То были последние дни засушливого лета. С рассвета зной безраздельно властвовал над жителями долины, но ночью с Шварцвальда срывались порывы прохладного ветра. Они шумели кронами вековых елей и несли с собой ароматы донника, календулы и душицы; хвою с вершин; зябкую хмарь горных озёр. Каждое живое существо чувствовало дыхание осени, неотвратимость грядущих перемен.
Серпантин, огибавший складки крутого спуска, утонул в высокой многолетней траве. Местные колею дороги использовали редко. Здесь водили свои отары пастухи, шли на промысел охотники и сельские знахари. Выше по склону не было ни деревень, ни охотничьих домиков, ни лагерей лесорубов. Дикая местность.
Но даже тут слышна звонница католического собора. Вечерня собирала под сводом храма многих добропорядочных обывателей, уменьшая количество праздных глаз на улицах Штутгарта*, а, значит, Джоан стоило поторопиться с выполнением поручения в городе.
Подвода жалобно скрипела на камнях и ухабах. Гнедая кобыла по кличке Василёк мечтательно тянула ноздрями свежий воздух, фыркала, меняла аллюр с рыси на шаг и обратно. Джоан за полгода не совладала со строптивой лошадкой, а та тащила прислужницу в город по заведенному маршруту и наслаждалась свободой вне стойла.
Над облучком в такт повозке покачивалась яркая керосиновая лампа, зазывая из тьмы на последний танец мохнатых бражников. Её свет цеплялся за камни и кустарник, и ломанные тени ползли по горным склонам, словно лапы жуткого чудища. За игрой света и тени сложно разглядеть настоящую опасность. Джоан же знала, что чудовище осталось позади, но ощущала его присутствие. В телеге с въевшейся в доски кровью; в бочке со льдом, укутанной в вонючую овчину; внутри себя, в своих помыслах.
С первой звездой она въехала в пустые предместья Штутгарта. Её путь лежал вдоль городского кладбища, мимо бедных районов, в сторону Имперского Университета. Известнейший храм науки Старого Света собрал многие видные умы, но Джоан среди них места не было. Она знала лишь здание, в котором располагались анатомические классы и прозекторская. Тучный и помпезный, трёхэтажный дом эпохи барокко стоял на отшибе, в глухом университетском парке, где в столь поздний час не было ни души.