шутками и бахвальными комментариями обороняющихся, а со стороны нападающих звучали сплошь молитвы и отчаянные боевые кличи. По началу большинство солдат Мануэля либо не верили в вероятность успеха, бросаясь на позиции кастильцев с мрачной решимостью отдать за отчизну жизни, либо же с дерзостью обещали показать, чего стоят шрамированные ветераны против горячей юношеской крови. Как и ожидалось, первые залпы португальского флота с тем же успехом могли бы быть приветственным фейерверком, а первые попытки высадки устлали собой приостровное дно. Но после них загремели и сошли на воду другие, и ещё, и ещё. Начавшееся в утренней прохладе сражение неожиданно затянулось и уже к обеду пересмешки кастильцев сменились хрипловатыми ругательствами и растерянным ропотом. К вечеру, подошедшее было с северо-западной стороны острова подкрепление для усталого кастильского флота было вынуждено повернуть назад и принять долгий курс, обходя остров по северной оконечности - узкий проход между пятым и седьмым был перекрыт пылающими остовами португальских судов столь плотно, что любая попытка провести сквозь него какую бы то нибыло формацию скорее всего окончился бы потерей всех кораблей. Топя корабль за кораблём, подрывая артиллерийскую позицию за позицией, отбивая фут берега за футом, втаптывая мертвых новобранцев в песок и сжигая взятые на абордаж суда, сыны Португалии разбили опытных солдат Кастилии, нанеся "Вожаку Гончих" неслыханно тяжкое поражение. Континентальная знать застыла в нерешимости, гадая везение ли на стороне де Алмада, темные ли силы или же и впрямь настал закат знаменитому Анхелю де Кастильо. Болтовню голодных крестьян пополнила новая животрепещущая тема.

Получатели: Мишель Валуа, Анхель Кабальеро де Кастильо.

Получатели: Мануэль Дуарти де Алмада, Мишель Валуа.

8 Июня, 1403г
Утомлённые эпическими боями минувшего с начала экспедиции года, люди Анхеля де Кастильо оставили ненадолго оружие и занялись мирной деятельностью, насколько этот термин вообще применим к жестоким схаткам с местной природой за право прожить ещё день. Работники возводили домишки, ветераны обучали новобранцев каким концом держать алебарды, а где-то на материке политиканы делали ставки на грядущую бойню. Всем было очевидно что не смотря на видимое умиротворение, воцарившееся весной 1403-го, Гончие Острова по прежнему оставались черезвычайно взроопасной пороховой бочкой.

Получатели: Мишель Валуа, Анхель Кабальеро де Кастильо.


Получатели: Мануэль Дуарти де Алмада, Мишель Валуа.

Мы слушали Волка с великим интересом. Его слова звучали в унисон с нашими собственными измышлениями, словно каким-то грязным ведьмовством он прочел наш рассудок. Однако если Ингвар и был псайкером, то лишь латентным и однозначно не осознанным. Это значило, что его суждения поистине столь схожи с нашими, сколь звучат. Подобные аналогичности подходов могут оказаться белее чем полезными. Этот субъект внесён в списки высокой ценности для нас. Где-то между Бронзовым Сыном и 265.87 единицами тех-рабов.
Мы сообщили Волку о предварительном согласии с планом его владыки. Мы прибыли в храм мёртвого императора в поисках союзников (в частности сына Олимпии, что по словам Ингвара стоял за недурственной схемой дальнейших деяний), однако нашли, в первую очередь, омерзение.
– Да вы тут, ржавчина Ризы вас пожри, совсем еб1101лись на0010й?! – Преисполнившись ненависти мы даже не замечаем, как вокс-модулятор самопроизвольно переходит на лингву технис. Кортексный имплант коротким сигнало упреждает наших детей от посещения сей более чем оскверненной залы.
– Что это за п110з01ц б0011я10ь?! Гр101б10ые ведьмы, сра0101ые мухоё1011ы! Теперь в этом, мать-плату его, "укреплении" нормально функционировать смогут исключительно обсё0111ши апотекария! Я отказываюсь оставлять кого-либо из своих творений здесь! Что проку?! В считанные минуты оно проржавеет насквозь! Да и какой еба010011т полезет сюда, чтобы сразиться с какой бы то нибыло охраной?! –

Рука, ранее задумчиво бродившая по густым зарослям бороды плавно, все так же глубокомысленно поплыла ниже, выбросившись в итоге на широкий остров груди и замерев там, где обычно стоит, будто на пиратской карте, крест.
– Про решения да совет созываемый ты это верно, тут с тобой, Томка, соглашусь. Не верится правда, что наша пестрая братия хоть по какому-то вопросу вся посогласится, да и черти с ним. Главное только чтоб Моро-ста любимчиков себе не напридумал, от которых любая чепуха за приказ принимается. Ну да мы уж как-нибудь уследим.
Замок, правда, яб все же Варнерию оставил. Ну вот правда, что мы тут все - завоеватели иноземные? Какие такие ему от замка запредельные преимущества? Ну так и чего парня из родного панциря выковыревать, что слизня из мидии!
А вот о земле да народе ты это зря так. Я понимаю конечно, что тебе по судьбинушке военной все привычно кровушкой мерить, но одними походами жить не можно. Время нынче мирное, значится и правление нужно́ мирное. На смерть посылать не то что не надобно - вредно делу всему. Каждый селянин он ведь ценность великая, он жеж руки работящие. Обозлиш ты народ, если будешь по первой нужде жизнями да судьбами разбрасываться. Рыбаки так тебя точно не уразумеют. Не знаю уж как там твои вояки, а из моего народа ты верность насильно не выкуешь, обиду одну только. Да и чего тебе взъелся так этот приморский надел? Подь вон над лесорубами главенствовать, там уж точно от песков отдохнёшь. Меч опять же свой к делу применишь, заместо того чтоб попусту ржавить. –

4 Декабря, 1402г
Слава Анхеля де Кастильо гремит громче, чем когда-либо ранее. Попробовав купеческой крови на южных островах, "Вожак Гончих" вгрызается в подвластные торговому дому земли, фактически истребляя немногочисленную стражу и распугивая ополчение одним видом своих яростных формаций. Наемные войска массово рвут контракты, а обожание в народе давно вышло за границы завоевателевой отчизны. Сам Мишель Валуа, тем временем, захватывает и заселяет новый остров, лишь тем сохраняя влияние в регионе. Его казна разграблена, армия разбита а покровители не выказывают видимого интереса к продолжению экспедиции. Мануэль Дуарти не вмешивается в это противостояние, занятый покорением все новых земель. Ходят громкие слухи о возможном переводе сеньора Анхеля на восточные фронты Реконкисты, о скором отказе торгового дома от притязаний на Гончие Острова и о таинственном человеке без имени, виденном подле генерала де Алмада. Достоверно, однако, известно одно: внимание к экспедиции двух генералов и торговца растет как в сытом и согретом высшем свете, так и среди голодной черни, лишь части которой Бог даст пережить промозглую, стылую зиму.


Получатели: Анхель Кабальеро де Кастильо.


Получатели: Мануэль Дуарти де Алмада.


Получатели: Мишель Валуа.

Третье Июня, 1402г
Последние приготовления завершены, последние бумаги заверены. Благословения Папы даны, королевский указ подписан. Этим жарким, засушливым летом, ваши люди впервые ступят на берега островов, долгое время считавшихся вымышленными. Провожая грузящихся на корабли солдат, собравшиеся в портах толпы бросают цветы. Прощаясь с теми, кому уготовано стать первопоселенцами этих таинственных новых земель восклицают и улюлюкают остающиеся на материке. В голосах их слышна зависть а в глазах видна жалость. И впрямь - в пору и позавидовать славе и богатствам, что вам сулит эта экспедиция; и посочувствовать обещанным ею же невзгодам. В зависимости от итогов вы можете оказаться как "самыми везучими сукиными сынами в мире" так и "теми бедными ублюдками которых послали на смерть". Впрочем о том что острова таят в себе что либо кроме сказочных благ догадываются далеко не все. По лицам готовых отдать швартовые матросов размазаны воодушевлённые улыбки, а новобранцы ваших войск вышагивают свой парадный марш так, будто зрителями им выступают все короли старого света. Посмотрим, продержатся ли радостные настроения дальше первого покоренного острова.

Получатели: Мишель Валуа.

Получатели: Мануэль Дуарти де Алмада, Мишель Валуа.

Получатели: Анхель Кабальеро де Кастильо, Мишель Валуа.

"Ха-ха, а я и не думал, что регицид может быть таким приятным занятием! Впрочем какой из него король? Просто крыса, загнанная в угол. Ничтожной крысе ничтожная смерть. Осталось разогнать эти толпы и... Натан?! Этот горе-колдунишка ещё здесь?! А, в невидимости, значит, сидел! Пока нас били, заливали огнём и грязью, этот треклятый заговорщик просто прятался и выжидал! И теперь, схватив что ему было нужно удумал улизнуть!"
– Стой! Стой, круговерть тебя раздери! – Сапоги застучали по каменистому пещерному полу и по кобольдскому мосту. Фарананг бросился к бывшему нанимателю, уже замахиваясь в его сторону посохом.
"Сейчас я его!.. Или..? Чёрт, Вейланд там похоже долго не протянет... Хотя если помогу ему, велик шанс упустить "Цепного"... Да и зачем? Это его работа - отвлекать на себя врагов и принимать их удары. Да и если солдатню забьют крысы, моя доля от вознаграждения только выростет. А упущу чернокнижника - он наверняка натворит какой-нибудь дряни. Могут погибнуть невинные... И все же... Бездна, проподи оно всё пропадом!"
– Игнис, дуал сфера мотус амен! – Сияющие сферы сорвались с навершия колдовского посоха, шелестящим свистом насмехаясь над решением лордеронца. На подбородок заклинателя скатилась капелька крови из прикушенной в раздражжении губы.
"Не стоишь ты того..."

Куда подевались Гвин? Этим вопросом могли задаться их сослуживцы или сама госпожа Со, да даже сами Гвин не были в полной мере уверены, куда это они делись. А делись они туда же, куда девается смех, когда его отсмеяли. Куда уносится все то, что осталось в банке из под джема, когда весь джем съеден. Куда улетают попавшие в ураган домики и заснувшие в лесу ткачи. В страну, где всегда так занятно поболтать с деревьями и цветами. Через пастбища единорогов, вприпрыжку по радуге и на юго-запад от услужливого скелета, мимо пустующей жерди и замка Кэр'Паравэлл. Под гарканье сплетниц-ворон и смех обезьян над головой, Гвин постучались в хорошо знакомые двери, широко улыбаясь обоими своими лицами.
– Доброго вечера, матушка! Как вы и говорили, посетить материальный план было весьма занимательно. Заваривайте чай, у меня есть призабавнейшая история для вас! Собралась как-то одна благородная дама города Мулмастер проводить банкет...

Кровопролития избежать не удалось. В принципе этого можно было бы ожидать, учитывая специфику сторон конфликта, но от этого только более обидно. Вот что им сделали эти бедные птицы? А стражники? Нет бы спросить сперва, кто да зачем - сразу головы рубят да магией решетят. А Гвин, получается, своими благими намерениями сослуживцам в этом безобразии помогли. Печально. Ну да ничего - не всех порубили и ладно. Только надо успеть поговорить с выжившими, пока они таковыми быть не перестали. Мало ли что тем человеку с минотавром в головы взбредёт.
– А ну, бросили оружие! – Грозно нахмурив иллюзорные бровки, как-бы-эльф шагнули на сдавшихся братьев, сурово уперев ручки в бока.
– Хотите, чтобы Бинанси из-за вас не только волос лишилась?! Как вам вообще в головы взбрело в такую историю ввязаться?! Совсем что-ли не подумали как это может отразиться на вашей сестре?! –

Вернувшись в "Василиска", Кьокишин как будто вернулся в дни своей юности. Всё ему снова было непривычно и загадочно, каждый посетитель интересен. В какой-то момент монах передал Белегару трофейные артефакты и алебарду с силками, полностью уйдя в изучение прочих обитателей таверны. Он рассматривал каждого встречного, многих слушал а с некоторыми заговаривал. Куда именно кшингец подевался толком никто объяснить не мог. Ушёл с кем-то из путников или в одиночку пустился в путь - суть одна. Ни в таверну, ни в Лес, Кьокишин уже не вернулся. Возможно он отыскал в своих странствиях просветление, о котором учил его настоятель монастыря. А может так и умер, не познав полной истины бытия. Его вполне устроили бы оба исхода. В конце-концов, каждая смерть лишь небольшая задержка на пути праведного духа. Новый веток высокой нефритовой лестницы, на вершине которой ждет покой просторного балкона, с которого виден весь мир. Балкона, залитого благодатным светом семи золотых солнц.

– Ой! – Гвин, признаться, боялись крови. Если льётся кровь, значит кому-то больно. Скорее всего, тому, чья это кровь. Матушка как-то объясняла, что это называется "сочувствие" и что это свойственно жителям материального плана. Она и её гости всегда находили это явление весьма забавным.
Решив, что кровопролитие нужно если не остановить, то хоть уменьшить, Гвин выхватили с пояса волшебную палочку. Правда, из-за того, что пояс у иллюзорных Гвин был заметно выше, чем на самом деле, случайному наблюдателю показалось бы, что эльфийка достала магическую фокусировку прямо из колена. Если долго смотреть на Гвин вообще обязательно что-нибудь да покажется.
Палочка была красивая. Из резного дуба, с серебряными кольцами у рукояти, обвитая пучком золотистых волос. Волосы были единорожьи - их Гвин собрали за годы общения с этими мудрыми парнокопытными. Ветку для основы старый Дуб сам отдал перевертышу по старой дружбе. А вот кольца подарила Матушка. Это были не простые кольца, а кольца грустные. Очень грустные. И их можно понять - их прошлые, смертные владельцы нарушили клятвы, гравированные на этих кольцах. Так они и попали к Матушке. Любые кольца, чьи клятвы нарушены, рано или поздно попадают к феям.
Указав в сторону разгорающейся драки палочкой и сконцентрировавшись на заклинании, Гвин внезапно вспомнили очень подходящий стишок, от которого сразу захотелось зевнуть.
– На вершине башни ратник засыпает,
Пир еще не начали, нас не приглашают.
А как пир закончится — мы все пойдем на бал:
Герцогини с плотниками, стар и мал. –

– Какие перелетарии? Что ещё за полурдура? – Не смотря на значительную дизориентацию, Кьокишин продолжил атаковать грибное чудовище, ранее обозванное им. Возможно именно благодаря ей бритоголовый попал в великана - пока разум лихорадочно пытался понять ситуацию, тело действовало, и если в сознании своем Кьо не был полностью уверен, то на рефлексы мог положиться в любое время.

– Небесный император, что за?.. – Прокашлявшись от полученного удара, Кьокишин вытаращил глаза так, что они почти сравнялись по размеру с Белегаровыми.
– Товарищи, мы сражаемся не с тем врагом! Это существо такой же пролетарий как мы с вами! Настоящая угроза - корыстные империалисты, стравливающие рабочих в саморазрушительные междуусобицы! – Монах понятия не имел, что означает половина произнесенных им слов, однако по необъяснимым причинам был черезвычайно уверен что ситуация обстоит именно так, как он описал.

– Вход = воспрещён. – Четыре немигающих точки алого света уставились на сгорбленную фигуру Мерлина. Из стилизованных под ноздри труб вырвались новые клубы черного, пахнущего бензином дыма. Четыре кубометра стали, давно забытых технологий и невоспроизводимых охранных нейросетей гневно лязгнули на вторгшихся в их царство техножрецов.
– Вход = воспрещён. – По радиокоманде сэра Тириона стройные шеренги храмовой стражи вскинули громоздкие винтовки, как один твердя молитву баллистической эффективности. Широкую каменную залу синхронно огласили две дюжины залпов. Полуавтоматические "Швицерланд"ы храмовников были сконструированы для защиты священных мастерских и серверных ризниц. Их малокалиберные затупленные снаряды были в силах разорвать неаугментированную цель на куски одной короткой очередью, не причинив малейшего повреждения бесценной аппаратуре. Механический страж мигнул овальными окулярами, прислушиваясь к безумной чечетке, отбиваемой пулями по его барельефной броне.
– Вход = воспрещён. – Стоически заметил автоматон, без малейших видимых усилий выдерживая направленную против него свинцовую бурю. Пролаяла свой одиночный выстрел встроенная в копьё сэра Тириона винтовка. Её калибр был куда больше, а пороховой заряд не предполагал наличия в радиусе пары сот километров чего-либо ценного. Вмятину, оставленную остроклювой пулей на резной набедренной пластине стальной зверь уже не мог игнорировать. Со скоростью, абсолютно невероятной для такой громадины, Страж преодолел расстояние до передних редов продолжающей огонь стражи, снося кибернетических солдат словно взбунтовавшийся бронепоезд.
– Вход = воспрещён! – Пророкотало чудовище, сминая и разбрасывая не прекращающих стрелять киборгов. "Теогония" рявкнула второй выстрел. Зверь с зубодробительным скрежетом прижал стальные когти к мрамору пола, изготавливаясь для прыжка. Сэр Тирион успел упереть рукоять копья и выставить вперёд наконечник, и лишь потому не был раздавлен многотонным чудовищем, когда его туша приземлилась на последние шеренги стрелков. Стоящий на почтительном расстоянии от свершившейся бойни хор кодописцев запел, генерируя многослойный синтаксис программного кода.
– Именем ВиБиЭна незримого! – Гневно прогудел Мерлин, вскидывая одну из восьми своих металлопластиковых конечностей. Перед мордой кибернетического стража сверкнул черным корпусом древний бинарный фолиант-накопитель. Выцветшая бумажная табличка-идентификатор безмолвно сообщала имя заточенных на распаянных страницах демонов.
– Именем всепроникающего Трояна! – Стоящий за спиной Пендрагона кодировачный хор зашелся в синтаксическом крещендо. Аколит, бережно нёсший священную шкатулку маршрутеризации издал сигнал, оповещая технопрелата о готовности благословенной короны ТаПлинка к отправке сгенерированного скрипта.
– Именами древнейшего Брайна и АйЛавЮ неистребимого, подселяю в софт твой червь откровения! – Кибернетическая громадина отпрянула издавая низкочастотный статический рык и втаптывая последних храмовых стражей в каменный пол. С гулом и скрежетом обнажив встроенноп в стальную пасть дуло, страж расчертил залу тугой струёй чадящего фосфора, отделяя себя и ворота за своей спиной от техножрецов.
– Вход = воспрещен. – Повторило чудовище испуская столбы ядовитого дыма. Младшие дьяки-ассистенты поспешно оттащили зажатого в своем доспехе точно в смятой консервной банке Галеаса.
– Уведомление: червь потерян. – Сообщил адепт-кодовидец, качая безглазой головой. Хор зафальшивил и умолк, поспешно сменяя распевный хорал Старшей Гьявы на шипящее песнопение Досканального Змея.
– Запрос: сгенерировать нового! Провести анализ реакционных алгоритмов! – Мерлин вонзил запятнанный носитель данных в один из своих портов, запрашивая у своей нейронно-операционной системы протоколы препарации кода. Прикосновение к нечестивым скриптам, хранимым фолиантом-накопителем было тошнотворно омерзительным. Системы кибер-имунитета архипрелата били тревогу и требовали уничтожения древних вирусных демонов, но он стойко продолжал анализ, преступая брезгливость и догматы веры.
– Уведомление: Червь В2 сгенерирован. – Из-под паралелепипидного шлема брата-кодовидца потекли струйки крови - даже усиленные аугментикой глаза не могли уследить за генерируемым кодом без перегрузок, так отчаянно трудился синтаксический хор.
– Запрос: отсылайте червя В2! – Проскрипел Мерлин, борясь с желанием вырвать из себя оскверненный носитель данных вместе с портом.
– Именами свободомыслящего Линукса и первооснователя Джобса! Проклинаю ПО твоё вирусом открытия запретных бэкдоров! – Огнедышащий зверь пошатнулся, зависая на неуловимую долю секунды, прежде чем со скрежетом и лязгом разпрямить шею, разевая пасть во всю ширь.
– Предупреждение: прегнись! – Успел протрещать Пендрагон, прежде чем смердящая струя липкой смеси окатила процессию, превращая наименее расторопных техножрецов в верещащие живые костры. Запах горящей плоти и ядовитый дым заполнили респираторные системы присутствующих, заставляя всех не благословленных искуственными лёгкими задохнуться кровавым кашлем.
– Уведомление: червь В2 потерян. Обнаружено слабое место в системной архитектуре цели. – Донёсся до технопрелата слабый голос брата-кодовидца. На счастье техножрецов, клубы дыма от мечущихся в агонии хористов не позволяли Стражу повторить залп.
– Запрос: сгенерировать нового червя! Уведомление: пересылаю данные для интеграции. – Мерлин с облегчением выдернул фолиант из гнезда. Рискуя своим аугментированным сознанием и самой душой, он вырвал из богохульных кодов страшнейших демоно-вирусов необходимые функции и переменные. Хору оставалось лишь вплести их в уже имеющиеся скрипты чтобы обойти наконец защитные алгоритмы Стража и подобраться к мягкому подбрюшью его систем. Немногие выжившие хористы утроили старания, выводя молебен Острейшего Ци. Брат-кодовидец закричал и заплакал, выжигая сетчатку и бионику в попытке успеть за нарастающим крещендо.
– Червь В3... Сгенери... Рован... – Прохныкал он через пол минуты, когда дым уже почти рассеялся и алые лучики четырех "глаз" наводились на оставшихся техножрецов. Мерлин распрямился, насколько то позволяла конструкция его невполне антропоморфного тела.
– Именем начала всех начал, двуединого Николы-Ампера! Повергаю тебя червём полного отключения! – Механичесий зверь издал протяжный рёв. С его пасти сорвался ослепительно яркий пучек огня, приземлившийся всего в паре шагов от застывшего в ожидании Мерлина. На каких-то два градуса выше и архитехнопрелат вспыхнул бы как спичка. Но голова зверя дернулась, сбивая прицел. Кроваво красные визоры замигали, одна из четырех монструозных лап безвольно подкосилась, заставляя всю конструкцию неловко завалиться.
– Вход = воспрещен! – Проскрежетал зверь, отхаркивая сгустки белоснежного фосфора. Мерлин, перехвативший управление червем как только брат-кодовидец перестал подавать признаки жизни, довольно прикрыл глаза, курируя отключение Стража через синаптическую консоль. Пару раз дёрнув шеей, могучий автоматон окончательно отключился, падая всей своей многотонной тушей на залитый догарающим фосфором пол. Мерлин позволил червю завершить работу. Оглядевшись, архитехнопрелат понял, что стоит в гордом одиночестве. Брат-кодовидец валялся в полудюжине шагов слева, заливая белый мрамор кровью, слезами, охладительной смесью и другими телесными жидкостями. Двое выживших хористов распластались поверх друг-друга, пытаясь глубоким дыханием сбросить температуру своих схем и кабелей, расколившихся от перенапряжения. Двадцать техноадептов и тридцать храмовых стражей лежали мертвыми. На многих ещё плясали фосфорные огоньки, обгладывающие с аугментики плоть и кость. Четверо продолжали дёргаться в конфульсиях, разбрызгивая расплавленные перегревшимися от натуги имплантами мозги. Брат-инфокодильник стоял на четвереньках, благородно защищая бесценную маршрутеризационную шкатулку своим безжизненным телом, а сэр Тирион пытался сбросить с себя догорающих дьяков, вяло шевеля сломанными руками. Мерлин усмехнулся.
– Потери = приемлемые. Цель = достигнута. – Все восемь его окуляров вожделенно уткнулись в ворота, столь отчаянно защищаемые кибернетическим зверем. Для Дарема наступала новая эпоха.

Гвин любили играть с ветром. С ним всегда можно было померяться силой, побегать на перегонки и просто пошалить вместе. Ветер был для переменчивого перевертыша таким же добрым другом как игривые пикси и самоуверенные квиклинги, как мудрые кентавры и прекрасные единороги. Как дриады и спрайты, как сатиры-затейники. Как барабанщик дождь и улыбчивое золотое солнце. Все они были им дороги, все любимы, и все они остались позади - в Фейвайлде. Здесь, в Мулмастере, у Гвин и знакомых-то было едва больше полудюжины, не говоря уж о друзьях. Оставлять этого так они, конечно, не могли, но и дружиться с кем попало побаивались - Матушка не раз предупреждала о том, насколько подлыми могут быть жители материального плана, да и в лесу фей им доводилось порой встречаться с неприятными и даже злобными существами. Но вот, по дороге к сторожевой башне, где ждал их спасительного отряда бедолага Ларч, Гвин снова повстречался ветер. Конечно же это был другой ветер - быть может дальний родственник Фейвайлдского, может просто тёзка - но все равно ветер. Какая может быть подлость у ветра? Не станет ветер ни врать ни злобствовать, да и не из обидчивых их племя. В общем решили Гвин подружиться с Мулмастерским ветром. Любую дружбу хорошо начать с чего-то приятного, как например с игры или беседы или совместной трапезы. Есть Гвин ещё не хотели а болтать с ветром даже в Фейвайлде было не очень интересно - ты ему "как дела? куда летишь?" а он все "ху-у-у" да "фи-и-и". Оставалось играть. И как нарочно Мулмастерский ветер как раз взхотел помериться силой, толкая полуиллюзорную фигуру Гвин изо всей своей воздушной силы.
– Ты мне смотри, я ведь не из робких! Мне все по плечу! – С улыбкой пригрозили перевертыш, шаг за шагом приближаясь к башне. Ветер охотно подхватил их слова и унес в неведомые дали, с пущей силой развивая золотистые волосы иллюзии и полы её дорогих одежд. Видать поверил.

Если бы ради этого не пришлось бы отвернуться от надвигающихся змей, Кьо однозначно бросил бы на Белегара укоризненный взгляд.

"Мы... Победили? Демон мертв? Не различу... Бездна, как же больно!.. Мутит... По вискам будто молотками бьют... Совсем как тогда..."
Перед глазами колдуна вновь встал тот злосчастный день. Вновь горящие улицы, вновь крики и звон тревожного колокола. Полусгнившие клыки на которых не высохла ещё кровь его отца незаточеными костяными кинжалами впиваются под левый локоть. Напуганный парнишка плачет, вырываясь из хватки вурдалака. Утробно урча, иссохшееся умертвие вырывает из руки несчастного кусок мяса, жадно заглатывая сочащуюся свежей кровью плоть. Юнец падает, прижимая прокушенную до кости конечность к груди. Пальцы спазматически дергаются, голубая рубаха окрашивается в темно алый. Вурдалак завывает, занося свои гнилые, диспропорционально большие когти, готовясь добить свою скулящую и стинающую добычу. Словно из ниоткуда, умертвие настигает молот, с хрустом захлапывая раззявленную в голодном оскале пасть. Мертвец валится на мостовую грудой гнилого мяса. Между ним и пареньком встаёт латница. Лазуритовый плащ ее порван, обнажая сверкающую сталь доспехов и герб с золотым орлом. Не теряя времени, паладин опускается перед хнычущим подростком на колено, осторожно отнимая порванную руку от его груди.
– Не плач. – Ласково просит она. – Я с тобой. –
Тепло разливается по ране. Святой свет плетет сияющие узоры на обнаженной кости, восстанавливая мышцы и мясо. На миг, шум разорения вокруг утихает, сменяясь райской тишиной. На миг, взгляд заплаканных глазах проясняется, позволяя взглянуть на нежную улыбку его спасительницы. На краткий, благостный миг.
– Ex luminus divinitatis, caro sanantur. –
Фарананг поднялся. Ему потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы понять, что только что случилось. Глазами, шириной не уступающими чайным блюдцам, чародей взглянул на то место, где демонический клевец обрубил его ногу. Вместо кровавой, рваной раны, на голени чародея теперь был лишь неглубокий порез. Заклинатель недоверчиво помотал ногой, стряхивая остатки сияющих рыжих узоров арканы.
"Это Адэль сделала? Нет, она ведь предупреждала, что её силы на исходе, а после того огнешара должно быть совсем выдохлась. Бедняжка... Но если не она то..? Вейланд? Натан? Джос? Да нет, плетение не их стилей... Остаюсь... Я?.. Я что, использовал целебную магию? Но это же невозможно! Лечебные заклинания доступны исключительно адептам святого света! Арканные традиции не предусматривают... Хотя... Какие, к Титану, традиции? Я ведь не какой-нибудь волшебничишка, чтобы следовать Даларанским традициям. Я - чернокнижник, и имею полное право использовать свою ману как только посчитаю должным! Взять, например, формулу жреческого заклинания и запитать её энергией бездны, а не света! Ха-ха, да я ведь чертов гений!"
Фар засмеялся, в равной степени развеселенный своим открытием и тем, что остался в живых. Хохоча над трупом фелгарда, залитый кровью и покрытый пеплом, в порваной и тлеющей мантии, в ссадинах и порезах от головы до пят, Фарананг был на редкость искренен.

Кьокишин не скорбел по Уристу. Традиции Кшинга вообще не вполне предполагали, что по усопшим нужно скорбеть. Вознести седьмому солнцу тихую молитву за спокойствие души? Да, конечно, как без этого. Плакать, стенать и проклинать жестокий рок? С чего бы вдруг? Смерть в понятии Кшингитов такая же часть жизни, как подростковые прыщи или боль от режущихся зубов мудрости - рано или поздно, в той или иной мере ты с этим столкнешся, переживёшь и пойдешь дальше.
– Ценность золота не сравнима с ценностью грамоты, эту ценность заверяющей. – Туманно заметил лысый воитель осторожно открывая лежавшую на алтаре книгу. Он успел более-менее выучить несколько местных письменностей, хотя по сравнению с Кшингитскими они, конечно, были очень примитивными и неупорядоченными.

Гвин, вопреки обыкновению, молчали. За прошедший день они повидали, услышали, попробовали и сказали столько всего нового, что оставалось только гадать, как оно все уместилось в их голове, не расплескиваясь и не выпирая. Вот и теперь, слушая как знакомятся сослуживцы, Гвин побаивались открывать рот, опасаясь что все вчерашние переживания через него выльются. Однако по мере того, как между всеми остальными шел разговор, переменчивому существу стало завидно и обидно быть немым слушателем, и они отважились наконец заговорить.
– А почему вы так испугались, когда сова заговорил? – Негромко обратился к полуголому Хэви эльф. Матушка часто говорила им, что их голос отлично подходит притворщическим способностям - не слишком высокий и не слишком низкий. Вроде и женский но сойдёт и за высокий мужской. Как сами Гвин - неопределенный, лицедейский. Но звонкий. Даже когда шепотом говорят звонкий.
– Совы очень мудрые. Из них хорошие собеседники. Разве что немного нудные, и, порой, заносчивые, зато находчивые. –

У подножия гор, служивших домом для Кшингитских монахов, произростало растение, известное как "Кшай". Отвар из высушенных листьев этого кустарника придавал бодрости и высоко ценился монахами и простыми жителями восточных империй. По легенде, в первые побеги этого растения превратились веки великого учителя Шенсю, когда тот отрезал их за то, что они упорно продолжали смыкаться, мешая ему достичь просветления через семидневную непрерывную молитву. Кьокишин подобной волей не обладал, да и к просветлению был явно ещё не готов.

– Я поддерживаю уважаемого Уриста. Спешащий споткнётся там, где размеренный пройдет с лёгкостью. Усталый меч - ломкий. –
Кьокишин флегматично заготавливал факела, сидя в черезвычайно неудобной на вид позе и периодически задумчиво поглядывая на пирамиду. Изчезновению быкоголовых виделось три объяснения. Во-первых что-то внутри зикуррата могло их убить. Это значило бы, что вопрос конкуренции разрешен, а как минимум одна ловушка обезврежена или один страж измотан. Это хороший вариант. Во-вторых пирамида могла оказаться намного больше, чем кажется, уходя на неопределенную глубину вниз. Следовательно в ней нашлось бы куда больше сокровищ, а быкоглавцы были бы более истощены по возвращении. Это тоже хороший вариант. Наконец, полулюди могли каким-то образом прознать о подготовленной на них ловушке и организовать контр-засаду внутри здания. Этот вариант был самым худшим, а следовательно рассчет нужно было делать исходя из него.

Мерлин Пендрагон был стар. Древнейший из древних, он видел все рассветы и закаты Дарема, наставляя королей и обучая принцев, столетиями храня технологии давно минувших эпох. Как Первая Высшая Шестерня - единоличный лидер техножречества - он обладал властью уступающей лишь королевской. Столь высокая позиция позволяла ему относительно свободно проводить изыскания и машинные ритуалы, за которые не один его подчинённый отправлялся в биореакторы орденов инквизиции. От химео-физических бдений синтезации до лазаритарных служб над самим ядерным сердцем штаба и его электро-венами, эти таинственные обряды имели самые разные формы и результаты, но ни один из них не мог сравниться в своей чудовищной запретности с мессой перепайки синаптических алгаритмов. Мрачное таинство этой бесчеловечной операции Мерлин открыл случайно, изучая мозг офицера "Наследия", захваченного в давно забытом сражении. Разобрав вычислительный орган на самые базовые составляющие и собрав вновь, техномаг был поражен - нейронные каналы солдата были искусно переписаны, словно сеть микроскопических акведуков направляя любые рассуждения в заданные русла. Офицер не был храбр - он попросту не мог помыслить о страхе. Не был умён, но запрограммирован на подбор оптимальных стратегических решений. Не уважал и не был верен своим господам - просто забыл, что может не подчиниться. Мерлин лично сбросил каждый отдельный компонент изменённого мозга в тринадцать различных биореакторов. Он клялся себе никогда не проделывать подобной операции над кем-либо, будь то человек или зверь. А потом, пред ним предстал Даниэль.
Хотя тело принца удалось сохранить в относительной целостности, его рассудок не был столь удачлив. Ядерный огонь, в мгновение ока спаливший его верных товарищей; крики гражданских, обращаемых в пепельные тени; непоколебимость, с которой кулак бьёт по алой кнопке с единственной, черно жёлтой отметкой. "Сойдёмся на ничьей.". Наследник престола был сломлен своей первой победой, если эту бойню вообще можно так назвать. Без него, со смертью старого короля пресекся бы род, а последующая анархия скорее всего уничтожила бы весь Дарем. По этому, и только во имя всеобщего блага, Мерлин нарушил свою клятву.
– Дарем... Превыше... Всех... Нас!.. – Это не был рёв и не был хрип и не был гул кузнечных мехов, но нечто общее меж ними. Цепи звенели и надрывно скрежетали поршни доспеха. Шестьдесят шестой король Даремский - Даниэль "Феникс" Кинг - силился вырваться из своих оков, окропляя пол ризницы кровавыми слезами.
– Галеас... Мордред... Обходите... Слева!.. – Стены древней залы протестующе затрещали, когда черногривый великан повторил усилие вырвать вбитые в них цепи, сковывавшие его. Множественные оптические визоры неотрывно следили за движениями "Феникса", выжидая подходящий момент.
– Пять нанолитров. Сейчас. – Трое рослых аколитов, висящих на доспехе короля в безуспешной попытке зафиксировать его напряглись пуще прежнего, позволяя четвертому улучить возможность и вколоть беснующемуся латнику запрошенное снадобье. Янтарные глаза закатились, а с многократно прокушеных губ брызнула пена.
– Мы... С Лансом... Прикроем!.. – Король дернулся ещё раз и второй, скидывая с себя одного из жрецов, прежде чем осесть валуном сталепластиковых пластин и серой шрамированной плоти. Мерлин позволил своей респираторной системе продолжить цикл.
– Замечание: это третий инцидент за последние пятьсот двадцать два часа. – Проскрежетал технолингвой старший медбрат-экзорцист. Размашистый удар, который нанес ему в начале ритуала Даниэль смял кирасу, закреплённую на его рёбрах, придавая адепту схожесть с благородной леди, затянутой в непомерно тугой корсет.
– Замечание = истина. – Кивнул Мерлин, отрывая два из шести своих "глаз" от притихшего правителя.
– Вопрос: в чем причина замечания. –
– Ответ: торжество. Уточнение: три инцидента в течении пятисот двадцати двух часов < четыре инцидента в течении пятисот двадцати часов. Вывод: в этом месяце было меньше инцидентов, чем в прошлом. Вывод: количество инцидентов уменьшается. Вывод: их высочество выздоравливают. Вывод: торжество. – Мерлин перевел ещё три окуляра на младшего киборга. Стандартная серая мантия с винно-красной эмблемой ордена лазаритов-ремонтников на груди. Стандартная конструкция бионики. Если бы не вмятина на боку и идентификационный штрих-код на лбу адепт был бы неотличим от своих братьев. Как и должно быть.
– Ответ = Истина. Вывод: торжество. – Три других медбрата-экзорциста, до селе безмолвно слушавших диалог, разразились радостными восклицаниями.
– Вывод: торжество. – Воодушевленно повторили они.

– И так, мальки. – "Доброжелательная улыбка" сэра Тириона с лёгкостью затмевала обнаженные в клыкастом оскале металлические пасти его гончих, вальяжно прохаживающихся меж рядами вытянувшихся по стойке смирно сквайров. Отпалированные доспехи сияли под лучами электро-фонарей тренировочного зала, а оружие, ещё никогда не пробовавшее вражеской крови смирно почевало в ножнах.
– За минувшие годы тренировок вы доказали, что ваши матери не зря страдали, выталкивая вас на свет. Похвально! – Рыцарь клацнул зубами перед самым носом одного из учеников, акцентируя своё заявление и заставляя юношу вздрогнуть. Полуметаллические псы у его ног залаяли свой скрипучий смех.
– Однако стали ли вы с тех пор лучшими воинами нам ещё предстоит выяснить. Я не прочь был бы провести с каждым из вас небольшой проверочный спарринг... – Копьё златовласого паладина прочертило сверкающую дугу, останавливая свое лезвие у самой шеи одного сквайра и упирая дуло вмонтированного пулемета в лицо другому.
– ...однако время поджимает. Их высочество хочет видеть меня на западных рубежах. Посему я оставляю вас, несмышленышей, на едине с самими собой, искренне надеясь что вам хватит дисциплины не позабыть то немногое чему вас успели обучить. – Рыцарь опустил оружие, давая сквайрам выдохнуть. Сделав два шага вперёд, копейщик резким движением ухватил четвертого ученика за лицо. Латная перчатка мгновенно отпечаталась на щеках и подбородке белокурой девушки.
– Мне плевать сколькие из вас встретят скоропостижную гибель в этой зале. Если по моему возвращению я не увижу прогресса, все вы отправитесь разыскивать останки этого полудурка Альбиона в мертвые земли! – Блондин рассмеялся и гончие в точности повторили свой предыдущий хохот, поддерживая хозяина. Но смех паладина оборвался, стоило тонкому лезвию сверкнуть серебром в полудюйме от его лица. Не будь его рефлексы так отточены, рапира пробила бы левую глазницу сэра Тириона. Эта мысль, похоже, весьма порадовала рыцаря, ведь едва увернувшись он возобновил свой лающий смех, уходя от второго и третьего выпадов.
– Какой прекрасный прощальный подарок! – Хохотал латник, отражая четвёртый и пятый уколы руническим горжетом. – Хоть у кого-то из вас, недомерков, все же нашлась унция мужества! И подумать только у кого~ – Продолжая отступать копейщик скользнул по не сбавляюшей напора девушке любопытным взглядом. Белые волосы, практично стянутые в тугой пучек на затылке. Глаза, цветом похожие на два глубоких озера. Бело-синий фамильный герб, изображающий склонившего голову дракона. Новенький доспех, все ещё пахнущий храмом-мастерской, и прямо в тон ему едва сошедшая с рабочего стола рапира, звенящая сталепластиковым градом по рунической броне.
– Сестринская любовь так прекрасна. – Тирион хохотнул, ловким проворотом копья прерывая шквал ударов и уводя клинок оппонента в сторону. Гончие прижали уши к металлическим черепам ожидая приказа к атаке, но их господин лишь игриво покачал головой.
– Особенно когда толкает на убийство! Тебе стоит почаще проявлять такую прыть в сражении, лялечка Мордред. Быть может тогда ты успеешь унести с собой хоть одного врага их высочества, прежде чем отправишся к братцу! – Айвора смогла до неприятного близко разглядеть изящную резьбу на лезвии копья, когда оно прошло между её левым наплечником и щекой. "Теогония" прочертило дугу, целясь сквайру в горло боковой кромкой. Мечница рванула в право, точным уколом сбивая копье с намеченного курса. Тирион занёс оружие для нового удара, но его ученица оказалась быстрее. Серебристая молния вошла в стык доспехов на четверть дюйма, прежде чем мощный удар отбросил мечницу на добрые три фута, оставляя рваный скол на верхней кромке кирасы. Кровь засочилась из обоих ранений. Дуэлянты заняли позиции, готовясь продолжить бой.
– Прекратить. – Даниэлю не нужно было повышать голос чтобы его приказ услышали. Не смотря на лязг аугментики и грузный стук сабатонов, король вошёл в залу никем не замеченным, безмолвно наблюдая бой. Стоило же ему приказать окончание дуэли, как все присутствующие опустились не колени, осознавая всю тяжесть неуважения, проявленного к их повелителю.
– Встань, Тирион Галеас. – Паладин повиновался, глядя на правителя со смесью страха и обожания. Его псы прижались к каменному полу, демонстрируя покорность.
– Я ценю твою приверженность учительскому делу. – Каждое предложение, произнесённое королём оканчивалось протяжным вздохом - заменивший одно из лёгких сюзерена механизм подобно кузнечным мехам закачивал воздух в печь широкой груди.
– Однако отныне ты временно освобождён от этого досуга. Соберай свиту и выдвигайся в путь. Не медли. – Янтарные очи черногривого короля пригвоздили замерших в поклоне сквайров к месту. Доспех окрашенный в цвет запекшейся крови и пепла костей мрачным исполином навис над склонившей голову Айворой. Быть в такой близи с их высочеством было по настоящему ужасающе. Серая кожа, испещренная сетью шрамов даже спустя десятилетия пахла гарью разорванных атомов и работающими машинами, и старой кровью и самой пустотой меж мирами.
– Я уверен, юные сквайры не разочаруют тебя. Когда ты вернешся. –

А вот Кьокишин проявлял интерес неподдельный: ему, как чужестранцу да и просто человеку любопытному и доверчивому все Уристовы россказни казались поучительными, мудрыми повестями - источника ценных знаний об этих загадочных землях и их обитателях. Бывший юноша всего-то и успевал уследить, что за направлением дороги да дварфовским повествованием, а больше его вокруг ничего и не интересовало. Он переспрашивал, присвистывал, восклицал - иногда переходя от возбуждения на родной Кшингъюн - и в целом уделял болтливому бородачу львиную долю внимания.

– Мне жаль, Айвора. – Глубокий бас прозвучал оглушительно громким в неловкой тишине, повисшей над едва пробудившимся лагерем. Два сочувственных изумруда, смотревшие на девушку из-под забрала мигнули и перевели свой взгляд на безучастно дымившийся остов костра.
– Коль могу я оказать некую помощь... –
– Не трудитесь. – Немногие белоснежные пряди не скованные изящными заколками заходили ходуном, когда оруженосец покачала головой. Изящные черты её лица выражали не только смятение, понятное при учёте обстоятельств, но и странную решимость, если не сказать гордость.
– Неужто не скорбите вы о брате? Его... Исчезновение - траур для всего королевства. –
– И для меня в неменьшей мере. Но едва ли желал бы Альбион чтобы в день его гибели родная сестра предала данное ему обещание. –
– Обещание, миледи? – Пластальной ворон, закрывавший лицо сэра Бэдивера встал под углом, заинтересованный непреклонностью благодородной девы.
– Обещание, данное мной по поступлении в кадетство. На клинке брата моего поклялась я, что не воспользуюсь его деяниями во свою пользу. Его легенда принадлежит ему, моя же - мне. – Два глубоких озера, заменявшие Айворе Мордред глаза неотрывно взирали под шлем опечаленного рыцаря. Не смотря на внушительную разницу в возрасте, Карбон был вынужден отвести взгляд, неуклюже поеживаясь в своем громоздком доспехе.
– Никогда не понять мне вашего рода. Чем плохи оставленные предтечами дары? Ведь не отрицаешь ты фамильные имя и герб. –
– Есть разница, учитель, между оставленным отцами и добытым братьями. –
– Пусть так. Не мне учить кого бы то убеждениям. – Латник понуро взмахнул вороным плащом, закутываясь, казалось, в саму предрассветную мглу. – Тем паче, ныне, кроме уже данного он едва ли сможет подарить тебе что либо. –
– Отнюдь, сэр Бэдивер. На прощание, Альбион подарил мне добрый пример, чтобы следовать. –
С секунду, рыцарь опять смотрел на оруженосца, отмечая собранность позы и огонь в лазурных глазах и поднятый в гордости за погибшего родича подбородок.
– И вновь я остаюсь неправ. Как всегда. – Закованная в пласталь фигура распрямилась во весь свой великий рост, нависая над девушкой. – Прошу лишь об одном: ни до, ни во время и не после экзаменов в столице, прошу, не следуй последней части этого примера. –
– Не умирать? – Горькая улыбка стала шире на устах Айворы. Украшенный же черным пером шлем лишь походил из стороны в сторону.
– Не убеждать наивных хрупких дев идти своими гибельными следами. –

До известного времени Кьокишин в переговорах не участвовал, безмолвно сидя в позе лотоса, проводя восстанавливающую медитацию. Горы никогда не были милосердны к населявшим их монахам - переломы и сотрясения стали нормой, без которой обходился далеко не каждый день. Немудрено что техника дыхания, позволяющая ускорить заживление подобных ранений стала одной из первых техник, преподаваемых послушникам. Целиком сконцентрировавшись на лечении, восточный воин пропустил мимо ушей большую часть разговора, однако слова "рубить головы" расслышал вполне отчётливо.
– Отнимая чужую жизнь будь готов отдать собственную. – Глубокомысленно заметил он, не открывая глаз и не разжимая пальцев, сложенных в замыкаущем линии Ци круге.
– Пока что мы принесли на эти земли только смерть и горе. Это непростительно и не должно продолжаться. –

"Бездна, а старик не так плох как кажется! Если останемся пойдем пустоте на корм, но единственный проход завалили своими тушами проклятые недолюдки... Прорываться? Нет, в такой темени мы вряд-ли попадём во что-либо кроме друг дружки. Может отступить? Тоже не выйдет - голем уже наверняка закончил с сайадой. Только ещё сильнее влипнем! Думай, думай Фаран. Колдун ты или кто? А если... Да нет, тоже не выйдет. А может... Круговерть, тоже нет! Давай, дурья твоя башка, думай! Ты не можешь подвести и их тоже!"
Дыхание заклинателя участилось, к горлу подступил ком накатывающей паники. Он прекрасно знал, что окружает их маленький отряд в эту минуту, а потому в двойне страшился хлюпающей и хихикающей тьмы. На миг, Фарананг потерял самообладание, давая накатывающему отчаянию пригвоздить свои стопы к каменистому полу. На миг, его воля померкла, скованная страхом не перед собственной участью, но за участь своих компаньонов. В шепоте, скрежетавшем в укутавшем путников саване межзвездных теней, заклинатель различал предсмертные крики товарищей, их последние стоны и проклятия. Он подвёл их. Снова. Снова позволил отнять у себя тех, кого ценил выше жизни. Ему не было спасения, не было выхода, не было прощения. Но было косание. Не мертвенная хватка тех, кому эта мрачная пелена приходилась родиной. Косание. Нежное, умиротворяющее косание. Доказательство помилования. Жест прощения и отпущения греха, оставивший яркую метку тепла и утешения там, где соприкоснулся с кожей через подранную мантию. А после косания был свет. Был свет, и была надежда.
– Ублюдок... – Колдун не сразу узнал свой голос. Стоял ли он безмолвным манументом трусости секунду или же долгие века? Плевать. Теперь он больше не был недвижим, с праведной яростью вырисовывая в воздухе парные глифы, делая к своему обидчику шаг и другой.
– Я скормлю тебе твои же переломанные кости, слышишь! Я тебя на твоих же кишках повешу! Игнис, дуал сфера мотус смен! –

Пальцы, запущенные в медицинскую сумку нервно перебрали её содержимое. Флакон перекиси для прижигания ран - почти пустой. Обезболивающее снадобье - последние капли. Бинты - всего на пару ветков. Порошки, реагенты для микстур, инструменты и пробирки - необходимы в быту но абсолютно бесполезны при боевых ранениях. Наконец, затянутая в чёрную кожу ладонь мягко приобнела то, что искала.
– Я понимаю тяжесть пережитого и его плачевный психологический эффект, однако не могу не уточнить. Каковы точные проявления вашего проклятия, донья Изабелла? Не склонны ли подверженные ему, предположим, к спантанному самобичеванию или внезапным, сатириазическим - сиречь развратным - порывам? –
Лучиком света в черноте линз отразился кротко выглядывыющий клинок мизерикорда. Его грушева рукоятка была выполнена в форме плачущей девы, удерживающей лезвие у горла. Начищенный клинок не превышал в длинну мизинец удерживающей его руки. Этот инструмент никогда не нравился Флемингу. Каждое его применение было неоспоримым доказательством некомпетентности пользователя в своём деле. И всё же порой он использовал его, когда выбор был между Мечем Милосердного и ещё хоть мгновением рвущих душу воплей и молящих о смерти глаз. Порой, Флеминг признавал как на самом деле слаб. Порой, но не сейчас. Ещё нет.

Кьокишин провел последние часы перед рассветом не во сне но в медитации. Настоящей медитации. До встречи со мстительным духом монах не столько медитировал, сколько делал вид - молодому и беспокойному, ему никогда не удавалось войти в полноценный транс - не хватало то усидчивости, то сил. Теперь, постарев за день на пол века, он вдруг обнаружил в себе небывалое понимание сакральной недвижимости, безмолвной и умиротворённой как высокие скалы, на которых стоит монастырь. Бывший юноша стал един с самим собой, увидев, как неожиданно близка бывает по час смерть. Смерть. Он думал о смерти. Он видел смерть. Он понимал смерть. Смерть стала частью его, оставив свои незримые метки там, где спектральные руки призрака касались его тела. И Кьокишин принял её, даже не попытавшись отвергать.
– Да согреют шесть закатов могилы покинувших нас. И да озарят шесть рассветов наш дальнейший путь. –

– И-извините... – Простучал зубами резко возмужавший монах, полуоступая полупадая прочь от приведения. Осознать что именно с ним сделало умертвие искатель просветления ещё не успел, однако однозначно решил больше подобного не допускать.
– Да хранит вас седьмое солнце... – Машинально заметил Кьо, задерживаясь в пещере на прощальные поклон и хлопок кулаком в ладонь. Слишком уж сильна была привычка, особенно в сочетании с шоком от некротической атаки.

– И это по твоему огненный шар?! – Алые одеяния колдуна источали сизый дым, тлея в тех местах, где чародейское пламя лизнуло ткань. В купе с многочисленными прорехами от предыдущих боёв и пеплом огненных заклинаний, успевшим налипнуть на одежду и лицо лордеронца, это придавало ему облик мстительного еретика, выползшего из могилы по души спаливших его инквизиторов.
– Вот Это - огненный шар! – Взмахом посоха разогнав дымку перед собой, заклинатель прочёл слова разрушения, призвав вторую вспышку рыжей стихии. Центр каменной залы в считанные мгновения превратился в филиал пылающей преисподней, служа кобольдским ордам погребальным костром и болезненным напоминанием о родине демону.
"А ты там не скули! Вытащи его, ага. Биться он будет. Стрекача даст, выждет, пока мы тут друг друга перебьем и придёт на всё готовенькое. Может прикопать его там, чтобы не трепыхался? Да нет - некогда..."

После жуткого вечера Кьо однозначно нужно было привести свои линии ци в порядок. Потому, пока его товарищи просто засыпали, монах проделывал сложные духовные и дыхательные практики, сидя в позе лотоса. В медитативном трансе он входил в контакт со своим астральным Я и духами своих прошлых жизней, очищая чакры и тихонько похрапывая.
В качестве завтрака юноша позволил себе целую половину пресной походной лепёшки и аж три глотка из тыквенной фляги. Строго говоря это было чуть больше, чем счел бы подобающим старший настоятель, однако предчувствую долгий и сложный день юнец решил как следует подкрепиться, замолив эту небольшую поблажку в походе.
– Да озарят наш путь шесть великих рассветов! –

– Да осенят шесть великих рассветов сей дивный кров! – Решительным шагом юноша ступил в таверну, складывая руки в сложном жесте неопределенного значения. Его глаза сияли, а взгляд с ребяческим интересом перепрыгивал от одного посетителя таверны к другому. Видно было, что юнцу здесь все и вся в новинку и от того чертовски странно и интригующе.

– Go, summon up 'em Dead Ones
Chanting the rytes that damn your soul!
Go, summon up 'em Dead Ones
From desecrated soil!
Yeah, go summon up 'em Dead Ones
From the pits of black Abyss!
Yeah, go summon up 'em Dead Ones
Just don't let 'em rest in peace! –
Копая безымянному дуэргару могилу, Марсий негромко напевал отдававшую абсолютно неуместной праздничной отмосферой песенку, с ещё менее подходящим ситуации текстом, даром что на подземнообщем. Умолк полуэльф только когда тело стали погружать в сыру землю, видимо решив выказать мертвецу хоть какое-то уважение. Однако стоило покойнику скрыться под толщей земли, как минестрель снова принялся за свои безчинства. Со всё той же ни капли не почтительной к мертвецам мелодией, жрец прошествовал в сторону разгабляемого наёмниками и другими приключенцами хранилища и порывшись в его содержимом вытащил на обозрение компаньонов нечто, больше всего напоминавшее утыканную тут и там заткнутыми горлышками амфору, расписанную фресками винодельческого и винопотребительского характера.
– О жажде можем забыть. – Ухмыляясь заметил он, притарочивая сосуд к своей ящерице. – И о трезвости, если захотим, тоже. –
Опасений Терена бард явно не разделял - по залу, чисто теоретически содержащему опасный проклятый артефакт, шлялся будто кот по хозяйской кухне, периодически порываясь ткнуть пальцем то или это, и каждый раз вовремя отвлекаясь на что-то другое.
– Ну и правильно. Завалим местечко к имповой матери, будет лучше в общий ландшафт вписываться. А всякие жуткие палки-копалки нам без надобности: и так вон как вражин резво крошим! –

Ардант утолил свою жажду, проглотив еретика одним долгожданным залпом. Пифос был готов выскочить из-за своего укрытия чтобы повторить выстрел, отыскав для ненасытного орудия новую жертву, но тяжёлая кленовая ветвь и нечестивое чедьмовство оборвали этот порыв. Сдавленный между рокритовой наковальней и древесным молотом, инквизитор перестал воспринимать поле боя слухом и взором, оставаясь наедине с чувством тревоги и сотню раз рециклированным запахом шоколада. А потом, он перестал ощущать и запах.
– Решил убедиться лично? – Хрипотца выдавала в голосе годы, минувшие с их знакомства. Кожаный плащ был, разумеется, новым - старый разодрало во время очередного покушения - но выполненным в точном соответствии предшественникам. А вот шляпа была всё та же. Инквизитор на отрез отказывался снимать её, а любые прорехи любовно зашивал своими руками. Возможно, он носит ее до сих пор.
– Я понимаю твои опасения, но экстерминатус не переживают даже микроорганизмы. –
– Учитель, почему мы сожгли этот мир? – Голос дрожжал не смотря на жар, исходивший от земли. Пифос ещё не обзавёлся тогда своим теперешним мастерской работы доспехом, пользуя стандартный карапас милитарум темпестус. Его серебристый металл покрывался серо-голубым пеплом, медленно опадавшим с небес. В спецификации администратума этот цвет значился как 73-73-90-0.7-"Отпущенные грехи".
– Проверь респиратор, Пиф, тебе видать мозги пеплом забило. Мы спалили эту планету потому, что тут, Император побери, демоны на каждом углу шастали! Ты же сам вел расследование против культа, который их призвал! Погоди... Так это ты себя винишь?! Придурок, ты совсем из ума выжил? Ритуал же начался в день твоего прибытия, когда было разпутать это дело! С тем же успехом Я могу начать бить себя розгами, потому что не спас вармастера Махария!
– Не смейся! Случившееся - вина всей инквизиции. Мы убили планету, полную жизни, потому что не были достаточно хороши в нашей работе. Ты видел какие розы росли здесь? Уникальный сорт, прекрасный как лик Сангвиния и нежный, словно новорожденное детя. И мы истребили его.
– Чем оплакивать утраченные цветы, порадовался бы спасению миллионов гвардейцев, которые были бы убиты, попытайся мы отвоевать планету силами астра милитарум.
– Людьми полнится ещё пол галактики, а таких роз не найдёшь больше нигде. Редкость определяет ценность.
– Именно по этому людская жизнь - величайшее сокровище. Каждый из нас уникален. Будь мы все прекрасны как розы, это быстро бы наскучило. Уроды, подонки, сволочи и трусы - без них не было бы ни героев ни храбрецов. Не сгорай некоторые розы, мы не знали бы, как сер в сравнении пепел. – Где-то в апотекарионе "Pala Fatum" израненный аколит Фандориан улыбнулся, вспоминая как ярко горели в эту ночь три прекрасные розы цвета фельдграу.

На миг, свет померк в глазах аколита инквизиции. Услышав из шоколадных губ горьковатого стимулятора секреты великие и прекрасные, Пифос ощутил холодное прикосновение к затылку гниющей лапы тайн, которое предпочёл бы не знать. Точное число тиранидов в пространстве между галактиками. Сколько ещё сможет прожить Император. Что стало с инспекторами, посланными проверить чистоту геносемени Космических Волков. Каковы на вкус гнойники чумного десантника. Почему серые рыцари так любят сражаться бок-о-бок с сестрами битвы. Были ли отчёты об инквизиторе Жаке Драко правдой. Эти и другие ужасы не предназначенные для смертного разума вторглись в сознание Фандориана внеочередным чёрным крестовым походом, визжа и вереща сотнями демонических крикунов тзинча о необходимости съесть ещё одну панцершоколадку. Нажав шпиндель выдачи на пару раз больше, чем нужно было бы, амолотианин смог умерить поток разрушительной истины до выносимого напора, однако урон уже был нанесён, и подсознание, временно взяв на себя контроль, принялось за попытки его минимизировать.
– НА МАРСЕ СПИТ К'ТАН! – Яростно прогудел противогаз, озаряя намеченный целевым участок траншеи слепящим от неожиданности фонариком. Заготовленная граната полетела на поиски своей цели.
– ПОТЕРЯННЫЕ ПРИМАРХИ БЫЛИ ДЕВУШКАМИ! – Инквизитор не вполне понимал, зачем всё это произносит, а тем более орёт, но останавливаться, позволяя всему вот этому остаться в *его* голове не собирался.
– Именем священной имперской инквизиции, вы объявляетесь ведьмой, еретиком и мутантом, на основании чего приговариваетесь к очищению огнём и мечом. ГОРК И МОРК - СИЛЬНЕЙШИЕ БОГИ ХАОСА! – На бегу объявил аколит фее, указуя на неё обвиняющим перстом и в рамках пары секунд переходя от панического вопля на пафосную речь на повышенных тонах и обратно.

Пифос Фандориан понимал всё. Ну то есть вообще всё. В его голове одна за другой проносились разгадки всех нерешённых дел ордо Маллеус (прошлых, настоящих и будущих), перемешиваясь с лишёнными малейшего изъяна планами военных операций и рецептами невообразимо вкусных и полезных десертов. В тот момент, когда по его желудочному тракту начала курсировать первая в его жизни доза панцершоколада, инквизитор осознал природу богов, увидел свет астрономикона без помощи третьего глаза, разгадал тайны жизни и смерти а также нашёл сразу несколько способов закрыть око ужаса и одновременно поднять Императора с золотого трона. Негромко хихикнув в наполнившийся запахом шоколада противогаз, амолотианин добыл и закрепил в освободившейся ячейке ещё одну плитку чудодейственного лакомства-стимулятора, после чего - с его точки зрения - прытко, незримо, бесшумно и невероятно грациозно прокрался поближе к окопу, в котором по словам комиссара укрывались еретики. Занеся руку и поставив палец на чеку, Пифос стал просчитывать наиболее эффективную траекторию, по которой возмездие Императора в форме осколочной гранаты сможет поразить самопровозглашённых рыцарей. И его ни капли не отвлекал тот ничтожный факт, что этих самых рыцарей он пока не видел и вообще был неуверен, в каком участке траншеи они прячутся.

Упомянутый Шенроном противогаз, как успел удостовериться Пифос, защищал не только и не столько от опасностей окружающей среды. Куда более ценной функцией оказалось сокрытие лица, так не к месту наровящего отразить отношение владельца к той или иной деятельности. К ношению противогаза, например.
– Я знаю о приказе, комиссар, и ваше отделение и впрямь меня больше не сопровождает. Это я сопровождаю ваше отделение. Рядовой 1505, извольте вернуть Ардант. У кого-то из людей Спота должен найтись лазганный капаситор, так что продолжать эту оружейную измену я не вижу смысла. –

Инквизитор кивнул словам из вокса, и наконец решился снять противогаз. В конце-концов, зачем ему скрывать клеймо пред тем, кто носит его в самом сердце?
– Ну чтож, Лайво, отныне эти земли принадлежат новому рыцарю. Самому доброму и сильному рыцарю: Золотому рыцарю Императору. И мы - его глашатаи. Если тот рыцарь, которому эти земли принадлежали раньше, придёт и станет требовать от тебя что-либо, просто покажи ему вон в ту сторону. Там - один из замков Императора. Там ему всё объяснят. А теперь бывай. Наш рыцарь зовёт нас. –

"Ну вот, опять это чувство. Что за чувство такое? Когда кувалда лечил я этого чувства не чувствовал. Будто ласковой ладонью щеки ласкают. Словно искренне шепчут слова утешения на ухо. И всё её голос, её рука! Прямо как у... М-Может дело в подходе? Йован он солдат - он что лечит что калечит суть одна, а Адель... Адель даже убивает как-то... Ласково. Прямо как Она... Адель именно такая, кокой Она была до... То есть какая, в бездну, Адель?! Ройстон. Монашка. Овца эта безмозглая! Церковная шавка! Эта... Эта... Адель эта!"
– Я... Я попробую восстановить мост. Это займет время, но путь станет безопасней. – Колдун пошатываясь прошагал к побитой конструкции на ногах, раны на которых едва успели закрыться. – Всё равно продолжать пока... Пока сестра Ройстон не завершит риутал слишком рискованно. – Серые глаза упорно уворачивались от светлого силуэта жрицы, стараясь смотреть куда угодно но не на неё. Странный комфорт от лечебного заклятия смущал чародея, делая его обычно резвую, решительную речь сбивчивой, а интонации неуверенными. Лицедей смел надеяться, что эти перемены будут приняты сослуживцами и особенно их виновницей за последствия боя и ранений.

Инквизитор был весьма рад идее не снимать противогаз. Допрос однозначно испортила бы гримаса, которую амолотианин выдал при виде лица (если это можно было так назвать) гвардейца 1234.
– Б-благодарю... Капрал... – Пробулькал воздуховодный шланг, пока прицельная оптика сходила с ума пытаясь понять: это перед ней сейчас враждебная живая сила, элемент ландшафта, взрыв или летящая прямо в лицо ее владельца атака. Про себя инквизитор решил никогда больше не присутствовать при снятии с криговца чего либо, кроме показаний. Кажется даже истинные лица демонов не представляли такой угрозы его вере в Императора, как "дружелюбная улыбка" капрала Йохана.
– Славься в вечности милосердный муниторум и его производства резиновых изделий... – Тихо пробормотал демоноборец, на миг забывая о необходимости крутить ручку вокс-рекордера.
– Т-так что вы там..? Ах да. – Возвращаясь к допросу, Пифос достал из подсумка небольшой продолговатый пакетик, и протянул его пленному рыбаку. Как агенту трона, инквизитору полагался несколько более разнообразный ИРП, нежели стандартная солдатская трупная паста. Помимо орехов и сухофруктов, которыми местный, судя по всему, и так питался с рождения, там содержался небольшой запас вяленного мяса грокса, реакцию на которое и хотел пронаблюдать дознаватель.
– Снимите обёртку и попробуйте. Мы не хотим вредить вам и вашей семье, да и людям этих земель вовсе, но ваши обычаи нам непонятны. Почему вы так верны пони и феям? –

– Блестяще, коллега. Плетения судьбы благоволят нашему правому делу. Экспедиционные части уже подняты, а ритуал материализации врат по указанным координатам запущен и будет завершен в течении трёх восьмых цикла. Примите нашу благодарность, и с ней благодарность всех обитателей этого чудного девственного мирка. Мы снизойдём до них аки Протей, приносящий свет знаний и согревающее тепло безопасности! –

Рука инквизитора замерла в дюйме от застёжек противогаза. С одной стороны, чем больше он контактировал с криговцами, тем меньше хотел быть на них похож, чему резиновая маска вероломно способствовала. С другой стороны, снять противогаз значило не просто утратить его запугивающий фактор в допросе, но обнажить ведьмовское клеймо, порочащее его лик. Такого позора инквизитор себе позволить не мог.
– Как устроена ваша армия? – Прогудел "хобот" дыхательной маски. – Сколькие в ней владеют ведьмовством? Какая её часть менее, чем в дне пути отсюда? ... Каков ближайший населённый пункт? Он далеко? ... Численность населения? ... Эти четвероногие создания, вроде того, которое сидит сейчас у костра. Вы можете коммуницировать с ними? ... Они разумны? ... Сколько их? ... Они единственный ваш транспорт? Какой ещё у вас есть? ... Есть ли у вас боевые машины? ... Крупные производства? ... Кто правит вашим государством? ... Ваше государство единственное вам известное? ... Опишите своих богов и методы поклонения им. ... Что такое чшай? – Конечно, у Пифоса уже были ответы на все эти вопросы. Ответы, подлинность которых он был бы очень не против проверить.
– Капрал 1234, снять противогаз. Рыбак Лайво, как называются такие метки? Что вы можете о них рассказать? – А вот теперь инквизитор уже не просто проверял информацию. Теперь, он получал знания, за которыми некоторые его коллеги гонялись многие годы. Пифос Фандориан был на пороге того, чтобы увидеть криговца без противогаза, и этот факт в равной степени будоражил его любознательность и чувство опаски.

"Недолюдки! Едва заметили, что поражение близко, и тут же драпанули! Трусливые сволочи... Зрительница ещё эта... А чего-это аристократишку так перекрутило? Ах да... Аргх- да!"
Колдун припал на колено стискивая раненное плечо и шипя сквозь сжатые от боли зубы. На глазах проступили слёзы.
– Сестра Адель, не могли бы вы... – С оттенком жалобной мольбы попросил чародей. Бой был окончен, и магия, удерживавшая чернокнижника в силах продолжать активные действия, стала медленно но неотвратимо покидать его. Из ран начала сочиться кровь, перебитые связки и сломанные кости стали отказывать в службе.
– Я считаю мы обязаны рискнуть и пройти по мосту. – Выдохнул Фар, когда боль чуть утихла. – Нельзя давать чернокнижнику шанса улизнуть. Да и если Златозуба убьют раньше нас, весь спуск и всё... – Он матнул головой в сторону поверженных дварфов. – Это было напрасно. –

Поверхность кислого молока, вид сверху на ведро которого представляло собой лицо Генри, пошла волнами. Казалось вот-вот из двух здоровых лопухов, служащих звукам окружающей действительности вратами к мозгу дурчфольского громилы, пойдёт сизый пахучий дым от пожара, вызванного перегревом субстанции между ними. Ещё чуть-чуть, и без того щетинообразные волосы встанут дыбом от обилия токов, бешенно носящихся под ними.
– Так ты шо, не капитан? – Выдал наконец лапоухий грецкий орех, подозрительно глядя на Винсенто.
– Не-не-не, эт' херня какая-то. Вы... Мы... Наёмники здесь короче собрались, али хто? У наёмников должен быть капитан. Я знать не знаю, чё такое тиран, но если тебе надо сперва стать тираном, чтобы быть капитаном, я т'я прям щас им назначаю, силою данной мне мной. Теперь кончай страдать фигнёй и приказывай. – Уррегулировав диссонанс того, что есть, и того, как оно должно быть, великан угрюмо почесал в затылке, производя тем самым звук, куда лучше подошедший бы мельничным жерновам, в которые попал набитый гречневой кашей кабачок.
– Я чёт никого больше в крутых доспехах и с этой, как её... харчкизмой, во! Других таких, короче, тут не вижу. – Одна из пяти оканчивающих собой лапищу "ветерана" костлявых сосисок замаранных в неопределенном количестве самых разных субстанций, выпрямилась, указуя поочерёдно на всех новообретённых сослуживцев владельца.
– Ты, походу, вороватый, значит идеальный интендант, а капитан интендантом быть не может. Ты шибко боголюбивый, это бесит, а капитану это вредно. Ты ровный вроде мужик, тока капитанить не умеешь - на морде выбито. Ты вот стрёмный шо не могу, я тя где-то уже видел. Ты мне просто не нравишся, смертью воняешь. Ты на кролика похож, а капитан это хищник. Ты вообще бабка - тут и наряд и ворчание на месте. Ты видать стеснительный, раз морду прячеш, а это капитану низя - он со всеми базарить должен. За мечик кстати пасиба, если чё помогу, только свистни. – Закончив осыпать коллег комплиментами, наёмник с шумом вдохнул, выпучив глаза аки доисторическая рыба, впервые узнавшая, как пользоваться лёгкими.
– Так что капитань, мужик, и не насилуй себе и окружающим мозги ентой... Как бишь? Дерьмокотией. Куда скажешь, туда и прёмся. –

Театрально поклонившись поверженным демонам, Марсий хихикнул и принялся шляться. Ну вот просто шляться и всё. Заглядывать через плечо на работу занимающихся более полезными делами товарищей, вопрошать риторические вопросы, замечать безсмысленные замечания и прочим образом оказывать нулевое содействие важным процессам.
– Не, Роугантушка, лопатой ты это дело будешь до самого конца времён копать. – Предупредил он наконец келемворита, пронаблюдав его тщетную борьбу с твёрдой почвой подземелья.
– Давай-ка я тебе подсоблю, а ты пока поди вон Дорна прикрой. Вдруг там ещё чего водится. А на копание у меня как раз заклинаньеце есть. –

– К сынам Филипа, один-четыре-тринадцать. – Инквизитор признал тебя достойным прожить ещё время. Будь благодарен. Склони голову ниже, словно силясь полабызать сопоги его. Ответствуй, точь в точь цитируя слова святых бумаг, писаных руками великомучеников.
– "Всё сумею я силою, даруемой Им." Очи этого грешного раба Спасителева полнятся счастьем, взирая на ваше благочестие. – Польсти. В том нет великой лжи. Всякий, на кого взирают очи твои и кто не жаждет видеть их выколотыми для тебя благодетель.
– Но этот богомерзкий сын греха не имеет почёта, коего не заслуживает. Почётно имя рода, петнаемого этим проклятым низшим. – Объяснись. Покажи страх, который должен испытать. Упаси доброе имя господина и всех прихожан с ним. Не позволь их святости заподозрить добрый народ и праведных пастырей в ереси, подобной попустительству тебе подобным отродьям. Твоя жизнь - милость Спасителя, решившего испытытать твоим противоестественным рождением почитаемый древний род, и тем спасшего твою никчёмную душу от отправления в пылающую бездну сразу по прибытии в мир сей.
– Этот бесоустый богохульник ввёл вас в заблуждение. Простите его. –

Инквизитор не затруднялся в определении, был ли комиссар сумасшедшим. Сомнения вызывал вопрос более ли он сумасшедший, чем обычно, или всё такой же. Вырвать археотехническое оружие из рук агента инквизиции, чтобы сжечь из него некого иллюзорного врага, которого видишь только ты - действие достаточное для двух справок о слабоумии, трёх смертных приговоров и пяти клеймлений еретиком. Однако комиссар Фабригистус уже показал себя как наглухо поехавший тип, от которого можно было ожидать и такого.
– Рядовой 3448, ваши рассуждения в высшей мере еретичны и как приверженец пуританского пути я должен отказать. – Алые линзы злобно зажужжали, пытаясь обнаружить угрозу, о которой твердил комиссар.
– Однако как слуга золотого трона, желающий служить Империуму и ни чему иному, я вынужден принять вашу правоту. Выдвигайтесь на указанную позицию! – Скрежет инквизиторских зубов отдался в воксе зловещими помехами, а выстрел разгневанного безцеремонностью комиссара Chambre ardente прозвучал рыком дикого зверя.
– Рядовой Ронас - прикрыть! И ликвидировать, если рядовой 3448 всё же шагнёт дальше, чем следует. – Пифос понимал, что преступает сейчас не только кредо империалис, но свои собственные светлые идеалы, однако поделать с этим ничего не мог. Чтобы очистить этот мир силой, его придётся выжечь до тла и заселить колонистами. На это уйдут сотни, если не тысячи лет. На то, чтобы привести имеющееся население к повиновению может хватить декаты. Им придётся вступить в диалог. Им придётся пойти на уступки. Многие достойные смерти будут жить, и многие невинные умрут. Но этот мир выживет. Империум выживет. А значит нет цены слишком высокой.

Пришёл назначенный час. Оторвись от самобичевания - очищение души умерщвлением плоти не стоит себя, по час когда отсрочивает исполнение воли несущих Его знак. Сложи инструмент очищения - его время ещё придёт. Встань с колен, прикрой срамоту истерзанного нагого тела. Тела, рождённого грехом и от греха, и во грехе несущего бренное бытие. Накинь капюшон. Пусть мрак сокроет твоё уродство, пусть небеса не видят, какая погонь марает землю под ними. Займи проклятые длани свои чётками. Храни счёт каждого слова, каждой мольбы о прощении, и сохранишь надежду на услышание. И пусть звенит колокольчик - пусть упреждает народ о том, что идёт по землям их. Следуй куда приказал хозяин. Ступай по грешной земле противными бытию стопами, ведомый словно заблудший скот божественным сиянием. Лети словно глупый мотылёк, и сгори в очищаемом Его пламени. Пройди тропами. Дороги даны божьим тварям, не отродью бездны вроде тебя. Считай. Шаг - слово. Шаг - слово. Шаг - слово. Шаг - слово. Шаг - слово. Слово... Пой их для Него. Не громко. Не мешай тем, кто идёт во свете Его, а не во тьме как ты. Склони голову. Ощути вес грехов твоих на челе твоём, как лежит на плечах тяжесть скверны, камнем на горле утягивает в голодную преисподнюю. Входя в святой дом слуги Его, поклонись. Благодарности твоей не хватит, чтобы отплатить за разрешение осквернить своим противоестественным присутствием залы его. Пройди к покоям, что указал тебе хозяин. Не дай видеть себя слуге и любому иному, кто есть в доме том. Не порочь их очи своей богомерзкой формой. Скройся пред кельей, и жди зова господина своего. За ожиданием не умолкают пусть молитвы твои. Пусть болит горло и немеет язык, и лишь когда позволит господин иль когда кровь польётся из уст твоих сможешь ты умолкнуть. Сотни раз повторены слова истины, и возвернулся хозяин, и привёл того, кому ты послужишь. Склонись пред ним как низкий раб, как должен склонятся грешный пред благословенным. И назови в знак приветствия стих, и поцелуй пальцы указательный и средний, и начерти ими в воздухе знак святости, и возьми с груди и поцелуй знак тот же, воплощённый в серебре.
– Пьетро, один-пять-четырнадцать. "Приветствуйте друг друга поцелуем братской любви. Мир всем вам, кто спасён." – Пропой пророческие строфы чуть охриплым гласом, поклонись вновь. Храни улыбку. Ты блажен ибо в указанный час стоиш в указанном месте пред указанными господами. Жди удара. Когда слова, пусть и слова святцов, сказаны не в свой час, гнев люда неотложен. Будь готов принять его, и подставить другую щёку, когда эта будет разбита.

Смертельный ужас (пусть и заметно улёгшийся за прошедшее с момента "осмотра" время) смешался в разуме астропата с машинно-точно выделенным чувством счастья от исполнения приказа, создавая причудливый, грозивший головной болью коктейль. Неловко сложив аквиллу в ответ на таковую сенешаля, Тсветан сделал нечто вроде лёгкого поклона, и двинулся прочь из грузового отсека. Растения. Ему были нужны его растения. Погрузиться в их умиротворённое общество, занять беспокойную голову простыми но прекрасными рутинными задачами, не угрожающими никому смертью или чем-либо того худшим. Подрезать катачанскую амелу - она уже начала развешивать силки, скоро до удавок и растяжек дойдёт. Заскочить в медотсек за свежей кровью - нуцерийский гладиатор начал сохнуть. Проверить, не проснулись ли раньше времени спесийские осколки - бедняжки совсем сбились с ритма после того инцидента с предыдущим Модо. И не забыть обдать нактюрнианский огнецвет свежей порцией прометия - прошлый наверняка уже прогорел... Да, дел полно.

Подражая ускорившемуся темпу боевых действий, мелодия на языке барда ускорилась, переходя из чинного маршевого шага в резвые ребяческие догонялки.
– Рождённый смертным высший бог
Возвышен был Ао!
Тем самым в пантеоне он вызвал торжество!
Признали все и вся его
как бога своего!
О, смерть и закат, жизнь и восход, жизни восход!
О, жизни и ве~еры восход! –
Едва не искрясь от старания, полуэльф выводил ноту за нотой своего восхвалительного гимна, глазами в равной степени выказывая наслаждение моментом и мольбу о помощи.
– Неся народу правду,
Как истины гонец,
К великому несчастью с ума сошёл творец!
Но исцелён был в тот же миг
своим верным слугой!
О, смерть и закат, жизнь и восход, жизни восход!
О, жизни и ве~еры восход! –

Гордо вышагнув из-за ворот, полуэльф залился радостной праздничной песенкой, выстукивая на барабане нечто среднее между маршем и детской колядкой. От вида перекошенного чуть сумасшедшей улыбкой личика музыканта, наполовину закрытого игриво сдвинутой набок маской, могли в равной степени возгореться решимость и опасения. Текст, написанный не только Марсием и не только добровольно, делу не помогал.
– Храни вас боже, господа,
Забудьте скорби яд!
Несут вас пусть как крылья сны
Пусть клятвы все горят!
Ведь только тот чист ото лжи
Кто сам в ней виноват!
О, смерть и закат, жизнь и восход, жизни восход!
О, жизни и ве~еры восход! –

Зубы инквизитора Фандориана скрипнули почти столь же яростно, как тазовый имплант комиссара. Рубиновые огни прицельной матрицы образовали треугольник с горящей янтарём меткой, самовольно заклеймившей чело под противогазом. Стараясь обращать поменьше внимания на резкую боль в помятых копытами рёбрах, демоноборец взмахнул мельта-резаком, пытаясь располовинить пони его бело-синим огнём.
– Дружба это магия, говоришь? – Прорычал агент трона, сжимая гашетку со всей яростью человека, не раз выжигавшего до тла тзинчитские культы, и ещё чаще видевшего, что случалось с не выжженными вовремя.
– Ну а магия это ересь. Рядовой 3448! Бетонировать колодец, кровопускатель вас побери! Зафиксировать ведьму, хоть цементом хоть подавляющим огнём! Всё нужное мы сможем вырвать из нёё силой. Остальных в расход! Поехавшей и малодушной на опыты вполне хватит! –

– Так держать, народ! – Подбодрил товарищей Марсий выскакивая из-за укрытия, за которым он однозначно *не* прятался, выжидая пока количество огненных снарядов потенциально летящих в него подсократиться.
– Начистим демонюгам рыла! Вот этому, из которого стрела торчит - первым! Кабан и ворон - что за пара?! Зверь будто из ночного кошмара! Милосердно будет в печь, эту тварь впихать и сжечь! – Отзываясь на стишок смехом подожжёной петарды, сиреневый снаряд покинул простёртую к раненному демону в ироничном жесте приглашения на танец ладонь, радостно вереща и рассыпая безвредные цветные искры.

Эдвард занимался прямым антонимом уважения к мертвецам. Он уже помог освежевать поверженную виверну, отделяя шкуру от мяса ловкими движениями охотничьего ножа, изукрашенного таким же сложным, плетёным узором что и двухметровый аристократов меч. Не остановившись на том, ёрт ринулся освобождать от всего лишнего и валяющегося неподалёку дрейка, по ходу сего увлекательнейшего процесса напевая что-то начисто лишённое гласных букв. На творящийся в паре шагов допрос, по мере добавления участников всё больше напоминавший цирк, юноша обращал мало внимания, лишь изредка оглядываясь и хихикая своим лающим смехом.
– Достопочтенная леди Мистокку, коль вам не будет не с руки, не могли бы вы отчекрыжить башку этой шлюхи Иксусаксы, дабы найди её кто из последователей упомянутую шлюху не было возможности возвернуть в мир живых? Буду весьма признателен. – Бросил через плечо всё также сдержанно-довольно ухмыляясь. – И вы сэр... Мхм. И ты, Фред. Тебя я попрошу оказать небольшую подмогу в свежевании сего ящера. Я с привеликим удовольствием распорол бы эту пародию на драконида самолично, будь нам не к спеху, однако ради скорейшего продолжения нашего похода смею всё же побеспокоить твою пьяную полупинтовую рожу. –

Мир Юнитас (от древнетерранского "юнити" - единство) славился двумя вещами: превосходящими все рамки разумного по численности и дизорганизованности полками гвардии, названными в честь легендарных морских коньков, населявших моря этого мира; и трупными пирожками которыми Юнитас снабжал весь сектор, по заверениям властей изготовленными из этих же самых коньков. Властей, с упорством криговца бросающегося на титан хаоса игнорирующих тот факт, что ни одна экспедиция механикус за десять тысяч лет так и не нашла на поверхности Юнитас ни одного морского конька. Как, в общем-то, и моря.
Так как поступать в один из полков гвардии было в равной степени самоубийством и позором, молодое поколение знати мира-кухни как правило пускалось в причудливые и строго говоря бессмысленные попытки улучшить качество продукции, или, в случае людей более мистического склада ума, воссоздать мифических коньков. Как минимум чтобы узнать, как варп побери эта тварь выглядит. Аобо Герпатракс - 25й наследник дома Герпатракс - пустился по второму пути, движимый безумным стремлением попробовать конька в отрыве от пирожка. Была, в прочем, одна загвоздка: как показали века благородных бездельников, имперская наука была не в силах найти хоть малейшую частицу морского конька в пирожках из трупов морских коньков. Зная это, Аобо устремил свои гастрономические изыскания в прямо противоположное направление: закупив на семейные деньги книги по оккультизму гурман организовал культ, предусмотрительно назвав его кружком по интересам. Первое время это не приносило ничего полезного: так, щупальце здесь-рог там-оргия сям. Но в один прекрасный день, откликнувшись на ритуальное осквернение и жертвоприношение по средствам закармливания пирожками насмерть шестидесяти шести девственниц, Темный Принц одарил-таки своего юного почитателя столь желанной наградой. В мигающих словно огни рейв-вечеринки лучах хаотической энергии, перед аристократом предстало причудливое скрюченное создание, в котором тот безошибочно узнал легендарного юнитасианского морского конька. Не в силах ждать ещё хоть минуту, Аобо сожрал тварюшку прямо сырой, в перерывах между активным пережёвыванием вознося Той-Что-Жаждет молитвы и благодарности. Едва закончив жевать, Герпатракс кинулся записывать впечатления на груди одной из с благоговением наблюдавших трапезу культисток кровью из пальца, прокушенного в ходе поглощения мифического животного. Когда штурмовики ордо еретикус нагрянули в загородный особняк в котором проходила сходка гурман уже был мёртв. Судя по всему безумец истёк кровью в попытке как можно точнее и детальнее описать вкус и текстуру зверька. Хотя, как показало вскрытие, причиной смерти могло послужить поедание конька сырым, приведшее к пищевому отравлению. Весь его шабаш в скоре последовал за своим лидером - в профилактических целях каждый в радиусе километра был сожжён и расстрелян (именно в такой последовательности), в том числе и Герпатраксова ходячая предсмертная записка. Не смотря на строжайший запрет всем агентам читать что-либо в логове культистов, один конкретный огнемётчик мог бы поклясться (не будь это эквивалентно смертному приговору) что видел где-то в тазовой области культистки завершающие строки отчёта о вкусовых качествах мифического водоплавающего.
...жёсткий, многовато соли. В целом неплохо, но в пирожке вкуснее.

Инквизитор не сводил глаз с пленниц вплоть до самого прибытия шатла. Он мог бы поручить это кому-то из солдат Фабригистуса или самому комиссару, однако риск не досчитаться в итоге пленников, подчинённых или и тех и других был, с его точки зрения, слишком велик. Лишь депеша запечатанная инсигнией оторвала амолотианина от бдительного созерцания ведьмы и демонхоста, оглушаемого прикладом при первых признаках пробуждения.
- Возвращаясь к тем... Пони, вы их называли. Что вам известно об их "кьюти-марках"? -
- Вот как. Ну чтож, благодарю за содействие. -
Впервые за весь допрос инквизитор улыбнулся, и опустил мельта-резак обратно в кобуру.
- Вы больше нам не пленница. -
Оставив мимолётную дугу ярко синего сияния, плазменная винтовка с треском встретилась с виском допрашиваемой, отправляя её в отключку.
- Вы повышены до опытного образца. -
• • •
- Передать на орбиту. -
Приказал агент Трона серво-пилоту, погружая в шатл скованных и увешанных печатями чистоту от макушки до пяток фею и пони. Последнему существу на всякий случай были подрезаны сухожилия задних ног и одного крыла. Одежды туземок и палочка были столь же дотошно обездвижены и упакованы. Амолотианин уже подал по воксу прошение на проведение дасканального исследования всех представленных субъектов в лабораториях ордоса, вплоть до вивисекции и хим. анализа. Отсылать демонхоста было бы слишком опасно, а потому демоноборец попросту сжёг создание не снимая оков. Инквизитор был бы не против провести исследование лично, однако сейчас на это объективно не хватало времени. Ходячим вопреки законам биологии тому подтверждением был Шенрон Фабригистус, в не-криговском происхождении которого Фандориан уже начал сомневаться.
- Благодарю, комиссар. -
Невольно кивнул дознаватель, пытаясь поменьше смотреть на таз неутомимого политрука. Даже чумные громадины Нургла не вызывали такого беспокойства скрежетом своих ржавых клешней как это делал стандартным протезом комиссар Шенрон.
- Что до вашего вопроса, рядовой Ронас, плацдармы подобные нашему будут развёрнуты в стратегических позициях по всему континенту. Наступая от таких укреплений, оперативные группы постепенно сформируют аггламераты подконтрольных Империуму секторов, в конечном итоге приводя всю планету под благодатный свет Императора. Проще говоря, нам необходимо продолжать наступление своими силами. Текущая цель: кавалерийские казармы в двух сотнях километров вниз по течению ручья. Наша задача заключается в упреждении контрудара аборигенов и, что более приоритетно, сборе данных о заражении местной фауны скверной хаоса. Четвероногие существа вроде тех, что атаковали рядового Ронас и комиссара Фабригистус местными именуются как "пони". Осквернение их вида достигло ужасающей стадии, вплоть до проявления на теле меток губительных сил. Необходимо выявить источник этой гнили и доложить о нём на орбиту. -

Радабаш плохо умел коммуницировать с имперцами. Как правило он вообще находился за пару миль от ближайшей позиции этих еретиков и безумцев, помогая наводить или заряжать что-нибудь вроде Василиска. Однако так уж повелось что пройти войну исключительно воюя не получалось ещё ни у кого. Вот и Радабаш в какой-то момент обнаружил себя не на привычной артиллерийской площадке, а в одном из захваченных городов-ульев, чьё население велено было привести под знамя истинного бога. Работа в основном заключалась в продолжительных, утомительные беседах с гражданскими о том, что если они сейчас пойдут в пункт кровавого креста вот по такому-то адресу им предоставят медицинскую помощь и еду и нет, он не собирается приносить их в жертву. Откуда у имперцев вообще эта навязчивая идея, что любой борец молота и топора кушать не может как хочет выпотрошить их на алтаре. Разве они не знают, что такого достойны лишь избранные, а не все подряд? Так или иначе, Мордолом был вымотан и раздражён, из-за чего и не заметил притаившегося за грудой обломков человечка, пока тот не выпрыгнул на него со спины с откуда-то добытым ласганом и паническим "Здохни, еретик!". Радабаш умер так и не поняв, чем именно справоцировал у гражданского агрессию. Кроваво-красный доспех был, с его точки зрения, чертовски обнадёживающим, шипы и колья с черепами должны были вызывать уважение к нему, как к солдату, а массивный гротеск на лице символизировать единство их порыва. На худой конец можно было бы понадеятся на нагрудную иконку Кхорна, призванную отгонять зло и оберегать душу юноши. Но имперец, видимо, попался в край безбожный и ошалевший от жизни при угнетательском режиме двуглавого орла. Испуская последний дух, рядовой Мордолом печалился лишь о том, как по нему будут горевать родители с сестрой, и что он так и не успел преподнести Бронзовому Трону четыресто сорок четыре черепа.

- Яргх... Я... Да, конечно... -
Инквизитор смотрел на комиссара с ужасом, которого не демонстрировал даже перед лицом демонических князей и самых безобразных отродий варпа.
- У него же таз сломан... -
Пробормотал агент трона, провожая Шенрона полными непонимания серо-зелёными глазами.
- Он же даже стоять не должен быть в силах!.. Храни Император тот мир-кузню где куют таких сумасшедших, и тот беспокойный мир-святыню где их хоронят... -
Ещё не до конца оправившись от шока, вызванного переизбыточным контактом с комиссаром Фабристусом, Пифос достал щипцы, обычно используемые при сварке, и осторожно поднял с земли оброненную одной из еретичек спицу, задумчиво любуясь её переливами в свете обманчиво приветливого солнца этого причудливого мирка.
- Что это? -
Предмет с лязгом упал на металлический стол, разделявший экзекуторскую на две неравные половины - узкую, освещённую излишним количеством наровящих светить прямо в глаза люмен-прожекторов сторону допрашиваемых, упёртых плечами в холодные стены и разделённых доброй полудюжиной дюймов; и куда более просторную, плохо освещённую сторону, на которой сидел инквизитор. Вернее, инквизитор и плазмаган, чьё дуло сверлило двух заключённых ни чуть не менее пронзительным взглядом, и подарок магоса Хенинга, которым единственный в помещении человек недвусмысленно поигрывал, вскудывая и ловя так, чтобы его плавящее жерло было как можно чаще направлено на подсудимых.
- Это не пси-фокусировка, я чувствую это в имматериуме. Это оружие, которым вы атаковали одного из моих люд... моих солдат. Как далеко летят снаряды? Они пробивают, скажем, молодой дуб? ... И распространены эти "палочки" в армии вашего государства? ... А другие виды оружия? ... Как устроена ваша армия? ... Сколькие в ней владеют ведьмовством вроде вашего? ... Какая её часть менее, чем в дне пути отсюда? ... Каков ближайший населённый пункт? ... Он далеко? ... Численность населения? ... Эти четвероногие крылатые создания, вроде того, на котором пыталась улизнуть ваша коллега. Вы можете коммуницировать с ними? ... Они разумны? ... Сколько их? ... Они единственный ваш транспорт? ... Какой ещё у вас есть? ... Есть ли у вас боевые машины? ... Крупные производства? ... Кто правит вашим государством? ... Ваше государство единственное вам известное? ... Опишите своих богов и методы поклонения им. ... Что такое тшай? -

Дорогу до разрушенного форта Марсий скрашивал сложением новых баллад, основанных на всём, что показалось полуэльфу интересным в текущий момент. Так, помимо груды не двинувшихся далее одного куплета песенок, образовались "Плач сталактита по сталагмиту", "Дыра от унесённой кирки", "Маршируя в свете настенных грибов" и несказанно трагичная "Смерть причудливой лягушки", основанная на загадочном черепе, виденном бардом незадолго до руин крепости. Ну, или камне, похожем на загадочный череп - в полумраке подземья сложно было различить. На счастье товарищам по отряду, напевал бард тихо, лишь иногда переходя на свой обычный звонкий глас. Не ясно, виной ли тому периодические взгляды наиболее параноидальных осторожных из числа попутчиков, или же отсутствие маломальской важности для менестреля в этих сиюминутных стишках.
- О! Демоны! А ну, товарищи наёмнички, покажите всю верность в вас вложения! Вон того на вышке видите? Так вот я не хочу его больше видеть. Не видите? Тогда сейчас подсвечу:
- Нашла однажды жаба
Проржавевшую палицу
Перепутала с мужем
А результат вон, скалится! -

- Жаль... -
Не успел агент трона как следует опечалиться внезапной гибелью прекрасной аборигенки, как громкий командный лай комиссара вернул его в нормальное состояние рассудка - в ярость.
- Как чертовски жаль. -
Опущенный было плазмаган взметнулся в прежную позицию, озаряя пласталевую кирасу инквизитора кровожадным малахитовым сиянием, заставляя золочёную "-][-" отбрасывать зловещие тени.
- Как жаль, что теперь я у вас в долгу, комиссар. -
Бросил на бегу демоноборец, проносясь мимо единолично вернувшего отряд в строй политрука. Недавние планы экзекуции ретивого не-криговца тихонько прогорали на задворках сознаия, давая дорогу профессиональным инстинктам: видишь ведьму - сожги. Встав так, чтобы между убегающей нечестивицой и мерно вибрирующим чудом ризианского военного гения оставалось всего одно деревцо, Пифос спустил курок, пуская яркий сгусток раскалённого гнева императора в след беглянке. Не убьёт так хоть замедлит.

"Не сработало. Не сработало, блин! Жаль, это сильно облегчило бы положение. Очень облегчило бы, Бездна раздери! Ладно, импровизировать так импровизировать... "
Сморщившись в выражении лица, которого нетренированный человек без лимона и прикушенного до крови языка достичь, как правило, не в силах, чародей опустил посох и затушил плясавшие вокруг объекта всеобщего внимания хороводы пламени.
- Вы верно сказали про морок, сестра Ройстон. -
Печально заметил колдун, не спуская серых очей с обвившей Вейланда демоницы.
- Дамы и господа, с сожалением должен представить вам цуккубу. Демона сайаада, по научному. Хитрую, ловкую, безжалостную абольстительницу, призванную и скованную договором с неизвестным чернокнижником. Первоклассный боец хлыстом, владеет магией очарования, как вы могли заметить по бедолаге Вейланду. Сколь не забавно, патологически правдива, никогда не нарушит заключенной сделки. Склонна к садомазахизму. -
Словно перечисляющий особенности вымирающего вида лягушек натуролог-любитель продекламировал маг.
- Как не хотелось бы мне изгнать эту тварь обратно в круговерть пустоты, я вынужден просить всех собравшихся опустить оружие. Тот, кто призвал её сюда - вот по настоящему важная цель, и без её помощи, боюсь, нам его не одолеть. Призыв исчадий - признак могущественного колдуна, возможно даже главы культа. Изгоним эту, и он призовёт себе новую. Его убийство будет несоизмеримо важнее, не просто ради золота, но ради закрытия врат в бурлящую преисподнюю, которые он собой представляет. Увы, заключив сейчас эту сделку мы спасём намного больше жизней, чем одолев это проклятое отродье. Клянусь Святым Светом. -
Последняя реплика сопровождалась лучшим знаком святости, какой чародей мог изобразить. Сложнее было даже не столько научиться выписывать благословенную "Ф", сколько сдерживать порыв сморщиться или чертыхнуться.

С радостным писком дочери, увидавшей вернувшегося с войны отца, Марсий налетел на Роуганта восторженным ураганом объятий, расспросов, излишних заверений о том что они та-а-ак скучали, и прочих признаков приятного воссоединения после долгого (с точки зрения барда) расставания. Затем, не отлипая от рыцаря смерти и на пару шагов, словоохотливый менестрель разболтал маго-мечнику всё, приключившееся с их группой после его отбытия, особенно акцентируясь на инциденте с бехолдером и только под конец рассказа спохватившись представить пополнения в их бродячем цирке, заявляя о неслыханном умений к ремеслу и щедрости Биврипа, дипломатическом мастерстве Джокса, и конкурирующим с Тереновскими меткостью и подозрительностью Эймона.
- ...А потом мы решили идти через библиотеку, а потом встретили тебя, и я закричал "Роугант! Так ты жив!" а потом я рассказал тебе всё, что только что рассказал, а что дальше было не знаю. Наверное мы пошли дальше все вместе и благополучно добрались. Но что мы тогда делаем здесь, если мы уже там? -
Лишь умственная концентрация, потребовавшаяся полуэльфу для разрешения сего им же вымышленного темпорального парадокса принесла, наконец, тишину и относительное спокойствие, в которые могли высказаться другие члены отряда.

Долгую, тянущуюся часами секунду, безглазый взор астропата был упёрт в инфернальную машину, чья грозная тень в варпе переливалась цветами, описать которые человеку, не принимавшему в жизни своей обскуру было бы черезвычайно проблематично.
- Уйди. -
Попросил наконец псайкер, его тон мягок но настойчив, словно призыв сей был адресован не отродью имматериума, а наглому коту, занявшему своей пушистой тушей хозяйское кресло.
- Изыди. Исчезни. Испарись. -
Забормотал хормейстер, прижимая бряцающие обереги к груди. С каждым новым словом, речь пустотника ускорялась, а голос терял спокойствие.
- Перестань быть. Умри. Сдохни! -
По пустотному костюму пробежала волна статического тока, когда псайкер перешёл сперва на возглас, затем на крик, и наконец на визг.
- Растворись в небытие! Покинь мироздание! Сдохни! Сдохни! Сдохни! -
Словно камень, брошенный в пруд, Тсветан всколыхнул потустороннее вокруг себя, заставляя поднятся нематериальные волны, пытаясь смыть отродье эмпирей, как цунами смывает пребрежную деревушку. Его собственная, зелёно-сиреневая аура окрасилась кроваво красными разводами ненависти, серым отсветом страха. Вскинув ласпистоль, псайкер обрушил на ближайшего сервитора неокуратную очередь, пытаясь хоть как-то выплеснуть вскипевшие в сердце эмоции в материальный мир, а не в и без того нестабильный имматериум.

- Если мне дозволено будет чуть разбавить ваше шипение толикой связной речи, уважаемые доньи мартовские кошки. -
Нарочито бесстрастно вклинился в спор лекарь, продолжая поддерживать Диего одной рукой, и выуживая из переднего кормана зажатого в подмышке саквояжа склянки другой.
- Если бы вы слушали кого-то кроме собственных предубеждений вы знали бы, что причиной гибели существа послужили подмешанные мной в источник реагенты. Донья Ревнительница, не слышали ли вы о добродетели терпения? О святости смирения? А вам, донья богохульница, я как медик настоятельно рекомендую перестать провоцировать двух из трёх человек с оружием в этом зале. Вредно для здоровья. Я отнюдь не прочь провести вивисекцию вашего трупа, однако предпочту делать это в комфорте своего операционного стола. -
Отчитывая враждующих дев, лекарь не забывал о деле - удостоверившись в сохранности жизни обожжённого слизью ветерана, форбийский аколит принялся деловито собирать останки уничтоженного слизня в небольшую пробирку, для будущих исследований.
- Как не прискорбно соглашаться с человеком подобного безрассудства, донья грешница права - люду Таранто необходимо озаботиться сохранностью своего живительного источника. В следующий раз четверых заезжих воинов может и не найтись. -

"Вот ведь повезло, а... Что-же с тобой делать-то теперь? Нападать прямо сейчас - глупо. Мы измотаны, ещё и сгрудились тут, в мелкой комнатке, где маневрировать все равно что писать портрет кистью с единственным волоском. С другой стороны, мало ли что эта чертовка выкинет, если мы попытаемся выбраться или передохнуть. Хм... Может... Да нет, слишком рискованно. Хотя... В Бездну, другого шанса ​не будет."
Сделав картинно ошарашенный шаг назад, заклинатель взмахнул посохом, заставляя причудливой формы навершие описать знак бесконечности.
- Все назад. Живо. -
Гаркнул чародей, не сводя глаз с повисшей на Вейланде фигуры. Всё, от стойки и до взгляда кричало о сосредоточенности, о принятом решении. О вынесенном приговоре.
- Я вижу наше ремесло совсем утратило былую стать. -
Язвил он языком, что древнее людской расы. Языком разрушения и рока, языком каждое слово которого звучит как клевета и как угроза, языком что лязгает клинком и рокочет смехом безумца. Языком, заставившим плитку под ногами обвившей воина демоницы полыхнуть рыжим пламенем.
- Кто тот слабак что призвал никчёмную куртизанку вроде тебя и посмел не изгнать обратно? Бросай солдата и я, так уж и быть, позволю тебе служить мне. -
Огонь заплесал вокруг человека и демона, формируя кольцо сверкающего россыпями падпараджевой крошки хоровода. В языках элементального круга всё чаще стали проявляться образы - пергаменты с текстом, писчие перья, цепи, кандалы, топоры и палачи, зловещие шрамы кровожадных оскалов. Откуда-то донеслись отзвуки церковного колокола, отбивающего полночь, кровавый праздник, панихиду.
- Или соскучилась по родной круговерти? Я готов рискнуть своими пешками и доставить тебе удовольствие обратной поездки. А не соскучилась - не беда! Могу приказать переломать тебе ноги и руки - может даже отсечь - и буду доить из твоих жил кровь, как молоко из безмозглой скотины. На чёрном рынке за свежий продукт не мало дают. И так, сайаада, твой выбор. -

Окатив Дорновых наймитов обязательным ведром вопросов и самого драконорождённого возгласами в равной степени бессмысленными, хвалебными и просто воодушевлёнными, полуэльф принялся усиленно... Ждать. Было заметно, что ожидание воссоединения с остальной группой барду давалось ощутимо не сложнее, чем боевые действия и долгие переходы. С дюжину раз остроухий срывался, принимаясь расспрашивать окружающих о вещах, польза которых была бы спорной, не отсутствуй таковая в принципе. В конце концов бард перекувырнулся через голову, чуть таковую не разбив, и бросив смутное "прошвырнусь по городу" выпархнул в окно. В итоге, всем остальным пришлось ждать возвращения беспокойного артиста. Долгожданное воссоединение заставило менестреля не просто оставить в покое полученный в ходе ожидания синяк, но прямо-таки засветиться от радости (частично буквально - нетерпеливый приключенец призывал пару раз снопы цветных искорок, чтобы лучше выразить своё воодушевление). Выслушав товарищей с интересом кошки, пожирающей взглядом голубя за окном, божий раб вновь разразился своим бесконечным потоком малосвязанных изречений, общим посылом которых можно было бы назвать согласие с немногословной позицией Терена относительно библиотеки.
- Не, ну телепортироваться конечно интересно, но надо же знать, чего мы будем делать если успешно долетим. Можно, конечно, просто всех прирезать, но это долго и скучно и скорее всего из этого не получится хорошей баллады. Так что сперва надо зайти в библиотеку, допытаться там кто чего и как, и только потом причинять добро и правосудие всем подозреваемым. -

"Какое, всё-таки, шоу. Хм. А ведь монашка уже второй раз использует такие же чары, как и я. Да и солдатня выдыхаться не собирается. А я, рискуя своей бессмертной душой и разумом, заключая пакты с Бездна знает чем, едва умудряюсь разок сотворить полноценную сферу пламени. Какого же импа?! С жертвой пластической хирургии всё ясно - он арканист - недоволшебник, если угодно. Колдует силой лишних мозгов и переплетений чародейского аналога бюрократии. Но вот Адэль... Эрм, сестра Ройстон. У неё ведь всё те же пакты и сдача души в аренду, разве что клиенты чуть более светящиеся. Откуда у неё такие запасы силы? Может дело не в количестве, а в распределении? Мои чары - увесистый молот, раз опустив который тяжело поднять. Возможно стоит просто... Сменить инструмент? Попробовать маленький, удобный молоточек, способный на более тонкую работу. Хм... О? Пленница? На кой чёрт крысюкам, и тем более этим драным котам гноллам пленники? Что-то здесь не чисто. Хм. Я знаю ауры демонов. Ауры небожителей, чисто логически, должны быть их инверсией. Ни то, ни другое, и не совпадающее с остальными в помещении должно быть чем-то противоествественным, вроде нежити. Нуте-с, дамочка, дайте-ка на вас поглядеть в ином свете..."
- Аура манифестацио эст. -
На ходу сочинил чародей, вперивая взор третьего ока в освобождаемую Вейландом незнакомку.

Кура не несёт
Белокопытник цветёт
Все знаем что ждёт

Фазан слёзы льёт
Самурай на бой идёт
Честь вновь обретёт

Сёгуна конь ржёт
Трещит под варадзи лёд
На льду сталь поёт

Вновь солнце взойдёт
Тех, что луна отпоёт,
Оттепель возьмёт

Марсий говорил. Он говорил не умолкая с момента воссоединения с товарищами и даже когда что-то хотел сказать кто-то другой полуэльф просто приглушал своё собственное, лишившееся смысла уже на пятнадцатой минуте балаболство. Менестрель распинался обо всём, о чём мог. Шутил, паясничал, пародировал, пел, ёрничал, декламировал и прочими образами захламлял звуковое пространство. Если крайне упрощать, общими его тезисами были: "Нам всё не по чём!", "Батлхаммер послал нас наладить тут дела, так давайте этим и займёмся!", "Демонам - смерть, героям - слава, и того и другого надо добыть в Мензоберранзане!". Окончилась эта какофония усталым вздохом и не громким "Не, не моё это амплуа". И наступила тишина. Возможно бард просто добился наконец того, что язык его завязался в узел, и был вынужден взять перерыв на развязывание. Так или иначе, до определенного момента жертва воли божьей не издавала своего обычного бессмысленного и беспощадного шума.
- Ну я тут покумекал... - Резво откликнулся остроухий на вопрос свирфа. - Демоны они по одиночке редко ходят. Да и городов нам посетить надо не два и не один. Вот я и смекнул, что хорошо бы не в семером идти, а, скажем, вот такенной толпой. -
Рифмоплёт обвёл широким жестом небольшую армию наёмников, на которых ушла заметная часть честно награбленного по пути в Мантол-Дерит богатства. Выражение лица полукровного нанимателя явно намекало, что за такой вклад в общее дело его необходимо похвалить и по головке погладить. Или, хотя бы, не бить слишком сильно когда на него вновь нахлынет болтливость.
- И это, Бив... Вон у тебя там амулетик висит с шестеренками. Одолжишь на поход? Я верну, и даже доплачу! Правда, скорее всего, балладой о твоём мастерстве но это ведь, считай, первоклассная реклама, даже лучше денег, потому что так я тебе раз заплачу, а реклама целую толпу клиентов привлечёт, так что ты мне ещё и должен будешь, хотя если одолжишь амулетик долг прощу. -

Тсветан был... Спокоен. Умиротворен. Можно даже сказать в хорошем настроении. Посланий для передачи не находилось с самого входа в имматериум, а потому и созывов Хора не было давненько. За сим, астропат имел возможность посвятить практически всё время своему небольшому хобби. Тем паче, душевное спокойствие, навиваемое копанием в любимом саде, как ничто иное способствовало не схождению с ума под гнётом шепотков из-за тонкого занавеса материального пространства. В итоге, вся каюта хормейстера была устлана густым зеленым покровом, словно зал заброшенного храма на тропической планете. Многих усилий псайкеру стоило развести этот филиал растительной преисподни в условиях пусть и просторной, пусть и снабженной всеми удобствами, но всё же металлической коробки. Не каждое растение вообще способно выжить за пределами родного, или хотя бы схожего с таковым мира. Еще меньше видов переносят долгое пребывание вблизи псайкера. Однако на миллионах миров империума можно найти если не всё, то очень, очень многое. Особенно если законы, действующие на обычных граждан не так уж и обязательны для твоего нанимателя.
Когда его застал вызов на мостик, Тсветан как раз подстригал молодой куст траксийского широколистника. Одарив нервно-пунцовую с оранжевыми переливами ауру в дверном проёме благостной улыбкой и негромким, полным доброжелательности "да-да, уже иду", астропат отложил садовые ножницы и бросил извиняющийся взгляд на недостриженный кустарник. Ну... Или просто повернул голову в его направлении, и сделал виноватое лицо. В случае с астропатами это один и тот же жест.
- Прости, дружок, долг зовёт. -
Иззелена синяя аура широколистника понимающе искривила навершие одной из своих квадратур, как-бы заявляя, что не обижается. Вот этим, во многом, растения и нравились Тсветану - спокойные, размеренные, не давящие и в большинстве своём ни капли не агрессивные, в отличии от людей.
- Модо, не забудь пожалуйста посыпать вальхальские подснежники свежим ледочком. -
Тлеющие угольки, беспорядочным узором украшавшие до неприятного строгий силует сервитора чуть колыхнулись. Надрывно зашипела гидравлика, а вокс-решётка выплюнула краткий сигнал подтверждения.
- Вот и умничка. -

- Игнис, дуо сфера, мотус, амен. -
Каменистый проход осветили две вспышки инфернального сияния, потонувшие в священном огне, призванном трепещущей монахиней.
"Чёрт, а девчёнка-то умеет, когда припрёт! Ещё один повод озаботиться её выживанием. Как она там вообще? А, круговерть, вот-вот в обморок рухнет! Нет, дамочка, я тебя бездыханную тащить не собираюсь. Прибрала сопли и пошла дальше!"
- Не бойтесь, сестра! Они не пройдут! -
Решив пожертвовать парой секунд зрелищной гнольей кончины обернулся колдун, своим лучшим ободряющим возгласом поддерживая явно не приспособленную к такому шоу жрицу.
"Они вообще никуда и никогда больше не пойдут! Да даже не будь они выродочными полулюдками - за то, что так запугали мою безмозглую монашку - испепелю до единого!"

Ложь - сладчайший яд.
Мертвы солдаты до боя
И клятвы горят.

Внимательный заметил бы, как странно блеснули глаза чародея - сомнением, презрением, страхом - и как на малейшую секунду он задержал руку, прежде чем принять протянутую длань.
"Какие у неё нежные руки... Мягкие... Тёплые... Заботливые... Этот свет... Он будто материнское косание, будто ласковое, утешительное слово родного голоса... Так манит... Искушает обещаниями... Освободить от всех оков... Исцелить шрамы... Благое, божественное спасение... Простите, Ятри, отец, мама... Я..."
Чародей чуть стиснул ладонь, и, стоило целебным чарам окончить свою работу, убрал, странным, обеспокоенным движением потирая предплечие, будто проверяя, не заставила ли его божественная магия исчезнуть.
"...Отвергаю его. Я и есть мои оковы. Я и есть мои шрамы! Они часть меня!"
- Б-благодарю, сестра... Мне намного лучше. -
• • •
- Я считаю нам стоит подождать пока эти создания уладят свои конфликты, оглушить оставшихся и двигаться дальше. -
Покачал головой заклинатель, через плечо поглядывая на дерущихся подземников.
"Истребить этих недолюдков собственноручно было бы приятно, но наблюдать за тем, как они делают это сами пожалуй даже приятней. И безопасней..."
- Мы не можем быть уверены, что вмешавшись не навлечем на себя гнев обеих сторон, ровно как не знаем целей и мотивов того человека в рясе. Логичнее всего просто следовать нашей цели и не вмешиваться в дела местных. -

Не дрогнув и мускулом полуэльф убрал кольцо обратно, и постаравшись выглядеть как можно умнее (или, хотя бы, не так глупо), отчеканил.
- Великолепно. Скорость и точность с который вы раскрыли наш маленький блеф подтверждает, что вы и впрямь подмастерье оценщика. Теперь попрошу вернуться к даче показаний, все верные вопросы уже задал брат Озвириус, да хранит его сиятельное солнце. -
Последние слова сопровождались чем-то вроде ободряющего похлопывания по спине, переросшего в распластывание по груди уже виденной Пьуром псевдо-солнечной кляксы. Старательно не подавая виду, бард потихоньку начинал нервничать. Этот "допрашиваемый" оказался по уму чуток выше, чем предпочел бы минестрель.

- Сэр Баркер! Леди Мистокку! Мартин. Рад видеть вас всех живыми! -
Энергично отсалютовал аристократ, добывая с пояса (явно раньше бывшего частью кого-то рогатого) флакончик яркой, почти лучащейся жидкости зеленоватого цвета, и выдерая пробку зубами.
- Ваше здоровье, господа! -
Оттопырив мизинец, мечник влил в себя жижу и швырнул опустевший флакон об землю.
- Фауг-а-балла! -
Возвестил он утирая край оскаленного рта кулаком, и хватаясь за рукоять своего двухметрового клинка. Тот, словно предвкушая грядущее кровопролитие, чуть подался из ножен. Вполне возможно это просто нетерпеливый владелец сдвинул оружие, однако зная историю этого изписанного сложной вязью и насквозь пропитанного кровью клинка, неудивительно было бы ему обрести собственную кровожадную волю.

– Имей таковой курс действий потенциал, мне было бы предпочтительно не принимать участие в мероприятии подобного сорта. –
Глухо заметил лекарь из под маски, словно слезы с глаз утирая тряпицей пепел, накопившийся на линзах. Он не лгал - если бы смерть этого поселка не означала его собственную скорую кончину, он с удовольствием позволил бы этим людям умереть, презрев все клятвы и мольбы. А ведь только прибыв два месяца назад, он был уверен, что хоть здесь, среди простых и мирных селян не найдется доказательств Теории. Они нашлись. Опять. Как всегда, печально вздохнул он тогда. Сволочи, не дающие, но всегда готовые взять. Подонки, паразиты, эгоисты. Антоним всего, чему его учили, и печальная правда этого мира. Эта гниль проникла, кажется, уже в каждую щель мироздания, оставляя юного медика с омерзительным чувством собственной неправильности. Ведь сказано: "жертвуй собой и отдавай себя другим". Это праведно. Это свято. Так от чего все что на свете ни на есть этому постулату противиться?! Не лгали ли ему всю его жизнь такие же, корыстные и подлые, дабы использовать во благо свое? И коль так, то что же делать ему теперь, когда глина убеждений и моралей застыла, и разбив ее он останется лишь с черенками, подходящими в лучшем случае чтобы перерезать острым краем артерию, и закончить свое бытие?
– Однако сравнивая вероятность выживания индивидуума Ф - первичную на данный период характеристику - курса действий primis, включающего отказ от мероприятия "поход к источнику", с таковой курса действий secundum, предпологающего в вышеупомянутом мероприятии участие, наблюдатель приходит к выводу: вариант primis субоптимален, и как таковой отклоняется. За неимением альтернативных вариантов, принимается курс действий secundum - участие в мероприятии "поход к источнику" подтвержден. –
Однако то все вторично. То все демогогия, и сомнения, отравляющие разум. Что-то вроде алкогольного опьянения - приятный, укрепляющий организм при употреблении в нужной дозировке, манящий эффект, способный убить или толкнуть на суб, или контр оптимальные действия. Пока первостепенной задачей является выживание, верить своим мрачным думам или нет.
– Я пойду с вами. –
Лекарь вышел вперед на пару шагов. Старые ботинки пережившие уже не одного носителя проскрипели пошарпаной кожей, и вторя им о пыльную землю стукнула прочным деревом трость, взирающая в ответ на любого любопытного вороньим черепом. Рука в плотной перчатке чуть крепче сжалась на кости, а ее сестра убрала тряпицу в корман. Свеже очищенные линзы блеснули одним им видимым лучиком света, прежде чем угаснуть, оставляя лишь матово черные провалы, иронично схожие с пустыми глазницами черепа.

Уже когда в него летели малодецки посвистывая болты, Риенс понял, что представление не удалось. Больше следуя инстинкту, нежели чему-то ещё, старый солдат метнулся в сторону, в тщетной попытке увернуться от снарядов. Первый болт проскользнул мимо, и пожилой чароплёт уже успел обрадоваться. "Помнют ыщё ножхи как от стрел текать!" подумал он. А потом, старый сустав натяжно заскрипел, словно ось плохо смазанного колеса, и нога, очевидно возгардившаяся от похвалы, замерла, отказываясь подчинятся хозяйской воле. Не успел кислевит от души выругаться, как новая стрела угадила ему точнёхонько в шею, чуть повыше грудной клетки. Ветеран замер, бессмысленно уставившись в пространство, и стоял словно снежная скульптура, пока второй и третий снаряды не завершили дело, опрокидывая старика наспину. Румянец схлынул со щёк еретика, вытекая тонкими струйками из мест попадания стрел, окрашивая белую рубаху в сочный алый оттенок. Хитрый огонёк погас в глазах старого культиста, а рот отворился, безвольно повиснув, как будто раненный колдун хотел сказать что-то во всеуслышание. Рассказать одну из многих своих баек, пошутить или дать непрошенный совет. Но пробитое горло не издало ни хороша, а бессильно повисшый на краю челюсти язык не повернулся. Может раскосые, покрытые тонкими белыми волосками уши перебежчика ещё успели услышать, как с диким рёвом падает, сражаясь до последнего Крагг, как шелестит на бегу Лоавеева одежда, как звонит последний свой звон падая оземь Карлов колокол и как ему вторят загадочные алхимические склянки, как поспешает прочь царская охрана, стуком солдатских сапогов отдаваясь в затухающем рассудке горько-сладкими воспоминаниями о товарищах, с которыми ему теперь едва ли позволят воссоединиться. Последней мыслью Риенса Рогеллека - ветерана-отступника, богохульного колдуна и одинокого старого солдата стало простое, до смешного обыденное "я жеж камин у хате не затушил..."
• • •
Звенел колокол. Вокруг метались и кричали по цепочке передавая ведро за ведром люди. Словно на зло честному народу Кислева, именно в эту ночь ветер разошёлся не на шутку, разнося пожар, начавшийся с одинокой старой лачужки на отшибе по всей улице. Яркие огни плесали, отражаясь в бездонных синих океанах Милсдаревых очей сверкающими кляксами янтаря. В общей суматохе одинокого рыжего котяру, сидящего и пялащегося на пожар никто не замечал. Не замечал люд и то, что именно ел то и дело наклоняя морду хвостатый наблюдатель. Не отрывая взгляда от зрелищного разрушения, зверь откусил от щетинистой щеки ещё клок, задумчиво пережёвывая жесткое мясо. Задание Азавара провалено, в этом никаких сомнений. Призвавший, как и его товарищи, мертвы или сбежали. Печально, да, однако личному ему это многих проблем не доставит - контракт писало отнюдь не глупое существо, вроде человека что его подписывал. Да, мясо не лучшее и ритуал откровенно говоря не практичный, однако за возможность остаться в материуме можно и потерпеть. Сглотнув и поведя хвостом, зверь принялся за нос, про себя проклиная кислевитскую привычку не стричь волосы в ноздрях. Скоро он доберётся сквозь эту малоприятную шкуру к мякотке, и как только мозг будет усвоен, условия контракт будут выполнены, и изгнать его смогут в лучшем случае охотники на ведьм, да и те ещё поймать должны будут. Упиваясь предвкушением веселья в мире смертных без оков договора и глупых человеческих хотелок, Милсдарь продолжил свою трапезу, лениво поглядывая на горящую хибару, в которой одна за другой обращались в пепел чародейские книги, травы, наградные ленты и столь бережно хранимые немногочисленные портреты и письма от близких Риенса Рогеллека.

- Да будет так. -
Решил держаться роли до конца Марсий. Профессионал он или кто?
- Я окажу брату Озвириусу помощь в его поисках, как младшему из нас. -
На самом деле полуэльф не был уверен, какого возроста тифлинг, и кто ещё из них старший, однако повод побыть в обществе этого кладезя интересной (но, скорее всего, довольно бесполезной) информации найти надо было.
- Идите, братья, и да осветит ваш путь святое солнце, и изгонит с пути вашего мрак сомнений, и дарует прозрение сродни восходу во тьме сумерек, и да убедит в праведности и наделит непоколебимостью, и... -
Вошедший в раж минестрель явно намеревался нести свою вдохновенную пургу добрых минут десять, пытаясь не порушив образа поднять боевой дух усомнившихся было товарищей, и заодно окончательно закрепить свой светоносный статус в глазах случайных жертв наблюдателей.
-... ибо дело наше правое. Аминь! -
Окончил он свою речь, распластывая очередную псевдосолнечную кляксу по широкой груди.
- Идём же! -
Не дожидаясь, пока товарищи придут в себя или поймут, что именно они только что прослушали, полуэльф подхватил Озвира под локоть и потащил в направлении, в котором по его мнению располагался анклав тёмных эльфов, старательно напевая нечто отдалённо церковно-готическое.

Любопытный полуэльф вовремя прикусил язык, чтобы не начать в своей обычной манере расспрашивать Озвира обо всем, что тот знает о демоне которого они, видимо, только что выпустили. К сожалению великому инквизитору такое положено самому знать.
- Yeah, I've gotcha mate. Damn knife-ears. -
Продолжил он диалог с бехолдером как ни в чем не бывало. Великие инквизиторы ведь хладнокровные ребята?
- Nows, we ain't have all day or whatever it's called 'ere for talks, so we betta be on our way. Was nice to meet ya. If ya ever need-a minstrel or an adventuree call for Marseus Momline and ya'll get the job done. -
Кивнув и как-то причудливо отдав аберрации честь, минестрель бросил свой самый убедительно-серьезный взгляд на оставшихся дроу, и объявил:
- Ныне, когда сей изуверский инструмент преисподней уничтожен, осталось путь его в сии земли проследить, и уяснить мотив нападки этой. Для того берутся грешная дроу сея и сей свирфнеблин, Газримом именуемый и в делах сомнительных подозреваемый, и с нами идти обязуются. -
По ходу этой (с его точки зрения) удобоваримо пафосной и инквизиторской речи, Марсий позволил себе толику своей обычной бурной жестикуляции, обводя всех собравшихся широким взмахо, указывая на обоих подозреваемых перстом и повторяя свою богохульную кляксу.
- Ведите нас в анклав, господин ДуЛок, мы от короля Батлхаммера. -
Прошептал он одними губами, изо всех сил делая вид, что произнёс что-то очень священное и мудрое.
- А ты, брат Эймониус, постыдысь своего невежества. Брат Терениус ясно указал, что с разрушением камня возвернется в мир свой исчадие то, но не в мир наш. -
Добавил он лично для черноглазого лучника, дублируя Взгляд уже в его сторону.

- Как жаль. -
Откликнулся до неприличия наигранной скорбной миной Эдвард, каким-то образом умудряясь сочитать её с издевательской усмешкой.
- Я уж было посчитал вас равным. -
При этих словах аристократ сбросил театральную маску несказанной печали, обнажая уродливую реальность ехидства и злорадства. Слова Фреда о его происхождении привели исковерканный средой взросления разум мечника к неверному, и абсолютно нарциссическому выводу. Коль спутники его не голубых кровей - а значит на звание Охотника претендовать не могут - все воинские успехи, достигнутые его группой - по праву его. Ведь не охотничьим псам возносят похвалы голодающие, когда охотник приносит под их кров добычу.

- Сей проклятый артефакт конфискуется именем священной инквизиции. -
Отчеканил Марсий, продолжая имитировать строгость, неподкупность и благочестие, насколько то позволял пёстрый наряд и упорно пытающееся сползти на улыбку лицо.
- Как и эта грешница, и свирфнеблин сей, как свидетель. -
С очень важным видом, бард зыркнул на камень, на дроу, на Озвира, к которому внезапно почувствовал своеобразную духовную близость, и наконец на бехолдера.
- G'day, mate. How ya going? Fair dinkum, them damn blueberries know how to backstab, ain't they? Nows, me and me mates have no business muddling ye stuff with them locals, but theres a lil' thingy me need from ye. Ya see, this nasty gal there that shanked ya ain't no simple douche of a business partner. Her big pop's а demon thing ya see, an it'd be quite logical there ta be somethin' 'bout ya ta make them demon scoundrels send a killer for ye eyestalks. Got any idea what it might've been, mate? -
Изрёк он на подземнообщем, старательно имитируя выговор подземного наречия, и глядя в одно из многих очей оберрации.
- We'z kinda profees in dat kinda messes an' could've helped ya out with it. -

С лицом по его мнению подходящим суровому инквизитору, Марсий сложил руки на груди растопырив пальцы в чем-то, что можно принять за лонце, если наблюдатель редко таковое видит а лучше - пьян в стельку.
- Именем ярчайшего солнца, да будет исцелен сей предо мной парящий от нечестивых алхимических отрав. Аминь. -
Кивнув в сторону раненного наблюдателя, полуэльф убрал с груди свою рукотворную кляксу и подошёл к Терену, каждым шагом стараясь напомнить, что он - страшный и жестокий паладин, готовый при первой же необходимости устроить прям тут пару аутодафе.
- Отвечая на вопросы учтите: брат Дорниус волен создать на сей площади зону правды, а брат Озвириус - огненный шар. -
Решил добавить свирфовым словам авторитета министрель, стоя чуть за спиной глазастого дроу, слегка похлопывая того по плечу.
- Ибо сказал Амаунатор милостивый: да не устрашится слуга имени моего применить пламень мой супротив отринувших имя моё. Суæ бени сим*. -
Остроухий вновь распластал по себе осьминогообразное "солнце" в знак подтверждения своих слов, и как завершающий компонент одного несложного заклинания.

- Я бы предложил не встревать вообще. -
Встрял Марсий в обсуждение насущных логистических проблем.
- Мы этих дроу не знаем, они нас не знают, никто не расстроится если так оно и останется. А гаргушу ломать не стоит - ну пялится она, ну так вроде даже и не нас пялится. Вы на всех нападаете кто на вас смотрит не так? Вы отморозки, да? Ну точно, кому же ещё такое доверять. Такое в смысле нас встречать да вести. А если уж крушить статую так не вот этими вот ковырялками. -
Делая явный намёк полуэльф зажёг на ладони фиолетовый огонёк, в языках которого то и дело чудился череп, при чём явно нарочно.
- Бац-бац, и нет гарги! Только зачем это нам? Может просто мимо пройдём? У вас тут как, в чужие стрелки влезать принято? А зачем? А с каких пор? А кем? А почему? -

Продолжая недовольно шипеть кошколюд метнул в умертвие ещё один нож. Этот отличался от первого - когда тот был кривым и изящным, украшенным узорами и с пустующим пазом для инкрустации драгоценного камня в рукоять, этот оказался прямым, обоюдоострым и простым в оформлении. Сверкнув отсветом Тариолевой булавы, клинок улетел во тьму прохода, а его метатель скривился, прижимая пробитый стрелой бок. Чтобы отвлечься от боли Восток начал считать. Счёт всегда помогает, какой не была бы проблема. Вот рука нащупала древко стрелы. Полусгнившая древесина, такая шершавая и сухая, оперение почти всё осыпалось. Это раз.
В глазах огни, но даже через них различимы фигуры не мёртвых воинов по ту сторону двери. Иссохшиеся остовы, выбеленные и пожелтевшие, покрытые уже не блестящим металлом, кажущимся одним большим пятном ржавчины и редких просветов железа. Это два.
Слышен запах потревоженной пыли, гниющих костей, ржавчины, крови и пота. Во рту стоит солоноватой привкус. Вот три и четыре.
Ухо режет лязг металла о металл, хруст ломаемых костей, свой и чужие учащённые сердцебиения. Проклятая пятёрка.
Сияет путеводной звездой булава в руках полуэльфа - забавно, утренняя звезда озаряет зал словно маленькая настоящая. Шесть!

- Теренка прав! -
Покивал немногословному объяснению дроу Марсий, отрываясь от осматривания и, в случае с самыми не возражающими, ощупывания проводников.
- Чего мы, тараканы какие - по углам расползаться. Нет, мы разумные гуманоиды, и поступим разумно! Да и опасное оно дело - так мелко дробиться - неравён час подстерегут кого лиходеи по пути, ограбят ещё. Изобъют. Надругаются, искалечат, оскорбят, проклинут, сожрут, продадут, втянут в интригу, обрекут на поражение, вплетут в пророчество, обманут и предадут, расчленят и скажут что так и было, заточат в казематах, обвинят в преступлениях, а почему у тебя кожа синяя? -
Кому именно говорливый весельчак адресовал большую часть своей подбадривающей речи сказать проблематично, однако последние четыре слова явно были направлены к Озвиру. На это указывал (буквально) острый бардов нос, словно обвинительный перст уткнувшийся в Пьюра, и сверкающие пожароопасными искорками интереса глаза.
- Тифлинги бывают красные и... Ну... Человеко-кожистые. А ты чего такой нестандартный? Ты мутант? Или тебя прокляли? Может это ты так взгляды свои выражаешь? Или просто выпить любишь? -
Где-то в момент произнесения этих слов дёрганое не хуже самого него внимание министреля окончательно перетекло с важный и опасной миссии на очередную мимолётную интересную безделушку, коей на этот раз не повезло оказаться Озвиру.

Вот теперь даже относительно "по плану" ни черта не шло. Кто ж знал, что охрана у царевича такая профессиональная, а новые коллеги такие криворукие! Нет, ну он конечно предполагал, можно даже сказать ожидал чего-то подобного, даже, возможно, был бы не против, если бы этого старого мудо... Звонаря с его склянками так и вообще прирезали, однако настолько былинного провала в плане выполнения первоочередной миссии Риенс точно не ожидал - малец целее прежнего, а двое из четырёх горе-коллег наоборот вот-вот откинутся. Необходимо было срочно спасать собственную репутацию и одного (ну ладно, двоих) из небольшого круга потенциальных слушателей.
- Именем усехо рохатого да пернатого! -
Выдал свою позицию Риенс громким возгласом, стараясь перекричать шум битвы и донести свой вдохновенный бред до всех участников стычки, а лучше до боярина.
- Уорожба лечебельна перейди на враха творевца своехо! Уорожба добрая перейди на слуху силушки злой! Со аттин хьяна ринæрут! -
Провыл-проорал ветеран-перебежщик. Хотелось добавить ещё пару веских словечек на родном, но опыт показал что с заумным норсским колдуйством простая кислевитская "курва" не уживается, а потому седовласый чароплёт был вынужден прикусить язык. По своему, конечно, логично - куда там этому заполярному кряхтению тягаться с увесистой народной мудростью - однако всё равно не приятно. Этим предложением вообще всю ситуацию можно описать. Как, в прочем, и той самой кислевитской мудростью.

Издав короткий, полный почти ребяческого интереса и восторга писк, полуэльф устремился ко встречающей делегации с высоко поднятыми руками, доброжелательной улыбкой и явным намерением осмотреть, расспросить и чуть ли не облизать незнакомцев. А как же ещё - их ведь встречают такие интересные личности!
- Здрасте, товарищи подземельники! А вы от Жентарима, да? Ну да, ДуЛок же из ихних, значит женты... А почему вас пятеро? Больше не нашлось? Меньше не хватило? А вы элитные воины, только которым и можно доверить нас встречать, или это вам наказание за безалаберность? А почему на вас татуировки? Они что-то значат? А что? А больно было когда их делали? А почему столько эльфов? А вот у вас мамы была человек или папа? А у вас? А почему у него зрачки чёрные? Это болезнь? А заразная? А можно я заражусь? А вы знаете анекдот про трёх волшебников? А хотите расскажу? -
Тарабарить так, чтобы собеседник уловил всё сразу и осмысливал услышанное примерно столько же сколько ушло на произнесение (сиречь секунд двадцать) - навык постигаемый любым бардом, прожившим достаточно долго.

Мягко опустившись на плиту, табакси подошёл к трупу серошкурого зверёныша явно намереваясь вернуть брошенное оружие.
- Я считаю из нас выходит неплохая команда. -
Усмехнулся кошколюд, с интересом осматривая тушку вредителя-переростка. Пахнет отвратно, зверь явно был не из чистоплотных. Тощий - кости под шкурой легко нащупать - видать мало кто сюда захаживает. Шерсть жёсткая, свалявшаяся, опять таки к теории о нечистоплотности. Проплешины могут значить, что зверь болел - хорошо что догадался перчатки надеть. Сердечного ритма нет, судя по скрежету когти крепкие, а зубы острые - вон на паладине какие дырки оставили. Глаза красные, матовые, интересно свет отражают. Кровь на вид обычная, красная. Причудливый зверь, но вроде ничего особенного кроме размера.

"Аргх!.. Плохой котик! Чёрт, вот как знал что жрица рядом - плохая примета!"
Вновь чародейские слова сквозь стиснутые зубы, вновь змеение сияющих пентаклей под ладонями, шорох рыжих снарядов и хруст костей при попадании. Только на этот раз к уже проверенной десятками если не сотнями исполнений формуле самовольно добавился ещё один элемент, от ощущения которого колдун встал как вкопанный, и смотрел немигающим взором куда-то за пределы материального добрых трое секунд.
"О... Ого... Это... Это жрица сделала?.. Это... Это так... Я... Я погорячился насчёт плохой приметы. Н-Нужно убедить её сделать так же ещё раз. А лучше ещё несколько раз. Много раз. Потом. Наедине."

Вместе с хрустом перерубаемых и ломаемых костей поляну огласил ещё один звук, ни чуть не менее приятный. Это Эдвард провозглашал свой триумф над зеленокоим громогласным хохотом, подозрительно похожим на собачий лай. Заляпанный кровью меч теперь озарял поле боя не мертвенно белым, но тревожно розовым, почти алым сиянием.
- Жалкие твари! -
Пролаял воитель, рванув с места за убегающими разведчиками. Этот миг был иронично родственен весёлым попойкам с товарищами - что тогда что сейчас Эвард чувствовал себя по настоящему живым. Ночь (раннее утро - всё одно), клинок под пальцами и добыча, сверкающая пятками в бесполезной попытке сбежать.
- Вам не уйти! Вам не спастись! Я порублю вас, а затем выслежу и вырежу всю вашу стаю! До слабейшей самки, до младшего детёныша! -
Заливался он лающим хохотом, нагоняя и перегоняя орков.
- Всех до последнего! Как животных коими вы и являетесь! -

Весь путь до подъемников Марсий оглядывался. Это ведь тайное место, а значит интересное, а значит нужно его как следует оглядеть и запомнить. Это казалось бы празное любопытство в полуэльфе развили годы прислуги до безобразия обидчивым личностям, из жилищ которых приходилось удаляться чрезвычайно стремительно или в сильно нетрезвом состоянии. Запомнить каждый поворот к выходу, прикинуть откуда может выпрыгнуть злостный страж хорошо оплаченного правопорядка, куда в случае чего можно шмыгнуть самому.
Из предосторожной задумчивости барда вывел Терен - то, что параноидальный дроу произнёс вообще что-либо уже повод к беспокойству, а жуткая гримаса заменившая на его лице другую, чуть менее жуткую - вообще прямой указ ухватиться за оружие и святой символ.
- А? А, да, подъемники. Ну давайте по очереди, что ли. Нам драки с цельным городом не нужно, авось соскучится друг по дружке не успеем. -
Шепнув что-то уверенно чародейское, минестрель счистил с одежды накопившуюся с пути грязь и приготовился к подъёму.

"Идиот! Зачем по твоему мы таскаем за собой эту груду мышц и брони?! Подсказка: ответ "чтобы выбегать вперёд неё и самому принимать все удары" - не верный!"
- Бей нелюдей! -
Колдун метнул очередную пару псевдоогненных снарядов в гноллей, не позволяя фелинидам опомниться. Если бы кто-​нибудь решился рискнуть зрением, вперив изучающий взгляд в эти мерцающие трансцендентным светом пустотных огней сферы, его без сомнения заинтересовали бы бегущие по ним иероглифы - тредецимальные кредо демонов, из чьей силы колдун сотворил это заклинание. Извиваясь словно рукописные тысяченожки, они пересекали всю поверхность кружащихся друг вокруг друга мета-​материальных сфер, выделяя психоделическими изломами текста нереальные грани зоккиэдров, коими на самом деле являлись кажущиеся сферическими призраки огня. Впрочем как следует рассмотреть заклинания не вышло бы, и даже не потому, что глазные яблоки любопытствующего скорее всего загорелись бы - с тихим шорохом, наводящим на мысли об отдёргиваемой зановеске, снаряды пролетели словно два проглотивших по яблоку светлячка, не задерживаясь на излишнее красование.
"А ты там не ной! Я тебе не дверь, да и ты едва ли успела дослужиться до остиария, так что можешь не шибко волноваться когда я куда-то своевольно ухожу. И что всё-таки Джос в тебе нашёл?"

- Деревья тихо шепчутся, макушками качая
И совсем внимания на нас не обращая
Прохладно - теплый вечер в молчании застыл
Петух притих в сарае, горланить прекратил… -
Тихонько напевал мечник, опершись на дарёный клинок и задумчиво вглядываясь в ночную тьму. Он был не в худшем расположении духа: он успел проспать свои обычные восемь часов красно-зелёнывых пятен, заменявших охотнику сны, он был сыт и смаковал недавние воспоминания, перебирая их более давних сородичей и сравнивая. Когда же он в последний раз вот так пускался в безрассудную авантюру? А когда это кончались чем-то более приятным, чем лёгкая простуда? В Скоттле - сломанные рёбра, в Вальше - неделя в кутузке, в Старом Гьорке - рассечёная до кости рука... И вот вопрос: спутники ли у него на сей раз получше, или сам он возмужал наконец? Проверить бы. Как по обычаю: кто больше врагов порубит, тот и сильней...
- Как на заказ! -
Негромко восхитился воитель, глядя на орков и поигрывая пальцами на рукояти меча.
- Сэр Бракхт, сэр Сокол, поднимайтесь! Нам нынче везёт - после славного застолья не хватает лишь славной драки, и, слався Тимора, последнее нам вот-вот подадут! -
Кровожадно оскалился аристократ, расталкивая товарищей по "славному застолью".

"А можно ты не будешь мешать профессионалам делать своё дело? Волшебник, блин, с сабелькой. Напоришся на копьё не заплатив - убью!"
- К пещере! В узком проходе численность им не поможет! -
Подал голос чародей, первым двинувшись к указанной позиции.
- Игнис, дуал сфера, мотус, амен! -
Параллелограмматические глифы вспыхнули под пальцами колдуна мета-стигматическими рунами абиссальных эпитафий, посылая спессартиновые сгустки арканы в гнолла, засевшего на вышке, шёлохнув по пути рубиновые листья близстоящего молодого клёна.
"Так, а теперь будь хорошим котиком и сдохни. Твой жалкий народец и так уже существует на пару тысячелетий дольше, чем достоин."

Эдвард не испытывал такого единения с кем либо кроме меча вот уже несколько лет как, а потому от души наслаждался прогулкой троих "аболтусов", как их назвал Баркер, не смотря на дождь, мороз и прочие незначительные неудобства. Он даже присоединился к дварфийскому песнопению. Ни мотив ни текст он не знал но ему (да и Фреду, судя по всему, тоже) было абсолютно плевать. Его неубиваемая улыбка приобрела своеобразный оттенок, сделавший её подозрительно живой и широкой. В Шитьерта имелся ряд правил по поводу распития алкоголя, и Эдвард придерживался их как монах церковных догм, с той лишь разницей что Кухулейн понимал, что и зачем делает.
Вот к примеру скорость питья: ёрты (жители деревушки) никогда не пьют залпом ничего, кроме настойки полыни, пить которую иначе попросту мучительно. Вот и Эдвард за раз отпивал из бутыли по немногу, как следует распробовал, держал под языком и лишь затем глотал. Считается что таким образом вкус вина усваивается лучше, а напиться становится сложнее.
Туда же закуска: потреблять только сам напиток - дело пьяньчуг и глупцов, стремящихся таковыми стать. Люди же не желающие проспиртоваться аки экспонаты энтомологической коллекции закусывают, и не чем попало а блюдами жирными и солёными, вроде солонины или сушёной рыбы, и - о, совпадение! - именно таковые нашлись в Эдвардовой походной суме среди прочих запасов. Как настоящий джентльмен и будущий лорд он даже предложил снедь товарищам.
В общем вечер прошёл великолепно, и даже морозная ночь не согнала с черноволосого мечника развесёлого настроя.

У каждого существа есть шесть чувств - шесть каналов мироощущения, позволяющих улавливать происходящее вокруг. Эту истину ВоСуРд усвоил уже давно, услыхав от бродячего волшебника. Шесть. Это красивое число. Шестиричный счёт, которому ВоС обучился у старшей сёстры СеПоРа - самый лучший счёт из тех, которые он знает. Шесть делиться на один, два, три и шесть, в то время как пять - любимое число человеческих счетоводов - делиться лишь само на себя и на один. Шесть лучше. Шесть правильнее. Восток любит считать до шести в уме.
Вот он задел плечём этого воина, вошедшего вместе со жрецом - почувствовал косание собственной мягкой лапы с его твёрдыми, нагретыми солнцем доспехами, ощутил волосками грубую ткань одежды - это раз.
Вот увидел внутреннее убранство таверны, скользнул любопытным взглядом по дощатому полу, по потолочным балкам и ярким праёмам окон, по разномастным посетителям, по дородному владельцу и его ноше, по официанткам и блюдам на столах. Заметил каждую деталь, запомнил каждую морщинку и складочку одежды. Это два.
Повёл мокрым носом, пошевелил усами - принюхался. Поначалу слышно лишь всю смесь разом - уже в голове запахи разделяются и опознаются. Вот кисло-солёный пот - жара нынче та ещё. Вот тонкая горечь потеющего вместе с владельцами металла - жрец с паладином при оружии, у бармена при себе кошель с монетками. Вот пряности и эль - во рту собирается слюна, вспоминается вкус: чуть кислое мясо, сочные овощи, острый перец, сладкий сахар, горькая горчица, соль, тимьян, базилик и шалфей... Это три, и сразу после четыре.
Чуть подрагивают уши - слышны разговоры посетителей, чей-то влажный кашель, чей-то лаящий смех, приглушённые сплетни поваров и едва различимый щебет птиц за окном, звон монет и кольчуги, и приятный, уверенный баритон жреца. Снова два - посмотрел на плакат, прочитал, заметил как и где складывали пергамент, на какой поверхности он висел.
- Я хорошо умею воровать. -
Раздаётся полный энтузиазма тенор - его собственный возглас. Другим его слышно не так, как самому. Чуть хмурится - досчитал до пяти, а шестого ничего нет. Нехорошо. Шесть лучше, чем пять. Нужно найти что-нибудь шестое.
- Я могу пойти с вами в крепость? Я пригожусь - умею драться, умею обезвреживать ловушки, умею прятаться чтоб никто не нашёл. Я не возьму платы. -

- Оно как, значит. Ну, подъёмники ж для того и сделаны, чтоб поднимать? Вот на них и поднимемся! А-то что мы, лиходеи чтоль какие, чтоб вокруг да около кривить! -
Барда явно подмывало погнать собственную ящерицу прям по стенке - героический скакун она или кто?! - однако пока благоразумие преобладало над жаждой лишних приключений. Возможно виной тому траур по Шурату, или же полуэльф просто хотел поскорее зарыться в жентаримские тайны.

"Лес. Ну почему всегда приходится переться через лес?! Никогда не понимал людей, любящих походы в лес. Ладно здесь было бы просто скучно, но нет! Мошкара и прочяя фауна явно ещё не усвоили, кто здесь царь природы и венец творения, а кто его потенциальная жертва, так что скучать не приходиться! Хорошо хоть воргены тут не водятся... О-па-па! Джос, мальчик мой, ты к кому клинья бьёшь?! Жрица? Серьёзно? Скучная как постная каша и по уму с ней же сравнимая? Хотя... Может он просто нормальных девушек раньше не видел? Деревенские женщины насколько я знаю больше смахивают на огров, так что логично что первая полноценная горожанка ему кажется апогеем красоты. Хм... А может дело в схожести характеров? Он сельский простачёк, она наивная дурочка... А? Что? Пришли уже? Эта сова что, только что разговаривала?"
- Мы постараемся помочь этому несчастному, сестра. -
Попытался успокоить монахиню чародей, опасаясь как бы её милосердное рвение не выдало их укрытия.
- Если манёвр сэра Вейланда увенчается успехом, твари и так будут разделены, и пожрать того человека попросту не успеют. -
"Мда, с наивной дурочкой я точно угадал... Хотя в данном случае это, по своему, разумно. Особенно учитывая, что позволяет чуть подразнить этого холёного идиота с книжецой - ишь, утилитарист нашёлся!"

- Отлично. -
Вынес свой вердикт осмотревший принесенное дезертир, подходя к козе и подбирая веревку. При поддержке местных трос был привязан к козе, при чем не к шее, а через грудь - между рёбер животного. Второй же конец был аналогичным образом повязан на самом Натаниэле, оставляя пеньку между плащём и рубахой. Следом охотник подошёл к тележке с навозом, и с целеустремленным видом принялся покрывать зловонной субстанцией собственную шляпу.
- План не сработает, если эта тварь почует меня раньше нужного, так что придётся слегка замараться. Приятного мало но всяко лучше, чем быть разодраным. -
Объяснял он свои действия по мере совершения. С видимой преодолеваемой неприязнью аристократ покрыл бурыми отходами и многострадальный плащ тоже, особенно акцентируясь на подмышках. Когда на шляпе и плаще охотника не осталось места, непокрытого пахучим оберегом, пришла очередь цветочного веника.
- Если эта тварь умеет летать, значит обладает неплохим зрением - орлиный глаз не просто так в поговорки вошел. В армии то, во что я сейчас превращаю свой плащ называется камуфляж, он же мундир разведчика. Увидеть он не мешает, зато мешает понять что перед тобой человек, а не куст. -
Последним актом подготовки воитель протянул фолиант старосте, провожая его таким взглядом, словно оставлял на распоруки собственного первенца. С определенной точки зрения, так и было.
- Ну что ж, все вроде готово. Я вернусь на рассвете, или не вернусь вовсе. Если не вернусь, считайте моей последней волей чтобы вот эта книга попала к следующему охотнику, которого вы наймёте. И пусть никто даже не пытается читать её, слышите. Ради вашего же блага. -
Оставив на последок такое мрачное предостережение, воин сунул гвоздь в суму и двинулся в сторону предполагаемого лежбища крылатого чуда, планируя остановиться в достаточной близости от хутора, чтобы взятая им с собой коза сошла за отбившуюся от стада или забытую на пастбище, частью которого он сам и планировал прикинуться. Оставить скотину на расстоянии удара молотом, подтянуть веревку до той же длинны и затаиться. Ждать. Предвкушать.

"Чёрт, почему каждая моя встреча с этим набором излишне примечательных личностей (и Джосом) приводит к конфликту с силами правопорядка? Ах да, точно! Остроухое отродье же само "правопорядок"! Ну тогда всё кристально понятно - бюрократы же не умеют *не* грызться!"
- Понимаю вашу нужду. Сам в приключенцы подался, лишь бы хлеб был, а вы ведь тоже герои по своему -
Фаран понимающе кивнул, продолжая лучиться простенькой, приобредшей сопережевательный оттенок улыбочкой, как-бы заявляя "ну вот и ладненько, ну вот и договорились."
- Тоже ведь защищаете невиновных от всяких ужасных созданий. Как подумаю что убийца и вор может стоять всего в шаге, аж в дрожь бросает! -
"А вот это кстати правда - конкурентов я не терплю."
- Вы уж как следует его поищите. -
"Ну, насытились, крохоборы проклятые? Награбились? Тогда с дороги, чтоб вас! Идите мешать жить кому-нибудь другому!"

"Ой, спасибо, блин, большое! Так приятно знать что единственный в отряде лекарь, в которого будут лететь снаряды всех маломальски разумных противников будет постоянно тереться рядом со мной! Никогда не чувствовал себя в большей безопасности!"
- Благодарю за беспокойство. -
Чародей одарил жрицу одной из приятных, отточенных часами упражнений улыбок, что служили костяком его притворной мимики. В том весь и секрет - будь улыбчив, но не до такой степени чтобы показаться безумцом или идиотом, будь льстив и вежлив, но не навязчив, и люди сами увидят в тебе добренького, простодушного юношу без малейших тёмных мыслишек.
• • •
"Ну, блин, приплыли! Мало того, что эгоистичный придурок, так ещё и ворюга! Сдать бы тебя, подонка, на виселицу, да зарплаты тогда не видать. Да и обидно отдавать солидный куш вознаграждения каким-то левым стражникам..."
- Ваше рвение послужить королевству поистине похвально, и я уверен, настоящий преступник не скроется от длани правосудия, но этот человек, увы, не тот кого вы ищете. -
Ещё одна меткая улыбка пошла в ход, на сей раз чтобы придать веса и без того логично звучащим словам колдуна и воителя.

Как только бой окончился, полуэльф соскачил с ездового ящера и подбежал к той части пещеры, в глубь которой был утянут Шурат. Со скорбным видом, менестрель опустился на одно колено и провёл ладонью по ровной, гладкой породе. Уничтожение элементаля не оставило ни малейшего намёка на то, что камень под бардовской ладонью вообще когда-либо менял положение. Вероятность того, что никто и никогда не узнает, что именно на этом месте встретил свою смерть в бою великий герой разозлило Марсия. Одним движением поднявшись и сделав шаг в сторону, рифмоплёт принялся обшаривать разорённый духами земли лагерь, что-то бормоча про себя и прикорманивая всё интересное, в основном являвшееся фляжками. В конце концов его поиски увенчались успехом - в кармане одного из мертвецов ему попался небольшой мелок, покрасневший от пропитавшей его крови, но по прежнему пригодный к письму. Вернувшись на импровизированную могилу, жрец начертил несколько предложений на нижнеобщем, повторенных на эльфийском и на общем.
"Здесь покоится Шурат Когтелом - великий орочий шаман, погибший ради спасения всего сущего. Не шумите - он любил тишину.
Под этой своеобразной эпитафией, цирикит начертил руну что видел на теле своего орочьего товарища, и о смысле которой так и не успел спросить.
Отдых герои провели под непрекращающийся стук Марсиева барабана, периодическую трель его же флейты, и спетую самим надевшим по такому поводу маску полуэльфом песню, сочинённую прямо по ходу исполнения:

Лицо менестреля уподобилось коллейдоскопу, в считанные мгновения разменяв самодовольную ухмылку на удивлённо отвисшую челюсть, затем на ужас и скорбь, перемешанные в единую гримасу, и наконец на яростный оскал.
- Прощенья не будет
Коварным врагам
Нам друга отнявшим -
Умри, истукан! -
Вместо обычного игрового говорка, эти строки продикломировал полный праведной ненависти, чуть охрипший глас, взывавший ко всем слушающим с единым, кровожадным стремлением.
Роугант не стал ни рычать ни кричать - не таков он был для подобного. От того в двойне громогласным послышался его голос, что был чуть громче обычной речи:
- Именем хранителя усыпальниц и проводника мёртвых, я - Роугант Утэр Марати - объявляю сего духа предо мною грешным, и приговариваю его к очищению клинком и огнём. Всевечный ждёт тебя. -

- С привеликим удовольствием. -
Сэр Кухулэйн, как выяснилось, таил парочку сюрпризов. Когда мечник согласился помочь Тириусу с местными, от него едва ли можно было ожидать чародейских фокусов вроде очистки окружающего пространства, перекапывания земли или диалог со скотиной усилиями слов, содержащих намного меньше гласных чем хотелось бы. По тому, сколь легко и непринуждённо воитель творил чары, не сложно было предположить что навык этот он освоил давно и крепко, словно какую-то детскую счеталочку. Так или иначе, мужчина оказался намного более мягким и галантным в обращении с людьми иных профессий, нежели с товарищами по авантюризму. Тон и извечная улыбка его приобрели скорее покровительственный оттенок, как если бы енотоликий аристократ общался с юными детьми. Снисхождение, ободряющие и мягкие интонации, так резко контрастировали с недавним насмешничеством и презрением, что в пору было проверять - а не доппельгангер ли это случайно. Лишь периодический обмен реплик с остроухим бардом напоминал, насколько этот человек может быть груб и шавинистичен в речах.

Фаран улыбался. Искренне улыбался. Чёрт, когда же он в последний раз не подделывал довольную улыбку (кровожадный оскал не в счёт)? Впервые за много недель повидав брата, возвращаясь с похода на могильный холм? Прощаясь с Джосом полтора месяца назад? Эти благодарные возгласы, слёзы радости на глазах матерей, счастливый визг ребятишек... Вот то, ради чего не жалко получить пару огненных шаров в лицо. Вот то, ради чего не жалко продать душу.
"А вот интересно, радовались бы эти люди также, если бы узнали, что их детей спасал чернокнижник? Хотя... Что-то кажется мне если б нему, да знай они как, и сами бы демону кого в жертву принесли. Всё же семья - она вещь дорогая. За семью многим можно пожертвовать. Ха... Вот заведу собственный домишко, тоже можно будет о женитьбе подумать, ну а там глядишь и..."
От раздумий колдуна отвлекла молитва. В спешке на острове и благости на берегу, чародей совсем позабыл что вообще-то серьёзно ранен.
"Ну хоть лечить эта светоносная истеричка умеет. Эх, крепко видать досталось - бока так и болят. Хотя... Может это просто жрица некомпетентная? Ладно, не остроухая с припаркой и сойдёт..."
- Мы уже потратили достаточно времени. -

Генри был ещё больше доволен. Второй новобранец, по примеру первого сам нашёл отряд.
- О! Вот тебя-то я ищу! Пошли, перетреш с капитаном, авось и наймем. Говоришь вилами орудовать умеешь? Ет полезно. Меня Генри звать. Я большой и у меня есть альпчхис. Этот в маске - Саломон, его еубошили так больно, что теперь он ебанутый. Бомж с луком - Булько, он ебёт овец. Вот этого, который с бренчалом и в моднявых штанах - Джо Ваня, он значица ветеран, его надо уважать. -
Объяснял на ходу Генри. Найдя наконец капитана громила показал на него пальцем.
- Это капитан Йонас Шнитцель. Вот с ним сейчас будем говорить за наем. Здравия желаю, капитан. -
Великан отсолютовал.
- Мы тут новобранцев нашли. Этот вот с луком, говорит стрелять умеет, а этот с вилами обращаться. -
Дородный уроженец Дурчфола улыбнулся. Ну, как "улыбнулся"... Скорее обнажил миру зубы, подозрительно похожие на таковые у коней, спуская губу как извращенец спускает на людной площади штаны.

Выкорчевать старые привычки - дело нелёгкое. Даже спустя много зим мирной жизни, пане Рогеллек так и не перестал жить по солдатскому расписанию. Встать с первыми петухами, размяться, умыться - это он ещё в армии научился делать полу во сне. Однако кое для чего привычка у старого кислевита ещё не выработалась. Ещё зимы две-три назад, он рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы, что усатый Риенс будет ежедневно вытаскивать на свет божий засушенный трупик своего кошака, чертить вокруг него круги и треугольнички, воскуривать какой-то подозрительно синеватый мох, и проговаривать нечто многосложное и абсолютно лишённое гласных букв. Не, Риенс Кислевский он не из таких...
- Не, друже Крагги, не быть те стратехом. -
Улыбнулся в усы кислевит почёсывая за ухом трущегося об его ногу Милсдаря.
- От на кой нам его потрошить, служанкá ентого? Не, оно конечечно забавно по своенски, да только задачу штаб не развлекатися ставил. -
Рыжий котяра со слышимым наслаждением отлепился от худощавой конечности хозяина, устремляясь к одноглазому жрецу с явным требованием на морде. Сам владелец неживой зверушки поднялся с одного колена, издав при этом краткую симфонию хруста и покряхтывания.
- Я она чё предлажаю: заместо вскрывания, надобно служика ентого на нашу сторону увлечь. Сил там наобещать, богатствий, ежели шибка неподкупный буде - запугать. С егойной подмогою разыгрывайться эдакое спектаклище: оть вы, Крагги, Розик и Ситка, усе из себя зловещие и бандитствующие нападаете на царевичову свитушку, а друже Освальд его, значица, "спасаить" от вас, утащивая подальше от непотребных глазенок. Царевича Мору на распоруки, пане Ос усё обустраивае так, шобы казалось будто енто царька хто другой порешал, самого сигмаритца оглушивши предварительно. И штаб довольный, и Оська вродь как невиноватый. Шо думаем, хоспода славна дружинка? -

На возмущения представителей остроухого народца Эдвард отреагировал, как и на большую часть событий с ним случавшихся, улыбкой. Не той насмешливой и самодовольной ухмылкой, с какой он наносил оскорбление, а мягкой, призывающей отложить конфликт до более удобных для его ведения времён улыбкой.
В пути же сэр Кухулэйн всем видом показывал, что к передвижению на карете привычен, и пейзажи за окнами ему мало интересны. Куда интереснее мечнику, очевидно, показались попутчики, рассматриванием коих он и коротал время в пути. Имп знает, чем именно аристократа так заинтересовали союзники, однако взгляд его был в лучшем случае покровительственным (когда он смотрел на Мартина или Миллини), чаще оценивающим, а глядя на 'Дельту' так и вообще презрительным.
В казематах с вечной улыбкой благородного воина произошли перемены сомнительной лицеприятности. Юношу перекосило так, словно он пытался улыбаться и кривиться в отвращении одновременно, порождая лик сродни рисуемым на щитах дикарскими племенами. Стоя чуть левее Гаррета, воитель не принимал активного участия в диалоге, предпочитая оказывать психологическое давление тихим, неотрывным взглядом. Лишь раз он нарушил своё зловещее молчание дабы неприятно изогнуть шею, и уперев взгляд в заикнувшуюся о театре гномку прошипеть "Полностью согласен!" прежде чем вернуть голову в исходное положение.

Вопреки атмосфере и ожиданиям, ответ Кайли прозвучал... По детски? Не в смысле наивно, а буквально: слова "Это браслетик" словно произнесла не зрелая и прекрасная женщина, а девочка, не старше лет восьми. Возникал эдакий диссонанс: звук явно исходил от рыжего педагога, интонации и манера речи только поддерживали такую версию, но вот само звучание голоса отчётливо диктовало, что отвечает ребёнок. Самой Кейли подобные резкие перемены могли бы показаться вдвойне странными - она-то на все сто уверена, что говорят именно её губы.
Тогда же возникает явственное ощущение (что любопытно - у обоих), что нежное касание Патрикова лба каким-то образом сместилось со щеки в область макушки, при том что сам ирландец головой не шевелил. Словно жмурящаяся воспитательница беззвучно провалилась сквозь лежак, и теперь восседает на теплом греческом песочке, хотя сама она может однозначно указать, что по прежнему располагается на теплом пластике лежака, и никуда оттуда не девалась.
Аналогично и ладонь, мягко лежащая на Кэйлином бедре, подавала теперь какие-то странные сигналы - дублинец мог с уверенностью сказать, что ещё пару секунд назад объект под его пятернёй был в несколько раз больше, а теперь... Теперь у Мура складывается впечатление, что он лапает второклассницу. Идея странная, особенно учитывая что в узкий круг людей, которых Патрик ""лапал"" никто младше восемнадцати никогда не входил, так откуда он знает какого это? Ещё страннее эта идея показалась бы, если бы ирландец узнал, что у самой красавицы внезапно возникло такое чувство, будто ладонь любимого резко выросла, захватывая чуть ли не все бедро целиком, а купальник, словно следуя её примеру, подозрительно повис, оставляя своё содержимое на волю судьбы.

Светлана
Свете снилось что-то очень странное. Вот она - красавица Светлана. Прекрасное, пышущее соблазнительным жаром, нагое и категорически зрелое тело лежит на какой-то мягкой поверхности, а над головой возвышается навес нежно розового пластика. Взгляд соскальзывает с него, и юристка понимает, что едет в какой-то повозке - за невысокими стенами мелькают виды песчаного пляжа, с другой стороны шумит накатывающими волнами море, пытаясь глянуть на которое Света замечает... Сергея. Становится даже смешно - как же она его не замечала - он ведь такой большой. Сережа смотрит на неё, так нежно, так любя, но что-то в этом его взгляде есть неправильное. Он без малейших видимых усилий толкает повозку со Светланой, и только тогда она понимает, что эта "повозка" на самом деле - детская колясочка. В условный кадр, образуемый её транспортом, вплывает Оксана, самодовольной ухмылочкой выбешивает словно беззвучной насмешкой. Она подходит к Сергею, оплетая одну руку вокруг его могучих плеч, тянет шею, целует в самые губы. Хочется закричать, потребовать от любимого верности, но всё, что покидает блондинкины губы - младенческий плач. Светлана просыпается.

Сергей
Тон, взгляд, решительно всё в Оксане заявляло, что выбора - идти с ней, не идти с ней - у Сергея нет и не предвидится.
- Ой, полно вам, Сергей. Вы ведь на отдыхе здесь, в Греции? Ну так и отдохните! -
Оксанина нога, тем временем, продолжила жить своей жизнью, касаясь теперь не только бедра но и голени Сергеевой.
- Вы так много трудитесь ради неё. -
С чем-то средним между пренебрежением и заботой она кивнула на ворочающуюся во сне Свету.
- Вы заслужили часок-другой на личную жизнь. Если не хотите оставлять детей одних, у меня здесь есть одна хорошая знакомая, она может присмотреть. -
Светланины яркие глазки распахнулись, словно уловив эти слова конкурентки. Облаченный в закрытую, малиновую туфлю удав медленно, словно нехотя, освободил Сергееву ногу.

В комнату будущий лорд вошёл все тем же причудливым шагом, неимоверным образом сочетавшим парадный марш праведного паладина и развязную походку портовой блудницы. С интересом выслушав и пронаблюдав коллег, Эдвард высказал собственную позицию, сияя все тем же подозрительно нечеловеческим оскалом.
- Я предпочел бы отправится с сэром Баркером. Он кажется человеком достойным. Как минимум грамотным, скептичным и... -
Мечник поднял ладонь, и изображая ею пасть пару раз щелкнул зубами, не сводя глаз со щита и эмблемы на нём.
- Благочестивым. -
Что-то в произношении сэра Кухулэйна наводило на мысли толи о некормленных собаках, толи о мурлыкающих кошках, но определённо не о изысканности и благородстве.
- Тем более - да не сочтёт сэр Глаз Мира сие оскорблением - но я скорее сдохну чем исполню приказ андердарковского отродья, ещё и... -
Юноша приложил указалетьные пальцы к ушам, пародируя остроухость охотника на демонов.
- Эльфа. -
Пролаяв тому в след три коротких смешка, самопровозглашённой охотник убрал руки от головы, перекладывая их на грудь.

Стук мертвого тела, упавшего на иссохшую почву, слился со стуком сапогов - отняв жизнь падре не стал медлить, и в два десятка размашистых, торопливых шагов подскочил к поверженному противнику, закрыл его остекленевшие глаза, и сложил руки на груди - нужно было действовать быстро, пока тело не начало деревенеть усложняя задачу священника.
- Что, carbón-cabron, думаешь твой самосуд лучше суда Божьего? -
Небрежно бросил он, поднимаясь.
- В данном случае я, как видно, опоздал, но впредь знай: противореча моему суду ты приблежаешься к пылающей бездне преисподней, как духовно так и физически. -
Эти слова намеренно совпали с негромким перезвоном пуль, помещаемых проповедником обратно в барабан револьвера. Карие глаза пробежали по окрестностям - из всей той толпы что собралась на этом клочке потрескавшейся земли за последние пол часа остались лишь трое - семигрешный святой отец, блудный сын пустыни, дух кровавого золота.

Эдвард улыбался. Для него это было нормальным состоянием - кажется вообще всё происходящее, будь то долгий переход, разговор с агентами сопротивления или участие в тайном собрании, приносило наследнику лордства несказанное удовольствие. Чем-то средним между маршем и вальяжной походочкой мечник вышел так, чтобы его точно заметили, и расширив улыбочку до настоящего оскала объявил, кланяясь до самого пола:
- Кухулэйн. Эдвард Кухулэйн. Сэр Эдвард Кухулэйн. Рад приветствовать всех собравшихся. -
На спине юноши сверкнул серебристым светом выползший из ножн на несколько миллиметров меч. Распрямившись достаточно резко, чтобы упавшие было на лицо патлы вернулись на положенные места, аристократ отступил на прежнюю позицию близ стены и принял странноватую, нарочито театральную позу оперевшись на неё спиной.

Окончив молитву, падре последовал примеру оппонента и вытряхнул из барабана все пули, кроме одной. Стрелки разошлись на положенные двадцатьпять шагов. Взгляд каждого был неотрывно прикован к руке другого, секунды казались часами пока один из них не решился действовать. Как Марко и ожидал, первым выхватил пистолет мексиканец - его нетерпеливый нрав и тут вышел ему боком - в ту же секунду священник обнажил собственный револьвер. Негромкое "с богом" потонуло в грохоте выстрела. Единственного выстрела.

- О, не волнуйся за свою подружку, Келли! -
Покровительственным тоном промурчал маркиз, в который раз замахиваясь сияющим чернотой клинком.
- Сейчас приведем тебя в порядок и та профурсетка её отпустит! -
Порядок в представлении сэра Кирсума был явно не совместим с жизнью, ибо приведение в него заключалось в полудюжине молниесных выпадов, нацеленных в район сердца.
- Знаешь, я приятно удивлён! Я уже было посчитал, что тебе интереснее симпатичные мальчики! Батюшка то твой тот ещё был шалун! Как вспомню чем мы с ним порочили королевскую спальню так весь краснею~
Это, разумеется, была метафора - краснеть падший эльф разучился ещё при жизни. Будь он в силах, он уже был бы красен как помидор - эта ночь была слаще и страстней любых "шалостей" старого лорда.

Когда казалось, что непривычный и прекрасный танец чувств и действий, в котором сплелись за этот вечер две девушки, начал подходить к своему горячему, сладостному пику, реальность увидала в метафорическом ручейке сочную рыбёшку, и словно голодная чайка заложила крутой вираж, переросший в штопор. Перед глазами Дженнифер, Рене (её Рене!) плавно и неумолимо принялась таять. Исчезать, заменяясь кем-то намного младшим. Под взглядом дизайнера, француженка усохла, а её обнажённые секундой ранее формы исчезли из бытия, очевидно оказавшись для него слишком прекрасны. На месте зрелой и прекрасной Рене осталась... Да в сущности она же, просто моложе на полтора десятилетия. Румяная девочка, невинная и умильная, словно робкий подснежник, выглянувший из под снега сброшенной одежды.
Сама Рене также не могла не заметить собственных метаморфоз. Мир вокруг возвеличился, заставляя писательницу почувствовать себя такой маленькой и слабой, словно напуганный ребёнок. Подруга (и даже более того - Джен) рядом в миг стала выглядеть не столько объектом того жаркого, сладкого влечения, сколько фигурой Старшего, на которого можно уповать во времена страха и сметения, вроде тех что длились вот уже столетия, начавшись пол минуты тому.

Фаран был не в духе. Последние полтора месяца прошли в бесполезных с его точки зрения ритуалах; тренировках, от которых он просто уставал но ни точнее ни сильнее не становился; и общении с братом и невесткой. Последнее можно было счесть хоть немного приятным, хотя манера Эйтри поучать братца что мол "а времечко то идёт" а он "оболдуй такой всё никак не найдёт себе женушку" несколько раздражала. Ещё весной кузнец любил добавить, что мол и ремесло бы его непутёвому братишке подыскать, однако с этим пожеланием Фаран уже разобрался - всё же сложно оставаться безработным когда ты в силах чинить сломанное силой бубнежа и перекапывать почву по пятьдесят кубических футов в минуту.
Не смотря на неприязнь к покровительному тону брата, чернокнижник был вынужден признать, что в его словах был ризон. Безумный дядька Фьялар уже сто раз надоел юноше, и отселиться от родственничка представлялось отличной идеей. Собственно поиск средств на подобное мероприятие и привёл Фарананга в "Гордость Льва" под стяг какого-то мелкого аристократишки.
Старые знакомые стали сюрпризом, скорее приятным, чем не. Да, эльфийка всё такая же ошибка природы, да, солдатик даже с новым личиком всё такой же кусок живого щита, а Джос... Нет, он абсолютно точно всё ещё деревенщина, дурачок и колдуну точно не приятно общество этого охотника. Ни капельки. И вообще, образ обходительного и вечно улыбчивого добрячка это просто маскировка, чтобы лишних вопросов не задавали.
- О, какая честь послужить сыну легендарного героя войны! -
Поддержал бохвальство заказчика колдун.
"Угу. Герой войны. Вас героев как мух на вурдалаке, а отпрысков ещё больше. Дармоеды проклятые."
Так, как по акции с новой рожей солдатик получил ещё и новые мозги и догадался задать правильный вопрос, чернокнижник лишь покивал, бросив в след растворившемуся в толпе Джосу краткий взгляд.

Взгляд сёгуна скользит по полю брани. Гордо реят багровые знамёна ставки, а под ними истекают багровой кровью раненные, и чуть ниже - убитые. Лежит где упал храбрый Каюнсера, из под шлема виднеются его серые волосы, тон в тон с серым лицом. Тонкие багровые ручейки стекают к подножию холма, впадая в лужицы и озерца. Там, у основания, трупы самураев и коней перемешались в крававую кашу, утыканную стрелами и поломанными доспехами. Вновь поднимается взгляд от мертвецов к живым, пересчитывает лучников и останавливается на раненных офицерах. На юном Вакомоне, с побогровевшим шёлком вместо глаз, на Жуньё, чей нагрудник поделён на двое, как и грудь под ним. Среди шума утихающего сражения прорывается чей-то голос. Не сразу сёгун понимает, что голос этот его.
- Построиться. Огонь по моей команде. Цель... -
Упирается взгляд в хатамото. Так мало их осталось после безуспешной атаки, однако виднеются ещё доспехи Коэру, рыжий ус Вакамонова ослепителя.
- Вороны клана Мияда. -
Самураи послушно встают в шеренги, натягивают тетиву и накладывают стрелы.
- Готовсь. Целься. Пли. -
Ещё не успевают стрелы опасть, унести жизни конников и завершить бой, как уже отводит взор сёгун, снимает шлем и возвращается в ставку. Лишь тогда он понимает, что дождь не прекратился. В пылу и шуме битвы он перестал слышать ровный стук капель, не замечал как намокло лицо. И он стирает влагу со лба, и кровь с наконечника копья.
- Бой окончен. -
• • •
На поле стоит самурай. Рядом верный конь, а под ногами мертвецы и грязь, в которую прошедший дождь обратил землю. Он смотрит, и вспоминает времена, когда эти изуродованные трупы были его товарищами. Ещё вчера он спорил с Фуруи о природе страха, ещё вчера с Уширакарой расставлял кости в маджонг, и в который раз поучал Рёюна не бахвалиться по пусту. Не впервой ему терять товарищей, и не в последний раз он скорбит по ним.
- Вы хорошо справились, сенсей. -
Ему незачем оборачиваться - звонкий щебет Ёшикосэ он узнает из тысячи. Ученица точно знает, где искать своего учителя. Каждый бой кончается этим - и она привыкла. Как обычно она подходит ближе, спешившись близ неподвижной фигуры в доспехах.
- Вы сломили дух врага, и лишили клан Мияда лучших бойцов, а потери не столь велики как могли бы быть. -
Она-​бугэйся косается его плеча, её ободряющая улыбка контрастирует его скорбному лику.
- Потери не столь малы как могли бы быть. -
Отвечает сёгун не отрывая взгляда от растоптанных асигару и самурай под ногами. И тянется рука к мечу - велико искушение: один удар, и никогда больше ему не придётся терять товарищей, погружать руки в кровь, никогда больше...
- Они были готовы, сенсей. -
Он поворачивает голову, разрывая визуальный контакт с остекленевшими глазами крестьянина.
- Они шли в этот бой зная, что могут умереть. Не корите себя за их выбор. -
Рука сжимается, ухватив цель, и поднимает пойманную ладонь Ёшикосэ на уровень глаз.
- Довольно оплакивать мертвецов. Подумайте лучше о живых. Чикай-доно уже наверняка прибыл в столицу, и рассказал о вашем подвиге регенту. Поспешим. В честь победы наверняка устроят пир, и негоже виновнику торжества пропускать всё веселье ради скорби о погибших. -
Он кивает, впервые за сутки позволяя улыбке сменить печаль и задумчивость. Два солдата возвращаются к своим коням.
- К тому же Чию-тян и Иши-тян наверняка соскучились по своему отцу. Вы ведь едва успели повидаться после той компании в Кинишинайдо. -
Он кивает - из двух семей, кровной он уделяет куда меньше времени, нежели братьям по оружию. Последний краткий взгляд он бросает за спину, на удаляющиеся тела. Однажды и он примет свой последний бой. Однажды, но не сегодня.

- Наш враг рассуждает сейчас прямо как ты, Кашикои. -
Улыбается самурай старцу, подписывая новую кипу приказов - новые приговоры для всё тех же преступников.
- И действительно, успех Уширакары, Рёюна и Фуруи станет успехом для всех нас, однако не считай, что он станет победой, также как и их провал - поражением. Я видел как эта ошибка погубила Кадзуто, и многих до него, в том числе и многих моих товарищей. -
"Блаженные, отдавшие уже свой долг и свободные от клятв. Как жаль, что мне ещё не пришёл час воссоединиться с ними..."
С улицы доносится сквозь дождь строгий окрик Каюнсеры - стрелки Жуньё не получат передышки, как и их мишени.
- Как считает уважаемый совет: стоит ли попытка изловить Кэору-доно живьём усилий? -

Получатели: Тадаши Намино.

- Ух зажарю!
Ух зажгу!
Как щас чарами-то вдарю,
Никого не пощидю! -
Продолжил стихоплётство Марсий, делая пару причудливых жестов, видимо призванных показать, как именно он "никого не пощадит". И действительно, из направленного на одного из клювастых монстров пальца с треском вылетела пурпурная молния, явно призванная если не сжечь то хотя бы отвлечь от Шурата крюкастую тварь.
- Навались ребяты! Вон того - побитого добиваем! -
• • •
А Шурат тем временем гневно клацнул жвалами, и принялся ловить горе-абардажника клешнями. Громкое *клац-клац-клац* разнеслось по тоннелю, а за ним уже менее громкое *тык* - это скОркион пустил в ход свой здоровенный хвост. По хитиновому панцирю пробежала рябь серебристого света, залечивая раны и трещины.
• • •
Тулдр не стал кричать боевых кличей. Вместо этого гном что-то пробубнил над своим флаконом с песком, метнул какой-то комочек на пол пещеры, а в следующий миг тоннель озарил яркий взрыв сопровождаемый жутким грохотом. Видимо волшебник решил подсобить барду в исполнении обещаний "зажечь".

С секунду продавец расшифровывал Сергеев ломаный Инглиш, и сапоставлял расшифрованное с собственным вариантом.
- У нас такой нет. Но я знает один замечательный магазин, где точно есть. -
Назвав адрес (подозрительно близко разположенный адрес), грек не преминул уточнить, что мол магазин просто отличный, и что мол цены в нём ниже иного секондхенда, а качество как в профессиональном бутике. Правда-правда! Честно-честно!
Тем временем Света успела примерить предложенную одёжку. Глаз у того продавца явно намётан - угадал размер безошибочно. Розовое платьешко сидит как на заказ шито, и пайетки при каждом движении сверкают, словно малюсенькие драгоценные камешки. Общую картину портит только неприятное ощущение, возникающее от мысли что вот эта маленькая девочка с ребяческим платьешком в отражении это все та же Светлана, ещё утром красовавшаяся изящным зрелым телом.

- Был один петух дурён,
Ну такого выдал:
Из любых возможных жён
Удочку он выбрал! -
Продикламировал Марсий, с наглой ухмылкой глядя на врагов. Разумеется клювастые твари его понять не могли, зато товарищи вполне понятливые, а у некоторых даже чувство юмора есть.
- Что кудахчет и скребётся?
Эт' крюкастый ужас прётся!
Неуклюж он и уродлив
Вобщем всячески юродив!
От мучений их избавим,
После на обед зажарим! -
• • •
Прорычав что-то нечленораздельное но явно ругательное, Шурат спрыгнул с ящерицы, и ринулся вперёд, по дороге притерпивая любопытные метаморфозы. Из орочьих боков выдвинулись по паре дополнительных лап, а его собственные лапы истончились и заострились на концах. Филейная область друида обогатилась раздраженно подрагивающим хвостом с увесистым жалом, а ладони срослись в пару массивных клешней. В итоге до ямы добежал уже не орк, а массивный скорпион, сохранивший от прошлого обличия только злобные, сверкающие первобытной ненавистью ко всем подряд глаза.
• • •
Тулдр смерил крюкастых созданий оценивающим взгляд, затем одарил таким же союзников.
- С вероятностью 83% мы победим. -
Сухо заметил гном, делая магический пас за магическим пасом.
- Ewardulo veshentai. -
Завершив чародейскую формулу словами на родном гномьем, волшебник небрежно кинул заряженный колдовством обрубок щупальца, и с научным интересом пронаблюдал как от места попадания расползается чёрная слизь, а уже из слизи выскакивают хаотично дергающиеся тентакли.

В ту ночь Кохаль не спал. Он бесшумно собрал свои пожитки, и вышел под свет полной луны. Отойдя от караван-сарая на сотню шагов, ящер расстелил купленный ещё вечером ковёр, расставил всё необходимое и уселся сам, вперив взгляд янтарных очей в немигающие огоньки звёзд. Не отрывая глаз, он набил экзотическими травами и закурил ритуальную трубку. Три тотема окружали его треугольником, указующим в сторону замка. Кобольд взял кресало, искрой которого зажигал трубку, и запалил разложенный на глиняной тарелке мох. Он трижды ударил в барабан, и докинул в костёр апельсиновую корку. Пару минут он держал заячью ключицу над огнём, пока ее кончик не почернел. Затем, он достал из-за пояса глиняную табличку, и сравнил нарисованное на ней с тёмным небом над собой.
"Тсах'атшу сдвинулась к восходу. А Рна'да'дра напротив, перешёл ближе к Хвосту Великого Дракона. Воин сегодня яркий - к дождю."
Спроси его кто, Кохаль не смог бы сказать сколько он сидел попыхивая трубкой и соотнося свою карту с нарисованной на небосводе.
"Пора."
Решил холоднокровный, отняв табличку от глаз и затушив почти прогоревший мох. Никто не видел как и куда он ушёл. Ящер не оставил никаких следов. Быть может он нашёл таки своего бога, с громким "Ага!" вломившись в очередную залу. А может он погиб, и вознёсся к предкам на небеса, чтобы вести новые поколения кобольдов к той же судьбе. Так или иначе, Кохаль'ке Изгнанник никогда не вернулся больше ни в Замок, ни в Караван-сарай, а единственный кто может с уверенностью сказать, что видел его ещё хоть раз - владелец маленькой таверны в портовом городке.

"Чш-ш-шёртов криворукий орочий выблю-"
Ни завершить мысль, ни что-либо ещё сделать юань-ти не успел. Паладинский меч был быстр и беспощаден. Где-то там, по ту сторону безвольно опущенной черепушки ещё что-то теплилось, но даже самый оптимистичный толкователь сновидений не назвал бы это сознанием. Тусклыми, ленивыми всполохами в змеином мозгу возникали... Нет, не мысли, и даже не образы. Нечто более остаточное. Простое. Первородное. В основном это были просто эмоции, провоцируемые последними потугами организма хоть как-то сохранить статус "поправимо". В первую очередь конечно же был гнев - адреналин продолжал курсировать по венам змеелюда, пусть его сердце и замедляло ритм. Будь Сех в сознании, он нашёл бы своему гневу сотню и одно объяснение - предательство недавнего союзника, обидчивость и мстительность паладина, бесполезность соратников и спорный магический талант лейтенанта. Все эти причины были удобны и понятны, но если перелистнуть многотомный список, где-то на последних строчках найдутся пункты не столь приятные их автору, истекающему густой кровью на сгибаемой ветром траве.

- Эт правильно - Боги - они народ славный, почитать их ещё никому не повредило! -
Не обращаясь ни к кому в частности заявил полуэльф, выслушав теологические предпочтения спутников.
- Хельм, Сильванус, Бахамут... У меня ведь даже пара баллад о них имеется! -
На этих словах острое ухо говорливого барда как-то странно колыхнулось, словно богослова кто-то неучтиво одёрнул за него.
- Но о великом лжеце баллад больше! -
Понял намёк министрель, с неожиданно затравленным видом окидывая пещеру тревожным взглядом.
- Всем сладких снов, особенно караульным ха-ха-ха... -
• • •
- Ух ты! Следы! -
Марсий толи не выспался, толи скучал в дороге (а может и то и то), однако когда на пути обнаружились загадочные отпечатки, бард чуть не выпал из седла в попытке рассмотреть находку поближе.
- Интересно чьи это! Вряд ли тут птица какая проходила. -
Сам бард мало знал об обитателях подземья, но на всякий случай напряг свои три извилины - вдруг слыхал чего о каких-нибудь птиценогих чудищах.
- Что думаешь, Теренушка? Тыж тут вроде как местный, может видал такое? -

Пару секунд спасатель неприкрыто пялился посменно то на Сергея то на Свету, что-то явно прикидывая. Придя в итоге к какому-то внутреннему консенсусу, носатый одарил вас двоих лучезарной улыбкой и заявил на всё том же подобии английского:
- Я не полицейский, малышка, но от страшной птичка вас защищу, будь уверен. А кафе я знаю отличный. На улице Тимолеона Вассоса - это вон по той улице прямо до аптека и налево - отличный кафе. Очень вкусно мороженое и дешёвый вино и всегда можно найти интересная компания. Передавайте владелец что вас послал Атанас - получите хороший скидку. Приятный отпуск! -
После чего ещё раз улыбнулся, демонстрируя до неприятного белые зубы, и пошёл пружинистой походочкой дальше по пляжу, спугнув по дороге указанную Светланой чайку.

- Ты не умеешь драться! Грибы вообще двигаться не умеют! -
Продолжал увещивание великана кобольд, пытаясь паралельно избежать становления сине-красной лепёшкой.

- Да не боись, зелёный, ни барахло ни конечности твои нам без надобности. -
Полуэльф хищно оскалился, ставя правдивость своего утверждения под большой такой вопрос.
- Мы всего лишь зададим тебе парочку вопросов. В твоих же интересах на них ответить. -
Марсий спешился, глянул орку в глаза, и принялся щебетать так, как умеют только барды и воробьи:
- Кому вы тут служите? Нечасто встретишь разбойников в полной латной броне да при частоколе.
- У вас там, кажется, кто-то в клетке сидит. Эт кто, и чем этот бедолага заслужил такие комфортабельные хоромы?
- Ваш шаман прежде чем получить предупредительный выстрел в голову порывался достать вон из того сундучка какую-то вещичку. Магический артефакт? Горн - подмогу вызвать? Любимый плюшевый мишка? Что это?
- Вы тут поди долго сидите. Чего-нибудь интересного видели? Ну там свирфнеблинов, дуэргар каких-нибудь?
- Видишь вон там за деревьями куст изредка язык высовывает? Так вот это не куст! Это яздовая ящерка вроде вот этой, а едет на ней великий шаман Шурат Когтелом. Шурат Огнеубийца, Шурат Изгоняющий Эльфов! Шура короче. Он орк. Если хочешь, можешь с ним поболтать.

- Нет, ну ты слышала что сказал тот кельт?!
- Про птицу и стрелы? Ну дурачится, в любви признаётся, чего так...
- Да достали! Какому идиоту вообще пришло в голову, что бог любви должен выглядеть как крылатое дитя?! Это попросту глупо!
- Ну, ведёшь ты себя вполне соответственно. Он же вроде даже не упоминал...
- Да я его проклину! Да я... Да... Эм? Так, постой-постой, это что за мерцание такое? Помнится в прошлом тебе и пол минуты нужно не было, чтобы обратить целую армию в слюнявых несмышлёнышей, а тут с четырьмя девками едва справляешся?
- Как будто за столетия простоя можно подрастерять навык. Да и не местные они - к нашим силам устойчивые.
- Мда... Знаешь, мне вот всегда казалось отцовское вето глупым. В смысле... Разумеется нас не будут почитать, если мы перестанем о себе напоминать, так зачем...
- Говорил бы ты потише. Знаешь ведь, какой у твоего батюшки нрав. Ещё услышит кто-нибудь, и здравствуй Тартар и дедушка Кронос с его непристойными шуточками.
- О! Смотри-смотри! Вон та уже превратилась! И сходу в слёзы!
- Миленькая какая. Так и тянет приобнять да убаюкать...
- Вот все вы - девчёнки - такие. Лишь бы с кем понянькаться!
- Что, завидуешь?

Позволив Терену делать своё чёрное дело с последним (не) выжившим, Марсий подошёл к освобождённому из клетки дварфу и протянул тому руку.
- Здравствуйте! Я Марсий! А вас как звать? А за что вас в клетку посадили? А как давно? А чем вы до этого занимались? А теперь чем собираетесь заниматься? А с нами пойдёте? А почему у вас борода такая рыжая? А короля Баттхаммера знаете? А анекдот про трёх волшебников знаете? -
Как обычно засыпал собеседника вопросами бард. По дороге он продолжал донемать дварфа расспросами, словно хотел знать о нём решительно всё, и даже как-то не заметил, как место назначения было достигнуто.
- Здорово! У вас тут прям тайное убежище! Вы тут награбленное храните? Тайны обсуждаете? План мирового господства планируете? -
Перевёл он свою неистребимую любознательность на жентов.
- А в каких богов вы, ребята, верите? Нет, они конечно все отличные ребята, но вот предпочтения вы бы кому отдали? -

В ответ на слова главаря Марко искривил и без того не слишком прямое лицо ухмылкой, и хохотнув заметил.
- Вот это я понимаю настрой! Стоишь на коленях, безоружный, и на мушке у пары незнакомцев, и ещё и условия ставиш! Да, cabron, cojones у тебя точно есть. -
Испанец вновь поискал в кармане сигары, словно за прошедшие с последней попытки полтора часа что-то поменялось.
- Правда о дружках твоих того же сказать нельзя. Раз уж взялись торговаться вот тебе контр-предложение: ты ответиш нам на парочку вопросов, а дальше каждому в этой пародии на шайку выбор из двух вариантов. Вариант первый: покаятся мне и Господу во всех грехах, принести клятву на одной волшебной книжечке больше так не делать и если мне понравиться как везучий joto это сделает я позволю эму унести отсюда свою choca в относительной целости и сомнительной сохранности. -
Свободной десницей бывший бандит достал из нагрудного кармана томик библии на котором уже клялся сегодня Томас. Продемонстрировав писание пленникам испанец вернул книжецу на место и вернул руку на рукоять револьвера.
- Альтернативная опция для особых ценителей и pajero которые perdiste первый вариант: благородно сдохнуть в ближайшем городке на виселице, и возможно даже отправиться в рай ибо я так уж сложилось священник, и всем желающим дам бесплатное прощение грехов. -
С лёгкой тенью разочарования на лице падре достал левую кисть из одежды, и щелчком вернул на место попытавшуюся было сползти шляпу.
- Не ответишь на вопросы, и первого варианта ни для тебя ни для них не станет. Comprensiblemente? Objeciones? Señor квашеная капуста? -
Последнее было обращено не к бандитам - к Джеку, называть которого по имени, видимо, было выше норм испанского этикета.

Рука его медленно поползла по плоскому животику вверх, к манящим вершинам.
А манящие вершины, в свою очередь, "поползли" к ладони Сергея, по дороге становясь всё менее "вершинами" и всё более "холмиками". Видимо вино и впрямь оказалось с подвохом - прямо на глазах севернодвинца его подруга стала уменьшаться, с каждым ударом сердца приближаясь к мягкому греческому песочку. Но если бы дело было только в росте! Прекрасные черты Светланиного личика стали скругляться, делаясь всё менее выраженными - более детскими. Груди, ещё мгновения назад призывно возвышавшиеся над всем остальным стремительно "сдулись", оставляя Свету плоской как доска. Стройное, зрелое тело усохло и заплыло детским жирком, делая юристку абсолютно не сексуальной, зато весьма и весьма миленькой.
В прочем грешить на вино не стоит - сама Света, от алкоголя отказавшаяся, тоже получила долю галлюцинаций. С её точки зрения всё вокруг, и в первую очередь Сергей, стало стремительно увеличиваться, расти во все стороны, достигая каких-то жутких размеров. Да ведь по сравнению с таким Сергеем, она - Света - просто маленькая девочка, которой уже пора бы в кроватку, чтобы поутру быть готовой в свой первый класс. И не важно что ей двадцать шесть и она в отпуске. Почему-то стало как-то очень неуютно от того, что этот "дядя" видит её голой. И не важно что этот дядя - её, Светин, парень, который её голой не только видел.
И вот на этот раз моргай не моргай, иллюзии не исчезают. Напротив, кажутся всё более реальными, да и на ощупь (руку Сергей убрать не успел) всё именно так, как кажется.

Уже в дверях Хью объяснил кинувшемуся было за ним Кохалю, что с долей от последнего похода ему наконец-то хватает на тот самый трактир о котором пират грезил уже давно. Со смесью радости за друга и печали от расставания, ящер вернулся за скамью по дороге потребовав у какого-то гурула принести воды. Вернулся Кохаль как раз вовремя - его уже разыскивал тот дварф с которым Хью говорил об Ижабель. Несколько стаканов воды и звонких предложений спустя кобольд с гномом покинули караван-сарай, двинувшись к замку.
- Судьба это ручей, чьё русло мы копаем сами под ударами плетей событий. -
Глубокомысленно ответил на слова эльфа у самых ворот ящер.
- А единственное "равное" право которое я знаю - право сильного. Если хочешь чего-то добиться - нужно или самому быть мудрым вождём, или служить какому-то мудрому вождю. Вот это - Асб'ёрн Тёмный Пепел. Я служу ему как вождю. Или служи как я, или оспаривай право Асба быть вождём. -

Тем временем приносят заказанные яства. Тут тебе и тот самый дзадзики со стопочкой лепёшек, и приготовленные на гриле морковь с оливками, болгарским перцем и лиловыми баклажанами, и полная тарелка пурпуных осьминожьих щупалец, густо политых ароматной подливкой. Это для Джен. Перед Рене же встают как галеры перед Троей: расписная мисочка оливок, ароматный козий сыр, и симпатичного вида печёный лещ, взирающий на девушек скорбным запёкшимся глазом. В довершение банкета на стол ставятся изящные глиняные чаши с белым вином. Поставив блюда на стол (и как он только все это дотащил?) официант желает вам приятного аппетита на ломаном английском, и выжидательно улыбается - вдруг ещё чего закажете?
Однако с красотой Рене не сравняться все лещи Греции, и Джен подмечает, что после предложения проехаться по окрестностям с этой красотой что-то стало... Нет, словосочетание "не так" тут не подходит - с Рене всё всегда "так", и иначе быть не может - но как-то... Как-то по другому "так". Чем дольше дизайнер приглядывается к своей подруге, тем младше та ей кажется. Когда они только зашли в кафе, француженка выглядела чуть моложе своих двадцати четырёх, однако глядя на неё сейчас Дженнифер не назвала бы писательницу и старшеклассницой. "Девочка" вспыхивает в голове определение. Маленькая девочка. Третьеклашка или около того. Однако стоит моргнуть, и видение пропадает, расплывшись причудливым воспоминанием - вот она, всё та же Рене, прекрасная и вполне взрослая, сидит напротив, и моложе явно не становится.
Рене, со своей стороны, испытывает ровно противоположный эффект - намакияженная Джен, ещё минуту назад казавшаяся почти сверстницей, теперь выглядит скорее как старшая сестра. Заметно "старшая". Скорее даже не сестра, а тётушка. Кажется увидь их вместе люди, посчитали бы, что пару часов тому брюнетка забрала Рене из школы. Но опять же, всего одно движением век, и иллюзия спадает - Джен не кажется старше, а у самой француженки исчезает желание назвать подругу "тётя Чен".

- П-постой, Ха'Хью! -
Кохаль поднялся со скамьи, и чуть не рухнул обратно. Причина его молчания выявилась сразу - дабы почтить память Реми, кобольд добыл таки вчера то самое тёмное толстошлемное, в сочетании с экзотическими гурульскими кушаниями знатно ударившее в непривычную к подобному дикарскую голову, оставив на утро первое в его, Кохаля, жизни, похмелье. Прокашлявшись и встав плюс-минус устойчиво, ящер двинулся в след за пиратом, периодически потирая голову чешуйчатой лапой.
- Может это дух той лягушки - Ижа'ба'эль - нас преследует и приносит невезение? Так или иначе, поменять название нам и правда... Хрм... Нам и правда не помешает. -

Ангелы запели. Небесные врата отворились, и армия шестикрылых серафимов устремилась на грешную землю, сражая неверных и богохульников пламенеющими клинками, горящими углями испепеляя в них ересь. Натаниэль видел их, и немигающие их очи взирали на него. Вестники господни были таковы, какими их описал пророк Иоанн - холодные и прекрасные, лишённые ненужных эмоций, освобождённые от бремени воли, идеальное оружие в длани Господней. Итальянец слышал их небесную песнь, и они слышали его предсмертный хрип. Крестоносец стинал, моля, требуя от своей иссохшей глотки церковных напевов, старательно выводя слова покаянного псалма.
- Magna culpa... Nostra poena... Danda nobis... Usque... Ad Finem... Erit... Dierum! -
- Ad finem temporum! -
Отозвался небесный хор, вставая сияющим кольцом вокруг поля брани, словно нимб над окровавленным ликом мученика. Гарро видел, на кого указали остриями мечей ангелы. Он знал, что этот человек должен умереть. Его грешный дух обязан отправиться в преисподнюю. Того желает Господь. Deus vult.

- Долго же ты тогу накидываешь.
- Ну извини, пыталась не разбудить "любимого муженька", эриния его побери. Ну, показывай, каких смертных ты удумал испытать?
- Вон, смотри: те вот, из Сереса приплыли, на рыб любуются.
- Во-первых сейчас это место называется Китай, а во-вторых они из Японии.
- Да неважно! Все равно ж узкоглазые и говорят забавно. Ещё вон те, северяне, купаться удумали.
- Русские.
- Во-во, Урусы эти. Те вот, в корч- в кафе сидят.
- Лесбиянки, как мило.
- Чего? Сестра, о чём ты? Они же даже не гречанки, как они могут быть с Лесбоса?
- Потому объясню. Ещё кто-нибудь?
- Вон те, кельт и его рыженькая подружка.
- А что, соотечественники тебе уже надоели?
- Ха-ха-ха! Хорошая шутка. Конечно же нет. Просто этих никто не хватиться.
- Ну-ну. Что, сейчас колдовать?

- Как жаль. Я-то уже понадеялся на тёплый приём. -
Слово "тёплый" полуэльф выделил, подмигнув близстоящему орку в латах, и стукнув пару нот на барабане. В тот же миг броня орка раскалилась до красна, отражаясь в глазах барда азорными огоньками.
- Слышь, Роугантушка? А я рассказывал анекдот про орка и ворона? -
Как ни в чём не бывало осведомился жрец у рыцаря, повернув к тому голову.
- Заходит значит как-то в бар орк, а на плече у него ворон. Бармен присвистывает и спрашивает: "Симпатичная зверушка. Где достал?" "В пещере" овечает ворон! -
Бард залился звонким смехом, пока в дюжине футов от него невезучий зеленокожий корчился, запекаясь в собственной броне.

Через богряную пелену проступали ещё мутные образы. Автоматические системы шлема визжали и мерцали, предупреждая об отказе органов и внутренних систем брони, но карфагенцу это было уже неважно. Он силился поднять руку, сжать курок верного "Сатурна", и одарить предателей последним, предсмертным градом пуль. Но он не мог. Пробитое на вылет плечо и разодранное в клочья запястье не слушались солдата. Лишь потрескашиеся губы продолжали бубнить в безответный эфир связи. В последние мгновения жизни, Гилас зачитывал стих, выученный ещё в детстве, повторяя его вновь и вновь как молитву.
"Простите нас, отец и брат.
Грехи наши теперь не смыть.
За вас умрём, и отправляясь в ад,
Попросим лишь одно - простить..."
Четверостишие было нескладное, а язык карфагенца едва варочался, однако клон действительно верил в то, что говорил, и успел лишь улыбнуться своему стишку, прежде чем свинцовый шквал окончил его служение Сверхземле.

Городок Людарим на берегу чёрного моря принял "отмороженных северян" радушно. Вместо хлеба с солью здесь принято подносить печёную рыбёшку с оливками, однако суть та же. Из-за того какой процент доходов здешнего населения приходит из карманов разнообразных туристов, аборигены выработали очень хорошие манеры и патологическую услужливость.
Насколько дружелюбны местные люди, столь же добра к приезжим и природа. С некоторых скал открывается прекрасный вид на тёплое море, достаточно лишь отодвинуть ветви очередного оливкового деревца. А местные пляжи так и вовсе заглядение - ухоженные, чистые, все в двадцати минутах ходьбы до хотя бы одной гостиницы. Вот на одном таком пляжике и разместились с уютным пледом и бутылочкой красного Сергей и Светлана. Негромко шумит прибой, покрикивают укладывающиеся спать чайки. Кроме вас на пляже особо никого нет - так, изредка проходит бородатый спасатель, изо всех делая вид что его тут нет. Все прямо дышит умиротворением и благостью.

- День добрый, дядюшки орочки. -
Поприветствовал гарнизон бард, улыбаясь.
- Мы - бродячий цирк Дю'Брасселей, мы пришли устроить у вас в лагере представление для поднятия боевого духа солдат. -
Защебетал полуэльф, обводя товарищей ладонью.
- Я музыкант и певец. Вот это наш главный распорядитель, он показывает фокусы. А это вот небывалое чудо-юдо - паладин умеющий считать и знающий алфавит, он талисман нашей труппы. Мы покажем вам представление о том, какие эльфы сволочи, и как красивые и сильные орки свежуют их живьём. -
"Выманить бы зеленокожих из лагеря. Неудобно сражаться с тем, кого отделяет от тебя частокол."

- Ты наверно как те рыбы - умер, а сам не понял, не поверил. -
Глубокомысленно заметил Кохаль, почесав в чешуйчатом затылке.
- Слушай, а если ты уже того, может сходишь, заберешь ту штуку с пирамиды, и в мешок её? Тебе то оно уже не навредит, ты ж мёртвый. -
Кажется причудливое состояние соратника ни капельки не тревожило кобольда. Ну умер, с кем не бывает.

По временному пристанищу двигалось то, что окружающие назвали бы цирком, если бы до изобретения такового не было ещё несколько миллионов лет. Сгорбленный человечек с черепом какого-то отдалённого предка козы на голове неуклюже ковылял по лагерю, явно с кем-то разговаривая, причём этого кого-то видел и слышал исключительно он.
- Жо-Жо знай, что твоя хоти тотем. Тотем - хорошо, но в тотем не можно спать, и в тотем не можно храни жратва. Поэтому мы делай шалаш, потом делай тотем. Жо-Жо не знай, что такой "таградит", но Жо-Жо обидно, что голос-в-башка называй Жо-Жо "трагагит". Голос-в-башка не обижайся на Жо-Жо! Это Жо-Жо обижайся на голос-в-башка! -
Придя к такому умозаключению (если у этого чудика вообще есть ум, чтобы им что-то заключать), горбун резво поскакал куда-то в направлении леса. Там, козерогий неандерталец набрал столько ягод, орехов и грибов, что у нести их все в руках стало чертовски неудобно. Где-то на третьем ягодном кусте (хотя до трёх он считать не умел) Жо-Жо снова принялся разговаривать со своим воображаемым товарищем.
- Голос-в-башка же говори, что обиделся, и теперь говорить не будет? Жо-Жо не глупый, это голос-в-башка глупый! Какой совет может давать глупый голос-в-башка умный Жо-Жо? Зачем снимай мёртвый башка? А! Мёртвый башка снимай, глаза затыкай большой гриб, и можно не носи жратва в рука, а носи жратва в мёртвый башка! Голос-в-башка не глупый, голос-в-башка умный! Спасиба, голос-в-башка. Да, Жо-Жо построит для голос-в-башка тотем. Потом. Наверное... -
Вернувшись в лагерь, черепоголовый рассказал остальным о своём открытии, и предложил всем носить с собой черепа, чтобы легче было собирать пищу.

- Эй, сестрица, ты не спишь?
- Теперь нет. Чего тебе, Эрот?
- Мне тут идейка одна пришла, и нужна твоя помощь в её реализации.
- А до утра подождать никак?
- Нет-нет, к утру они уже закончат.
- Они?
- Смертные. Вон, видишь огоньки города? В тавернах, в парках, в театрах с бегущими картинками...
- Это называется кинотеатр. Мог бы за два века и выучить.
- Да как бы их там не звали! Суть в том, что прямо сейчас, пока мы говорим, во всех этих местах смертные устраивают свидания.
- Если это предложение, я отказываюсь. Мне хватает этого похотливого дурня Геракла, не к ночи будь помянут.
- Да нет, я не про то! Я хотел сказать, что очень многие из этих смертных лишь притворяются что любят друг друга. Иногда даже не сознательно!
- Ну а я то тут причём?
- Если ты перестанешь меня перебивать я смогу объяснить. Мне всегда хотелось проверить, кто да кого по настоящему, искренне любит.
- Поэтому ты разбудил богиню молодости посреди ночи?
- Вот именно!
- Не поняла?
- Верни их "вторых половинок" в детство прямо у них на глазах! Пусть покажут, что любят не за тело или имущество, а за характер.
- Амур, это очень глупая затея, и когда остальные узнают, тебе, скорее всего, влетит не по детски.
- Это "да"?
- Разумеется.

Но на миг кажется, что небеса смилостивились над грешным прокажённым, даровав ему столь желанную смерть. Вот сладострастный поцелуй кинжала словно нежная рука самого Змия оглаживает кожу под доспехом, умерчвляя покойника. Вот яд разливается по венам словно вино по глотке. Настал час проститься с бренной землёй, дать мёртвому телу упасть и не встать более.
- Спасибо... Тебе... Господи! -
Лепечут губы крестоносца. Он позволяет усталым векам опуститься словно крышке гроба - взирать ему более неначто. Но... Где же небеса? Где архангелы у врат? Неужто ль грехи его не были прощены, и путь его теперь в гиену огненную? Нет. Всё во много крат страшнее. Яд не убил его. Гашишин провалился в своём стремлении. И ярость вскипает в гнилом теле крестоносца. Да как он посмел?! Его рука должна была даровать сладкий покой смерти, но в замен одарила прокажённого лишь... Лишь... Надеждой! Укол клинка вернул то, от чего божий солдат отрекался и зарекался как от страшнейшего греха. Надежда. Этот яд не чета сарацинскому, ибо он губит не единажды, но многократно приносит рваные раны на сердце и разум. Она дурманит страшнее любого вина, и на неё словно на запретный плод польстился лазарит, за что и был покаран. Даже если Господь отпустит ему все грехи, сам Натаниель этот грех не простит. Он оборачивается, глядя мёртвыми очами из под шлема.
- Как посмел? -
Вопрошает итальянец хриплым стоном, отравленный клинок по прежнему в его плоти.
- Как посмел ты ударить, коль не в силах убить?! -
И в ярости крестоносец рубит, вновь отрекаясь от надежды, раненный её обманчивым сиянием. Пусть теперь боевой топор рассудит, были ли надежды оправданы.

- ФОТ АНИ! -
Победно ткнул в смотровое оконце Манфрид.
- ТИПЕРЬ УНТИРЮДИШКИ ПАЗНАЮТ ФСЮ МОСЧ НИПАБИДИМАВА ЛЮФТ-ВААГХФЕ! ЗОГ ПАЙЛ! -
Очередной размашистый жест и стекло, не выдерживая рвения орк-ийца, разбивается.
- НАЙН! НИХТ ЛАМАЙТСЯ ПАКА МЫ НИ ПРИЛИТЕЙТ! -
Выговаривает самолёту пилот, закрывая пробоину верищащим гретчином.
- ФОТ, ТАК ЖИ НАМНОГА ЛУЧШИ! А ТЫ НИ СМЕЙТ ВЫВАЛИВАЙТСЯ, ИЛИ МИГОМ ПОЛЕТИЙШ В ГАЗЕНКАМИРА! -

Азир не привык говорить о себе, и очень стеснялся, что увеличило интервал между репликами ещё сильнее, превращая речь юноши в подобие шарады, которую было бы быстрее угадать чем выслушать.
- Я плохо... Знаю общий... Язык... А потому... Могу обидеть... Сам того... Не поняв... -
Щеки юноши приобрели оттенок спелой сливы - дроу "покраснел".
- Также... Я не привык... Доверять другим... И... Строго говоря... Слабо... Характер... Ен... -
К концу речи чародей окончательно смялся, и теперь виновато сверлил взглядом пол.
"Какой же я трус! Они наверняка уже хотят выгнать меня из команды... Кто захочет чтобы такое ничтожество путалось под ногами? О, Богиня, даруй мне легкую смерть! Ну-ну, мальчик мой, ты перегибаешь. Ты ведь ловкий малый, и не глупый при том, ну и что что языка не знаешь? Многие твои сородичи вообще говорить не стали бы! Считаешь? Уверен!"
Получив ободряющие слова, эльф закончил мысль почти без заминок.
- Я не уверен... Чем обидел господина... Аарона, но надеюсь... Мы сможем... Зарыть топор войны? -
"Сакхра, что это за бред? Какой ещё топор? На общем это значит "замять конфликт". Да?! Клянусь сетями Лолс, поверхностники слишком много ходят под солнцом, это вредно для головы..."

Отворяются древние врата, впускавшие в величественный зал не одного императора. Входят словно войска во вражеский строй трое: раненный Тадаши опираясь на копьё, усталый после дня в седле Хидари, и Шёго. Последний не истекает кровью и не валится с ног - вышагивает чинно, держа под мышкой шлем. Триада проходит среди разномастной знати, слыша громкие похвалы и тихие упрёки. Их зовут героями, спасителями, храбрецами, глупцами, неумёхами, предателями. Но сами они не считают себя ни теми ни другими. Для себя и друг для дружки, они - лишь солдаты, исполнявшие приказ. На их руках кровь врага и друга, и равно они уважают силу недруга и доблесть товарища. Им дадут награды. Их имена впишут в летописи. Но со временем даже они поймут, что предпочли бы биться на другой стороне. Снять с себя тяжкую ношу, ринуться с крестьянами в едином порыве в бой, и принести конец бесчинству власть имущих. Время подобно ручью, и разольётся для трёх командиров на три протока.
Один продолжит нести тяжкую ношу клятвы, и биться не по зову сердца, но приказа. Он будет крепко сжимать своё копьё, уперев его в родную землю. В ней же обретёт покой.
Один уйдёт нарушив клятву, примкнув к тому с кем бился на кровавой равнине. Там, высоко в горах, под самыми небесами, конник обретёт покой.
А третий снимет тяжкий генеральский шлем, и встанет где-то на границе двух сторон найдя баланс, и увидит ещё как падёт всё то, чему он клялся, и как возвыситься нечто новое. Его покой ждёт среди людей.
И многие другие уподобяться им, и постараются вписать их имена в новую летопись. Грядут перемены, и три генерала ещё сыграют в них свою роль.

Кохаль успел привязаться к старому пирату, а потому вздохнув поглубже и задержав дыхание ринулся тому на помощь, коля многолапое создание трезубцем.

- Воистину этот Тобимото страшен... Но страх - оружие о двух клинках, и ещё вопрос, кто порежется о него сильнее. -
Военачальник утирает лоб тряпицей, и всмотревшись в неё видит вышитый красной нитью лотос. Он окидывает взглядом поле брани. Кровь на знаменах, кровь на земле, кровь на руках, кровь в воздухе, кровь, кровь, кровь. Клятва верности диктует ему нести кровавый лотос, желает он того или нет. На него возложен великий долг, и Шёго выполнит его, сколь бы тот не был жесток.

Получатели:

- Вот видите! Я же говорил что вы мертвы, а вы не верили!-
Когда мертвецы скребут по твоей броне когтями это одно, но когда они умудряются отломить кусок от кирасы, тут уже можно и заволноваться. А что кобольды делают, когда волнуются?

- ПОНИЛ ФАС, МОЙ ФЮРИР! -
Очередной удар распрямленной руки о лобовуху, казалось, только ускорил причудливый самолёт.
- УНТИРЮДИШКИ БУДУТ ПАСТУКАНЫ ВА СЛАВУ ЗИЛИНАКОЖАЙ РАССЫ! ЗОГ ПАЙЛ! -

Кохаль, отхлебнувший таки причудливого пойла (о чем сразу пожалел, так как опыта распития спиртного почти не имел, и тут же закашлялся), глянул на своих компаньонов философским взглядом, и сказал:
- А зачем ты просиш золото, Ижа'ба'эль Меткая? Ха'Хью оно нужно, чтобы пройти свой человеческий путь к счастью. А тебе? -

- Напролом! -
Завирищал кобольд, отвечая на алебарды "стражников" своим трезубцем. Ящер сражался с исступлением зверя, спасающегося от извергающегося вулкана.

- Можешь бежать, bambino, я не держу. Но знай - пустыня проглотит тебя как голодный койот, с золотом или без него. Одумайся пока есть шанс. Так или иначе, твоего права на содержимое этого саквояжа я не оспариваю. Просто даю совет как пастырь блуждающему. Да, я убийца и вор, и что теперь? Всё величие Господа в его милости. Покайся и будешь прощен. Я каюсь. И ты каешся. Но я же не бегу на встречу смерти от жажды, так зачем тебе? -
Падре сунул руку в карман, и поискал там сигару, с разочарованием отмечая, что с прошлой недели их там не прибавилось - как не было так и нет.

- Ой-ой-ой! Не бейте, дядь ящур! -
Взмолился Марсий, останавливаясь и поднимая руки так, чтобы мечник их видел.
- Мы простые путники, держим путь в Гонтлгрим! Меня Марсий величают, его Терен, а этого зелёного Шурат. -
Принялся тараторить бард,
- А ещё угадай, дяденька, чем отличаются дворфские поминки, от дворфской свадьбы?-
Момлин дал ящеру пару секунд подумать, прищурил один глаз, закусил губу, и делая ударение на звук "р" произнёс:
- На одного пьяного дворфа меньше! -

- Гутен так, славный житель Империум! На ваш голо-планшет шоу "Имперский Кухня" унд его расходуемый ведущий Р4-М3И! Сефотня мы показайт вам как готовийт Армагеддонский грибной зупен. Шаген перфый: убийт грибы. *чавкающие звуки и затихающие крики ВААГХ*. Мы рекомендовайт использовайт стандартный пиломеч, но если его нихт под рука, можно использовайт любой другой рубящий инструментунг, например ваш верный саперный лопатка. Быйт осторожен не порезайтся: при долгий хранение гриб можейт успевайт делайт себе чоппа или шута. Шаген фторой: измельчайт грибы. Если фы все делайт правильно на шаген первый, это нихт занимайт много время. На этот стадия мы рекомедовайт ставийт кострюля на огонь, и когда вода закипейт можно добавляйт гриб. Затем добавляйт щепотка песок, капелька машинный масло, унд измельчённый перекати поле по вкус. Для полный соответствие рецепт, варийт рекомендуется в стандартный флак каска Армагеддонский полк гвардия. Держайт на медленный огонь пол часа, и традиционный блюдо промышленный мир готофо. Достоферно известно, что сам герой Империум комиссар Йарикк обожайт этот блюдо, и считайтся лючший в его приготовление. Стоийт также отмечайт, что магос биологис расходийтся во мнения, можно ли считайт данный рецепт вегетарианский. Тем не мений, данный блюдо ист очень популярен среди гвардеец и рабочий с Армагеддон, а также входийт в блюда подаваемый на церемониальный пир космодесантник из орден "Пожирайтелей Плоть". Приятный аппетитунг, Империум! Канал "Империум айнс" не нести ответственность за любой травма полученный при готовка или потребление дас блюдо. -

Получатели:

- Ох, надо же... -
Задумчиво почесал подбородок Перци, ощущая измения в своих чарах.
- Ну, это, не хварай! -
Хлопнул он Говандшу по боку (до спину не дотягивался), и поспешил по верёвке к товарищам.

"Ой, это он сейчас на меня указал? Точно на меня! О, богиня, почему на меня?! Спокойно, Азир. Тебе ведь нужна команда для испытания, вот тебе и сотоварищи подобрались. Н-но они все такие большие, такие сильные! Вот этот зелёный с рогами, например! Он же меня за разом на пополам перекусит! Не бойся, мальчик мой, чары не позволят никому тебе навредить, помнишь? Да... Да, ты прав... Надо, наверное, представиться? И их имена спросить, заодно. Вот с ними точно надо на общем. Стой!"
- Я - лорд Азир. Имена назвали, неженки. -
Хрипло (должно быть в горле пересохло) потребовал дроу у внезапных сокомандников.
"*Меня зовут Азир, господин. Назовитесь пожалуйста, джентльмены* Разве не так?"

Кохаль влетел в караван-сарай с громким "Ага!". Он орал так всегда, когда Предки приводили его к закрытым помещениям, на случай, если великий Куи'ла спрятался именно здесь. На этот раз кобольду не повезло, и драконов в шатре не оказалось. В прочем Кохаля это ни капельки не разочаровало. Вскорабкавшись на один из немногих свободных столиков, ящер приложил лапки к пасти и закричал что есть мочи:
- Эй, вы! Здесь не пролетал пернатый дракон? Лет эдак сто назад? Величественный такой, в золотой короне? Не видели, нет? -

Падре недолгое время молчал, обдумывая услышанное, а затем произнёс:
- Я спрошу у тебя три вопроса, и дам один ответ. Ты раскаиваешся в том, что содеял? Ты хочешь начать жизнь с чистого листа, и стать порядочным, честным человеком? Если бы мог, оставил бы ты тех людей в живых? Если ответ на все три этих вопроса - да, тогда властью, данною мне я прощаю тебе прегрешения твои, и молю господа нашего поступить также. А что до мирских дел... Коль знаешь, что придут - готовься. Выучись стрелять, заведи собаку. Не придут? Ну и славно! Но если сунутся... -
Посреди фразы испанца прервал крик. Рука моментально легла на рукоять револьвера. Священник выпрямился.
- Иди, мальчик, завтра мы закончим наш разговор... -
Проповедник настороженно выслушает немца, и согласиться затушить костёр.

Азир пришёл не первым и не последним, но точно в срок, потому что пунктуальность это очень важно.
"Ой... Сколько народу... И все такие Разные, и интересные... Надо сесть подальше от окон... И от других-"
На пол мысли дроу отвлёк эльф, заметив подземника доставший меч, и принявший боевую стойку. Азир, повинуясь собственным рефлексам, выработанным за последние три месяца знакомства с Сакхрой коснулся фонаря, висящего на поясе, и пролепетал, готовясь к болезненному удару:
- Нумебле спатру! -
Одежда дроу стала угловатой и приобрела отблеск, как будто эльф надел мокрое бельё, задубевшее на морозе. Произнося чары, юноша прищурился, и смерил "дуэлянта" оценивающим взглядом. Кому-то это могло показаться демонстрацией презрения или самодовольства, но на деле жителя подземелий просто слепил свет из окна, а взгляд был призван определить, с какой стороны собирается бить потенциальный противник. Использование Его чар, разумеется, не могло ускользнуть от джинна, и тот не примянул вновь вторгнуться в мысли начавшего паниковать дроу.
"*Зевок* Что тут у тебя? Какой кошмар, какой кошмар! Только-только поступил, и уже нарвался на какого-то забияку! Успокойся, Азир. Помни - я с тобой, и моя магия не позволит никому тебе навредить. Ты прав, ты прав... Надо... Надо попросить его не трогать меня. Мы ведь оба разумные существа, мы можем решить все мирно! Но... Я не знаю здешнего диалекта эльфийского, и не хотел бы случайно его оскорбить, а на подземнообщем он вряд ли поймёт... Так, как там на общем будет "не трогайте меня, пожалуйста"?.."
- Не смей прикасаться ко мне. -
"Не так! Ой..."
К этому моменту глаза колдуна превратились в голубоватые щелочки от все того же солнца, а правая рука легла под левое ребро, к ножнам с ножами.
"Вот чёрт, вот чёрт, вот чёрт!.. Успокойся, успокойся! Просто уйди, и займи парту."
Не оборачиваясь к мечнику спиной, дроу попятился к задним рядам, где быстренько уместился на отдалённом от окон месте.

- Верь во что хочешь. -
Пожал плечами Готрек, отвечая воину, пока отряд шёл по улицам мертвого города.
"А ведь он прав. Он-то всего лишь солдат. Это я капитан - вина моя, не его. Как знать, может это из-за моего недосмотра он погиб... Ладно, все равно нет смысла просить прощения - от мертвеца его не получишь."
- Прорываемся в дом, вы со жрецом первые, за вами колдун. -
Дварф всмотрелся в изуродованные тела, движимые в жестокой пародии жизнь.
- Вот этот с копьём - приоритетная цель для атак. -
"Иронично, что эти твари будут драться с большей яростью, если у них осталась хоть толика воспоминаний. Ведь это из-за нас они были прокляты..."

По немногим уцелевшим каналам связи, установленным между Альянсом и Швабией, впервые с момента запуска ядерных боеголовок зазвучала речь.
- Это последнее послание гордого Альянса, уничтоженного низменным предательство. Если ты слышишь это, Суперсолдат 221, то знай: возможно, ты выиграл, нанеся своим союзникам удар в спину. Возможно ты горд собой, и пожинаешь плоды своей хитрости. Пройдёт время, и о войне начнут забывать. Но о предательстве не забудут. Ты не забудешь. Вина будет висеть над всей новой Швабией, и однажды в учебниках истории напишут о тебе, и поверь мне, тебе не понравиться написанное. А может тебе сойдёт все с рук, и тебя будут назвать гениальным стратегом, а не низменным предателем. В любом случае, я уже буду мёртв. Я буду ждать тебя там, куда бы ты не отправил наш союз, вместе со своей честью. -
Раздался пистолетный выстрел, и эфир умолк.

Печально известная "Чёрная эскадрилья" или "Эпилархия мавра", в составе первой авиагруппы АДБП совершала налет на Скандинавию. "Чёрной" её прозвали из-за характерных полос, наносимых пилотами на носовую часть своих самолётов. Некоторые сравнивали эти "ленты" с таковыми, традиционно надеваемыми на похороны. Руководить операцией была поставлена отставной майор ВВС Германии Татьяна Дэгуречаф, за глаза называемая не иначе как "Ночная Ведьма". Примечателен стал случай, когда во время бомбёжки группу атаковала формация скандинавских истребителей. Атака была отбита, но несколько пилотов успели покинуть подбитые машины. "Ян бибеян" - болгарский истребитель сопровождения - не прекратил огонь, сбивая троих парашутистов. По окончанию операции, экипаж "Бибеян"а юыл показательно расстрелян на глазах всей эскадрильи. Как прокомментировала этот поступок майор Дэгуречаф:
- Война и без того жестокое, и безобразное явление. Мы не можем позволить, чтобы те немногие законы, что поддерживают в солдатах человечность поперались. Каждый, кто нарушит Кодекс Небес, или Женевскую Конвенцию будет считаться предателем. Если уж проливать кровь, то делать это с честью! -

На суде, Марсий занял место около своего чешуйчатого коллеги, и поддерживал его смешки собственными, чуть более писклявыми и громкими. А ещё он вертелся. Умудряясь занимать не многим больше места, чем просто сидя, полуэльф каждые шесть секунд указывал на дварфа-перевертыша, выбирая для этого самые неудобные позы, и что-то бормоча под нос. Что именно бард шептал окружающим разобрать не удавалось, но вот в голове культиста слова отдавались громко и чётко.
"Они все знают, Доминик. Тебе не убежать, Доминик. Они поймают тебя, Доминик. Они убьют тебя, Доминик. И твои хозяева не спасут тебя, Доминик. Но они забирут твою душу, Доминик. Они будут пытать твою душу, Доминик. Потому что они никогда не любили тебя, Доминик. Никто никогда не любил тебя, Доминик. Никто не будет плакать, когда ты умрёшь, Доминик. А умрёшь ты скоро, Доминик. Они заносят мечи, Доминик. Они натягивают тетивы, Доминик. И тебе не сбежать, Доминик..."
Самой смешной частью этого розыгрыша Марсий считал то, что перевертыша не звали Доминик.
• • •
С Даврой Марсий открыто пытался толи флиртовать, толи просто угодничать, вплоть до того момента, как один из более здравомыслящих коллег не оттянул барда от жентаримки за ухо.
• • •
К лорду Стрейлу полуэльф не выказывал никакого почтения. Напротив, всячески демонстрировал пренебрежение, и даже рожи из-за спины корчил. Если бы опять не вмешались другие приключенцы, не видать их отряду поддержки паладинов. Над уже выделенными в помощь приключенцам ветеранами жрец все так же подтрунивал, то перекрашивая их броню в розовый, то создавая на лбах неприличные надписи, а пару раз даже заставлял впечататься в стенку, создавая иллюзию прохода.
• • •
В сокровищнице бард долго копался, найдя в итоге весьма недурственный плащ цвета стали, с изображением щита. Пробурчав что-то вроде:
- Ваша воля - закон, о прекраснейший... -
Полуэльф поводил над плащем руками, заставив зачарованную ткань сменить цвет и геральдику. Теперь плащ был едкого лилового оттенка, а щит, пусть и не сменил расцветки, не обогатился рисунком фиолетового (в тон остальному плащу) солнца, с черепом посередине.
• • •
В последний день пребывания в Гонтлгримме, Момлин подсуетился, поговорил со знакомыми знакомых знакомых, и закатил в крупнейшей и известнейшей таверне города концерт. Как настоящий товарищ, Марсий и Дорна пригласил поучаствовать, а остальных послушать. Среди прочих хитов, исполненных в тот вечер, были: неустаревающая "Ты зол?"*, недавно набравшая популярность "Андердарк"*, и обажаемая широкой публикой "Моё сердце в огне"*. Особый фурор произвели два фактора: все песни были исполнены на нижнеобщем, так что все смогли понять текст; и спецэффекты, благословленные перед выступлением лично Цириком.
- Danke, Gontlegrimm! -
Попращался с городом в новомодной бардовской манере Марсий. Стоит также отметить, что многие уходя с концерта чувствовали удивительный прилив сил и здоровья.

- Ты прости... -
В полусонном состоянии пробормотал колдун, потирая глаза.
- Я ж не хотел... А? Ой, ё! Так это все был не сон... -
Теперь Гермод скорее бодрствовал, нежели спал. Ну, или по крайней мере принял вертикальное положение.
- Чего, уже в дозор пора? -
Тут взгляд ведуна-недоучки упал на растерзанное тело на полу.
- Вижу, без происшествий отдежурил, Демид? Что это твою на лево, и что с ним случилось? Во внутрь чихнуть попытался? -
На шуршащих в темноте кицуне он пока не обращал особого внимания.

Фелиция шла по коридорам корабля, опираясь на верный посох с аквиллой, и часто зевая. Астропат была не в лучшем расположении духа - из-за причудливых кошмаров, преследовавших её всю ночь, псайкерша не просто не выспалась, а как будто наоборот, ещё больше устала.
- Гутен морген, фрау Фелиция! -
Знакомый голос заставил провидицу вздрогнуть. В своём сонном состоянии, она и не заметила, что идёт не в свою каюту.
- О, мисс генерал-командующий! С добрым утром. А... А что вы делаете? -
- Утренний зарьядка! Наш полк делайт эти упражнения каждый утро, чтобы поддерживайт хороший форма! Верно, дефочки? -
- Я! - Отозвался многоголосый спортзал.
- У фас сонный вид, фрау Фелиция. -
- Да, ночь выдалась не из приятных... - Астропат громко зевнула, потирая скрытые повязкой глаза.
- Лючший способ просыпайтся - принимайт участие в наш упражнения! - Заверила Берта, умело спрыгивая с тренажерного аппарата, и подходя к Фелиции.
- Я... -
- О, не стесняйтся, фрау Фелиция! Вот, пробовайт. - Командующая чуть не волоком подтащила псайкершу к только что покинутому аппарату, и усадила её на него.
- Вращайт педаль, фрау Фелиция! А для больший мотивация, любезный магос Винри настраивайт эти машина так, что если не крутийт педали, она делайт небольшой разряд электричество! -
- Постойте, что значит небольшой разряд... Ай! -
- Я, лючше начинайт крутийт - с каждый раз разряд он увеличивайт мощность. -
Что-то недовольно пробормотав, Фелиция принялась за упражнение. Первое время все шло хорошо - псайкерша и правда приободрилась и порозовела. Но в скоре она поняла, что переходить от мало подвижного образа жизни астропата, к интенсивным упражнениям криговца, было не самым приятным занятием.
- А... А сколько... Сколько мне ещё крутить? - Осведомилась через отдышку Фелиция.
- О, вы уже почти закончийт! -
- Слава Императору... -
- Осталось фсего двадесять миньют! -
Колдунья тихонько заскулила. Нужно было срочно как-то выкручиваться.
- Я... Я беременна! -
- Дас ист вундербар! Гимнастика очьень полезен для киндер! Но в такой случай, фам стоит упражняйтся за двоих! -
- Я... Я одержима демоном! -
- Упражнения полезны даже для демон! Шнеля-шнеля, айн-цвай, айн-цвай! -
• • •
Когда казавшаяся вечной тренировка закончилась, Фелиция выползла (иначе это просто не назовешь) из спортзала, опираясь на все встреченные по пути поверхности.
"И эти безумицы занимаются этим каждый день, а потом ещё и штыковые атаки разучивают?! И даже противогазы не снимают?! Воистину, солдаты крига - сильнейшие духом из всех слуг Его!"

Получатели:

- Господа Акулы, а может вы лучше к нам перейдете? У нас тут благородные идеалы, честь, справедливость, братство... А, ну и ещё выпивка, сестра Ариадна с вот такенными с#помехи#ами, и командир, который не объявляет дальнейшие действия флота по общему каналу связи! -

- Ну и что здесь происходийт? - Генерал-командующая 6942-го 'экспериментального' криговского пехотного полка недовольно цокала тяжёлым армейским ботинком, обводя взглядом немигающих линз противогаза двух провинившихся.
- Майн фрау, - Подала голос рядавая С4-Р4. - произойти айн кляйне недопониманий... -
- Этот унтауглихман сам напросийтся! - Поддержала подружку А1-14.
- Сара, ты сломайт бедному юноше руку! -
- Но майн фрау! Он пытайтся трогайт майн... майн... - Тело под шинель заметно подрагивало, искаженный противогазом голос дрожжал.
- Её грудьтен! - Закончила за подругу А1-14.
- Алла! - С4-Р4 почувствовала, как под противогазом вспыхнул румянец.
- Я! Он пытайтся лапайт свой чумазый рука её грудьтен! -
- Ара-ара... -
Генерал-командующая Б3-Р74 задумчиво почесала затылок шлема.
- И ты сломайт его руку? -
- Я... -
Из под шланга раздалось нечто, похожее на шмыганье носом. Берта приобняла подчиненную. При этом проризиненная униформа издала звук, больше всего напоминающий скрежет завязываемого в узел воздушного шарика.
- Молодец, милая. Данкешун. А теперь идти и вытирайт линза - они запотейт. Сара, идти с ней и помогайт. А я идти имейт один очень серьёзно разговор с хер капитан... -

Получатели:

Многие умирая проклинают жестокую судьбу, просят пощады, или бросают пустые угрозы. Анри же просто улыбнулся, и последним своим вздохом сказал:
- Вы были достойным оппонентом, месье. Увидимся... -
Прежде чем навсегда закрыть свои карие глаза, выпустив из рук печально звякнувшую шпагу.
• • •
Найдя на сыновьем письменном столе записку, баронесса плакала неумолкая, пока лакеи не дозвались барона. Прибыв, и честно попытавшись утешить жену, бывший "гер" а ныне "месье" Йонас Валери забрал из рук её заплаканный листок, и нацепив пенсне прочёл начавшие расплываться чернила.
"Мамá, папá, я не стану просить у вас прощения, ибо считаю решение своё праведным. По просьбе друга моего дражайшего, ухожу я на дуэль. Коль не вернусь я к полудню, прошу считать себя отбывшим на тот свет..."
Прочтя послание, барон устало вздохнул, и с силой дал баронессе пощёчину, заставив служанок взвизгнуть.
- Как смеешь ты? -
Выпросил он негромким басом, пока жена его недоуменно хлопала заплаканными глазами.
- Как смеешь попирать последнюю его волю? -
"...Не лейте по мне слёз, ведь умер я пусть и не на службе Его величеству, но в бою за правое дело.
Был, и буду вечно ваш, Анри Генрих Валери."

- Кишки Императора, назад! Проклятые синемордые... -
- Господин, мы не выстоим! Нужно отступать! -
- Нам некуда отступать, аколит! Гвардейцы-оступники наверняка уже перекрыли выходы, нам остаётся лишь биться, и унести с собой столько еретиков и ксеносов, сколько мы сможем! -
Собор святого Диметриуса стал последним оплотом веры во всём расположении войск. Мятеж поднялся раньше, чем инквизитор Ниро Липпе и его свита смогли бы что-либо предпринять. Синекожие уже пробрались в город, в казармы, даже сюда.
- Инквизитор, сзади! -
- Аргх, чёрт! Гори, ксеномразь, гори! -
- Откуда они берутся?! Из чистого воздуха что ли?! -
- Это... Чёрт!.. Это маскировачные скафандры, они умеют становится практически невидимы! -
- Мы не выживем! Нам конец! -
- Отставить панику, аколит! Ты знала чем все закончится ещё когда тебе делали татуировки инсигнии! Твоя душа пренадлежит императору, и он зовёт тебя к себе! -
- А-а-а! Нога! Моя нога! Инквизитор! Они прострелили мне ногу, чёрт! -
- Тебе больше не за чем ноги, аколит! Тебе некуда больше идти! Покайся во грехах, и отправляйся на суд Императора! -
В очередной вспышке голубого огня, инквизитор ордо ксенос Ниро Липпе и аколит Кичака Панфеус обратились в пепел, унося с собой историю 9768го Ассаамского полка имперской гвардии, сражавшегося во имя Императора, и падшего во тьму ереси. В этот день, статуи храмов по всему Ассааму плакали кровавыми слезами, оплакивая смерть очередного полка. Также плакали они каждый день, ведь в мире, где есть лишь война, солдатам не суждено долго жить.

- Мой отец рассказывал мне историю. -
Саксонец улыбался и говорил, не смотря на тяжкие раны и сбитое дыхание.
- Ему её рассказал мой дед, а ему её рассказал капитан наёмнической кондотты, в которой мой дед служил. В 1527-мом, сотни солдат нанятых Чарльзом пятым в качестве оплаты за свою службу разорили Рим, и даже покусились на жизнь папы римского. Но его святейшество были спасены - 189 наёмных гвардейцев встали на их защиту, и отдали за них свои жизни. То были швейцарские гвардейцы. А саксонские наёмники, месье, в разы упрямее и умелее швейцарцев! И я, так уж сложилось, веду свой род от саксонского наёмника! Так что не предлагайте мне сдаться, месье - не оскорбляйте меня так! -

Рядовой Ламашта молился императору. Вокруг гремели выстрелы и ревели чудовища - альянс могучих астартес и смертных солдат ударил в самое сердце Чужацкого гнезда. Руки солдата тряслись, а зубы стучали, но голос продолжал выводить напевы молитвы.
- Кто, о Император, мне х-хранителем будет, если л-лживый учинит мне обиду?! Кто п-поддержит твой Огонь во мне, пред ветрами порчи?! -
Рядом взорвалась крак граната - кажется сержант Хидим подорвал себя, вместе с троицой Тварей. Рядовой продолжал молится.
- Чьи деяния — помощь слугам твоим, Всевышний?! Этим знаньем укрепи мою веру! -
Батарея в лазгане села - это Ламашта понял по дулу орудия, переставшему выплёвывать красные лучи.
- Кто, Величайший, защитит т-твоим словом? В двух мирах дай мне стража! -
Трясущиеся руки прикрепили штык к орудию, пока укрытое остовом "Часового" тело содрагалось от ужаса.
- И молвил Он - лишь ты есть страж свой, ибо Я есть ты, и Я есть все верные! -
Тварь уставилась на него. Она была ранена - судя по всему в неё попал выстрел "Леман Русса". Рядовой видел когти. Ужасающие, длинной в четыре ладони и острые как ножи когти.
- П-пусть х-хранит нас Б-бог-Император! Пусть с-сгинет отродье ск-скверны и богомерзкий Чужак! -
"Он попал по нему!"
С мерзким чавканьем нож впился в стык хитиновых пластин на шее.
- Самра хогора! -
Тварь испустила вопль боли, потонувший в лившемся изо рта ихоре.
"Он сделал это! Он убил монстра! Он будет жи..."
Когти проткнули флак жилет словно тот был сделан из бумаги. Рядовой успел увидеть как его внутренности выпадают из разорванной грудной клетки.
- Император... Защити... -
Прохрипел остывающий труп. Рядовой Ламашта перестал молится.
---------------------------------------
Справка предоставлена адептас администраторум.
Астра Милитарум>Ассамские Полки>Полковая Культура>Ашха
Ашха (сущ. муж.род ед.чис.): вне иерархическая должность, сапоставимая по рангу с прикомандированными Жрецами Министорум, Техножрецами, и псайкерской ауксилией. Основной род занятий: Сбор уцелевшей экипировки с поля боя после окончания боевых действий (с.м. Астра Милитарум > Kорпус Смерти Крига > Полковая Культура > Квартирмейстер).
Ашха 89-того пехотного подразделения Арджа Видутра шла по полю боя в которое зеленокожие варвары превратили до селе мирный город-улей КНТС-8796. Улицы горели, здания обратились в руины, а некоторые этажи шпиля обрушились, погребая под тоннами стали и бетона жилые и промышленные кварталы. Но нападение было отбито. Конечно, потери огромны, но время было выиграно, а солдат... Солдат у империума всегда в достатке.
- Ваша... Светлость!.. -
В ногу женщины вцепился юноша в обгоревшей форме СПО. Чуть позади него лежал почерневший от жара лазган.
- По... мо... ги... те!.. -
Прохрипел солдат. Ему явно не долго оставалось, и единственной помощью которую Арджа могла оказать была милосердная пуля, что прекратит его страдания. Но ашха прошла мимо - батарея для лазпистолета дёшева в производстве, но зачем тратить её в пустую.
- Твои деяния не будут забыты, солдат. -
Сказала она подбирая лазган.
- Император ждёт тебя. Иди же. -
Юноша издал жалобный стон. Изо рта его хлынула кровь.
- Самра хогора. -
Кивнула Видутра удаляясь. Было ещё много оружия и экипировки, которую необходимо было доставить в часть. Живым она нужнее чем мертвецам.
---------------------------------------

Перед поединком Анри перекрестился, и поклонился оппоненту.
- О, maman всегда была добра к старикам и немощным! Скажите, месье, не вы ли плакали над его высочеством в Амбуазе, когда умерал Карл восьмой?! -
Ответил колкостью на колкость саксонец.
- И уточните месье, будет ли моя победа зесчитана, если после очередного удара ваш клинок расыплется в ржавый прах? -
"О, небеса, какой умник привёл на дуэль своего деда? Ну, подыграю ка я ему слегка, потешу его старое сердечко перед кончиной."

На слова лорда Марсий лишь пожал плечами и покочал головой, а реплика Дорна так и вообще вызвала смешок.
- Если нужны непорочное чистые души можно послать вотагу вооружённых детишек! Кажется так уже делал какой-то из культов Латандера. Стоит ли говорить что не вернулся никто! -
Хихикнул в след лорду бард. Маска на его поясе слегка колыхнулась, словно бы смеясь вместе с хозяином, а сыч на плече довольно ухукнул.
• • •
- Батюшки-батюшки! Кот заговорил! А дальше что, свиньи полетят? -
Защебетал над Бродом полуэльф, хихикая над собственной шуткой, и с интересом осматривая табакси под различными углами.
- Меня звать Марсий - я бродячий бард, очень приятно! -
Энергично затряс он мягкую лапу.
- А скажи, ты такой пушистый уже родился, или стал? А если стал то как? А если родился то где? А мать твою как звали? Или ты родителей своих не знаешь? А братья, сёстры есть? Сколько? А чем ты занимаешься? А какого бога ты почитаешь? А за ушком тебя почесать даш? А анекдот про трёх волшебников знаешь? -
Осыпал нового знакомого вопросами бард, продолжая трести всё ту же лапу.
• • •
Известия о гибели Мористы заставили глаза барда засиять не хорошими огоньками, только-только потухшими после знакомства с Бродом.
- Конечно надо разузнать кто и зачем порешил тётеньку, это же интересно! -
Защебетал Марсий оглашая свои размышления.
- Сперва нужно установить мотив. Зачем кому-нибудь могло понадобится убивать посла изумрудного анклава? Какие последствия ее смерть может принести? Если она мертва, то значит анклав не будет доверять королю! Значит не даст поддержки для нашей экспедиции! Значит увеличиться шанс того, что все мы встретим кончину в адской агонии, и не изгоним демонов! Демонов любят только демонопоконники, значит это домонопоклонники убили тётеньку посла! Наверняка это они подослали этого подлеца, этого душегуба, этого ассасина, этого... Этого... Эм... А кого там вообще обвиняют? Надо разузнать! Но просто так нас, конечно же, не пустят. Придётся пробираться тайно! Кто из нас самый незаметный? Наверно Терен, он же дроу. Дроу чёрные, значит их в темноте плохо видно. Да, значит точно Терен. Пусть он сходит и незаметно разузнает! Терен... А? А кто-нибудь видел Терена? Ах да, он же ещё с пира сбежал. Очень грубый кстати жест, нехорошо так делать. Ну, раз незаметно пролезть не получилось, пойдём как обычно, в лоб. А там на месте уже что-нибудь придумаем! Где в этом городе ремесла и пива тюрьма? -
Эльфёнок перепрыгивал от мысли к мысли с ужасающей скоростью, и оглашал эти мысли ещё быстрее, не особо волнуясь о том успели собеседники понять предыдущую его фразу или нет.

Всё-таки нехорошо вышло. Шурат рычит, посол рапирой машет, каждый в меру возможностей мешает кровопролитию. Цирк в общем. Только коней не хватает, ей богу! В цирке всегда найдётся место для ещё одного клоуна, но это не цирк, и место между лордом и орком уже кончалось, так что, протораторив краткую молитву, Марсий слегка похлопал Дорна по спине и прошептал "Не устроил б эльф скандал,
Было бы обидно!
С ним в таверне ты болтал,
Тесен мир как видно!" , после чего попробовал прошмыгнуть мимо распалённого Хонда к двум другим лордам.
- Приношу свои извинения, господа. Всё-таки старые обиды так сложно забываются! Моё имя Марсий, и я хотел бы обсудить с уважаемыми лордами перспективы грядущей вылазки в Андердарк. Мне и моим компаньонам может понадобится определённая помощь ваших милостей... -
Протянул руки бард - левую лорду справа, правую лорду слева.

Генри был очень доволен. Капитан, видимо оценивший верность проявленную в бою с бронехером, выдал новый модный шмот в размере дохуя и более: тут тебе и носки для рук, и красивый передник, и моднявые штанцы как у Джо, и ботинки чище Генриных зубов, и даже доспехи самого капитана, из которых он, видимо, вырос. Так как два доспеха сразу на Генри не налезали, дурчфолец без сожеления отдал прежнюю броню новичку, говорившему с капитаном на непонятном языке. Джожищь, а именно так звали новобранца, оказался жрец какого-то неизвестного Генри божка, которому даже имя не выдали. Жрец, правда, не похожий на того что жил в дурчфоле, а скорее такой, как те, что приплывали с рогатыми бандитами-ублюдками из-за моря.
И вот, кондотта наконец дошла куда их послали, и теперь была должна вызглавить авган... аганв... ав-ан-гард войск одного хера против большого города другого хера. Что такое ав-га-нард Генри не знал, да и возглавлять он ничего не умел, но видимо лично от него требовалось как обычно просто ебошить. Но подлые и глупые враги придумали план, как не быть уебошенными, и построили вокруг своего города стенку. Но умные и красивые ландс-кне-хты придумали как уебошить врагов даже через стенку: надо перебраться за стенку, и уже тогда ебошить. План охуенный, и даже вариативный - если враги совсем глупые и забыли закрыть дверь, ландс-кне-хты войдут через дверь и будут ебошить, а если враги не совсем глупые, и не пускают через дверь, ландс-кне-хты полезут по лестницам. Так, как на этот раз враги оказались совсем не глупые, Фрей предложил лезть по лестницам. Генри эта идея понравилась. На лестнице меньше шанс получить в ебло! Тем более, что Генри никогда раньше не лазил по лестницам выше чем на крышу, и ему было интересно какого это.
- Я согласен с Фреем! Лестницы - охуенная тема, почти как свиньи! -

Генри довольно хмыкнул и повёл. Повёл к Мацалу, как приказал капитан.
- О, люди у нас в кондотте охуенные. Главный у нас - капитан Йонас Дизель, он очень умный. Ещё есть Фаласт - он ебанутый, и к нему лучше не подходить, или уебёт могернштрено. Есть у нас и лекари, аж двое - одного зовут Булько, второго Джо Ваня. Булько стрёмно пялиться на человечью требуху, а у Джо нездоровый хуй, потому что его прокляла бабка. Я - Генри. Я сильный.-
Застал Мацала за распитием пивасика с каким-то хмырём. Улыбнулся своей фирменной улыбкой, от вида которой толковый дантист предал бы клятву Гиппократа.
- Мацал, братан, а я тебе тут новобранца привёл! Говорит Саломону должен. Ну... Был должен. -
Генри ткнул пальцем в собутыльника Кошека.
- Тоже новобранец? Дарова, мужик, меня Генри звать. Я сильный и умею ебошить броню так, чтобы она чинилась. Это Мацал, он мацал кошек, по этому его так зовут. Он ругается на непонятном языке, и умеет ебошить из арбалета. Это - Джон Таскал, он должен мёртвому царю которого звали Саломон. -

- Э не мужик, я те щас на полном серьёзе. Помер Саломонушка, не уберегли мужика. Я вот этими глазами видел, как его кишки гвизармией наматывает, вот этими руками в земель закапывал. Лежит царь в двух днях пути отсюда, да под пятью футами. Бля буду коль напиздел. А чёй такое палач, а? Сколько зим уже живу, слово такое слышал, а вот смысл не уловил. -
Генри почесал сперва подбородок, потом зад.
- А, чёб оно не было не пойду. Мне у нас в кондотте нраица. Если хошь иди к нам сам, у нас тут бабло, слава, лекарь есть, вроде даже двое. -

Пока копал, Генри мысленно перебирал произошедшее за последние пол часа.
"Генри - охуенно ебошит длинным ебошилом. Это хорошо. Враги ходят в броне. Это тоже хорошо - если что-то из брони остаётся относительно целым, это продают. Но когда Генри ебошит - броня ломается, и её уже нельзя продать. Это плохо. Значит..."
Лицо Генри вновь приняло выражение сосредоточенного кислого молока.
"Надо научиться ебошить так, чтобы враг внутри ломался, а броня на нём - нет!"
Генри просиял. Закончив копать, он поднял с земли сломанную пополам секиру, и лонгбоу с порванной тетевой, и положил их в могилы Соломона и Генриха.
- Батька говорил, что када хоронишь того, кто охуенно ебошил, надо положить ему ебошило в могилу, чтобы ежели Там ему попытались предъявить, он мог всех уебошить. -
Объяснил свои действия великан. Закопав могилы, Генри сложил кулак в козу, и приложил его ко лбу.
- Это... Помойтесь с жиром, Саломон и Генри. Вы охуенно ебошили. -

Как только последний говнюк пал, Генри бросился туда, где лежал уроненный врагами Йонас.
- Капетан! Скажите что вы живой, капетан! Я же не переживу если вы не выживите! -
Будь Генри собакой, а по уровню умственного развития он вполне подходит на такое звание, он бы скулил и лизал израненного капитана. Но, так как собакой Генри не был, он скулил и пречитал.
- Джо-Ваня! Ты же лечитель, а? Вылечи капетана, а? Пажалуйста! -

Сейчас, наконец выбравшись из зловонной клоаки, Сех'шан был просто рад дышать и не захлёбываться при этом в дерьме. Однако отвечать на вопросы начальства надо было, и, толи чихнув толи выругавшись словом "оцишь'цше", Сех заговорил.
- Здравия желаю, уважаемый лейтенант Крук! -
Змей вытянулся по тому, что считал стойкой "смирно".
- Произош-ш-шло недопонимание. Очевидно, рядовой Фенрир имеет проблемы с-с-с гневом. Не в значай брош-ш-шенное мной ос-с-скорбление в его адрес-с-с, с-с-спровацировало ужасающ-ш-шую вс-с-спышку огрес-с-сии. В итоге, рядовой обнажил оружие, и попыталс-с-ся ранить, ес-с-сли не убить меня. -
В доказательство своих слов змей продемонстрировал раны, оставленные драконорождённым.
- Я лиш-ш-шь оборонялс-с-ся, стараяс-с-сь лиш-ш-шить рядового с-с-сознания, чего в итоге и добилс-с-ся. Что же до... Гм... Неловкой позиции в которой меня зас-с-стал патруль - один из выпадов, применённых мной к рядовому, в сочетании с абильной кровопотерей, лиш-ш-шили меня равновесия, и я, как не прис-с-скорбно признавать, упал. -

Альбрехт улыбался. Тюрьма - в своём роде церковь Колса. Сюда попадают либо те, кто заслужил доверие и стал Стражем, либо те, кто нарушил заповеди Колса, преступив закон. Стражи ходят с одной стороны решёток, а преступники с другой. Это радует Колса, а значит радует Альбрехта. И тут дварф нахмурился.
"Но постойте, где же все стражи? О, понятно. Это узилище заброшено. Жаль. Гм, может если мы расскажем о нём Баронессе, люди вновь начнут им пользоваться? Это обрадует Колса."
Альбрехт снова улыбнулся. Однако радостные мысли о служении Колсу не означали, что можно забыть об осторожности. Дварф все равно был на стороже, пусть и улыбаясь.

Генри издал некий первобытно-животный рык, в котором при должном желании можно было услышать "ЕБОООШЬ!", после чего со всей силы ткнул орудием человекоубийства в сторону ближайшего противника.
- Всех уебу, один останусь! -
Предупредил он окружающих. Пика была выкинута вперёд с силой трёх волов, единовременно врезавшихся рогами в полусгнивший забор.

Всю дорогу Марсий говорил. Не с кем-то из отряда, или встречными горожанами, а, казалось, сам с собой. Судя по моно(?)логу, полуэльф себя в чем-то обвинил, и теперь принижается перед самим же собой, вымаливая прощение.
- Разумеется, господин, она будет готова до начала следующего листопада!.. Нет, ваше подлейшество, я ещё не видел дварфийского короля... Ах, смилостивитесь, ваша лживость, дайте мне шанс! Благодарю, господин, лобызаю ваши хитрейшие стопы! -
В конце концов бард пришёл к какому-то внутреннему консенсусу, поклонился проезжавшей мимо отряда повозке, и снял маску, пристёгивая её к ремню.
В тронном зале Марсий с до неприличия явным интересом рассматривал самого короля, гоблина, лордов и особенно табакси. Последнего наглец даже попытался почесать за ухом.
- Андердарк, хм? Звучит весело! -
Улыбнулся Марсий, делая замысловатый кувырок в перед, окончившийся поклоном.
- Эгей, ваша светлость, всё будет в лучшем виде! -
Кочнул головой бард.

Закончив осмотр, бард взял в руки флейту, надвинул на лицо маску, и, тихонько хохотнув, заиграл весёленькую энергичную мелодию, двигаясь по обожженным улицам пританцовывающей походкой. Где бы не раздалась звонкая трель Афины, и не замоячили рожки Афродиты, там дело сразу спорилось, больные легче лечились, а пожары скорее тушились.
- Ах, мой милый Артемис,
Артемис, Артемис,
Ах, мой милый Артемис,
Всё прошло, всё! -
С улыбкой на лице напевал Марсий. Как не странно, даже когда флейты не были у губ полуэльфа, любой мог услышать их переливы.

- Аве императору! -
Поддержал Комментария Гней, уходя с совета последним.
- Воины! Сыны великой империи, услышьте меня! -
В своей обычной пафосной манере обратился он к своей центурии, отмечая про себя всех ещё не отчистивших своё обмундирование.
"...Юлий, Евгений, и Николий пойдут в атаку первыми. Запомнить."
- Воинство его императорского величества, коим являемся мы, произведёт тактическое отступление к границе, как учит поступить Тактика Империалис в главе ХL! Соберите весь оставшийся скарб, ибо мы выдвигаемся! Да прибудет с нами имперский орёл! Nos enim solid! -

Победа над гоблинами была, по мнению Гнея, вполне ожидаемой. Действительно, что эти зеленокожие глупцы могут противопоставить нерушимым Камням Жизни, не понёсшим ни единой потери. Очистив собственные гладий и доспех от крови, и приказав центурии поступить также, центурион отправился на поиски других выживших командиров. К его вящему неудовольствию, лучшее, что ему удалось найти это: мародёры из LVI-х, сумасшедшие из Х-х, раб, чьего хозяина видимо убили гоблины, представившийся центурионом LVIII-х (Гней едва удержался чтобы не прыснуть), уже куда-то убегающие культисты из ХХIV-х, и ещё парочка не приглядных личностей. Но что поделать - вменяемые, судя по всему, умирают первыми. Собрав всё своё дипломатическое мастерство, Гней обратился к цен... В общем, к тому, кого нашёл.
- Рад видеть вас всех в добром здравии, братья. Как мне удалось узнать, высший командный состав погиб во время нападения. Легионы, а вернее то, что от них осталось, обезглавлены. Судя по донесениям никого рангом выше центуриона среди выживших нет. Не гоже столь могучей армии как наша прозебать без командира, или того хуже - в междоусобицах и склоках. Я выдвигаю собственную кандидатуру на звание временного командующего. Смею напомнить также, что моя центурия - одна из немногих - не понесла ни единой потери за время боя, что лишний раз доказывает мой тактический гений. -

"Постойте-ка... Разве Гобл средь нас глава? Говорит он главный... Это что, мне ему подчинятся теперь? Ох, тяжела судьба приключенца! Ну ничего, зато у нас теперь работа есть. А что надо делать когда есть работа?"
Последним мыслям Альбрехта вторил заботливый и строгий голос тётушки. Вернее воспоминание об этом голосе, въевшееся в самую подкорку его дворфийских мозгов. Альбрехт часто вспоминал голос тётушки, и всегда в таких случаях голос давал ему дельные и мудрые советы.
"Надо делать работу!"
Альбрехт учтиво поклонился баронессе, и поманил за собой остальных.
- Пошли, товарищи, не гоже заставлять заказчика ждать! -

Генри продолжал дебильно гоготать, посылая новые стрелы в новых противников.
"Кончайте уворачиваться, пидоры! Яж так целится начну!"

После проебаной в Луцоке возможности, Генри планировал ещё неделю топить горе в бухле, прежде чем обнаружил, что только за день его пребывания в городе он уже пробухал, проебал, и прочими образами лишился 25 гульденов из 43 имевшихся. От таких известий Генри ещё больше опечалился. Перспектива бомжевать и питаться объедками совсем не улыбалась, а потому, быстренько заключив контракт с одним деренским мужичком, Генри отправился убирать свиной навоз с улиц Глиномесья. Десять гульденов ушли на дорожные расходы, и ещё восемь Генри проиграл херу Крвздрыжневу - своему сослуживцу и омерзительно умелому игроку в кости. Мало того, Генри ещё и задолжал тому же Крвздрыжневу ещё пять гульденов. В общем так бы и жил Кульфляйх убогой и неинтересной жизнью, если бы в первый же день его служения Глиномесью деревню не разграбила славная кондотта Торрент. О, как счастлив был Генри, снова видеть этих брутальных Ландс-кне-хтов, пусть даже и осунувшихся и измазанных в дерьме. Ещё больше он был рад видеть эпичного хера, жестоко убивающего ненавистного Крвздрыжнева. Хер, правда, недолго простоял, получив чем-то тяжёлым по башке. Или это был не он? События происходили так быстро, что сморщенный мозг Генри не успевал их обрабатывать. В итоге победили (ожидаемо) Ландс-кне-хты, и их главный начальник (кажется это называется капытан) даже предложил Генри второй шанс, сходу нагрузив обязанностями. Генри, счастливый как глист на бургомистре, ринулся эти обязанности исполнять.

Змеелюд локал похлёбку раздвоенным языком, и с интересом оглядывал "коллег" по корпусу.
"И так..."
Подвёл он итог размышлений и осмотра.
"С-с-среди нас-с-с есть эльф-из-под-земли. Зная их народ логично предположить, что он ас-с-сас-с-син. Его с-с-стоит опас-с-саться - эльфы-из-под-земли омерзительно похожи повадками на нас-с-с - юан-ти, а значит подлы, чис-с-столюбивы, и рас-с-счетливы."
Взгляд жёлтого и серого глаз пал на розовую тифлинга.
"Отродье демонов. С-с-судя по вс-с-сему лекарь. Нужно изучить. Пока не доверять."
Язык умело выудил из похлёбки мясо и утащил его в пасть. Послышался хруст пережевываемой кости.
"Тварь незнакомого народа. С-с-скорее всего чародей или шаман. Изучить"
В один глоток Сех проглотил остатки супа и облизнул губы.
"Больной эльф. Нужно узнать, заразен ли его недуг. Интерес-с-сно. Кажетс-с-ся он, как и Я, носит в себе кровь драконов. Но... Других? Прис-с-стально изучить, по возможнос-с-сти допрос-с-сить."
Отложив миску, змеелюд внимательно выслушал вопросы оставшихся " коллег".
"Вс-с-се ос-с-стальные - с-с-солдаты, желающ-щ-щие лиш-ш-шь драки, пищ-щ-щи и с-с-самок. Опас-с-сны лиш-ш-шь в прямом боес-с-столкновении."

Альбрехт тихонько уплетал похлебку, раздумывая над тем, как же им отплатить этой доброй человечихе Талии, когда раздался до жути знакомый звук.
- Обвал! -
С ужасом пролепетал дварф, пулей кидаясь в угол комнаты, и сворачиваясь там в комочек. Выждав пять минут как его учила тетушка Рёсква, Альбрехт поднялся, осмотрелся, понял, что потолок падать не собирается, и вернулся к похлёбке и выслушиванию его компаньонов.
- Я так считаю, надобно нам хоть бы и ради интереса, а сходить да поглядеть, чегo там да как. Авoсь и чего пoлезного сыщем. -
Высказал своё мнение дварф.

Генри уже какое-то время наблюдал за кондоттой из угла комнаты. Под "наблюдать" Генри понимал пялиться не моргая, периодически оттопыривая и без того здоровые уши, чтобы лучше слышать о чем говорили ландскнехты. Внутри его черепной коробки, тот проспиртованный сморщенный комок жижи, что заменял Генри мозг, производил непривычное и сложное действо известное в простонародьи как Мышление.
"Енто ладскн- лаксн- ландс-кне-хты."
Думал комок.
"Ландс-кне-хты ходят по стране, дерутся, и грабят... Я любю драться и грабить... Я хочу стать ландс-кне-хтом... Ландс-кне-хты сейчас ищут новых ландс-кне-хтиев, чтобы вместе драться и грабить..."
Лоб Генри сморщился от столь тяжких раздумий, и теперь напоминал грецкий орех с ушами.
"Надо подойти и сказать что я хочу стать ландс-кне-хтом..."
Генри просиял, придя к долгожданному умозоключению.
"И тогда можно будет бить и грабить, и за это не посадят в тюрьму...!"
Встав со стула, громила нерешительно подошёл к столу за которым заседала кондотта, и усердно применяя всё своё красноречие (не матерясь и склоняя слова) сказал:
- Я енто, услыхал как вы тут слова говорите, что значица вам нужны ещё новобранцы. Можно я буду новобранцем? Я уже однажды был! В Армии. Там меня научили колоть палками так больно, что аж смертельно. -

"Позолоченная Галка" - личный корабль сэра Акселя Юде Спарре - вышла из Вайтранского порта семь часов назад, устремившись к острову Триция. Остров этот был открыт личным чародеем сэра Спарре - Трицием Глумсильвером, и ещё не был нанесен на карты. Подготовка к экспедиции проводилась в строжайшей секретности, что неудивительно, учитывая её цель. Лорд Спарре, ответственный за зимнее восстание 47-го, вот уже пол года назначен главой общеимперского банковского конклава, и лишь недавно, благодаря клерику известному как Раймунд, на лицезрение его императорского высочества был представлен подробный отчёт о том, куда пропадают деньги, выделяемые на наёмную имперскую армию. Благодаря своей обширной сети шпионов, Аксель вовремя узнал об этой прискорбной утечке информации, и снарядил экспедицию, целью которой была доставка самого банкира , его ближайших товарищей, а также немалых накоплений туда, где длань императорского гнева их не достигнет. Сейчас "Галка" находилась на пол пути к пункту своего назначения, а сэр Спарре был в наилучшем расположении духа. Дабы отвлечься от печалей и скоротать плавание, Аксель вызвал на палубу верных шутов. Паяцы кувыркались, швыряли друг другу торты в рожу, и призабавно плюхались на зады, и скоро сам банкир как и его друзья заливались раскатистым смехом. Увлечённые представлением, вельможи не заметили фигуру, забравшуюся на борт корабля. Фигуру звали Эдвард Кэнуей, и на беззвучный счёт "три" фигура выкинула в центр палубы склянку, заполненную одним из самых ужасающих изобретений имперских алхимиков. Ударившись о доски, склянка раскололась, высвобождая своё смертоносное содержимое. В один миг "Галку" охватил холод, каких не бывает даже в самые лютые зимы. В один миг прервались покряхтывания шутов, исчезли смешки приятелей Акселя, затих бард распевавший похабные песенки, даже чайки подлетевшие достаточно близко утихли, камнем падая вниз, и разбиваясь о промерзшие насквозь доски сотнями ледяных осколков. Весь корабль обратился в громадную ледяную скульптуру. А в прочем весь ли? Нет. Триций не даром стоил империи многих сотен наёмников. Чародей успел оградить себя, двоих латников-телохранителей, и самого лорда Спарре непроницаемым барьером, спасшим их от гибели. На долго сил колдуна не хватило, и заклинание прервалось, исполнив свой долг. Пока их наниматель изумленно разивал рот, мечники заняли оборонительные стойки, а Триций приготовил новое заклинание. Несколько ударов сердца корабль окружала гробовая тишина. Секунды тянулись как часы. Затем, время продолжило свой ход, и стараясь нагнать упущенное заструилось с удвоенной скоростью. Словно кадры на кинопленке замелькали события. Вот Эдвард пикирует с реи, на которую взобрался пока телохранители Акселя были в замешательстве, в обеих руках кинжалы. Вот кинжалы врезаются в стыки доспехов, убивая обоих латников. Вот Кэнуей делает подсечку, пытаясь повалить Триция. Чародей, оправдывая своё звание, исчезает в портале, появляясь за спиной Эдварда. Эдвард, как профессиональный убийца, ожидал подобного от мага, и второй подсечкой таки опрокидывает чародея. Вот магический снаряд, изменивший вместе с создателем траекторию движения, пробивает дыру в палубе, в которую немедленно проваливаются оба дерущихся. На нижней палубе, Триций пытается снова уйти через портал, но кинжал Кэнуейя быстрее. Тело Глумсильвера оседает на пол. Битва закончена. На следующий день голова Акселя Спарре была предъявлена императору, как и конфискованные запасы золота и провизии.

Всю дорогу обратно, Фар провёл словно во сне. Взгляд колдуна был затуманен мыслями и внутренними спорами, а улыбка посетила его лишь раз, когда Джос передавал пистоль Вейланду.
Вернувшись в Штормград, проходя вместе со всеми по улице, наполненной вечерней городской жизнью, заклинатель встал как вкопанный. Несколько секунд он стоял, не отрывая взгляд от детей, рывшихся в фонтане в поисках мелочи
- Идите, господа, я вас догоню. -
Махнул он рукой товарищам, отделяясь от отряда. Он подошёл к мальчишкам, и поговорил с ними. О чем он говорил, его сослуживцы не услышали, да и не увидели. Не увидели они также, как вся троица заходит в "Позолоченную розу", и как чернокнижник оплачивает сытный ужин для двоих беспризорников.
В вечер прощания, когда были сказаны все тосты и похвалы, лордеронец отвёл Рэндла в сторонку, так, чтобы их никто не видел.
- Вы хороший человек, Джос. Простите мне те слова, сказанные в подвале церкви. Говоря их, я не пытался защитить того ублюдка Нормана. Я защищал себя. Наши с ним пути так похожи, и если бы суд признал его виновным, значит признал бы и меня. Эта мысль не давала мне покоя, и лишь сейчас, рассказав все вам, я его обрёл. -
Говоря это, колдун достал и протянул Джосу мешочек.
- Прощайте, Джос, надеюсь ещё увидимся. -
И Фар исчез в завихрении серого дыма, оставившего металлический привкус во рту у охотника. Развернув кошелёк следопыт обнаружил двадцать золотых монет.

- Да вы гляньте, ребята, кажется нас почтили своим присутствием гринго! Ей, пьендехо американо*, вы меня сейчас грабите из уважения к традициям? Чё, верга индепендиет*, вспомнили сорок шестой, и решили повторить ту же чингадеру*? Я вам щас таких чингадазос* отвешу, вы чингар* обратно к Британии присоеденитесь! -
Свою тираду Марко начал с взведения верного Мартина. Закончил резким выхватыванием револьвера из кобуры, и спуском курка.
- Йии-ха, собре верга*!-

О, до сэра Кувалды дошло что не справедливо судить человека за татуировку! Молодец мальчик, справился с такой сложной идеей всего за пару часов. А вот информация добытая Солдатиком и правда довольно ценна. Надо будет ему чем-нибудь услужить...
- Мы узнали ряд любопытных деталей о Господине Миллстайле и госпоже Эве.-
Улыбнулся колдун.
- Если точнее: господин Милстайл потерял сына во время Второй войны, а госпожа Эва так и не простила Штормграду вывод войск. Если ваши слова правдивы, мы можем убить двух зайцев одной стрелой - совершить благое дело, освободив людей Темнолесья от умертвий, и вызволить госпожу Затмиру из этой нелепой ситуации. И если повезёт мы также вызволим святых братьев из западни.-
Ага, "повезёт "...

- Йест доломайтен-ф-смысле-починитен! -
Кинул на бегу зигу Эрхен, устремляясь в ремонтный отсек. Разогнавшись солдат не сразу сумел затормозить, из-за чего врезался прямо в шкаф с инструментами, ранняя все содержимое прямо на свою проризиненную голову. В итоге, вместо починки разрушенного вражеским огнём отсека, австриец был занят поиском среди уроненного сварочного аппарата.

- Ну и ладно. Тогда у меня к тебе другой вопрос. Ты можешь создать там... Оленей? Эти твари жившие на заснеженных землях Мидгарда просто поразительно. -
Ра'наан снова стал листать книгу.
-Если твои големы сумеют поймать хотя бы одного, его шкура при правильной обработке будет греть не хуже тулупа, а мясо вкусно и сытно. Если им удастся их приручить, получаються верные и резвые скакуны. Но если они просто нападут на одного или тем более на стадо, звери обрушат на них рога и копыта, и скорее всего убьют.-
Ра показал очередную страницу.
- Как говорится, дай человеку рыбу, он будет сыт один день, но дай удочку и посади близ полноводной реки, и он будет сыт всегда.-

Архи-дьякон Эреб Аврелиан вышел перед немногочисленной паствой, собравшейся в храме святого Атйарипока на вечернюю проповедь. Священник опирался на резной деревянный посох, навершием которому служила позолоченная имперская Аквила, с рубинами вместо глаз. Он взмахнул рукой, украшенной многочисленными золотыми перстнями, обводя залу.
- Братья и сёстры! Я рад видеть, что не смотря на искушения ложных пророков из богохульного Ордена Пылающей Мимозы, столь многие из вас собрались здесь сегодня! -
" Поистине настали нынче тёмные времена."
Думал он про себя.
"Я не вижу и трети прихожан, что посещали сей храм ещё год назад. Будь ты проклят Карл, с твоими богомерзкими реформами! В прочем неважно, накопленных богатств мне хватит на много лет даже если уже завтра это место опустеет."
- Начнём же! -
Священник прочистил горло, и собирался было приступить к проповеди, но был прерван стуком дверей, ударившихся о стены, после того как человек открыл их пинком.
- Что вы себе позволяете?! -
Разъярённо вопросил Эреб, топая мастерской работы туфлей. Человек открывший дверь уже шёл по направлении к дьякону, при каждом шаге оглашая зал бряцаньем красных доспехов. Толпа разходилась перед ним как перед прокоженным. Дьякон сморщил лоб, заставив расшитое золотом капелло чуть сползти.
- Как вы смеете прерывать... -
- Именем Карла XII Густава, короля-ангела Священной Двуединой Империи... -
Прервал его зычный бас человека в броне, стоявшего уже в дюжине футов от проповедника.
-... вы, архи-дьякон Эреб Аврелиан обвиняетесь в ереси и предательстве Империи... -
Латник достал из-за спины двуручный меч, чья гарда была похожа на имперскую Аквилу, но имела только одну голову.
- Что за чушь ты несешь, рыцарь?! -
Эреб начал пятится, озираясь в поисках поддержки.
- Я - архи-дьякон святой церкви Огма! Одно моё слово, и тебя казнят, а твою душу будут вечно терзать демоны преисподней! -
Священника прошиб холодный пот, когда он почувствовал как его спина косается холодной бронепластины доспеха второго латника, незаметно подошедшего сзади.
- ... и приговариваетесь... -
Продолжил стоявший уже в шести футах от проповедника мечник.
- Чего вы хотите?! -
Заверищал Эреб.
- Золота? Я могу дать вам золота! Сколько хотите! -
Второй мечник толкнул жреца, и тот упал на колени, роняя посох под ноги первому.
- Власть? Я дам вам власть! И золото! Все чего пожелаете! -
Дьякон кричал и метался, но второй латник не давал ему ни шанса увернуться.
-... К смерти! -
Огласил приговор первый Иллюсидат. Посох хрустнул по ногами палача, и в ту же секунду хрустнула перерубаемая шея Эреба Аврелиана. Кровь залила пол храма, окрашивая белые одежды дьякона в красный.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

И пришла ночь, которую в летописях империи назовут Ночью Красных Ножей. К этой ночи Карл готовил свой народ на протяжении последних двух лет. В течении менее чем пяти часов, Святая Церковь Огмы была объявлена врагом империи, и ударные подразделения ордена Иллисидатум, созданного лично Карлом, нанесли смертельный удар инфраструктуре церкви, убивая высокопоставленных жрецов и конфискуя церковное имущество. Самым сложным как и предполагал Густав оказалось ликвидация Священной Имперской Инквизиции. В Прогениумах - тренировочных лагерях инквизиции - разгорались настоящие бойни, многие гибли на обеих сторонах, но исход всегда был один. К утру, Огмианская церковь была полностью ликвидирована с территории Империи, а новой государственной религией была назначена вера Пылающей Мимозы.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Изначально, флаги и обмундирование Империи красили в синий, легко доступный в Айценцрайхе. Теперь мундиры солдат и флаги замков стали ярко красными, практически аналогичными таковым у Ордена, судя по всему был использован тот же краситель. Второй переменой была геральдика. Вторая голова имперской Аквилы, символизировавшая собой Священную Церковь Огма, исчезла со знамен и доспехов, сменившись обычным орлом, окруженным венком из цветков мимозы.

- Успокойтесь, сер Парень. Костёр ещё горит, леди Девушка лишилась сознания, но судя по сей записке, и не мерцающему более свету, жива и раны её вскоре затянуться. Что же до вашего переохлаждения, я предлагаю вам встать не посредственно в костёр, ибо видится мне что его пламень для вас как вода для рыбы. -
Пока говорил, Благородный осмотрел раненую подругу, и прочитал свиток. Он осторожно положил Лаэши на пол, и подошёл к Нацуки кивая на костёр.
- Смелее, друг мой, я подержу двери. -

Король-ангел Карл ХII Густав стоял на стене окружавшей Партгольм, и смотрел как город горит. Он смотрел как проклятые крестоносцы в чёрных доспехах доламывают дома, разрушенные ещё во время наступления Архонтов, и как чёрные катапульты стирают с лица земли останки церквей и остовы дворцов. Многих советников возмущало и ставило в замешательство требование Карла не проводить ремонтных работ в столице. За спиной молодого короля шептали, что от тягот войны и правления, Густав сошёл с ума. Однако сам король знал точно: он самый здравомыслящий из всего своего народа. А потому, глядя на тщетные старания воинов Хаоса сломать то, что было сломано много месяцев назад, Карл улыбался. Улыбался, и пел:

К командной ставке короля-ангела прибыл гонец с северного фронта. Юноша в промокших на сквозь монашеских одеждах спрыгнул с коня, и поспешил в шатёр своего господина.
- Ваше святейшество! Легионы лорда Лангекруа разбиты, и войска Хаоса продвигаются все ближе к нашим границам! К следующей неделе они достигнут Врат Мёртвых! -
Его голос то и дело срывался, видно было что юноша на грани нервного срыва.
- Прекрасно. -
Улыбнулся Карл, жестом приказывая ближайшему слуге принести гонцу новой одежды. Сам же паренек явно был в замешательстве.
- Мы проиграли тот бой, ваше святейшество. -
Повторил он.
- Да-да, Бенедикт, я услышал вас. -
- Н-но государь... Чему в таком случае вы радуетесь? -
Карл отложил книгу, которую читал до сего момента, встал, и приобнял гонца за плечи.
- Понимаешь, мальчик мой, поражение лорда Андерса служит очередным доказательством нашей не минуемой победы. С самого дня покорения этого леса, на нашей стороне была судьба, а точнее её герольды. Скажи мне, Бенедикт, ты когда-нибудь слышал об Оракулах? Этот народ, веками живший в глубине Древнего Леса, славится своим искусством...-
- ...Прорицать будущее... -
Выдохнул монах. Карл удовлетворённо кивнул.
- Именно. Несколько недель назад, Дельфия, матриарх оракулов, предрекла империи победу. В её предсказании также говорилось, что лорд Лангекруа провалит наступление, а Лес вернётся под контроль Империи. -
- Но господин, стоит ли слепо доверять лесной гадалке судьбу всего государства? -
Карл вернулся в кресло в центре шатра, и снова открыл книгу.
- Пока что ни одно из её пророчеств не оказалось ложным. Иначе откуда как ты думаешь я узнал твоё имя? -

Король-ангел, в сопровождении личной гвардии двигался по пылающим улицам Партгольма. Армия империи прошла в город, а значит уже взяла его. К утру город снова станет частью СДИ, а судя по донесениям от лорда Лангекруа, Архонты, посмевшие осквернить эти земли своим присутствием, будут полностью вытеснены с континента ещё до наступления зимы.
" Но что это за победа? Город в руинах, империя трещит по швам, а восточники уже поджимают наши границы. Как не посмотри, а с окончанием этой войны Империя погибнет. Не лучше ли будет окончательно слиться с Орденом? Их жёсткие религиозные догматы, в сочетании с прогрессивным мышлением, могли бы наконец сплотить народ Империи, и принести мир на эти многострадальные земли..."
Но размышления Карла прервал латник Архонтов, атаковавший отряд короля-ангела. Он в один миг разрубил графов Феликса и Флориана, словно их доспехи были не большей помехой, чем лёгкий бриз для выпущенной пули. Это явно был не простой катафракт. Его движения были быстры и плавны, несмотря на тяжёлый доспех. Шлем его украшала статуэтка ангела с мечом, вмантированная в забрало, а гарда меча изображала окрыленный крест.
- Анакт Небесный Шлем! А вы ниже чем я представлял! -
Ухмыльнулся Карл, вынемая из ножен меч. Это был не обычный цвайхандер, каких сотни по всей империи. Это был клинок Конингрихт, и именно этим мечом Карл был наречен Королём, как и его отец до него, как и его дед, и прадед.
- Одумайся, Карл! Мы можем указать вам путь к Свету, путь к миру! -
Говорил Анакт, пока оба дуэлянта готовились скрестить мечи.
- Не вам указывать людям путь, архонт! Люди сами должны его найти! Без вмешательства богов или ангелов! -
Ответил юный король, занося меч для удара. Небесный Шлем покачал головой.
- Но сколько лет займёт этот поиск? Сколько жизней унесёт? Ты готов идти на эти жертвы, ради иллюзорного лучшего будущего?!-
Парировал удар Анакт.
- А как долго продержится ваш мир, архонт? -
Вновь ударил Карл.
-Если навязать смертным путь, они обязательно сойдут с него при первой же возможности, такова наша природа! -
Прокричал Карл, перекрикивая скрежет меча о меч.
- И потому, люди должны сами найти... -
С ужасающим хрустом меч из небесной стали раскололся, оставляя в руках Анакта лишь обломок.
- Невозможно! -
Пролепетал архонт, когда Карл всадил Конингрихт по самую рукоять в его тело.
- свой путь... -
Крик короля-ангела потонул в звуке разрубаемого доспеха и рвущейся плоти.
- К Свету! -
Несколько секунд Анакт стоял не двигаясь, а затем упал на залитую кровью мостовую.
- Свой путь..? -
Покинул его тело последний вдох.
-------------------------------------------------------------
Империя лековала. Древний город Партгольм был возвращен, а лорды Спарре и Лангекруа поднесли королю-анеглу новые земли на блюдечке. Порядок Архонтов перестал существовать, а еретики с востока смогли лишь бессильно скрипеть зубами. Война была ещё далека к окончанию, но сегодня... Сегодня империя победила.

Ну вот чем я заслужил подобное? Я что, в прошлой жизни детей ел? Или войну развезал? Может в трольего шамана плюнул? Сперва воргены на дороге, потом нежить всех цветов и размеров, идиотские жреческие шифры, Братство, кретины коллеги в подвале, потом последствия рук, росших у друзей Нормана явно не из плеч, теперь ещё и Кувалда орать вздумал! Нет, как только это безобразие закончится, я точно уйду в запой!..
Маг, полный не самых жизнерадостных мыслей, пошёл на звуки паладина, уже представляя, какие неприятности ему уготовлены на этот раз.

Полуэльф с интересом проследил за ушедшим и вернувшимся ящером, бегло осмотрел труп, и продолжил говорить.
- О, это славный анекдот. Кхм-кхм. Сидят как-то в таверне двое волшебников. Пьют пиво, да припоминают свои величайшие промашки. Один говорит: "Я вот однажды взял, и на спор превратился посреди эльфийского городка в орка! Едва живым ушел!". Второй посмеивается и отвечает: " Это что! Я вот как-то перепутал заклинание света, с огненным шаром! Бабах! И нет библиотеки.". Тут в столу открывается рот, и говорит: "И это по вашему проблемы?". -
Бард залился звонким смехом, а Артемис на его плече толи от смущения, толи собравшись спать, прикрыл крылом морду.

Услышь,юнец, ты эти строки, чтоб помнил ты вечно о том
Как наши деды умирали в сраженьях с кровавым врагом
Как средь огня и вихря стали они продолжали стоять
И архонтам доказали, что Империи им не отнять!

Тому уж много лет минуло, как люди с соседних земель
Безумью Хаоса поддались, презрев Императора свет:
Поверив в лживый шепот Роланда, пред ликами еретиков
Предатели поклялись дружно приветствовать наших врагов!

Империя стремилась к миру, но вопль разорвал пустоту:
Дальний Север вновь разверзся, исторгнув чудовищ орду.
И Анакта легионы, и Буков мерзостный сброд
Лавиной страха устремились в Десятый Черный Поход.

Но люди Партгольма не изменили и встретили еретиков
Плечем к плечу мужи седые с юнцами из Белых Щитов.
Во имя чести предков павших , сквозь ужас и демонов вой
Навстречу гибели шагнули и первыми приняли бой.