Джереми Хопфилд.
Будущего не стало.
Сначала по телику передали о том, что Лос-Ортегос подвергся заражению ZX-108. Уши навострил, испугался. На работу решил не ехать - мало ли что. В службу спасения также не поспешил звонить - у них сейчас своих дел невпроворот, а ты лишь время потратишь. Вместо этого стал вещички паковать - одежду самую нужную в небольшой рюкзачок сложил, инструменты - и решил сделать поскорей ноги. За жену с дочкой испугался, ускорил темпы сборов. Дольше собираешься - сильнее чувство тревоги нарастает. К тому моменту как собрался, уже настолько сильно трепетал, что когда за руль сел, ключом зажигания еле попал в скважину. Животный страх охватил. Никогда такого не было.
Одни мысли - только бы жену с дочкой найти, а там можно и на запад податься. Есть и родственники, и друзья - наверняка приютят, найдут местечко. Мужик ты толковый, с золотыми руками (продать бы, да пропить) - пригодишься.
Вывел машину на дорогу. И встал. Вроде не час пик, а пробка такая, что можно в ней всю молодость потерять. Руками трясущимися носовой платок достал, чтобы холодный, выступивший бисером на лбу пот утереть, и увидел на нем маленькой ручкой вышитое: "С юбилеем, папочка! 30". Порадовался ты тогда дочкиному рукоделию, но сейчас это был добивающий удар. Не удержался, поддался истерике.
А когда опомнился и поднял взор на дорогу, увидел стадо людей. Не толпу, а именно стадо. Выкидывают водителей из машин, пассажиров, ненадолго задерживаются для кровавой пирушки прямо на трещиноватом асфальте и дальше движутся. Истерика ужасом сменилась. Животный страх, словно наездник, ткнул тебя в бока шпорами. Схватил рюкзак, выскочил из автомобиля и понесся, не разбирая дороги.
Когда сумерки сгустились, понял, что утомился. Успокоился, страх затушил и зашел в чей-то дом бесхозный. Хозяев не было, и они вряд ли обидятся, увидев тебя здесь. Если они, конечно, сейчас живы и способны чувствовать хоть что-то еще, кроме жажды крови.
Включил радио и услышал фамилии жены и дочери, когда перечисляли пострадавших. Не захотел мириться с услышанным, но отныне на душе пустота поселилась. Недвижимое, мертвое небытие.
Мебель порубил и поломал на доски, укрепил забор. Теперь ни один мертвяк не доберется, а материалов осталось еще предостаточно.
Холодильник проверил, в подвал сходил, на чердаке побывал. Еды тоже хватит. Можно держаться какое-то время, но что дальше?
На второй день пролетел вертолет телевизионщиков. Не помня себя от радости ты начал бегать, орать и пытаться привлечь внимание. В кладовой нашел пачку фейерверков и тут же запустил их. Но им, похоже, было насрать на выживших. Засняли и улетели. А ночью, привлеченные салютом, сбежались несколько зараженных. Но ты схоронился - сидел тише воды, ниже травы. Они походили вокруг твоего убежища, а после разбрелись кто куда.
На второй день появился парень, назвавшийся хозяином дома. Парень больно рычать на тебя не стал, так как понимал - своих и чужих сейчас нет. Есть только живые и не очень.
За ним прибыли два морпеха. Один из них - чернокожий здоровяк - тащил другого. Тоже пустили. Солдаты - это хорошо. Причем негр, к тому же, и с медициной знаком неплохо - на ноги своего однополчанина поставил без особого труда.
На третий день отключили электричество, на пятый - отопление. А на четырнадцатый стали подходить к концу съестные припасы.
Айвен Маккой.
Это был обычный осенний день. Ты поступал в колледж. Как всегда ты ни черта не готовился к вступительным экзаменам, как всегда рассчитывал выучить все непосредственно перед сдачей и как всегда материл себя последними за то, что не посветил изучению материала больше времени. Твой провал был очевиден.
Именно тогда, когда ты нещадно зубрил материал, закрыв глаза и заткнув уши, в коридоре первого этажа послышался пронзительный девичий визг. Его чуть позже поддержали другие голоса: вопли ужаса, крики "Помогите!", "Бегите!", "Спасайтесь!" и явно не принадлежащие человеку рычание и сдавленный хрип. Сначала ожидающие своей очереди были удивлены - одна из абитуриенток даже направилась поодаль по коридору, чтобы посмотреть - а что, собственно, происходит? И уже в следующее мгновение удивление сменилось ужасом.
Из-за угла на девушку выпрыгнули несколько человек и уже в следующее мгновение порвали ее в лоскуты. Двигались они недостаточно проворно, но им хватало и этой прыти, чтобы умертвить свою жертву и устроить банкет. Пока четверо доедали ее останки, оставшееся безучастным в пирушке стадо кинулось на тебя и других абитуриентов.
В твоей голове зазвенели тысячи колокольчиков - настолько громким и пронзительным был твой крик и крик всех остальных. На мгновение оглохнув, ты опрометью кинулся дальше от этого места, по коридору. Кто-то поспешил занять кабинет, другие сворачивали в боковые ответвления, но так или иначе толпа редела, а с ними редело и стадо преследователей.
Не помня себя от ужаса, ты добежал до конца коридора и попытался запереться в туалете, но решивший полакомиться твоим мясцом зараженный просунул в дверной проем голову, когда ты уже захлопнул дверь. Паника поглотила тебя без остатка. Но, хвала природе, тело оказалось умнее - рука мгновенно выхватила нож из-за пояса и нанесла удар по широкой дуге. Клинок пробил кость, и давление с другой стороны двери мгновенно ослабло. Вытащив нож и выпихнув мертвяка прочь, ты задвинул шпингалет и, оказавшись таким образом в полной безопасности, разрыдался, упав ничком на холодный кафельный пол.
Ты боялся. Боялся зараженных, боялся первого убийства, боялся смерти, пославшей тебе воздушный поцелуй. Ты пытался взять себя в руки, успокоиться и подавить приступы паники, но тебе этого решительно не удавалось. Ты не мог выйти за пределы безопасной зоны - всякий раз, когда ты брался за шпингалет, тебе казалось, что тебя съедят сразу после того, как ты откроешь входную дверь.
Выстрелы. Нет, тебе не показалось. Кто-то палил из однозарядной винтовки, причем на том же самом этаже, где ты нашел себе временное пристанище. Вскоре, выстрелы сменились ударами приклада, подкрепленными вдохновенным: "Получайте, собаки!". Сторож. Отслуживший несколько лет миротворцем в Африке, он как никто иной мог найти в себе силы сопротивляться.
Удары прикладом через немногое время прекратились, сменившись шагами военных берц. В дверь туалета постучал пудовый кулак.
- Открывай, я не причиню тебе зла!
Трепеща от еще не отпустившего тебя ужаса, ты открыл дверь.
Только когда вы покинули здание колледжа, тебе удалось обрести спокойствие. Вояка снабдил тебя напутствием и сказал, что он попытается найти свою семью. Здесь Ваши дорожки разошлись, и едва ли судьба сведет их вновь.
На второй день ты добрался до своего дома, и нашел на его месте уже не дом, а целое убежище. Еще днем ты видел, как какой-то шутник пускает с его крыши самодельные отцовские фейерверки - должно быть, это его рук дело.
Шутником оказался мужик с пустым взглядом, державший сигарету зубах. Он назвал себя Джереми.
Генри Миллер, Джек Портер.
Генри не помнил ничего.
Помнил, как конечности сшивал в походном лагере. Как пули извлекал из самых труднодоступных мест, думая про себя, что если бы сержант прострелил бойцам задницы, как обещал, то едва ли было хуже. Как неопытная сестричка Майерс настолько сильно тряслась, что уронила скальпель на землю. Оперируемый боец тогда чуть не скончался от кровопотери.
Помнил, как его посадили в головной "Хаммер" вместе с хирургом Портером, где он не стесняясь в выражениях обосрал непутевую помощницу. Портер же прищурил взор и сказал, что она еще заматереет. Миллер почему-то поверил на слово и прекратил бушевать. Портер - он такой. Терпеливый, спокойный, с головой на плечах. Его бы в разведку, а он заместо этого идиотов, которые право от лева отличить не могут, реанимирует.
А дальше - только урывки.
Вот под передним правым колесом вспыхнул чудовищный взрыв, отчего машину отшвырнуло на бок...
Вот выстрелы из "М4А1" перемежаются с трелями китайских версий "АК"...
Кашляют двадцатые "Глоки", рвутся гранаты...
А потом все. Отключился начисто.
Когда очнулся (а очнулся на следующий день), увидел лишь трупы солдат, догорающий истерзанный пулями и осколками транспорт (последняя машина обзавелась огромной дырой от "морковки" РПГ-7) и небольшие желобки на местах разрыва гранат. Проверил пистолет и нож. Все при себе.
Осмотрелся. У солдат нападающие сперли почти все оружие, боеприпасы и оборудование. Сработали ребята толково: первую машину подорвали миной, последнюю взорвали из гранатомета и в образовавшемся заторе перебили почти всех морпехов. Походив еще немного, Миллер обнаружил следующую странность - ни одного трупа нападающих. Только следы крови. Должно быть, кто бы они ни были, своих бросать там не принято.
Поняв, что вести дальше расследование бессмысленно (если это конечно можно было назвать расследованием), Генри принялся проверять пульс у морпехов.
Капрал Тодд, который решил по-дедовски-старожиловски окунуть Генри головой в унитаз. За это Миллер сам чуть не утопил его в раковине. Труп.
Рядовой Блайнс, пользовавшийся дикой популярностью у прекрасного пола. Труп.
Рядовой Вернер, раскалывавший стукачей похлеще частных детективов. Труп.
Рядовой Кортнер. Труп.
Младший сержант Дженкинс. Труп.
Труп.
Труп.
Труп.
Жизнь теплилась только в рядовом Портере, да и он уже потерял около полулитра крови. Перевязав ему раны и зафиксировав раненые конечности, Миллер аккуратно вытащил его из машины и со словами "Пехота своих не бросает" взвалил его себе на плечи.
Неожиданно кто-то запустил фейерверк со стороны жилого района. Мозг морпеха сработал мгновенно: если есть выжившие после катастрофы, значит, вполне возможно есть связь. А значит, можно будет вызвать эвакуационный вертолет и слинять отсюда куда подальше.
Пристроив Портера поудобнее, Миллер зашагал туда, откуда пускали фейерверки.